Лили Блейк

Возвышение Тьмы (Царство #0.5)

Аннотация

Узнайте, как Тьма пришла к власти в этом цифровом оригинальном рассказе на основе хита-телесериала от канала The CW «Царство».

Задолго до правления Марии, другая сила правила во Франции. Рожденная из крови и террора, она называлась Тьмой. Теперь Тьма вернулась, и Баш полон решимости остановить ее прежде, чем она распространится по стране и уничтожит людей, которых он больше всего любит.

При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу! Имейте совесть. Уважайте чужой труд!

Перевела Анастасія Терендій (kaktusiXa) специально для vk . com / w orld_of_different_books

Реактор – Екатерина Тарануха.

Книга написана по сериалу, который можно посмотреть в этой группе. – vk . com / reigncw _ rus

Пролог

Северная Франция, 1559 год.

— Обещай мне, что вернешься, как только сможешь. - сказала Кенна, глядя в серые глаза Баша. За последние недели она влюбилась в его черты. То, как его темные волосы опускались на брови. Густую щетину над его верхней губой. То, как он всегда начинал напряженно смотреть, как будто он щурился, чтобы увидеть ее лучше.

— Конечно, вернусь. - сказал Баш. - Я надеюсь, что мы получим ответы в Визигарде. Тьма терроризировала лес слишком долго. Кто может найти ее быстрее, как не главный конный егерь?

Он ухмыльнулся и Кенна засмеялась. В последнее время он притягивал ее к себе, бормоча этот выдуманный титул. Ей нравилось то, что он шутил с ней. То, что он всегда хотел быть рядом с ней. То, что он прислонял лицо к ее шее и дышал в нее закрыв глаза, как будто он наслаждался каждым мгновением.

Баш опустился на колени, чтобы поговорить с Паскалем.

— Место, в котором тебя держала Тьма... это было в заброшенном селе за потоком, к югу от горного хребта, не так ли? Город, название которого начинается на В?

Мальчик кивнул. Прошло всего несколько недель, после того как Баш нашел его одного в лесу, всего в крови. Он сказал, что человек с острыми зубами похитил его и удерживал в течение нескольких дней в месте, называемом Визигард. Баш знал, что это была Тьма - монстр, который скрывался в тенистых лесах, языческий бог, которого можно было удовлетворить только кровью невинных. В последние дни Паскаль и Кенна сблизились; она ухаживала за ним, как мать. Это всегда удивляло Баша, когда он наблюдал, как Кенна расчесывала волосы маленького мальчика или завязывала ему шнурки. Она становилась все милее с каждым разом.

— Это продолжается слишком долго. - сказал Баш, похлопывая мальчика по плечу. - Мы найдем монстра в лесу. Мы не вернемся, пока не сделаем этого.

— Мы должны выйти до заката. - крикнул Нострадамус, стоявший на дворцовой лужайке. Баш повернулся к нему и увидел, что он уже сел на коня. Баш планировал идти в одиночку, но Нострадамусу была нужна его собственная месть. Тьма пытала и чуть не убил его любовь, Оливию.

Баш схватил руку Кенны, сильно сжимая ее. Но вдруг увидел Паскаля и охранников за ним, стоявших возле задних ворот дворца. Он не мог поцеловать ее здесь; это могло показаться позорным. После всего, что она пережила с его отцом, он был достаточно осторожен, чтобы не приближать ее к себе перед людьми и ни в коем случае не подразумевать, что она была лишь объектом вожделения.

Он посмотрел на ее сладкое в форме сердца лицо, желая обнять и поцеловать. Вместо этого, он только сказал:

— Я буду скучать по тебе, Кенна.

— Я тоже буду скучать по тебе. - сказала она. Потом она обняла его за шею и поцеловала сильно, страстно. Это выбило весь воздух из его тела. Он старался не поддаваться на это, но он хотел ее...всю ее. Одного поцелуя было не достаточно.

Когда она, наконец, оторвалась, он почувствовал облегчение. Пьянящее, дикое чувство одолело его. Он сел на коня и улыбаясь, посмотрел на нее вниз. Он быстро ударил один раз уздой и ускакал в сторону деревьев.

Глава первая

Безонво, Франция

13 августа 1517 года

— Хорошая работа, Клод. - сказала его мать, глядя на поднос со свежеиспеченными булочками. Он сложил тесто так, как она его учила, загибая концы вниз в форме X. Теперь они были пухлыми и выглядели вкусно. Во всем домике пахло теплым хлебом.

Клод легко прошел по кухне, помогая маме перемешать тушеное мясо и отсортировать зелень, которую он нашел на берегу реки. Его младшие братья, Энзо и Жак, играли на полу лошадками, которые Клод вырезал для них из дерева. Клод наслаждался этим отвлечением, эти крошечные моменты, на которых он мог сосредоточиться. Вещи казались такими простыми: сложить тесто, помыть горшки, сделать то, сделать это. Когда он был поглощен этой работой, он мог почти игнорировать крики снаружи.

Почти...

— Я быстрее всех! - закричал Энзо, толкая коня перед Жаком. - Я могу украсть и ускакать далеко отсюда! Никто не сможет меня поймать! Никто!

Клод взволнованно посмотрел на мать. Он попытался проигнорировать это, вместо того, чтобы взять булочки и положить их в корзину. Только вчера мужчину поймали в городе с оловянными подсвечниками. Он украл их из соседнего храма, преступление, которое наказывали смертью. Теперь все горожане собрались на площади. Они были там в течение нескольких часов, взволнованно ожидая, когда выполнят наказание. Даже при том, что ему было почти семнадцать, Клод не мог смириться с мыслью об этом. Когда-то его отец заставил его идти смотреть на казнь, он убежал от толпы, как только голова мужчины упала с плахи, а лесной пень покрылся густой кровью. Он убежал за сарай «мастера серебряных дел» и его тошнило, пока в нем ничего не осталось.

— Если можешь, просто разрежь тот последний кусок козьего мяса. - сказала мама, указывая на большой кусок розового сырого мяса на деревянной стойке. На нем по-прежнему было немного кожи.

Клод пошел к нему, не осмеливаясь вдохнуть тяжелый аромат мяса. Он держал нож над ним, желая воткнуть его в мясо, но он не мог остановить тошноту, которая подходила к горлу. Он все еще слышал людей на площади. Их смех стал громче и стих за несколько минут. Мужчина, кто бы он ни был, был мертв.

Клод закрыл глаза, когда он сделал первый разрез. Он почти прошел через мясо, когда входная дверь в доме с шумом распахнулась. Вошел его отец, его кожа покрылась потом. Когда он увидел Клода, который стоял там, сгорбившись над стойкой, отец усмехнулся.

— Парень, что я тебе говорил? - спросил он. - Это женская работа. Я не хочу больше видеть тебя на кухне.

Клод вытер руки о перед штанов, затем присоединился к своим братьям на полу. Он сделал вид, что его интересуют их игрушки, но его плечи были напряжены. Он знал, что Энзо и Жак тоже почувствовали это. Они стали тише, когда отец вошел, они почти шептали.

Их отец двигался неуклюже по кухне, открывая шкафчики и хлопая, закрывая их. Он был великаном, с широкими плечами и огромными, мясистыми руками. Его волосы были густыми и жирными, и от него всегда пахло прокисшим вином. Он наклонился к нижнему шкафчику и, наконец, нашел свою бутылку рома. Он сделал несколько быстрых глотков, а затем кинул накидку на кухонной стол.

