Солнце давно село за горизонт, и оба берега скрылись в темноте, но бледный преломленный свет на воде еще позволял им двигаться вперед. Когда и этот свет растаял, они прикрепили к носу корабля фонарь и продолжили путь. Кэтрин лежала на своей койке, прикрыв рукой глаза, делая вид, что спит. Тот резкий приказ все еще эхом звучал в ее голове, смешиваясь с чувством обиды и задетой гордостью. Она прекрасно осознавала, как неистово радуется Соланж тому, что она расстроилась, но в то же время ощущала и невысказанное сочувствие Фанни. С гордым видом оставив их обеих, она молча молилась, чтобы это бесконечное путешествие скорее закончилось.

Луна проложила по воде сияющую серебристую дорожку, когда они наконец повернули к берегу. Судно, пронзительно скипя деревянной обшивкой, протиснулось вдоль столбов причала и остановилось. Раздалась громкая команда, и лодка была пришвартована, ритмично ударяясь о землю, поднимаемая течением.

— Мы приехали, ma petite, — с энтузиазмом сказала мадам Тиби своей подопечной. — Давай-ка я тебе помогу. Как только сойдешь на землю, почувствуешь, что стало лучше. Дай мне свои ручки — и я подниму тебя, вот так. А теперь обхвати меня за талию — вот; не так уж плохо, не правда ли?

— У меня все плывет перед глазами, — простонала Соланж. — Где мой флакон с нюхательной солью? Мне нужна нюхательная соль.

С верхней полки Кэтрин наблюдала, как к ней подошла Фанни. Она проворно спрыгнула и вместе со служанкой вышла из каюты на прохладный ночной воздух.

На секунду Кэтрин показалось, что произошла какая-то ошибка. Хотя они находились недалеко от берега и сквозь деревья просачивался легкий свет, судно окружала вода. Затем она заметила сигнальный фонарь из красного стекла, свисающий со столба, к которому была пришвартована лодка, и поняла, что место высадки было сильно затоплено водой.

Небольшая лодка с веслами, тоже привязанная к столбу причала, означала, что до берега они должны будут добираться на ней.

Джилс стоял вместе с Рафом на носу корабля, и в его огромной руке поблескивали серебряные часы размером с луковицу. Подбоченившись, Раф насмешливо ухмыльнулся другу:

— Мне не нужны часы, чтобы сказать, что мое время было лучше, чем твое.

Джилс покосился на часы и сжал их.

— Ты прошел этот путь на час сорок минут быстрее, — покачав головой, согласился он. — Не знаю, как тебе это удалось. Невозможно улучшить время, затраченное нами сегодня… или пройти путь так удачно.

— Ты мне должен выпивку, — напомнил ему Рафаэль. — Я заберу долг, как только улажу некоторые дела. А если хочешь найти виноватого, обратись к штурману.

— Эй, плут, что ты имеешь в виду? Штурман ведь я.

Оба мужчины засмеялись и повернулись к приближающимся женщинам.

С большой неохотой Джилс и Фанни Бартон все же приняли приглашение остаться на ночь. Они явно не хотели стеснять Кэтрин и Рафаэля в их первую совместную ночь в новом доме, но все же, как заметил Наварро, Джилс был предусмотрительным человеком: его не прельщал необоснованный риск ночью пройти еще пять-шесть дополнительных миль против течения. Совсем скоро наступит утро. Тем не менее Джилс и Фанни согласились только после того, как об этом их горячо попросила Кэтрин.

Затем некоторое время спорили, кто первым должен спускаться в шлюпку, но Рафаэля нельзя было превзойти в учтивости. Поэтому Джилсу пришлось спрыгнуть в маленькую неповоротливую лодку и пересадить через борт сестру и ее служанку, после чего они сели рядом.

Они отплыли более чем на полдюжины ударов весел, когда Рафаэль перепрыгнул через борт судна, оказавшись по колено в воде, и отыскал безопасное место на затопленном причале. Засмеявшись, он повернулся к Кэтрин и протянул руки.

— Прыгай, — позвал он, и в его черных глазах блеснул насмешливый огонек.

