Грэйс

Многое может измениться за месяц.

За тридцать шесть дней, если быть точной.

Я все та же Грэйс? Или та, какой меня все считают, потому что была пьяна, потому что поверила ему? Надеюсь, мама права, и все действительно уляжется.

Тридцать шесть дней. Лучше не становится. Только хуже.

Единственный положительный момент: мама позволила мне взять машину сегодня, чтобы не пришлось дожидаться ее после уроков.

Каждую пятницу проходит собрание редакции школьной газеты. Несколько недель назад я была в центре событий, в центре обсуждений и… ну, веселья. Теперь меня оттеснили на периферию. Чувствую, что взгляды всех присутствующих пронизывают меня, но следую совету миссис Рейнолдс. Держу голову высоко.  

Линдси не разговаривает со мной с тех пор, как Зак опубликовал видео на Фэйсбуке. Вместо этого она дуется и просит других учеников или миссис Вейр, нашего редактора, обращаться ко мне от ее имени. Пятнадцать минут назад она пыталась заставить Алису что-то спросить у меня, на что та ответила: "Я с ней не разговариваю. Сама спрашивай". Они подошли к каждому – все пять сотрудников газеты отказались говорить со мной, пока миссис Вейр, наконец, не вскинула руки, сказав: "Грэйс! Я уверена, ты слышала просьбу уже энное количество раз. Не могла бы ты просто переслать Линдси название файла, пожалуйста?".

Я переслала, только их фиглярство от этого не прекратилось. Наоборот, усугубилось.

Сейчас Линдси стоит возле стола миссис Вейр, понурив плечи, втянув щеки. Несчастное, страдальческое выражение ее лица отражается в мониторе, демонстрирующем наше программное обеспечение для редактирования фото.  Я оборачиваюсь через плечо, приподнимаю бровь, бросая ей вызов. Она тут же опускает глаза, затем наклоняется, говорит что-то миссис Вейр. Та вздыхает, потирая виски.

– Линдси, просто скажи Грэйс, что тебе нужно воспользоваться компьютером. Я уверена, она уступит место.

Линдси качает головой, отчего ее хвост раскачивается из стороны в сторону.

В воздухе ощущается тяжелый запах карандашной стружки и клея. Миссис Вейр любит делать макеты номеров по старинке. Черновики статей, находящихся в процессе написания, висят на доске вместе с фотографиями, которые будут их сопровождать – фотографиями, снятыми мной. Сегодня нас тут шестеро. Мы работаем над весенним выпуском. Все бросают свои дела и смотрят, как Линдси молча сверлит меня взглядом. Кликом мышки открываю новое фото. На нем изображена Линдси. Я сделала этот снимок на той вечеринке. Ее лицо буквально искажается – глаза наполняются слезами, углы рта опускаются. Интересно, как бы она отреагировала, если бы эта фотография разлетелась по всему Фэйсбуку с подписью "ШЛЮХА"? Часть меня так и просит это сделать. Но я не могу.

Не могу поступить столь жестоко.

– Миссис Вейр, она вообще посторонними делами занимается, – ноет Линдси тихим, уязвленным тоном, чтобы показать всем – она просто невинная жертва в данной ситуации.  

Миссис Вейр вздыхает, подходит ко мне, никак не комментируя нелицеприятное фото, на котором Линдси танцует в лесу с бутылкой пива в руке.

– Грэйс, пожалуйста, не могла бы ты завершить свою работу, чтобы дать Линдси возможность воспользоваться компьютером?

– Конечно, миссис Вейр. – Я закрываю фото-редактор, скидываю файлы на флэшку, так как мои материалы стали таинственным образом пропадать с жесткого диска, и предлагаю Линдси свой стул. Улыбка ни на секунду не сходит с моего лица. Линдси несется в сторону двери, где на стене висит дозатор с антисептическим гелем, выдавливает немного на руки, после чего садится на мой стул. Джона Миллер и Алиса Мартин ехидно хихикают, нарезая бумагу для макетов.

