Языки пламени, потрескивая, льнули к нижним ветвям векового дуба, и искорки, взлетавшие ввысь, гасли под снегом, не успевая коснуться сучьев. Мужчина, который развел этот костер, сейчас грел над ним руки, и огонь золотил их, подчеркивал их мужественные контуры оранжевым и голубым, отбрасывал на них мириады белых пятнышек, похожих на шрамы. Лицо его напоминало диковинной лепки ландшафт из отблесков и теней: хищный нос и внимательные глаза на красивой маске, суровой и безучастной, непроницаемой для тех эмоций, что терзают все остальное человечество.

В нем чувствовалась опасность — неутешительное наблюдение для Кейт, которой предстояло провести наедине с ним всю ночь. С течением времени перспектива становилась все более определенной: уже около часа назад стемнело, и никто до сих пор их не нашел. От этих мыслей в животе у леди Кэтрин тяжелело, и тяжесть эта лишь усугублялась, распространяясь по всей нижней части тела.

Девушка неловко поерзала в импровизированном кресле, которое Шотландец соорудил, прислонив несколько бревен к стволу дуба и оплетя их тонкими прутьями.

— Думаете, разбойники вернутся? — спросила она, украдкой поглядывая во тьму, простиравшуюся за костром. — Во мраке им бесчинствовать легче.

— Возможно. — Он взял ветку и принялся отламывать от нее сучки, которые бросал в огонь.

— Стало быть, вы намерены всю ночь стоять на карауле?

— Да.

— Эти разбойники — трусы. Подумать только, они сразу же разбежались, даже не вступили с вами в бой!

— Нет, миледи, никакие они не трусы. Просто люди, которые поняли, что лучше пойти на попятный, чем погибнуть ни за что.

— Ни за что? — В конце концов, они же хотели завладеть ею! Неужели она не стоила небольших усилий?

Росс на миг взглянул на нее, но тут же отвел глаза.

— Эти жалкие идиоты поняли, что им нечего рассчитывать на то, чтобы вас заполучить, а потому затаились в ожидании новой, более доступной жертвы.

— Значит, разбойники не стыдятся отступления? Я буду молиться, чтобы они не вернулись. — По телу леди Кэтрин под накидкой пробежала дрожь.

— Может, с них хватит и моего жеребца.

— Хорошо хоть моя лошадка успела ускакать. Когда я видела ее в последний раз, она галопом мчала по тропе. Вряд ли она остановится, пока не добежит до самого Винчестерского замка.

— Да, — ответил Росс. — Но я бы на это не надеялся.

Если лошадь вернется в конюшню без всадницы, все заподозрят, что с Кейт случилось нечто ужасное. Другой вопрос, заметит ли это конюх и хватит ли ему ума поинтересоваться, где, собственно, сейчас находится леди Кэтрин.

— Верно, — со вздохом откликнулась девушка. Она хотела было спросить, как он поступит, если разбойники все-таки вернутся, но передумала. Ответ был очевиден: он будет сражаться, как сражался в первый раз.

— Вы для этого развели такой большой костер, да? Чтобы заметить их, если что, издалека? Вы ведь на самом деле не верите, что королевские подданные могут его разглядеть.

— Не знаю.

— Охотники, должно быть, либо не заметили моего отсутствия, либо рассудили, что я их обогнала. Сейчас-то им уже ясно, что я пропала.

— Глупо было бы отправлять поисковый отряд на ночь глядя. К тому же снегом замело все следы.

— Да, но все же…

— Если они не слепцы, то должны также заметить и мое отсутствие.

Кейт нахмурилась.

— Полагаете, их это успокоит?

Росс швырнул очередной обломок дерева в костер и ответил, не глядя ей в глаза:

— Если они не обделены воображением, то их это насмешит, и не самым приличным образом.

У Кейт сердце замерло от внезапной догадки. Генриха сейчас, наверное, раздирают противоречивые чувства: с одной стороны, он переживает за нее, оставшуюся в одиночестве в лесу, полном опасностей; с другой стороны, она же запросто может наслаждаться обществом Шотландца! Едва ли в планы его величества входил подобный мезальянс.

— Как жаль, что из-за меня королю приходится лишний раз волноваться, — сказала девушка с печальным видом. — У него и без того довольно хлопот.

— Вы имеете в виду слухи о том, будто сын Эдуарда Четвертого до сих пор жив? Да об этом судачат еще со времен Босвортской битвы. Генрих не может относиться к этой болтовне серьезно.