Было так трудно отвести взгляд от него. Это был мешок из мешковины в темно-коричневых пятнах. Были отверстия для глаз и тонкая струна, которая бежала вокруг шеи, поддерживая равновесие. Глупая шутка, подумал Клод. Все горожане знали, что его отец был палачом, не так ли? Зачем притворяться? Его отец всегда тратил деньги на необходимые вещи (куры, рис, ткани...ром) на следующей недели после казни. Он использовал те же монеты, которые ему только что заплатили. И даже если бы он их не использовал, он все равно был своеобразным. Эта неравномерная, полупьяная походка, которая была обычной для него. Как кто-то мог перепутать палача с кем-то другим?

— Что ищешь, парень? - спросил отец, увидев, что Клод смотрит на накидку. - Она пугает тебя, ведь так?

— Артур, пожалуйста, оставь его в покое. - тихо сказала мать Клода. - Пожалуйста.

Его отец сделал еще два глотка из бутылки рома, пристально глядя на своего старшего сына.

— Всегда защищаешь его...

Клод знал, что произойдет, и он взял себя в руки, как будто его отец уже держал его. Он схватил руку Энзо и повел его к задней двери.

— Иди дальше играй. - сказал он, толкая плечом Жака. - Иди, сейчас же. Не возвращайся, пока я не скажу.

Самые маленькие мальчики были еще не за дверью, когда его отец начал.

— Ты знаешь, что горожане думают о тебе? - спросил он. - Они думают, что ты ничего не стоишь. Ты ничто. Их сыновья помогают отцам на полях. Некоторые из них собираются воевать. А ты даже не можешь смотреть на то, как отрубают голову человека, без приступов рвоты в кустах.

Клод не отрывал глаз от пола. Энзо оставил одну из деревянных лошадок там, и он уставился на нее, заметив, как свет из окна бросает тень на пол. Он всегда возвращался мыслями в одно и то же воспоминание, которое могло унести его отсюда. Лили стоит у ручья и собирает цветы. Лили, смотрит на него и видит, что он тоже смотрит на нее, глядя в ее бледно-голубые глаз и на ее черные волосы, заметив, что ее корсет, намок спереди. Лили улыбается ему в ответ.

Она была на три года моложе его, дочь деревенского кузнеца. Ее родители не осуждали бы брак, когда ей исполнилось бы пятнадцать, но он был уверен, что она была предназначена для него. Каждый раз, когда они проходили по деревенской площади или он встречался с ней взглядом в церкви, он был еще уверенней. Однажды, они будут вместе. Однажды, она будет принадлежать ему.

Клод услышал некоторые из слов: бесполезный, трус, ни на что не годится. Его мать пыталась защитить его (да благословит ее Господь, она всегда старалась), но ничто не могло изменить мнение его отца, как только он решил его. Клод не ответил. Он закрыл глаза, пытаясь представить Лили в тот день возле потока, но это только разозлило его отца еще больше. Потом он встал возле стола, сняв свой ремень, и складывая его в руке. Он поднял руку для первого удара, когда они услышали крик мальчиков снаружи.

— Мама! Папа! - кричал Энзо. - На помощь, папа, на помощь!

Так как он был пьян, их крики разбудили отца от гнева. Он направился к задней двери, которую Клод и его мама закрыли. Когда они вышли на улицу, вечерний солнечный свет пробивался сквозь деревья. Энзо и Жак стояли на краю леса, глядя на двух мужчин, которые приехали на лошадях. Клод никогда не видел их раньше - они наверное были из другой деревни, прокладывали свой путь через лес. Один из мужчин был еще на коне, но другой упал на землю.

— Боже мой, что случилось? - спросила мама Клода, глядя на мужчин. Мужчина, который лежал на земле, изгибался от боли. Его кожа была странного розоватого цвета, а кровь из носа капала на траву.

— Он болен... - сказал мужчина на лошади. Клод мог сказать, что он даже умирает; его пальцы были черно-зеленые. У него были гигантские, опухшие шишки на шее. - Пожалуйста, нам нужна...

Он пытался что-то сказать. Клод осматривал леса за ними, зная, что они, должно быть, пришли из леса. Полутораэтажный дом их семьи сталкивался с деревьями, блестящие зеленые холмы исчезали за ними. Он слышал о чуме, которая уничтожала все столетиями раньше. С тех пор были рецидивы, но была ли это она? Откуда он мог знать, как она выглядит вблизи?

— Черная смерть... - прошептала мать.

— Держитесь подальше от нас. - кричал отец людям. - Мы не можем вам помочь. Вернитесь туда, откуда вы пришли.

Клод побежал к своим братьям и оттащил их подальше от мужчин.

— Вы их не трогали, не так ли? Как близко вы подошли к ним? - спросил он, подталкивая свою семью обратно к дому. Он закрыл рот и нос своей рубашкой, показывая жестом братьям сделать то же самое.

Жак выглядел испуганным. Он показал руку, на которой была кровь человека.

— Я пытался помочь... - прошептал он грустно.

— Мама, мы пытались помочь им! - повторил Энзо. Потом он посмотрел на своих родителей. Лицо его матери превратилось до неузнаваемости. Слезы потекли по ее щекам.

— Мама? - спросил Энзо. - Мама, почему ты плачешь?

Глава вторая

29 августа 1517 года

Клод нес два ведра в одной руке, слушая, как они ударяются друг о друга, когда он шел. Он, возможно, уходил навсегда. Через лес, мимо потока, все дальше и дальше вниз по склону. Часть его не хотела возвращаться домой. Было ли это не правильно? Был ли он плохим человеком, потому что хотел уйти так далеко отсюда, как только мог? Он не мог, он бы не стал... но он хотел.

Когда он подошел ближе к реке, он остановился на мгновение, глядя сквозь деревья. Здесь ли он видел Лили в тот день, или это было дальше по берегу? Он хотел, чтобы она появилась из ниоткуда, с ведром в руке. Он не видел ее с тех пор, как началась чума. Однажды, когда он покупал козье молоко в городе, он услышал, что ее младшие сестры были больны. Он не спрашивал никого, заболела ли она, хотя он знал, что, скорее всего да. Всякий раз, когда он думал об этом, он пытался откинуть все эти мысли, но они всегда возвращались. Лили могла заболеть, Лили могла умереть...

Клод опустошал одно из ведер на берегу. Он наклонился ко второму, когда ветер изменился. Запах был незамедлительным. Он привык к вони разлагающихся трупов, у которых был тяжелый, язвительный аромат, который заполнил его ноздри и перешел в его горло. Он прикрыл рот, чтобы не блевать.

Он посмотрел вверх, где кто-то оставил трупы. Три трупа, два меньше, чем Жак. Не все хоронили умерших. Некоторые боялись прикоснуться к ним, поэтому использовали вилы и лопаты, чтобы закинуть их в тачки. Тогда они складывали их, как только могли, везде, где могли. Клод не мог сказать, почему он не заразился, проведя последние недели в доме. Он ждал, когда чума придет за ним, но она все никак не приходила. Его шея не опухла и он не слишком уставал. Теперь он знал, что он был запасным. По какой причине? Почему? Разве это не худшая судьба, жить, когда все умирают?

Он смотрел на свое отражение в воде, копна светлых волос проплыла мимо. Крошечный красный носок зацепился за гнилое бревно. Он шел по берегу, пытаясь обойти тела, чтобы прийти к чистой воде, но в нескольких шагах он увидел женщину, которая лежала лицом вниз на берегу. Она было на расстоянии всего тридцати метров.

Клод повернулся к дому, надеясь, что он мог бы принести только четверть ведра из старого колодца в лесу. Он пошел длинным путем, который окружал город. Когда он добрался до конца полутораэтажных домов, он услышал крики женщины. Она сбивчиво кричала слова умирающего. Это бессмысленно.