Миссис Вейр молчит, а я стараюсь не отдаться фантазиям о мести.

Подхожу к доске, рассматриваю наброски. Джона и Алиса чуть ли не отбегают от меня. Я бросаю на них злобный взгляд, потому что это начинает надоедать. Достаю школьную камеру из сумки, запечатлеваю выражения их лиц, и они внезапно вспоминают про свою работу. Линдси стучит по клавишам, затем снова слышится ее нытье:

– Видите, миссис Вейр? Она даже не загрузила снимки, которые должна была сделать.

Нависая над плечом Линдси, Миссис Вейр изучает фотографии, которые я сняла во время последнего матча по лакроссу, и подзывает меня.

– Грэйс? А где фото с Заком, когда он на последней секунде перехватил пас?

– Вот здесь. – Я подхожу к ним, указываю на папку, в которую сохранила фотографии. Линдси шарахается от меня, словно от емкости с кислотой.

– Они никуда не годятся, – бормочет она из-под подмышки миссис Вейр.

Я пожимаю плечами.

– Грэйс, Линдси права. Фотографии нечеткие, и сделаны со слишком большого расстояния, чтобы использовать их в статье.

Скрещиваю руки на груди.

– Это все, что мне удалось снять.

– Она специально это сделала, – говорит Линдси. Это правда. Специально. Но не по той причине, о которой она думает.  

Миссис Вейр поворачивается к остальным ученикам.

– На сегодня хватит, можете расходиться. Ты тоже, Линдси. Спасибо за помощь.

Насмешки в их взглядах не прикроешь ладонями, как произнесенные шепотом оскорбления, сопровождающие меня каждый раз, когда прохожу мимо одноклассников. Как только дверь закрывается, миссис Вейр оборачивается ко мне. 

– Грэйс, что происходит? Ты должна была сделать фоторепортаж с матча, но судя по твоим фото, ты будто в машине сидела и пыталась снимать при помощи мощного зума.

– Это минимальное расстояние, на которое я согласна приблизиться к Заку МакМэхону.

– Грэйс, несмотря на то, что ты думаешь, будто Зак МакМэхон сделал…

– Я не думаю, будто он что-то сделал, – огрызаюсь, не давая ей закончить предложение. 

Она сжимает губы в тонкую линию и наконец-то смотрит на меня.

– Я не могу принимать стороны, Грэйс. А без доказательств, именно это я и буду делать. Факт остается фактом – тебе, как фотографу, школа доверила свою единственную камеру. Если не будешь фотографировать, отдай камеру Линдси, она сама все снимет. Выключи компьютер и запри за собой дверь, когда закончишь. – Поднявшись, миссис Вейр выходит из кабинета.

В коридоре Линдси преграждает мне путь.

– Поверить не могу, Грэйс. Ты знала, как эта статья для меня важна, и все испортила, потому что Зак с тобой расстался.

Я обхожу ее.

– Ты действительно в это веришь? Веришь, что все это из-за глупого расставания? Линдси, ты там была. Ты знаешь, что случилось. – Но она отводит глаза, ежится, поправляет свой хвост. Безнадежно. Бессмысленно пытаться переубедить ее. – Линдси, думай, что хочешь, но я не могу находиться рядом с Заком. Если тебе не нравятся фото, которые я отредактировала, тогда сделай новые сама.

Миссис Вейр далеко от нас, поэтому она не слышит следующий раунд оскорблений.

– Ты украла его у Миранды. Ты знала, что он ей нравится. А теперь врешь, потому что бесишься, ведь она нравится ему больше тебя! Шлюха. Ты бы переспала с любым, лишь бы он не позвал Миранду на свидание. Все видят, какая ты на самом деле.

Все слепы. 

– Отвали, Линдси, или тебе не поздоровится, – говорю я чересчур громко.

Именно в этот момент миссис Вейр останавливается и оборачивается.

