— Вы должны сказать ему, — заявила Астрид, стоя на табурете и быстро и ловко заплетая Маргарите косу. — Это слишком опасно.

— Как я могу? Они с Селестиной были любовниками. Он никогда не поверит, что она замышляет недоброе против него. Он скажет, что я обвиняю ее из ревности.

— А это не так? — Астрид спрыгнула с табурета, взяла коричневую ленту, лежавшую на кровати, и закрепила ею длинную косу, чтобы та не мешала во время поездки.

— А то ты не знаешь!

— Если графиня так отточила его мастерство…

— Она хотела, чтобы я ревновала, но это совершенно другое дело, — решительно заявила Маргарита, заканчивая разговор.

Астрид выразительно посмотрела на нее, но ничего не сказала.

— Я, конечно, все ему открою в случае необходимости, — добавила Маргарита, прочитав неодобрение на лице Астрид.

— Но вы не дадите ему времени подготовиться.

Маргарита беспечно мотнула головой, хотя сомнение уже прожгло дырку в ее голове.

— Если он мне не поверит, то и готовиться не станет.

— Его могут убить, миледи.

— Я знаю! — вскричала она. — В противном случае я никогда не согласилась бы на эту проклятую поездку. Ему нужно показать истинное лицо графини. Ей нельзя позволить найти тех, кто согласится предать его.

— Лучше всего молитесь, чтобы он не узнал о том, как вы поступили с ним. До сих пор он демонстрировал вам только свои положительные стороны, но это не означает, что у него нет отрицательных.

По телу Маргариты прошла нервная дрожь. Действительно, Дэвид еще ни разу не обращал против нее свой гнев, но она видела, как сильные мужчины, на которых он его обрушивал, превращались в дрожащих хлюпиков. И ей совершенно не хотелось оказаться на их месте.

Вчера вечером, когда Дэвид вернулся, он сам на себя не был похож. Он казался твердым, неприступным, а в синеве его глаз, когда он обращал их на Маргариту, сквозил ледяной холод. Не было никаких улыбок, никаких поцелуев и ни одного упоминания о браке. Он даже поужинал вместе с Оливером. Дэвид согласился поехать с ней сегодня на прогулку, но не пришел к ней в постель накануне вечером.

Где он спал? Она подозревала, что в большом зале со своими людьми, но предпочла не спрашивать. Если он спал с другой женщиной, она не хотела этого знать.

Возможно, она выдвинула чересчур много условий, при соблюдении которых согласится выйти за него замуж, особенно после того, как сама не так давно сделала ему предложение. Ее сомнения его вовсе не обрадовали, и она это понимала. Однако почему он так удивился, узнав, что у нее возникли предчувствия, если сегодня он говорит, что они никогда не смогут пожениться, а завтра буквально требует выйти за него; объявляет, что сможет любить ее только целомудренно, а затем пытается превратить в распутницу?

Поскольку с ней Дэвид не мог утолить голод, возможно, он нашел себе более доступную женщину. Одна, например, находится буквально под рукой и, без сомнения, с радостью примет его, несмотря на весь свой гнев из-за бегства Дэвида из ее постели. Графиня, возможно, даже забудет о своих планах, если сможет снова оказаться в его объятиях. Похоже, ею двигала не только корысть, но и жажда мести.

Нет. Она не будет об этом думать. Не будет.

Дэвид ждал ее во внутреннем дворе замка, когда она сбежала по лестнице, сопровождаемая своей верной, хоть и неуклюжей Астрид. Он был не один: рядом с ним стоял Оливер. Увидев итальянца верхом на коне, полностью готового ехать, она испытала несказанное облегчение. Кто бы ни поджидал их в засаде, он дважды подумает, стоит ли нападать на их увеличившийся отряд.

Едва она уселась на свою лошадь, а Астрид — на пони, как к ним присоединились граф и графиня. Граф был раздраженным, видно, он еще не полностью проснулся, но Селестина горела желанием отправиться на прогулку. В зеленом, цвета листвы, платье для верховой езды и соответствующей шляпке, украшенной прекрасным пурпурным пером, подчеркивающим белизну ее локонов, француженка была настолько яркой, что заставила "Маргариту почувствовать себя серой мышкой в своем практичном платье из коричневой шерсти. Леди весело поприветствовала собравшихся и стала бойко болтать о прекрасном утре, своей лошади, лени служанки, не удосужившейся разбудить хозяйку заблаговременно, и превосходном вине, которое ей подали к завтраку. Она все еще болтала, когда они прогрохотали через ворота и ворвались в увлажненное росой утро.

