Джолетта отложила дневник Вайолетт, который она читала, и отправилась в ванную. Подойдя к зеркалу, она стала внимательно себя разглядывать. Из зеркала смотрели темно-карие глаза — как у Вайолетт и как у мамы с папой. У Мими глаза были серые. У Натали — серо-голубые, даже больше серые. У Тимоти — карие.

У Гилберта Фоссиера глаза были карие. У Аллина Массари — серые, это ни о чем, в сущности, не говорило. Ведь Мими вышла замуж за дальнего родственника Фоссиера, потомка младшего брата Гилберта, о котором Вайолетт упоминала в своем дневнике. По крайней мере, считалось, что Мими и ее муж, которого все называли Поп, приходились друг другу дальними родственниками.

Должно быть, Мими знала, что это не так. А может, и нет. У Вайолетт самой не было полной уверенности в вопросе, кто из мужчин является отцом ее ребенка.

Сейчас, через столько лет, Джолетте трудно было разобраться в мотивах поступков своих предков. Она только сейчас начала понимать, что у них имелась своя жизнь, секреты и что они старались скрыть свои прошлые ошибки. Для нее всегда существовали лишь их имена на генеалогическом древе и их почти легендарные образы.

Прежде она думала, что путешествие Вайолетт и Гилберта в Европу было просто большим турне, последним из развлечений, конец которым положила Гражданская война в Америке. Во всей этой истории не содержалось ничего необычного, никакого намека на скандал или на то, как это повлияло на их дальнейшую жизнь, известно было только, что оттуда Вайолетт привезла рецепт своих знаменитых духов. Джолетта знала лишь, что Гилберт и Вайолетт провели за границей два года и вернулись домой с маленькой дочерью.

Роун уже ушел. Он встал рано, принял душ, стараясь все делать бесшумно, думая, что она еще спит, и отправился куда-то часа два назад. Джолетта лежала с закрытыми глазами и не поворачивалась, пока он не вышел. Тогда она достала дневник, чтобы убедиться, что он на месте. Пролистывая его, она задержалась взглядом на записях, относившихся к началу беременности Вайолетт.

Интересно, что думал Роун по этому поводу. У самой Джолетты появились некоторые идеи, основанные на том, что ей удалось узнать об истории Вайолетт, но, к сожалению, в ее сведениях было слишком много неясного. Ей хотелось узнать, какие выводы сделал Роун.

Он наверняка не успел дочитать то немногое, что ему осталось. Она должна каждый раз класть фотокопию дневника в свою сумку и не забывать о ней. Должно быть, Роун достал дневник накануне — иначе как объяснить, что он оказался в его руках прошлой ночью? А она не заметила пропажи из-за расстройств вчерашнего дня.

Спрятав дневник, Джолетта вернулась в ванную и приняла душ. Потом просто зачесала волосы назад и чуть-чуть подкрасилась. Ей не хотелось поднимать скандал. Кроме того, в чистом воздухе Италии и удивительной естественности самих итальянцев было нечто такое, по сравнению с чем все остальное казалось надуманным.

Джолетта достала майку и джинсовую голубую юбку и положила их на кровать. Взгляд ее вдруг остановился на подушке, хранившей отпечаток головы Роуна. Она тут же отвернулась.

Прошлой ночью, оказавшись с ним в одной кровати, она боялась, что он будет вести себя как ни в чем не бывало, но ничего подобного не произошло. То ли он выказывал уважение к ее состоянию, то ли страсть его утихла после того, как он увидел ее с Цезарем, но он спал на своей половине кровати.

Одеваясь, Джолетта продолжала думать о Вайолетт и Аллине. Их отношения друг с другом были так неподдельны, так искренни. Что из этого было любовью, а что — просто физическим влечением?

Как им повезло, тем двоим, рассуждала она. Люди в их время не забивали себе голову подобными размышлениями. Все, что они чувствовали, они воспринимали как часть единого целого. Они не имели привычки постоянно анализировать свои отношения, не задавались вопросом, насколько они зависят от тех, кого любят, не боролись с этой зависимостью. Они относились к своим страстям с трогательной невинностью. В этом была чистота, не замутненная декадентскими откровениями Фрейда, а средства массовой информации не навязывали назойливо препарирование сексуального подтекста. И была некая святость, совершенно иное духовное пространство, утерянное днем сегодняшним, когда столько внимания уделяется сексуальному возбуждению и его удовлетворению в погоне за сиюминутным наслаждением.

