Эллен. 06.30

Эллен с трудом нажимала на клавиши – ладони все еще были совершенно окоченевшими. Она сидела в мокром платье, поскольку не успела съездить домой переодеться.

Она поехала прямо на работу, чтобы выложить приметы девочки и призвать посетителей сайта и зрителей обращаться на ТВ4, если они что-то видели или слышали.

Она стянула с себя насквозь промокшие, запачканные глиной туфли и забралась с ногами на стул, чтобы попытаться согреться.

Поскольку полиция четко дала понять, что не хочет никакой информации от общественности из-за нехватки ресурсов, коллега из веб-отдела помог Эллен создать отдельный аккаунт и электронный почтовый ящик для входящей информации, куда будут поступать все электронные письма, смс-сообщения и звонки от граждан.

Всю ночь она искала Люкке. В конце концов, она связалась с добровольным поисковым отрядом и после согласия полиции и родственников девочку объявили в розыск.

Потрясающе, сколько же людей им удалось собрать в дождливую холодную ночь с пятницы на субботу. Почти двести человек прочесывали парк Лилль-Янсскуген и район Норра Юргорден. Они искали в канавах, на велосипедных дорожках, в лесу и на лестничных площадках.

Но Люкке словно след простыл.

Эллен, как заведенная, обновляла ящик входящих сообщений от телезрителей, но ничего ценного пока не было. «Наверное, люди еще спят», – подумала она. Несколько поступивших писем носили шуточный характер; кто-то видел, как Эмиль поднимал Люкке на флагшток Королевского дворца, кто-то видел ее среди участников Танцев со звездами. Банально и пошло. Ее раздражало, что Уве прав. Но в первую очередь в ней самой зрело неприятное чувство.

Эллен открыла браузер и зашла на форум «Флэшбэк», чтобы посмотреть, что они успели сделать. В рубрику «Актуальные темы» уже поступила информация о Люкке. Там были выложены ее приметы и фотография, которую Эллен дала полиция.

Среднего телосложения. Рост 130 см. Белая теннисная юбка и футболка. Розовая сумка с теннисной ракеткой. Длинные светло-каштановые волосы.

Имелась также ссылка на телеграмму из выпуска новостей и две короткие заметки с сетевых страниц вечерних газет. Слухи о том, что папа, наверное, узнал, что девочка не его. Может быть, он почувствовал себя обманутым и преданным, словно всю жизнь жил в мире иллюзий.

Эллен вздохнула и открыла новый документ, чтобы записать ту информацию, которую удалось собрать о семье.

У матери Люкке было довольно обычно имя, и Эллен пожалела, что нельзя сразу отфильтровать всех спортсменов с таким же данными и ссылки на продажи квартиры. Ничего ценного о матери она не нашла.

О Люкке также ничего не было. Она была слишком маленькой, чтобы оставить след в Интернете, и к тому же ее имя не разгласили. Пока что.

Эллен увеличила фотографию девочки.

Волосы Люкке развевались на ветру. Похоже, фото была сделано в Скансене, рядом с оленями.

Хорошенькая девочка. Ангельское личико с маленьким носиком, ясными глазами и длинными, слегка волнистыми волосами. Рот полуоткрыт, и, похоже, между зубами щербинка.

– Где ты? – прошептала Эллен, словно фото могло дать ответ.

– С кем ты разговариваешь?

– Как ты меня напугал! – Она аж подпрыгнула.

– Извини. С тобой все в порядке? – Джимми пристально смотрел на нее.

Она пожала плечами.

– Так рано, а ты уже на работе, – заметил он.

– Ты тоже. – Она мельком взглянула на него. Интересно, как для него закончился вчерашний вечер. Волосы взъерошены, одет в джинсы, толстовку и камуфляжные кеды «Ванс».

– Я набросала сценарий для первого выпуска новостей.

– Хорошо. В каком ключе?

– Что ты имеешь в виду? Мы призываем общественность помочь нам в ее поисках. Она находится где-то неподалеку, и мы должны ее найти. Ты говорил с редактором «Утра новостей»? Мы должны задействовать как можно больше ресурсов. – Она встала и направилась на кухню. – Теперь пойду налить себе кофе.

– А ты знаешь, что на тебе нет туфель? – Джимми пошел за ней. – Подожди.

Эллен остановилась.

– Я только что говорил с моим источником в полиции и узнал, что ты пыталась задействовать кавалерию, поисковый отряд и бог знает что еще. Мой источник также сказал, что ты угрожала полиции написать о том, что они не выполняют свою работу.

– Ты и твои источники. – Она продолжала идти.

– У нас должны быть хорошие отношения с полицией. Это крайне важно для нашего выживания.

– Ты это серьезно? – Эллен остановилась и покачала головой. – Крайне важно найти девочку живой. В буквальном смысле этого слова. И если я тебя правильно поняла, ты считаешь, что мы не должны реагировать, если полиция ошибается или не выполняет свою работу?

– Успокойся. Естественно, мы должны оценивать работу органов власти, но полиция никакой ошибки тут не совершила. У них есть свои наработки, которым они следуют, – продолжал Джимми.

– Абсолютно верно, это твой взгляд на вещи, только их наработки не сработали. Они ее не нашли.

– Нет, но и ты ее не нашла, хотя подняла на ноги весь город, ведь так?

Эллен глубоко вздохнула.

– Что-то еще? – Она встала лицом к кухонному шкафу, не ожидая ответа.

Он действительно не помнит?

– Эллен?

– Что? – Она неохотно повернулась.

– Нам надо поговорить.

– Говори. – Она взяла в шкафу последнюю чистую кружку и поднесла к кофейному автомату. Нажала на кнопку «Экстракрепкий кофе». Машина глухо загудела, но кофе не лился в стаканчик.

Она со злостью пнула автомат.

– Успокойся.

Эллен нажала на кнопку еще раз и почувствовала больше облегчение, когда у Джимми зазвонил телефон.

– Подожди, я должен ответить, – сказал он и отошел.

Кофе наконец полился в чашку.

– Держите меня четверо, что я вижу? На работе после бурной ночи.

Это был Филип. Как обычно, он говорил громко и четко, так что его поневоле слышали все, кто находился в тот момент на кухне, хотели они того или нет.

– Мне кажется, я никогда не видел тебя в одной и той же одежде два дня подряд. И без туфель. Ну, как он? – Филип ослепительно улыбнулся. От него пахло стиральным порошком и шампунем.

– Привет. – Эллен сделала глоток свежего кофе.

– Ты знаешь, что твои глаза похожи на два только что побритых лобка?

Эллен чуть было не выплюнула кофе на пол, но ей удалось удержать его во рту.

– Что? Ты с ума сошел?

– Придешь ко мне в гримерку, когда будет время, и я приведу тебя в порядок, – ответил Филип.

– Тут грим не поможет.

– Извини меня, но ты говоришь с одним из лучших шведских визажистов. Ты понимаешь, что только что оскорбила меня. По-крупному. – И хотя Филип состроил одну из своих самых безобразных гримас, он был хорошенький, как кукла. Его лицо обрамляли золотистые вьющиеся волосы. Фарфоровая кожа и длинные темные и, разумеется, загнутые ресницы.

Подойдя поближе, он прошептал:

– Что, хорошо было? Сколько раз?

– Эллен всю ночь искала пропавшую девочку, – сказал Джимми, который уже закончил разговор.

– Что ты делала? – На этот раз Филип спросил серьезным тоном и покачал головой. – Скажи, что ты шутишь, – продолжал он, открывая кухонный шкаф.

– Больше ее никто не искал… – Слова застряли у нее в горле.

– Послушай. – Он смотрел на нее в упор. – Это не твоя ответственность. Это не твоя вина. Ты меня слышишь? – Он взял ее за подбородок. – Ты не можешь изменить то, что случилось, найди ты эту девочку или нет. Ничего не изменится.

Филип открыл еще один шкаф.

– Вы что, издеваетесь надо мной? У нас четыре посудомоечных машины и ни одной чистой чашки? – Он сорвал со стены белой гламурной кухни лист А4. – Вы читать умеете? – Он поднял лист, чтобы все, сидящие за круглым столом, смогли его увидеть. – Твоя мама здесь не работает. Что тут непонятного? Я в шоке. – Он смял листок. – Но еще больше я беспокоюсь. Страшно беспокоюсь. Слышишь? Ты посмотри на себя. На тебе это скажется.

Филип знал ее лучше всех. Они подружились еще в юности, когда вместе учились в школе-интернате Лундсберга. Они сразу же нашли друг друга. Обоих отправили туда против их воли. Эллен потому, что ее родители наконец смогли от нее избавиться, а Филипа потому, что гомосексуальность портила имидж семьи аф Лестер.

Он взял грязную чашку, стоявшую в мойке.

– Ты можешь попытаться хоть один раз подумать о себе? – спросил он и начал мыть чашку руками.

– Эллен, нам надо поговорить, – вклинился Джимми.

– Ну ладно, – прервался Филип, – не буду вам мешать. – Я все равно не смогу выпить здесь кофе. – Он положил чашку в мойку и вытер руки. – Занимайтесь своими делами, а я пойду гримировать Лотту Энгберг, что не менее важно. Она будет петь детские песенки с прелестным маленьким детским хором. – Подмигнув одним глазом, он бросил на Эллен странный взгляд и исчез в сторону гримерки.

– Через час, когда все будут на месте, мы проведем совещание с остальными членами нашей команды, – объявил Джимми. – Я хочу, чтобы ты продолжала работать над этим делом, если с тобой все в порядке.

Эллен кивнула.

– Анна пусть собирает материал. – Джимми взял булочку с барной стойки. – Оператором у тебя будет Андреас.

– Он уже вышел из декретного отпуска?

– Как раз сегодня его первый рабочий день. Он не снимал несколько месяцев, но считается лучшим. Впрочем, ты и сама это знаешь. – Джимми многозначительно посмотрел на нее.

Андреас и Эллен встречались недолгое время, когда она пришла работать на ТВ4, но сейчас они были просто коллегами.

Джимми разрезал булочку пополам и намазал ее маслом.

– Если меня не подводит интуиция, до конца этого дела еще очень далеко. А интуиция меня обычно не подводит. – Он отрезал сырорезкой несколько ломтиков сыра, сверху положил ломтик ветчины, три кружочка огурца и кусочек красной паприки. Получился человечек. – Красиво, правда?

Эллен почувствовала себя совершенно без сил, она едва могла стоять на ногах. Она не спала больше суток.

– Ты в порядке? – Он взял ее за руку.

Она отдернула руку.

– Да.

– Хорошо, извини. Извини.

– Просто я устала.

– Ты можешь работать?

– Да. Мы должны найти девочку. – Она сделала глоток кофе.

– Да, но еще мы должны создавать новости и самое важное в данный момент… – Джимми откусил большой кусок бутерброда и, прожевав его, продолжил: —…ты можешь сделать так, чтобы мама девочки участвовала завтра в утренней передаче?

– Что? У Тильды?

– Завтра День матери. – Он откусил еще кусок бутерброда. – Стопроцентное попадание.

 

Хелена. 07.30

Сбросив с себя одеяло, она села на кровати. И только через несколько секунд вспомнила, что случилось.

Она продолжала сидеть на кровати, закрыв голову руками. Влажные волосы нависали на уши. Голова болела, во рту пересохло.

Очевидно, она задремала после душа. Она помнила, что легла на кровать, обмотавшись сырым полотенцем, чтобы дать отдых глазам. А сейчас уже восемь. Значит, она проспала почти три часа.

Она медленно встала и сделала несколько шагов. Ноги ныли после вчерашних поисков.

Из-под одеяла раздалось жужжание. Она стала лихорадочно искать телефон и, в конце концов, нашла его под подушкой.

– Хелена. – После вчерашнего крика у нее почти пропал голос, и было больно глотать.

– Привет, это Юнас Ватт из «Афтонбладет». Извини, если я не вовремя…

– «Афтонбладет»? – У нее совсем пропал голос. Она откашлялась, чтобы вернуть его. – Так ты из газеты?

