Кейт сразу же почувствовала присутствие Росса, как только вошла в главную залу. Кожа его, пускай и с бронзовым отливом, казалась бледной, однако никто другой не умел так, как он, подчинять себе окружающих, приковывать к себе их внимание. Никто не мог сравниться с ним силой, ненавязчивой грацией и сумрачной красотой лица. И разумеется, никто другой не носил килта, хотя шотландцев, гарантирующих соблюдение договора, при дворе хватало.

Сердце учащенно забилось в груди у Кейт. Она провожала Росса взглядом, пока он не скрылся в другом конце залы. Праздничный вечер внезапно стал для нее вдвое веселее.

Окна и двери залы были увешаны гирляндами из остролиста с ярко-красными ягодами, лавра и плюща; кое-где виднелись также пушистые ветки омелы и других вечнозеленых растений, так остро пахнущих в прогретом воздухе. Гирлянды украшали и помост, на который водрузили высокий стол, и королевский герб на стене. Вдоль стола стояли чаши с яблоками и головками ароматной гвоздики, а между ними были протянуты цветные ленты. Генрих с королевой восседали во главе стола, потягивали вино и ждали увеселений; его помощники сидели справа, ее фрейлины — слева.

Развешиванием венков и раскладыванием яблок с гвоздикой Кейт руководила вместе с несколькими другими дамами по поручению самой королевы. Все украшения должны были находиться тут в течение шести недель, до самого Сретения. Впрочем, обед тянулся так долго, что Кейт начала бояться, доживут ли хрупкие растения хотя бы до десерта.

Но вот сыры и орехи наконец убрали, а столы сложили и отодвинули к стенам. С минуты на минуту должна была начаться пантомима в исполнении странствующей труппы. За пантомимой последуют танцы под переливы арфы, лютни и колесной лиры, и прежде всего — рождественский танец. Прочие развлечения займут августейших особ до полуночной мессы — ангельской, или Христовой, что знаменует приход света среди непроглядной ночи в самый темный день зимы.

Кейт пантомиму никогда не любила и ничуть не скучала по ней, когда ее временно запретили. Странно, что этих фигляров вообще впустили во дворец после чудовищного номера под названием «Danse Macabre», который распорядитель Генриха разыграл в Вестминстере пару месяцев назад. Вероятно, традиция рождественской пантомимы укоренилась слишком глубоко, иначе король непременно заменил бы старомодную потеху какой-нибудь новинкой. Когда к трону подошли люди с набеленными лицами и в пышных костюмах, Кейт отвернулась, ища глазами рослый силуэт Шотландца.

И быстро нашла его — Росс стоял, прислонившись к колонне, возле самого входа. Маргарет, должно быть, только что поговорила с ним и сейчас стремительно удалялась. Плечи у нее были опущены, что не могло не встревожить Кейт: о чем же эти двое могли беседовать? Нужно будет спросить об этом у сестры, когда они останутся наедине.

Какое-то резкое движение привлекло внимание Кейт. К Россу подошли трое мужчин. Когда один из них с силой ударил ее нареченного в бок, а тот согнулся в три погибели, Кейт тотчас кинулась к ним, обуреваемая гневом. Яростным взглядом она сверлила черный камзол человека, который зачем-то хотел разбередить свежую рану Данбара. Человек этот стоял к ней спиной, но она все равно его узнала.

Чего же добивался Трилборн? Быть может, хотел принудить Росса к дуэли на шпагах, пока тот был слаб? Для этого он, наверное, и привел с собой друзей.

Кейт даже не принимала никакого решения. Просто в один момент она стояла, являя собой саму благопристойность, а в следующий уже летела Россу на выручку. Троица негодяев, наверное, даже не различила ее очертаний — только бархатистое багровое пятно с золотыми проблесками, внезапно возникшее рядом. С ледяной улыбкой на устах Кейт окинула их презрительным взглядом.

