– Ты видел его? – спросила Кенна. Она чувствовала панику, закравшуюся в ее голос. Она рухнула на одну из скамеек в коридоре и вытянула ноющие ноги.

Баш вернулся из тронного зала, качая головой.

– Я посмотрел за каждой шторой, за тронами, под каждым шкафом, – сказал он. – Я подумал, что он может там прятаться. Мы посмотрели везде.

Баш сел рядом с Кенной, положив свою руку на ее.

Они несколько часов искали Паскаля, но не нашли ни следа. Один из стражников сказал, что видел, как он пронесся мимо спальни в восточном крыле, но, когда они туда добрались, там его уже не было. Его не было ни в одной из спален северного крыла. Его не видели на кухне или на половине слуг. Кенна схватилась за голову, вспоминая лицо Паскаля, когда тот открыл дверь. Он был так напуган, так смущен. Кто знает, что он может сейчас делать?

– Он должен быть где-то здесь, – сказал Баш. – Он должен быть внутри дворцовых стен.

– Будем надеяться, – сказала Кенна. – Но кто знает? Лишь неделю назад он был так перепуган, что не мог говорить. Он переживает такие тяжелые времена. Я боюсь, что это будет для него слишком.

– Я знаю, – сказал Баш, убирая ее локон за ухо. – Я тоже беспокоюсь.

Баш знал лучше, чем Кенна, что мальчик пережил в лесах. Баш выслеживал Тьму и видел жуткие доказательства его преступлений. Раздутые тела в доме на холме, их перерезанные глотки. Банки, наполненные кровью. Кости, сваленные в канале за домом. Именно Баш нашел съежившегося, измазанного кровью Паскаля, едва способного говорить. Ребенка трясло. Любое неожиданное движение, любой громкий звук заставляли его бежать в объятия Кенны.

– Он не понял, что мы делали, – сказал Баш, качая головой. – Наверное, это выглядело, будто я причиняю тебе боль.

– Он и так тебя уже подозревал, – сказала Кенна. – После того, как увидел тебя в лесу.

– Мне глубоко неприятно случившееся, если бы я мог исправить это. Но мы должны говорить себе, что найдем его. Он всего лишь ребенок. А это защищенный дворец, – сказал Баш. – Заперты каждая дверь и ворота. Никто не входит и не выходит. Мы найдем его.

– Но сейчас? – спросила Кенна. Они всю ночь бегали по извилистым коридорам, зовя его, пока оба не охрипли. Они преисполнялись надежды, заслышав звук шагов или чей-то крик из холла, но лишь для того, чтобы понять, что это не он. Стражи вернулись ни с чем. Паскаля не нашли.

Баш мог бы попытаться успокоить ее, но у нее была особая связь с Паскалем. Именно она вытащила его из раковины, заставила ей поверить, помогла почувствовать себя в безопасности. Она продолжала думать о задвижке, о том, что могла бы ее закрыть. Могла быть осторожнее, должна была.

– А что, если он ушел? – сказала она, не смея встретиться взглядом с Башем.

– Во дворце ничего нельзя спрятать так, чтобы никто не нашел, – Баш встал, потянул Кенну со скамейки за собой и направился к их комнатам. – У меня появилась идея.

– Куда мы идем? – удивленно спросила Кенна.

– Когда мне было семь, я исчез на три дня, – сказал Баш, эхо разносило звук их шагов в пустом коридоре.

– Что случилось? – Кенна спешила за ним. Ее платье обвивалось вокруг ног. Устав поправлять его, она задрала подол.

– Я играл на кухне, – сказал Баш, улыбаясь от воспоминаний. – А затем слуги позвали на ужин, и в мою голову каким-то образом закралась идея, что я должен устроить приключение. Я положил в карманы столько еды, сколько смог, и решил исследовать дворец.

– Похоже на тебя, – усмехнулась Кенна, пока они заворачивали в следующий коридор.

– Первая ночь была забавной. Я спал в конюшне. Было так приятно ощущать свободу, после ужасных нянек в детских покоях. Я думал, как расскажу Франциску обо всех своих приключениях и каким я был храбрым. Но на второй день я изучал одну из кладовых, и дверь за мной захлопнулась. Я оказался запертым.