— Думаете?

Двоих юных сыновей короля Эдуарда Четвертого, прямых престолонаследников, объявили незаконнорожденными и заточили в Тауэр по приказу их дяди, Ричарда Третьего, чтобы тот мог безнаказанно сменить брата на троне. Все это произошло три года назад. Когда Ричард погиб при Босворте, Тауэр тщательно обыскали, но мальчиков так и не нашли. Поиски продолжались по всем близлежащим деревням, однако принцы — братья Елизаветы Йоркской, супруги Генриха, — словно сквозь землю провалились.

Кейт сыновей Эдуарда не застала, поскольку прибыла ко двору лишь год назад, после коронации Генриха. Но портреты их она видела: с миниатюрных картин смотрели красивые, совсем еще юные, но уже гордые, царственные мальчики. Куда они могли исчезнуть? Неужели их все-таки убили? Гибель детей была бы чудовищной насмешкой судьбы, даже если учесть то, что их появление возобновило бы кровавое противостояние между Йорками и Ланкастерами.

— Темза протекает прямо у Тауэра, — бесцветным голосом ответил Росс Данбар на ее немой вопрос. — Эта река унесла немало душ прямиком в открытое море.

— Люди шепчутся о том, что сторонники Генриха расправились с мальчиками тайно, чтобы те не преграждали ему путь.

— И это при том, что Ричард глаз с них не спускал во избежание подобных происков? Не говорите ерунды. Стражников Тауэра порой можно подкупить, но не в тех случаях, когда взятка чревата виселицей.

— Поговаривают, что к этому приложила руку мать Генриха.

Росс презрительно фыркнул, отломил еще один кусочек ветки и бросил его в огонь.

— А эта графиня Ричмондская и Дарби, как я погляжу, бойкая дамочка. Ни один мужчина не позволил бы себе так распространяться о положении дел короля. Да, сынка она на трон пристроила, но она такая набожная, что я скорее заподозрю Пресвятую Богородицу, чем ее.

— Пожалуй, — согласилась Кейт.

Леди Маргарет славилась своей верностью Церкви. Она неизменно носила черное платье, похожее на монашеское одеяние.

— Более того, слухи об убийстве мальчиков дошли до Шотландии всего через несколько месяцев после коронации Ричарда. Пускай его правление продлилось не многим дольше…

— Правда? — Кейт с удивлением заметила, что испытывает облегчение. Дворцовым сплетням она, как правило, верить отказывалась, но все-таки они тревожили ее сердце.

— Эти слухи ходили в дипломатических кругах, от Англии до Испании, от Испании до Франции, от Франции до Шотландии — и обратно к Англии.

— Полагаете, Ричард мог похитить принцев, чтобы спасти их от Ланкастеров?

— Или Йорков: те, пожалуй, представляли собой не меньшую угрозу, поддерживая кандидатуру старшего мальчика, который стал бы Эдуардом Пятым. Но нет — где бы он мог их спрятать так, чтобы об этом никто не узнал?

— Если только угрозу не представляли сами слухи, — пробормотала Кейт.

— Это было бы удобно, правда? Избавиться под этим предлогом от Генриха, прикрывшись юным принцем. — Шотландец расправил широкие плечи. — Впрочем, мне-то что? Чем больше саксов поубивают друг друга, тем лучше.

— Получается, что Шотландия сможет воспользоваться любым мятежом и вторгнуться в нашу страну? Вот Генриху еще один повод для беспокойства.

— Именно эту вероятность и должно предотвратить соглашение между Англией и Шотландией.

— Но удастся ли это? Как вы думаете, как поведет себя король Яков, если в стране поднимется мятеж?

— Откуда мне знать? Я-то застрял тут в качестве невольного гостя, — осклабился Росс.

«Резонно», — подумала Кейт, уставившись на огонь, как и ее собеседник. Язычки пламени качались на ветру, выхватывая из темноты шальные снежинки, угодившие к ним в плен. За спиной белые волны снега колыхались, словно белье на веревках. Кейт краем глаза заметила, как ее спаситель кутается в плед.

— Вы ведь могли бы охранять мой покой и в нашем укрытии, — предложила она. — Там хватит места для двоих.

Росс метнул в ее сторону взгляд, похожий на молнию.

— Мне и здесь хорошо.

— Вас скоро полностью заметет снегом. Вы же промокнете до нитки.