По предложению графа они свернули с дороги на узкую тропу, которой вряд ли часто пользовались, вьющуюся по лесистой местности, прилегающей к задней части крепости. Француз возглавил компанию, и Оливер присоединился к нему. Сразу за ними ехали Дэвид и Селестина, а в хвосте кавалькады — Астрид и Маргарита. Маргарита не могла понять, почему они двигались именно в такой очередности, но она не переживала из-за этого, хотя и отметила про себя странность ситуации. Она никак не могла перемолвиться словом с Дэвидом наедине, разве что только пустить лошадь вперед и оттолкнуть графиню.

Она не считала, что неприятности могут начаться сразу. Нападение, скорее всего, произойдет достаточно далеко от крепости. Рано или поздно они остановятся, чтобы дать отдых лошадям и подкрепиться вином, сыром и хлебом, которые везла Астрид. Вот тогда она и найдет возможность предупредить Дэвида.

Вскоре она заметила пару больших луков за седлом Оливера, а также приличный запас стрел. Ее необычайно обрадовало это открытие, хотя вместе с тем и сильно удивило.

— Мы поохотимся во время прогулки? — крикнула она ехавшим впереди. — Мне надо быть настороже, высматривать дичь?

— Мясо для кладовой никогда не бывает лишним, — ответил ей Дэвид через плечо, — как и быть настороже.

Ей показалось или в его словах действительно прозвучало предупреждение? Она не могла сказать наверняка, но невольно вздрогнула, словно по руке у нее прополз паук.

— Да, мы ведь даже можем наткнуться на группу йоркистов! — весело и иронично откликнулась она. — Только подумайте, как нас это развлечет.

— Mon Dieu, вы меня пугаете! — театрально воскликнула Селестина и бросила на Маргариту сердитый взгляд через плечо.

— Никто не знает, где они могут оказаться, — упрямо поддержала тему Астрид.

— А я-то думала, что Уорбек сейчас в Шотландии, — сказала француженка, кладя затянутую в перчатку руку на предплечье Дэвида. — Умоляю, скажите мне, что вы не получали других вестей!

— Не получали, — коротко ответил Дэвид.

Сухость его тона понравилась Маргарите. По крайней мере, он суров не только с ней.

Присмотревшись, она заметила, что Дэвид мрачен, губы у него сжаты в тонкую линию, а глаза налились кровью. Однако он непринужденно сидел в седле и производил впечатление человека стойкого и сильного, к тому же он был возмутительно красив, а лучи утреннего солнца подсвечивали серебром застежки на его сине-зеленом камзоле. Взгляд у него был напряжен, и он, похоже, не пропускал ни одной детали из того, мимо чего они проезжали или что лежало впереди.

Камень на душе Маргариты стал немного легче, хотя она не ослабила бдительности.

Вскоре после того, как солнце осветило верхушки деревьев, они подняли оленя. Оливер, ехавший в авангарде, начал преследование. Они слышали, как он ломится через подлесок, и вскоре до них донесся приглушенный расстоянием крик — он подстрелил животное. Они оставили отметку, чтобы слуги могли забрать тушу оленя. Поскольку они все равно уже остановились, решили подкрепиться. Они устроились под большим раскидистым дубом, пили вино, разлитое из меха в металлические кубки, и отламывали кусочки от хлеба и сыра.

Маргарита бросила корку трем сойкам и резко встала. Держа в руке маленький кубок с вином, она неторопливо, словно прогуливаясь, направилась к тому месту, где сидел Дэвид, повернувшись спиной к толстому стволу дуба.

— Пора возвращаться? — спросила она, подойдя к нему.

— Возвращаться? Но мы только начали! — возмутилась Селестина.

— Мы ведь не хотим, чтобы добыча Оливера испортилась. — Маргарита слабо улыбнулась итальянцу. — Кроме того, мне кажется, Астрид нездоровится, хотя, разумеется, она не станет жаловаться. — Она ждала решения Дэвида, и у нее сильно заныло под ложечкой.