Даже сейчас воспоминания были такими яркими. Ручка, которую он поворачивал снова и снова, осознание того, что он не может выбраться. Он кричал, пока не охрип, в помещении было так темно, что он видел лишь на фут от своего лица. Он был убежден, что никто не найдет его. Или если найдут, то поздно.

– О, Баш! – сказала Кенна. – Это звучит ужасно.

– Я знаю, оглядываясь на это сейчас, я могу только представить, как паниковали моя мама и Генрих.

– Так что случилось? – она следовала за Башем по лестнице, ведущей к их покоям, но Баш прошел мимо их двери и направился к комнате Паскаля.

– Хорошо, что мой отец был превосходным охотником, – сказал он, улыбнувшись. – Он дал одну из моих рубашек охотничьим собакам, чтобы те учуяли запах. А затем разослал их по дворцу, Екатерину хватил удар. Но они в течение нескольких часов меня нашли.

Кенна кивнула, наконец, поняв его план.

– Мы можем воспользоваться одеждой, в которой он пришел сюда, она где-то там.

– Если мы сами не найдем его, – согласился Баш. Он вошел в комнату и через мгновение вышел с поношенной коричневой курткой, которая была на Паскале, когда он нашел его. – Это должно сработать.

– Будем надеяться, – сказала Кенна.

– Нам нужно пойти к конюшням. Там пять или десять собак. Обещаю, мы найдем Паскаля.

Кенна сжала руку Баша, и они стали спускаться по лестнице. Впервые за несколько часов казалось возможным, что они смогут найти Паскаля, где бы он ни был, и привести его назад. Они свернули на путь, ведущий к конюшням, но, когда достаточно отошли от дворца, увидели, что он заблокирован. В сотне ярдов от входа в конюшни стоял стражник.

Женщина с темными длинными волосами кричала на него.

– Говорю же, мне надо пройти! – сказала женщина. – Мне некогда спорить.

Кенна немедленно узнала голос.

– Мария? Что случилось? Что ты тут делаешь?

Мария повернулась. Ее волосы развевались от ветра, на лице отражалось волнение. Кенна видела панику в ее темных глазах.

– Я пытаюсь отправить весточку Франциску, но мне преградили дорогу. Я не могу пройти через ворота, чтобы отправить ее с одним из курьеров.

– Это для вашей же безопасности, миледи, – стражнику вряд ли было больше шестнадцати. У него были рыжие волосы и россыпь веснушек на щеках. – Толпа за воротами растет. Они в отчаянии. Мы не можем позволить им увидеть вас. Мы не знаем, как они поступят.

Баш нахмурился, сделав шаг ближе.

– Что значит в отчаянии?

– Я… хм… – замямлил страж, неожиданно потеряв свою уверенность. – Вы все должны вернуться вовнутрь. Для вашей безопасности.

– Это был мой приказ, – сказала Мария. – И смотрите, как получается. Я не могу даже пройтись по территории дворца, чтобы мне не сказали возвращаться вовнутрь.

Мария пошла к северному крылу, Баш и Кенна последовали за ней.

– Я могу попытаться отправить твое письмо Франциску, – сказал Баш, протягивая руку.

Мария колебалась, глядя на письмо, зажатое в пальцах.

– Не волнуйся, – сказал он. – Я не буду читать. Но я изо всех сил постараюсь передать его одному из курьеров.

Мария протянула письмо, закусив губу.

– Спасибо, Баш. Мне просто нужно… мне нужно сказать ему кое-что, пока я все еще могу.

– Не говори так, – сказала Кенна, беря Марию под руку. – С Франциском все будет хорошо. Он вернется невредимым, с Лолой и ребенком.

Она намеревалась подбодрить ее этим, но не похоже, что Марии стало легче. Она сжимала руки, ее взгляд отсутствовал.

– Даже если ты права, если с Франциском все хорошо, – сказала она. – Не обязательно так будет со мной.

