Йен
– Эй, малыш.
Приоткрываю один глаз, не прижатый к подушке, вижу свою улыбающуюся сестру и испускаю стон.
– Уйди, Вал. И перестань меня так называть. – Перевернувшись на другой бок, спиной к ней, проваливаюсь обратно в сон.
Валери запрыгивает на мою кровать, едва не сломав мне лодыжку. Я спихиваю ее.
– Ай, Йен! Ну же, вставай, иначе Тысячелетнему Соколу не поздоровится.
Снова приоткрываю глаз, смотрю, как она изучает модели, которые я храню на полке над столом. Обдумываю ее угрозу пару мгновений. Ох, Вал сделает это без зазрения совести. Но я изначально не был доволен этой моделью, поэтому закрываю глаз и вздыхаю.
– Йен, Бога ради, вставай! Ты просил меня разбудить тебя пораньше сегодня.
Точно. Просил. Я переворачиваюсь на спину.
– Ох, черт, малыш. Мировых запасов ополаскивателя для рта не хватит, чтобы справиться с твоим утренним дыханием.
Да ну, правда? Улыбнувшись, сажусь и говорю "Привет!" прямо ей в лицо. Ее кожа приобретает занятный зеленоватый оттенок, и Вал выбегает из комнаты.
– О, Боже. Ванная. Меня сейчас стошнит. Вставай! Если опоздаешь, папа убьет нас обоих.
Она права. Только моя кровать такая удобная, а еще несколько минут ничего не изменят…
– Йен! Поднимай свою задницу.
– Я встал! Я встал. Хорошо. Да. – Я резко подскакиваю, мои глаза округляются, словно блюдца, сердце колотится.
Папа стягивает с меня одеяло.
– Чтобы был внизу через пять минут. Ты должен был проснуться двадцать минут назад. И, Бога ради, сделай что-нибудь со своей комнатой. За такое нужно уголовно наказывать. – Он взмахивает рукой, указывая на гору грязного белья, затем награждает меня злобным взглядом.
Я поднимаюсь на ноги, но из-за приступа головокружения падаю обратно на кровать.
– Йен? – голос отца смягчается. – Что такое? – Он прижимает ладонь к моему лбу.
– Голова немного кружится. Уже все нормально. – Я опять пытаюсь подняться, на сей раз успешно.
– Посмотри сюда. – Папа разворачивает меня лицом к себе, смотрит мне в глаза. – Ты бледный. Голова болит?
– Нет, не особо. Просто мне нужно окончательно проснуться, и все будет в порядке.
– Ладно. Жду тебя внизу. – Он умудряется натянуто улыбнуться, после чего выходит из комнаты. Я целую минуту смотрю на закрывшуюся за ним дверь, гадая, кто, черт возьми, вселился в моего отца.
Десять минут спустя волочу ноги в кухню, накладываю себе порцию хлопьев, оставляю дозу обезболивающего напоследок. Подняв голову, замечаю, что за мной следят четыре пары глаз.
– Йен, отец сказал, что у тебя кружилась голова? – Мама, укутанная в пушистый банный халат, держит в руках огромную чашку кофе. Ее волосы до сих пор растрепаны после сна. Точно. Сегодня суббота. У нее выходной. Валери одета в спортивный костюм, ее темные волосы собраны в хвост, а Клаудия в пижаме с узорами из огромных красных губ.
Беру газету, лежащую на столе.
– Я в порядке. Просто голова немного побаливает.
– Я хочу, чтобы ты сегодня не перенапрягался. Эти шкафчики и завтра никуда не денутся.
– С ним все в порядке, Мэри. – Папа взмахивает рукой. – Ты готов?
Я замираю, не успев поднести ложку ко рту.
– К чему?
– Я тебя отвезу.
– Я сам могу доехать.
– Мог бы… если бы я доверил тебе машину. Чего я делать не собираюсь. Поэтому сам тебя отвезу.