– Грэйс, я не ослышалась, ты угрожала Линдси?

О, Боже, они что, издеваются, черт возьми?

– Миссис Вейр, вы слышали, что она мне сказала?

– Линдси, иди домой. Нам с Грэйс нужно побеседовать с мистером Джорданом. 

От ликующего выражения на ее лице у меня сдают нервы, и я злобно пинаю ногой ученический шкафчик. Миссис Вейр подходит ко мне, изучает дверцу, на которой я оставила довольно приличного размера вмятину.

– Ладно, мисс Колье. Полагаю, теперь нам определенно нужно встретиться с мистером Джорданом.

Разумеется. Почему бы и нет? Что такого, если еще один взрослый скажет мне, насколько чудесен Зак и какое ничтожество я?

Спустя пятнадцать минут сижу перед столом мистера Джордана. В его офисе пахнет кофе и Олд Спйасом. Мистер Джордан классный, но миссис Вейр каким-то образом поняла, что я сорвусь, если она оставит меня с ним наедине. Я вижу это осознание у нее в глазах. Оба преподавателя смотрят на меня с идентичным недовольством. К счастью, за прошедшую неделю я вдоволь напрактиковалась получать подобные взгляды.

Теперь у меня выработался к ним иммунитет.

– Мисс Колье, – мистер Джордан снимает очки, сжимает пальцами переносицу. – Я считаю, что вам нужно взять перерыв в работе над газетой и вернуть камеру.

Ни за что.

– Мистер Джордан, мне нужна камера для медиа-проекта по социологии. – У меня нет никакого медиа-проекта по социологии. Но они об этом не знают.

– Мне жаль, Грэйс. Ты не оставила мне другого выбора. Ты угрожала однокласснице.

Сжимаю сумку в руках. Мне нужна камера. Это моя последняя надежда.

– Я защищалась от физического нападения со стороны той же одноклассницы, мистер Джордан. Миссис Вейр в курсе, что Линдси ненавидит меня. Она ничего не предприняла, когда я подверглась оскорблениям в ее кабинете, а потом оставила нас одних.  

Мистер Джордан посылает миссис Вейр вопросительный взгляд, на что та нервно ежится. 

– Как бы то ни было, ты все равно ответственна за порчу школьного имущества.

– Может, я могу понести любое другое наказание? Остаться после уроков. Написать доклад. Мне правда очень нужна камера.  

 Мистер Джордан смотрит на миссис Вейр и пожимает плечами.

– Ну, я только что предложил другому ученику заняться уборкой личных шкафчиков на каникулах. Вы можете поработать вместе.

Чтобы сохранить камеру, я выдраю целое здание зубной щеткой.

– Хорошо, я согласна.

– Начинаешь завтра. Приходи к восьми утра и отметься у коменданта. 

– Но, мистер Джордан, завтра…

Он поднимает руку, перебивая меня.  

– Суббота. Да, Грэйс, я знаю. Шкафчиков очень много. Мы договорились?

Вздохнув, киваю, чувствуя отвращение ко всем. Правила, уставы, права… А как насчет моих прав? Заку МакМэхону место за решеткой. Мне плевать, насколько он умен, какие высокие у него оценки, как хорошо он играет в лакросс. Подхожу к двери, открываю ее.

– Мисс Колье? – оклик директора останавливает меня. Я оборачиваюсь, стараясь не испепелить его взглядом. – Я очень сожалею о случившемся. Я бы очень хотел все исправить, но не могу. Вы должны знать, что мне поступила жалоба на вас от Зака МакМэхона. Вам нужно перестать…

Мне без разницы, даже если бы Зак был наследником престола. Он все равно мерзавец. С трудом заставляю себя не хлопнуть дверью, прежде чем он успевает закончить это до ужаса унизительное предложение. По пути к машине у меня внутри все пылает от ярости. Если еще хоть один человек скажет, что мне нужно аккуратнее высказываться в адрес Зака, я не выдержу.  