Краем глаза она успела заметить, что Росс уже коснулся рукояти своего кинжала. Только бы он не вынул его из ножен! Иначе это могут расценить как оскорбление, требующее сатисфакции.

— Росс, мой милый сэр, где же вы пропадали! — Кейт взяла его под руку и заговорила так кротко, как только могла. — Вы же обещали со мной станцевать. Неужели забыли? Еще в Винчестере.

— Ах да. И что же?

В росистой синеве его глаз промелькнула насмешка. Он сразу понял, что она замышляет, и почему-то отнесся к этому с юмором. Возможно, он был прав, но сама Кейт ничего смешного в сложившейся ситуации не видела.

— Раз уж вы за мной не пришли, я сама пришла за вами! Ибо вы сдержите свое слово, чего бы мне это ни стоило. Сразу после пантомимы начнется рождественский танец, и пока мы будем выкидывать коленца, я даже позволю вам спеть мне.

— Но леди Кэтрин! — воскликнул Трилборн.

— Да, милорд?

После происшествия в коридоре она с графом еще не сталкивалась: он, должно быть, всю неделю зализывал раны в уединении. Нос у него теперь был кривоват, и лиловый оттенок еще не сошел с него после сокрушительного удара. Следы же укуса скрывал высокий, до самого подбородка, воротник.

Гнев, блеснувший в глазах леди, заставил Трилборна замолчать. Он опустил взгляд, словно был посрамлен.

— Прошу прощения, но это я хотел пригласить вас на танец.

— Вынуждена вам отказать, — не задумываясь, ответила Кейт.

— И все из-за ничтожного недоразумения? Признаю, я был невоздержан, но лишь потому, что чувства мои были слишком сильны. Все это время я искал возможности извиниться перед вами.

Кейт удостоила его именно тем ответом, которого он заслуживал, а именно — молчанием. Развернувшись к Трилборну спиной, она посмотрела на Росса.

— Идемте же.

— Коленца, значит, выкидывать, — улыбнулся Шотландец, еще крепче прижимая ее к себе, чтобы она сполна ощутила крепость его мышц. Этот мужчина всегда был готов к бою.

— Конечно, сегодня ведь праздник! — Ее сердце гулко колотилось о ребра. От сияния, которое излучало ее лицо, воздух, казалось, нагревался еще сильнее. Больше всего Кейт боялась, как бы Трилборн не прикоснулся к ней. Или к Россу. Разумеется, Шотландец в любом случае бился бы до последнего вздоха, вот только уцелеть на сей раз ему бы вряд ли удалось.

— Эй, Данбар! Я беседовал с леди.

— Ее желание важнее твоего, Трилборн, она ведь одна из незабвенных грейдонских граций!

— Разрази меня гром, если я позволю с собой так обращаться!

— Ты же пришел с друзьями, — уже через плечо обронил Росс. — Можешь станцевать с кем-нибудь из них.

До чего же приятно было смотреть на лицо этого подонка, обезображенное гневом! Кейт дошла под руку с Россом Данбаром до самого помоста — и шла с высоко поднятой головой, не обращая ни малейшего внимания на столпившихся зевак. И пускай ее сердце готово было прорваться сквозь шелковый лиф, об этом знала лишь она одна.

— Услуга, как говорится, за услугу. Я спас вас, вы — меня, — низким, глубоким голосом шепнул ей Росс на ухо, когда они остановились, чтобы дождаться окончания пантомимы. — Теперь мы квиты.

— Едва ли, сэр. Вы-то меня спасли уже дважды. — Кейт с ласковой улыбкой наблюдала за мимом, который, судя по всему, ужасно переживал за актера в костюме белой мыши.

— Мои подсчеты расходятся с вашими. Вы не только зашили мне вспоротый живот, но и прогнали лихорадку во время своих ночных визитов.

— Это меньшее, что я могла сделать. Я имею в виду вашу рану. Что касается ночных бдений у вашего ложа, то вы заблуждаетесь. Это была Гвинн.