Размышления Джолетты прервал стук в дверь. Решив, что это либо Роун, либо пришедшая убирать номер горничная, она тут же открыла.

— Привет! — улыбнулся стоявший на пороге молодой человек.

— Тимоти! — Она была так счастлива увидеть перед собой знакомое лицо, что сначала обняла его и только потом спросила:

— Откуда ты взялся?

— С Корсики. Приехал вчера вечером, — ответил он, с удовольствием принимая ее объятия. Потом отступил в сторону и откинул со лба выгоревшую добела челку. — Ты уже завтракала? Натали уверяла меня, что в гостинице я тебя не застану, но я поспорил с ней на двадцатку, что мне это удастся.

Они спустились вниз, где их ждал обычный европейский завтрак. Булочки, рогалики, масло и джем уже были на столах. Там же стояли кофейники и горячее молоко. Пока они наливали себе кофе, он успел рассказать ей, что ему надоело загорать, купаться и осматривать развалины, поэтому он решил отправиться сюда и узнать, как у них с Натали идет дело с духами.

— Итак, вам что-нибудь удалось? — спросил он, откусывая здоровенный кусок от булки.

Его прямота после недомолвок Натали казалась даже милой. Джолетта рассказала все как есть.

Он кивнул.

— Вот уж не думал. На мой взгляд, это дело гиблое. Я бы на твоем месте выбросил все из головы и просто наслаждался бы жизнью.

— Этим я и занималась, — ответила Джолетта.

— Да я не шучу. Зачем все усложнять? — заметил Тимоти. — Что такого особенного может быть в духах? Не понимаю, почему бы нам не собраться всем вместе, выбрать что-нибудь из запасов Мими и сказать этой Каморе, что вот это и есть старинный фамильный рецепт. То есть, я хочу сказать, кто это заметит?

— Лора Каморе, если она хороший парфюмер.

Он пожал плечами.

— Ну, не знаю. Всегда можно сослаться на то, что запах другой, поскольку какого-то компонента теперь не существует, или что-нибудь еще.

— Если я решу не закрывать магазин, мне это не поможет. В Новом Орлеане есть женщины, которые пользовались духами Вайолетт десятилетиями, и я тебя уверяю, они сразу заметят подмену.

— Но все равно что-то придется делать, если ничего не прояснится. Матушка рвет и мечет. Можно подумать, она станет нищенкой, если дело не выгорит.

— Могу себе представить, — сказала Джолетта, ухмыльнувшись.

— Я тоже. — Он вдруг помрачнел. — Она угрожает, что сократит мое содержание, и даже посылает меня на поиски такой мерзкой вещи, как работа. Она всегда такая, когда деньги на исходе.

Джолетта покачала головой.

— Неужели это так ужасно — стать рабочей силой, как все остальные?

— Не знаю, может, и нет, но я же ничего не умею. Проблема в том, что я так и не осилил колледжа. Матушка никак не могла решить, чем мне заняться, потом сказала, что лучше всего мне удается валяться на пляже.

— А это случайно не она посоветовала тебе прервать свои пляжные развлечения и помочь Натали последить за мной?

Тимоти густо покраснел.

— Ты же знаешь, как она это умеет. Или не знаешь? Так вот, напрямую она ничего не говорила, просто все время возвращалась к этой теме, пока я наконец не понял намека.

Джолетта отхлебнула кофе и сказала:

— Никогда не думала, что ее так волнуют деньги.

— Ты даже представить себе не можешь! Динары! Пиастры! Тугрики! Нам их вечно не хватает. Мы все любим много тратить. И так трудно держаться на уровне с людьми, у которых их куры не клюют. — Он рассмеялся. — Возможно, бедняжке Натали снова придется выходить замуж. Это ей не понравится. А может, понравится, все зависит от того, за кого. Сегодня утром ей удалось подцепить одного подходящего.

— Правда? Здесь, в Венеции?

Он кивнул и глотнул кофе.

— «Каморе Косметике», точнее говоря, сын владелицы. Натали завтракала с ним сегодня в отеле «Киприани», где она остановилась.

— Вот как? — сухо заметила Джолетта. Отель «Киприани» никак нельзя было причислить к разряду дешевых. Любопытно, что один из Каморсов сейчас в Венеции.