— Может, он и не растает.

Юмор Шотландца был неожиданностью — и, надо сказать, весьма приятной. Засмотревшись на его улыбку, Кейт забыла ответить.

— В любом случае, мне нельзя расслабляться, — продолжил он практически без паузы.

— Вы имеете в виду, что можете уснуть? Тут, знаете ли, не очень уютное гнездышко. — Кейт плечом указала на недавно построенное укрытие и поправила накидку: затылок обожгло сквозняком, коварно проскользнувшим за шиворот. — Согреться тут трудно. Можете продолжать мерзнуть, сколько вашей душе угодно.

Росс криво ей усмехнулся.

— Думаете, мне нравится мерзнуть и страдать?

— Но вы же совсем не сопротивляетесь.

— Иными словами, вы приглашаете меня к себе в покои. Я правильно понял?

Кейт тотчас отвернулась, уловив в синих озерах его глаз проблеск какого-то смутного, но твердого намерения. Она чувствовала легкий травяной аромат, возможно, исходивший от сухой вересковой веточки у него на берете. В воздухе аромат смешивался с запахами нагретой шерсти и конского пота, а также кожи — дубленой, животной, и чистой, человеческой. Мужской. От этого сочетания Кейт снова почувствовала в животе недавнюю тревожную тяжесть.

— «К себе в покои»! Громко сказано. В конце концов, вы же сами построили этот шалаш.

— Для вас. Вы-то не привыкли спать в таких условиях.

— А вы привыкли.

Он издал неопределенный звук — не то хохотнул, не то хмыкнул.

— В Шотландии снег идет довольно часто.

Оттого-то он, по всей видимости, и хранил огниво в своем спорране — наплечной кожаной сумке, украшенной серебряной эмблемой. Прекрасная привычка, о большем Кейт сейчас не смела и мечтать.

— Вы, — сказала она, — сын лорда, привычны к ночлегу в лесу? Что-то не верится.

— Не лорда, а лэрда, — поправил ее Росс. — Этот титул аристократических замашек не предполагает. Мой отец — простой и очень, замечу, занятой землевладелец, который иной раз наведывается на заседания парламента.

— И вы однажды унаследуете это право?

— Ага. Братьев и сестер у меня нет — во всяком случае, законнорожденных. — Росс насмешливо ухмыльнулся. — Унаследую, если старый вояка не решит, что я слишком мягкотел.

— Разве можно назвать вас мягкотелым? — Кейт не смогла сдержать смех.

От его долгого, пристального взгляда ее тело ниже пояса похолодело.

— Отец полагает, что я слишком много думаю. Он же сперва делает, а после думает, если думает вообще. Решив угнать скот, он не посмотрит, идет ли снег, даже если половина коров потеряется в метели. Он даже предпочтет метель: в плохую погоду выше вероятность застать врагов спящими.

— Врагов… Англичан. — Кейт покоробило от его слов, но почему, она сама не понимала.

— У саксов коров обычно больше, чем мозгов. Как правило, мой отец уводит скотину у Трилборна.

— У Трилборна?

Шотландец качнул головой и ответил суровее, чем обычно:

— У того самого.

Уинстон Дангерфилд, лорд Трилборнский, охотился с ними в тот вечер. Кажется, его владения находились на севере страны.

— Мне сложно представить, чтобы его семья безропотно терпела воровство и не пыталась отомстить.

— А они и не терпят. Ни он, ни его отец, ни дед.

Кейт поймала взгляд Росса, застывший на языках пламени.

— Судя по вашему голосу, между вами сложились не вполне добрососедские отношения.

— Эта кровавая вражда насчитывает уже много лет. И дело тут не только в коровах. — Росс Данбар пожал плечами. — Хотя уводить скот у Трилборна, конечно, приятней, чем у кого бы то ни было.

Видимо, он хотел сменить тему. Что ж, Кейт была не против.

— Значит, вы воруете скотину и у других людей?

— По обе стороны границы, — хохотнул Росс.

— По обе стороны… Вы хотите сказать, что ваш отец крадет коров у собственных соседей?

— Ага. Это, понимаете, вроде забавы. Соревнование, так сказать.

— Опасное, как по мне, соревнование.

— В этом и суть. Хотя бедных животных уже столько раз гоняли туда-сюда и они уже столько раз успели породниться между собой лунными ночами, что разобрать, где чьи коровы, теперь довольно трудно.

