Ноэль вышел из «БМВ» и захлопнул дверцу, когда лимузин остановился за ним. Он прошел к задней дверце лимузина прежде, чем Джордж выключил мотор, открыл дверь и помог Риве выйти.

Лицо у нее побледнело, на щеке и виске виднелись пятна крови от мелких порезов. Был порез и на руке, которая казалась ледяной. Костюм был порван и запачкан кровью. Она потеряла одну туфлю. В волосах у нее, как разбросанные алмазы, сверкали осколки стекла, что заставило Ноэля притянуть ее к себе.

Он ощутил легкую дрожь, волнами пробегающую по ее телу. Но в то же время изгибы ее тела были упруги и реальны, а то, как она прижималась к нему в поисках поддержки, захватывало сердце.

Выбравшись из лимузина, Джордж прокомментировал:

— Двое дилетантов — вот кто это были. Надо бы чаще смотреть кино. Если бы это были профессионалы, они первым делом попытались бы прострелить нам шины, как это сделали вы. Им следовало знать, что не так-то просто остановить машину даже с этим израильским автоматом.

Ноэль отпустил Риву и сделал шаг назад. Он улыбнулся шоферу:

— Они не ожидали, что ты доставишь им столько хлопот.

— Хм, я научился водить машину, когда они еще и пеленок не мочили. Вы один доставили им хлопот по уши. Только после я смог ехать лучше.

— Да, но посмотри на свою машину, — сказала Рива Ноэлю.

Ноэль и Джордж обернулись посмотреть на исцарапанную решетку и покореженный бампер.

— Ты должен был видеть этого типа, — заметил Ноэль.

— Да, я видел его, — покачал головой Джордж. — Но, видимо, я потерял хватку, позволив этим гангстерам застать меня врасплох.

— Но ведь ты этого совсем не ожидал, — возразила Рива.

— Не знаю. Несколько дней назад Ноэль сказал мне, чтобы я носил пистолет. Я должен быть начеку.

Ноэль почувствовал на себе взгляд повернувшейся к нему Ривы, но сосредоточил внимание на Джордже.

— Это не кровь у тебя на рукаве? Что же ты не скажешь, что ранен? Пойдем домой и посмотрим, не надо ли тебе лечь в больницу.

— Еще чего не хватало! — заявил Джордж. — Моя старуха отлично меня заштопает.

— Возможно, и так, но мы все равно обязаны сообщить о случившемся, если только ты не позвонил по дороге в полицию.

— Я это сделал. Надеюсь, схватят этих ублюдков, извините за выражение, миссис Рива.

— Да, нельзя дать им уйти безнаказанными, — нахмурился Ноэль.

— Но с автоматом не поспоришь, хоть они и дилетанты, — отозвался Джордж.

Парадная дверь была открыта. Вероятно, Абрахам слышал, как они приехали, и предупредил домашних. Навстречу выбежала Лиз в переднике, за ней Констанция, Маргарет и Ботинки, а по пятам за ними двое горничных. Восклицания и вопросы посыпались со всех сторон. Пьетро бегал среди взрослых и визгливым дискантом возбужденно спрашивал:

— Это были террористы? Они кинули в папину машину бомбу?

Бормоча по-итальянски, Констанция успокаивала его. Затем послышался звук быстро приближающейся сирены.

На подъездной дорожке Бон Ви появилась машина шерифа с красной мигалкой. Шериф, уроженец Каюна, с телом как пивной бочонок и умом, привыкшим думать изощренно из-за того, что он постоянно высчитывал степень родства почти с каждым в радиусе пятидесяти миль, принял их заявления, разговаривая, одновременно прихлебывая кофе и закусывая испеченными Лиз яблочными пирожками.

Полицейский был не дурак, и его вряд ли удовлетворила версия возможных причин нападения, которую они ему предложили. Беззаботные вопросы о деталях были нацелены на то, чтобы открыть секрет, который шериф чувствовал за фасадом их хороших манер и согласованных объяснений.

Конечно, это могла быть игра, в которой участвовали несколько человек. Тут были такие продуманные маски, такая любезная учтивость. Ноэль смотрел, как Рива улыбалась и отвечала на вопросы, наливая кофе и предлагая пирожки. Мало что говорило о том, что час тому назад она боялась за свою жизнь. Она смыла кровь и наложила один-два пластыря, переоделась в просторное платье из кремового шелка и причесалась. Она была бледна, на виске и щеке были свежие порезы от осколков стекла, но во всем остальном она могла председательствовать на благородном женском собрании.

Даже Джордж сделал все возможное, чтобы имитировать истинно военное почтение. Что же до Ноэля, то он, как и другие, неподатлив настолько, насколько позволяло прекрасное воспитание и манеры.

— Никто из вас никогда не видел этих типов раньше? — спросил шериф.

— Никогда. — Рива даже не отвела взгляда от чашки кофе, который пила.