— Поэтому-то я и догадался, что ты будешь свободна. — Тимоти бросил на нее извиняющийся взгляд и взял еще одну булочку.

— Да? — Джолетта раздумывала, не намазать ли рогалик абрикосовым джемом, потом все-таки решила воздержаться.

— Моя обожаемая сестра решила, что это большая удача. Она сияла, как рокер, заполучивший новый «Харлей-Дэвид-сон». Этот парень положил глаз на тебя, но она сумела его сманить.

— На меня? — Джолетта взглянула на него с удивлением.

— Она так сказала. И мне показалось, что этот американец, весь из себя, с лощеными манерами, больше подходит тебе. Говорят, важный человек, деловой, работящий. У себя в конторе он занимается рекламой. Стыдно, конечно, но на войне, в любви и в бизнесе все средства хороши.

Джолетта отложила булочку в сторону. Она вдруг потеряла интерес к еде и спросила чуть хриплым от волнения голосом:

— А как его зовут, этого парня?

— Дай-ка вспомню. — Тимоти сосредоточенно жевал. — Что-то, от чего издалека разит четырьмястами фамилиями наших самых благополучных граждан. Кажется, Адамсон.

— Ты уверен? — спросила она, уже понимая, что ошибки быть не может.

— Ага, — сказал Тимоти. — Тайрон Адамсон.

Джолетту вдруг замутило. Она с трудом сглотнула, по коже у нее побежали мурашки.

— С тобой все в порядке? — Тимоти, не отрываясь, смотрел на нее. — Только не говори мне, что ты не знаешь никакого Адамсона.

Она не ответила на вопрос, только спросила:

— А почему у него с матерью разные фамилии?

— Кажется, он ребенок от второго брака или что-то в этом роде. У этой женщины было не меньше сотни мужей.

— Ты ее знаешь? — спросила Джолетта. — Ты встречался с Роуном?

— Я был ей представлен, когда в прошлом году сопровождал матушку на всякие вечеринки и балы в Нью-Йорке. А с ее сыном я до сегодняшнего утра не общался — он не принимал участия в подобных развлечениях.

— Я просто не могу поверить, — медленно сказала Джолетга, ей стало трудно дышать.

— Будешь есть последний рогалик? Нет? — Тимоти взял булку с ее тарелки. — Говорят, что корпорацию создала его мать, но сделала она это на деньги мужа, и после развода за ним осталась большая часть. Когда отец умер, все перешло к Роуну, и сейчас он там — самая влиятельная фигура. Теперь именно он принимает окончательные решения.

— Покупать ли духи и связываться ли с этой треклятой формулой, например?

— Вот именно. — Тимоти восторженно покачал головой. — И этот парень путешествовал с тобой по всей Европе, так себя и не выдав? Тащился на туристическом автобусе, хотя привык к «Конкорду»? Вот мастер, а!

Джолетта больше не могла этого выносить. Ей просто необходимо было остаться одной. Она должна подумать, разобраться в буре ненависти и боли, бушевавшей в ее груди.

Она встала и перекинула через плечо ремень сумки.

— Извини, Тимоти, но мне пора уходить. Я заплачу за твой завтрак.

— Это лишнее, — запротестовал он.

— Вовсе нет. Ты долго пробудешь в Венеции?

— Как получится, — пожал он плечами.

— Где ты остановился?

— Пока что в «Киприани», вместе с Натали, — ответил он и добавил, усмехаясь:

— Возможно, завтра я опять окажусь в студенческом общежитии. Но я не против. Там компания поприятнее.

— Отлично. Я свяжусь с тобой позже. — Она уже хотела идти, но снова повернулась к нему:

— У тебя достаточно денег?

— Пока есть, только надолго ли их хватит? Не волнуйся, я в полном порядке.

Джолетта потрепала его по плечу и быстро вышла. Она боялась там оставаться, боялась, что вот-вот расплачется. Она казалась себе такой дурой! Ничего толком сделать не может, даже влюбиться!

Эта мысль заставила ее остановиться так внезапно, что официант, который шел за ней с полным кофейником, вынужден был, вскрикнув от неожиданности, отступить в сторону. Пробормотав какие-то извинения, Джолетта помчалась дальше.