– Ты о чем? – спросил Баш.

Он наклонился, изучая лицо Марии. Было время, когда он знал любое выражение ее лица. Слегка приподнятая бровь означала, что она удивлена. Когда ей было стыдно, ее бледная кожа краснела, даже уши становились красными. Однажды они были близки, тем днем на озере… тот поцелуй. Но сейчас она казалась чужой, ее плечи напряжены от беспокойства, губы сжаты в линию.

– Мария, что такое? Ты можешь нам рассказать. От чего ты расстроилась? – спросила Кенна, когда они вошли во дворец. Они поднимались по винтовой лестнице, провожая Марию в ее покои.

– На ужине, – сказала Мария, глядя в пол. – Все было хорошо, ну, насколько хорошо может быть, когда Екатерина пялится на тебя весь вечер. Она задавала вопросы про Франциска, о том, где он, будто я в этом виновата. Я не могла там больше оставаться и ушла с Грир. Когда я проходила мимо Нострадамуса, у него случилось одно из его видений.

Баш посмотрел на Марию, в его горле неожиданно пересохло. Франциск, может, и относился к предсказателю скептически, но Баш знал, что сила Нострадамуса настоящая. Его мать, Диана, увлекалась язычеством, когда он был моложе. К счастью, ее интерес никогда не касался кровавых жертвоприношений, которые процветали в лесах. Диана научила Баша простым вещам, которые дают успокоение: покрошить кроличью косточку в чай, чтобы отогнать все болезни; положить перо павлина под подушку для хороших снов. Она всегда говорила о видениях и об их могуществе. Он сама предвидела смерть своего отца, картину, как его убивают во время охоты, за два месяца до того, как это случилось.

– Что он сказал? – спросил Баш низким голосом.

– Он сказал, что видел стрелу, пронзившую мою шею, – сказала Мария едва слышимым голосом. – Что кто-то собирается меня убить.

Баш почувствовал, как по нему побежали мурашки. Он повернулся и посмотрел на темный коридор. Неожиданно он осознал, насколько они уязвимы, гуляя поздно ночью по дворцу одни. Он потянулся к мечу, забыв, что оставил его, когда пошел на поиски Паскаля.

– Пойдем в твои покои, – сказал он. – Мы можем обсудить это там.

– Баш, ты же не веришь в это, – запротестовала Кенна, когда они вошли. – Он был прав насчет некоторых вещей и ошибался насчет других. Разве он настаивает на том, что говорил о Франциске? Его видения иногда меняются. На них нельзя полагаться.

– Я знаю, что Нострадамус иногда ошибается, – сказал Баш, осторожно подбирая слова. – Но к его видениям нельзя относиться несерьезно. Иногда за ними стоит глубокий смысл.

– Баш, это означает, – Кенна уставилась на мужа, – что Нострадамус небритый шарлатан, не лучше дешевой гадалки, которого не стоит слушать ни при каких обстоятельствах.

– Ах, я это говорил? – спросил Баш. Даже Мария слегка улыбнулась.

– Я просто не думаю… – но прежде чем Кенна смогла закончить предложение, снаружи раздался ужасный крик, эхом отозвавшийся в тихих покоях.

– Что это? – спросила Мария, устремившись к балкону.

Баш опередил ее, он открыл балконную дверь и посмотрел вниз, затем жестом позвал женщин присоединиться к нему. Кенна подошла вместе с Марией. Она закрыла рот рукой, разглядев сцену перед воротами. Толпа даже больше чем удвоилась. Люди привели своих детей, даже младенцев, они протягивали их дворцовым стражам. У нескольких мужчин были толстые бревна. Они таранили металлические прутья ворот, пытаясь открыть их.

Баш изучал происходящее. Все сильно ухудшилось лишь за несколько часов. Это уже не была маленькая группа людей, собиралась толпа. Над стеной по периметру пролетел кирпич, едва не попав в стражника, стоявшего за воротами.

– Чума быстро распространяется, – сказала Мария. – Был приказ перекрыть дороги, так что некоторые люди не могут вернуться домой. Они, наверное, голодны без еды и воды. И кто знает, сколько они еще здесь пробудут.