Кэтрин глубоко вздохнула. Он практически игнорировал ее весь день и неужели теперь ожидал, что сможет рассмешить ее своими поддразниваниями? Конечно, у нее были и другие причины для плохого настроения, но она не хотела, чтобы он это заметил. Кроме того, было бы глупо отказываться от столь красивого предложения переправиться на берег, разве не так?

Положив руку на планширь, она сначала села на него, затем перебросила ноги за борт. На секунду удержав равновесие, она решительно наклонилась вперед и позволила себе упасть в его протянутые руки.

Он прошел вброд половину пути до берега, когда позади них прозвучал резкий крик:

— Раф! Подожди! — кричала Соланж. — Подожди меня! Не оставляй меня, Раф. Не оставляй меня одну!

Он обернулся — руки, обхватывающие Кэтрин за спину и под коленями, сжались крепче. Соланж переклонилась через борт судна и неистово размахивала руками, а мадам Тиби стояла рядом, пытаясь ее урезонить. Чернокожие рабы покидали судно с кормы, следуя примеру Рафаэля: один за другим они прыгали на затопленный водой причал, держа в руках узлы и чемоданы.

Кэтрин почувствовала напряжение мужа и нехарактерную для него неуверенность.

— Может, тебе лучше вернуться? — с трудом выдавила она.

Но он вдруг качнул головой, повернулся и продолжил путь к пристани. Там он поставил жену на землю, быстро сжал ее руку и отправился обратно к судну.

Соланж он пронес по поднимающемуся причалу и вверх по деревянным ступенькам к освещенному дому. Сестра склонила голову на его плечо, рыдая, как убитый горем ребенок. Кэтрин, подобрав юбки над мокрой от росы травой, шла следом за ними.

Двойная изогнутая лестница вела прямо к главным комнатам на втором этаже дома, в обход высокого цоколя. Когда процессия поднялась по ступенькам, широкая входная дверь отворилась, проливая свет на темную длинную переднюю галерею. На оранжево-золотой участок света вышел слуга и низко церемонно поклонился, выказывая почтение.

— Bienvenu, Maître Rafe, Maîtress. Альгамбра приветствует вас, — произнес он.

Ее насторожил этот голос со странным акцентом, отчетливый, без примеси небрежного местного наречия большинства рабов. Когда лакей выпрямился в полный рост, от удивления Кэтрин затаила дыхание. То, что в его венах текла кровь какого-то древнего кочевого племени, было очевидно. Его лицо с медным блеском коричневой кожи напоминало маску. Из-под высоких дугообразных бровей смотрели глубоко посаженные карие глаза. Под орлиным носом были четко очерченные полные чувственные губы, а голову украшал небольшой аккуратный тюрбан.

Кэтрин замялась, ожидая от мужа ответных слов на приветствие, но в ту же секунду вперед протолкнулась мадам Тиби.

— Али, сейчас же ступай сообщить горничной мадемуазель Соланж, что она нам нужна. Мадемуазель неважно себя чувствует. Ее необходимо как можно скорее уложить в постель, дать успокоительное и положить в ноги грелку. Затем скажи Кук, что мы приехали и хотим, чтобы через полчаса нам накрыли небольшой стол в гостиной.

Строгие властные нотки в голосе женщины, ее решительное принятие на себя роли хозяйки показались Кэтрин недопустимыми. Она была настолько изумлена, что не смогла сразу отменить ее приказы. Но, через миг придя в себя, поняла, что в данной ситуации не имела права промолчать: кроме всего прочего, это могло привести ее в тщательно подстроенную ловушку. Или она слишком много навыдумывала? Может, пожилая дама вовсе не собиралась занимать ее место, а ее импульсивные действия объяснялись только привычкой или беспокойством о благополучии своей подопечной? Однако, заметив, что Соланж вдруг затихла в руках брата, Кэтрин убедилась в правильности первого подозрения.

— Подождите, — тихо вмешалась она.

Али уже повернулся было выполнять распоряжение мадам Тиби, приняв ее приказы со склоненной головой и без улыбки на лице. Теперь он резко обернулся.