Нет! Это невозможно! Она не влюбилась! Этого нельзя допустить! Она же не викторианская дамочка, которая обязана отдать сердце мужчине, прежде чем лечь с ним в постель. Она современная трезвомыслящая девушка. Занятие любовью — лучшее лекарство от стресса, отличное времяпрепровождение в воскресный полдень и удобный способ узнать человека получше. Ей не нужны ни кружева, ни духи, ни цветы, а также безрассудные жертвы и клятвы верности. Ей нужно лишь тепло другого тела, немного новых впечатлений и необязательная беседа.

Да, еще стабильность.

Чуть-чуть нежности.

Наверное, капельку юмора.

Забота.

И честность.

И это все. Действительно все.

К черту этого человека.

К черту его!

Джолетта задержалась у портье, чтобы оставить сообщение, что утром она не поедет на экскурсию. Этого ей не выдержать, по крайней мере сейчас. Она уже направлялась к двери, когда вдруг заметила высокую знакомую фигуру.

Роун. Она застыла как вкопанная. Но избежать встречи было уже невозможно.

— Доброе утро! — приветствовал ее он, поднимаясь по мраморным ступеням и обходя толстую туристку в звездно-полосатом свитере. Голос его был тих и мягок, он ласково улыбался Джолетте.

Она бросила на него взгляд, от которого он должен был просто превратиться в глыбу льда, и прошла мимо не останавливаясь. Через минуту она уже смешалась с толпой полусонных итальянцев, бредущих на работу.

Джолетта направилась к ближайшей набережной, когда услышала за своей спиной чьи-то быстрые шаги. Роун схватил ее за руку и заставил остановиться.

— Что с тобой стряслось? — спросил он строго. Она бросила на него потемневший от гнева взгляд.

— Со мной ничего. Просто я только что узнала, что человек, с которым я спала, негодяй и лжец.

Он нахмурился.

— О чем ты?

— Ты отлично знаешь о чем, — сказала она с презрением. — Надеюсь, вчера ночью ты нашел в дневнике Вайолетт то, что может пригодиться твоей матери, но больше тебе его не видать.

Джолетта выдернула руку и хотела идти дальше, однако он в два прыжка догнал ее и взял за плечо.

— Подожди минутку, ты не поняла.

Ярость кипела в ней, переливаясь через край.

— Я прекрасно все поняла. Ты надеялся, что я ни о чем не узнаю? Думал, сможешь меня использовать, пока не выведаешь все, что тебе нужно? А как же Натали? Мне следовало обо всем догадаться, когда ты пошел за ней, как дрессированная собачонка.

— Все было не так, — начал Роун. — Я не собирался…

Джолетта заметила, что прохожие бросают на них любопытные взгляды, но сейчас ее это не волновало.

— Нет? Но раз начал, очень удобно было продолжать, так? Господи, от одной мысли об этом я готова умереть — или задушить тебя собственными руками!

— Джолетта, не надо, — сказал он озабоченно. — Не делай себе хуже.

— Мне не делать? Да это ты виноват, негодяй! Это ты все испортил своими низкими штучками! Я должна была раскусить тебя еще тогда, когда вдруг твой южный акцент куда-то исчез. Я сыта тобой по горло, паршивый янки! Убирайся из моей комнаты! Я не желаю с тобой путешествовать! Вон из моей жизни! Не хочу больше тебя видеть. Никогда!

— Невозможно, — сказал Роун. Она удивилась твердости его голоса.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что поеду туда, куда и ты. С акцентом или без акцента, но в моих жилах течет кровь генерала-конфедерата, я ношу его имя; и я такой же упрямый, как и ты. Я буду неотрывно следовать за тобой до тех пор, пока не закончится весь этот кошмар. Ты хоть понимаешь, что происходит?

— Если ты полагаешь, что я позволю тебе оставаться рядом со мной, то ты сильно ошибаешься.

— У тебя нет выбора.

Она подняла руку и ткнула его пальцем в грудь.

— А это мы еще посмотрим.

— Разве? — ответил Роун спокойно.

На сей раз он не пытался ее остановить, когда она повернулась, чтобы уйти. Он просто пошел рядом. Мрачный взгляд, который она на него бросила, не произвел на него никакого впечатления. Лицо его было совершенно бесстрастно.

Джолетта остановилась.