— Джеймс! - кричала она, ее голос срывался. - Я хочу поехать с тобой, но мир, Джеймс! Мир!

Клод услышал, как мужчина пытался успокоить ее, слишком тихо, чтобы услышать. Где-то внутри плакал ребенок. Держи голову вниз, подумал он, глядя за землю под ногами. Не смотри на них.

Только так можно было сейчас пройти по городу. Везде были могилы, и люди кричали из окон, выпрашивая еду. Некоторые задавались вопросом, были ли у него какие-то специальные лекарства, которые он принимал. Как он не болен? Почему некоторые люди живут, а другие умирают? Как он мог им помочь?

Когда он подошел ближе к городской площади, он услышал пение язычников. Лошадь издавала ужасные звуки, будто умирала от потери крови - визги, нытье. Он склонил голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как она корчится от боли. Язычники привязали ее копыта к платформе, и она не могла свободно пинаться. Кровь была повсюду.

— Наш католический бог отвернулся от нас! - крикнул Жерар, парень на четыре года старше Клода. Он был одним из самых жестоких ровесников Клода. Он всегда был первым, кто пинал его или плевал на него, когда он проходил мимо. - Мы должны дать больше жертв, чтобы успокоить языческих богов. Мы должны попытаться закончить это!

Несколько выживших окружили его. Женщина плакала.

— Но это уже третья лошадь, которую мы приносим им в жертву. - сказала она. - Ничто не остановит это. Чего они хотят от нас?

— Мы должны продолжать приносить им жертвы. - объявил Жерар. - Мы должны...

Он замолчал, сомневаясь. Когда Жерар посмотрел на толпу, его глаза встретились с глазами Клода. Его верхняя губа изогнулась в зловещей улыбке. Он все еще держал кинжал, которым он перерезал горло кобылы, на конце он был темно-красным. - Мы будем делать все возможное! Им нужно больше, чтобы успокоиться.

Кобыла издала ужасный звук. Она все еще боролась. Клод отвернулся, не в силах смотреть. Вместо этого, он ускорил шаг, почти пробегая мимо крошечной католический церкви, которую уже забыли. Ничто не остановило чуму, и оставшиеся в живых потеряли веру в своих молитвах. Вместо этого они повернулись к деревенским язычникам, надеясь, что они смогут дать им ответы.

Когда Клод пришел к колодцу, он быстро сделал свою роботу, стараясь забыть вид умирающей кобылы. Он пытался забыть тела возле реки и груду мертвых коз рядом с каменным алтарем. Если бы только он мог забыть, как два дня назад он похоронил и Жака, и его маму в лесу за домом. Он поставил по одному деревянному кресту на каждой из могил. Он должен был верить в какую-то высшую силу... Это все, что у него сейчас было.

В ведре был только один дюйм (2.54 см) воды, но он принес его в любом случае, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы смочить горло. Энзо лежал на матрасе на полу. Его шея распухла, ногти стали черными. Он ворочался во сне. Клод окунул тряпку в ведро и приложил ее к губам Энзо, а затем к его горячему лбу.

— Вода для тебя. - сказал он, когда вошел в заднюю комнату. Он встал на колени около кровати отца. Он выглядел хуже, чем Энзо. Чума заразила его за два дня до мальчика, и у него была худшая стадия. Он не мог говорить. Он едва смог открыть глаза, чтобы посмотреть на Клода.

Клод окунул тряпку в ведро, затем сжал ее, позволяя каплям влаги упасть в рот его отца. Он попытался сглотнуть, но не смог. Он хрипел, в его легких была жидкость, из-за которой он трудно дышал. Клод много раз желал, чтобы его отец умер, но теперь он знал, что никогда не имел ввиду это. В последние дни на него было трудно смотреть.

— Я здесь, сейчас. - сказал Клод, пытаясь успокоить его. - Я с тобой. Будь в мире, папа, будь в мире.

Он ускользал. Клод знал, что его вид сейчас подразумевает. Он знал, что все в организме замедлялось, что все останавливалось. Он видел такое у мамы и Жака. Он убрал волосы отца с лица. Тогда Клод взял влажную ткань и сжал ее, снова позволяя последним каплям воды из колодца упасть в рот отца.

Глава третья

22 сентября 1517 года

Клод вынес грязную, пропитанную потом одежду из дома и бросил ее на окровавленные простыни. Там были рубашки его отца, кисти его матери из конских волос, детская обувь и игрушки. Он выкинул все эти вещи, поскольку так приказали горожане. Он зашел внутрь, схватил одну из свечей, а затем поджег все эти вещи.

Он почувствовал некое облегчение, когда увидел, как все это сгорает. Любимые красные штаны Жака. Фартук мамы. Шарфы, которыми она завязывала волосы во время готовки. Куклы из веревок Энзо, который называл их солдатами, хотя Клод был уверен, что они предназначались для девочек. И одежда его отца… среди которой была и накидка палача. Нет, ему не было грустно, когда огонь поглотил все это.

Дом был одним большим напоминанием о том, что он потерял. Живя в одиночестве последние недели, он все время вспоминал. Вот здесь Жак сказал свои первые слова. Вот тут, в углу стола, мама дала Клоду в детстве фигурки из глины, которыми он играл. В том углу спальни Клод спал вместе с Энзо, который все время говорил во сне.

Были и друге воспоминания… страшные, которые появились тогда, когда Клод ожидал их меньше всего. Он готовил рис на огне, когда он услышал голос отца, который насмехался над ним. Он наклонился к полу, ссутулился, чтобы взять что-то, и поморщился, подумав о том, как отец бил его ремнем. Несмотря на то, что Артур умер несколько недель назад, Клод все еще чувствовал его угрюмое присутствие. Он, казалось, иногда управлял Клодом, много раз он выпивал ром из бутылок своего отца, чтобы забыться.

Когда огонь уменьшился, Клод услышал мычание умирающей лошади. Они продолжали приносить животных в жертву. Две лошади, 3 козы, корова. Иногда было даже больше животных за неделю. Они перепробовал уже все, но боги все никак не успокаивались. Чума распространилась и на другие города, так что у Клода не было шансов сбежать.

Он вошел в дом, снова заметив веревки, которые висели в углу кухни. Его мать сушила на этих веревках вещи после стирки. Они были достаточно плотными… достаточно длинными. Просто можно было бы привязать их к балкам в задней спальне или может быть к дереву в лесу. Он мог бы закончить это прямо сейчас, завтра, в любой момент, когда боли и одиночества станет слишком много. В любом случае, какой в этом был смысл? Какая сейчас у него была здесь цель? Кем он был без семьи?

Он услышал шаги снаружи. Там было несколько мужчин, возможно Жерар – он только слышал голоса. Они постучали, прежде чем войти.

Клод прижался к стене, увидев как заходит Жерар вместе с Луи, мужчиной на несколько лет старше. Они, как и он, потеряли семьи из-за чумы.

— Я говорил вам, – сказал Клод – что отдал все припасы, которые у меня были. Можете проверить кладовую. – он указал на шкафы в углу, где у него был последние рис и мука. Он спрятал некоторые припасы в лесу, закопал их в ящике, в случае, если у него закончится еда. Они заходили все чаще в последние недели. Они хотели забрать у него все.

Жерар осмотрел маленький дом. Он, казалось, заметил, что все полки, шкафы были очищены. Он уставился на пустой стол, пять деревянных стульев, коврик, где играли Энзо и Жак.