– Да, именно. Самая большая вечерняя газета в Швеции. Извини, что звоню так рано, – продолжил он. – В первую очередь прими мои соболезнования.

Сердце бешено забилось.

– Соболезнования? Что ты хочешь сказать? Разве полиция нашла ее? Она…?

– Нет, нет. По крайней мере, мне это неизвестно. Извини, если не так выразился, я хочу сказать, что нам жаль, что ваша дочь пропала. Мы хотим сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ее найти, и мы заметили, что наши читатели горят желанием помочь. Поэтому хотим тебя спросить: а ты не хочешь вести для нас блог, чтобы читатели могли следить за поисками?

– Что?

– Тебя, должно быть, испугало слово «блог», но обычно это не занимает много времени. Ты можешь рассказывать мне, а я буду записывать. Мы называем это «блогом» главным образом для читателей. Понимаешь ход моих мыслей?

– Блог?

– Да, именно, – подтвердил журналист.

– Ты что, шутишь?

– Нет, вовсе нет, разреши мне объяснить…

Не дав ему продолжить, она положила трубку.

У нее зачесались руки. Потом плечи. Она неистово чесалась, одновременно листая пропущенные звонки – ни одного знакомого номера.

Она прослушала сообщения на автоответчике. У нее хотели взять интервью шесть различных газет и сайтов.

Теперь у нее чесалась вся спина.

Хелена надела халат и пошла на кухню. Выдвинула верхний ящик под мойкой. Она жила в этой квартире почти четыре года, но так и не привинтила ручки к белым дверцам. Несмотря на большое количество попыток, ящики так и оставались без ручек. И она привыкла.

Ящик был доверху забит. Она перебрала несколько коробочек и баночек, пока не нашла альведон. Потом ей попался никотинелл, и она быстро засунула в рот две жвачки. Открыла буфет и достала муку, сахар, гречку и пачку заготовки для кекса, срок годности которой истек несколько месяцев тому назад. Она все собиралась заняться выпечкой вместе с Люкке, но не хватало времени. Хелена дотянулась до задней стенки буфета – а вдруг там осталась пачка сигарет? Она пошарила рукой, но ничего не нашла.

Вместо этого взяла две таблетки альведона, запрокинула голову и проглотила их, не запивая.

Подойдя к окну, выглянула на улицу Нюбругатан. Никого. В это субботнее утро все еще спали. Словно ничего не случилось. Дождевая вода лилась вниз по слегка покатой улице.

Тело все еще зудело, и на руках алели расчесы.

Хелена хотела было позвонить в полицию, но передумала. Может быть, лучше позвонить Харальду.

Всю ночь они искали Люкке и прекратили поиски только в четыре утра. Харальд поехал домой к своей семье, а Хелена поехала к себе домой. Она огляделась и тотчас вспомнила об электронном письме.

Его надо уничтожить.

Она выбежала в холл и села за маленький письменный стол, такой же узкий, как и ее лэптоп.

Они жили в маленькой трехкомнатной квартире. Спальня Люкке, ее собственная спальня и маленькая гостиная. Это все, что они могли себе позволить.

Когда они развелись, она получила от Харальда четыре миллиона. Вот ее стоимость. Ее ценник. Большие деньги, но только не для Харальда. Сумма никак не отразилась на его кошельке, и тем не менее он не пожелал дать ни ей, ни хотя бы Люкке, больше.

Она, конечно, могла бы купить более просторную квартиру в другом районе, но ей хотелось жить только на Эстермальме. Их дом не самый лучший на этой улице, но жить можно. Подземная парковка, хорошо организованное пространство. Удачное вложение, если на рынке жилья когда-нибудь произойдут изменения. Последний год дела шли неважно. Квартиры продавались с трудом. Престижный район или первоклассный ремонт никакой роли не играли. В наше время никто не хотел расставаться со своими деньгами.

Компьютер, как обычно, включился не сразу. Пока он загружался, у нее забилось сердце. Она сидела и барабанила пальцами по столу. Почему она не стерла мейл до того, как легла спать? А вдруг его кто-то нашел? Можно ли понять, что она его прочла? Она не представляла, возможно ли это.

Когда компьютер заработал, она вошла в электронную почту и принялась искать. Имя тренера по теннису выскочило у нее из головы. Задав в поиске слово «теннис», она наконец нашла письмо об отмене занятий и стерла его.

В ту же секунду зазвонил телефон. Она вздрогнула, словно ее застали врасплох, и прежде чем ответить, полностью очистила корзину.

Звонок был из полиции – ее просили прийти.

* * *

Через тридцать пять минут вместе с Харальдом она переступила порог комнаты для допросов в здании стокгольмской полиции.

Маленькая комната оказалась безликим офисом с ламинатом на полу и типичной казенной мебелью. Белые стены с желтоватым оттенком. Шторы не стирались несколько лет.

Хелена впервые попала в большое здание на острове Кунгсхольмен, если не считать тот раз, когда стояла в очереди за новым паспортом. Но это было в другой части здания.

Она не стала снимать пиджак, хотя он вымок по дороге от машины. Сжав ладони в кулак, она постаралась по возможности ничего не задеть в комнате, когда шла к одному из стульев, чтобы сесть.

Напротив них сидели два полицейских в штатском, с которыми они раньше не встречались. Оба – мужчины средних лет. Один представился как какой-то там дежурный, а другой – как руководитель следственной группы.

От названия их должностей ей стало не по себе.

Дежурный по имени Микаэль просматривал какие-то бумаги, а второй, Ларс, печатал на компьютере.

На обоих – клетчатые рубашки, заправленные в брюки. У руководителя следственной группы мобильник в водонепроницаемом чехле был прикреплен к поясу голубых джинсов. У обоих плохая осанка, оба сидели, наклонив головы вперед.

«Наверное, они согнулись под тяжестью всего того, с чем им приходится сталкиваться», подумала Хелена и выпрямилась.

Над ними висело несколько невыразительных постеров из «Икеи» с силуэтами больших городов. Один из них изображал Нью-Йорк до 11 сентября. Другой город она не узнала.

У нее накопилось множество вопросов к полицейским. Ей хотелось задать вопросы и попросить стакан воды, но она тихо сидела и ждала.

Харальд сидел с ней рядом, выглядел он неважно.

– Вы это узнаете? – вдруг спросил следователь и развернул экран так, чтобы им было видно.

Хелена вздрогнула и закрыла рот рукой.

– Где вы ее нашли?

На фотографии была сумка Люкке.

– Что это значит? – Она не понимала. Спина взмокла, и зачесалось одно плечо. Затем другое, и скоро снова чесалась вся спина.

– В парке Роламбсховспаркен, – кратко ответил полицейский.

– В парке Роламбсховспаркен? – Голос у Харальда дрожал. – Почему там? Вы можете объяснить?

– Да, я понимаю, у вас будет масса вопросов, и мы ответим на все, что сможем, – сказал дежурный полицейский, растягивая слова. – Сейчас трудно сказать, что означает эта находка.

– Но мы хотим, чтобы вы знали: мы относимся к этому очень серьезно. Найденная сумка с большой вероятностью указывает на то, что Люкке куда-то увезли против ее воли.

Харальд откинулся на стуле и в отчаянии всплеснул руками, как будто это был конец. Конец.

– Мы подозреваем, что ее похитили.

Похитили… Только от одного слова у нее внутри все сжалось.

– Да, надеюсь, мы ошибаемся, но мы составили заявление о похищении и возбудили уголовное дело.

Хелена попыталась поймать взгляд Харальда, но он пустым взглядом смотрел прямо перед собой.

– Мы послали сумку на техническую экспертизу, но нам надо знать, что в ней лежало, чтобы выяснить, чего не хватает. – Полицейский взял ручку и приготовился записывать.

Хелена и Харальд сидели молча.

– Простите, – сказал дежурный, не получив ответа. – Я понимаю, что на вас столько всего свалилось, но вы должны пытаться помочь нам и отвечать на вопросы.

– Да, конечно, – откашлялся Харальд. – Но, честно говоря, я не знаю, что лежало у нее в сумке. Сумку ей собирала няня.

– Няню зовут Мона… – добавила Хелена и внезапно впала в ступор. Она не могла вспомнить фамилию Моны, хотя та работала у них несколько лет. – Ты помнишь ее фамилию? – спросила она Харальда, который, извиняясь, покачал головой.

– Нам придется задать вам и людям из вашего окружения, которые могут знать, где Люкке, еще несколько вопросов. Обычная рутинная работа. Мы также хотели бы взять у вас образцы слюны, чтобы сделать анализ следов ДНК, которые наверняка найдут на сумке. Даже если не вы собирали эту сумку, вы ведь точно до нее дотрагивались. Нам также нужна зубная щетка Люкке или что-нибудь в этом роде, чтобы сделать анализ ее ДНК.

– Ответ будет готов не позднее среды, – вставил руководитель следствия. – Но мы надеемся найти вашу дочь раньше.

Не очень убедительно, но Хелена была вынуждена ухватиться за эту версию, чтобы совсем не потерять контроль над ситуацией.

Руководитель следствия выразительно посмотрел на дежурного, и тот тотчас исчез из комнаты.

В сумке Хелены зажужжал телефон, но она не стала брать трубку.

– Мы хотели бы осмотреть компьютер Люкке, если он у нее был. А также все, что может дать хоть какие-нибудь зацепки.

Оставшийся в комнате полицейский сначала посмотрел на Харальда, а потом задержал взгляд на Хелене.

– Своего компьютера у нее нет, но иногда я разрешаю ей пользоваться моим старым, – сказал Харальд.

– Хорошо. Наверняка многие сейчас хотят с вами связаться. Не только родственники, но и пресса. Сегодня утром на нас оказали большое давление, и мы назначили пресс-конференцию на одиннадцать часов. – Полицейский бросил взгляд на часы. – Это через два часа, и я думаю, будет хорошо, если вы скажете несколько слов. Чтобы от вас все отстали.

– Что? – невольно вырвалось у Хелены. Куда она попала? Блоги, пресс-конференции…

– Спокойно. – Харальд убедительно посмотрел на нее. – Я согласен, мы должны делать все, что можем.

Перед глазами Хелены возникли фотографии родителей пропавшей Мэдлин Макканн. Английской девочки, которая бесследно исчезла несколько лет назад, когда семья отдыхала в Португалии. Родители дали массу интервью, но так и не нашли свою дочь.

– Нам нужна любая помощь, которую нам могут оказать. Может быть, звучит странно, но СМИ обращаются к общественности не так, как мы. И поверьте мне. Лучше поговорить с журналистами во время пресс-конференции, чем отдельно. Эти журналисты – как настоящие коршуны.

Хелена еще раз вспомнила британскую семью и то, как родителей записали в подозреваемые.

– А что, по-вашему, мы должны сказать? – спросил Харальд.

– Это решать вам, но будь я на вашем месте, я бы попросил общественность о помощи. Кто-то мог что-то видеть. У вас есть несколько часов на подготовку. До начала пресс-конференции мы все вместе обсудим.

Хелена надеялась, что Харальд запомнит слова полицейского, она сама была не в состоянии сосредоточиться.

– Мне надо задать вам еще пару вопросов, – продолжил полицейский, настраивая стоящий на столе маленький магнитофон.

– Время – восемь сорок утра, комната для допросов номер три…

Хелена нервно смотрела на Харальда, пока полицейский зачитывал детали.

– Позже мы допросим вас по отдельности. Чистая формальность. Вам незачем волноваться, но сейчас нам надо задать вам несколько вопросов, просто-напросто добавить кое-какие сведения, – объяснил он, глядя перед собой из-под кустистых бровей. – Извините, но где именно вы находились вчера, – он заглянул в свои бумаги, – когда исчезла Люкке?

– Я был на работе, – быстро ответил Харальд.

Похоже, полицейскому не очень понравился такой быстрый ответ, и он задал дополнительный вопрос.

– Не подумайте, что я хочу вас как-то задеть, это просто обычная рутина. Но кто-то может это подтвердить?