— Мне кажется, мадам Тиби, что вы забыли о наших гостях, — продолжила Кэтрин. — Уверена, мой супруг знает дорогу к комнате сестры. Пока он проведет ее туда, вы сами сможете позвать ее горничную — или же найдете кого-то, кто передаст ей ваш приказ. В этом случае Али сможет проводить мистера Бартона и Фанни в приготовленные для них комнаты, а затем проследить за размещением слуг месье Бартона.

Фанни принялась возражать, что сама найдет дорогу, но Кэтрин уже отвернулась.

— Соланж, ты будешь готова к легкому ужину через полчаса? Хорошо. Значит, Али, можешь передать Кук, чтобы к этому времени накрывали на стол.

— Мадам Ти должна пойти со мной, — плакала Соланж, но ее голос был чересчур капризным, детским и требовательным, чтобы воспринимать ее всерьез.

Прекрасно, подумала Кэтрин. Теперь ее отношение к больной сестре Рафаэля не сочтут бессердечным.

Так и получилось. Неся сестру на руках в ее комнату, Рафаэль строго сказал:

— Мадам Ти придет, как только сможет.

Лицо Соланж приняло страдальческое выражение, но Рафаэль быстро унес ее вглубь дома.

Они миновали широкий холл, обставленный как гостиная, и вошли в заднюю галерею. В спальни можно было попасть и пройдя через другие комнаты, но путь через эту узкую галерею, выходившую окнами во внутренний двор, был короче. Когда все повернули в левое крыло, Кэтрин последовала за ними, запоздало осознавая, что понятия не имеет, где находится отведенная ей комната.

Неудачное начало получило продолжение. Когда она наконец оказалась в своей комнате, то обнаружила комаров в кувшине с водой на умывальном столике и отсутствие полотенец на вешалке. Мебель была грязной, на столе красовалось жирное пятно, а по запаху и скоплению муравьев можно было сделать вывод, что там лежал жирный бекон. Организованный для них легкий ужин состоял из каши, похожей на суп, и бутербродов с маслом и ветчиной. Масло было прогорклым, хлеб — заплесневелым.

Фанни и Джилс нашли в этих недостатках положительные стороны, сочтя их доказательством того, что дом нуждается в твердой руке новой хозяйки. Кэтрин же сделала очередной неутешительный вывод.

Если бы Рафаэль присоединился к их сожалениям о плачевном состоянии дел в доме без хозяйки, если бы он хоть как-то показал, что поддерживает линию поведения Кэтрин с его сестрой и ее компаньонкой, может быть, будущее представлялось бы ей более радужным. Но он этого не сделал. Сидя во главе стола, Рафаэль только поигрывал фужером и пил больше, чем ел, почти не разговаривая, разве что иногда с Джилсом. Однажды Кэтрин подняла на него глаза и заметила, что он искоса посматривает на нее оценивающим взглядом, словно она в чем-то потерпела фиаско.

Джентльмены еще долго пили коньяк и бордо. Фанни и Кэтрин, слишком уставшие и к этому времени прекрасно узнавшие друг друга, отбросили все церемонии и не стали ждать мужчин, а сразу же после поданного им в салоне кофе удалились в свои комнаты.

Кэтрин уже спала, когда Рафаэль наконец вошел в комнату. Она слышала, как он споткнулся в темноте и как его ботинки громко стучали по полу. Ударившись о ножку кровати, мужчина тихо выругался. Когда он лег в постель, сетка на кровати провисла: он тяжело упал на спину и замер.

Кэтрин лежала, не шевелясь, широко раскрытыми глазами вглядываясь в темный балдахин над головой. Она постаралась сохранить ровное дыхание, делая вид, что спит. Ее ноги и руки затекли от напряжения, поэтому она медленно и осторожно их расслабила.

Рафаэль лежал неподвижно. Она чувствовала, как от дыхания тихо поднималась и опускалась его грудь. Устал ли он? Был расслаблен от алкоголя? Или же прислушивался к ней, как она к нему, пытаясь понять, спит она или нет?

