Она должна была догадаться. Должна была, стоило только позволить себе прокрутить в памяти события тех нескольких ужасных дней. Но она этого не сделала. Случившееся с ней было как рана, как синяк, который все время болел в глубине души, и она не могла дотронуться до него.

Элен Мартин не смогла бы этого понять.

— Моя бедная дорогая Кэтрин, не могу передать, какое это облегчение… как я взволнована, что вижу тебя. Проходи, садись. Я должна немедленно услышать, что тебя ко мне привело.

Остановившись, чтобы распорядиться накрыть стол, она отвела Кэтрин в новый салон в строгом стиле и закрыла дверь.

— Тебе наверняка кажется странным, что я появилась на пороге твоего дома, — криво улыбнувшись, начала Кэтрин, усаживаясь на неудобную поверхность дивана из конского волоса.

— Возможно, — согласилась ее подруга, громко засмеявшись, — но я передать тебе не могу, как рада, что ты это сделала. Правильно ли я понимаю, что ты еще не связывалась со своей мамой — или с кем-нибудь еще?

Кэтрин не помнила, чтобы у ее подруги был такой пустой взгляд. Элен всегда была круглолицей, с пышными формами, но сейчас она стала крупнее, у нее появился второй подбородок и выпирающая грудь. Сверкающие кольца, которые она носила, привлекали внимание к ее толстым пальцам и складкам на руках.

— Правильно, — серьезно ответила Кэтрин.

— Значит, я в числе первых узнала, что ты жива. Как чудесно! Я поражу всех в Новом Орлеане — в частности маму и сестер, которые считают, что здесь, в Натчезе, я всего лишена. Но расскажи, как все произошло. Несколько недель назад Маркус Фицджеральд приехал в Новый Орлеан с самым трогательным рассказом о вашем трагическом романе, если верить тому, что мне писали. Он сказал, что вы с ним… бежали от твоего мужа и попали в руки банды беспощадных речных лодочников. Его побили и оставили умирать, а ты в это время бросилась в реку, чтобы избежать наиболее страшной участи, которая может ждать женщину. Мне кажется, это самая романтичная история, которую можно себе представить, если в ней есть хоть доля правды. Есть ведь?

Кэтрин невольно застыла. Ее голос был сдержанным, когда она ответила:

— Боюсь, очень мало!

— О…

От разочарования на лице Элен появилось глупое выражение. Алчный огонек в маленьких глазах пропал, смененный едва заметным скептицизмом, когда она мельком взглянула на странный наряд гостьи.

Но Кэтрин улыбнулась и заставила себя заговорить, несмотря на сжавшееся горло.

— Однако некоторая доля правды в этом есть. Я оставила своего мужа. Маркус просто сопровождал меня в Новый Орлеан. Возможно, он и был ранен лодочниками с реки — мне это неизвестно, но я действительно предпочла прыгнуть в воду, чтобы не попасть в их руки, когда его… защита оказалась… недостаточной.

— Я не понимаю. Маркус намекал, что именно твой муж организовал нападение. Ты это отрицаешь?

— Конечно! Рафаэль не опустился бы до такой мелочной мести — даже если понимал, что может это сделать, или имел бы время все это организовать.

— Ты защищаешь своего мужа, а не своего… а не Маркуса.

— Да, — твердо ответила Кэтрин, — потому что между мной и Маркусом никогда не было никаких отношений и мне незачем его защищать.

— Тогда… почему он намекал на это? — спросила ее подруга, сложив руки на коленях и подавшись вперед, отчего ее блестящие крупные локоны запрыгали над ушами.

— Я могу лишь предположить, — медленно произнесла Кэтрин, — что он хотел ранить Рафаэля. А может, просто стремился оправдаться перед обществом.

Элен Мартин открыла свой похожий на розовый бутон рот, затем что-то в лице Кэтрин заставило ее снова его закрыть. Она сказала с лукавством в глазах:

— Может быть, позже, наедине, мы обсудим его мотивы. А сейчас я умру, если ты мне не расскажешь, как выбралась из реки, где была и что делала.