Шотландец лукаво ухмыльнулся.

— Честно признаюсь, я и сам думал, что это лишь сон. До тех пор пока не увидел вас снова.

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Возможно, я пребывал в беспамятстве, но прикосновения и запахи не лгут. К тому же не настолько я был болен, чтобы не различить красивейший синяк под глазом.

— Ох! — только и вымолвила Кейт, прикрывая ладонью скулу, которая и впрямь окрасилась во все цвета радуги после нанесенного Трилборном удара. Все это время она пользовалась специальной испанской пудрой и впервые не прибегла к ее помощи этим утром.

— Сейчас, — великодушно уточнил Росс, — яркие цвета, конечно, уже поблекли. Но все-таки знайте: мое помешательство было не таким сильным, чтобы я спутал молодость со старостью, а красоту — с невзрачностью.

— Как вам не стыдно, сэр! — возмутилась Кейт. — Разве можно так отзываться о женщине, которая купала и одевала вас, как… Как вы там говорили? Как неразумного младенца.

— Запрещенный прием, миледи. Нечестно использовать против человека слова, произнесенные в горячке. Но если вы отказываетесь признавать, что мы квиты, я не возражаю, чтобы вы спасли меня еще раз.

— А многие возражали бы.

— Ну, многие… Многие глотки себе режут, когда бреются, что же с того? Возьмите, к примеру, Трилборна.

— Сами его берите, мне он ни к чему. — Ее явно не устраивал такой поворот беседы. О том, что между ними было, Кейт предпочла бы говорить наедине.

Шотландец, впрочем, пропустил ее слова мимо ушей.

— Трилборн намерен во что бы то ни стало жениться на вас. И если для этого придется стать вашим врагом, он охотно пойдет на такую жертву.

— Вы уже об этом говорили. А я вам говорила, что…

— Вы надеетесь, что проклятие защитит вас, но на вас уже дважды было совершено нападение.

— Однако вы же всякий раз меня спасали!

— Если вы считаете меня исполнителем вашего проклятия, ради Бога. Но мне кажется, что лучше вам поискать другого мужа, раз уж вы не настроены греть Трилборну постель.

— Что? Искать третьего жениха, когда я не могу избавиться от имеющихся двух? Тогда уж лучше сразу дюжину.

— Отличная идея. Чем больше, тем надежней.

— Да я скорее уйду в монастырь!

— Вы же не всерьез, — осклабился Росс.

— Там хотя бы тихо и спокойно. Уверена, мать Генриха, которая сама почти монахиня, сможет меня куда-нибудь пристроить.

— Возможно. Но ведь это противоречило бы воле короля.

— Она смогла бы его переубедить, если бы почувствовала, что это мое призвание.

— А, ну в таком случае… — Росс взял Кейт за руку и повел вперед, где уже собирались танцоры. — И все-таки это была бы настоящая трагедия.

— Почему же? — спросила Кейт, не замечая ни танцоров, ни начала песни. — Многие женщины посвящают себя служению Господу.

— Да, но только те, которые не молятся, чтобы участь сия их миновала. — Росс игриво улыбнулся ей.

— Ошибаетесь, сэр. Мы с сестрой получили образование в монастыре и с огромным удовольствием работали на огороде, пасли овец и ухаживали за ульями. Многие женщины находят там пристанище, спасаясь от неудачного замужества.

— Ну, если им там нравится, то почему бы и нет? Но лучше, наверное, все-таки выйти замуж удачно.

— Вам легко говорить. Но вам ли не знать о том, как редко женщинам позволяют выбирать себе супругов.

В ее голосе прозвучала невольная обида на несправедливость судьбы. Уж слишком много мужчин, не внушавших ей симпатии, сватались к ней и ее сестрам; любой из этих браков по договору мог обернуться трагедией, если бы женихи дожили до свадьбы.