Он медленно встал и навис над ней. Посмотрел ей в глаза — его собственные были густого синего оттенка, взгляд мрачным и слишком пронзительным.

— Вы бледны, леди Маргарита. Вы уверены, что нездоровится не вам?

Они снова стали официально обращаться друг к другу и придерживаться правил приличия. Что-то явно изменилось в их отношениях.

— Это не то, что вы имеете в виду. Но… но вы, вероятно, помните, что у меня иногда возникают дурные предчувствия?

— Не глупите! — Взгляд, который Селестина бросила на Маргариту, был полон подозрения и ярости. — Да что с вами такое?

Дэвид не обратил внимания на графиню и даже не отвел взгляда от Маргариты. Кажется, он вздохнул глубже, чем обычно.

— И у вас они опять возникли?

— Думаю, да. Уверена.

Граф тоже встал. Его красное лицо блестело от пота, несмотря на утреннюю прохладу, а мясистые губы высокомерно кривились.

— Возвращаться? Сейчас? C’est ridicule. Мы проехали столь скромное расстояние, что ради этого едва ли стоило покидать постель.

— Я, наверное, съела испорченную говядину, — сказала Астрид, прикладывая свою крошечную ладошку к животу.

Оливер ничего не сказал, а просто присел на корточки и стал задумчиво поглаживать усы.

— Мы можем выбрать другой день, — наконец, после длительных размышлений, решил Дэвид.

— Да. — Маргарита вздохнула с облегчением. — Другой день.

— Ну уж нет! — Графиня топнула ногой. — Я настаиваю на том, чтобы мы продолжили путь.

Отвечая ей, Дэвид по-прежнему смотрел в глаза Маргариты.

— Вы и граф можете продолжать, если вам так угодно. А мы с леди Маргаритой сопроводим Астрид обратно.

— Bene, — подхватил Оливер. — Я с вами.

Разговор продолжался еще какое-то время в том же духе, пока наконец графиня Селестина не вскинула руки:

— Очень хорошо! Я глубоко разочарована, но мы все возвращаемся.

Они сели на лошадей и вернулись на лесную тропу, но на сей раз впереди ехали Дэвид и Маргарита. За ними следовали граф и графиня, а замыкающими были Астрид и Оливер.

Внутри у Маргариты все пело от радости. С каждой остающейся позади милей она постепенно освобождалась от страха. Она едва сдерживалась, чтобы не пришпорить лошадь, заставив ее сорваться в галоп и помчаться по тропе назад, под укрытие крепости. Она привстала на единственном стремени дамского седла, вглядываясь вперед, надеясь увидеть каменные стены, возвышающиеся над деревьями, а над ними — трепещущий на ветру вымпел Дэвида, на котором изображена стилизованная зеленая корона на светло-голубом фоне.

Она покосилась на Дэвида, ехавшего рядом. Вид у него был настороженный и мрачный. Улыбка у нее получилась неуверенной, но сдержать ее она не могла, да и не пыталась. Давным-давно они скакали во весь опор по лугам и полям, через ручьи и леса, где опадавшая сотни лет листва приглушала стук копыт их коней. Какими же они были безрассудными и как радовались жизни! Это были замечательные воспоминания.

Дэвид повернул голову и встретился с ней взглядом. В его глазах читался осторожный вопрос.

— Кто первым доскачет до крепости! — крикнула она, бросая ему вызов, прозвучавший как перезвон колокольчиков.

Он хмыкнул, но, когда улыбнулся, его улыбка была такой же теплой, как когда-то.

— Согласен, — кивнул он и, пригнувшись к гриве коня, пришпорил его.

Его жеребец сорвался в галоп. Маргарита, не ожидавшая, что он так быстро согласится, замешкалась на несколько мгновений.

Стрела, просвистев, вонзилась в то место, где только что находился Дэвид. Ее иззубренный наконечник пробил плащ Маргариты, скользнул по ребрам и застрял в руке.

Она покачнулась, потеряв равновесие от сильного удара. От боли у нее перехватило дыхание. Шок и оглушающая нереальность оперенного древка, торчавшего из плаща, не дали крику боли сорваться с губ.

