Грэйс

Утро понедельника.

Опять.

Дни перетекают один в другой – словно вода по водостоку.

Заставляю себя встать с кровати. Я не тороплюсь в школу, отбывать свой добровольный приговор. Не тороплюсь встретиться с Йеном. Я думала, тяжело видеть то выражение на лицах друзей. И моих родителей.

Но увидеть его на лице Йена? О, Боже, меня будто кулаком в живот ударили. Он был там! Он видел меня, отвез в больницу, когда я проснулась с кровотечением и чувством тошноты. Как мог Йен поверить, что все произошло по взаимному согласию? Ответ маячит на задворках сознания, но я отказываюсь выпустить его на волю. Я знаю, что он дружит и играет с Заком в одной команде. Знаю про их маленький мальчишеский кодекс, "братаны важнее девок" и все такое. Я это знаю, и все же…

Останавливаю тайфун мыслей, результатом которого станет лишь опустошение мной коробки бумажных платков, расправляю плечи, поднимаю голову выше. Я не буду прятаться. Не отступлю. И черта с два покажу Йену Расселу, как сильно он меня обидел.

Достаю дерьмовую одежду из шкафа. Футболку, удобные спортивные штаны – все черное. Смотрю на свою любимую пару сапог. Как бы мне хотелось их надеть, только я не уверена, что они устоят перед высокоэффективными чистящими средствами, которые мне приходится использовать.

"Невеста" постоянно предлагает отправиться за покупками в магазины, где продают кардиганы 2-в-1 и развевающиеся юбки, потому что папа ненавидит мой стиль одежды, а она хочет показать, насколько хорошо ко мне относится. Кристи не в курсе, но подобные вещи могли бы мне понравиться, если бы ее не было на горизонте. Папа оказался неспособен удержать кое-что в штанах, поэтому теперь она тоже семья. Но это не значит, что мне должна нравиться сложившаяся ситуация или сама Кристи.

Вместо любимых кожаных нарукавников надеваю браслеты с шипами. Наношу на волосы разглаживающую сыворотку (не сказать, что она помогает, но так локоны, по крайней мере, не напоминают наждачную бумагу на ощупь), оставляю их распущенными. Делаю макияж обычным образом. Глядя в зеркало, чувствую себя лучше, потому что выгляжу привычно. Десять минут спустя, упаковав еду и камеру в сумку, я готова отправиться в путь.

– Мам? – Нахожу ее в подвале. Она перекладывает вещи в сушилку. – Ты меня в школу отвезешь?

Мама смотрит на меня, потом на часы.

– Да, я как раз на работу ехать собиралась. – Она не комментирует мою одежду.

– Ты сегодня не бегала?

Широко улыбнувшись, мама отвечает:

– Уже пробежала четыре мили.

Боже. Она всегда зовет меня с собой на пробежки, однако я твердо убеждена: если бы Бог создал человека, точнее женщину, с расчетом на бег, он бы существенно уменьшил размер груди и перенес большую часть этой амортизирующей прокладки на стопы. Без обид.

Мы садимся в машину и едем в школу. По радио крутят тяжелый рок, который нравится мне, а маме противен.

– Во сколько я должна тебя забрать?

– Мы заканчиваем в четыре.

Она морщится.

– У меня рабочий день до пяти. Тебя друзья подвезти не смогут?

– Конечно, если бы они у меня были. – Я закатываю глаза. Линдси и Миранда до сих пор со мной не разговаривают.

– Все еще злишься?

Вздохнув, скрещиваю руки.

– Злюсь не я, а они.

Мама сворачивает на парковку, плотно сжав губы.

– Ты пробовала извиниться?

Я слегка поворачиваю голову, достаточно, чтобы сердито глянуть на нее.

– На меня напали, мам. По-твоему, извиняться должна я?

Она громко вздыхает, качает головой.

– Нет, конечно. Но ты все-таки напилась и флиртовала с мальчиком, который нравится Миранде, прямо у нее перед носом. Стоит извиниться хотя бы за это, потому что, видит Бог, тебе бы не помешал друг сейчас.