— Я тоже, — заявил Джордж.

— Нет, — просто сказал Ноэль.

— И вы уверены, что это обычная попытка похищения с целью получить выкуп?

— Но что же здесь может быть другое? — Ноэль встретил взгляд шерифа.

— Вы не можете не допустить, — проговорил представитель закона с ноткой суровости, — что это не очень вяжется с тем, как они отделали свои жертвы и превратили лимузин в решето.

Рассматривая шерифа, Ноэль слегка прищурился.

— Я могу только предположить, что они потеряли голову, когда встретили сопротивление, если у вас нет иного объяснения.

Шериф был готов к открытому вызову.

— Ну что вы! Я только заметил, что это странно. Хорошо. Так вы говорите, что пистолет обычно бывает в машине? — спросил он шофера.

— Так точно, сэр, — ответил Джордж.

Шофер лгал, защищая его, думал Ноэль. Причина, вероятно, в том, что он понимает, что какого-либо разумного объяснения нахождения оружия в лимузине, кроме ожидаемого нападения, нет. Несомненно, Джордж полагал, что, если оружие было в лимузине продолжительное время, это потребует меньше объяснений. Однако нельзя допустить, чтобы у него из-за этого были неприятности.

— Собственно, это я просил его взять пистолет с собой, — пояснил Ноэль.

В разговор вступила Рива:

— Ноэль попросил Джорджа иметь в машине пистолет, но, собственно, это была моя идея — через несколько недель после смерти Космо, когда я начала нервничать из-за ежедневных поездок на работу и обратно. Думаю, вы понимаете. Мне говорили, что это часто бывает со вдовами. Я и забыла о пистолете. Мы все забыли, я полагаю.

Прерванный в своем объяснении Ноэль откинулся назад и в немом восхищении смотрел на Риву. Было ясно, что она бесстыдно использовала имя Космо и свое вдовство, чтобы вызвать их симпатию и объяснить присутствие оружия. То, что шериф разгадал ее тактику, было видно по скептическому выражению на его лице, но столь же очевидно было, что этот человек не намерен даже пытаться обосновать свое недоверие. Не был он также готов к тому, чтобы обвинить такую видную персону, как вдова Столет, в судебном проступке, когда она только что избежала опасности для жизни.

Ноэль думал, что нечестно было бы ожидать действий или защиты властей при подобных обстоятельствах. Однако при обычных обстоятельствах они были честными гражданами, респектабельными и законопослушными членами общества, вполне поддерживающими закон и порядок. Просто есть некоторые чисто личные моменты, которые не должны быть известны закону для того, чтобы он вступил в силу.

В середине допроса прибыла Эрин. С ней был Дуг Горслайн. Ноэль ничего не имел против молодого человека, но в этот момент желал ему всех чертей. Здесь не место для фотографа с инстинктами газетной ищейки.

Однако Дуг как раз был посреди всего этого, следуя за Эрин, которая прошла в столовую, где все сидели вокруг стола. Это было сигналом для Маргарет и остальных столпиться там же, нарушая то, что было до этого личной беседой.

Эрин фанатично и громогласно поддержала версию с похищением. То, что кто-то мог повредить ее тете Риве было просто поразительно. За этой парой надо охотиться как за зверями. Она никак не могла понять, почему шериф тратит время в Бон Ви, когда ему нужно преследовать преступников. Ей хотелось прыгнуть тотчас в машину и мчаться по дороге, чтобы разыскать их. Именно Дуг убедил ее в том, что это бесполезно. Он напряженно слушал детали обсуждаемого события.

Маргарет вскрикивала, вздрагивала и вслух удивлялась, почему шериф ничего не предпринимает по горячим следам. Ботинки снова и снова зудел о повреждениях у обеих машин, стоимости ремонта одной и замены другой и скорбно сожалел о том, что придется платить страховой компании. Констанция сделала несколько сравнений с событиями в Италии и на Сицилии, казалось, испытывая удовольствие оттого, что такое случается и в Америке, стране ковбоев и полицейских с их белыми шляпами.

На шерифа так сильно давили, что он наконец позвонил в офис. То, что он доложил, было неприятно. Хотя ему позвонили через две минуты после нападения, не было обнаружено никаких следов этой пары в «седане». Казалось, они испарились.

Значит, попытка похищения, если это была именно она, имеет признаки тщательно спланированной операции с поправками на непредвиденные случаи при неудаче. Несомненно, «седан» дня через два найдут брошенным на задворках Нового Орлеана или на парковке какого-нибудь торгового центра, или же он исчезнет в хламе, чтобы быть разобранным и проданным на детали в Мексике и Центральной Америке.

Примерно к тому времени, когда собравшиеся пришли к этому выводу, Ноэль заметил, что чашка Ривы дребезжит на блюдце, когда она ставит ее на стол.

— Как вы полагаете, шериф, этого достаточно? Кажется, дальнейшее обсуждение мало что даст.