— Уходи, — процедила она сквозь зубы, — или я позову полицейского и скажу, что ты меня преследуешь.

— Пожалуйста, — согласился Роун. — К тому времени, когда он появится, возможно, так оно и будет. Не могла бы ты остановиться и выслушать меня?

— Интересно, что ты хочешь мне рассказать? И как ты можешь думать, что я поверю хотя бы единому твоему слову? Оставь меня в покое!

— Если ты мне только позволишь объяснить…

— Что объяснить? Почему в тот момент ты шел мимо парфюмерного магазина в Новом Орлеане? Вполне вероятно, что именно ты за мной и следил. Или хочешь рассказать, что по чистой случайности оказался рядом со мной в Лондоне именно тогда, когда украли мою сумку? Может, я была слишком доверчива, но я быстро учусь. Нет, спасибо!

Она тяжело дышала, как будто только что пробежала много миль, но все равно продвигалась дальше. Джолетта не желала смотреть на человека, который шел рядом с ней. Даже когда он заговорил, она не повернула головы.

— Да, это действительно был я, там, у магазина в Новом Орлеане, признаю. Я вовсе не хотел тебя напугать, но подошел слишком близко, потому что ты оказалась у магазина раньше, чем я ожидал. Потом я увидел того типа, который следил за тобой, и, не зная точно, чего он хочет, я кружил поблизости и разыграл ту сцену, чтобы его спугнуть. Я наблюдал за тобой и даже начал беспокоиться, поэтому, узнав, что ты направляешься в Европу, поехал за тобой. А в аэропорту мы встретились, потому что летели в одном самолете, просто я постарался сесть подальше. Я не собирался настолько вмешиваться в твою жизнь, мне показалось, что будет проще за тобой присматривать, если мы будем путешествовать вместе.

— Вот именно, — язвительно заметила она. — А потом становилось все проще и проще, верно?

Он глубоко вздохнул, словно пытаясь сдержаться, затем ответил довольно резко:

— Да, становилось. Но если ты считаешь, что я все это делал, чтобы заполучить духи Вайолетт, то ты ошибаешься.

— Нет, так я не думаю. Ты делал это для Натали, да? Она решила, что поскольку я не привыкла к мужскому вниманию, то легко паду в объятия любого, кто окажется рядом. И она оказалась права. Надеюсь, ты получил удовольствие.

— На самом деле… — начал Роун, потом осекся. Стиснув зубы, он продолжал:

— Все было совсем не так.

— Нет? Ну, значит, ты просто хотел заслужить мою улыбку, — презрительно сказала Джолетта, хотя сердце ее разрывалось от боли.

— Я сделал это потому, что боялся за тебя.

— Давай только без этого, — сказала она и устало сгорбилась.

— Я прекрасно понимаю, тебе это кажется глупостью. Мне самому несколько раз казалось, что я просто схожу с ума. Но моя мать потеряла покой с тех пор, как узнала про эти духи. Она вбила себе в голову, что они могут стать новыми духами, такими, как «Джой», и произведут фурор. Она собиралась сделать их самыми прекрасными, самыми нежными — и, естественно, самыми дорогими духами в мире. Духи с собственной историей, причем с такой романтичной, — такого ни в одной лаборатории не создать. Но больше всего меня беспокоило то, что я даже не мог предположить, на что она способна решиться, чтобы завладеть этими духами.

— А ты бы спросил ее об этом, — бросила Джолетта. Она даже не поняла, с какого момента начала к нему прислушиваться. Но это все равно ничего не меняло.

— Лоре Каморс не так легко задавать вопросы. Она ведь начинала все с нуля — простая девчонка с жутким арканзасским акцентом, которую в Нью-Йорке бросил коммивояжер, бывший, а может и нет, ее первым мужем. Она добилась всего сама — упорством и тяжким трудом, да еще несколькими удачными браками. Ей не слишком понравилось, что я воспользовался акциями, которые оставил мне мой покойный отец, решивший таким образом обеспечить мое будущее.

— Но почему? Ведь ты ее сын.

— Сын, которого она бросила в трехлетнем возрасте, как и его отца.

Это мало меняло дело, все же — меняло. Джолетта замедлила шаг, потом пристально посмотрела на него. Напряжение, в котором она пребывала, начало понемногу проходить.