Нет смысла спорить. Я проглатываю еще несколько ложек хлопьев, перелистываю несколько страниц газеты, затем следую за ним. Мы оба молчим по пути в школу. Приятная перемена после лекций, так что я не возражаю.
– Позвони мне, когда соберешься домой.
Кивнув, открываю дверь. Прежде чем успеваю двинуться, папа хватает меня за руку.
– Йен, звони, если опять почувствуешь головокружение. Понял?
– Ага, хорошо.
Он улыбается. Это настоящая улыбка. Не такая, будто у него запор, и не саркастичная.
– Йен, я горжусь тобой, потому что ты выбрал тяжелую работу, лишь бы не подвести своих товарищей по команде.
Я ерзаю на месте, отвожу взгляд.
– Эмм. Спасибо.
– Йен?
Оборачиваюсь, жду.
– Ты не знаешь, куда делась наша фотокамера? Хорошая? Для которой фотопленка нужна?
Я качаю головой.
– Понятия не имею.
Поджав губы, папа тоже качает головой.
– Я точно знаю, что она у нас есть.
Вылезаю из машины, смотрю ему вслед. Странно. Очень странно.
Спустя пятнадцать минут стою в главном коридоре на втором этаже, с отвращением глядя на тележку с принадлежностями для уборки.
– Выбрасывай в мусорный бак все вещи, которые ученики оставили в шкафчиках, – инструктирует меня уборщик Боб.
– Книги тоже?
– Кроме учебников. Их складывай сюда. – Он указывает на пустую полку под тележкой. – Освободив шкафчик, тщательно его дезинфицируй. Мы же не хотим спровоцировать какую-нибудь эпидемию.
Мои глаза округляются, завтрак едва не подступает к горлу.
– Ага. Понял.
Боб смотрит на свои наручные часы. Люди до сих пор носят эти штуки?
– Твой партнер опаздывает. Мне нужно сообщить об этом мистеру Джордану. – Он вздыхает, качая головой.
Я ковыряюсь в одном из шкафчиков, когда скрип подошв по линолеуму привлекает мое внимание.
– О, а вот и она, – констатирует факт Боб.
Ох, черт. Это Грэйс Колье. Вздохнув, задаюсь вопросом – чем, черт побери, я так разозлил Вселенную.
Заметив меня, она резко останавливается посреди коридора. Одна ее нога подергивается, словно Грэйс танцует, только я не вижу наушников, а эти причудливые серебряные глаза смотрят на меня так, будто я держу кнут и цепи. По крайней мере, сегодня она без своей подводки Клеопатры или черных губ.
– Ты – Грэйс? – спрашивает Боб, на что она кивает. – Ты опоздала. Мне придется доложить об этом мистеру Джордану.
Грэйс пожимает плечами, однако ничего не отвечает, даже не извиняется. Она снимает тяжелый на вид рюкзак и ставит его у стены. Пока Боб, вручив ей универсальный ключ, читает тот же самый урок по правилам чистки шкафчиков, который только что прочитал мне, я разглядываю ее. Она выглядит иначе. Обычно Грэйс носит много черной кожи, прям как какая-то байкерша. Но сегодня единственная привычная вещь на ней – кольцо в ноздре. Она собрала свои пышные волосы в хвост, надела спортивные штаны и просторную футболку, то и дело соскальзывающую с плеча. Напоминает мне о вчерашних девчонках из танцевального коллектива. Интересно, повезло ли Заку с обеими. Я сдерживаю ухмылку. Не удивлюсь, если повезло.
– Йен? Есть вопросы?
Боб похлопывает меня по плечу, отвлекая от размышлений о делах Зака. Грэйс смотрит на меня с отвращением. Я качаю головой.
– Ладно. Я отомкнул для вас туалеты на этом этаже. Можете сделать часовой перерыв на обед. На этом все. Чтобы вернуться в здание, воспользуйтесь ближайшей к игровому полю дверью. Я приду проверить вашу работу в районе четырех часов.
Грэйс натягивает резиновые перчатки, поправляет футболку и открывает шкафчик, расположенный рядом с тем, который мою я. Боб ее останавливает.