Ей стало грустно. Она чувствовала себя покинутой и отвергнутой из-за его поведения за ужином. Какой бы неприятной ни была эта мысль, но Кэтрин понимала, что для преодоления этого тягостного чувства ей нужно всего лишь его тепло и ласка. Невыносимо было думать, что к ней будут прикасаться лишь от случая к случаю и так же холодно, как к какой-то содержанке.

Содержанка и нелюбимая жена — в чем разница? Она все больше себя накручивала и уже не видела разницы, подсознательно чувствуя, какая бездна лежит между нежными объятиями Рафаэля, когда он в хорошем расположении духа, и действиями угрюмого незнакомца, которым он стал сегодня.

Не стоило сомневаться. Рафаэль к ней не притронулся. Прошло несколько долгих напряженных минут, и она наконец уснула, истощенная после долгого, насыщенного эмоциями дня.

Когда Кэтрин открыла глаза, комната была наполнена серым предрассветным светом. Рафаэля рядом не оказалось, и на широкой кровати она лежала одна.

Приподнявшись, Кэтрин потянулась к висевшему рядом с кроватью колокольчику на шелковой веревке с кисточкой. Бартоны планировали уехать рано утром. Она попрощалась с Фанни еще накануне вечером, но обязанности хозяйки дома требовали от нее проследить, чтобы их накормили, а потом проводить в дорогу.

Она долго, терпеливо ожидала ответа, но на ее вызов никто не пришел. Разумеется, все слуги не могли до сих пор находиться в постели. В доме ее матери подобное было совершенно недопустимо. Кухарка в это время уже должна была работать на кухне, а слугам полагалось наводить порядок в доме, поскольку они завтракали гораздо раньше хозяев, чтобы успеть выполнить свои обязанности. Следовало много всего переделать до того, как хозяин и хозяйка выйдут из спальни.

Однако она не должна забывать, что этим домом плохо управляли. Судя по вчерашнему неудачному вечеру, на кухне ее мог ожидать лишь холодный камин. Поднявшись с кровати, она сбросила ночную сорочку и принялась одеваться.

Ее страхи оправдались. Когда она наконец нашла кухню, пройдя по центральной галерее почти в другой конец дома и спустившись по лестнице, а затем по дорожке к маленькой пристройке, из трубы не шел дым. В камине лежала старая зола, а черные железные горшки с остывшей едой были усеяны муравьями и жужжащими мухами, которые сидели и на столе, и на стенах. Тараканы, коричневые и длинные, при ее приближении спрятались под стол. Нигде не горел огонь, в ящике для дров лежало лишь несколько небольших палок. В стоящей возле двери дубовой бочке оказалось не больше дюйма мутной воды. Подобное положение дел было обычным явлением или объяснялось ее приездом? Только потому, что она не знала ответа, ей пока удавалось сдерживать негодование и возмущение.

Она понимала, что нужно немедленно начинать действовать. Резко повернувшись и качнув юбками, Кэтрин стремглав помчалась назад к галерее.

Но когда она бежала по затененному, похожему на веранду крыльцу перед домом, ее внимание привлекло какое-то движение за деревьями. Найдя просвет между дубами, она остановилась и посмотрела на пристань. Глядя на отплывающую от берега лодку с похожими на привидений гребцами, тающую в утреннем тумане, Кэтрин ощутила страшную пустоту. Фанни и Джилс покидали их. Она не успела с ними попрощаться.

Рафаэль стоял на берегу. За его спиной оседланная лошадь жевала едва пробившуюся под деревьями сочную зеленую траву. Может, и хорошо, что он решил не будить жену. Ведь уезжающая пара — его друзья, его гости, ее же присутствие было не просто ненужным, а возможно, даже нежелательным. Не было никакой трагедии в том, что она не смогла предложить им кофе с круассанами. Служанка Фанни на судне приготовит все это лучше, чем она. Значит, с ее стороны неразумно стоять здесь и, чувствуя опустошение, которого она не испытывала никогда раньше, наблюдать, как ее муж садится на лошадь и скачет к дому другой дорогой.