— Вероятно, так, — сухо согласился блюститель закона.

— Тогда, я думаю, пришло время позволить Риве и Джорджу отдохнуть и успокоиться, так как они нуждаются в этом.

— Все, что мне надо, — проговорил шериф, пытаясь создать видимость, что он все еще контролирует положение, — чтобы все вы оставались поблизости в случае, если появится что-то новое в связи с этим делом.

— Означает ли это, что я не могу поехать в Колорадо на уик-энд? — не без удивления спросила Рива.

Шериф поднялся со своего места.

— Не совсем так, мадам, просто мне хотелось бы, чтобы вы остались здесь.

— Вы всегда можете найти нас в нашей хижине там. Я уже спланировала…

— Сомневаюсь, чтобы вы утром думали так же. Если я не ошибаюсь, вы потрясены сильнее, чем вам кажется. С кем бы вы ни столкнулись, это можно понять.

— Лучше оставаться поближе к дому, хотя бы на время, — с тенью раздражения поддакнул Ноэль. — Или, по крайней мере, несколько дней не выходить одной. Возможно, что они захотят повторить попытку.

— Я ценю вашу заботу, но я буду не одна. Со мной будет Джордж.

— Думаю, вы понимаете, о чем я говорю, — покачал головой Ноэль.

— Он тоже прав, незачем набиваться на неприятности, мадам. Просто ужас, если вы окажетесь где-нибудь в канаве.

Рива ничего больше не сказала. Внезапно все стали хлопотать о ней и Джордже, словно они были инвалидами. Маргарет проводила Риву из комнаты, бормоча что-то о том, чтобы она сразу же легла в постель. Лиз увела Джорджа, хотя он утверждал, что ему лучше что-нибудь выпить. Остальные разбрелись. Ноэль проводил шерифа до его машины, а затем смотрел ему вслед, пока красные хвостовые огни машины не скрылись и не замер звук сирены.

Он посмотрел на небо. Моросящий дождь прекратился, и постепенно крепчал ветер. Откуда-то издали доносились глухие раскаты грома. На горизонте мигали молнии. За домом, чуть ниже, у украшенного пруда, квакали лягушка-бык и лягушки-гляделки, что обещало дальнейшие дожди.

Ноэль еще минуту смотрел на небо, а потом перевел взгляд на лимузин и свою машину, все еще стоявшие на подъездной дорожке. Их надо было убрать, в первую очередь лимузин с выбитым задним стеклом. Он нащупал в кармане ключи от своего «БМВ», они были на месте. Ключи от лимузина торчали в зажигании, так как Джордж намеревался вернуться к нему попозже.

Ноэль позаботился о машинах и закрыл дверь гаража. В пруду все еще квакали лягушки. Засунув руки в карманы, он зашагал в его направлении. Он не был еще готов вернуться в дом. Здесь неизбежны еще вопросы, обсуждение. С него довольно.

Маленький храм глупости был бледным пятном в темноте пруда. За неимением ничего другого он мог послужить его цели. Дойдя до него, Ноэль вошел внутрь и склонился перед Буддой. Бронзовая статуя была теплой, как живая плоть, все еще сохраняя дневное тепло. Это делало ее подобной дружеской персоне в темноте храма. Он положил свою руку на руку Будды, лежащую на бронзовом колене, затем встал, глядя на дом, всматриваясь в освещенные окна наверху, горящие желтым прямоугольники над затемненным нижним этажом.

Ноэль знал, где была комната Ривы, куда она перебралась, когда его отец стал настолько болен, что сиделки оставались с ним круглые сутки. В этой комнате были занавешены окна. Пока он смотрел, окна гасли. Он думал о том, как она раздевалась, укладывалась в постель, рассыпая волосы по подушке.

И чертыхнулся.

Ноэль намеренно переключил мысли на сына, к его громким и настойчивым вопросам, бросали ли террористы бомбу в папину машину. Просто удивительно, что такие венда происходят именно тогда, когда Констанция и дети находятся здесь, и именно в это время он стал настаивать, что это самое спокойное в мире место, вполне безопасное от подобных гангстерских штучек. Как Пьетро, так и Коралия стали гораздо здоровее, чем в первые дни своего приезда. Они потеряли бледность жителей европейских городов, а их манеры стали свободнее и естественнее. Как раз вчера Коралия на кухне раскатывала с Лиз корж для пирога, не обращая внимания на муку на носу и на платье.

Какой стыд, что Констанция не смогла удержать детей дома, подальше от изрешеченной пулями машины. Но какой сумасшедший этот мир, где шестилетний мальчик знает о пулях, бомбах и террористах! Надо поговорить с Пьетро об этом, чтобы он понял, как редко случаются подобные нападения, и он, еще мальчик, вполне в безопасности. А так ли это? Не свихнулся ли мир?