— Нам не нужны твои припасы. – сказал Жерар, не смотря на Клода. – Мы ищем твоего отца. Он нам нужен для кое-чего…

— Мой отец умер. – сказал Клод. – Я сам его похоронил. Зачем он вам? – Это было странно, как быстро Жерар мог заставить его чувствовать себя ребенком – напуганным, беспомощным, умоляющим не бить его.

Луи, толстый, покрасневший мужчина, улыбнулся во все тридцать два зуба.

— Боги не успокоятся из-за крови животных. Нам нужно принести им в жертву человека, чтобы остановить чуму.

— Вы хотели принести его в жертву?

Жерар рассмеялся.

— Нет, парень. Он – палач. Мы хотели попросить его об убийстве. Оно бы не стало для него первым. Но я думаю, ты можешь сделать это – ты же сын палача.

— Я – не мой отец. – пробормотал Клод. – Я не могу сделать это, я не буду.

— Тебе хорошо заплатят. – сказал Луи. – Мы забрали деньги умерших семей. Мы должны закончить это.

— Это не поможет. – сказал Клод, его голос сорвался. – И мне не нужны деньги. Или припасы. Мне нужен покой и я не буду пытаться обрести его, перерезывая горла невинным.

Жерар покачал головой.

— Мы все обретем покой, это единственный способ.

Пока Клод не начал спорить дальше, Луи подошел к нему сзади и связал ему руки. Он был огромным парнем, где-то в три раза больше, чем Клод. У Клода не было шансов.

— Мы приведем тебя к дому. – сказал Луи. – Трое внутри него уже умирают от чумы. Ты должен убить одного из них и повесить их вверх ногами, пока не прольется кровь из последнего.

Клод пытался вырваться из веревки на его запястьях.

— Я не сделаю этого, вы не можете заставить меня.

— Ты можешь и сделаешь это. – рявкнул Жерар. – Ничего уже не спасет их. Ты окажешь им услугу.

— Это убийство. – сказал Клод, когда Жерар схватил его за руку. Они вытащили его из дома. – Почему я? Почему вы не можете сделать этого? Вы приносили все предыдущее жертвы.

— Нет способа узнать, как боги поймут это. – сказал Жерар. – Грех или знак вечной преданности?

— Мы отпустим тебя, когда ты закончишь. – проворчал Луи.

Клод начал дрожать. Они тащили его из дома к другой стороне площади. Он мгновенно понял это возле дома Лили. Он столько раз проходил мимо него, несколько месяцев до чумы, проходил медленно, надеясь, что она выйдет из-за какого-то поручения или выглянет из-за дверей. Но сейчас все окна были заколочены. Кто-то стучал по одному окне, пытаясь выбраться.

— Пожалуйста, Жерар, я умоляю тебя. – сказал Клод практически в слезах. – Не делай этого. Убийство не остановит чуму. Не остановит.

— Увидим! – Жерар распахнул дверь и одним быстрым движение Луи разрезал веревку на запястьях Клода. Они затолкнули его внутрь, закрывая за ним дверь. Они взяли доски и заколотили дверь.

Внутри было темно, воздух вонял мочой и кровью. Женщина позади него рыдала, но Клод не мог повернуться.

— Пожалуйста, не делайте этого! – закричал он, ударив кулаком в дверь. – Выпустите меня, пожалуйста! Выпустите меня!

Но Жерар не ответил. Он продолжал заколачивать дверь, пока не исчез последний луч света.

Глава четвертая

25 сентября 1517 года

Клоду пришлось закрыть уши. Он больше не мог слушать эти стоны, которые срывались с губ Лили, они звучали слишком похоже на те стоны, которые срывались с губ его мамы, за день до того, как она умерла. Она умирала. Каждый вдох был борьбой. "Закончи это." – подумал Клод, обхватив голову руками. "Закончи это."

Тела ее родителей были в задней комнате. Он перенес их туда, как только они умерли от чумы. Он завернул их в простыни и пытался сделать что-то с их волосами, как он бы сделал для своих родителей. Но сейчас вонь заполнила весь дом. Клод продолжал закрывать свой нос, задыхаясь при каждом вдохе. Снаружи пение становилось все громче. Выжившие язычники окружили каменный дом и подгоняли его. "Убей, убей, убей!" – кричали они на своем языческом языке. – "Успокойте нашего бога!"

Клод посмотрел на три знака, которые он вырезал в стене. Один порез – для каждого восхода солнца, который он видел через тонкую щель в окне на задней стене. Три восхода, четыре дня. Он не мог спать здесь, не мог есть. Они не давали ему пить. К полудню воздух в доме стал таким горячим и вонючим, что Клода начало тошнить. Он сказал им, что он не сделает этого, он не сможет, но это должно было закончиться. Почему это не заканчивалось?

Клод вытер пот с глаз. Лили смотрела на него из угла. Ее было невозможно узнать. Он хотел, чтобы она перестала смотреть на него таким взглядом. Она свернулась калачиком, положив голову на мешок с мукой. Ее шея опухла и стала красной. Ее ногти почернели. Каждые несколько секунд она сворачивалась от боли, болезнь взяла контроль над ее мышцами.

— Пожалуйста, Лили. – умолял он. – Я обещал, что никогда не наврежу тебе. Я не наврежу тебе сейчас. Перестань смотреть на меня так, словно я сейчас сделаю это.

Почему она не переставала смотреть? Почему они выбрали его, хотя он так и отличался от своего отца? Чем он заслужил такой ад? Он хотел, чтобы это закончилось, так почему же оно не кончалось?

Она скрутилась, повернулась и пение стало громче. Оно смешалось с умирающими стонами. "Я не убью ее." – подумал он. "Я не убью, я не смогу." Но с каждым восходом солнца, он становился все более неуверенным. Что случиться сейчас, когда ее родители мертвы? Что случиться, когда Лили тоже умрет? Отпустят ли они его тогда? Или приведут в другой дом, в другую ловушку, где они будут петь и плакать, пока он будет смотреть, как другие люди становятся жертвами чумы.

"Я не убью ее." – повторил Клод себе. Но пение снаружи стало еще громче. Лили посмотрела на него и ее губы начали немного двигаться. Она молилась? Что она хотела сказать ему здесь, наедине?

Он убрал руки от ушей и подошел ближе к ней. Она была и в сознании, и без сознания последние четыре дня., иногда говорила сама с собой, говорила вещи, которые Клод не понимал. Но сейчас она казалась более осознанной. Она была более сосредоточенной, чем до этого, и казалось, она улыбнулась, когда он опустился возле нее на колени.

Она зашептала снова.

— Тот день возле ручья. – сказала она. – Я все еще думаю о нем.

Клод наклонился, пытаясь увидеть девушку, которую он когда-то знал. Красивую девушку с пурпурными глазами возле ручья.

— Я думаю о нем тоже. Часто. Это спасало меня время от времени.

Она сделала глубокий вдох, ее легкие прохрипели.

— Это все еще спасает меня. – она закрыла глаза, скатилось несколько слезинок. – Лили из долины… красивые, цветущие цветы…

Ему понадобилось время, чтобы узнать старую песню. Она была из их детства, они пели ее, когда бежали в лес. Он хорошо знал Лили, когда они были младше, но в последние годы, когда она превратилась в молодую девшуку с лицом в форме сердца, он только видел ее на улице. Она была той девушкой позади него в церкве. Девушкой, на которую он украдкой смотрел по дороге в булочную. Он вспоминал ее, когда в его жизни не оставалось ничего хорошего.

— Эту песню пел мне папа. Она помогала мне заснуть.