Когда особняк в конце концов начал оживать, солнце уже было высоко. К этому времени Кэтрин выработала целую стратегию: она решила действовать осторожно, при этом стараясь в корне изменить сложившееся в Альгамбре положение дел. Какая бы причина этому не была, ее требовательный характер и инстинкт хозяйки основательно задели.

Она терпеливо подождала, пока встанут мадам Тиби и Соланж, и когда заметила, что компаньонка, шаркая, прошла через двор, неся в их крыло кофе, удовлетворенно кивнула. Жестоко усмехнувшись, она вышла из комнаты, прошла по задней галерее и постучала в дверь, за которой только что скрылась мадам Тиби.

Она как раз протягивала сидящей в постели Соланж чашку кофе. Ее тонкие брови поползли вверх от удивления, когда в комнате появилась Кэтрин.

— Дорогая мадам Наварро! — воскликнула пожилая дама.

В ее голосе слышалось притворство. Она была в застегнутом на все пуговицы, до самого горла, черном платье, со связанными в маленький тугой узел на макушке волосами. Ее бледные щеки покрылись яркими пятнами, возможно из-за раздражения.

Соланж сделала небольшой глоток кофе.

— Чего ты хочешь? — спросила она, даже не пытаясь быть вежливой.

Освоившись, Кэтрин улыбнулась девушке.

— Прости, что отвлекаю в такой ранний час. Надеюсь, ты выздоровела после вчерашнего путешествия? — Девушка неохотно кивнула, и она продолжила: — Рафаэль уехал верхом — осматривать свои земли, как я полагаю, — и мне показалось, что самое время познакомиться с домом. Я подумала, что смогу убедить мадам Тиби стать моим проводником и ввести в курс дела.

— Ты должна подождать. Мадам Ти еще не завтракала, — сказала Соланж.

— Я тоже, — спокойно напомнила Кэтрин. — Разве не обидно, что мы должны подстраиваться под распорядок дня слуг? Как вам кажется, мадам Тиби, не следует ли нам исправить это? Знаете, Рафаэль — ранняя пташка, и мне не нравится, что он начинает день на пустой желудок.

Женщине нечего было возразить на требование, выдвинутое женой, заботящейся о благополучии хозяина дома. На ее лице явственно читалось желание отказаться, но она сдержалась.

— Я прослежу за этим, — сказала она.

— Спасибо. Я знала, мадам Тиби, что встречу понимание с вашей стороны. Еще один вопрос касается жизни… животных, которых я видела в доме. Я отлично знаю, что Рафаэль, вероятно оттого, что последние годы провел на борту корабля, терпеть не может насекомых. Как думаете, мы можем найти какое-нибудь средство, чтобы они… стали менее заметными?

— Кажется, ты изучила все, что нравится и не нравится моему брату, — заметила Соланж.

Кэтрин слегка улыбнулась ей.

— Жене положено знать это, разве нет? А теперь я оставлю вас пить кофе. Ах да, мадам Тиби! Возможно, когда вы закончите, будете так любезны позвонить горничной и отправить ее ко мне. Наверняка ваш звонок отличается от моего, поскольку я звонила несколько раз, и все безрезультатно. Если получите ответ, сообщите, пожалуйста, прислуге, что я желаю видеть их в гостиной сразу после завтрака.

— Конечно, мадам Наварро, я сама их туда приведу.

Выходя из комнаты, Кэтрин опустила голову, чтобы не рассмеяться. Именно этого она и ожидала от бывшей домоправительницы Альгамбры. Мадам Тиби хотела удостовериться, что все явятся по требованию, к тому же это давало ей повод лично присутствовать на собрании Кэтрин.

Конечно, было бы замечательно, если бы Рафаэль сам представил ее домочадцам в качестве хозяйки. Но раз уж он об этом не подумал, она представится сама — так, как пожелает.

В Альгамбре было не очень много домашних слуг. В назначенное время в гостиную вошло восемь человек — на пять или шесть меньше, чем было в маленьком доме ее матери. Ивонна считала само собой разумеющимся держать горничную или слугу-мужчину для каждого члена семьи, плюс еще одного или двух слуг для гостей, а также по слуге для каждой общей комнаты, которые они должны были постоянно содержать в порядке, готовыми для приема посетителей. В доме матери были все: повар, кондитер, судомойки, садовники.