Но ведь была же причина атаки на Риву. Ноэль был готов поклясться, что это имело отношение к Галланту, мог догадываться о причинах, хотя в насилии было нечто, что ставило его в тупик и заставляло бояться за нее. Ему хотелось, чтобы она доверяла ему, но он полагал, что хочет слишком многого. Ему оставалась роль наблюдателя и ожидающего, что не особенно приятно.

На верхней галерее дома появилась какая-то фигура. Она была бледной и светящейся, похожей на призрак, блуждающий вверх и вниз. Ноэль стоял тихо и всматривался. Через минуту колышущееся видение исчезло. Однако через несколько мгновений оно материализовалось на нижней галерее и сошло под дубы и пальмы вокруг бассейна. Нереальное, оно тем не менее целенаправленно пошло к озеру.

Это была Рива. На ней все еще было кремовое шелковое платье. Материал был достаточно легким, чтобы колыхаться от порывов влажного ветра. Подойдя ближе, она произнесла:

— Извини, если я тебя потревожила, но люди, которые хотят уединения, не должны носить белые шорты в темноте.

— Как ты узнала, что это не Ботинки?

— Я знаю, где Ботинки, он снова пьет на верхней галерее.

— Но одет не во все белое. Я видел тебя там. Ты выглядела как привидение.

— Вероятно, во всем мире причиной половины историй про привидения является какая-нибудь женщина, бегающая вокруг дома в своей ночной рубашке и боящаяся сознаться в чем-нибудь подобном.

— Возможно, — согласился он. — Однако я искал не уединения, а покоя и тишины.

— Тогда я не буду шуметь или, по крайней мере, не задержу тебя. Просто я увидела тебя здесь и вспомнила, что так и не поблагодарила за то, что ты сегодня сделал.

— Я бы и не хотел этого.

— Знаю. Не буду на этом останавливаться, но я благодарна тебе. Я люблю жизнь, а меня могли убить.

— Поскольку я чувствовал, что это вызвало бы значительное ухудшение жизни здесь, и мне этого не хотелось бы.

— Хорошо, я рада, что все уладилось, — проговорила она.

Он ждал, что она продолжит, надеясь, что она скажет что-нибудь о причинах нападения и доверит ему свои страхи, мысли и подозрения. Когда она этого не сделала, в нем пробудилась злость.

— Ты не думаешь, что я обязан знать, в чем все-таки дело?

— А почему ты думаешь, что я знаю? — тихо ответила Рива.

— Я кое-что понимаю в тайнах, я хранил их достаточно.

Ему показалось, что она послала ему в темноте пламенный взгляд. В голосе ее прозвучали интригующие нотки, когда она проговорила:

— И у тебя их много?

— Когда я был маленьким, я привык приходить сюда. Будда был моим другом. Я обо всем ему рассказывал. Мать находила это остроумным, отец трусливым и считал, что я слишком витаю в облаках. Мне было лет восемь-девять, не намного больше, чем Пьетро.

— А я и не предполагала, что Будда может многое рассказать.

— Нет, но он никогда никому ничего не передает, не бывает шокирован и не брюзжит.

— Да, с людьми такое бывает нечасто.

— Верно. Вот почему я все еще прихожу на встречу с ним.

— Он очень стар и, вероятно, многое слышал и повидал за свой век.

Она говорила почти наобум, словно ее мысли были заняты совсем другим. Он сочувствовал ей. Ветер доносил до него ее запах, состоящий из свежевыстиранного хлопка, нежных духов и ее собственного возбуждающего женского аромата.

— Да уж, наверное.

— Я могла бы кое-что сказать ему.

— Правда? — Это было как раз то, чего он хотел, но когда она была так близко, ее доверие не казалось завоеванным.

— Собственно, это не мой секрет, а рассказанный мне Космо.

У Ноэля сдвинулись брови. Ему хотелось видеть ее лицо, но даже в темноте она смотрела в другую сторону.

— И что же это?

— Он сказал, что солгал тебе, уверяя, что я поощряла тебя на этом острове, чтобы поссорить тебя с ним, разлучить вас и самой стать хозяйкой состояния Столетов.

— Да, он говорил мне об этом.

— А ты знаешь, что он уверял меня, будто ты водишь меня за нос, пытаясь поссорить меня с ним, чтобы избавиться от меня?

— Отец был умным, иногда даже слишком. Он тоже боялся потерять тебя.

— Это неправда. Все неправда.

— Я знаю.

— Перед смертью он признался мне также в том, как он поступил с тобой.

— Ему не надо было говорить мне об этом, я всегда это знал. Нужно время, чтобы понять, почему он сказал это.

— Значит, ты ушел ни за что?

— Нет, — четко проговорил он, — это не совсем так.

Она резко повернулась к нему, и вспышка молнии осветила ее бледное, полное боли, лицо.