– Мария… – начала Кенна, хотя и не знала, что можно сказать, чтобы улучшить ситуацию.

– Подумать только, Франциск там. Он ушел отсюда по своей воле, ко всем этим больным людям. Он оставил меня, зная, что может умереть, – когда Мария сказала это, ее голос оборвался. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони. – И я могу умереть, если Нострадамус прав.

Прежде чем Кенна успела ответить, из толпы раздался еще один вопль. Этот человек не казался разгневанным, они все казались напуганными.

– Что происходит? – спросила Кенна, подойдя ближе к перилам.

Баш потянул ее назад за руку, в тот же момент мимо пролетели несколько стрел. Он развернулся, посмотрев на стражников, занявших позицию над главным входом во дворец. Пятеро стражников натянули луки, выпуская стрелу за стрелой. Деревенские жители бросились врассыпную. Несколько из них сбежали в лес.

– Они пытаются отогнать их, – сказал Баш.

– Не работает, – Мария указала на другую группу у стен. Атака лишь разозлила их еще больше. Они обхватили металлические прутья руками, крича и ругаясь на людей наверху.

– Станет только хуже, – сказала Кенна, хватая Баша за руку. – Мне дурно от мысли, что Паскаль пропал. Вдруг с ним что-то случилось? Кто-то из деревенских мог пробраться за стену?

– Будем надеяться, что это невозможно, – сказала Мария.

– Будем надеяться, – повторил Баш.

Но пока они стояли в тишине, наблюдая за разозленной толпой, все казалось возможным. Толпа за прошедший день удвоилась. Сколько ее еще смогут сдерживать стражники? Совершат ли люди отчаянную попытку попасть за стены дворца?

– Я не могу, – сказала Мария, втягивая друзей внутрь. – Я больше не могу смотреть на это.

Кенна последовала за ней, напоследок оглянувшись назад, прежде чем Мария закрыла за ними балконную дверь.

Паскаль слышал ее шаги впереди. Он не видел девушку, она снова повернула, пропав в темноте туннелей.

– Иди, – кричала она ему. – Иди за мной.

Он бежал, пока у него не заболели ноги. Туннель стал прямым. Девушка открыла дверь в десяти ярдах впереди, сверху полился свет. Она поднялась по прямой лестнице, зовя его за собой.

Паскаль так и сделал, помчавшись к двери и вверх по лестнице. Когда он поднялся, то оказался в лесу, его окружали деревья. Где-то рядом слышались крики людей. Лес освещала луна.

– Эй? Ты где? – спросил Паскаль, оглядывая лес. Девушки нигде не было видно.

Он повернулся, посмотрел на люк, наполовину прикрытый сухими листьями. Все здесь заставляло его нервничать. Было темно, а язычники охотились по ночам, в поисках невинных жертв. Он знал, насколько это опасно.

Паскаль пробежал немного, ища девушку между деревьями.

– Пожалуйста! Куда ты ушла? – звал он. Почти сразу, как он произнес это, послышался хруст. Паскаль резко повернулся в сторону входа в туннель и увидел, как девушка закрывает дверь в земле. Должно быть, она пряталась за деревом. Теперь она возвращалась в туннели, оставляя его в лесу.

Он побежал к двери, пытаясь ухватиться за нее, прежде чем она закроется. Бесполезно. Девушка оставила его в лесу одного, после того как вывела сюда.

– Пожалуйста, впусти меня, – кричал Паскаль, стуча по металлу. Но она не отвечала. Прошло немного времени, но она так ничего и не сказала, и не открыла дверь.

Паскаль вгляделся в лес. Там было темно и можно было легко потеряться. Он побежал вперед и начал кричать, зная, что где-то рядом люди.

Через десять минут он достиг кромки деревьев. Дворец был прямо перед ним, перед воротами толпа людей. Паскаль пошел к ним. Пусть они и кричали, а некоторые даже дрались, он был рад, что больше не один.