Харальд кивнул и написал чье-то имя на лежавшем перед ним листе бумаги.

Полицейский повернулся к Хелене.

– Я тоже была на работе.

– Кто-то может это подтвердить?

Хелена написала имя своей коллеги. Как только она выйдет отсюда, она сразу же позвонит ей.

Вернулся дежурный и сел рядом со следователем. Они кивнули друг другу, будто между ними существовала негласная договоренность.

– В адрес вашей семьи поступали угрозы? – спросил дежурный.

– Угрозы? Что вы имеете в виду? – спросила Хелена. Ей показалось, что в комнате стало нечем дышать.

– Вам кто-то угрожал?

Хелена посмотрела на Харальда, который покачал головой.

– Кто-нибудь требовал у вас деньги?

– Что? Вы что, подозреваете, что ее похитили? – Он запнулся.

– Мы должны рассматривать все варианты, – ответил дежурный.

– Но… – Харальд сдержался и замолчал. Его плечи опускались все ниже и ниже.

– Я хочу, чтобы вы знали: у нас вы можете чувствовать себя в безопасности. Если у вас кто-то требовал деньги, чтобы вернуть вам вашу дочь, вы должны нам это рассказать. Мы знаем, как поступать в таких ситуациях. Если это так, вы должны нам рассказать. У нас было несколько случаев, когда похитители угрожали родителям, чтобы те не шли в полицию, но мы знаем, как с этим справиться, вам не надо бояться.

Угрозы? Выкуп? Одна сплошная мешанина из слов, которые друг с другом никак не соотносятся. Внезапно все стало происходить как в замедленной съемке.

– Вам не казалось, что вас преследуют?

– Кто-нибудь желал Люкке зла?

Нет! Нет! Нет! Прекратите!

– А как у нее в школе с друзьями?

– Хорошо. – Харальд, к счастью, вроде бы владел своими чувствами и отвечал на вопросы.

– Значит, по вашему мнению, никто не желал зла ни ей, ни вам? – опять спросил следователь.

Хелена потерла глаза и посмотрела на полицейских. Покачала головой.

Следователь стучал по клавиатуре.

– Хотите сообщить нам что-то еще? – Сначала он посмотрел на нее, а потом на Харальда. – Какая у вас дома обстановка?

– Что вы хотите сказать? Мы ведь в разводе, у Харальда новая семья… – Хелена замолчала.

Полицейские ждали, что она договорит фразу до конца.

– Вы думаете, что ее нет в живых? – Вопрос Харальда прорезал воздух.

Хелена задержала дыхание.

– На это вопрос я не хочу и не могу отвечать, оснований так считать нет, и от того, что мы будем строить здесь предположения, легче не станет. Мы ищем вашу дочь, и пока у нас нет никаких других сведений, мы исходим из того, что она еще жива.

 

Эллен. 08.10

– Извините, что опоздала. – Эллен закрыла за собой дверь конференц-зала Хей Бабериба, где все уже собрались. – Я только что говорила с полицией, они нашли сумку Люкке в парке Роламбсховспаркен. Через три часа состоится пресс-конференция.

– Хорошо, будем вести прямую трансляцию в Сети. Проследите за тем, чтобы они вставили эту новость в «Утро новостей», – сказал Джимми, сидящий во главе стола. – Мы сможем включить это в следующий выпуск новостей?

– Конечно, – сказала Эллен и, наскоро обняв Андреаса, села. – С возвращением. – Как хорошо, что они станут работать вместе.

– Спасибо, я совсем не против поработать. Даже в субботу. – Хоть он и улыбался, глаза у него были в красных прожилках. – Один ребенок – это психическая перестройка, двое детей – это, черт возьми, физическая перестройка. Я совершенно без сил.

Он не изменился. Просторные джинсы и еще более просторная футболка с надписью «Fuck the Fuckers» большими буквами на груди.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда у тебя будет трое детей, – сказала Анна, сидевшая напротив них. – И могу сказать, что когда они вырастут, легче не станет.

Стакан Детеканны был всегда наполовину пуст. На самом деле коллегу звали Анной, но Филип с Эллен звали ее Детеканной. Она утверждала, что читает только некоторые статьи в «Свенска Дагбладет» и презирает коммерческое содержание, т. е., в принципе, все, что показывают по ТВ4, но они знали, что на самом деле она читает только детективы. Их общий коллега рассказал об этом Филипу в гримерке. Они были членами одного книжного клуба.

– Что мы знаем? – спросил Джимми и провел рукой по красному лакированному столу. За ним висели афиши популярного сериала Остаться в живых вперемешку с кадрами из Бананы в пижамах.

– О’кей. – Эллен подключила проектор к своему компьютеру. – Люкке Хёёк, восемь лет. Дочь Харальда Хёёка и Хелены Энгстрём.

На экране появилась фотография Люкке.

– Она пропала около шестнадцати часов назад. Последний раз ее видели у Королевского теннисного корта.

Эллен открыла документ со сведениями о семье, которые она успела собрать.

– Отец Люкке управляет принадлежащей семье гостиницей «Руби» на площади Норрмальмсторг. Хелена – риелтор. Оба выросли в районе Юрсхольм и сейчас живут на Эстермальме, недалеко друг от друга. Оба родились в шестьдесят пятом году. Жена Харальда Хлоя Хёёк моложе, она семьдесят седьмого года. У нее своя фирма, деятельность которой пока приостановлена, поскольку Хлоя в декрете. Ее доходы равны нулю. По описанию фирма занимается экологическим детским питанием.

– То есть высший свет. – Джимми встал со стула и достал маркер из прикрепленного к доске держателя. – О'кей, какие сценарии тут возможны? – спросил он и написал на доске одно слово.

Похитили?

Эллен открыла карту Стокгольма, на которой обвела в кружочки теннисный корт и парк Роламбсховспаркен.

– По информации полиции сумку нашли здесь, – она показала мышью на карту, – то есть, в другом конце города, так что или кто-то увез ее против воли, или…

– О'кей. А если посмотреть на это с точки зрения новостей? – спросил Джимми.

– Я думала, что именно это я и делаю, – ответила Эллен.

– Что мы знаем такое, что другим неизвестно? Предположительно речь идет о преступлении.

– Да, полиция думает, что совершено преступление, но это не значит, что мы уже не найдем ее живой.

– Нет, конечно, – сказал Лейф, подняв глаза от вечерней газеты, которую он просматривал. – Она наверняка где-нибудь спряталась и скоро объявится и скажет «ку-ку».

– Тебя это забавляет? – спросила Эллен.

Лейф слегка ухмыльнулся.

– А кого подозревает полиция?

– Пока никого, они опрашивают членов семьи и людей из окружения девочки.

– А есть возможный подозреваемый? – продолжил он.

– Пока нет, – ответила Эллен. – По моим данным, – добавила она. – У тебя, что, есть другая информация?

– Нет. – Лейф пожал плечами.

Он наклонился к Детеканне и сказал что-то, что Эллен не расслышала.

– Не шепчи. Если тебе есть что сказать, скажи вслух, – заметила Эллен.

– Идем дальше. – Джимми стукнул маркером по доске.

– А знаете ли вы, что каждый год в Швеции пропадает пятьсот детей? – подала голос Детеканна.

Джимми, который как раз собирался что-то опять написать на доске, обернулся.

– Что? Это правда? Мне нужна дополнительная информация. Мы из этого что-нибудь сделаем. Хорошо, Анна. – Он написал цифру на доске, но остановился. – Это вместе с иммигрантами?

– Извини? – произнесла Эллен так, словно у нее что-то застряло в горле. – А какое, по-твоему, это имеет значение?

– Естественно, никакого. Одинаково плохо, но я думаю о ценности новости и ее аспекте.

Эллен посмотрела на Детеканну.

– Никогда раньше не слышала эту цифру. Это правда?

– Да, правда, – ответила Анна. – Но большинство исчезновений не приводит ни к масштабным полицейским мероприятиям, ни к участию общественности. Чаще всего ребенка уводит один из родителей. Честно говоря, меня тоже удивила эта цифра. Об исчезновении такого рода не говорят. СМИ следят за событием, если вовлечена третья сторона, т. е. полиция.

– Да, и когда речь идет о белом ребенке из высшего общества, – вставила Эллен.

– Именно, – сказал Джимми, словно забил в гроб последний гвоздь. – Это суровая действительность. Я знаю, как несправедлив мир, когда у тебя нет денег и ты темнее, чем среднестатистический житель этой страны. – Он провел по своим темным волосам для уточнения. – Это так, но это не имеет значения, мы собрались здесь не поэтому.

– Но я не понимаю, почему не подключают полицию, когда за исчезновением стоит один из родителей? – спросила Эллен.

– Потому что чаще всего это считается спором по поводу опеки…

– Стоп. Давайте сосредоточимся на Люкке, – прервал Джимии. – Мы ограничены во времени. – Он напряженно посмотрел на часы.

– Двадцать пятое мая – международный день пропавших детей, – заметил Андреас, который возился со своим телефоном.

Все посмотрели на него.

– Прямо страшно становится! – смущенно улыбнулся он.

– Да, может быть. Кто-то похитил ее, чтобы привлечь внимание общественности к этому дню. Просто-напросто пиар-путч. – Эллен выдавила из себя улыбку.

– Черт возьми. – Андреас рассмеялся. – По-моему, в этом что-то есть.

– Анна, узнай все о семье, – попросил Джимми.

– Никто из них не проходит по уголовным делам, – заметила Эллен.

Детеканна медленно поставила чашку с чаем рядом со своей тарелкой, на которой лежали два хлебца с мармеладом. Теперь чашка стояла так, что все могли прочесть надпись. Лучшая в мире мама.

– Люкке ходит в Седегренскую школу на Эстермальме. Это частная школа, или немуниципальная, как теперь принято говорить. Во всяком случае, прибыльная. По мне – таких школ вообще не должно быть.

– Спасибо, Анна. Теперь мы знаем твою позицию по этому вопросу, – вздохнул Джимми.

Эллен невольно подумала о том, что Детеканне не мешало бы покрасить корни волос, а то у нее на голове полоса седых волос в целых два сантиметра.

– Продолжай, Анна, – устало попросил Джимми.

Эллен подошла к доске и взяла у Джимми маркер.

– Мы должны ее найти. Что нам делать? – спросила она нетерпеливо.

– Нет, не так: что нам делать, чтобы создать качественные новости? – поправил ее Джимми, но все-таки сделал шаг в сторону. – Педофилы, – добавил он и сел на свое место. – Напиши.

Словно он рассказал, что собирается съесть на ужин. Эллен надеялась, что никто не видит, как у нее дрожит рука, когда она начала писать на доске. Она подчеркнула слово «Похищена», которое до нее написал Джимми.

– Учитывая доходы семьи, это вполне возможно. Согласно моему источнику в полиции никто еще не выдвигал никаких требований, но это может произойти, – заметила Эллен и написала на доске еще одно слово.

Семья

– Мы не должны исключать этот вариант только потому, что Люкке белая девочка из высшего общества, – пояснила она.

– А какие у них могут быть мотивы? Папа педофил? – спросил Андреас.

– Нет, – ответила Детеканна. – По крайней мере, он не судим.

– Или мама, – сказала Эллен. – С тем же успехом это может быть она.

Детеканна вздохнула.

– А зачем маме похищать своего ребенка?

– Я не знаю, но, может быть, она убила ее по ошибке и где-то спрятала. Или она хочет отомстить папе. Кто знает? В США был случай…

– Так то в США, – оборвала ее Детеканна.

– Дичь какая-то, – заметил Андреас.

– То есть ты хочешь сказать, что мама, если она сделала что-то своей дочери, скорее сойдет с ума, чем папа, если он использовал свою дочь в сексуальных целях?

– Ну, не знаю. А что?

– Давайте двигаться дальше, – предложил Джимми, начав качаться на задних ножках стула.

Эллен откашлялась.

– Да, мы попытаемся поговорить с друзьями, соседями и семьей, но будем делать это в рамках разумного. Пусть в грязном белье копаются вечерние газеты.