— Я не хотела отнимать у твоего отца твое место, я лишь хотела разделить его. Я не хотела украсть твое положение в «Столет корпорейшн» или основаться здесь, в Бон Ви. Все досталось мне по заочному решению суда из-за твоего отсутствия.

— А что бы изменилось, если бы я остался?

Наступило минутное молчание, полное невысказанных мыслей. Наконец она произнесла:

— Не знаю, но не все было бы так плохо эти годы.

— Нет, могло быть еще хуже. То, что случилось с нами в тот вечер, могло случиться снова. Отец был бы вынужден терпеть, и это убило бы его. Он обожал тебя. Ты была его скромной молоденькой невестой, которая принесла ему юность, и надежду, и нечто большее, чего я никогда не понимал вполне, но что было чем-то вроде тайного греха. Он был очарован тобой. Я не уверен, что он смог бы жить без тебя.

— Но ты ведь смог?

Он открыл было рот, но не нашел слов. Помолчав, он задумчиво проговорил:

— Ты помнишь тот сарай и как в нем протекала крыша? Было почти как сегодня, с громом, молнией и ветром.

— Тогда было не совсем так, — натянуто проговорила Рива и отошла от него. — Во-первых, был вечер, а не ночь. Во-вторых, мы могли видеть волны на море, а не рябь на прудике.

— Но ты должна признать, что там была вода и жалкое убежище.

— Это был сарай с бамбуковыми стенами и жестяной крышей, а не храм из камня, и пахло там инсектицидами и бензином.

— Если слушать, то можно услышать шелест пальм вокруг пруда, как те, что были на острове. — Ноэль остановился, коснувшись ее плеча. Ветер хлопал подолом ее легкого платья, прижимая его к ее ногам мягким движением.

— Там они были выше и гуще, — возразила она.

— Была буря.

— Она почти утопила нас, чуть не смыла, вместо того чтобы удержать.

— Мы поссорились.

— Но мы не поссорились сейчас.

— Нет? Мне кажется, мы не ладили более двадцати лет, постоянно молча ссорясь.

— Я тогда была замужем, — тихо напомнила Рива.

— А теперь нет, такую разницу я допускаю.

Она взглянула на него.

— Единственное, что осталось почти таким же, это мы двое. Но и мы изменились, стали старше и опытнее, менее податливы чувствам, которых не понимаем и не умеем контролировать.

— Возможно, но ты не можешь отрицать, что все помнишь.

— Нет и никогда не отрицала, — проговорила она уверенно, хотя и дрожащим голосом.

— В таком случае ты уверена, что мы так уж изменились, — прошептал Ноэль, нагибаясь, чтобы коснуться ее губ своими.

Она не сопротивлялась. В этом была какая-то горькая сладость. Она прильнула к нему и обвила шею руками.

Ее уступчивость могла быть вызвана благодарностью, а может, и просто жалостью, но ему было все равно. Ощутив нежную внутреннюю поверхность рта и почувствовав теплоту ее тела, он задержал дыхание. Сквозь закрытые глаза он увидел вспышку молнии и расслышал гром своего сердцебиения. Ветер развевал ее волосы, и они касались его лица шелковистой лаской, а нежный соблазнительный запах духов, который был ее частью, ударял ему в голову.

Он хотел ее, Боже, как он хотел ее! Но не на песчаном полу, как тогда, не в сырой и поспешной сумятице, где их мог застать всякий. Он хотел ее в уединении своей комнаты и комфорте своей постели, чтобы изучить мельчайшие детали ее тела и чувств. Он хотел надежности доверия за закрытыми дверями, толстыми стенами и долгой ночью.

Нагнувшись, он подхватил ее на руки и зашагал из храма с невозмутимым Буддой через мост и лужайку к дому. Когда он поднимался на ступеньки нижней галереи, серебряным огнем сверкнула молния, и раскаты грома прозвучали ближе.

Нижняя спальня была справа от холла. Она была переделана после смерти Космо, и все признаки комнаты больного исчезли. Массивная кровать красного дерева и кресла, которые предпочитал Космо, были перенесены в спальню для гостей и заменены гарнитуром розового дерева от старинного ново-орлеанского мебельщика Сейньуре, принадлежавшим матери Ноэля.

Комната слабо освещалась единственной лампой, стоявшей на столике с мраморным верхом около кровати. И все же, когда Ноэль опускал Риву на высокую постель, она протянула руку и выключила свет. Как бы слаб ни был свет, он казался слишком ярок. Но ею двигала не скромность, а скорее ощущение того, что связь ее с этим человеком, то желание, которое возникло между ними, было слишком слабым, чтобы выдержать этот свет. В темноте они могли быть тем, чем были когда-то, а не тем, чем стали теперь.

