Грэйс

Я бегу из школы так, словно за мной гонится вся команда по лакроссу. Оглядываюсь через плечо в двенадцатый раз, но Джереми и Кайла там нет. Зака тоже.

И Йена.

Я никогда не видела его таким – настолько холодным и полным ненависти. Дрожь пробегает вдоль позвоночника, я ускоряю темп. Он знает, чем я занималась со школьной камерой. Гадаю, когда Йен разболтает Заку. Зак, скорее всего, добьется моего ареста за преследование, или домогательства, или вроде того. О, мой Бог, почему все это происходит? Давление в груди нарастает, поднимается, будто расплавленная лава в вулкане. Я ничего плохого не сделала! Почему меня все время наказывают? Я потираю грудь, боль в которой стабильно усиливалась последние две недели после ударов ржавыми лезвиями, нанесенными столькими людьми. Как бы я хотела оказаться дома. Как бы хотела просто моргнуть или щелкнуть пальцами и исчезнуть с улицы, где каждый звук – угроза.

Дует холодный ветер, я плотнее укутываюсь в свою куртку. Не знаю, когда приняла решение прийти домой к папе (он до сих пор на работе), но вот я стою на пороге. Пышный зеленый газон, лепные цветочные горшки, в которых уже цветут весенние цветы, баскетбольное кольцо над гаражом – от всего этого хочется вырвать на подъездную дорожку, идеально вымощенную плиткой. Мне здесь не место. Я это знаю, но, тем не менее, я тут.

– Грэйс?

Я оборачиваюсь кругом, моя челюсть отвисает. Это мой папа, в брюках Докерс и футболке, с граблями в руках.

Не знаю, почему он дома посреди дня, но я рада, так чертовски рада. Все напряжение, все эмоции вскипают и выплескиваются из меня одиночным надрывным всхлипом.

– Папочка.

Секунду спустя я заключена в его объятия, плачу... из-за чего? Из-за всего, наверно. Я достигла переломной точки. Не могу так больше. Не могу быть стойкой.

– Милая, что случилось?

Я качаю головой, не в силах произнести ни слова, даже если бы и нашла правильные.

– Идем. Пошли в дом. – Положив руку мне на плечо, он ведет меня по дорожке, но я колеблюсь.

– Все в порядке, Грэйс. Проходи. На улице холодно.

Через несколько минут папа укутывает меня в одеяло на диване в гостиной; на столике передо мной стоит упаковка салфеток. Детали от конструкторов Лего, которые собирает Коди, разбросаны по полу рядом с игровой приставкой Кита. Фотографии мальчиков украшают стены, полки. Фотографии папы и Кристи расставлены на приставном столике.

Моих – ни одной. Я невидимка… если только дело не касается секса. Тогда я легкодоступна.   

– Теперь ты готова поговорить? – Он убирает волосы с моих глаз, мимолетно улыбнувшись.

Когда папа улыбается, я вижу, почему мама и Кристи не устояли перед ним. Как я не устояла перед Йеном.

– Парни – козлы.

Улыбка сползает с его лица.  

– Какие парни?

– Все.

Папа смеется.

– Да. Но какие в особенности?

Глубоко вздохнув, рассказываю ему все.

– Друзья Зака приставали ко мне сегодня. Команда на этой неделе посещает тренировочный лагерь по лакроссу. Я пнула одного из них за то, что он мне наговорил и дотронулся до меня. Ну, попытался дотронуться, во всяком случае.

– Умница. Как я тебя учил?

Кивнув, хватаю новую салфетку.

– Прямо в солнечное сплетение. Я в последний момент вспомнила, что он, скорее всего, в защитной раковине, поэтому, ну, знаешь, передислоцировалась. – Подавляю улыбку. – Его лицо стало таким же пунцовым, как его волосы.

Все еще обнимая меня одной рукой, папа одобрительно пожимает мое плечо.

– Пап, я не понимаю тех, кто называет меня шлюхой. Ведь шлюхам должен нравиться секс, должно нравиться спать со всем, что дышит? Будь я действительно такой, разве я не должна была стать самой популярной девушкой в школе, а не наоборот.

Приподняв руку, он похлопывает меня по голове.

– Ты этого хочешь?

– Нет, нет, я просто хочу, чтобы они оставили меня в покое. Я не понимаю, почему им нужно окружать меня, обзывать, угрожать, знаешь?