– Разумеется, но мы должны быть впереди всех, – сказал Джимми.

– В десять утра поисковый отряд начнет еще раз прочесывать местность. К сожалению, мы не успеем принять участие в поиске, поскольку в это время состоится пресс-конференция.

– Поиск? Почему мы должны участвовать в поисках? Если вы и должны что-то искать, так это новости, – опять поправил ее Джимми.

Эллен вернулась на свое место.

– Извини, я не хотел тебя обидеть… – Взгляд Джимми изменился.

В сумке завибрировал телефон. Эллен, не задумываясь, взяла трубку.

– Я только что видела тебя в новостях.

Эллен встала со стула и придвинула его к столу.

– Я не понимаю, почему именно ты должна делать репортаж о пропавшей девочке?

– Привет. Да, именно. – Эллен пыталась говорить обычным голосом, чтобы никто в Хей Бабериба ничего не заподозрил. Может быть, она даже переигрывала?

– Это ужасно. Почему ты это делаешь?

Эллен пошла к двери.

– Да, конечно, – произнесла она с деланым энтузиазмом в голосе.

– Ни один нормальный человек так бы не поступил, учитывая все то, что нам пришлось пережить.

Эллен пыталась удержать в руках телефон, сумку и компьютер, одновременно прикладывая пропуск к двери, чтобы выйти из комнаты.

– А я ненормальная, – тихо ответила она, надеясь, что никто в комнате ее не слышит. Вся спина у нее взмокла, ей надо выйти. Она снова попыталась открыть дверь.

– Спасибо за помощь, – кисло сказала она своим коллегам, когда пропуск наконец сработал и дверь открылась.

– Что ты сказала? – спросила ее мама.

Эллен прислонилась к стене в коридоре.

– Подумай о семье маленькой девочки. Ты, наверное, не забыла, как с нами обращались журналисты…

– Пожалуйста, конечно, я не забыла.

– Ты можешь быть такой жесткой. Что ты хочешь этим доказать, Эллен?

Эллен не ответила.

– Как ты могла в это впутаться, я не понимаю, как ты можешь заниматься таким недостойным делом? – Теперь она всхлипывала.

– Я пытаюсь найти девочку. Только и всего! – Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не закричать на свою маму.

– То, что случилось, уже случилось, и ничего нельзя исправить, – продолжала ее мама.

– Я знаю, – прошептала Эллен. Сумка выскользнула у нее из рук и упала на пол.

– Мы ее не вернем.

Эллен закрыла глаза.

 

Мона. 10.10

У нее болел каждый мускул.

Мона дотронулась до груди. Здесь было больнее всего. Очень сильно билось сердце.

Ночь практически прошла без сна. Из-за волнения и непогоды она не спала до утра. В конце концов, приняла одну, нет, две, успокоительные таблетки. Легла в постель, и таблетки сделали свое дело.

Хорошо бы лечь и не проснуться.

Хотя часы показывали начало одиннадцатого, она еще не оделась.

Мона села на диван. Принялась разгадывать кроссворд в сегодняшней газете, но не смогла заполнить ни одного квадратика.

За окном лил дождь. Сквозь шум дождя она услышала, как на перроне остановился поезд метро. Хотя всю свою сознательную жизнь она прожила рядом со станцией Абрахамсберг, она так и не привыкла к грохоту. Скрежет тормозов мог по-прежнему разбудить ее среди ночи. Она много раз пыталась уговорить хозяина вставить более толстые стекла, но хозяин отказывался. Это слишком дорого, хотя у нее только три окна и балконная дверь.

Она отложила кроссворд и взяла книгу. Прочитав одну и ту же страницу бесчисленное количество раз, включила телевизор.

И тут в прихожей зазвонил телефон.

Она надела тапочки и запахнула тонкий халат. Робким шагом прошла в прихожую и взяла трубку.

– Мона Перссон, – сказала она, поправляя вязаную скатерть под телефоном.

– Мартин Янссон, полиция. Надеюсь, я не позвонил…

– Вы нашли ее? – спросила Мона, не дав ему закончить фразу.

– Нет, к сожалению. Но мы нашли ее сумку, вернее, ее рюкзак.

Грудь еще больше сдавило. Она видела это в новостях.

– Как мы поняли, вы собирали ей сумку. Мне нужно знать, что там лежало.

Мона застыла как вкопанная и попыталась вспомнить.

– Да. Это так. Я все сделала, как обычно: положила ее теннисную форму, кроссовки, полотенце… или нет, полотенца не было, гель для душа. Люкке всегда переодевалась в школе, так что я не знаю, положила ли она что-то еще в сумку.

– А больше вы ничего не помните?

– Нет, или да, резинка для волос. Волосы были распущены.

– О’кей…

В голосе полицейского послышалось разочарование. А она надеялась, что ей удалось сообщить ему необходимую информацию.

– Я могу что-то сделать?

– Сейчас нет, но мой коллега свяжется с вами в течение дня, чтобы задать дополнительные вопросы, и нам также придется взять у вас образец слюны, чтобы исключить следы вашего ДНК на сумке.

– Конечно, звоните. Можно мне спросить – где вы нашли ее сумку?

– В парке Роламбсховспаркен.

Мона призадумалась.

– Но это же в другом конце города?

– Вот именно. Сожалею, но мне надо еще поработать. Спасибо за помощь. – Полицейский положил трубку.

Мона опустилась на маленькую табуретку рядом со столиком из сосны и снова подняла трубку. Недолго думая, кому из них позвонить, набрала номер Харальда, поскольку все еще шла его неделя.

Харальд подошел после третьего гудка.

– Вы что-то знаете? – спросила она.

– Нет, ничего нового, – ответил он подавленно. – Куда она могла подеваться? Ты должна нам помочь, ты единственный человек, который ее понимает.

Мона покачала головой.

– Никак не могу взять в толк. Люкке не из тех, кто исчезает. Не понимаю, и все тут.

– Она могла сбежать?

Мона опять вспомнила о ссорах.

– Ведь она не тот ребенок, который может сбежать из дома? – продолжил Харальд.

«Ребенок, что за формулировка», – подумала она.

– Вообще-то нет. – Мона засомневалась. – Но последние недели она очень сильно грустила.

– Что ты имеешь в виду?

«Ты действительно ничего не замечал», – подумала Мона.

– Это трудно описать, но она вся ушла в себя. – У нее не было сил объяснить. Это только сделает ему больно, но никак не поможет.

– Но она всегда тихая.

Мона не ответила. Что она может сказать?

– Пожалуйста, попытайся вспомнить. Когда ты вчера отводила ее в школу, может быть, она сказала или сделала что-то особенное?

На несколько секунд воцарилась тишина.

– Нет, но я видела по ней, что она расстроена.

Они опять замолчали, и Мона стала вспоминать вчерашний день. Утро пятницы было ужасным. Когда она вошла в комнату Люкке в самом начале восьмого, девочка сидела на кровати и яростно терла пальцы о джинсы.

– Что ты делаешь? – спросила Мона и взяла ее за руки, чтобы она прекратила.

Люкке отвернула голову и прошептала:

– Я не знала.

– О чем ты?

В ту же секунду в дверь постучали, и не успели Мона с Люкке и слово сказать, как в комнату вошла Хлоя.

Мона почувствовала, как Люкке крепко сжала ее ладонь.

– Как хорошо, что ты здесь. – Хлоя посмотрела на Мону. – Я пыталась объяснить Люкке, что не надо брать мое дорогое мыло, которое в Швеции не достать. У тебя есть другое мыло, в маленькой ванне, – продолжила Хлоя, взглянув на Люкке. – На этот раз я тебя прощаю, но хочу, чтобы больше это не повторилось. Договорились?

Люкке кивнула, не поднимая глаз.

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Люкке медленно подняла голову и прошептала:

– Договорились.

– Спасибо, давай забудем это и постараемся провести день хорошо. – С этими словами Хлоя вышла из комнаты.

– Не обращай внимания, – прошептала Мона, похлопав девочку по щеке.

Но Люкке продолжала с силой скрести ладони о джинсы.

– Я должна уничтожить запах этого мыла, – твердила она. – Я должна уничтожить запах!

Мона не знала, как успокоить Люкке, и дала ей возможность выговориться.

Через какое-то время девочка замолчала.

– Извини. – Она посмотрела на Мону голубыми глазами, полными слез.

– Давай наденем свитер и позавтракаем. – Мона похлопала Люкке по розовым щечкам.

Мона накрыла Люкке завтрак и, услышав, как Харальд и Хлоя ссорятся в холле, стала мыть посуду.

Как обычно, речь шла о Люкке.

На этот раз Хлоя утверждала, что слышала, как Люкке кашляет. Поэтому она не хочет, чтобы Люкке оставалась у них на выходные, а то она может заразить своего младшего брата.

Мона не заметила у Люкке никаких признаков простуды.

В конце концов, Хлое удалось уговорить Харальда позвонить Хелене, чтобы та забрала дочку. Они кричали друг на друга по телефону.

Она бросила взгляд на Люкке, сидевшую за столом на кухне. Девочка не притронулась к еде и сидела, закрыв уши.

Мона уронила стакан в мойку, и он разлетелся на мелкие осколки.

– Люкке умная девочка. Она прекрасно понимала, о чем шла речь, – тихо сказала она Харальду, о чем сразу же пожалела.

– Что ты сказала?

– Ничего.

– Как бы то ни было, пожалуйста, не уходи из дома, вдруг она придет к тебе. Разумеется, я заплачу.

– Не нужны мне никакие деньги, Харальд.

– А она не может быть у какой-нибудь подружки? Разве полиция не спрашивала тебя, у кого она может быть? Я думаю, у нас есть имена…

– Харальд, у нее нет друзей.

В трубке замолчали.

Мона не хотела рассказывать об одноклассниках Люкке, которые относились к ней плохо. Когда она приводила ее в школу, дети с ней даже не здоровались, хотя девочка иногда проявляла инициативу и пыталась установить контакт, но это становилось все реже и реже.

Мона много раз просила учительницу что-то предпринять. Но ей говорили, что сейчас так много дел, что этим займутся только после летних каникул.

После летних каникул.

Сколько раз Мона пыталась рассказать Харальду и Хелене о том, каково Люкке приходится в школе, но они ее не слушали.

Разговор окончился, но Мона продолжала сидеть на табуретке. Трубка лежала у нее на коленях.

Внутри нее зрело чувство, но она хотела побороть его, не дать ему взять верх.

Люкке было четыре года, когда Мона начала работать в семье Хёёк. Родители тогда только что развелись, и для всех это был болезненный период.

Это была не первая разведенная семья, в которой работала Мона. Все разводы были полны ненависти. И всегда страдающей стороной оказывались дети. Как бы она ни пыталась это себе объяснить, у нее ничего не получалось.

Но эта семья превзошла все остальные. Здесь все било через край. И не только потому, что маленькая Люкке была особым ребенком – очень одиноким и ранимым.

 

Эллен. 10.50

До прямого эфира оставалось десять минут. Джимми решил, что пресс-конференция должна транслироваться вживую и на канале ТВ4. Он утверждал, что это идеально подходит для целевой группы.

Андреас проверил оснащение камеры, а Эллен в последний раз просмотрела сценарий.

Вся журналистская братия собралась в здании полиции на Кунгсхольмене. Были представлены все газеты, сайты, теле– и радиоканалы. Хотя в помещении уже было слишком много народу, журналисты все прибывали и прибывали. Эллен давно не видела такой явки.

Закусив губу, Эллен попыталась собраться. В руке она держала микрофон с эмблемой канала – большой красной четверкой.

– У тебя потекла тушь. Поправь ее, а то мы не сможем начать. – Андреас показал на ее правый глаз.

Она попыталась стереть тушь слюной. Андреас покачал головой.

Эллен продолжала тереть. Под глазом начало пощипывать, а сутолока стала ее раздражать. Почему она не пошла работать на радио?