Девушка наблюдала за тем, как снежинки оседают на его берете и черных кудрях, окрашивая все в седовато-серый цвет.

— По крайней мере, ваше присутствие здесь больше не позволяет вашему отцу нарушать границу. В этом, насколько я понимаю, и заключался королевский замысел.

— Отчасти, — сказал Росс, стряхивая снег на колени. — Отец, конечно, приуныл. Никакого тебе грабежа, никаких налетов на вражеские укрепления.

— Грабежа и налетов?

— Ну, он, разумеется, может привирать, но эти легенды ему явно по вкусу.

Не то чтобы легенды — скорее, надо понимать, события недавнего прошлого. Шотландцы из приграничных районов, потомки викингов, некогда нахлынувших на северное побережье, славились своим хищным, захватническим нравом. За шлемы, в которых они атаковали английские территории, их прозвали Стальными Беретами. С такой мрачной, нордический синевой в глазах Росс Данбар и не мог принадлежать ни к какому иному племени.

Выговор его, смягчавший звуки и превращавший слово «коровы» в «коуовы», навевал дремоту. Шотландец не улыбался открыто, но ухмылка все же проступала, угадывалась: если он и не упивался скотокрадством, то уж точно кичился дерзостью и ловкостью этих полночных приключений. Водить за нос своих извечных врагов доставляло ему удовольствие.

Кейт наблюдала за ним с едва заметной улыбкой, упершись локтями в колени и положив подбородок в чашу ладоней.

— И что вы, позвольте узнать, делаете с этими «коуовами», когда пригоняете их к себе посреди снежной ночи? — спросила Кейт, желая не столько получить информацию, сколько услышать его голос.

— Как что? Заводим в сарай и стережем, чтобы их не увели обратно.

Она вздохнула, и по ее телу снова пробежала дрожь: ледяной ветер сдернул капюшон накидки. Затем леди Кэтрин продолжила:

— Лучше бы моя Роузи сейчас была в вашем сарае… Если ей, конечно, не удалось вернуться в конюшню.

— Роузи — это ваша кобылка?

— Да. Меня страшит мысль о том, что она могла вновь столкнуться с тем вепрем.

И страшилась она не зря: острые клыки зверя запросто могли вспороть лошадиное брюхо.

— Можете не волноваться: я лично зарезал того вепря и пошлю завтра кого-нибудь, чтобы забрать его тушу.

— Вы… — Кейт невольно выпрямила спину. — Вы его убили?

— Пришлось. Хотя надо было просто ехать дальше, не обращая на него внимания.

— Но я… я же слышала, как он за мной мчался!

— Далеко умчаться он не успел. Вы поэтому не оборачивались? Я думал, это ваша Роузи понесла. Мне за вами было не угнаться.

— Не совсем так… — Кейт ни капли не сомневалась в том, что спасается от вепря, хотя расслышать что-либо сквозь топот копыт и неистовое ржание было тяжело.

— Жаль. Значит, всего этого можно было избежать. — Росс указал на кусты, ставшие «газоном» возле их «дома», на костер и лесную чащобу, в которой растворились бандиты.

— И лишить меня возможности поспать на природе? — с наигранной беспечностью сказала Кейт. — Боже упаси!

Шотландец только фыркнул в ответ. Покосившись на снег, который все гуще сыпал с ночного неба, он снял плед с плеч — и Кэтрин увидела, что под темно-зеленым шерстяным камзолом он носил лишь простую кожаную безрукавку и ярко-желтую льняную рубаху. Отряхнувшись от снежинок, как собаки отряхиваются от воды, Росс закутался в свой камзол, как в одеяло.

Движения его были настолько проворными и непринужденными, но при этом исполненными такой мужественной грации, что у Кейт перехватило дыхание. Черные кудри Шотландца шелковистым каскадом ниспадали на плечи. И эта твердая, волевая линия нижней челюсти… И плечи такой ширины, что снег на них скапливался в сугробы. Подтягивая килт, Росс Данбар невольно открыл свои бедра — твердые, смуглые, все в узловатых мышцах.

Кейт бросило в жар — дурной, пронизывающий жар; кровь забурлила в венах. Она никогда прежде не была наедине с мужчиной в подобных обстоятельствах. Конечно, ей приходилось сидеть с кавалерами за столом и гулять с ними по клуатрам, но вокруг всякий раз были люди: ее сестры, королевские стражники, слуги и часовые, — для того чтобы не допустить предосудительной фамильярности.