— Да, я помню эту песню из нашего детства. – сказал Клод. Но как раз в тот момент, за стенами дома голоса язычников стали громче. Было невозможно игнорировать их. Если она и боялась его, она не показывала этого. Она ни разу не пряталась, когда он подходил ближе.

Она покачала головой. Когда она снова посмотрела на него, ее глаза были полны слез.

— Просто сделай это. – сказала она. – Они убьют тебя, если ты не сделаешь этого. Я уже мертва.

— Что ты имеешь ввиду? – спросил Клод. Он знал, что она имела ввиду, но ему нужно было услышать это от нее. Он не хотел осознавать это.

Именно тогда ее тело напряглось, а голова повернулась в сторону.

— Я не могу больше терпеть боль. – сказала она, ее голос срывался от рыданий. – Это будет услуга. Ты поможешь мне обрести покой.

Клод отступил от нее, не желая верить в то, что она просила. Но он продолжал слышать то настойчивое скандирование. "Убей, убей, убей." Вокруг него был кислый запах смерти. Девушка делала свои последние вдохи, когда он пошел на кухню и взял самый острый нож, который там был.

— Убей, убей, убей. – пели язычники.

Он поднес нож к ее запястью, но не смог порезать его. Лишь одна мысль об этом делала ему больно.

— Я не сделаю этого. – сказал он. – Я не могу.

Окажи мне услугу. – сказала она. – Пожалуйста.

Пение стало громче. Его рука дрожала, когда он держал нож над ее запястьем, едва задевая кожу. Он не мог, он не сделает этого. Но потом, одним быстрым движением, он разрезал ее кожу аж до кости.

Он сделал это настолько быстро, насколько смог. Девушка не кричала. Она едва издала звук, когда он разрезал другое запястье. Пение язычников было настолько громким, что он едва мог слышать свой голос, когда пел песню, уходя. "Лили из долины… красивые, цветущие цветы…"

Когда это было сделано, он держал ее, прижимая ее голову к рукам, когда она умерла. Тогда он взял веревку из задней комнаты и связал ее, как приказали ему язычники. Когда он закончил, она уже умерла. Клод стучал в дверь, по его щекам стекали слезы.

Пожалуйста, выпустите меня. – сказал он. – Пожалуйста, я сделал это. Я принес ее в жертву. Она мертва.

Жерар сорвал деревянные доски с дверей. Тогда он распахнул ее, пуская лучики света в маленький дом. Клод вышел с него и упал на землю. Он чувствовал солнце на своей коже. Так хорошо было вдыхать свежий воздух в легкие.

Он не должен был делать этого, он не должен был оглядываться, но он оглянулся.

Стены были забрызганы кровью и рвотой. Стол был перевернут. Лили висела вниз головой, ее глаза были все еще открыты и смотрели прямо на него. Ее ноги были привязаны к балкам. Кровь лилась из ее запястий. Она образовала маленький бассейн под ней, окрашивая пол в красный цвет.

— Ты заставил меня сделать это. – закричал он, хватая Жерара за воротник рубашки. – Ты сделал меня монстром.

Клод ударил Жерара в лицо, а затем снова набросился на него. Он бил его кулаками и ногами, пока язычники толпились вокруг него. Луи толкнул его на землю, пытаясь связать запястья. Но неважно сколько раз он пытался успокоить его, он не подчинялся.

— Ты заставил меня убить ее! – прокричал он снова. – Ты заставил меня убить ее!

Глава пятая

29 октября 1517 года

Клод встал на колени возле ручья и окунул в него ведро, чтобы набрать воды. Он смотрел на свое отражение. Под глазами у него были темные круги. Хотя он и освободился от чумы несколько недель назад, он не мог ни есть, ни спать. Он потерял вес, его лицо исхудало и побледнело. Он не мог осмелиться взглянуть на то место на берегу, где он впервые увидел ее.

Возле него ручей был чистым. Уровень воды повысился, укрывая последние кости. Течение унесло вещи мертвых. Он поднес ведро к губам и сделал большой глоток прохладной воды.

Он сначала не заметил мужчину. Он приближался к Клоду с другого берега ручья. У него были седые волосы и в одной руке он держал трость, а в другой нес ведро. Как только Клод взглянул на него, мужчина упал на колени.

— Я преклоняюсь перед моим богом. – сказал он на своем языческом языке. – Я прославляю его и благодарю его, Великого Господа.

Клод встал.

— Это не обязательно, это не…

Но мужчина продолжал стоять с опущенной головой. Он продолжал молиться еще минуту, прежде чем ответил.

— Ты спас нас от чумы. Ты принес в жертву человека, который вывел нас из ада. У тебя божественная рука, у тебя одного хватило силы остановить это.

— Пожалуйста, – умолял Клод. – Остановитесь…

— Ты теперь Господь для людей. То, что ты сделал, это чудо и ты должен отпраздновать это. – сказал мужчина.

— Я убил четырнадцатилетнюю девушку. – сказал Клод, его голос стал громче и в нем слышался гнев. – Вот что я сделал.

Он отвернулся от мужчины выбежал на берег. Его лицо горело. Он едва мог дышать, тяжесть в груди была огромной. С того дня, когда он вышел из дома (из того ада), выжившие после чумы воспринимали его по-разному. Он замкнулся в себе, но они находили его в лесу или возле ручья. Они находили его, как этот мужчина, и они настаивали, что это он остановил чуму. Тот ужасный, жестокий поступок… Они называли его Богом.

Ночью, когда он не мог уснуть, он видел ее лицо. Пустые, мертвые глаза смотрели на него. Ее лицо и шея были ярко-красные из-за крови. Он помнил то ощущение, когда нож вонзился в ее запястья. Что он наделал? Если бы его мама все еще была жива, она бы чувствовала отвращение к нему. Узнала бы она мальчика, которого воспитала в том доме? Тихого, нежного сына, который помогал ей с ужином? Который заботился о своих младших братьях?

В последнее время он сам себя не узнавал.

Он ускорил шаг. Он не знал, что остановило чуму. Люди больше не болели после того дня. Чума больше не распространялась на деревни поблизости и люди больше не умирали. Возможно, человеческая жертва сработала… но что это значило для него? Действительно ли только его рука творила чудо? Как могла смерть Лили стать чудом?

Он опустил голову, когда подошел к задней части дома, пытаясь спрятаться за деревьями. Он шел этим путем и до ручья, и назад в деревню, чтобы избежать людей во дворе. Когда он подошел ближе, он услышал людей за его входной дверью. В последние дни, они оставили там хлеб и рис. Там были козы, и сыр, и масло, все это принесли горожане, как подарок для спасителя. Даже Жерар стал мягче с ним. Он всегда склонял голову, когда Клод проходил мимо, в его глазах появился страх.

Клод вошел через заднюю дверь, надеясь, что кто бы это не был в доме, он уже ушел. Он поставил ведро воды и затем порезал несвежий хлеб. Они все еще стучали в дверь. Настойчиво. Несколько стуков, затем еще несколько, а потом тишина. А потом стуки возобновились.

У него больше не было друзей в городе. Вполне вероятно, это был Жерар или один из горожан пришел рассказать еще новости об окончании чумы. Может быть они хотели предложить ему тушеное мясо или ногу оленя. Он открыл со скрипом дверь и выглянул наружу.

Как только они увидели его, они упали на колени. Там были сотни людей. Лошади были связаны во дворе. Там были телеги и кареты, палатки, расставленные перед домом. Они все тихо говорили свою языческую молитву в унисон, прежде чем осмелились поднять свои головы.