Кэтрин выполнила ее просьбу. Это было легче, чем говорить о Рафаэле. Интерес Элен был естественен, к тому же вряд ли можно было ожидать, что она заручится ее поддержкой, не объяснив ситуацию. Однако Кэтрин все равно не могла избавиться от поднимающегося в ней возмущения. То, что Маркус попытался оправдаться, было неудивительно. Однако почему он постарался впутать в это Рафаэля? И почему все так легко ему поверили?

— Теперь ты понимаешь, — закончила Кэтрин, выдавливая последние слова, — что я пришла к тебе по одной простой причине: я больше никого не знаю в Натчезе, к тому же не уверена, что в доме матери мне будут рады.

Этих смущенных слов было бы достаточно, чтобы вызвать в ответ слова приглашения, но Элен молчала. Она сидела, насупившись и закусив нижнюю губу.

Что-то вроде решимости сжало грудь Кэтрин, и она продолжила:

— Элен, я подумала, что раз мы не так давно были хорошими подругами и ты часто гостила у меня дома, может быть, ты позволишь мне воспользоваться твоим гостеприимством. Всего на несколько дней, пока я не напишу матери и не получу от нее ответ.

Элен колебалась, не глядя ей в глаза.

— Ох, Кэтрин, я бы хотела сразу же ответить, что была бы в восторге, если бы ты осталась, — тебе известно, что это так. Но ты должна понимать, что замужней женщине требуется разрешение мужа. Уэсли прекрасный человек, но… придерживается пуританских взглядов, если ты понимаешь, что я имею в виду. Я не уверена, что он захочет, чтобы я…

— …принимала в его доме женщину с такой дурной славой? Как видишь, я отлично понимаю, что ты имеешь в виду, Элен. Поэтому желаю тебе хорошего дня.

— Нет-нет, не уходи, — закричала Элен, быстро беря Кэтрин за руку, когда та поднялась. — Ты должна дать мне время поговорить с Уэсли. Он… он непредсказуем — вот, но, может быть, мне удастся его убедить.

— Не утруждай себя, не нужно, — скорее из гордости, чем от души ответила Кэтрин. — Я как-нибудь справлюсь.

— Я не хотела тебя обидеть…

— Конечно, нет, — сказала Кэтрин. Широко улыбнувшись, она повернулась, чтобы идти.

В этот миг дверь салона распахнулась, и в комнату вошел невысокий коренастый мужчина.

— Уэс-сли, — явно изумившись, протянула Элен и крепче сжала руку Кэтрин.

— Элен, дорогая, мне сказали, что у тебя гости.

— Да. Да, это Кэтрин Мэйфилд Наварро, моя подруга, старая подруга из Нового Орлеана.

— Моя жена рассказывала о вас, мадам Наварро.

Муж Элен подошел и крепко сжал руку Кэтрин своими влажными пальцами, а потом поднес к губам.

Уэсли Мартин был значительно старше Элен, наверное, перешагнул тридцатилетний рубеж. Это был крепко сложенный широкоплечий мужчина, немного склонный к полноте. Его красивые светлые волосы спереди начали редеть, открывая круглый лоб. На нем была темная одежда, подобранная строго по правилам, что сразу же объяснило Кэтрин, кто выбирал мебель для дома. Выражение его бледно-голубых глаз, смотрящих сквозь желтые ресницы, не оставляло сомнений, что он вспомнил ее имя и мысленно аккуратно определил в какую-то категорию.

— Мы с Кэтрин только что выпили чаю. Если ты присоединишься к нам, я закажу еще один чайник, — предложила Элен.

— Я не буду, — решительно произнесла Кэтрин. — Мне пора уходить.

— Что за вздор. Мы даже толком не посидели. Останься ненадолго, а потом Уэсли отвезет тебя в город.

Когда Кэтрин мельком взглянула на мужа Элен, то обнаружила, что он смотрит на нее, точнее на ее грудь. Поняв, что она это заметила, он отвел взгляд в сторону.

— Рад услужить, — пробормотал он.

Элен позвонила в колокольчик и воскликнула:

— Тогда решено! Садись, Кэтрин. Уэсли, ты не поверишь, какое приключение произошло с Кэтрин. Клянусь, я позеленела от зависти. Позволь тебе рассказать…

— Прости, дорогая, но я бы предпочел услышать все от самой Кэтрин, если ты не возражаешь.

На секунду между бровей Элен появилась небольшая морщинка. Женщина лишь ответила:

— Да, пожалуй, так будет лучше.