Пока они, подбоченившись, кружили в танце, Росс не отрываясь смотрел на Кейт, но она глядела в сторону, явно раздосадованная.

— Простите, я сказал глупость, — наконец произнес он. — Но вы заговариваете мне зубы, миледи. Почему бы вам не признать, что вы приходили…

— Тише, — сказала Кейт, пугливо озираясь по сторонам. — Готовьтесь лучше петь, сейчас настанет наш черед.

Она оказалась права: уже в следующий миг они должны были перечислить все девять новогодних подарков, один затейливее другого, которые коробейник доставал из мешка. Кейт боялась, что всю эту ношу ей придется взять на себя, но она заблуждалась: хорошо поставленный баритон Росса тотчас пришел ей на помощь. Не сбиваясь со счета, он грациозно двигался по кругу, разворачивался в нужные моменты, брал ее за руку и обходил, пропуская других вперед.

Кейт не хотелось расставаться с ним даже по такой необходимости. Петляя между парами, она продолжала следить за Россом взглядом. Оказываясь рядом с ним, мужчины, казалось, сбавляли темп, как будто боялись наступить ему на ногу, а женщины улыбались и слишком уж охотно протягивали руки. Росс, правда, ничего не замечал. С каменным лицом он менял партнерш одну за другой, пока вновь не приблизился к Кейт.

— Рана уже не болит? — участливо поинтересовалась она, когда они раскланялись и продолжили кружение. — Может, вам лучше посидеть?

— И разомкнуть круг? И не подумаю.

Дышал он не чаще, чем она, и улыбался так же приветливо, как в самом начале. Даже будучи раненым, он все равно оказался гораздо сильнее, чем она думала. Еще денек-другой — и никто не догадается, что его жизнь висела на волоске.

— Вы приходили ко мне, признайтесь же.

Требование сие Кейт услышала, стоя к нему спиной, когда он кругом обходил ее. Какой неугомонный нрав! Этот человек добьется своего любой ценой.

— Хорошо! — воскликнула она, косясь на соседей. — Приходила. И что с того?

— Но зачем было это отрицать? Вам было бы приятней, если бы я думал, будто вы мне приснились?

— Мне нельзя было этого делать, — сквозь зубы процедила Кейт. — Если кто-то узнает…

— Вы пошли на серьезный риск.

— Поверьте, я и сама это знаю. — Она готова была метать громы и молнии, вспоминая, как кралась по холодным коридорам в халате Гвинн, с толстым крестьянским платком на голове. Во время этих ночных вылазок Кейт не раз приходилось прятаться от знакомых в кладовой, дверных проемах и темных углах.

— И зачем было подвергать себя опасности?

— Вы ради меня пошли и на большее. И пострадали тоже больше.

— Но на мою будущность это никак не могло повлиять.

— Да? — язвительно спросила Кейт. — А мне казалось, смерть существенным образом влияет на будущность человека.

— А может, моя жизнь подчинена лишь одной цели: не подпустить к вам мерзкого Трилборна? — с хитрой улыбкой предположил Росс.

— Генриху уже надоели аристократические свары. Каждый смутьян считает себя ровней королю. Отныне его величество не потерпит дуэлей при дворе — кроме тех, которые он одобрил лично.

— Я не имею намерения сражаться на дуэли. Если меня, конечно, к этому не вынудят.

Что он имел в виду? Неужели?..

— Вы больше ничего не хотите мне сказать? — с тревогой в голосе спросила Кейт.

— Понимаете… Эту дилемму с легкостью разрешил бы ваш муж, который, во-первых, угоден королю, а во-вторых, будет хорошо с вами обращаться. И не забывайте о другом преимуществе: этому мужу было бы очень приятно увести невесту у Трилборна! В совокупности…

— Вы же поклялись, что не дадите своего согласия! — напомнила она полушепотом. — Если вы хотите таким образом отблагодарить меня за то, что я вас излечила, то сожалею, что вообще пошла на это!

— Сожалеете?