– Как они тебе угрожали? – Слышать резкий тон в его голосе приятно. Это внушает мне чувство… безопасности. Впервые за несколько недель я чувствую себя… практически хорошо.

– Друзья Зака. Джереми Линз и Кайл Морэн. Они окружили меня, словно стервятники, по очереди пытались облапать. Только я отбивалась от одного, подступал другой. Кайл сказал, что девушки вроде меня не достойны серьезных отношений. Потом Джереми сказал, что я бы хорошо смотрелась с его… – О, Боже, это мой папа. Я не могу это повторить. Не могу произнести те слова перед ним. Поэтому показываю жестом.

Папа сдавленно стонет, будто задыхается, и садится прямее.

– Почему парни думают, что это нормально?

Он долго молчит, опустив взгляд на свои руки. Они больше не обнимают меня за плечи. Сейчас они сжаты в кулаки.

– Грэйси, некоторые мальчики считают секс соревнованием. Конкурсом. Спортом. Девочки – всего лишь очки, которые нужно собрать. А некоторые девушки… – Внезапно папа хлопает ладонями по своим бедрам. – Ну. Именно так к тебе отнесся Зак.

– Папочка, он…

Он поднимает руку, чтобы перебить меня.

– Не имеет значения, что случилось на самом деле, Грэйс. Это невозможно доказать. Полиция не арестует Зака. Его не исключат из школы. Ты ничего не сможешь с ним сделать. Ты можешь только контролировать свою ответную реакцию. – Осмотрев меня, папа улыбается. – Думаю, это отличный старт. Одеваться, как полагается хорошей девочке…

Я резко поднимаю взгляд. Он действительно только что сказал это?

– Ого. Что это значит, черт возьми?

– Ну, милая, ты носишь слишком много кожаной и обтягивающей одежды с шипами, а это говорит мальчикам…

– Говорит им что? "Вот она я, мальчики, налетайте!"?

– О, я бы не так выразился.

– Как бы ты выразился? – Я откидываю одеяло, встаю, скрещиваю руки на груди. – Ты думаешь, это моя вина. Ты всерьез думаешь, что во всем виновата я, разве не так?

– Проклятье, Грэйс, ты облегчила дело! Ты была ночью в лесу, пьяная, и вырядилась как… как…

– Как шлюха.

Папины губы плотно сжимаются.

О, Боже. Я смотрю на него. Я унаследовала его глаза, его ДНК, его кровь, и он стыдится меня. Прежде чем успеваю что-нибудь сказать, входная дверь распахивается, из прихожей в комнату доносится топот маленьких ног.

– Папочка!

– Привет, пап!

Коди и Кит прыгают на своего папу…

Их папу.

Прижимаю ладонь к груди, потому что боль вернулась, на сей раз с компанией.

– Привет, Грэйс! – Мальчики набрасываются на меня следом. Я улыбаюсь через силу.

Входит Кристи, неся в руках несколько пакетов с продуктами, переводит взгляд с меня на отца. Температура в комнате падает на десять градусов.

– Ох. Я не знала, что ты заглянешь к нам в гости сегодня, Грэйс.

Загляну в гости? О, ясно. Мне нужно приглашение, чтобы прийти домой к моему отцу.  

– Кирк, почему ты не сказал мне, что Грэйс придет. Я купила продукты с расчетом только на нас. – Кристи строит фальшивую гримасу, будто говорящую: "Ох, незадача", которая на самом деле маскирует злорадное ликование: "Как жаль, какая печаль", и мне хочется придушить ее этими долбанными фальшивыми жемчугами.

– Да, Кристи, я понимаю. Я не приглашена на ужин. – Можно подумать, мне кусок в горло полезет.

– Грэйс, ничего подобного. Просто…

– Грэйс, – перебивает ее папа. – Идем. Я отвезу тебя домой.

Домой. Конечно, ладно, какая разница.

В машине папа прочищает горло.

– Извини. Кристи любит все планировать и…

– Я понимаю, пап. – В моем имени нет буквыК, поэтому, полагаю, мне не место в Клубе. Словно меня это хоть Как-то волнует.

Мы с мамой живем не очень далеко от папы и Кристи. Я могла бы дойти пешком, только ему, наверно, нужно было почувствовать себя отцом, или вроде того. Мы останавливаемся на светофоре. Судя по часам на приборной панели, еще и двух нет.  

– Почему ты дома в разгаре дня?

– Ох, у меня отпуск на этой неделе.