— Так или иначе, — продолжал Роун, — но по-настоящему я начал беспокоиться после того, когда как-то раз случайно зашел в ее кабинет, а она говорила по телефону про эти духи. Она тут же прервала разговор, но я успел услышать фразу о том, что, хоть Мими Фоссиер и умерла, победу праздновать рано, поскольку у нее есть еще одна внучка.

— То есть я.

— Я достаточно слышал от нее об этом деле, чтобы понять, что она имеет в виду не Натали.

Джолетта сделала еще несколько шагов и наконец спросила:

— Не думай, что я поверила тебе, но, если ты действительно считал, что мне угрожает опасность, почему ты не мог просто меня предупредить?

— И тем самым признать, что Лора Каморе занимается промышленным шпионажем? Или чем-то похуже? Тебе это показалось бы чистым бредом. Ты и сейчас мне не веришь. Я уважаю свою мать, за последние несколько лет мы научились работать вместе. Я намеревался слетать в Новый Орлеан разобраться в обстоятельствах дела и принять решение. Все оказалось сложнее, чем я предполагал.

— Но почему ты продолжал лгать мне, почему не сказал, кто ты на самом деле?

— Я не лгал, просто не говорил всей правды.

— Ты представился специалистом по рекламе.

— Я действительно руковожу рекламой в «Каморе», кроме всего прочего. Кое о чем я умолчал. Мне казалось, что ты можешь послать меня ко всем чертям, а мне этого совсем не хотелось.

В голосе его прозвучала интонация, которую Джолетта предпочла не заметить. Она только сказала:

— А теперь ты будешь уверять меня, что духи тебя совсем не интересуют и что ты не делал ничего для того, чтобы твоя компания их получила.

Они дошли до набережной и остановились. Засунув руки в карманы, Роун некоторое время смотрел на воды канала, на катер, загруженный ящиками с кока-колой, проплывавший мимо. Потом он покачал головой:

— Нет, уверять не буду.

— Значит, — сказала Джолетта тихо и с отвращением, — этот мотив в твоих действиях присутствовал.

— Это значит, что с настоящего момента я ничего не собираюсь от тебя скрывать. Меня интересует, что можно сделать с духами, если формула будет найдена. Поначалу они меня мало занимали. Я не верил, что из них что-то получится. Но, почитав дневник Вайолетт и убедившись, что события, связанные с духами, действительно имели место, я изменил свое отношение к ним. В этих духах заключены большие возможности.

Самое ужасное, что ей хотелось ему верить. Но разве она могла сделать это после всего, что случилось?

Ледяным тоном она сказала:

— Я решила, что если я найду формулу, то сохраню ее для магазина.

— Но нельзя же ее опять хоронить! У тебя нет ни денег, ни собственного производства — ты просто не сможешь ею воспользоваться по-настоящему.

— Это не имеет значения. Важно то, что духи будут так же хороши, как и на протяжении более ста лет.

Роун покачал головой:

— Как знаешь. Но помни, есть люди, которые делают все возможное, чтобы ты не получила формулу. Кажется, они имеют отношение к «Каморс Косметике», поэтому я чувствую ответственность за тебя. Я не намерен выпускать тебя из виду, пока все не уладится».

— Что дает тебе замечательную возможность завладеть формулой, если ее удастся обнаружить.

Он бросил на нее взгляд, исполненный холодной ярости.

— Черта с два тебе это удастся! Обещаю, что, если ты все-таки найдешь ее, она будет твоей и только твоей, так долго, как ты сама того пожелаешь, даже если мне придется жить в палатке у твоей двери до конца моих дней, чтобы защитить тебя от возможных посягательств.

Она посмотрела ему в глаза.

— Это похоже на угрозу.

Он никак не прокомментировал ее замечание, что означало: он всегда будет рядом с ней, независимо от того, найдет она формулу или нет. Роун шагнул к ней.

— Я стараюсь помочь тебе, вот и все. Неужели ты не можешь в это поверить?

Ей очень хотелось поверить, и как бы это все упростило! Но Джолетту одолевали сомнения. Прошлая жизнь убеждала ее в том, что для доверия нет никаких оснований.

— Боюсь, что нет, — сказала она наконец.

Роун чувствовал себя так, словно побывал в прессе для старых машин. От сознания своей вины легче не становилось. Он уже давно думал о том, как рассказать Джолетте, кто он такой, особенно после появления Натали. Теперь Джолетта имела все основания не доверять ему. Надо было видеть, как она стояла перед ним, изливая на него свой гнев и заставляя его терпеть это. Жаль только, что ее недовольство направлено именно на него.