Прямо перед ней стояла женщина, скорее всего кухарка, — огромная, круглая, с отметкой Конго на широком лбу. У нее было добродушное выражение лица и не вполне опрятный вид, что невольно напомнило Кэтрин о кухне. Рядом стояли две ее помощницы, застенчивые полные девочки, наверняка ее дочери, с довольно нежными руками и слишком длинными ногтями, и это свидетельствовало о том, что девочки вряд ли могли выполнять свою работу добросовестно. Прачка была долговязой и худой, в сильно накрахмаленном фартуке и с носовым платком — приметами ее места. Лакея Рафаэля Али не было, и Кэтрин предположила, что он, вероятно, уехал вместе с хозяином, хотя она и не заметила когда. Зато было двое других слуг мужского пола. В их обязанности входило прислуживать во время трапезы и убирать со стола, открывать двери, разжигать камин, помогать гостям-мужчинам и выполнять различные поручения. Один из них был пожилым человеком с седыми волосами, второй — совсем юным; они молча стояли в гостиной, и у обоих были одинаково участливые выражения лиц и умные глаза. А вот служанки не производили столь достойного впечатления. Одну из них Кэтрин уже видела утром, когда та, шаркая, несла завтрак, — пожилая седеющая женщина с пустым взглядом и кусочком жевательного табака за щекой. Вторая была молодой девушкой, любительницей похихикать и прекрасно знающей цену своей соблазнительной внешности. Лиф ее платья из пестрого хлопка, возможно, доставшегося ей от Соланж, был слишком открытым, а уголки платка торчали вертикально, как кошачьи уши. Взглянув на список в своей руке, Кэтрин задумалась, достаточно ли будет собравшихся здесь слуг, чтобы осуществить намеченные ею изменения. Имелись ли здесь другие люди, которые смогли бы выполнять работы по дому? Если она попросит их позвать, выполнят ли ее просьбу? Этого она не знала, поэтому решила пока ограничиться теми, кто был.

Она поднялась, невольно расправила плечи и положила руку на стоявший тут же письменный стол. Приняв властную позу, она тем не менее тепло и дружелюбно улыбнулась и обвела взглядом комнату. Но едва она набрала в легкие воздуха, чтобы начать говорить, как стоявшая возле двери мадам Тиби сделала шаг вперед.

Она окинула прислугу тяжелым взглядом своих глубоко посаженных глаз.

— Вас вызвали сюда, чтобы представить новоиспеченной жене месье Рафа. Позвольте мне, мадам Наварро, познакомить вас с Кук, двумя ее дочерьми и помощницами, Мари Бель и Мари Энн, а также Хэтти, нашей прачкой, слугами, Оливером и Чарльзом, и служанками, Нонной и Паулиной.

Когда назывались их имена, слуги нервно кланялись или делали быстрые реверансы.

То, что мадам Тиби умышленно не назвала ее имени и не упомянула о статусе хозяйки дома, не ускользнуло от Кэтрин. Она не стала это исправлять, однако не намеревалась отступать от своего плана.

— Спасибо, мадам Тиби, — сказала она, бросив на женщину более небрежный взгляд, чем на остальных присутствующих. — Я хотела лишь познакомиться с вами и сообщить, что отныне мы с вашим хозяином будем жить в Альгамбре постоянно. — Заметив встревоженные взгляды, которыми обменялись слуги, Кэтрин улыбнулась и продолжила: — Вы должны понимать, что это повлечет некоторые изменения, надеюсь к лучшему. Сегодня я планирую осмотреть дом. Утром я уже видела кухню, но зайду туда снова, Кук, как раз перед ленчем. Я не стану обсуждать меню на сегодня. Надеюсь, вы приготовите что-то сытное, поскольку мой муж утром не завтракал. Начиная с завтрашнего дня я буду обсуждать с вами меню заранее и хочу, чтобы вы были готовы каждый понедельник в это же время планировать меню на неделю вперед.