– Почему бы тебе не начать с другой стороны?
– Нет.
– Извини?
– Я сказала "нет".
Он хмурится поначалу, но в итоге пожимает плечами.
– Ладно. Хорошо.
Боб удаляется по коридору, а я возвращаюсь к работе, опрыскиваю шкафчик дезинфектантом и жду. Спрей пахнет апельсинами. Используя универсальный ключ, открываю следующий шкафчик, опрыскиваю его, затем возвращаюсь к первому, вытираю, скребу, промываю.
Во втором шкафчике нахожу кусок таинственной липкой, смолоподобной гадости, которая когда-то, берусь предположить, была жвачкой. Беру скребок с тележки, атакую эту гадость, бормоча ругательства себе под нос. Краем глаза вижу, как Грэйс передвигается на два шкафчика вправо от меня. Она опрыскивает один изнутри, но не может дотянуться до верха. Без своих байкерских сапог Грэйс стала гораздо ниже меня ростом. Никогда не замечал этого. Она ставит ногу на дно нижнего шкафчика, подтягивается, только все равно не достает.
– Давай вытру. – Протянув руку, чтобы стереть спрей с верхней полки, улавливаю ее запах. Сирень. Любимый цветок моей мамы. Оборачиваюсь к Грэйс, улыбаясь, но она стоит в метре от меня и смотрит так, словно я – бешеный пес с пеной у пасти. – Ох, эмм. Извини. Я просто пытался, эээ, помочь, наверно. – Поднимаю руки. Черт, что с ней такое? Хотя, знаете? Мне, вообще-то, плевать. Я возвращаюсь к своему шкафчику, предоставляя ее самой себе.
Проходят часы, пока мы работаем, по два шкафчика за раз, перескакиваем друг через друга, продвигаясь дальше по коридору. К 11:00 моя голова раскалывается, в горле дерет от дезинфектанта. Я снимаю перчатки, швыряю чистящие принадлежности в тележку, иду к туалету, который Боб оставил открытым. Умываюсь холодной водой. Это помогает. Когда возвращаюсь обратно, Грэйс нигде не видно. Я пожимаю плечами. Наверно, тоже в туалет пошла. Вычищаю два шкафчика, потом четыре, но она так и не появляется.
Рюкзак, который она оставила у стены утром, исчез. Если Грэйс сбежала, я на нее пожалуюсь. Возвращаясь к работе, открываю следующий шкафчик и обнаруживаю, что он полон. Громко матерюсь. Так приятно слышать эхо, разнесшееся по пустому коридору. Я делаю это снова. Начинаю доставать книги – учебники на полку, личные вещи – в мусорный бак. Затем вижу имя хозяйки, написанное размашистым, закругленным почерком: Даниэль Харрисон.
Мы с Даниэль вместе ходим на математику. Она не появлялась в школе всю неделю. Слышал, у нее ветрянка.
Ах, черт.
Достаю ее вещи из мусорного бака. Я не могу их выбросить, зная, кому они принадлежат. Наверно, хреново болеть на весенних каникулах – даже хреновей, чем чистить личные шкафчики. Складываю книги, тетради и прочую мелочь на край тележки, потом обрабатываю шкафчик. Дезинфектант полагается оставлять на несколько минут. Когда передвигаюсь к следующему шкафчику, задеваю тележку, и все барахло Даниэль падает на пол. Я даже не утруждаюсь руганью. Это не так уж и весело, когда никто тебя не слышит. Приседаю на корточки, собираю вещи.
Именно в этот момент приступ головокружения практически отправляет меня в нокаут. Хватаюсь за голову, падаю на колени, жду, пока мир не прекратит вращаться. Благодаря тому, что закрываю глаза, меня не выворачивает наизнанку на чистый пол. Мое тело убеждено, будто оно движется на высокой скорости. Дерьмо, это еще хуже, чем карусели в парке аттракционов.
– Ты в порядке?