– Нет, мам. Я напилась и отказала мальчику, который нравится Миранде. Только он не принял отказ, разве не так? – Я выскакиваю из машины практически на ходу и захлопываю за собой дверцу, лишая ее шанса ответить.

Сжав кулаки, шагаю с каменным лицом по главному коридору, где царит блаженная прохлада, в то время как на улице солнечно и тепло. Йен уже на месте. Услышав звук шагов, он смотрит в мою сторону. Заинтересованность мелькает в его глазах при виде меня. А затем он словно вспоминает, что не должен интересоваться мной.

– Привет, – говорит Йен, дернув подбородком.

Я не удосуживаюсь ответить. Кладу сумку на нижнюю полку тележки, подхватываю пару резиновых перчаток, натягиваю их. Йен наблюдает за мной, только я на него не смотрю. Мне не нужно смотреть. И без того знаю, как волосы спадают в его темные глаза, как он прикусывает внутреннюю поверхность щеки, когда о чем-то глубоко задумывается. Знаю, что у него на левой руке есть маленький ровный шрам – будто от пореза ножом или другим острым предметом. А если встану перед ним, практически вплотную, то его губы будут расположены прямо напротив моего лба. О, Боже, каково будет ощутить эти губы, если он поцелует меня в лоб?  

Я резко захлопываю дверцу только что вымытого шкафчика, представляя, что она угождает Йену в лицо.

– Неудачный день?

Он разговаривает! Намеренно расправляю плечи, медленно оборачиваюсь к нему. Благодаря кроссовкам, мой рост в данный момент идеален для сценария с поцелуем в лоб. Я силой прогоняю эту мысль из своей головы.

– Обычный день. Ни хороший. Ни плохой. Просто очередной день, посвященный уборке шкафчиков.

Губы Йена изгибаются в ухмылке; он поднимает обе руки, словно принимая поражение.

– Ладно-ладно. Только не покусай меня. Я просто пытался завести беседу.

– Ох, беседу, да неужели? Серьезно? – Выпятив бедро, упираю руку в бок, другой жестикулирую, предлагая ему продолжить. – И как там они происходят?

– Эмм, я говорю что-нибудь, ты отвечаешь.

– Точно, точно. Не так, как в субботу, когда ты заткнулся и повернулся ко мне спиной. Боюсь сообщить столь прискорбную весть, но я никуда не денусь. Смирись с этим, мать твою.

Вместо того чтобы закатить глаза, показать мне средний палец или просто отойти в сторону, Йен делает нечто совершенно неожиданное.

Он улыбается.

И это настоящая улыбка, а не наглая ухмылочка, которой члены команды по лакроссу обучаются в первый же день тренировок. Настоящая улыбка, обнажающая идеально ровные зубы. Правда, один немного темнее других. Интересно, почему?

Я настолько ослеплена его улыбкой, что едва не упускаю из виду шаг, сделанный Йеном мне навстречу. Он стоит передо мной – то есть, прямо передо мной. Приходится насильно отвести взгляд от его рта, теперь отделенного от моего лба всего несколькими сантиметрами пространства. Еще секунда, и я зарыдаю. Или, может, вспыхну пламенем. Не уверена. Йен склоняется немного, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и я вновь могу дышать.

– Я это заслужил, да? Послушай, я налажал, и мне жаль. Это… ну, да. – Он отступает на шаг назад, проводит рукой по волосам, пытаясь подобрать слова. – Зак мой друг, Грэйс. Извини.

– Извинить за то, что он твой друг?

Он раздраженно стонет.

– Нет, извини, что я ранил твои чувства.

Я выпрямляюсь.

– Мои чувства и я в полном порядке.

– Как и все остальное.

Йен действительно это сказал? Он произнес эти слова так тихо, почти шепотом, но я точно их услышала. Пристально смотрю на него с отвисшей челюстью, жду чего-то, чего угодно, еще хоть крупицу, однако Йен просто кивает один раз и тянется за перчатками.  