Сейчас же они с Шотландцем были одни. Он мог сделать с ней все, что угодно, и никто не сказал бы ему ни слова. Оставалось лишь верить его словам, что он не намерен на ней жениться.

Впрочем, женитьба женитьбой, а насчет иных своих намерений он ничего не обещал. Как бы она ни сопротивлялась, силы их были неравны. Она окажется полностью в его власти. Но почему же эта мысль ее не пугала? Почему от этой мысли все ее нутро начинало сладко ныть? Ответа Кейт не знала.

Тишину нарушали лишь завывания снежных вихрей, запутавшихся в ветвях, да потрескивание костра. От холодного воздуха, пропахшего древесным дымом и снегом, щипало ноздри. Так она скоро отморозит себе легкие. Кейт чувствовала себя глубоко несчастной и совершенно беспомощной. Хотя могло бы быть и хуже. Гораздо хуже…

— Хорошо, что вы последовали за мной, когда убили вепря, — несмело вымолвила она. — Я бесконечно вам признательна. Если… если бы вы не пришли мне на выручку, даже не знаю, какая участь меня бы постигла.

Глаза Росса сверкнули, словно синяя сталь.

— Неужто и впрямь не знаете?

— Думаете, они бы… — Она покачала головой. — Я представляла бы большую ценность в качестве заложницы.

— Не сомневаюсь, что такая мысль их тоже посещала. Но за изнасилование и похищение приговор одинаков. А два раза человека не вздернешь.

Кейт сглотнула ком, появившийся в горле, и сжала руки в замок.

— Тогда я тем более вам благодарна.

— Да не за что. Ничего ведь не произошло.

— Да, но если бы я могла…

— Не стоит посвящать меня в свои мысли, — перебил ее Росс. — Если вы, конечно, не хотите пригласить меня под свою накидку.

Краска залила ее огорченное лицо, но схлынула так скоро, что голова Кейт слегка закружилась.

— Я не об этом, вы же сами знаете.

— Вот вам и благодарность, — хмыкнул Шотландец.

— Вы ведь просто хотели, чтобы я замолчала, — внезапно поняла Кейт.

— Если и хотел, что толку? Не помогло же.

— Я могу и помолчать, — обиженно заявила она и развернулась вполоборота к нему.

Нахмурив брови, девушка смотрела в ту сторону, где белая завеса, раскинувшаяся за костром, становилась то серой, то черной.

* * *

Росс довольно быстро соскучился по звуку ее голоса. И не только по звуку: по ее острым вопросам, по девичьему любопытству. Тоска по человеческому теплу, которое она источала, усилилась стократ, когда леди Кэтрин отодвинулась от него, вжаась в стену построенного им шалаша и, отвернувшись, закуталась в свою меховую накидку.

Шотландец уверял себя, что так лучше: ничто не будет отвлекать его на посту. Он сможет сосредоточиться и, в случае чего, заметить чью-то пару глаз в глухо гомонящем лесу.

Разумеется, упрямая молчунья продержится лишь до первой праздной мысли. Тогда она сразу же вскочит, уставится на него и примется болтать без умолку совершенно ни о чем. Опыт подсказывал ему, что немногословная женщина — большая редкость. Им все надо знать. А если не с кем поделиться тем, что они уже знают, им еще тяжелей.

Но Росс ошибался.

Прошел уже целый час. Снег продолжал сыпать, ветер звенел в заиндевелых ветвях, но Кейт не произнесла ни слова. Вот упрямая девица! Ладно, не девица — упрямая леди. Иначе назвать женщину, которая носит золотое кольцо, бархатное платье и горностаевую накидку, он не мог.

Но ее выносливости, стойкости духа могла бы позавидовать любая крестьянка. Кто же научил ее уходить в себя, принимать испытания жизни с высоко поднятой головой, кто научил ее терпению и отучил от капризов? Иная аристократка после такой переделки впала бы в истерику, а эта все снесла, продолжала улыбаться и интересоваться чьими-то проблемами помимо своих собственных.

Хотя Росс, конечно, не считал ее улыбок: его внимания хватало лишь на золотистые отблески огня на ее коже и прядях волос. Да и то… Росс пару раз поймал себя на мысли о том, что никакой другой мужчина, кроме будущего супруга, не увидит этих кудрей во всей их красе, без прикрытия вуали. Ему, положа руку на сердце, неприятно было думать о том, что даже будущий супруг удостоится такой чести! Вот так глупость…

Она англичанка. Он не нужен ей, она не нужна ему. Не стоит об этом забывать.