Те из вас, кто прислуживает в доме, наверняка заметили, что наступила весна и быстро приближается лето. Настало время свернуть ковры, постелить свежие половики, почистить копоть и паутину после зимы. Этой работой мы тоже займемся завтра. Я суровый надзиратель, — закончила она, подняв подбородок, — но, думаю, вы сами поймете, что когда повсюду царит порядок и каждый знает свои обязанности, всем от этого только лучше. Вот и всё.

Ее слова не были похожи на критику методов управления мадам Тиби, однако еще до того, как Кэтрин закончила свою речь, пожилая дама вылетела из гостиной. Наблюдая, как слуги удаляются через ту же дверь, молодая мадам Наварро чувствовала тревогу, почти страх, но ей не оставалось ничего другого, как ожидать их реакции на ее слова.

Переживали ли они, что теперь придется служить сразу двум хозяйкам? Скорее всего да. Но разве можно было сравнивать власть хозяйки дома и нанятой компаньонки? Покачав головой, она решила об этом не думать.

Целое утро Кэтрин медленно переходила из одной комнаты в другую, начав со спален. Все они были обставлены хорошей мебелью: добротными кроватями, креслами и туалетными столиками, резными или инкрустированными розовым деревом в мавританском стиле. Портьеры и шторы, сшитые на испанский манер, были из темного вельвета и египетской парчи, давно выцветших и истрепанных. За исключением комнат, переделанных для Наварро, все указывало на упадок дел Фицджеральдов еще до того, как дом сменил владельца. В узорчатые персидские ковры на полу въелась грязь, но они были хотя бы целыми и все еще красивыми.

В любом случае у Кэтрин возникло ощущение, что комнаты были слишком пустынными, в них недоставало каких-то мелких деталей, делающих помещения обжитыми и придающих им неповторимость. Где были подсвечники и аксессуары на туалетных столиках, фарфоровые безделушки, вазы и другие украшения на каминных полках, распятия над кроватями в каждой спальне? Кое-что в числе личных вещей могли забрать Фицджеральды, но, естественно, не всё. Она никогда не слышала, чтобы до роковой партии в карты с Рафаэлем Маркус пребывал в таком затруднительном положении, что ему пришлось отдать за долги даже мелкие ценные вещи.

Основные комнаты выглядели так же пусто. Осталась крупная мебель, люстры и канделябры с тусклыми хрустальными подвесками, но среди светлых квадратов на посеревших шелковых обоях висела одна или две картины. Побеленные стены столовой над деревянными панелями, которые так и просились под светлые гобелены, были высокими и голыми, как белая кость.

Как ни странно, но в столовой за стеклянной дверцей кухонного шкафа еще осталось серебро, хотя причиной этого мог быть замок на дверце. Ящики длинного шкафа у стены, так же как и коробки с ножами наверху, тоже были заперты. Вне всяких сомнений, ключи от этих и других дверей и шкафов в доме хранились у мадам Тиби. Кэтрин отметила про себя, что ей нужно о них напомнить.

Что же делать с пропавшими вещами? Знает ли Рафаэль, что они исчезли? Если да, и этому было какое-то простое, но пока неизвестное ей объяснение, то она рисковала показаться жадной, обратив его внимание на нехватку ценных вещей. Если нет, то в ее обязанности, без сомнения, входило сообщить ему об этом.

Размышляя над этим, она вышла через центральный вход в заднюю галерею. Внизу простирался внутренний двор, так и маня прогуляться по нему, и Кэтрин, опершись на перила, стала внимательно рассматривать этот небольшой огражденный участок. Фонтан с четырьмя стражами львами высох, в бассейне валялись листья и мусор. Между мощеными камнями пробивались сорняки, а на клумбе сиреневые фиалки заглушила яркая зеленая трава и засохшие стебли прошлогодних цветов. В углу шуршали пальмовые листья. Желтый жасмин разросся по спиральной кованой лестнице вплоть до верхних перил, сладкий аромат его цветов наполнял теплый воздух. С двух огромных глиняных горшков каскадом спускались зеленые ветки папоротника.