— Они пришли из соседних деревень. – сказал Жерар, делая шаг вперед. – Чума там тоже пропала. Они пришли с подарками для тебя, их спасителя.

Два ребенка вышли вперед, подавая Клоду корону из белых цветов и два глиняных горшка. Их мама стояла прямо за ними.

— Ты спас всех нас. Человеческая кровь спасла моих детей.

Слезы текли по ее лицу. Прежде чем Клод успел ответить, она отошла в сторону и двое молодых мужчин вышли вперед, кланяясь ему в ноги. Они дали ему медные кастрюли и сковородки.

Один за другим они подходили, давая ему золотые монеты, шелк и резные статуи. Они говорили ему, что он спас их семьи. Их матери были живы благодаря ему. Он пощадил их четырехлетних дочерей или старших сыновей.

— Ты сделал это. – сказал пожилой мужчина. – Ты один.

К тому времени, как последние люди подошли к нему, Клод едва мог говорить. Жизнь Лили что-то значила для них. Те дни в темном, грязном доме, наблюдать, как ее родители умирают… принести ее в жертву… это стоило чего-то сейчас. Он пошел в ад и вернулся, и хотя он мог и не объяснять, он не мог сказать им, что он не спас их тем убийством. Какая-то, часть его хотела верить в это…

Одной из последних селян была девушка всего лишь на год или два моложе его. У нее были зеленые глаза и золотые волосы, которые были заплетены спереди. Маленькая, розовая лента связывала их сзади. Она протянула ему глиняные четки. Каждый шар был раскрашен по-разному: лес, океан, деревня, горы.

— Я нарисовала это для тебя. – сказала она – Языческий лидер нашей деревни благословил их. Они символ нашего мира, всего, что мы даем тебе.

Клод надел ожерелье, чувствуя его вес.

— Спасибо тебе. – сказал он, его голос дрожал. – Я буду хранить его всегда.

Глава шестая

13 апреля 1518 года

— Горит целый город. – сказала женщина. Она не была очень старой, но ее лицо было покрыто глубокими морщинами. – Скоро огонь перекинется на нас. Он поглотит все – все наши посевы, нашу скотину. Он убьет нас всех.

Клод стоял на гигантском, каменном алтаре и смотрел на звездное небо.

— Не убьет. Вы принесете в жертву половину урожая и половину скотины, чтобы успокоить богов. Все можно еще изменить. Наша история еще не написана.

Выражение лица женщины изменилось. Она, казалось, успокоилась. Она подошла к Клоду, поцеловала его руку и сказала.

— Я сделаю это, Ваше Величие. Я пойду прямо сейчас.

Тогда она пошла во двор, где была привязана ее лошадь. Она залезла на нее и ускакала, спасибо Жерару, он разрешил последнему посетителю подойти к алтарю. Он был не намного старше Клода. Он держал в руках шляпу и крутил ею, пока говорил.

— Из-за обвала горы я потерял дом и всю мою семью. Он забрал больше половины нашей деревни. Некоторые из нас все еще хотят уйти, но мы боимся наших богов.

Клод посмотрел на человека, который светился в свете огня. Клод знал об обвале, который случился где-то в 50 милях (80.5 км) отсюда, в другом городе. Большинство горожан, которые пережили чуму, убили после нее. Не могло быть больше десятка людей, которые выжили в одиночку в последние несколько месяцев.

— Принеси в жертву свою лучшую корову и лучшую козу. Тогда можешь покинуть деревню и жить, как захочешь.

Как только он это сказал, он почувствовал будто сделал все правильно. За последние месяцы, он научился доверять любым словам, которые появлялись у него в голове. Они божественно вдохновляли. Он понимал это сейчас, даже если сначала это казалось трудным. Сотни и сотни людей приходили к нему с того времени, как закончилась чума, чтобы поблагодарить его за то, что он освободил их от страданий. Он предотвратил столько смертей. Он изменил ход истории. Сейчас он знал, что жизнь Лили имела какое-то значение. То убийство могло подействовать только сделанное его рукой и после него у Клода появилась новая сила.

Мужчина кивнул.

— Спасибо, Ваше Величие. Я сделаю это и мы сможем двигаться дальше. Мы все сможем двигаться дальше, благодаря Вам. – Он склонился перед Клодом и в его глазах было столько благодарности, что Клоду пришлось отвернуться. Иногда было трудно принять все это, принять столько любви и уважения сразу. Впервые в его жизни, люди смотрели на него, действительно смотрели на него. Люди хотели услышать каждое слово, которое он говорил.

Когда мужчина ушел, Клод повернулся к толпе людей, которые стояли вокруг костра.

— Вы можете идти, увидимся завтра. – сказал он. – Будьте в мире.

Все они поклонились, когда он спустился с алтаря. Жерар накинул шубу кролика на плечи, затем поцеловал его руку, на которой сейчас было несколько драгоценных колец. Он шел за Клодом до самого дома и ждал снаружи, пока тот не закрыл дверь.

— Спокойной ночи, Ваше Величие. – сказал он мягко. Он едва мог смотреть в глаза Клоду теперь. Из всего, что Клод получил после того, как стал языческим лидером, это нравилось ему больше всего.

— Доброго вечера, любимый. – сказала Клеменс, когда он вошел. Она взяла его шубу, а затем поцеловала его долго и медленно. Клод прижал его новую жену к себе, чувствуя изгибы ее бедер. Это всегда было так же хорошо, как и в первый раз, когда он поцеловал ее, через три дня после того, как она прибыла в деревню и посмотрела на него своими зелеными глазами.

— Я скучал по тебе. Ты же знаешь, я бы оставался здесь на весь день и всю ночь, если бы мог. – сказал он. Он сел за деревянный стол, за которым он всегда сидел вместе со своей семьей, еще меньше года назад. Сейчас все казалось совершенно другим. Клеменс нарисовала огромную картину, которую они повесили на стену, и они украсили это место всем, что принесли люди. Медные кастрюли висели над плитой. Подсвечники стояли на накидках, а меха были накинуты поверх сидений. Из кухни доносился запах баранины и картофеля.

— Я знаю. – сказала она, подходя к нему сзади. – Но ты должен каждый день идти на площадь. Люди приходят за сотни миль (161 км), чтобы увидеть их языческого бога. Они умрут без тебя.

— Я был бы мертв без них. – сказал Клод, зная, что это правда. Кем он был до этого? Грустным, испуганным парнем, которого избивал отец? Парнем, который шел по площади с опущенной головой и боялся, что его кто-нибудь заметит? Парнем, который плакал и умолял Жерара выпустить его из того адского дома, не зная, может быть это его судьба провести вечность там?

Клеменс наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Я почти закончила готовить баранину, которую они принесли тебе этим утром. Я добавила травы, которые тебе нравятся. – прошептала она. Затем она повернулась к плите и зависла над горшком.

Клод глубоко вдохнул запах розмарина и позволил себе быть счастливым. Он не забыл свою семью, но он все понял сейчас… понял все четко. Они умерли, чтобы он мог жить такой жизнью. Он всегда должен был быть лидером, языческим богом, и если бы они не умерли, то он бы не стал тем, кем сейчас являлся. Властным, великим, любимым.

Клеменс перемешивала что-то в горшке и пела что-то себе под нос. Он едва мог разобрать слова. "Лили из долины… красивые, цветущие цветы…"

Он почувствовал странное головокружение. Он вспомнил лицо Лили, когда ее повесили вниз головой. Он помнил то ощущение, когда он разрезал ножом ее кожу. Все, что он мог почувствовать в воздухе, это кровь, он проглотил подступившую к горлу рвоту.