Я сглатываю кислоту, поднимающуюся к горлу из желудка, и просто киваю.

– Мило. Было бы куда милее, если бы я знала, что ты в отпуске. Может, мы могли бы заняться чем-нибудь вместе.

Он ерзает на сиденье.

– Мы с Кристи скоординировали наши графики так, чтобы провести эту неделю с мальчиками.   

– Ах, с мальчиками.

Папа бросает на меня взгляд и вздыхает.

– Ладно тебе, Грэйс. Сделай мне поблажку. Тебе семнадцать лет. Мальчики еще маленькие и…  

– И им не нужно проводить время с их сестрой-шлюхой.

– Проклятье, Грэйс. Так не честно. Я…

– Высади меня здесь. Я дальше сама дойду. – Сигнал сменяется на зеленый; он проезжает мимо школы.

– Грэйс…

– Слушай, я понимаю, пап, ладно? Ты хотел начать с чистого листа, – кричу я. – Извини, что "заглянула в гости", не дождавшись письменного приглашения. Просто высади меня здесь. – Отец сворачивает на Главную улицу, внезапно тормозит у тротуара и просто смотрит вперед, в то время как я подхватываю свою сумку и открываю дверцу.

Захлопнув ее за собой, слышу скрип покрышек, когда он делает резкий поворот на 180 градусов. Остаток пути преодолеваю пешком, мой гнев тлеет подобно пропитанной маслом тряпке вблизи от открытого пламени. Поверить не могу. Папа берет неделю отпуска и даже словом не обмолвится. "Эй, Грэйс, мы ведем мальчиков туда-то. Хочешь с нами?". Подумал ли он, что у меня, возможно, выдалась абсолютно отвратительная неделя, и мне бы не помешало нечто большее, чем пятиминутный разговор по телефону раз в неделю? Черт, нет. Я пинаю входную дверь, отчего та ударяется о стену прихожей. Шагаю на второй этаж, в свою комнату, бросаю сумку на кровать, моргаю, стараясь избавиться от режущего ощущения в глазах.

В доме тихо, если не считать единичных скрипов и стонов. Слишком тихо.

Поднимаю тяжелый пояс-цепь, который больше не ношу, потому что он… ну, тяжелый… крепко сжимаю его обеими руками. Проверяю мамину комнату, за всеми дверьми, даже ванну, но там никого нет.

Я одна.

Дом испускает очередной жуткий звук. Почему он делает это только тогда, когда я остаюсь одна? Почему он не стонет, не скрипит, не вздыхает, когда здесь полно людей, способных уверить меня, что серийный убийца-психопат не прячется в шка…

О, Боже. Я не осмотрела шкаф.

Медленно крадусь обратно в свою комнату, распахиваю дверцы шкафа; цепь у меня в руке задевает несколько вешалок, сбивая три пары брюк на пол.

 – Господи, я схожу с ума.

Бросив тяжелую цепь возле стола, запускаю пальцы в волосы. Всегда найдется невыполненное домашнее задание, полагаю. Или можно посмотреть телевизор и попытаться заглушить зловещие звуки закадровым смехом. Обычно в это время я бы гуляла с Мирандой и Линдси – слонялась бы по школе, фотографировала или делала покупки в торговом центре.

Тянусь к своей сумке, достаю камеру, подсоединяю шнур к ноутбуку. Одна за другой фотографии, снятые сегодня, загружаются с карты памяти на жесткий диск. Индикатор выполнения отсчитывает количество: остается двенадцать… остается одиннадцать… десять. Звук начинает напоминать шаги – тяжелые бутсы опускаются на ступеньки, ведущие на второй этаж… в мою комнату. Двенадцать ступеней – по одной на каждую фотографию.

Дом стонет; я резко разворачиваюсь на стуле, сердце бешено колотится, но тут никого нет. Еще шесть снимков остается. Подхватив цепь, спускаюсь вниз. В кухне нагребаю в руки консервы из кладовой, устанавливаю их перед дверью, проверяю, все ли замки заперты. Наверно, нож будет лучше ремня, поэтому я вытягиваю один из подставки, держу перед собой, словно меч. К тому моменту, когда возвращаюсь к себе в комнату, все снимки загружены. Сглотнув неприятный привкус, появляющийся у меня во рту всякий раз, когда вижу Зака МакМэхона, листаю фотографии и нахожу одну – ту самую. Фотографию, которая вернет мне мою жизнь обратно.