Другая стрела пролетела над ее головой и с громким щелчком впилась в ствол дерева возле нее. Новые стрелы летели перед ней и позади нее, разрезая листья и ветви. Кто-то закричал, а может быть, это заржала лошадь — Маргарита не могла сказать наверняка, так как ее лошадь, охваченная ужасом, встала на дыбы и забила передними ногами.

Раздался громкий, твердый приказ — это Дэвид, развернув коня, приближался под грохот копыт. Маргарита хотела уговорить его скакать в крепость, но не могла произнести и слова. Где-то позади нее зазвенела тетива лука Оливера, и он снова издал торжествующий вопль, как тогда, когда подстрелил оленя.

Перед ней мелькнул темный силуэт. Она вздрогнула, попыталась убрать лошадь с дороги, но рука ее не слушалась. Она уронила поводья и покачнулась в седле.

Внезапно ее талию обхватила стальная лента, и Маргариту выдернули из седла. Остатки воздуха вылетели из легких вмести со стоном, когда она врезалась в стену твердых мышц. Рука вспыхнула огнем и болью, через мгновение заболело плечо, потом — голова.

Даже плавая в море боли, она узнала аромат Дэвида. Его жар и сила окружили ее, хотя она не видела ничего, кроме красного тумана перед глазами. Когда жеребец сорвался с места, Маргарита погрузилась в темноту. Копыта других лошадей приглушенно грохотали вокруг, хотя было невозможно определить, кого они несли — друзей или врагов.

Маргарита ухватилась за Дэвида, вцепилась пальцами здоровой руки в толстую шерсть его камзола. Вцепилась с такой силой, словно не собиралась разжимать пальцы никогда.

* * *

Дэвид грязно ругался на нескольких языках, нависая над Маргаритой, защищая ее своим телом. Под камзолом у него была кольчуга, а у нее — нет. Он мог увернуться от пущенной в него стрелы, а она — нет.

Он считал, что опасность угрожает только ему, но ошибался. Он не знал, сколько мужчин прячется за деревьями, кто послал их и что они предпримут теперь. А он не мог думать, не мог предпринимать ответные меры, пока Маргарита не окажется в безопасности.

Дэвид подозревал, что стрела попала ей в плечо или руку, но уверенности у него не было, как и не было возможности проверить свое предположение. Может, стрела угодила ей в грудь, и теперь вместе с кровью из нее вытекает жизнь.

Он чувствовал теплую влагу на своем боку, и его охватило такое отчаяние, какого он никогда раньше не испытывал.

За ним следовал Оливер. Итальянец намотал на руку поводья пони Астрид и целился из лука во что-то позади них. Граф де Нев уже выбыл из игры: Дэвид видел, как он упал. Он понятия не имел, что случилось с графиней, но ему было на нее совершенно наплевать.

Засаду устроила она, или ее благородный супруг, или они вместе. Если Селестина сочла целесообразным присоединиться к нападавшим, что с того? Если она погибла, это даже лучше. Тогда ему не придется бросать обвинение в лицо ей или графу или объяснять, как он узнал, что они стоят за этим нападением. И, кстати, тогда ему не придется упоминать, какую роль во всем этом сыграла Маргарита.

Она пыталась предупредить его. Было ли причиной этому изменение взглядов или нечто большее, какой-то план или цель, которую он не мог определить? Но, что бы это ни было, она за все заплатила сполна. Он только молился, чтобы цена не оказалась слишком высокой.

Впереди замаячили очертания крепости. Дэвид влетел в ворота, намного опередив Астрид и Оливера. Остановив своего белого жеребца так резко, что огромное животное присело на задние ноги, Дэвид спрыгнул на землю. Он осторожно взял Маргариту на руки, а затем, спотыкаясь, начал подниматься по широким ступеням. Он не замедлил шаг в большом зале, не отреагировал на крики обступивших его мужчин, охваченных яростью и беспокойством. Не обращая внимания на то, с каким ревом кровь неслась по его венам, он гигантскими шагами направился в хозяйские покои и не остановился, пока не положил Маргариту на кровать.