Очевидно, часть нашего дня, отведенная под вопросы и ответы, закончена.

Мы обрабатываем шкафчики группами, по шесть на каждого. Сначала опрыскиваем все, даем чистящему средству одолеть грязь и мерзость, оставленную девятиклассниками внутри, стараясь при этом не дышать. Добравшись до шестого шкафчика, возвращаемся к первому и начинаем драить. Повторяем, повторяем… и повторяем. Я окидываю взглядом длинный коридор, вдоль которого протянулись два ряда шкафчиков, спрашивая про себя – подойдет ли эта неделя к концу когда-нибудь?

К тому времени, когда я вычищаю свой двадцатый шкафчик (да-да, я считаю), Йен начинает отставать.

Я не сбавляю темпа.

Продолжаю тереть и опрыскивать, тереть и опрыскивать. Я молодец. После очередных двадцати шкафчиков поднимаю глаза. Йен идет прочь по коридору, его длинные ноги беззвучно преодолевают метры по вощеному линолеуму. Минуту спустя слышу, как дверь мужского туалета открывается со скрипом, потом захлопывается.

Поджав губы, раздумываю секунды три, после чего направляюсь к игровому полю со своей сумкой. Если Йен что-нибудь скажет по поводу моего отсутствия, я совру, что ходила перекусить. Едва открываю дверь, и в животе завязывается узел. Заставляю свое тело двигаться вперед, повторяя субботний маршрут, чтобы никто меня не застукал.

Бросив взгляд на поле, рычу вслух. Ничего не получится. Тренер Брилл заставил парней заняться упражнениями, выполняемыми в паре. Слишком много наблюдателей сидит или стоит на боковых линиях. Тяжкий груз начинает кружиться внутри, от тошноты во рту остается кислый привкус. У меня есть миссия. Я не могу ее провалить. Кроме этого мне ничего не остается. Я не могу потерпеть поражение.

Пока стою, кусая большой палец в попытке придумать план действий, Зак МакМэхон оборачивается, без малого меня не заметив, только я успеваю спрятаться за кустом. Наблюдаю еще минуту, но в итоге сдаюсь. Матерясь, спешу обратно в здание школы, в свой коридор, где пары дезинфектанта практически видны невооруженным глазом.  

Йен до сих пор не вернулся. Звук моих шагов разносится эхом по пустынному помещению. Нездоровая, извращенная часть меня предупреждает, ехидно хохоча, чтобы я привыкала к подобному, раз никто больше не хочет со мной общаться.

Проходя мимо мужского туалета, замираю на месте. А вдруг у Йена опять голова разболелась? Может, ему плохо. Может, он потерял сознание из-за испарений. Медленно открываю дверь. Услышав его голос, расслабляюсь.

Раздается сигнал, указывающий на то, что он завершил телефонный разговор. Меня вот-вот поймают, если не сделаю что-нибудь грандиозное, дабы отвлечь внимание. Ударяю кулаком в дверь, пытаясь выставить все так, будто только открыла ее.

– Йен, ты в порядке?

– Да, все нормально. – Он подходит ко мне. Его лицо побледнело, глаза опустели. Когда я не уступаю дорогу, Йен взмахивает руками. – Что? Если тебе нужно по делу, ты ошиблась дверью.

– Мне просто стало интересно, не болит ли у тебя голова опять. Ты выглядишь отстойно.

Улыбаясь, он хватается за сердце, пошатнувшись.

– Давай, сыпь соль на рану.

– Серьезно. Ты бледный и вялый.

Его улыбка меркнет. Йен протискивается мимо меня.

– Я же сказал, что все нормально.

Наблюдаю за ним, пока он возвращается к нашей секции. Вид его задницы в джинсах лишь слегка отвлекает меня. Не знаю, в звонке ли причина, или головная боль вернулась, или у него хомячок умер, однако в одном я уверена: Йен далеко не в порядке, и я ни черта не могу с этим поделать.

***

Присоединяюсь к нему молча, и вскоре мы вновь входим в ритм. Опрыскиваем, опрыскиваем, ждем, ждем, чистим, чистим, движемся дальше. Когда Йен подбирается слишком близко ко мне, в воздухе ощущается определенный запах. Дезинфектант его перебивает, но не полностью. Как только я чую этот аромат, мне хочется закрыть глаза и вздохнуть. Понятия не имею, почему. Возможно, дело в его растрепанных каштановых волосах или в огромных темных глазах, однако что-то в Йене Расселе наводит меня на мысли о шоколаде. Нежном, изысканном, таящем на языке шоколаде.

Только каждый раз, когда думаю о том, чтобы закрыть глаза и вдохнуть, лицо Зака всплывает в памяти. И вместо шоколадного аромата Йена, я ощущаю его запах. Потный, кислый, отчего тошнота накатывает, обжигая горло.

Раздраженно хлопаю дверцей шкафчика; чувствую взгляд Йена на себе.

– Ну, и в честь чего такой костюм?

Я замираю. Костюм? Испустив шумный вздох, оборачиваюсь, пристально смотрю на него.

– Какие-то претензии по поводу того, как я выгляжу?

Глаза цвета растаявшего шоколада изучают меня с ног до головы. Он медленно качает головой.

– Не по поводу того, как ты выглядишь. По поводу того, как ты одеваешься.

– Позволь, угадаю. Моя юбка слишком коротка для тебя?

Глаза Йена округляются, затем он смеется. По-настоящему смеется, безудержно. Сохраняю хмурую мину на лице, потому что не понимаю: он смеется надо мной или со мной, и существует ли вообще разница?

– У меня нет никаких жалоб в адрес коротких юбок, – отвечает Йен. Из-за улыбки в уголках его глаз собираются морщинки. – Я просто говорю, что тебе не нужен костюм. Ты и без того выглядишь хорошо.

Не знаю, к чему он клонит, но не ведусь на это.

– Спасибо, только я не пытаюсь тебя впечатлить. Я так одеваюсь.

Улыбка замирает, потом медленно тает.

– Виноват.

Мы резко оборачиваемся, когда на первом этаже хлопает дверь. Шлепанье вьетнамок, доносящееся с лестницы, извещает о прибытии посетителей... посетительниц. Я делаю глубокий вдох, потому что уже знаю, кто это, хотя они еще не появились в поле зрения.

Миранда и Линдси.

Мои бывшие лучшие подруги.

Миранда важно вышагивает по коридору. Ее белокурые волосы струятся по спине, подобно жидкому золоту, макияж идеален. Она одета в спортивные штаны с эмблемой школы Лаурел Пойнт, пояс которых приспущен, чтобы продемонстрировать пирсинг в пупке, а из-под миниатюрной майки видны бретельки лифчика цвета морской волны. Линдси плетется следом за ней, без конца заправляя свои мягкие каштановые волосы за уши – жест, говорящий: "Я такая милая". Пытаюсь сдержать рвотный рефлекс. Я ничего им не сделала, но они меня ненавидят. Миранда ненавидит открыто, а ненависть Линдси лучше замаскирована.

Хотя не менее губительна.

Я готовлюсь к битве, только девочки проходят мимо меня, прямиком к Йену.

– Привет, Йен, – мурлычет Миранда. – Слышала, тебя заставили заняться дезинфекцией. Надеюсь, ты ничего не подхватишь, – добавляет она с ехидной усмешкой в мою сторону.

Я опрыскиваю следующий шкафчик, заметив, что Линдси держится позади.

– Привет. – Он кивает один раз, однако не смеется над ее оскорблением. Очко в его пользу.

– В общем, слушай. Мы собираемся у меня дома после тренировки по лакроссу. Ты придешь?

Йен пожимает плечами.

– Наверно.

– Здорово! Увидимся позже. – Миранда откидывает волосы назад как раз в тот момент, когда я опрыскиваю новый шкафчик.  

Она резко оборачивается ко мне, поднимает руки к голове и взвизгивает.

– Ты специально это сделала. Ты обрызгала мои волосы чистящим средством.

Силой заставляю себя не поморщиться от пронзительной интонации ее голоса.

– Эээ, нет. Ты сама швырнула свои волосы под спрей. Тебе стоит быть аккуратней. Мало ли что может случиться, – выпаливаю в ответ. Миранда, похоже, вот-вот взорвется, словно термоядерная бомба.

– Сука! – Она делает выпад. Я бросаю бутылку чистящего средства и тряпку, готовая к самообороне, если ногти Миранды с французским маникюром оставят на мне хоть царапину. Пытаюсь не вздохнуть, когда она меня толкает.

Слабачка.

Я твердо стою на ногах, не сдвигаюсь ни на сантиметр, поэтому Миранда практически отскакивает от меня по инерции. Естественно, это тоже моя вина.

 – Шлюха! – Она снова бросается, намереваясь выдрать мне волосы. Нагнувшись, уклоняюсь.

 – Иди домой, Миранда. У меня нет времени на тебя.

Линдси наконец-то выходит из своего паралитического ступора и пытается утихомирить Миранду.

– Давай, Мир. Пойдем отсюда. Оно того не стоит. – Она вновь заправляет пряди за уши.

Ярость Миранды немного ослабевает.

– Ты права. Не стоит. Она этого не стоит. Шалава.

Когда она морщит нос, я не удерживаюсь от нового подкола:

– Кому я должна прислать счет за покраску машины, Миранда? Тебе или Линдси?

Ее реакция оказывается предсказуемой. Она вырывается из рук Линдси, бросается на меня с выпущенными когтями. Я пытаюсь вспомнить все, чему научилась от папы. Расставить ноги, согнуть корпус, защитить лицо. Ладно. Я смогу. Как только Миранда приближается, загибаю руку ей за спину, ухватив за запястье, и прижимаю ее лицом к дверце шкафчика. Если я все сделала правильно, то не должна причинить Миранде боль, лишь обездвижить ее. Наклонившись, говорю ей на ухо:

– А теперь послушай меня. Я этого не просила. Извини, если думаешь, будто я украла Зака, но ты была там, Мир. Ты знаешь, что случилось. Знаешь, что я не вру. Если не можешь смириться с этим – это твои проблемы, не мои. Так что держись от меня подальше, и тогда я отвечу тем же. – Все еще удерживая ее руку, толкаю Миранду к Линдси.  

Линдси смотрит на меня с ужасом. Йен смотрит с выражением, похожим на благоговейный трепет. Взгляд Миранды полон ненависти.

Именно ее ненависть задевает меня за живое. Отворачиваюсь, поднимаю спрей, притворяюсь, что мне не больно.

– Нет. Нет. Пошли. – Линдси уводит Миранду, но та до сих пор потирает свое запястье.

– Сука! Ты получила по заслугам. Даже твой отец так думает.

Я вздрагиваю. Не знаю, в словах ли дело, или в том, что они пропитаны ядом, или в том факте, что их произнесла моя лучшая подруга, только, клянусь, моя рана буквально начинает кровоточить. Поднимаю голову. Я не сбегу. Не позволю ей увидеть кровь.

– Ладно-ладно, достаточно. Уходи, Миранда. У нас полно работы. – Йен кладет руки ей на плечи, разворачивает ее, провожает до середины коридора.

– Йен, она шлюха. Тебе не противно находиться рядом с ней? Ты можешь венерическое подхватить.

– Со мной все будет в порядке. Идите.

К счастью, они слушаются его. Вьетнамки шлепают по полу. Девочки бросают на меня злобные взгляды через плечо, выкрикивают слова, которые я слышу даже во сне.

– Шлюха!

– Мразь!

– Шалава!

У меня уже выработался иммунитет. 

Смотрю им вслед, пока они не скрываются из виду. Пока за ними не захлопывается металлическая дверь. Пока Йен не протягивает мне свое чистящее средство.

Очередной шкафчик ждет меня.