Конечно, ничего подобного у нее и в мыслях не было. Лежа на кровати без сознания, Шотландец являл собой образчик мужской красоты. Кейт виновато, украдкой пробегала прохладной тряпочкой по его широкой мускулистой груди, по плечам, по крепким вытянутым бедрам. А если она и приподнимала уголок простыни, когда Гвинн стояла к ним спиной, то кто мог об этом знать? Разве что сам Росс. Неужели ему известно, как обмерло ее сердце, когда она получила возможность убедиться в щедрости природы?

— Я же не знал тогда, что вы в опасности.

— А еще вы не знали, что с помощью меня сможете насолить заклятому врагу.

— А вы бы предпочли выйти за него? Если вы мне откажете, такой вариант не исключен. Если вы вырветесь из этого замка, Генриху придется отдать вашу долю земель монастырю, а он, по-моему, совсем не хочет так ими распорядиться.

От ужаса в горле у Кейт встал ком.

— Вы же знаете, что это не так.

— Значит, вы боитесь, что я погибну? Старуха с косой рано или поздно наведывается ко всем. А мы, между тем, делаем все, что можем.

— Но разве вы не понимаете, что Трилборн может вас убить? Месть и предательство — они всегда где-то рядом, только дай им знак. И если вы бросите вызов проклятию, они вас настигнут.

— Они могут настичь меня, даже если я буду чтить ваше проклятие, как слово Божие. Не лучше ли попытаться успеть насладиться жизнью?

— Но вы не можете!

— Не могу?

Его глаза выражали какую-то неведомую силу. Но Кейт все-таки не отвела взгляда.

— Нет… Никогда.

— Ну ладно, — сказал Росс, улыбнувшись одними губами. — Как вам будет угодно.

— Пообещайте, что не отступите от своего слова.

— Довольно, миледи, прошу вас. — Он покачал головой. — Нам снова пора петь.

* * *

Рождественское полено было такой ширины, что четверо не смогли бы его обхватить. В конце концов, оно должно было непрерывно гореть целых двенадцать праздничных дней. Вот только, когда оно горело, в главной зале становилось невыносимо жарко. Когда Кейт с сестрой отправились переодеваться к полуночной мессе, Росс вышел на улицу. Окна Гринвичского дворца выходили на Темзу и судоверфь, что покоилась в углублении в излучине реки. Днем отсюда открывался весьма живописный вид, но ночью рассмотреть было возможно лишь сверкающие огоньки фонарей, похожие на булавочные головки из чистого золота. У берега река была спокойной, и корабли проплывали тут крайне редко.

Росс спустился по проторенной дорожке, петлявшей среди голых конских каштанов, иной раз прижимавшейся к каменной стене и кончавшейся у самой кромки воды. Река словно звала его своим тихим плеском. К нему тут же беззвучно приблизилась пара черных лебедей, практически невидимая в ночи: только в глазах их отражалось зарево от спящего замка. Росс присел на корточки и протянул птицам ладонь, но те, заметив, что корма на ней не было, сразу уплыли прочь. Он улыбнулся.

Стало немного теплее, но воздух все равно сохранял прохладу и влажность. Ветерок, овевавший его разгоряченное лицо, был настолько свеж, что Росс не обращал внимания на запахи гнилых водорослей, испражнений и ила, которые ветерок нес с собой. Нарвав у берега сухого камыша, Росс смастерил простенькую флейту и сыграл на ней мелодию, которая нередко провожала в бой мужчин в килтах, с тяжелыми орудиями на плечах.

Не прошло еще и двух часов, как Росс поужинал, а ему уже снова хотелось есть. И этот волчий аппетит, вероятно, не пройдет, пока он окончательно не выздоровеет. Завтра во дворце закатят пир — разумеется, на деньги Генриха. Вепря, убитого Россом в Новом лесу, тоже наверняка подадут на стол. После того как зверя выволокли из леса и перевезли во дворец на телеге, его мясо, наверное, просаливалось где-то в подземелье. Россу не терпелось его отведать.