Все еще кипятясь, направляюсь к ученической стоянке. Несколько школьников, встретившихся мне, опускают головы, отказываясь смотреть мне в глаза. Благодаря Заку и видео, выложенному им на Фэйсбуке, я стала школьной шлюхой, и они не хотят заразиться от меня чем-нибудь. Не важно, что я не спала ни с одним из них. Не важно, что я даже не встречалась ни с одним из них. Важно только то, что Зак сказал: Грэйс – шлюха. Следовательно, это неоспоримый факт. Я не до конца понимаю биологию микробов шлюх, но, очевидно, их можно подцепить, поговорив со мной, так что все этого избегают. Слышу свисток тренера, возгласы и радостные выкрики парней с поля и стараюсь не поморщиться. На стоянке практически пусто. Моя машина… поправка: машина моей матери… стоит в гордом одиночестве. Похоже, даже от нее можно получить потаскушечьи вши.

Я замедляюсь, присматриваясь к машине.

О, Боже.          

Солнечные лучи как-то странно отражаются от дверей. Поверхность кажется матовой. Наклоняю голову, подхожу ближе и вижу. Кто-то содрал бежевую краску ключом, написав двадцатисантиметровыми буквами два слова: ЛЖИВАЯ ШЛЮХА.  

Это дело рук Линдси? Господи. Адреналин, гулявший в крови из-за ярости на миссис Вейр и мистера Джордана, улетучивается, мои плечи поникают. Я открываю дверцу, бросаю вещи в салон, завожу мотор.

Ничего не происходит.

– Нет. Нет, нет, нет, – повторяю, словно мантру, снова поворачивая ключ. Ничего. Ни звука. Достаю сотовый, звоню маме.

– Привет, мам. У меня проблема.

– Паническая атака? – Ее голос звучит утомленно.  

– Машина не заводится.

Слышится громкий вздох.

– Ты пытаешься завести, но она глохнет?

– Нет, вообще никакой реакции.

– Похоже, аккумулятор сел. Я позвоню твоему отцу, чтобы он тебя забрал.

– Отлично. Эмм. Спасибо.

Она не отвечает. Просто кладет трубку.

Смотрю на телефон около минуты, после чего роняю голову на руль.

Проходит десять минут. Двадцать. Я слышу смех, громкий и безудержный. Глядя в боковое зеркало, наблюдаю, как Зак МакМэхон идет к своему черному Мустангу с Джереми Линцом. Две девушки из танцевального коллектива уже ждут возле машины. Опускаюсь ниже, запираю дверцы. Двигатель Мустанга оживает, и Зак покидает стоянку, скрипнув покрышками. Я провожаю их взглядом, пока они не скрываются из виду.

Я не боюсь. Я не боюсь. Он трус, бесхребетный трус, который врет, не прекращая улыбаться. Я знаю, что он из себя представляет. Я знаю правду, и я не боюсь. Закрыв глаза, снова и снова повторяю эту фразу.

Не помогает.

Сколько ни говори, все равно не могу унять дрожь в теле при виде Зака. Когда слышу его голос. Или чую запах его геля для душа.   

Через сорок минут на стоянку въезжает минивэн. Я вздыхаю с облегчением. Это мой папа. Но, когда он выходит из машины, от выражения его лица мои внутренности опять завязываются в узел. Он стучит в окно, жестом просит опустить стекло.

– Ты в порядке? Что случилось?

– Не заводится.

– Я думал… – Папа прижимает руку к груди. – Ладно, дай мне взглянуть. – Он в спортивных штанах и футболке-поло, украшенной логотипом команды. Точно. Забыла, что он теперь тренер. Выхожу из машины, чтобы мы могли поменяться местами. Отец осматривает меня с ног до головы с напряженной гримасой. – Твоя мать позволила тебе так одеться в школу?

Я смотрю на свой наряд. Леггинсы, сапоги, юбка, браслеты с шипами.

– А что не так?