Кэтрин не разделяла этого мнения, хотя ее версия, бесспорно, была бы короче и менее неловкой, чем рассказ Элен.

Когда она закончила, хозяин дома сидел, положив руки на колени и нахмурившись.

— Значит, как я понял, у вас в Натчезе нет друзей, кроме моей жены.

— Все правильно, Уэсли, — ответила Элен, прежде чем Кэтрин успела придумать уклончивый ответ, — но она такая гордая, что предпочитает неудобную таверну нашему бедному дому.

Уэсли Мартин сдвинул брови и прищурился.

— Таверна — не место для женщины без сопровождения, особенно для знатной дамы. Думаю, вы уже убедились в этом на собственном опыте, Кэтрин… Я могу называть тебя Кэтрин?

Кивнув, она разрешила.

— Уверена, мне помогут люди, которые меня спасли.

— Старушка и ее внук?

— Они защищали меня на протяжении нескольких недель, — сказала Кэтрин.

Ей было неприятно оправдывать то глупое положение, в которое ее поставила подруга.

— Ты никого не знаешь в Натчезе, — безапелляционно заявил муж Элен. — Полагаешь, мать быстро ответит на твое письмо?

— Я не уверена. Естественно, я на это надеюсь.

— Я так и думал. Совершенно очевидно, если бы ты была уверена, что тебя примут дома, то не было бы необходимости писать о своем приезде заранее.

— Совершенно верно, — согласилась Кэтрин: это был единственный возможный ответ на столь несокрушимую логику.

— Да. Я подозреваю, ты ограничена в средствах. Это само собой разумеется. Именно потому долго оставаться в таверне будет не только неразумно, но и весьма затратно.

Разговор был ненадолго прерван, потому что наконец принесли свежий чай. Сразу после того как его разлили, Уэсли Мартин продолжил:

— Ввиду этих обстоятельств и Элен, и я будем чувствовать, что подвели тебя, не настояв, чтобы ты осталась у нас. Твое присутствие будет в радость Элен, и я смею тебя заверить, что ни один мужчина никогда не откажется видеть за своим столом еще одно прелестное личико.

Элен с бесконечной благодарностью посмотрела на мужа, а затем повернулась к Кэтрин.

— Вот, — сдерживая ликование, произнесла она, — теперь ты примешь приглашение остаться?

Ее согласие было чистой формальностью. Кэтрин почувствовала, как ее захватил водоворот неистовой энергии. Ее потянули наверх и разместили в комнате для гостей гигантского размера, обставленной со всей взыскательностью. Когда у нее спросили, что она желает, Кэтрин без колебания попросила ванну. Ей принесли ванну, кусок мыла с запахом розы и мягкие полотенца.

Служанка Элен, когда первый раз вошла в комнату по распоряжению хозяйки, была сердита. Не расположил ее и вид маленького, но очень острого ножа в украшенных кожаных ножнах, который Кэтрин сняла с бедра перед тем, как войти в ванну. Однако через несколько секунд она уже была поглощена работой. Вскоре служанка была мокрая по локти, намыливая шампунем длинные медово-золотистые волосы Кэтрин, добавляя топленый гусиный жир и пахту, лесной орех и уксус, чтобы вернуть им обычный светлый цвет.

Посреди этого процесса пришла Элен с полудюжиной платьев, переброшенных через руку. Она щедро отдала все Кэтрин.

— Среди них должно быть что-то подходящее для тебя, chérie, нужно только кое-где подшить. Они как новые, даю слово. Я их только примеряла. Уэсли покупает одежду для меня в Новом Орлеане. А эти платья он не разрешил надевать, утверждая, что я выгляжу в них слишком старой, а он это ненавидит. Мне самой так не кажется, но я стараюсь делать ему приятное. Это он предложил отдать их тебе. Он подумал, что ты в ближайшее время не пойдешь к местной модистке.

Кэтрин приняла платья с искренней и надлежащей благодарностью, потому что они были хотя и простые, но красивые и даже элегантные — темно-серые, сливовые и темно-красные, но эти цвета соответствовали ее настроению. Также щедро была подарена пара туфель — великоватых, но Элен сразу предложила воспользоваться услугами одного слуги, который был неплохим сапожником. Обдумав все, Кэтрин начала подозревать, что Уэсли Мартин не желал, чтобы его жену видели в обществе ее подруги, но она оставила эту догадку при себе.