Клыки вепря он сохранил на память. Когда-нибудь они украсят стену его дома, когда отец отправится в лучший мир. Они будут напоминать о волшебной, пусть и нелегкой ночи.

А этот вечер песен и плясок, а также взглядов на Кейт, освещенную огнем рождественского камина, он запомнит и без напоминаний. На долгие годы. Возможно, навсегда.

Господи, до чего же она красива, храбра и чистосердечна! Одна на миллион.

Но предназначена, увы, не ему. Если он будет достаточно часто это повторять, то сам рано или поздно в это поверит.

Разумеется, Росс сочувствовал леди Кэтрин, как и любой на его месте. Сочувствие, и только… Он не виноват, что она заблудилась в лесу и оказалась под его защитой. А с этим скользким типом, Трилборном, пускай разбирается Генрих, хотя Росс понимал, что его врагу было бы приятно отбить у него возлюбленную. Даже если раньше она не нравилась графу, теперь он пополнил и без того тесные ряды ее воздыхателей. Так уж он устроен.

Над неподвижной поверхностью воды раздался какой-то глухой шлепок, а следом за ним — непонятный треск. Кто-то шепотом выругался. Росс поднял голову и, прищурившись, окинул реку взглядом.

Прямо за сухими камышами, подарившими ему музыкальный инструмент, плыла по течению лодка. Она направлялась к дворцу. Если бы оттуда доносились хоть какие-то звуки, Росс решил бы, что это один из придворных возвращается домой из места, где гостей развлекают по-настоящему, а не рождественской пантомимой. Но гребцы были облачены в плащи и широкополые шляпы, а весла их рассекали воду совершенно бесшумно.

Росс пригнулся к земле привычным движением опытного похитителя скота. Лодка пришвартовалась гораздо выше каменной пристани, к которой обычно причаливали обитатели дворца. Двое мужчин спрыгнули на берег и проворно засеменили вдоль внешней стены. Они остановились у ржавых ворот, через которые с кухни обычно выносили помои. Створки открылись, и оба исчезли внутри.

Когда за ними закрывали дверь, ее, видимо, заело. Мужчина, остававшийся на причале, подошел, чтобы подтолкнуть ее, и его силуэт озарило светом — особенно ярко горели ряды серебряных цепей и кайма на черной тунике. Росс наблюдал за знакомыми движениями, и волосы у него на затылке становились дыбом.

Не сойти ему с этого места, да это же Трилборн!

Трилборн впустил новоприбывших в замок, но зачем, оставалось только догадываться. Впрочем, Росс был уверен, что затевали они что-то недоброе.

Он встал и, отряхнув килт, продолжил наблюдение. Сверху на стену взобрался стражник, но он находился слишком далеко, чтобы представлять какую-либо угрозу. С беспечным видом человека, который вышел на улицу, повинуясь зову природы, а теперь возвращался, Росс, насвистывая веселый мотивчик, зашагал к черному ходу.

Едва завидев его, стражники вытянулись в струнку. Где их носило еще несколько секунд назад, было непонятно, но сейчас они доблестно несли караул. Стражники впустили Шотландца без лишних вопросов: не так уж много придворных носили килт. А может, им просто в голову не могло прийти, что через такие невзрачные ворота может войти чужак.

Затаившись, Росс прислушался, но не услышал ничего, кроме звяканья посуды: это повара Генриха готовились к завтрашнему пиршеству на тысячи персон.

Не успел Шотландец сделать и пару шагов, как в королевской часовне забил колокол. Полночь, сбор к заутрене. Начиналась первая из многочисленных рождественских служб, которой никто не смел пренебрегать. Все как один отправятся в часовню, преклонят колени и будут молиться, с ликованием встречая благую весть. Если Трилборн задумал провести в замке тайную встречу, то лучшего времени он выбрать не мог.