Летом по двору должен разноситься аромат роз, мимоходом подумала она, а когда отцветут розы, их должны сменять лилии. Ей нужно будет найти саженцы, когда она в следующий раз поедет в Новый Орлеан.

— Только не говори, что твой запал погас, — снисходительно сказала Соланж, быстрым шагом проходя мимо нее по галерее. — Здесь еще не порядок.

Повернув голову, Кэтрин спросила:

— Ты уже обнаружила, что я упустила?

Улыбка Соланж исчезла.

— Ты такая умная, да? Только не переусердствуй.

— О чем ты?

— О том, что мадам Ти не так легко одолеть.

— Я и не предполагала, что у нас война, — пренебрежительно заметила Кэтрин.

— О, брось. Не притворяйся, будто ничего не понимаешь. Ты действительно рассчитываешь заслужить расположение прислуги с помощью улыбки и красивых речей? Они не станут работать на тебя, ясно?! Не посмеют.

Кэтрин пристально вглядывалась в злорадное выражение лица девушки.

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Хочешь сказать, слуги бросят мне вызов?

— Нет, конечно! Мой брат мог бы это заметить. Они будут слушать твои приказы, улыбаться и кланяться, пока ты за ними наблюдаешь. Будут пытаться выполнить твое задание. Но, едва ты отвернешься, они все бросят, а если их спросят, найдут тысячу причин, почему не довели начатое до конца. И, если твои приказы не будут отданы напрямую слугам, они должны будут получить одобрение мадам Ти.

— Почему? — резко спросила Кэтрин.

— Потому что она, а не ты, их настоящая хозяйка. Она завладела их сердцами, и их души в ее руках. Тебе нет необходимости вычищать все до блеска. Теперь, когда мадам Ти вернулась, питание улучшится, так же как и состояние дома. Все, что от тебя требуется, — это перестать притворяться любящей заботливой женой и хозяйкой Альгамбры и позволить всему оставаться по-старому, как было много лет.

— А если я не сделаю этого?

— Придется. Ты поймешь, что по-другому нельзя. Ты уже совершила одну серьезную ошибку, значит, будут и другие.

Неужели она недооценила компаньонку Соланж — или переоценила свои собственные способности вести хозяйство? Ей не хотелось так думать, но лучше знать всю правду.

— Ошибку? — переспросила Кэтрин.

— Ты считаешь, что всегда будешь занимать главное место в жизни моего брата. Ты заняла его спальню, втащив туда свой багаж, и даже не спросила его об этом. А если бы спросила, то узнала бы, что чаще всего он предпочитает оставаться один. Исключение составляют обычные для всех мужчин случаи, когда они испытывают потребность в женщине. Я часто слышала от него, что он предпочтет соблюдать традицию, следуя которой мужчины семьи Наварро спят одни. Ты же понимаешь, почему им нужны раздельные спальни? Не сомневаюсь, что мой брат скоро объявит тебе о своем желании, но на твоем месте я бы избавила его от объяснений. Раф, если считает нужным, может быть довольно грубым.

— Твоя забота о моем благополучии меня радует, — с иронией произнесла Кэтрин. — Просто невероятно, насколько хорошо ты знаешь мужчин.

— Всем известно, что им нравится. — Соланж не выдержала прямого взгляда Кэтрин и опустила глаза.

«Она покраснела, значит, еще не утратила представления о приличиях», — подумала Кэтрин.

— И что же?

— Мадам Ти поведала мне о плотских утехах мужчин и их вульгарном поведении на супружеском ложе.

— Правда?

— Да. — Девушка вспыхнула. — Также она говорила, что они не ценят жертвы, на которые ради них идут женщины, и перестают заботиться о них, когда получают то, что хотят.

Кэтрин склонила голову набок.

— И ты ожидаешь, что твой муж после свадьбы будет вести себя с тобой так же грубо, даже если им окажется Маркус Фицджеральд?

Ответом Кэтрин стал растерянный вид Соланж. Неспешно направившись к своей спальне, она бросила через плечо:

— Подумай об этом. Когда будешь выходить замуж, не слушай никаких компаньонок — например мадам Тиби.