Кровать чуть сдвинулась, когда на нее опускался Ноэль, чтобы лечь рядом с Ривой. Теплыми, ласкающими пальцами он коснулся нежного овала ее лица. Большим пальцем он гладил ее губы, вызывая дрожь их чувствительных краев. Суставами пальцев он проводил вдоль линии ее скулы и ниже по шее, останавливаясь, чтобы ощутить равномерное пульсирование до ямки на шее. Затем он склонил голову, чтобы прижаться к этому биению губами, скользя одновременно рукой ниже, по груди к изгибу ее талии.

С прерывистым дыханием, прижимаясь лицом к ее шее и укачивая ее в своих объятиях, он хрипловато шептал:

— Сколько раз я мечтал об этом, сколько раз!

Рива чувствовала быстрый ток крови в своих венах и нахлынувшую на нее волну, раскаленную вожделением. Ощущение его тела, плотного, защищающего, сделало ее безрассудной, не заботящейся о последствиях, которые может принести этот момент. В напряжении, которое она ощущала в его мускулах, она чувствовала то огромное усилие и контроль, которыми он сдерживал себя, и ей страстно и настойчиво захотелось избавить его от этого напряжения.

Она скользнула ладонью по его плечу, растирая длинную связку мышц под тонким хлопком рукава, и встретила губами его губы, когда пальцы ее перебирали завитки на его затылке. Она облизала его точеные губы, затем нежно исследовала языком линию, где они сходились, гладкие края его зубов и внутреннюю поверхность рта.

Внутри нее росло желание, становясь сильным и настойчивым. Она придвинулась ближе, сбросила туфли и скользнула холодной ногой по его лодыжке, захватывая ее как крючком, чтобы теснее прижаться к нему. Все было так же прекрасно и удивительно, как тогда. И все-таки что-то было не так, и это «не так» была их зрелость в оценке момента и понимание его редкости.

Ноэль не терял контроля, но скорее оставил его в стороне с тактом и без сожаления. Одновременно он дал волю мягкому нажиму на оборону, которой окружала себя Рива, разрушая ее и снимая одну одежку за другой с нее и с себя.

— Я хочу тебя, Боже, как я хочу тебя! — проговорил он низким густым голосом, вибрирующим в глубине горла, при этом он расстегнул пояс ее платья и стал спускать рукава. Он взял в руки ее грудь и попробовал вкус персиково-розовых сосков, облизав их, прежде чем продолжил: — Скажи, что ты хочешь меня.

— Я хочу тебя, — прошептала она, выгибаясь к нему в подтверждение своих слов.

— Мне не хватало тебя, — проговорил он, тепло и влажно дыша на ее плоский живот и поглаживая шелковистую кожу губами сквозь шелк рубашки, стараясь добраться до обнаженной кожи. — Скажи: мне тебя не хватало.

— Мне тебя не хватало, так не хватало!..

Слова прозвучали сдержанным криком, в котором болью отозвалась правда. Дрожащими пальцами она возилась с пуговицами его рубашки, высвобождая их из петель.

— Никто никогда не вызывал у меня такого чувства, как ты, — прошептал он глухим, хрипловатым голосом, в котором слышались удивление и признание.

— Как и ты, — незамедлительно ответила Рива эхом.

Ноэль собрал в руку ее рубашку, снял ее и отложил в сторону. Поддерживая себя на локтях, он положил руку на курчавый коврик у вершины ее бедер и держал ее своей теплой силой, прежде чем медленно и бесконечно заботливо нашел влажный теплый центр ее бытия.

Снаружи близко прогромыхал гром, и за окнами в дубах вздыхал и пел ветер. Риве казалось, что буря нарастала у нее в крови, становилась частью ее самой, и когда она разразится, то может смести ее. Она была настороже и в то же время стремилась к ней.

— Мы снова любим друг друга, — сказал Ноэль столь сдавленным голосом, что он казался частью ветра, — но я никогда не слышал об этом от тебя. А сейчас ты скажешь?

— Я… — начала она и остановилась, словно слова застряли в горле.

— Скажи, — настаивал он в темноте, — даже если это неправда.

Она прошептала слова в мягкой податливости и потянулась к нему, касаясь его плотного упругого тела, ища ответ огромному удовольствию, которое распускалось внутри ее. Он со свистящим звуком втянул воздух и, ощущая ее радость, позволил тишине окружать их, пока она со слабым криком не рванулась к нему.

Когда он поднялся над ней, в окнах снова блеснула молния. Она окрасила его волосы и обрамила его плечи золотом. И когда он вновь погрузился в нее, Рива плотно закрыла глаза в бьющем ключом избытке

экстаза. Схватив его руки, она приподняла свои бедра, чтобы встретить его, желая обещанного завершения.

Он был сильным, бесконечно выносливым и двигался в безупречном ритме, созвучном ритму биения ее крови. Их дыхание сбивалось и хрипело, тела стали липкими от пота, биение сердец стало подобным грому. Время, казалось, замерло, соединяя их плотнее и плотнее.