Несколько долгих мгновений она лежала там, ужасно бледная и совершенно неподвижная. Наконец она медленно открыла глаза. Посмотрела на него, и в ее бархатных, темно-карих глаза засветились горе и боль. Дэвид не смог выдержать ее взгляда, боясь того, что еще он мог увидеть в нем или что она, возможно, обнаружит в его глазах.

Стрела, торчавшая в верхней части ее тела, натянув коричневую шерсть плаща, выглядела непристойно. Дэвид одним движением сбросил с себя латные рукавицы, вытащил из ножен обеденный нож и быстро разрезал ткань, начиная от дырки у стрелы. Затем рыцарь расстегнул тяжелый плащ и распахнул его.

Наконечник стрелы вонзился Маргарите в руку и пробил ее насквозь — зазубренный кончик выглядывал с противоположной стороны. Из раны текла кровь, впитываясь в рукав и лиф платья. На мгновение Дэвид закрыл глаза и сдержал тошноту, которой он не испытывал никогда, хотя ему довелось видеть не одну сотню ран, полученных во время боя.

Астрид подскочила к нему и ткнула его кулачком в бедро, словно пытаясь отодвинуть его в сторону. Она затараторила, засыпала его вопросами и приказами. Дэвид не обращал на нее внимания. Он снова посмотрел на Маргариту.

— Стрелу нужно извлечь, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Сейчас. Немедленно. Вы позволите?

Маргарита вгляделась в его лицо, исследовала глубины его глаз, переводя взгляд с одного на другой. Должно быть, увиденное успокоило ее, поскольку из ее глаз хлынуло доверие, и она медленно кивнула.

Он поцеловал бы ее, если бы стрела ему не мешала. Вместо этого он коснулся ее нежной щеки, вытирая единственную слезу, стекавшую по прекрасной бледной коже. Сурово поджав губы, Дэвид срезал рукав платья. Все делая быстро, чтобы она не успела осознать, что именно он намерен предпринять, он обеими руками взялся за древко стрелы и отломил его над самой раной. Он услышал сдавленный стон Маргариты, но не позволил себе отвлечься. Взяв ее за локоть своими длинными пальцами, Дэвид приподнял руку и ухватился за наконечник стрелы. Сжав зубы и закрыв глаза, он потянул за то, что осталось от древка, вытаскивая стрелу.

Маргарита ахнула и закрыла глаза. На мгновение Дэвиду показалось, что она лишилась сознания. Он не удивился, поскольку видел, как закаленные солдаты падали в обморок при куда менее серьезных ранах.

Через мгновение слабая улыбка изогнула ее губы.

— Спасибо, — прошептала она.

Никакие почести не значили для него так много.

Жгучая боль собралась на задней стенке носа, стала давить на глаза, пока их не запекло, а на душе у него тяжелым камнем лежало сожаление. Потрясенный, он шагнул назад, сжимая в кулаке обломок стрелы, глядя на свои покрытые кровью Маргариты руки.

— Уйди, — велела ему Астрид, толкнув его обеими детскими ручками в бедро. — С дороги, болван, если не хочешь, чтобы из нее вся кровь вытекла!

— Астрид, милочка! — возмущенно пробормотал Оливер, который стоял здесь же, поднявшись в хозяйские покои вслед за рыцарем.

— Молчи, дурак! Если хочешь принести пользу, сходи на кухню и скажи, чтобы воду как следует прокипятили с горстью соли.

Оливер отправился выполнять ее поручение, Астрид же свернула из полотна толстые тампоны и плотно прижала их к ране с обеих сторон, чтобы замедлить кровотечение. Затем она стала тщательно промывать рану соленой водой, чтобы в ней не осталось ни кусочка ткани или другого мусора. Перевязав руку хозяйки чистым полотном, маленькая служанка заставила Маргариту выпить успокаивающий травяной настой. Она долго стояла возле госпожи, держа ее за руку и убирая волосы с ее лица. Когда Маргарита наконец уснула, Астрид села на трехногий табурет и стала ждать.

Дэвид переложил выполнение своих многочисленных обязанностей на Оливера. Подойдя к окну с открытыми ставнями, он стал смотреть в пространство перед собой, широко расставив ноги и скрестив на груди руки.

Через какое-то время он мягко спросил, не поворачивая головы:

— Что ты думаешь?