Я медленно открываю глаза, с облегчением отмечая, что школа перестала раскачиваться. Грэйс стоит примерно в полутора метрах от меня, приподняв брови.
Опять зажмуриваюсь.
– Голова болит. И кружится.
Слышу звук раскрываемой молнии.
– На.
Когда открываю глаза, Грэйс протягивает мне маленький пузырек с обезболивающим. Я беру его с благодарностью, достаю две капсулы и проглатываю, не запивая.
– Спасибо.
Ползу к ряду шкафчиков, прислоняюсь к ним спиной, вытягиваю ноги, массирую пальцами виски. Слышится шелест целлофана.
– Держи. Поешь. А то ты выглядишь неважно. – Грэйс предлагает мне половину сэндвича.
Я моргаю, уставившись на нее, и гадаю, в чем подвох.
Она перемещает вес на одну ногу, склоняет голову набок.
– Ради всего святого, там нет вшей.
Смех вырывается из груди против моей воли. У Грэйс невероятно сексуальный голос. Не визгливый и ноющий, как у подавляющего большинства знакомых мне девушек. Он… ну, он мягкий, но четкий. Проклятье, я уверен только в одном – мне хочется поддерживать разговор, лишь бы слышать ее голос.
– Вши? Ты этот сэндвич во втором классе сделала или типа того? – Я забираю половинку из ее руки, откусываю, и… О, Боже! Я ожидал какую-нибудь девчачью еду – запеченные овощи, ростки люцерны или прочую подобную фигню, но сэндвич оказался с ростбифом, сыром чеддер, и приправлен майонезом. Не сдерживаю стон, потому что вкус восхитительный. – Очень вкусно. – Я вытираю рот рукой.
– Вкусно для сэндвича, сделанного во втором классе, или вкусно в целом?
Возможно, мне кажется, но на долю секунды на губах Грэйс Колье играет едва уловимая улыбка.
– Просто вкусно, и точка. Спасибо. – Я откусываю еще.
– Ага. – Она пожимает плечами. – Не за что. – Спустя минуту Грэйс садится на пол напротив меня, кусает свою половину сэндвича и начинает собирать вещи Даниэль, которые я рассыпал.
– Чем ты заработала кару в виде уборки шкафчиков? – интересуюсь я.
– Пнула один. Осталась вмятина. Пришлось согласиться на это или отдать камеру, одолженную у школы.
– Для чего тебе камера?
– Эм, для заявки на стажировку.
– С кем?
– С журналом "СитиСкэйп".
Я киваю. Мама выписывает этот журнал. Он большой, выходит раз в месяц, с глянцевыми фотографиями и дерзкими статьями. Мне с легкостью представляется Грэйс в их штате.
– Писать или фотографировать хочешь?
Она пожимает плечами.
– Что доверят. – Грэйс снова откусывает сэндвич.
– Значит, эмм, ты не немая. – Я проглатываю последний кусок.
Она фыркает.
– Многим хотелось бы, чтобы я была немой. – Она поднимает стопку тетрадей Даниэль и кидает их в мусорный бак.
Моя улыбка меркнет. Господи, что со мной не так? Сижу здесь, делю сэндвич с девчонкой, которая практически сломала жизнь моему другу. Сминаю целлофановую упаковку, бросаю ее в мусор, после чего стираю дезинфектант со шкафчика Даниэль. Грэйс поднимается, отряхивает пыль со своей великолепной задницы и отходит на четыре или пять шкафчиков дальше от меня. Я отрываю взгляд от ее анатомических достоинств и лезу в бак, чтобы достать все, что она выбросила.
– Я думала, мы должны выкидывать то, что найдем?
– Должны. Но это шкафчик Даниэль Харрисон. Ты ее знаешь?
Грэйс отрицательно качает головой.
– Она болеет, у нее ветряка. Поэтому ее вещи остались здесь. Я не буду их выбрасывать.
Посмотрев на меня как-то странно, Грэйс опрыскивает очередной шкафчик. Мы не разговариваем до конца дня.