Он положил голову на стол, но Клеменс продолжала петь. Она стояла к нему спиной и он был таким слабым, ему было страшно, он даже не мог попросить ее остановиться. Он продолжал видеть Лили, как с ее запястий капала кровь. Он видел, как ее шея распухла и покраснела. Ее подвесили вниз головой и она смотрела на него своими мертвыми глазами.

— Гора, пожар, наводнение, заморозки, шторм, звездопад, болезнь. – сказала она, ее губы побледнели. Затем она повторила. – Гора, пожар, наводнение, заморозки, шторм, звездопад, болезнь.

Он говорил эти слова себе, повторяя их снова и снова, пока Клеменс не схватила его за плечи.

— Что такое? Что случилось, любимый?

Она перестала петь, но он не заметил. Он не знал, как долго он сидел так, согнувшись над столом, погрузившись в воспоминания.

— Я видел ее… девушку, которую я принес в жертву. Она дала мне знак.

— Какой знак? – спросила Клеменс.

Клод обхватил голову руками, думая о тех людях, которых он видел в последние дни. Обвал горы случился всего несколько месяцев назад.

— Гора, пожар, наводнение, заморозки… – сказал он. – Это график… предупреждение. Она предупредила меня.

Клеменс напряглась.

— Предупредила от чего?

— Грядет еще одна болезнь. – сказал он. – Чума, должно быть. Чума, должно быть, возвращается. Что еще это может быть?

Клеменс замерла, глядя на него снизу вверх. Она прикрыла рот руками. Она потеряла всю свою семью из-за чумы, трех сестер и матерь, которая овдовела еще молодой девушкою.

— Нет, пожалуйста, нет. – сказала она.

Но как только Клод увидел видение, он был уверен, что Лили дала ему знак. Она сказала ему, что нужно сделать.

— Я просто должен остановить это еще до начала. – сказал он. – Я должен успокоить наших языческих богов.

— Да. – сказала Клеменс. – Но как?

Клод смотрел на огонь, он был полон решимости.

— Мы должны сделать еще одно жертвоприношение.

Глава седьмая

25 сентября 1518 года

Два язычника натянули веревку так сильно, как только могли и закрепили ее на одной из нижних веток дерева. Над ними висел головой вниз охотник. Он пытался вырваться, капюшон упал ему на лицо, его запястья были завязаны за спиной.

— Пожалуйста, не делайте этого. – закричал он. – Я потерялся. Я не хотел никому вредить. У меня есть семья, которой я нужен.

Язычники окружили мужчину и начали громко молиться, когда Клод вышел вперед. Клеменс стояла за ним и наблюдала, ее глаза были опущены вниз. Клод накинул на голову капюшон так, что его лицо было в тени. С каждой невинной жертвой, убивать становилось все легче. Чувство вины не было столь же сильным, как после третьего или четвертого жертвоприношения. Сейчас не было никаких сомнений. Он наконец понял, какую власть чувствовал должно быть его отец, когда убивал. Как соблазнительно выбирать, кто умрет, а кто будет жить.

Клод держал нож в руке, а затем провел им дугу в воздухе, как он делал это перед каждым жертвоприношением. Он тихо молился, приближаясь к мужчине.

— Твоя смерть может успокоить наших богов. – сказал он на языческом языке. – Она может предотвратить возвращение чумы и принести нам покой.

Мужчина изворачивался, пытаясь освободиться, капюшон упал с его лица. Клод смотрел прямо на него. Кожа мужчины стала красной, потому что кровь прильнула к его голове.

— Вы не должны делать этого. – сказал он.

Они иногда говорили что-то, но Клод знал, что это неправда. Он должен был сделать это, так же, как он должен был убить Лили в тот день в том доме. Только человеческое жертвоприношение остановило чуму, и только оно могло предотвратить ее возвращение. Он бы не позволил умереть своей семье снова. Он не позволит ей забрать Клеменс или все, что он создал после ухода чумы. Он мог чувствовать ее присутствие прямо за собой, она преследовала его, как зверь преследует свою жертву.

— Наши боги успокоятся, успокоятся благодаря нашему жертвоприношению. – сказал он громко. Язычники окружили его и громко молились вместе с ним, повторяя его слова снова и снова, пока он не сделал шаг в сторону мужчины.

Тогда он поднял свой нож и перерезал мужчине горло. Он закричал. Кровь хлынула из его раны. Клод схватил его голову и снова перерезал ему шею, остановившись, когда нож задел трахею.

Кровь брызнула на рубашку Клода. После второго убийства он чувствовал знакомую с детства тошноту. Но сейчас, с каждым жертвоприношением, он становился все сильнее, неприкасаемым. Он удивительно быстро привык к запаху крови.

Клод сделал шаг назад, присоединяясь к язычникам, когда мужчина начал истекать кровью. Когда охотник окончательно перестал двигаться и его кожа стала призрачно белой, Клод закончил молитву. Язычники тоже перестали молиться вскоре после этого, ожидая, когда Клод разрешит им уйти.

— Вы можете идти, дети мои. – сказал он. – Боги приняли нашу жертву.

Клод взял Клеменс за руку, которая была холодная на ощупь. Он помог ей залезть на лошадь. Тогда он заметил, что она плакала. Она опустила голову, позволяя слезам капать на рубашку.

Она часто плакала после жертвоприношений, несмотря на то, что он ей говорил, что из-за этого она выглядит слабой. Она должна была выглядеть решительной, иначе боги могли наказать ее. Он отказывался признавать сейчас ее слезы, он лишь надеялся, что она перестанет плакать.

Когда они возвращались в деревню, она сказала:

— Десять. – сказала она.

Он был разгневан.

— Что ты имеешь ввиду?

— Десять невинных мертвы. Когда это закончится? – спросила она. – Сколько еще должны умереть?

— Столько, сколько нужно. – отрезал он. – Моя рука предотвратила возвращение чумы. Вместе мы замедлили время. Для всего этого есть причина.

Она прижалась щекой к его спине. Хотя это должно было успокоить ее, она только сильнее начала плакать.

— Я больше не понимаю твоих причин…

Он не ответил. Ему не нужно было, чтобы она понимала его причины и он знал, что в каком-то смысле она никогда не сможет понять. Его власть росла и она боялась. У него был дар, которого больше ни у кого не было, и когда он научился им управлять, он знал, что столкнется со скептиками. Он не собирался бояться их.

Когда они ехали по долине, копыта лошадей разбрызгивали воду. Через несколько минут, их плащи были грязные снизу.

— Что это? – спросил Клод вслух. – Что произошло?

Вся долина была затоплена. Два фута (61 см) воды или даже больше. В душе он знал, что в ту ночь что-то изменилось. Какие бы часы они не остановили, они начали тикать снова, приближая их к болезни.

— Он скакал на лошади так быстро, как только мог, и привязал ее возле дома. У него не было времени помогать или объяснять что-то Клеменс. Вместо этого он забежал внутрь, к задней стене. Здесь его молодая жена нарисовала ему предупреждение. Слова Лили, изображенные на семи изображениях. Он знал, что на третьем было наводнение, но он хотел убедиться. Почему жертвоприношение не сработало? Почему настало наводнение? Богам нужно было большего от него, но насколько?

— Наводнение. Оно все таки настало.- сказала Клеменс позади него. – Разве ты не видишь? Убийство невинных ничего не значит. Они…

— Как ты смеешь разговаривать с одним из твоих богов в таком тоне?. – сказал Клод, поворачиваясь к ней. Он подошел к ней, в нем чувствовался гнев. – Как ты смеешь задавать мне вопросы? Наводнение настало, потому что этого недостаточно! Мы пролили недостаточно крови!