Он качает головой, однако я замечаю, что его взгляд прикован к надписи на машине.

– Боже, Грэйс, ты выглядишь как фанатка какой-то рок-группы.

Занятно. Все прикрыто, но я по-прежнему шлюха.

– Ты это видишь? – Папа указывает на угробленную краску. – Неужели ты не понимаешь, что сама превращаешь себя в цель?    

Я одеваюсь в таком стиле с девятого класса. Скрестив руки на груди, сердито смотрю на него, никак не комментируя этот бред. Я стала целью нападок по одной единственной причине – Зак сделал меня таковой.  

Отец качает головой, садится за руль и поворачивает ключ в замке зажигания. У него тоже ничего не получается. Он пробует переключиться на нейтральную передачу – опять ничего. В итоге папа открывает капот. Пока он возится там, женский голос жалуется:

– Кирк! Мы опоздаем.

Перевожу взгляд на минивэн. Отлично, он привез всю семью. Четыре К. Раздраженная Кристи сидит на пассажирском сиденье. Кит и Коди сидят сзади. Мальчики машут мне, я машу в ответ. Услышав нецензурный возглас отца, резко оборачиваюсь, чтобы узнать, в чем дело.  

– Твой аккумулятор не сел. Его нет. Кто-то вытащил его из машины. Господи, Грэйс. – Снова маты. – Садись. Я подвезу тебя домой.

Ого.

– Ты уверен? Не хотела бы вас обременять, а то еще на бейсбол опоздаете.

– Футбол, Грэйс. Мы успеем, если выедем сейчас.

Ладно. Открываю раздвижную дверь минивэна, сажусь рядом с Китом и Коди, игнорируя громкий вздох Кристи. Она откидывает волосы назад, и я улавливаю запах клубники. Мне хочется зажать нос пальцами, но это будет откровенной грубостью.             

– Мы должны быть на поле через двадцать минут, – напоминает Кристи папе, цедя слова сквозь сжатые зубы.

– Я не оставлю ее тут одну, Кристи.

Она отворачивается, смотрит в пассажирское окно.

– Привет, Грэйс! Посмотри, что у меня есть! – Коди показывает мне фигурку героя комикса, которого я не узнаю. Я беру ее, изучаю, делаю вид, будто впечатлена.

– Вау, он крутой. Что он умеет делать?

– Это Капитан Америка. Он борется с плохими парнями, спасает людей и работает с Железным Человеком.

Железного Человека я знаю.  

– Железный Человек классный. Он у тебя тоже есть?

Коди качает своей белокурой головой. Этот ген достался ему от Кристи.

– Нет. Может, мне подарят его на день рождения.

Идеально. Я еще не купила ему подарок, поэтому теперь у меня появилась идея. Для Коди устраивают большую вечеринку в конце месяца. Папа и Кристи наняли мини-зоопарк, к ним домой привезут настоящих животных в клетках. Коди уже несколько недель не умолкает об этом.  

– Грэйс, ты могла бы поздороваться со свой мачехой. – Отец хмуро смотрит на меня через зеркало заднего вида.

Она тоже могла бы со мной поздороваться, вместо того чтобы пялиться вперед, поджав губы так, словно у нее лимон во рту.  

– Привет, мачеха. – Я машу рукой с показным энтузиазмом.

Мальчики смеются. Кристи хмурится, глядя на меня в боковое зеркало. Дважды в яблочко.

– Грэйс, ты останешься посмотреть наш футбольный матч? Я хорошо играю. Папа так говорит, а он тренер. – Глаза Коди, такие же сребристо-голубые, как у меня – как у нашего отца – радостно сияют.

– А я лучше играю, – возражает Кит. Он также похож на Кристи – белокурый, голубоглазый.  

Забавно. Зак тоже блондин с голубыми глазами. Видимо, мне не очень везет на людей с подобными чертами. Я отбрасываю эту мысль и смеюсь.