– Давай, Эллен, мы должны приготовиться как можно быстрее. Скоро начинаем, – сказал он, выставляя расстояние на камере.

Она кивнула, он прав.

Она взяла зеркало и попыталась убрать тушь, наложенную поверх телевизионного грима. Филип сделал хорошую основу, но из-за дождя, а теперь еще и духоты в комнате грим надо бы подправить.

– Осторожно, – сказала она кому-то, кто ткнул ее в спину. Отметила, где находятся запасные выходы, и вычислила, как быстро она сможет выйти, если не справится.

Она еще раз пробежала глазами мятый сценарий, который набросала в машине по дороге в здание полиции. Одернула платье, чтобы оно сидело как надо, сделала глубокий вдох и попыталась отключиться от посторонних звуков и движений.

Андреас кивнул. Она подняла микрофон и посмотрела в камеру.

– Я нахожусь в здании стокгольмской полиции… – Она опустила микрофон. – Нет, надо переписать. Я не смогу это произнести. Это слишком банально. – Она поискала ручку в сумке, но не нашла. Пришлось довольствоваться карандашом для подводки глаз. Не зная, что она будет менять, принялась черкать сценарий.

– Давай же, Эллен. Оставь. Время идет.

Время идет, время идет. Будто она этого не знает.

Она еще раз посмотрела в камеру. Набрала в легкие воздуха.

– Я стою здесь… – Она впала в прострацию. – Как полная идиотка.

– Черт побери, возьми себя в руки, – сказал Андреас.

Он не мог скрыть раздражения, и Эллен его понимала. Она была сама не своя. Обычно она сразу приступала к делу.

– Не нервируй меня, – сказала она решительно и вытерла пот со лба. А она успеет попудриться?

Немедленно возьми себя в руки!

Окружавшие ее журналисты говорили, перебивая друг друга; стоял оглушительный гвалт. От запаха мокрой одежды ей стало плохо. В конце концов, ей удалось сделать вполне приличное вступление. Едва она успела договорить, как открылась самая дальняя дверь в комнате.

Все замолчали. Слышны были только щелчки вспышек.

Вошедший первым Уве поднялся на подиум.

Эллен рассказала зрителям, что происходит и чего можно ждать от трансляции. Зачитала вслух отрывок пресс-релиза, который полиция выпустила сегодня утром. По спине текло. К счастью, ей больше не надо появляться в кадре.

Вслед за Уве в комнату вошла она, мама.

Вид у нее был усталый, что было вполне естественно после наверняка бессонной ночи.

От ее пустого взгляда переворачивалось сердце. Эллен представила себе свою маму, и у нее сжало диафрагму.

Люкке была похожа на маму.

Сразу же появился папа. Вид у него тоже был измученный. Родители Люкке походили на двух раненых зверей. Они поднялись на подиум и встали у микрофонов.

Андреас крутился вместе с другими фотографами, чтобы выбрать самый лучший ракурс.

Эллен радовалась, что сейчас ей больше ничего не надо делать, и продолжала наблюдать за родителями. У мамы ни один мускул не дрогнул. Она стояла, не двигаясь, и смотрела в одну точку. Эллен попыталась увидеть, смотрит ли мама на что-то конкретное или просто сфокусировала взгляд, чтобы сохранить равновесие. На ней был темно-синий облегающий костюм. Заостренное личико.

Папа переминался с ноги на ногу, вертел обручальное кольцо и подкручивал часы.

Хотя Эллен не знала, по какой причине развелись родители Люкке, она невольно испытывала раздражение по отношению к папе, который завел новую семью.

– Добро пожаловать. Меня зовут Уве Свенссон, я пресс-атташе полиции. Для начала хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли. – Он поводил головой вперед-назад, как сова. – Люкке Хёёк пропала вчера во второй половине дня неподалеку от Королевского теннисного корта.

На белом экране за подиумом высветилась фотография Люкке. Уве прокомментировал утреннюю находку, рюкзак Люкке. Район поиска был скорректирован с учетом места находки, и полиция теперь больше склоняется к тому, что речь идет о похищении, и принимает соответствующие меры. Составлено заявление о похищении человека.

– Что ты делаешь? – прошептал Андреас.

– А что?

– Перестань щелкать пальцами.

– Извини. – Эллен помахала перед собой сценарием, чтобы вдохнуть немного воздуху.

Уве закончил говорить и представил папу Люкке. Папа посмотрел поверх толпы журналистов, а потом на микрофоны, не зная, в какой ему говорить.

Эллен качнуло.

– С тобой все в порядке? – шепнул Андреас ей в ухо.

– Да вроде. Мне только очень тяжело дышать, и немножко кружится голова.

– Меня слышно? – спросил папа Люкке, постучав пальцем по микрофону. Он откашлялся, сделал глубокий вздох и только потом начал говорить. – Я, как вы понимаете, папа Люкке, Харальд Хёёк. Хочу сначала поблагодарить вас за поддержку и за то, что вы пытаетесь помочь нам найти нашу Люкке. Для всей семьи это была ужасная ночь. Нам остается только надеяться на то, что найдем ее невредимой. Мы действительно нуждаемся в вашей помощи и в помощи общественности.

Он говорил низким решительным голосом, но в голосе слышался страх.

– Кто бы ни похитил нашу девочку… – Он смотрел в камеры пристальным взглядом. От этого взгляда было трудно отвести глаза, так же, как и от взгляда Люкке на фотографии над ним. – Я прошу вас, верните девочку ее маме. – Мельком взглянув на маму Люкке, он посмотрел поверх голов журналистов и продолжил: – Верните ее папе и младшему брату и всем тем, кто любит ее и скучает по ней.

Теперь у него дрожал голос, и он провел ладонью по щеке, словно вытирая слезу. Потом развернулся и стал рассматривать фотографию Люкке.

У мамы по-прежнему не дрогнул ни один мускул. Она продолжала что-то высматривать в пустоте.

Харальд оперся о трибуну на подиуме. Уве подошел к нему и положил руку ему на плечо.

Эллен вытерла лоб.

– Если у вас есть вопросы, пожалуйста, задавайте. В вашем распоряжении десять минут, – объявил Уве.

– Как вы думаете, что произошло с вашей дочерью? – выпалил первый вопрос репортер «Афтонбладет».

Родители неуверенно посмотрели друг на друга, а потом на Уве.

– Родители будут отвечать только на вопросы по существу. Домыслы мы оставим вам, – откликнулся Уве.

– Есть ли подозреваемый?

– Вы думаете, что ее похитили?

– Речь идет о деньгах?

Вопросы сыпались градом.

– Мы не можем ничего исключить, но пока нам не выдвинули никаких требований, которые указывали бы на это.

– Здесь может быть замешан педофил? – спросил один из журналистов.

Эллен опасалась этого вопроса. Этого предположения. Даже мысли такой не допускала. Она попыталась считать реакцию родителей, но понять их было сложно. Ведь им эта мысль тоже приходила в голову.

– Как мы уже сказали, нельзя ничего исключать.

Мама по-прежнему не произнесла ни одного слова.

– Вы получили какую-нибудь наводящую информацию?

– Мы получили сотни мейлов. Но пока, к сожалению, ни одна из наводок ни к чему не привела. Мы призываем общественность по-прежнему сообщать нам, если они что-то увидят или услышат. Мы стараемся работать как можно более оперативно и делать все, что в наших силах, чтобы найти Люкке живой и невредимой.

– Как она могла просто так взять и исчезнуть? Неужели нет никаких свидетелей?

– А вы заблокировали границы?

– Задавайте вопросы по одному, – призвал Уве. – Как мы сказали, нельзя ничего исключать, но есть основания считать, что ее похитили.

– Это почему?

– Мы не можем сообщить вам детали, но на это указывает найденный рюкзак.

– Кто нашел сумку? – как можно громче спросила Эллен.

Уве откашлялся.

– Как я уже сказал, мы не хотим посвящать вас в детали.

– Стоит ли другим родителям беспокоиться за своих детей? – спросил кто-то из журналистов.

– Оснований для этого пока что нет.

По залу прошел гул.

– У меня вопрос к родителям, – выкрикнул кто-то. – Как вы считаете, ваша дочь еще жива?

– Как уже было сказано, никаких домыслов… – В голосе Уве послышалась озабоченность.

– Почему же, я охотно отвечу на этот вопрос. – Харальд вышел вперед. – Нет совершенно никаких оснований считать, что ее нет в живых, и никаких доказательств того, что ей причинили вред. Мы только должны сделать так, чтобы найти ее, пока не поздно. Пожалуйста, помогите нам найти нашу Люкке.

* * *

Пока Эллен ждала, что Андреас запихнет фотооборудование в маленький багажник ее машины, она сидела в машине и барабанила пальцами по рулю.

С каждой секундой она ударяла все сильнее и сильнее. Что бы ни говорил Харальд Хёёк, создавалось впечатление, что, по мнению полиции, Люкке нет в живых. Они не говорили так напрямую, но это читалось между строк. Неужели они действительно уже сдались?

Эллен попыталась отогнать летающую вокруг нее муху, но та продолжала упорно висеть в воздухе.

Телефон Эллен запищал – пришло сообщение от Уве.

У меня для тебя есть дополнительная информация. Позвони, когда освободишься.

– Давай быстрее! – сказала она Андреасу, хотя он уже закончил и был готов запрыгнуть на пассажирское сиденье. У него с одежды стекала вода.

– Успокойся. Если ты так торопишься, могла бы и помочь. – Он поправил кепку и вытер руки о джинсы. – Какая у тебя маленькая машина.

– С возвращением на работу. – Не успел Андреас закрыть за собой дверь, как она уже включила коробку передач.

– Тебе лучше? – спросил он, когда они выехали с парковки.

Эллен кивнула.

– Мне безумно жаль родителей. – Она сосредоточилась на езде. – Только заедем по дороге в киоск прессы, я должна выпить кофе. – Она сделала стерео громче, чтобы избежать дополнительных вопросов.

– Судя по всему, ты не изменила своему музыкальному вкусу, – во весь голос сказал Андреас, пытаясь перекричать Леди Гагу.

Он всегда жаловался на то, что ей нравится коммерческая и слишком поверхностная музыка. Сам он слушал только тяжелый хип-хоп вообще безо всякой мелодии.

Для Эллен музыка служила терапией, она вырубала все чувства, когда мантра не помогала. Чем громче, тем лучше. Это все равно, что смотреть фильмы ужасов, ходить на бокс или время от времени интересоваться порнофильмами. Все что угодно, лишь бы только отвлекаться и подавлять приступы отчаяния.

Сделав музыку еще громче, она начала медленно расслабляться.

Они ехали по мосту Барнхюс в сторону района Васастан, вниз по улице Тегнергатан.

На улицах почти никого не было. Люди спрятались от дождя.

Выехали на улицу Свеавеген. Здесь практически нельзя было разъехаться с другими автомобилями из-за огромных луж. Киоск находился на другой стороне улицы, и ей пришлось доехать до перекрестка с улицей Оденгатан и нарушить правила.

– Если бы у меня была такая машина, как у тебя, я бы спокойно разворачивался на все сто восемьдесят градусов.

Эллен припарковалась у киоска рядом с Высшей школой экономики в двух шагах от входа в метро Родмансгатан.

– Как здорово, что ты не я, а то нам бы мы пришлось проехать через весь город, чтобы найти законную парковку, – заметила она и открыла дверь машины, пока рядом не было других машин. – Посиди здесь, я сейчас.

– Не понимаю, что тебе тут надо? Разве нельзя выпить кофе на работе?

К счастью, она не успела ответить. Дверь захлопнулась, и она побежала к киоску, чтобы окончательно не промокнуть.

Анетта, как всегда, стояла за кассой. Ее рыжие волосы были еще ярче, чем обычно. Под цвет волос она надела красные пластмассовые серьги. Когда Эллен была маленькой, такие серьги лежали в пакетиках с чипсами.

– Привет, – сказала Анетта, интенсивно жуя жвачку. – Чем могу помочь?