Кульминационный момент застал их отключенными от действительности, будто разбитыми на осколки, увеличивающимися во взрыве цепной реакции, которая, казалось, наполнила эту темную ночь своей магией. Они баюкали друг друга, бормоча нежные бессвязные слова и одновременно восстанавливали свое дыхание, прижимаясь друг к другу губами во взаимной благодарности за освобождение от перевозбужденных чувств. И во внезапной тишине они услышали потоки дождя и барабанящих капель.

Прошло несколько минут. Дыхание их успокоилось. Ветер стих, и дождь тихо и монотонно стучал по крыше. Они все еще лежали, переплетя руки и ноги и плотно закрыв глаза. Ноэль отвел назад волосы с мокрого лица Ривы и прижался губами к ее брови. Он чуть пошевелился, чтобы снять с нее свой вес, но не покинуть ее, вдохнул, словно намеревался сказать нечто, очень для него значительное.

Внезапно дверь спальни распахнулась, хлопнув о стену. Раздался щелчок выключателя, и верхняя люстра вспыхнула с ослепляющей яркостью. Рива вскочила на постели и увидела Констанцию, все еще держащую руку на выключателе. Лицо ее было покрыто красными пятнами гнева, а в голосе слышался злобный триумф.

— Когда вы исчезли в одно и то же время, я поняла, что найду вас здесь. Кое-где, и вы это знаете, то, что вы делаете, считается кровосмесительством.

Ноэль уже дотянулся до края полога над постелью. Он закрыл им постель, отгораживаясь от Констанции. Когда он заговорил, гнев в его голосе был не слабее, несмотря на кажущееся спокойствие:

— Уходи!

Бывшая жена подняла бровь и с иронией проговорила:

— Не верите. Посмотрите Библию: «Не открывай наготы жены отца своего». Речь, несомненно, о мачехе, так как о родной матери говорится в отдельном стихе.

Ноэль мог задушить Констанцию на месте, его так и подмывало это сделать. То, как она походя чернила то, что произошло между ним и этой женщиной, было невыносимо. Он почувствовал, как рядом с ним зашевелилась Рива, и встретил ее умоляющий взгляд. И словно в ответ на то, что он в нем прочел, Ноэль собрал остатки своей воли и разума.

Снова обернувшись к Констанции, он проговорил:

— Мне казалось, что Библия не является твоей излюбленной книгой.

— Я читаю ее тогда, когда она мне может быть полезной, — парировала она.

— Тогда ты должна понять, что отец мой умер и, следовательно, Рива больше не является его женой.

— Верно. Но у людей долгая память, и кое-что связано скорее с инстинктом, чем с логикой и законом. Они знают, что ты не прав, не понимая, почему именно, а люди могут быть жестоки.

— Я этого не знаю.

— Тогда ты — дурак!

Ноэль не выдержал:

— Не настолько, чтобы не понять твоих поступков. Это ничего не изменит.

— Ты полагаешь? Я не позволю тебе держать мачеху в своих объятиях, не осознавая, что ты занимаешь место своего отца. Возможно, ты этого и хотел, ты всегда этого хотел!

Тогда заговорила Рива, и голос ее дрожал от гнева:

— Какие гнусности ты говоришь!

— Такие же, как те, что вижу! — вылила в ответ Констанция свою злобу на Риву.

— Лишь в твоем воображении. Между нами нет кровной связи, нет законного барьера и запрета.

— Я этого и не говорила. Но есть запрет весьма древний, и он должен иметь какие-то основания.

— Ни одно из которых не применимо теперь, когда Космо умер.

— Да, твой муж мертв, и ты этому рада, не так ли?

Рива смотрела на Констанцию с побелевшим лицом. Прежде чем она смогла ответить, вмешался Ноэль, вцепившийся в покрывало так, что у него побелели костяшки пальцев, и казалось, что он вот-вот нанесет удар прямо из кровати. Он заботился не о себе, чтобы ни сказала его бывшая жена, это вряд ли могло задеть его или повредить ему, но Рива была беззащитна.

— Ты плохо понимаешь, что делаешь, Констанция. Брось это, ты меня слышишь? А теперь убирайся отсюда, или я тебя вышвырну!

— Очень мило, значит, некоторые женщины умеют вызывать в мужчинах защитный инстинкт. Однако Рива может потерять одного из своих рыцарей. Ей не следует быть беззаботной относительно Колорадо. Кажется, наш милейший Дант в горах не один. Перед тем как он уехал, я с детьми видела его с какой-то женщиной. Он представил ее как Анну Галлант.

Ноэль почувствовал, как напряглась Рива, вникая в подтекст сказанного, однако он не смотрел на нее. Вместо этого он сбросил покрывало и взял свою одежду.

— Тебе не надо идти со мной, — натянуто проговорила Рива.

— Как раз надо.

Он сказал это столь решительно, что она больше ничего не говорила. Они молча оделись. Рива провела пальцами сквозь свои волосы, но больше не делала каких-либо попыток привести себя в порядок. Когда она повернулась к двери, Ноэль, уже одетый, подошел к ней и распахнул, пропуская Риву вперед.