Роун хотел бы все переиграть, начать все сначала, с той первой встречи в Новом Орлеане. Он бы представился, пригласил ее поужинать, потом постарался объяснить, с чем она собирается бороться. Как бы она себя повела? Прогнала бы его или позволила войти в свою жизнь? Доверилась бы настолько, чтобы принять его помощь? Он нуждался в ее доверии, как не нуждался еще ни в чем и никогда в жизни.

Слишком поздно. Он должен выкинуть это из головы. Надо постараться, чтобы Джолетта не отправила его в итальянскую тюрьму в ближайшие несколько часов. Он не собирался приставать к ней, но знал, что его представления о безопасности слишком расходятся с ее собственными.

Господи, если все время думать об этом, можно сойти с ума. Надо постараться избавиться от этих мыслей. Как можно спокойнее он спросил:

— Какие у нас планы на сегодня?

— У нас нет никаких планов, — резко ответила она.

К ее холодному взгляду Роун был готов, но его поразил ее подавленный вид. Он слегка нахмурился и сказал:

— Я думал о той картине Каналетто с изображением дома, где они с Вайолетт жили, которую Аллин купил. Не знаю, поможет ли нам это, но было бы интересно ее найти.

— Но мы даже не знаем, что стало с той картиной.

— Это так, но помнишь, в дневнике Вайолетт есть зарисовка — канал и часть дома? Ставлю сто против одного, что там изображено то же самое.

Эта мысль заинтересовала Джолетту.

— Если это так, — медленно сказала она, — нам не нужно искать именно эту картину, достаточно найти другую, ту, на которой нарисована та часть канала, только немного подробнее.

Роун вынул руку из кармана и потер шею, чтобы хоть немного снять напряжение, потом кивнул.

— Предлагаю зайти в пару музеев, в палаццо Пезаро, например.

Джолетта внимательно посмотрела на него, но возражать не стала. А он подумал о том, как все же ему повезло, что она человек рассудительный.

Двигаясь по галереям, они вертели головами во все стороны. И не переставали удивляться, как много было всего здесь выставлено и как плохо все охранялось. Почти к любой картине можно было подойти и потрогать ее. Казалось, в Италии такой переизбыток шедевров, что охранять все просто невозможно, поэтому, сосредоточив внимание на лучших из лучших, власти махнули рукой на остальные.

Джолетта наконец нашла один пейзаж, больше всего походивший на сделанный Вайолетт набросок. Это была картина не Каналетто, а Тержура. Она сказала, что яркие, чуть размытые краски Тернера нравятся ей больше мягких цветов и четких линий Каналетто. Роун, решив, что она хочет его позлить, не стал с ней спорить и предпочел скрыть тот факт, что ей это почти удалось. Глядя, как она стоит, заложив руки за спину и задумчиво надув губы, он вдруг поймал себя на мысли, что ему ужасно хочется сделать то, что на публике делать не принято. Пересилив себя, он попробовал сосредоточиться на том, что она говорила.

— Видишь ли, этот дом может быть просто похож на тот, который рисовала Вайолетт. Эти дома и палаццо все на одно лицо.

— Действительно, — согласился он.

— Кроме того, Вайолетт могла запечатлеть и дом напротив.

— Если у тебя есть еще какие-то соображения, можешь высказать их, — добавил Роун.

— Нет-нет, — быстро ответила Джолетта. — Я просто хотела напомнить тебе, что, возможно, мы тратим время попусту.

«Мы. Какое короткое, милое слово», — подумал Роун.

— Так ты хочешь, чтобы мы пошли к тем домам, или нет?

— Наверное, нам понадобится помощь Цезаря, — сказала она.

— Думаю, мы и без него справимся. Джолетта посмотрела на него с сомнением.

— Только если ты говоришь по-итальянски. — Она помедлила. — Но ты ведь не говоришь? Он иронично улыбнулся уголком рта.

— Ты обо мне многого не знаешь.

— Начинаю узнавать, — ледяным тоном отозвалась она. «Только подожди до вечера», — подумал Роун, а вслух сказал:

— До обеда и сиесты есть еще пара часов. Начнем?