«Она сказала мне идти сюда, – думал Паскаль. – Она хотела, чтобы я потерялся. Она оставила меня снаружи».

Она говорила ему и другие вещи, спрашивала о его матери и братьях. Вопросы ее казались бессмысленными. Паскаль гадал, а не была ли она, как человек, живший в лесу около его старой деревни. Отец говорил, что тот сошел с ума. Он вечно бормотал что-то себе под нос и задавал вопросы, которые никто не понимал.

Паскаль старался не поднимать глаз, пока шел через толпу. Мужчина кричал и бросался на прутья. Другая женщина, плача стояла на коленях, держа на руках младенца. Седая женщина украла кусок хлеба. Она зажала его в руке, оторвала от него кусок и засунула в рот.

– Я убью тебя, – зарычал мужчина с большой черной бородой. – Верни сейчас же!

Он бросился к ней, ударив по лицу. Паскаль не мог на это смотреть. Он отвернулся, когда подлетели еще несколько деревенских, некоторые отпихивали мужчину, другие кричали, чтобы женщина вернула хлеб, что хлеб принадлежал ему.

Что бы ни случилось в стенах дворца, но это пугало гораздо больше. Он пошел в другую часть толпы, думая, что девушка, возможно, вышла через другой секретный вход. Но ее не было среди больных. Она, наверное, уже за стенами дворца. Она вернется за ним? Откроет дверь?

Паскаль повернулся к темному лесу, вглядываясь между деревьями. Дверь была где-то там, в земле, покрытая тонким слоем сухих листьев и веток, будучи от нее в нескольких шагах, он едва ли нашел ее. Он не мог вернуться, когда в лесах охотились язычники. Ему придется пробыть здесь до утра.

Он сел рядом со стеной, подтянув колени к груди, пытаясь сохранить тепло. Поблизости началась еще одна драка, в этот раз кто-то кричал о чуме. Мальчик вытер слезы на глазах. Он был таким дураком, что последовал за ней. Кенна и Баш говорили ему о том, что происходило за стенами дворца. Он слышал, как они говорили об умирающих людях, зараженных чумой.

Это хотел остановить Тьма? Он проливал кровь невинных.

«Это не должно случиться снова», – сказал он Паскалю, после того, как убил трех женщин в том доме. Паскаль слышал их крики. Тьма ходил туда-обратно, кровь покрывала его руки и рубашку, и он продолжал повторять это, будто старался ему что-то объяснить.

Затем он повернулся и прижал окровавленный нож к рукам Паскаля.

«Ты должен проливать кровь. Ты должен продолжить приносить жертвы, даже когда меня не станет», – сказал он. Он хотел, чтобы Паскаль помог ему не дать чуме распространяться от деревни к деревне. Паскаль мог бы сказать, что не будет, что никогда не станет таким, как Тьма, но это бы только разозлило его. Паскаль знал, что тот мертв, но все еще видел Тьму во снах. Эти заостренные зубы. Маску из человеческой кожи, которую он носил.

Паскаль зарылся лицом в колени, сжавшись в комочек. Пытаясь отогнать все прочь. Крики, драки. Несколько стрел посыпались на деревенских, он слышал их панические крики.

Что сказала ему Кенна? Что внутри дворцовых стен он в безопасности, что никто не навредит ему. Пусть он и не мог доверять Башу, но он верил Кенне. Она говорила таким же мягким голосом, как его мама, убирая волосы с его лица, шептала ему перед тем, как он ложился спать. Она единственная, кто знал, как он был напуган.

Зачем он сбежал? Зачем он теперь за стенами? Он был таким глупым. Он сильно расстроился, что оказался здесь один с умирающими. Не важно, что произошло между Башем и Кенной, он как никогда хотел увидеть их знакомые лица, снова оказаться внутри дворцовых стен.

Он позволил слезам бежать быстрее. Прикрыл уши руками, чтобы заглушить крики.

«Пожалуйста, – подумал он, успокаивающе раскачиваясь туда-обратно. – Пусть кто-нибудь придет на помощь. Я не хочу здесь умереть. Я не хочу умереть, как эти люди».