Дождь, казалось, ослабел. Они могли слышать в тишине большого старого дома капель с крыши. Медленно поднялись по лестнице и пошли через холл к двери Ривиной спальни. Он повернул ручку и открыл дверь, но не вошел внутрь.

— Мне очень жаль, — просто сказал он.

Она медленно вдохнула и выдохнула:

— Мне тоже. Все не так, как Констанция пытается это представить, я это знаю. Просто… просто мы нужны друг другу. Иногда люди нуждаются в поддержке.

Если бы он никогда не любил ее раньше, он полюбил бы теперь; она стояла с темными кругами под глазами и порезами от осколков на лице, пытаясь успокоить его в том, что он желал ее, жену своего отца. Он поднял руки к ее лицу, погладил щеки и уголок губ.

— Я знаю, — подтвердил он. — Это буря так на меня действует, и уже давно.

Когда она искала его лицо, улыбка ее слегка дрожала у уголков рта. Он почувствовал это легкое движение под своими руками. Прежде чем он поддался желанию, он коснулся ее губ своими и сделал шаг назад.

Посмотрев на него в тускло освещенном холле, она обхватила свои плечи.

— Спокойной ночи, — тихо проговорила Рива.

— Спокойной ночи, — отозвался он.

Осторожно и медленно она закрыла дверь. Прошло немало времени, прежде чем она услышала, как он уходит.

В голове у нее была странная мысль, словно из самозащиты от боли исследовать то, что она и сын Космо только что говорили и делали и что это могло означать.

Спальня вдруг показалась ей убежищем. Она прошла в глубь комнаты. Где-то включился центральный кондиционер, и она почувствовала легкую дрожь от внезапного сквозняка из вентиляционных отверстий.

В комнате не было света, но она в нем и не нуждалась. За окном вспыхнула молния, затем другая, словно буря не совсем утихла. Стоя в темноте, она слышала усилившийся шум дождя. Обхватив себя руками и потирая предплечья, она подошла к окну и выглянула из него.

Буря пришла с другой стороны и теперь была еще свирепее. Она бушевала над Бон Ви, раскачивая тяжелые ветви дубов, рябила воду в бассейне. Не было причин думать, что она слышит прибой и шум пальм в их гневе, нет необходимости, чтобы они напомнили о прошлых или нынешних желаниях.

Сегодня она и Ноэль встретились как любовники, умеренные временем и обстоятельствами, — два человека, способные оценить ситуацию, не ожидая от нее большего, чем она есть.

Она сказала, что любит его, но он не сказал ни слова о любви.

Он ни разу не сказал о любви и на острове. Он занимался с ней любовью, затем ушел и пропал на долгие годы.

Желание — вот что было между ними. Ноэль никогда не делал секрета из того, что хотел ее. И так же ее всегда тянуло к нему. Взаимное желание — вот притягивающая и связывающая их сила. Оно существовало, когда они были молоды, и возродилось теперь.

Желание — мощная вещь. В сочетании с любовью его можно использовать для чего-то прочного и длительного, без любви оно может стать орудием разрушения.

Почему Ноэль обернулся к ней в храме? Почему подхватил на руки? Почему?

Почему она ответила, если уж на то пошло? О, она могла сказать, что это была реакция на ее встречу со смертью и спасение ее Ноэлем, или настаивать, что желание служит извинением само по себе. Вопрос все же остается.

Ничего не помогало. Она нуждалась в отвлечении, спокойном голосе, далеком от бури снаружи и беспорядка, которому она дала волю в самой себе. Ей надо забыть обвинение, сделанное Констанцией. Кровосмесительство — какое гадкое слово! Оно едва ли применимо к ней с Ноэлем, и все же эта мысль глубоко расстроила ее. Причину нетрудно найти. Это было то же слово, которое она мысленно слышала снова и снова, когда думала об Эрин и Джоше Галланте.

Ей надо было сказать ему, что она его любит.

Она не могла больше об этом думать, не могла этого переносить. Должно быть что-то еще, кто-нибудь другой, кто отвлек бы ее мысли и помог бы восстановить равновесие.

В Колорадо было на час раньше, не слишком поздно. Рива подошла к столику у кровати и подняла телефон.

— Алло, — проговорил Дант.

Прежде чем Рива заговорила, послышался фоновый шум, похожий на открывающуюся дверь, и затем женский голос:

— Дорогой, выйди посмотри. Просто потрясающий закат на… О, извини меня.

Рива узнала этот голос. Она не была уверена, что это ей бы удалось, не упомяни Констанция о встрече Данта и Анны Галлант. Она не часто слышала голос жены Эдисона.

Рива поспешно нажала кнопку разъединения. Долго после этого она стояла, держа трубку и глядя в пустоту.