Клеменс уперлась спиной в стену. Ее зеленые глаза казались большими в свете огня. Она посмотрела на него снизу вверх.

— Простите… – прошептала она.

— Ты не прощена. – зарычал Клод. – Я должен убивать и другие должны тоже, чтобы успокоить меня. Это нужно сделать. Мы можем остановить это. Мы все еще можем остановить это…

Он повернулся обратно к изображениям, повторяя слова Лили, чтобы понять их смысл. "Гора, пожар, наводнение, заморозки, шторм, звездопад, болезнь..." Сколько у них было времени? Как он мог убить еще больше людей?

Он продолжал смотреть на последовательность событий, размышляя, вернется ли к нему Лили. Он хотел увидеть ее сейчас, даже если воспоминания были трудными. Он хотел, чтобы она сказала ему, что делать дальше.

— Еще раз прости, любимый. – прошептала Клеменс. Она поклонилась ему, прежде чем скрылась в спальне. Но Клод едва заметил ее. Он все еще был погружен в работу, пытаясь выяснить, где они могли взять еще больше невинных, чтобы принести в жертву, и когда. Сколько у них еще было времени?

Глава восьмая

5 марта 1519 года

Клеменс зашла на кухню, держа в руке плащ Клода. Спереди он был измазан кровью. Клод понял, что она плачет, еще до того, как обернулся. Он узнал сбитое дыхание и ее тяжелые шаги. Это стало обычным делом.

Он посмотрел на ужин, игнорируя ее. Суп из свеклы напомнил ему невинную кровь. У него во рту все еще чувствовались остатки теплого, тяжелого вкуса с прошлой ночи. Он не сказал это женщине, его жене. Он не был обязан отчитываться перед смертными.

— Когда? – закричала она за его спиной. – Когда это закончится? Сколько еще людей должны умереть, чтобы они успокоились?

— Сейчас они успокоились. – ответил Клод, не глядя на нее. – Они успокоены сейчас благодаря нашим жертвоприношениям.

Вчера он перестал принимать язычников в лесу. Их было сейчас слишком много в культе. Они оставались в своих домах и молились языческим богам, пока он убивал. Один в лесу, он начал пить кровь. Первый глоток было сложно проглотить, но сейчас он выпил кровь четырех невинных и он знал, что он стал сильнее, благодаря этому. Скоро языческие боги заговорят с ним напрямую. Лили вернется и скажет ему, что делать дальше.

Клеменс посмотрела на плащ в своих руках, щупая материал.

— Это человеческая кожа, не так ли? – спросила она. – Ты сделал его из человеческой кожи…

Когда она упустила его на пол, звякнули пряжки. Клод сам сшил себе плащ из кожи двух невинных, которых он убил несколько недель назад. Он прикрепил пряжки и какую-то безделушку, которые ему принесли язычники. Они гремели и свистели, когда он ехал через деревья, издавая звук приближающейся бури.

Клод закрыл глаза, вспоминая прошлую ночь. Жерар нашел ему невинных и подвесил их на деревьях. Клод наслаждался криками мужчины и тем, как он пытался освободиться. Жажда жизни в нем была сильна, и чем больше он пытался вырваться, тем больше хотел жить. Клод только сейчас понял это. Те, кто больше всего хотят жить, больше всего заслуживают смерти.

— Что это за зло? – продолжила Клеменс. – Моя мама рассказывала мне о Визигарде… о месте, где Тьма возвышается. Когда я пришла в ту деревню после смерти моей семьи, я думала, что наконец-то нашла покой. Люди рассказали мне, что ты сделал с Лили, но это была история о разбитом парне, у которого не было выбора. Кем ты стал? Кто ты сейчас?

Тогда Клод встал и пнул стул.

— Я стал спасителем человечества. – закричал он. – Я тот, кто предотвратил возвращение чумы и не дал ей убить нас всех, включая тебя. Не забывай, что я сделал и продолжаю делать. Не смей говорить мне, что это неправильно. Ты не знаешь…

— Я знаю! – закричала Клеменс, по ее щекам текли слезы. – Я знаю, что это неправильно. Я знаю это, Клод. Что случилось с тобой? Кто ты? Я больше не могу жить в страхе.

Она попятилась от него ближе к двери. Только тогда он заметил маленький кожаный мешочек на стене.

— Ты думаешь, ты можешь уйти? – спросил Клод. – Ты замужняя женщина. Если попытаешься уйти, ты будешь разорена.

— Я буду лучше жить разоренной женщиной, чем умру с тобой. – Клеменс посмотрела на него снизу вверх и ее зеленые глаза было невозможно узнать. В них было столько ненависти.

Он отвернулся, вспомнив, как на него смотрели глаза Лили – холодне, мертвые. Он вспомнил, как она выглядела, когда он видел ее в последний раз, подвешеной головой вниз, кровь стекала из ее запястьей. Ее рот двигался.

— Я отдала свою жизнь. Теперь ты должен сделать жертвоприношение. – прошептала она ему. – Ты должен сделать это, чтобы успокоить богов. Отдай свою жену, эту невинную. Пролей ее кровь. Только тогда боги вознаградят тебя.

Он повернулся обратно к Клеменс, его голова до сих пор немного кружилась из-за видения. Лили разговаривала с ним. Это было еще одно предупреждение, как то, которое он получил несколько месяцев назад. Он должен убить Клеменс. У него нет выбора.

Прежде чем она дотянулась до ручки двери, он бросился на нее и прижал ее запястья к стене над головой.

— Жерар! – закричал он. – Жерар, иди сюда! Принеси веревку!

Через минуту в дверях появился мужчина.

— Свяжи ее руки. – сказал Клод, толкая Клеменс к нему. – Она опозорила наших богов. Она отвернулась от культа крови и она должна быть принесена в жертву.

Жерар смущенно взглянула на Клеменс, а потом на Клода.

— Я не понимаю, Ваше Величие. – сказал он. – Принести в жертву Клеменс?

Клод стукнул кулаком по дверному косяку.

— У меня было видение от Лили…она сказала, что эта девушка должна умереть или чума вернется. Отведи ее в лес и свяжи. Я приду к ней скоро. Мы должны успокоить богов. У нас нет выбора.

Клеменс посмотрела на него в ужасе.

— Ты монстр. – закричала она, пока Жерар связывал ее руки. – У тебя не было никакого видение, ты злишься на меня, потому что я хотела уйти. Я так долго молчала, и теперь, когда я заговорила, ты хочешь меня убить.

Клод не посмотрел на нее, он только сказал Жерару:

— Сейчас же уходи. Подготовь ее. Я скоро приду.

Жерар взял Клеменс за руки и вытащил ее из дома. Клод слышал ее крик, когда Жерар посадил ее на коня и ускакал вместе с ней. Он схватил с пола свой плащ и накинул на плечи. Он натянул капюшон на голову, прикрывая лицо. Кожа все еще была покрыта рубцами и забрызгана кровью после последнего жертвоприношения. Мужчина держал нож и набросился на Клода прежде, чем Жерар успел связать ему руки.

Он подошел к нижнему шкафчику и вытащил оттуда старую отцовскую бутылку рома. Он сделал несколько глотков и вытер губы. "Я всего лишь человек." – сказал он сам себе. "Она ничего не значит. Она не может понять то, что он делает, и чего просят боги. У нее никогда не было видений от Лили. Она не знает."

Пока он ходил по дому, он стал еще более взволнованным, размышляя о том, что он дал ей. Если бы он не был с ней после окончания чумы? Если бы она не стала его женой? