Эта осень придет без него, кто когда-то со мною Горевал, тосковал, потаенно скитался в глуши И ее любовался пронзительною желтизною – Эта осень придет без него – побратима души. Как мне дорог бродяга, пропахший смиреньем и псиной, Он сроднился со мною, с ухаба бредя на ухаб, А ведь наши дела-то попахивали керосином: Нас повсюду бранили владельцы рожающих баб. Нас повсюду бранили разгневанные домоседы: Как могли мы, когда совершался во мраке зачин, Собирать вкруг себя развеселые всякие беды, Заниматься не тем, что положено роду мужчин. Как могли мы на пару с бродягой любить потаскуху, – Эта вялая дама туманно зовется «мечта», И она соответствует даже не телу, а духу – У нее не хватает для плотских утех живота… …Можно снова шептать что-то на ухо детское кошке, Можно, духом горя, взгромоздиться на темную ель, – И тогда загорится свеча или лампа в окошке – От тебя эта лампа за тридевять светит земель… Вот такие у нашей мечты и желанья и цели, Вот такое случилось со мною в родной стороне, – Я по-прежнему мальчик, грущу у подножия ели, Я увижу за далью избушку и кошку в окне.