Вот только это было откровенное вранье. Росс хотел от леди Кэтрин всего, кроме одного пустяка — законного бракосочетания. Ему нравилось смотреть на нее, нравилось ее касаться. С тех пор как он, тринадцати годов от роду, увидел кормилицу своей сестры в купальне, ни одна женщина не бередила так сильно его кровь. А та кормилица, между прочим, была первой обнаженной женщиной, которую он увидел! И сейчас ему не терпелось увидеть леди Кэтрин в таком же обличье — чтобы из одежды на ней был лишь золотистый плащ волос.

Впрочем, все это вздор. Потребность в совокуплении была для Росса сродни любой другой потребности — скажем, в еде. Когда еда была под рукой, он насыщался. Когда не было — терпел.

Его отец, старый лэрд, люто ненавидел саксов. Худшим сортом людей для него были те, что носили фамилию Трилборн. Его сразил бы апоплексический удар, если бы родной сын привел в дом жену-англичанку. Но до этого вряд ли дошло бы: старик отрекся бы от наследника за одни лишь помыслы о подобном предательстве.

А помыслов никаких и не было — так Росс, по крайней мере, твердил самому себе, в тысячный раз прослеживая взглядом изгибы тела Кейт. Просто он замечтался, ведь думать, по сути, было не о чем. В этой бескрайней ночи ничего не было видно, кроме снегопада, серых силуэтов деревьев и оранжевого мерцания костра. Росс уже почти ослеп, отморозил одну половину тела, от шеи до крестца. Другую же половину жгло от долгого неподвижного сидения. Однако шелохнуться он не посмел — разве что затем, чтобы подбросить новую порцию дров. Ибо если он встанет, то больше не будет нести ответственность за свои поступки.

И тут послышался тихий щелчок. Шотландец быстро огляделся по сторонам и понял, что звук донесся из шалаша, специально выстроенного таким образом, чтобы он максимально прогревался от костра. Это у леди Кэтрин, скукожившейся на голой земле, стучали зубы от холода: она лежала слишком далеко от входа, и тепло туда не доходило.

Росс мог бы примоститься рядом с ней, укрыться ее накидкой и укутать их обоих своим пледом. Мог бы прижаться к леди Кэтрин так, чтобы ее крепкая, но изящная попка наткнулась на его горячий кол. Мог бы обвить ее талию рукой, зарыться лицом в копну золотистых волос и наконец коснуться губами беззащитной ложбинки на шее, как ему мечталось с момента их первой встречи, когда она еще дрожала от пережитого потрясения. Тогда они, возможно, согреются.

А возможно, он был круглым дураком.

Святым Росса назвать было сложно, и рукам своим он не доверял: те в любой момент могли сунуться туда, куда соваться не следовало. Тогда Кейт закричит, начнет отбиваться. Или, что хуже, не начнет. Обернется к нему, станет постанывать, шептать что-то невнятное, осыпать его поцелуями, звать туда, где ему обещан рай на земле… И он отправится за ней, повинуясь слепой воле, распираемый вожделением. Он войдет в нее, сотрясаясь всем телом, слушая бешеный стук своего сердца. Проникнет в ее влажную мягкость, в утешительную пульсацию ее тела, провалится в пропасть беспамятства, забыв, что завтра будет новый день.

Это ловушка. Угодишь в нее — не выберешься вовек. Одного шага в ее сторону сейчас было бы достаточно, чтобы определить дальнейшую судьбу обоих: этого потребуют и законы чести, и законы английского короля.

А он дал слово не жениться на ней.

Росс поднялся так резко, что его колени жалобно хрустнули, а с запорошенных плеч сошла лавина. Он швырнул в огонь ветку, затем еще одну, и еще, и еще. Вскоре ненасытный огонь уже плевался и шипел, как разбуженный демон, разрезая ночь на десятки ярдов вперед и орошая все вокруг благословенным теплом. Росс подпитывал пламя до тех пор, пока не убедился, что леди не замерзнет. Даже этот неугомонный жар представлял для нее меньшую опасность, чем он.

Снова закутавшись в плед, Росс присел на корточки в отдалении от беснующегося огня. Накинув капюшон, он с каменным лицом ждал, пока минует наваждение. Он должен вытерпеть.