– Один «Рэдбул» и один кофе, спасибо. Нет, лучше два кофе. Больших, – ответила Эллен, выдавив улыбку.

Анетта кивнула и поставила в автомат два бумажных стакана.

– И кто тут у нас такой усталый? – спросила она, продолжая жевать. – К сожалению, булочек нет. Сегодня утром нам забыли их привезти. – Она поправила свои пластмассовые серьги. – Как водится, они забыли об этом в субботу, когда люди хотят полакомиться.

Эллен почувствовала, что больше говорить им не о чем, и кивнула.

Анетта закрыла кружки крышками и вставила их в держатель.

– Вот так. Как будешь платить – наличными или карточкой? – спросила она и подмигнула одним глазом, обведенным черной подводкой. У нее почти не осталось ресниц.

– Наличными, – ответила Эллен и осторожно протянула четыре тысячи. «Наверное, достаточно», – подумала она, взяла два кофе и напиток и пошла к двери.

– Приходи еще, – наигранно крикнула Анетта.

Прежде чем сесть в машину, Эллен попробовала снова позвонить Уве. Если они были довольны, он, как правило, отвечал быстро.

 

Эллен. 12.30

Как только Андреас и Эллен вернулись в редакцию, они сразу же пошли в одну из свободных маленьких монтажных.

– Только не зажигай свет, – попросила она Андреаса. – Пусть будет темно.

Комната была со звукоизоляцией, и Эллен наслаждалась тишиной. Откинувшись назад, она стала обдумывать сложившуюся ситуацию, пока Андреас загружал отснятый материал.

Через какое-то время она стала размышлять вслух:

– Мой источник в полиции рассказал, что они начали искать ее у известных педофилов, или, во всяком случае, изучают обстоятельства ее исчезновения, которые могут на них указывать. В районе поисков выявлено пятьдесят два человека, осужденных за сексуальные домогательства.

– Но почему они не озвучили это на пресс-конференции?

Эллен пожала плечами.

– Но они же сказали, что ничего исключать нельзя.

Потому что так сложилось. Но она не собиралась посвящать ни Андреаса, ни кого-либо другого в свою сделку с Уве.

– Я не понимаю нескольких вещей, – сказала она. – Кто-то увел Люкке, но почему он или она оставили сумку? Если девочку кто-то похитил, то он должен выдвинуть какие-нибудь требования. Но полиция утверждает, что никаких требований нет.

– Но ведь полиция не исключает похищение Люкке?

– Нет, но если похитителей не интересуют деньги, что тогда их интересует?

Андреас подключил камеру к компьютерам, и на экране один за другим стали появляться тысячи застывших кадров, пока отснятый материал грузился на жесткий диск.

– Тогда ее похитил какой-то жуткий педофил. С тех пор как у меня появились дети, я едва могу произнести это слово вслух. Я буквально выхожу из себя, и меня тошнит, – сказал Андреас.

– Но почему педофил оставил сумку?

– Может быть, он сделал это импульсивно, и его охватила паника. – Андреас пожал плечами.

– Если его охватила паника, и он избавился от сумки, что тогда он сделал с Люкке?

Эллен размышляла с той же скоростью, с какой перед ней на экране возникали кадры с пресс-конференции.

– Может быть, это пара, которая не может иметь детей и которая… – предположил Андреас.

– Ей уже восемь лет. Она же не маленький грудной ребенок.

– Конечно, – сказал Андреас.

– Наверное, мне стоит поговорить с Кларой из отдела программ. С той, которая отвечает за Неведомое.

– Не слишком ли далеко ты заходишь?

– Они, может быть, видят то, что никто другой не видит.

– Это же всего лишь фокус-покус.

– Вовсе нет. Ты видел программу?

– Нет.

– Сначала Клара тоже не верила в это, но теперь у нее совсем другое мнение. Могу сказать, что это не фокус-покус. Эти люди…

– Видят мертвых. – Он рассмеялся.

– Прекрати. Мы должны попробовать все.

– Не понимаю, почему полиция не хочет рассказать, кто нашел сумку. Разве это не странно?

– Знаешь почему? – Эллен взглянула на него. – Потому что они не знают. Кто-то оставил сумку на рецепшен рано утром в субботу, и они не поняли, что это может иметь отношение к Люкке. Мужчина, который выгуливал свою собаку в парке Роламбсховспаркен, – вот и все, что они знали или смогли увидеть в камерах наблюдения в рецепшен. Ничего интересного, согласно моему источнику. Только недобросовестность, которую они хотят скрыть.

Раздался щелчок – сигнал о том, что загрузка отснятого материала окончена. На экране показалась фотография мамы Люкке крупным планом.

– Родные Люкке как-то странно вели себя на пресс-конференции, – заметил Андреас.

– Пожалуй. Возникает чувство, что им есть что скрывать. – Эллен достала телефон и написал мейл Детеканне.

Анна, проверь, пожалуйста, есть ли в суде материалы по возможному делу об опеке над Люкке. Спасибо!

 

Хлоя. 15.30

Она осторожно открыла дверь в комнату Людде. Он спал в своей кроватке, словно ничего и не случилось. Хлоя с облегчением вздохнула – он не проснулся, когда полиция проводила обыск или как там это называется. К счастью, она убедила их не заходить в комнату Людде, поскольку он спал, хотя дело шло к вечеру. Каким-то образом она внушила себе, что младенцы понимают больше, чем можно предположить, и не хотела, чтобы его втянули в этот кошмар.

На потолке кружились звезды от ночной лампы. Новые светонепроницаемые шторы оправдывали свое название и совершенно не пропускали дневной свет.

Как унизительно, что к ним домой приходила полиция. Они до всего дотронулись и почти все перевернули вверх дном. Что они хотели найти? И все эти вопросы. Она была последней, кто видел Люкке до ее исчезновения.

Хлоя на цыпочках шла к кроватке Людде и наступила на французского игрушечного жирафа. Жираф запищал. Она подняла его и положила на место в один из ящиков с игрушками. Ящики были сделаны в виде вагонов поезда, прикрепленных к большому локомотиву, на который Людде любил вскарабкиваться.

Она смотрела на спящего сына – какой же он сладкий. Их с Харальдом маленький сынок.

Когда Харальд и его бывшая жена вместе выступали на пресс-конференции по телевизору, было трудно поверить, что они по-прежнему семья. Хотя Хлоя знала, что по-другому не будет, она не могла привыкнуть к тому, что до нее у него была другая жизнь и что его прошлое постоянно напоминает ей о себе.

Во время их третьего свидания Харальд преподнес ей сюрприз, пригласив поехать с ним в Париж. Он заказал столик в ее любимом ресторане и где-то между устрицами и шампанским рассказал ей, что женат и что у него есть ребенок.

Тогда она не придала этому большого значения. И особенно не удивилась. Было бы странно, если бы у него не было семьи, учитывая, что он старше ее на целых десять лет. Это не играло никакой роли. Он был тот, с кем она хотела разделить свою жизнь. Он воплощал все, что она хотела видеть в муже, в настоящем мужчине. С Харальдом она чувствовала себя защищенной. Совсем не как с парнями, с которыми она встречалась до него; по сравнению с Харальдом они просто мальчишки. А он был настоящим джентльменом, который знал, как нужно вести себя с женщиной.

Она никогда не сомневалась в том, что он уйдет от жены ради нее, хотя друзья ее предостерегали.

Хлоя всегда знала, что привлекательна, но благодаря Харальду почувствовала себя особенной, что для нее даже оказалось непривычным. Он видел нечто большее, чем только ее внешность. Он считал, что с ней весело и интересно, и прислушивался к ее словам.

Но последнее время они все чаще ссорились.

В понедельник, когда Харальд пришел домой с работы и сел рядом с ней на диван, страсти накалились.

– Ты знаешь, Калле, наш директор по продажам, ты мельком видела его сегодня на обеде, все время говорил о том, какая ты красивая. Бедняжка, у него такая скучная жена, аж скулы сводит. Иди сюда. – Он притянул ее к себе и медленно расстегнул на ней блузку. – По-моему, ты не понимаешь, как я рад, что у меня есть ты.

– Почему же. – Она улыбнулась. – Вы общались?

– Кто мы?

– Калле с женой и ты с Хеленой? – спросила она и начала застегивать блузку.

Харальд решительно отвел ее руки и заглянул под блузку.

– Ненавижу, что до меня у тебя была жизнь.

Он заложил ей волосы за уши.

– Это была не жизнь.

– Тогда зачем надо было заводить от нее ребенка? Что за идиотизм! – Хлоя немного отодвинулась от него.

– А ты не думаешь, что я не имел права поступить по-другому? – Он опять притянул ее к себе.

– Не понимаю, как ты вообще мог в нее влюбиться? – спросила она.

– Прекрати. Я не хочу думать о Хелене. Я хочу думать только о тебе. – Харальд нежно поцеловал ее сначала в ухо, а потом в шею. Затем поднял глаза. Осторожно взяв ее за подбородок, он серьезно посмотрел на нее. – У меня не было выбора, я сделал то, что должен был сделать. Это был единственный естественный шаг. Завести ребенка. Я не посмел ее бросить. Я не могу этого объяснить. Больше всего на свете я хотел бы встретить тебя раньше. Но ты это уже знаешь. Сколько раз нам надо говорить об этом? – Он запустил руку ей под джинсы и дотронулся до ее трусов.

– Перестань. – Она встала с дивана.

– Пожалуйста, достаточно. Мне это надоело. Если еще раз я услышу хоть слово о Хелене и Люкке, я…

– Что ты?

– Хватит, ты заходишь слишком далеко. Ты что, не понимаешь? – На этой фразе Харальд вышел из гостиной.

Хлоя пошла за ним в холл и увидела, как он натянул на себя дождевик, взял ключи со столика и молча ушел.

Она выбежала за ним на лестничную площадку.

– Если сейчас ты уйдешь, можешь никогда не возвращаться. Понятно? Ты слышишь, что я говорю? – закричала она ему вслед.

Дверь подъезда хлопнула. Он ушел.

Харальд вернулся домой только через день и отказался отвечать на вопрос, где он был. Хлоя решила к нему не приставать, но целую неделю он вел себя странно и казался раздраженным.

Она слегка толкнула Людде, чтобы проверить, дышит ли он. Малыш всхлипнул и перевернулся. Светлые младенческие волосы вились на затылке.

Она обошла кроватку, чтобы увидеть его личико. Какой красивый. Само совершенство. Глаз невозможно отвести. Она способна часами стоять тут и смотреть на спящего сына.

Она сжала его маленькую ручку, а потом запахнула халат и вышла из комнаты. «Почему Харальд не дает о себе знать?» – подумала она, переступив порог ванной.

Хлоя отделала ванную зеленым мрамором от пола до потолка. Ванная выглядела как в настоящей гостинице, и Хлое это очень нравилось.

У раковины она увидела мыло. Ей стало стыдно. Она обошлась слишком строго с Люкке, когда девочка взяла не то мыло, но Хлое не нравилось, что Люкке пользуется ее ванной. Это была ее комната, где лежали ее личные вещи, и она не хотела, чтобы здесь крутился маленький ребенок.

Тем или иным образом Люкке всегда выводила Хлою из себя. Вчера это было мыло. Нелегко жить с чужим ребенком, который к тому же постоянно напоминает ей о прошлом Харальда.

Хлоя открыла кран, намылила руки мылом и вдохнула его приятный запах.

Она отреагировала неадекватно и знала это. Но Люкке должна выучить действующие в их доме правила, а это значит, что разногласия неизбежны. Хлое выпала неблагодарная роль. И все же хорошо, что она стоит на своем, уговаривала она себя.

В начале их отношений Харальд утверждал, что любит в ней «бури в стакане воды», любит, что ее захлестывают эмоции. Он часто говорил, что она – прямая противоположность его предыдущей жене. Тогда она воспринимала это как комплимент. Сегодня она сомневалась, комплимент ли это, и страшно ревновала.