Коридор, выложенный неотесанным брусом, вмиг наполнился торопливыми слугами. Пойдя вместе со всеми, Росс очутился в общих смежных покоях, где толпились оруженосцы, менестрели, стражники, лорды с женами и монашки. Он продолжал двигаться вперед, энергично работая локтями и стараясь прикрывать ноющую рану.

Снова Трилборна он заприметил уже в холле — квадратной комнате, где паркет визгливо скрипел от каждого шага, а гобелены колыхались от постоянных сквозняков. Троица злоумышленников во главе с Трилборном отделилась от общего потока и прошмыгнула в соседнюю комнату. Оттуда можно было войти в несколько кабинетов. Росс проследовал за Трилборном и его спутниками, стараясь не попадать в их поле зрения и не сводить глаз с серебряного блеска цепочек. Вплотную он приблизился только тогда, когда они исчезли за дверью в конце анфилады.

Его опередил какой-то человек, лицо которого скрывал черный капюшон. Человек проскользнул впереди Шотландца и успел придержать увесистую дверь, прежде чем та захлопнулась. Лица таинственного человека Росс не видел, но под капюшоном явно скрывался массивный головной убор, и потому он предположил, что это женщина. Пятно света, отброшенное горящим на треноге фитильком, выхватило вышивку на бархатном плаще. Это был символ вдовствующей королевы, Елизаветы Вудвил, жены покойного Эдуарда Четвертого и тещи Генриха.

Поговаривали, что Елизавета Вудвил презирала своего зятя, называла его узурпатором и плебеем, унаследовавшим голубую кровь только от матери, да и то совсем немного. В чем-то она была права: линия Генриха шла от третьего сына Эдуарда Третьего, Джона Гонта, и его любовницы Кэтрин Суинфорд. Джон Гонт женился на Кэтрин, когда ему это позволили, и их потомки были признаны законнорожденными высочайшим королевским указом, но с точки зрения Йорков все это не имело никакого значения. Взойти на престол Генриху помогло лишь устранение прочих претендентов из рода Ланкастеров во время междоусобицы, которую назвали войной Алой и Белой розы.

Казалось бы, подумал Росс, почему вдовствующей королеве не проникнуться участием к Генриху? Она ведь не была членом правящей семьи. Вот только ее брак с Эдуардом Четвертым был признан недействительным по приказу его брата, Ричарда, а общие их дети, таким образом, лишились всяких прав. Эдуард, как оказалось, подписал брачный договор с другой дамой, перед тем как жениться на Елизавете Вудвил.

Похоже, вдова благоволила Йоркам скорее из меркантильных соображений, чем по велению сердца. Покуда страной правил Эдуард, вся ее семья владела обширными землями и постройками. Ричард же после смерти брата отобрал у них почти все. Йоркский режим мог сулить им восстановление в имущественных правах.

О чем бы Трилборн сейчас ни беседовал с этой царственной особой, Генрих Седьмой от их совместных планов наверняка не выигрывал. Вполне возможно, что они вступили в преступный сговор.

— Вы разве не идете на мессу?

Росс был настолько поглощен созерцанием запертой двери, что не заметил приближения леди Кэтрин. Выражение его лица было весьма свирепым, ибо все три дамы — Кейт, ее сестра и их служанка — замерли как вкопанные.

— Иду, — буркнул он. — Через минуту-другую.

— Если замешкаетесь, вам придется стоять, — сказала Маргарет.

— Потерплю.

Кейт внимательно посмотрела в каменное лицо Шотландца.

— Вы же только-только пошли на поправку. И выглядите, признаться, неважно. Что вы…

— Не сейчас, — отмахнулся Росс.

Она недовольно покосилась на запертую дверь. Маргарет хотела произнести что-то еще, но Кейт жестом велела ей замолчать.

— Хорошо, — сказала она. — Потом поговорим.

Это прозвучало скорее как угроза, нежели как обещание. Прежде чем снова отвернуться к заветной двери, Росс позволил себе улыбнуться уголками губ.