– Я бы с удовольствием…

– Грэйс занята, чемпион. Как-нибудь в другой раз, – папа перебивает меня, прежде чем я успеваю что-либо пообещать. Жаль, я бы пошла. Я обожаю этих мальчишек. У меня есть претензии только к их родителям. Вообще-то, это у их родителей есть ко мне претензии. Интересно, где они играют? Может, я заявлюсь без приглашения однажды. Бьюсь об заклад, Кристи будет в восторге. Мальчики болтают друг с другом на всем пути до моего дома. Папа въезжает на подъездную дорожку, нажимает кнопку автоматического открытия двери, еще толком не остановившись.   

– Мы на месте. Попрощайтесь, мальчики!

– Спасибо. Что насчет моей машины?

– Тебе нужен новый аккумулятор. Я найду его после игры и установлю, ключ оставлю под ковриком.

Улыбаюсь благодарно. Кристи раздраженно хмыкает.  

– Пока, Грэйс! Увидимся на моей вечеринке!

– Меня даже Капитан Америка не остановит, – обещаю, прежде чем Кристи успеет открыть рот.

Закидываю ручку сумки на плечо, подхожу к парадной двери, представляя, какая дискуссия развернется позже между ними из-за меня. Скверная часть моей души надеется, что она пройдет так же, как прошлая инициированная мной "дискуссия". "Папа облизал губы Кристи", – сказала я, когда мы ехали домой после моего первого… и последнего… танцевального конкурса. Мне просто было любопытно, ощущался ли у нее на губах вкус клубники, которой она всегда пахла. Я не знала, что это серьезное дело. Той ночью родители громко ругались. Папа съехал от нас на следующий день. Я не видела его почти две недели после этого.  

Люди обожают Кристи (все, кроме моей мамы). С ее кардиганами, жемчугами, идеально гладкими белокурыми волосами, никто не может поверить, что она соблазнила женатого мужчину и намеренно забеременела. Зака тоже обожают. С его белокурыми волосами, ясными голубыми глазами, талантом к лакроссу, никто не может поверить, что он изнасиловал меня. И есть я. С необузданными темными волосами, сапогами, юбками, шипованными браслетами. Очевидно, что я – анти-Крист, выдвигающий ложные обвинения в изнасиловании, чтобы поквитаться с парнем, якобы бросившим меня. В это все могут поверить.

Люди – идиоты.     

Открываю дверь, выкрикиваю:

– Мам? Я дома.

Она стоит у окна, поджав губы. По глазам видно, что мама до сих пор ощущает его предательство, хотя прошло уже столько лет.

– Где машина?     

– Ох. Извини. Не знала, что ты тут. Машина осталась в школе.

Провожая взглядом минивэн, она качает головой.

– И как Кристи отреагировала на то, что они были вынуждены тебе помочь? – спрашивает мама с ухмылкой.   

Переминаясь с ноги на ногу, отвожу взгляд.

– Она не обрадовалась.  

Мама кивает удовлетворенно. В последнее время она злится на папу и Кристи сильнее обычного. Я знаю, она винит его за то, что случилось со мной на той вечеринке. И это в своем роде забавно, потому что он винит ее.   

– Боже, ты так на него похожа, – шепчет мама. В ее тоне одновременно слышится уныние, тоска и гордость. Не могу видеть, как ей больно, поэтому бегу к себе в комнату, где меня ждет том "Укрощения строптивой". Я пытаюсь не вспоминать женщину, которая раньше кружила меня по гостиной, когда по радио звучала ее любимая песня. У нее самый лучший смех. Громкий, заразительный, искренний смех. Иногда по ночам, лежа в кровати, я слышала, как она хихикала с моим отцом, и сама начинала смеяться. Я понятия не имела, что ее веселило, но с ней так было всегда. Если она смеялась, окружающие делали то же самое.

Больше мама не хихикает. Не знаю, виновата ли в этом моя мачеха (еще одна жертва Катастрофы по имени Кристи) или я.