Она представила себе Хелену, стоявшую на пресс-конференции рядом с ее мужем. Полное владение собой, ни один мускул не дрогнул. Может быть, он все же хочет такую женщину, как Хелена? Может быть, он был у нее, когда ушел из дома? Может быть, он и сейчас у нее?

Хлоя распахнула халат и посмотрела на свои груди, потом дотронулась до них руками, подняла их и долго на них смотрела. Затем опустила их.

Ее груди походили на два пустых пакета из супермаркета «Айса», на дне которых лежало немного каши.

Подруга Хлои вычитала в газете, что мужчины хотят, чтобы груди их приветствовали. Хлоя до конца не понимала, что это значит, но была уверена, что это не ее случай.

Ее груди никого не приветствовали. Они уже сказали свое.

Не говоря уже об ее животе. Он был чуть ли не больше, чем ее грудь. Она всегда была стройной, но стоило ей прибавить хотя бы один килограмм, как он сразу же откладывался у нее на животе.

Надо пробежаться. После этого можно позволить себе кофе, яйцо и половинку грейпфрута. С исключениями покончено.

Она выдвинула ящик под мойкой и увидела, какой там беспорядок. Грязные полицейские руки.

К тому же у полиции хватило наглости попросить у нее образец слюны. Она отказалась. Ссылочная ДНК или как там они сказали? Как она могла вляпаться в эту историю?

Они забрали с собой старый компьютер Харальда, которым разрешали пользоваться Люкке. И их айпад. А они смогут видеть все, что она искала в Гугле?

Полиция также взяла щетку для волос Люкке и ее дневник.

Она не знала, что Люкке вела дневник. Полицейские сказали, что, похоже, Люкке его прятала, но не сказали, ни где, ни что в нем написано.

Есть надежда, что ей не надо беспокоиться.

 

Эллен. 22.45

Закончился последний эфир. За день не появилось ничего нового. Одни сплошные домыслы. Эллен сделала несколько хороших врезок с полицией, рассказывающих о поисках, которые пока не вывели их на Люкке. Полиция не говорила напрямую, что ищет среди известных педофилов, но продолжала просить общественность о помощи.

Эллен так волновалась, что не поехала домой, а кружила на машине по городу.

Несмотря на субботний вечер, уличные кафе пустовали. Из-за дождя тротуары блестели, а на улицах можно было поскользнуться.

Она медленно ехала по улице Вальхаллавеген в сторону района Ёердет. На переходе у торгового центра «Фельтёверстен» она увидела мужчину. Она притормозила и стала искать зарядку к телефону. Выругалась, обнаружив, что, наверное, забыла зарядку на работе. Телефон молчал как проклятый. Вздохнув, она стала рассматривать мужчину на переходе. Без зонтика и дождевика, одна только короткая замшевая куртка. Спина согнута, в руках два полных пакета с едой.

Она обратила внимание на осанку мужчины. Он был таким же худым, как и раньше, а остатки волос поседели.

«Что он здесь делает? – подумала она. – Он что, здесь живет?»

Она хотела опустить окно и окликнуть его, но сдержалась. Скорее всего, она не успеет даже выйти из машины, как он скроется из виду. Что делать?

Он ее не видел, в этом она была уверена.

Она проехала вперед, завернула за галерею, припарковалась и побежала обратно к переходу.

Быстрым шагом пошла обратно мимо парковки и перебежала на другую сторону Вальхаллавеген, чуть было не попав под колеса машины. Встала в глубокую лужу и промочила ноги до щиколоток. Посмотрела направо и налево, но его нигде не было видно.

Она решила идти по улице Де Гиирсгатан вдоль парка Тессинпаркен. Дойдя до улицы Стуршерсгатан, увидела его и замедлила шаг, чтобы он ее не заметил. Он остановился у подъезда одного из домов и начал набирать код.

Как только он вошел в подъезд, она бросилась к дому и едва успела войти – еще секунда, и дверь захлопнулась бы.

Эллен тихо закрыла за собой дверь. Услышала, как мужчина поднимается по лестнице на первый этаж, бряцая связкой ключей.

На стене у входа висел список жильцов, но читать его было бесполезно, поскольку он вряд ли значился под своим настоящим именем.

На первом этаже было две двери. Она два раза позвонила в левую дверь, и ей открыла пожилая дама.

– Кроме меня и кошек, здесь никого нет. Понятия не имею, кто теперь живет в доме. В соседней квартире жильцы меняются, как месяцы в году. Их совершенно невозможно узнать. Думаю, эту квартиру снимает коммуна. Хочешь печенья с джемом?

Эллен поблагодарила и позвонила в соседнюю дверь, но ей никто не открыл.

– Привет, – крикнула она в щель для почты. – Я нашла ключи, по-моему, они твои.

Из квартиры донесся какой-то звук, и дверь медленно открылась.

– Какие ключи? – спросил он, просунув морщинистое лицо в узкий проем.

– Привет, можно войти? Мне надо с тобой поговорить.

Он распахнул маленькие глазки.

– А мы знакомы?

– Нет, но мы встречались, и я знаю, чем ты занимался. – Она закусила губу и попыталась успокоиться. – Мне надо с тобой поговорить.

Не успела Эллен закончить фразу, как мужчина сделал шаг назад, чтобы захлопнуть дверь.

– Подожди. – Она поставила ногу в дверной проем. – Может быть, я смогу тебе помочь.

– А почему ты решила, что мне нужна помощь?

– Люкке! – крикнула она и встала на цыпочки, чтобы заглянуть поверх его головы в прихожую.

– Что ты делаешь? – прошипел он, пытаясь оттолкнуть ее, но Эллен не сдавалась.

– Если ты меня не впустишь, я закричу еще громче, а ты же не хочешь привлечь к себе внимание? – сказала Эллен, пытаясь распахнуть дверь.

Внезапно он перестал сопротивляться и сделал шаг назад. Эллен почти упала в квартиру.

Когда он закрыл за ней дверь, у нее внезапно подкосились ноги. Оставалось только надеяться, что он не видит, как она дрожит. Только теперь она осознала, что сделала. Все произошло так быстро. Она нащупала в кармане телефон, но вспомнила, что он разряжен. И все же достала аппарат и стала делать вид, что смотрит в него, чтобы мужчина хотя бы видел, что телефон у нее есть.

– Кроме меня здесь никого нет, – сказал он.

Эллен сделала глубокий вздох, а потом прошла мимо него. Он стоял, прижавшись к стене и заложив руки за спину.

– Тебя по-прежнему зовут Ларс? – спросила она, войдя в темную квартиру времен конструктивизма.

Он покачал головой.

– Ты меня помнишь?

– Нет, – ответил он и пристально посмотрел на нее.

В двухкомнатной квартире почти не было мебели. В одной из комнат стояла не застеленная раскладушка с тонким матрацем. Рядом на полу – стакан воды и рулон туалетной бумаги. В углу – напольная лампа. Эллен попыталась зажечь верхний свет, но ей это не удалось.

– Ты здесь живешь? – спросила она, постучав по стене.

– Да. Что тебе надо? Если ты сейчас же не уйдешь отсюда, я позвоню в полицию.

– Звони, – сказала Эллен, надеясь, что полиция не заставит себя ждать. – Возможно, они уже выехали, – продолжила она, чтобы проверить его реакцию.

Но он по-прежнему стоял, не шевелясь и держа руки за спиной.

Эллен вошла в комнату, задуманную, наверное, как гостиная. В комнате ничего не было, за исключением нескольких газет на полу. Она поддела кипу ногой и увидела, что это обычные дневные газеты.

Ей понадобилось немного времени, чтобы удостовериться, что Люкке в квартире нет.

В кухне лежало два пакета с едой, которые он принес.

Эллен зажгла лампу рядом с вытяжкой и поставила пакеты на мойку.

– «O’бой», почему ты купил «O’бой»? – спросила она, вынув упаковку какао, и продолжила копаться в пакете. Нашла печенье «Марикекс». – Разве это не детская…

– Что хочу, то и ем. Что тебе надо?

Эллен обернулась – она не ожидала, что он подойдет к ней почти вплотную. Мигала лампа вытяжки.

– Кто ты такая? – спросил он, вперив в нее маленькие глазки.

Эллен огляделась и начала тихо щелкать пальцами, и только потом встретилась с ним взглядом.

– Ты меня не узнаешь? Я журналист ТВ4. Мы виделись три года назад на процессе против тебя, а теперь я ищу пропавшую девочку. – Она заговорила слишком быстро, тем самым выдав, что ей не по себе. Зря она сюда пришла. Никто не знает, что она здесь, за исключением старой дамы с печеньем в соседней квартире. Она достала телефон из кармана и украдкой посмотрела на него в надежде, что Ларс не видит, что дисплей выключен.

Он сделал еще шаг и теперь стоял так близко, что она чувствовала его несвежее дыхание.

– Тогда тебе следовало бы знать, что мне не нравятся девочки.

Эллен попыталась вспомнить, но увидела перед собой только массу детей. Не играло никакой роли, кем они были – девочками или мальчиками.

– Но речь шла о детях.

В квартире Ларса в Гётеборге нашли свыше 12 400 детских порнографических фотографий и почти 200 фильмов на жестком диске. Ларса и его подельников удалось схватить по наводке немецкой полиции.

– Люкке! – крикнула Эллен в последний раз, чтобы убедиться, что девочки здесь нет. Потом разбежалась, бросилась мимо него в прихожую и, открыв дверь в ванную, отодвинула шторку.

– Где ты ее прячешь? – спросила она Ларса, теперь звавшегося другим именем, которое она не хотела знать.

– Проваливай. – Он подошел к входной двери и открыл ее. – Я могу заявить на тебя в полицию за незаконное проникновение в жилище. Уходи, пока ничего не случилось.

Эллен поступила, как он велел. В квартире Люкке не было.

Выйдя на улицу, она почувствовала себя совершенно опустошенной. Она медленно пошла обратно к торговому центру «Фельтёверстен» и к машине, не обращая внимания на то, что вся промокла под дождем. Она вела себя неосторожно. Мысли о том, что могло случиться, перемежались у нее в голове с мыслями о детях, проходивших по делу Ларса, об его обшарпанной квартире и о Люкке.

Дойдя до места, она огляделась. Машины не было. «Может быть, я оставила ее не здесь, а с другой стороны торгового центра?» – мелькнуло у нее в голове. Она попыталась вспомнить. Была такая спешка, что она совсем растерялась.

И вдруг, совсем рядом, она услышала какое-то шевеление. Посмотрела в ту сторону, но ничего не увидела. Наверное, ей показалось. Нервы были на пределе. Она вздрагивала от малейшего звука.

Но звук повторился. Эллен посмотрела через плечо и повернулась кругом. Посмотрела сначала в сторону улицы Карлаплан, а потом в сторону улицы Вальхаллавеген.

Он шел за ней?

 

Эллен. 23.15

– Где ты была?

Эллен поспешно обернулась и увидела, что ей навстречу идет Джимми.

– Ты что, с ума сошел, ты меня до смерти напугал!

– Извини, я не хотел.

– Что ты здесь делаешь? – Теперь она чувствовала себя еще больше сбитой с толку.

– Это, скорее, я должен спросить тебя, что ты здесь делаешь и почему припарковала машину рядом с гаражом?

– Что?

– Эвакуатор попытался связаться с тобой и, в конце концов, позвонил в офис, поскольку у тебя на стекле наше разрешение на парковку. Никто не смог с тобой связаться. Почему ты отключила мобильник?

– Он разрядился. Где моя машина?

– Поскольку мы не сумели с тобой связаться, эвакуатору пришлось забрать ее. Люди не могли выехать из гаража.

– Ты шутишь?

– Нет, ты можешь получить машину завтра. Где ты была?

– Зачем ты здесь? – спросила она вместо ответа.

– Я волновался…

Эллен ничего не понимала.

– Пойдем, я отвезу тебя домой, – сказал он и нажал на пульт. Стоявшая перед ней машина перестала мигать. – Прыгай.

Эллен не стала с ним спорить и сделала, как он велел. Она была слишком сильно обескуражена, чтобы протестовать.