Будущему лэрду Данбару, конечно, не пристало прятаться в темных углах и подслушивать частные беседы. Но иногда правила приходится нарушать. Росс подошел ближе и с уверенным видом человека, которому непременно нужно попасть внутрь, отворил дверь.

Светильника там не оказалось — да что там светильника, даже свечки. Росс сразу понял, что это был всего лишь очередной холл, где просители дожидались аудиенции у короля, диктовали что-то своим писарям или беседовали с глазу на глаз с членами королевского совета. Когда глаза Шотландца привыкли к темноте, он различил лавку под единственным окном, письменный стол, стул и высокий табурет. Самая обычная мебель. Куда больший интерес представляла следующая дверь, узкая и наполовину прикрытая занавеской. Сквозь щель под дверью пробивался серебристый свет.

Росс бесшумно подкрался ближе, легко ступая по сарацинскому ковру, и прижался к стене у самой двери.

Стена показалась ему такой надежной — он наконец-то смог передохнуть, сбросить с себя внезапно накатившую усталость. Однако не стоило забывать о том, что привело его сюда: он обязан был расслышать рокочущий шепот, просачивавшийся сквозь неплотно прикрытую дверь. Росс закрыл глаза, весь обратившись в слух.

— Маргарита… Бургундская… известия…

— Йорки…

— К концу весны, в начале…

— Маленький принц… марионетка…

— Тысяча… Немцы вооружены до зубов…

— Заплатить за…

Росс пришел в бешенство оттого, что не мог разобрать фразы целиком. Оставалось только догадываться. Но даже по этим обрывкам он понял, что Трилборн и вдовствующая королева объединились с теми людьми, которые хотели свергнуть Генриха с престола.

Росса позабавил тот факт, что у них с английским королем появился общий враг. Этого, наверное, будет достаточно, чтобы забыть о разногласиях, существовавших между ними.

И все же — какая дерзость! Проникнуть в самое сердце любимого дворца Генриха и плести там свои низкие интриги! Даже если учесть то, что весь двор отправился к мессе, замысел все равно поражал воображение своей дерзостью. Интересно, кто был инициатором: Трилборн или коварная вдова? О ее хитрости слагались легенды.

Трилборн определенно связался с йоркистами. Каким-то образом он тоже участвовал в плане по устранению Генриха вместе с Маргаритой, дочерью Елизаветы Вудвил, вдовствующей герцогини Бургундской, и армией наемников, которая прибудет к берегам Англии в конце весны или в начале лета. Они вознамерились усадить на трон ребенка. Елизавета, несомненно, рассчитывала на титул царствующей королевы, пока ребенок не подрастет, а царствующая королева практически ни в чем — ни в привилегиях, ни во власти, — не уступала жене правящего короля. Богатств короны хватит на всех мятежников.

Неужели эта женщина всерьез верила, что сможет заменить принца своим сыном? Или она цинично надеялась на то, что принц, якобы найденный в городе, и впрямь самозванец? Какая, впрочем, разница, если грубая сила должна была снова восторжествовать над законным принципом престолонаследия. Быть может, нового короля определял сам Господь, щадя кого-то, а кого-то убивая на поле боя. Такое мнение тоже имело своих сторонников.

Росс презрительно одернул себя: какое ему дело до политической стабильности в Англии? Если Генрих погибнет в бою с иноземной армией, его, скорее всего, отпустят домой. Он снова окажется в родной Шотландии и вернется в банду похитителей скота, которые были так дороги его сердцу.

И притворяться женихом леди Кэтрин Милтон Грейдонской, проклятой грации, ему не придется. Никаких больше песен, танцев, споров и смешков; никаких поцелуев — сладких и неумелых.

Как ему теперь распорядиться услышанным? Об этом стоило хорошенько поразмыслить, взвесить все «за» и «против». Возможно, решение придет к нему от Бога во время всенощной службы.