Ужин прошел тихо. Сразу после него Кэтрин удалилась в свою комнату писать письмо матери. На его составление требовалось время, поскольку она должна была учитывать ложные сведения, которые мама о ней получила. Она могла бы подождать день-два и написать все гораздо лучше, но завтра должна будет отправляться лодка в Новый Орлеан, и муж Элен пообещал передать с ней письмо. Вполне могло случиться, что ее мама предпочтет и дальше носить траур, не желая встречаться с воскресшей дочерью, вовлеченной в скандал. Однако Кэтрин не могла допустить, чтобы она узнала обо всем от других.

Последовавшие дни тянулись долго и ничем не отличались друг от друга. Компания Элен вскоре перестала быть интересной. Ее разговоры состояли из сплетен — во всех прослеживалась точка зрения мужа — и обсуждения узоров для вышивания, ее единственного развлечения. В перерывах между этими двумя темами она постоянно упоминала о выпавших на долю Кэтрин испытаниях, пытаясь выведать у нее детали, и злилась, когда та отказывалась об этом говорить.

Также Кэтрин обнаружила у своей подруги склонность к ревности. Уэсли Мартин не мог произнести и полдюжины слов в адрес Кэтрин, чтобы Элен с решительным видом и сверкающим взглядом не вмешалась в разговор. Желая успокоить подругу, Кэтрин решила затаиться, проводя большую часть времени в своей комнате под предлогом, что ей нездоровится, хотя это было не так; она просила Элен заниматься ежедневными делами, утренними визитами и вышиванием, как будто Кэтрин здесь не было. Поначалу Элен отказывалась, но Кэтрин продолжала настаивать, и вскоре она рассердилась и перестала проявлять чрезмерное гостеприимство. Однажды, когда Кэтрин особенно рьяно уклонялась от ее вопросов, Элен надела шляпку и, фыркнув, ушла из дома.

Наблюдая за ней из окна своей спальни, Кэтрин спрашивала себя, станет ли Элен потчевать дам своего круга рассказами о гостье. Наверняка так и будет, да еще с приукрашиванием. Конечно, она не станет ее очернять — вопросительной интонации в голосе и приподнятой брови будет достаточно, чтобы разорвать в клочья остатки ее репутации.

Прошло совсем немного времени, когда она с удивлением услышала, что экипаж вернулся. Вряд ли Элен могла прийти домой так скоро; для ответного письма из Нового Орлеана было слишком рано, но Кэтрин не могла удержаться, чтобы не выйти к лестнице.

Внизу в холле стоял Уэсли Мартин. Когда он взглянул на Кэтрин, его бледные губы растянулись в улыбке. Он засунул в карман письмо, которое читал, и протянул ожидавшему дворецкому шляпу и трость.

— Мне передали, что Элен уехала, оставив тебя одну, — отозвался он.

Спускаясь по лестнице, Кэтрин ответила:

— Да, я настояла на этом.

— Сегодня такой прекрасный день, первая осенняя прохлада. Я подумал, что ты тоже могла бы насладиться поездкой в фаэтоне. Мне нужно нанести пару визитов в городе, а потом мы могли бы проехаться за город.

— Заманчивое предложение.

Кэтрин действительно так считала. Она очень давно не выходила на улицу. Прогулка поможет отвлечься от мучительного ожидания.

— Насколько я знаю мою жену, пройдет несколько часов, прежде чем она покинет своих подруг. Тогда будет совсем поздно. Может быть, мне удастся уговорить тебя, Кэтрин, составить мне компанию?

Такая поездка была бы вполне нормальной при обычных обстоятельствах. На секунду Кэтрин засомневалась, но если степенный Уэсли Мартин готов был нарушить условности, то почему она должна переживать? Она почти ничем не рискует.

— С радостью, если ты позволишь одолжить у Элен шляпку.

Пара гнедых везла экипаж по дороге в город. Они остановились в шумном центре перед приземистым кирпичным зданием, на двери которого висела вывеска ювелира. Кэтрин не удивилась, когда Уэсли Мартин спустился и вошел внутрь, помня, что одним из многих его увлечений были драгоценные камни. В следующий раз экипаж остановился у красивой изгороди, окружавшей небольшой домик с выступающими галереями и плотными зелеными жалюзи. Объяснив, что он подумывает приобрести дом в качестве инвестирования средств, Уэсли спросил Кэтрин, что в нем можно улучшить. Затем по крутой дороге они свернули на юг, через дубовый лес и виноградники. Уэсли взял кнут и хлестнул коней, а потом громко засмеялся, увидев оживление в янтарно-золотых глазах Кэтрин.

Было так приятно находиться вне дома и вдали от надоедливой Элен, чувствовать, как ветер обдувает лицо, и ощущать радость жизни, разливающуюся по венам. Ей хотелось ехать так вечно — или хотелось, чтобы рядом был мужчина…

Неожиданное покачивание экипажа заставило ее резко взглянуть на Уэсли. Он продолжал крепко держать вожжи, но теперь старался свернуть. Изрезанная колеями и острыми камнями тропа наконец привела к краю утеса, откуда виднелась река.

— Отсюда открывается замечательный вид, — сказал муж Элен.

Он поставил тормоза, обмотал поводья вокруг ручки кнута и спустился на землю.

Последовавшая его примеру Кэтрин не могла не согласиться. Под утесом текла широкая Миссисипи, в этом месте грязно-коричневая, но на горизонте синяя, как полночь. С высоты открывался великолепный вид серо-голубого неба и зеленой линии леса. Кэтрин никогда такого не видела, поскольку всю жизнь прожила на равнине.

Уэсли быстро подошел к ней и взял под локоток.

— Осторожно, край может обвалиться, — предостерег он, затем указал на реку: — Посмотри туда. Это моя земля, моя плантация.

— Правда?

— Десять тысяч акров.

Кэтрин не могла не улыбнуться напыщенной гордости в его голосе.

— Ты планируешь начать там строительство?

— Нет-нет. Это очень низкая болотистая местность, она подходит для засева, но не годится для здоровья. Большинство плантаторов дельты Луизианы живут на этом берегу реки, в Натчезе. Но я не хочу говорить об этом. Видишь ли, Кэтрин, я привез тебя сюда по особому поводу. Я… должен тебе кое-что сказать.

Серьезный и несколько зловещий тон его голоса больше не воодушевлял. У Кэтрин появилось плохое предчувствие.

— Да? Что такое?

— Отправляя в Новый Орлеан твое письмо, я дал четкие указания, чтобы посыльный дождался ответа и быстро вернулся обратно. Он… он прибыл сегодня утром.

Когда Уэсли не продолжил, Кэтрин мучительно улыбнулась.

— Быстро.

— Да, но… я не знаю, как тебе сказать. — Уэсли опустил глаза. — Ответа не было.

— Ответа не было? — эхом повторила Кэтрин.

Уэсли Мартин снова посмотрел на нее.

— Твое письмо было передано лично в руки твоей матери. Он подождал возле дома, затем постучал, но ему сказали, что ответа не будет.

Кэтрин отвернулась. Хорошо, что на ней была шляпка Элен, скрывающая часть лица. Девушка думала, что готова к любому решению матери, но, оказывается, ошибалась. В этот миг она поняла, что никогда не ожидала от мамы отказа в просьбе о помощи.

Муж Элен подошел ближе, провел рукой по ее руке и взял за плечо.

— Я знаю, какой это удар, — сказал он. — Ты спрашиваешь себя, что теперь делать. Я думаю… мне кажется… у меня есть решение.

Больше всего Кэтрин хотелось побыть одной. Тем не менее она подняла голову и попыталась вникнуть в его слова.

— Я богатый человек. Я могу дать тебе почти все, что ты захочешь: одежду, дом, который мы смотрели в городе, украшения — у меня есть браслет, я только что выбрал его специально для тебя…

— А взамен? — перебила его Кэтрин, скрывая отвращение за маской полнейшего недоверия.

— Взамен ты дашь мне то, что я хотел получить с того самого момента, как вошел в свой дом и увидел тебя в гостиной в тех лохмотьях, — тебя!

Он крепче сжал ее плечо, затем развернул и прижал к своему круглому животу. Она почувствовал запах пота и его желание. Резко оттолкнув его, она смогла отстраниться на расстояние вытянутой руки.

— Нет! — крикнула она. — Я не стану твоей содержанкой!

— А что еще тебе остается? — спросил он с неприятной улыбкой.

— Значит, выйду на улицу, — заявила Кэтрин, вздернув подбородок.

Его лицо покраснело от гнева. Он снова притянул ее к себе, его пальцы впивались ей в руки.

— Выйдешь? — пробормотал он. — Выйдешь? Тогда можешь начать с меня.

Его горячие полные губы скользнули по лицу Кэтрин в поисках ее рта. Она почувствовала, как ее прижимают все ближе, его руки крепко обняли ее тело, не позволяя сопротивляться. До боли знакомое чувство беспомощности вновь овладело ею. А потом она вспомнила тетушку Эм, когда она тихим невозмутимым голосом говорила в лесу о силе женщины и слабости мужчины.

Кэтрин подняла колено и со всей силы ударила Уэсли в пах. Его хватка моментально ослабла, девушка повернулась, бросившись наутек.

Но он пришел в себя. С диким ревом муж Элен потянулся к ней и схватил в объятия. Они вместе упали и покатились по траве. Он навалился на нее всем телом. Она почувствовала, как его рука попала ей под юбки. Сжав кулак, Кэтрин ударила его в незащищенное лицо, но он, казалось, не почувствовал этого. Он подвинулся выше, и его лоб теперь был на уровне ее шеи.

Женщина не могла дышать. Она почувствовала холод на теле, там, где он поднял ее юбки. Уэсли положил свое колено между ее ног, пытаясь их раздвинуть.

И тогда ее пальцы коснулись рукоятки привязанного к бедру ножа. Она судорожно схватила его и вынула из ножен. Ее спина выгнулась, и в этот миг она взмахнула рукой и проткнула лезвием одежду, кожу и мышцы до кости. Она сделала это так, как ее научили, — быстрым яростным движением руки.

Уэсли захрипел и слез с нее, упав на землю, как раненое животное. Кэтрин вскочила на ноги и попятилась, не выпуская из руки нож, настороженно глядя на Уэсли прищуренными глазами.

Мужчина несколько секунд не двигался, затем медленно перевернулся на бок и с хрипом поднялся на одно колено. Левой рукой он схватился за бедро, неестественно выгнув ногу.

— Ты сучка, — прошипел он, пошатываясь. — Проклятая шлюха. Ты меня покалечила.

На его ноге виднелся глубокий длинный порез. Одежда стала темной от крови, которая капала на зеленую траву.

— Я могла бы убить тебя, — заявила Кэтрин суровым голосом, который сама не узнавала.

Он потихоньку отползал к фаэтону, затем взобрался на него. Кэтрин, не шелохнувшись, наблюдала, как он уселся и взял в руки вожжи. Он медленно повернул к ней голову и облизал губы.

— Если я… когда-нибудь увижу тебя… снова, — с трудом произнес он, — ты пожалеешь… что не убила меня.

Грубо дернув поводья, Уэсли Мартин развернул фаэтон, сделал широкий круг и той же дорогой отправился обратно.

Кэтрин еще несколько секунд боялась, что он остановится, поэтому предусмотрительно отошла к высокому дереву. Когда звук колес экипажа растаял в воздухе, она прислонилась к стволу, ощущая лбом кору и пытаясь унять дрожь в подкашивающихся коленях. Рука, державшая нож, ослабла, и он выпал. Услышав это, она присела и с отвращением вытерла лезвие о траву. Тетушка Эм, Джонатан. Она всегда может к ним вернуться. По правде говоря, она была уже на полпути. Дальше по тропинке вдоль утеса, еще каких-то две-три мили — и она найдет на низком шельфе их маленький лагерь. Если поторопится, то будет с ними еще до захода солнца.

Ее чувство времени было правильным. Последние красные лучи заходящего солнца скользили по воде, когда она дошла до лагеря у реки. Там остался брезентовый шатер и след от костра. Но угли оказались холодными и черными, а шатер пустым. Не было ни света, ни плоскодонки у реки. Они уехали.

По быстрому течению Миссисипи ничего не двигалось, кроме бесконечного потока воды. Она осталась одна.