— Она выздоровеет, если рана не начнет гноиться.

— Если. — Он не был настроен оптимистично.

Он видел не раз, как незначительные раны воспалялись, — простые царапины, полученные на турнирах и в сражениях. Они убили больше закаленных солдат, чем любое когда-либо выкованное оружие.

Астрид бросила на него недовольный взгляд.

— Мы ухаживали за вами, мы обе, и вы быстро встали на ноги.

По его губам скользнула напряженная улыбка.

— Да, действительно.

— Вам нет нужды оставаться здесь, — сказала Астрид, сплетя пальцы и положив руки на колени. — Я присмотрю за ней.

— Я не могу уйти.

— Как вам будет угодно, сэр.

В помещении ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая гулом голосов внизу, а также пением птиц и ленивым жужжанием пчел за окном. Залетавший в окно ветерок был теплым и насыщенным запахами цветущих растений. Он подумал, не замерзла ли Маргарита, но она спала, и, похоже, ей не было холодно. Или, по крайней мере, он думал, что она спит. Она была абсолютно недвижима, и он развернулся и подошел к кровати, не сводя с женщины глаз.

Да. Ее грудь поднималась и опадала. Все еще.

— Она не умрет, — сказала Астрид, и в ее тонком голоске прозвучало сострадание.

— Она могла умереть. Стрела прошла близко, так близко от сердца. Стрела, предназначенная…

— Вам? Благодарение Богу, вы уцелели. И Оливер.

Его грудь так резко и сильно сжала судорожная боль, что он едва мог вздохнуть. Он шагнул назад к окну и присел боком на нижнюю часть каменной амбразуры, такой глубокой, что она образовывала небольшую скамью со стороны помещения.

— Полагаю, вы бы предпочли, чтобы стрела досталась вам, — резко заметила Астрид. — Но она этого не допустила.

— Почему, ради Христа, она вообще поехала туда? Что заставило ее согласиться? Она знала, что нас ожидает засада. Она пыталась предупредить меня, ты же слышала. Но разве не этого она хотела?

— Да, этого. Что же касается вашего вопроса, почему она так поступила, то она не думала, что вы поверите в злонамеренность графини, что вы должны увидеть все своими глазами. Если бы вы не убедились, то эта леди и ее муж могли бы попытаться еще раз, когда уже никто не смог бы вас предупредить.

Дэвид не привык беспокоиться о своем благополучии. Он был настолько суров телом и душой, что ему никогда не приходило в голову, что Маргарита может так бояться за него. Также было трудно понять, почему она считала, что он не станет ее слушать или не поверит тому, что она ему сообщит. От этих мыслей грудь его опять сдавила боль.

Селестина стала проявлять к нему интерес вскоре после того, как его заметил Карл Французский. Как и многих придворных дам, ее привлекли его мастерство на поле боя, его сила и почести, оказываемые ему. Ему потребовалось немного времени на то, чтобы понять: в нем ее интересует только вышеперечисленное, и ничего более. Она была требовательной в постели, а снисходительности у нее было даже меньше, чему самой дешевой уличной девки. Интрижка, если это можно было так назвать, многому его научила, но отсутствие чувств не позволило Селестине удержать его на долгое время. Когда он оставил ее, она визжала и бросалась в него чем придется.

То, что она была так приветлива с ним, когда появилась при дворе Генриха, очень удивило Дэвида. Он должен был догадаться, что у нее на это есть причины.

Так значит, Селестина влила яд Маргарите через ухо, но леди Мильтон не только не была отравлена им, а воспользовалась ситуацией, чтобы раскрыть подлинные намерения француженки. Храбрая и умная Маргарита не понимала — а возможно, никогда и не поймет, — насколько он принадлежал ей и насколько хотел, чтобы она принадлежала ему.

Господи, но что он делает? Как он вообще согласился на коварный план Генриха? Зачем ему продолжать игру, если в результате он может потерять единственное, чего он хочет, и единственного человека, который что-то значит для него?

А впрочем, что он теперь может сделать? Он оказался в самом сердце противостояния Йорка и Ланкастера, и у него не было никакого другого выхода, кроме как избавиться от притязаний Генриха.

Избавление или смерть.