Они поехали вниз по улице Страндвеген, мимо «Гранд-отеля» и дальше мимо дворца на набережной Шеппсбрун, не говоря друг другу ни слова.

– Хочешь подняться ко мне и выпить чаю? – спросила она, когда он остановился у ее подъезда.

– В другой раз.

– Я пошутила. – Она открыла дверь.

– Подожди, я должен тебе кое-что сказать. – Он взял ее за руку и не дал ей выйти из машины. – Я чувствую, что нам надо поговорить. Знаешь, тот последний вечер…

– Оставь, Джимми. Это неактуально. – С этими словами она закрыла дверь машины и поспешила к подъезду. Набрала код и, прежде чем войти, бросила взгляд через плечо. Машина Джимми стояла на месте.

Эллен вошла в лифт, нажала на кнопку и поехала на самый верхний этаж.

Дом был построен в XVII веке и принадлежал ее бабушке по отцу. Лифт шел до самой квартиры, и иногда к ней без предупреждения приходили в гости соседи. Но она хорошо их знала, все они были членами семьи фон Блатен. Квартиру на нижнем этаже сдавали пекарю, у которого была маленькая пекарня с самой лучшей в городе выпечкой.

Двери лифта открылись, и она сразу вошла в большую комнату. Квартира и в самом деле состояла из одной большой комнаты, не считая двух спален и ванной. Справа находилась кухня, в центре гостиная, а дальше всего от входа – рабочий уголок с видом на набережную. В квартире имелись неровности, а фасад дома был сильно отклонен назад из-за смещений в почве.

Эллен подошла к окну и посмотрела вниз на набережную Шеппсбрун. Джимми уехал.

Она долго мечтала о том, чтобы он объяснился, и теперь жалела, что не дала ему договорить. «Но что тут можно сказать», – подумала она, скинув с себя кожаную куртку и сбросив с ног туфли. Со вчерашнего утра она не переодевалась и не принимала душ.

Она пошла в спальню и оттуда в ванную. Стянула с себя одежду, которая грудой упала на пол. Едва дотронувшись ногами до теплой плитки в ванной, почувствовала, как тело начинает медленно обмякать. Она включила душ и до упора открыла кран с горячей водой. Сильная струя почти что кипятка чуть было не обожгла ее.

После душа она завернулась в большой банный халат и пошла на кухню греть чайник. Как хорошо, что в прошлый четверг она сходила в магазин. Масло, сыр, половинка лаваша и большая пачка экологически чистого мороженого.

Она разложила продукты на разделочном столике и приготовила бутерброды. В черно-белой фарфоровой чашке настаивался чай.

У Эллен все было черно-белым. Ей нравились прямые линии и резкие контрасты. Может быть, таким образом, она старалась внести гармонию в свой душевный хаос, или выражала протест против обоев в цветочек и антикварной мебели всевозможных цветов, которые ее в детстве и юности окружали на Эрелу.

К переезду Эллен в квартиру три комнаты были бережно отремонтированы. Она решила сохранить старое очарование дома с белыми балками на потолке. Пол и стены выкрасили в белый цвет. Кухонные дверцы – в черный, к досаде ее мамы, но какое это имело значение. Мама все равно никогда не приходила к ней в гости. Только книги и газеты были разноцветными. Балкона не было, зато эркеры были глубокими и низкими, так что в них можно было сидеть и смотреть на острова Шеппсхольмен и Бласиехольмен.

В эркеры Эллен набросала подушки и овечьи шкуры. Здесь был выпит не один бокал вина.

Взяв тарелку с бутербродами в одну руку и чашку с чаем в другую, она направилась к книжной стенке, которая обрамляла два окна. Споткнулась о куртку, валявшуюся на полу, и выругалась, когда слишком теплый чай попал ей на руку. Когда речь заходила о таких несущественных вещах, как одежда и безделушки, она не отличалась особой аккуратностью.

На книжной стенке, наоборот, царил полный порядок. Книги стояли не по алфавиту и не по цвету, как у некоторых. Они были расставлены по видам преступлений.

Эллен собрала целую библиотеку о различных убийствах во всех частях света, начиная с древних времен. Книги о вскрытии, о том, как составить профиль злоумышленника. Газетные вырезки. Все.

Кое-что было у нее в компьютере, но большую часть материала она распечатала и разложила по папкам. На жестких дисках хранился в основном разрозненный материал.

Встроенные книжные стеллажи покрывали всю стену до потолка, и до самых верхних полок она доставала с помощью деревянной стремянки.

Филип называл ее библиотеку «полкой смерти». Однажды, как следует выпив, он взял одну из книг и стал читать вслух о женщине, убившей своего мужа. Со всеми подробностями. После этого он толком не спал несколько недель и потом жаловался, что вокруг глаз у него появилась масса морщин.

Эллен улыбнулась – когда он высказывался, он всегда начинал издалека.

Перед книжной стенкой стоял ее письменный стол. Не классический, а старая лавка, которую она нашла, когда они собирались ремонтировать на Эрелу бывшую кузню. Она привезла лавку в Стокгольм и приделала к ней стеклянную столешницу, чтобы поверхность была ровной.

Она поставила чашку на письменный стол, и прежде чем поставить туда же тарелку, откусила кусочек бутерброда с сыром.

Как-то вечером несколько лет назад Филип спросил Эллен, какие убийства по ее мнению самые ужасные. Ее топ-лист из пяти убийств. Он никак не мог понять ее интерес, и ему казалось, что это все равно, что назвать пять лучших видов туши для ресниц. Хотя потом ему пришло в голову, что это плохое сравнение, поскольку все зависит от ресниц конкретного человека, цели макияжа и так далее.

Для Эллен все было намного проще, считал он. Но она не соглашалась. Ужасного так много, что трудно расставить все по местам, и она назвала случаи, которые первыми пришли ей в голову.

– Кристин Шёррер, немка, которая убила двух маленьких детей в Арбоге в две тысячи восьмом году. Нина Эикиэ, убившая и замучившая в Гётеборге в две тысячи пятом году своего десятилетнего сына, у которого была задержка развития средней степени. Ирма Гресе, немецкая женщина-охранник в концлагере. Мира Хиндли, которая убивала, мучила и покушалась на детей и подростков в Манчестере в середине шестидесятых. Диана Даунз, тысяча девятьсот восемьдесят третий. Аризона. Застрелила троих своих детей, чтобы еще больше сблизиться со своим бойфрендом.

– Черт возьми. Какая жуть – ты знаешь даже даты, – заметил Филип.

Они сидели каждый в своем эркере, цедили красное вино и смотрели на Французскую бухту.

– Почему в твоем списке только женщины? Ни одного мужчины, хотя бы гея.

Эллен отпила глоток вина и стала размышлять над его словами. Он прав, в списке одни женщины. Почему она этого не заметила? Она еще раз молча прошлась по списку и задумалась.

– Потому что они настоящие чудовища. Потому что они делают особенно больно. Представь себе эту немку. Разве ты не видишь ее перед собой?

– Да. Кошмар.

– Она убила двух маленьких невинных детей из-за драмы на почве ревности. Как можно так поступать? В голове не укладывается.

– Согласен, она, должно быть, совсем обезумела.

– А вот и нет. По крайней мере, было установлено, что она не страдала психическим расстройством.

– Просто она была ужасно злым человеком. Но наверняка не меньше мужчин совершали похожие преступления, а ты почему-то приводишь для примера только женщину-охранника из концлагеря? Она что, по-твоему, хуже мужчин-охранников? – продолжал Филип.

Немного подумав, Эллен кивнула.

– Почему же? Я не понимаю. Или, вернее, не хочу это принять. Женщины не должны убивать. Не женское это дело.

И вдруг именно там и тогда до нее наконец дошло, какая болезненная тема ее интересует. Когда убивает женщина, страшно вдвойне. Это идет вразрез со всеми представлениями о том, какой должна быть женщина. Как только речь заходит о женщине-убийце, приходится добавлять, что она действовала с особой жестокостью. Или в состоянии полного безумия. Эти оговорки нужны, чтобы совсем не потерять веру в человечество. К мужчинам таких высоких требований не предъявляют.

Воспоминания о том вечере навели ее на одну мысль.

Она забралась на середину стремянки до полки «дети». Достала оттуда несколько книг, в которых решила попытаться найти ответ. И папку с газетными вырезками.

Прежде чем положить гору книг на письменный стол, убрала со стола газеты, квитанции и прочий мусор. Потом села. Зажгла лампу в виде автомата, увенчанного черным абажуром.

Примерно через час она нашла то, что искала в книге на английском языке под названием Страдания маленьких детей. У Эллен слезились глаза, но она старалась не обращать внимания на усталость.

Южная Каролина, США, 1994 год. Агент ФБР Грегг МакГрой рассказывает о фантомном похищении. Мама с дочкой идут в торговый центр. По дороге у мамы внезапно схватывает живот, и она бежит домой, оставляя ребенка на улице.

Когда она возвращается, дочери нет. От дочери осталась только варежка.

Значит, Эллен запомнила правильно – варежка.

Она стала читать дальше.

В истории много подозрительного. Почему мама оставила дочку, а не взяла ее с собой? В этом нет никакой логики. Эллен принялась размышлять о Люкке и теннисе. Дождь должен был заставить родителей Люкке призадуматься, ведь девочка играла на открытом корте. Но что Эллен знала о том стрессе, в каком живут родители маленького ребенка? Тем не менее все равно странно.

Мама из Южной Каролины позвонила в полицию и заявила о похищении дочери. Полиция отреагировала на выбор слов. Почему первая мысль была именно об этом?

Через несколько дней мама получила посылку со второй варежкой, отправитель указан не был.

Эллен лихорадочно читала дальше и вскоре дошла до места, которое искала.

Если речь шла о похищении, похитителям следовало бы проявить больше осторожности. Если цель похитителей – ребенок, чаще всего они оставляют после себя как можно меньше следов. Если они хотят денег, они сразу выдвигают требования. Во всем есть своя логика. Но почему в данном случае они оставили после себя сумку?

Она продолжала читать.

«Когда кто-то сознательно оставляет после себя следы, чаще всего речь идет о смерти».

Смерть.

Или в результате несчастного случая или умышленно. Похищение – способ замаскировать смерть. Через какое-то время мама призналась. Она убила собственного ребенка.

Эллен несколько раз глубоко вздохнула. Весь день она пыталась связаться с родителями Люкке, но безрезультатно. Или они не отвечали, или выключили телефоны. Идти к ним домой она не хотела. Отчасти потому, что не признавала такой стиль работы в журналистике. С тем же успехом она могла бы работать в какой-нибудь вечерней газете. Отчасти потому, что слишком хорошо знала, в каком ужасном состоянии сейчас находятся родители.

А вдруг кто-то случайно увел Люкке, а потом убил ее по неосторожности?

А может, это был несчастный случай?

Она пролистала сегодняшнюю газету и дошла до страниц о Люкке, а потом на кухне достала булавки и ножницы из ящика со всякой всячиной. Вырезала снимок Люкке и прикрепила его к стене за диваном.

Затем пошла в спальню. Встала на четвереньки и стала убирать книги с книжной полки с левой стороны от кровати.

Коробка стояла в самой глубине, и ей пришлось изо всех тянуть руку, чтобы достать ее. Она не притрагивалась к коробке с тех пор, как переехала в Шеппсбрун.

Вытерев пыль, Эллен призадумалась и только потом сняла крышку.

Сначала она нашла ожерелье, а потом фотографию.

Дрожащими руками надела на себя ожерелье, с трудом застегнув его. Взяла с собой в гостиную фотографию и повесила ее прямо под снимком Люкке.

Эллен долго стояла и смотрела на стену. Глаза наполнились слезами, и ей пришлось отвести взгляд.

«Чем я занимаюсь?» – подумала она. Смерть, смерть, смерть.

Но это не помогло.

От отчаяния она достала мобильный и позвонила Уве. Не важно, сколько времени. Она должна связаться с мамой Люкке. Ей это не нравилось, но, может быть, другого способа нет.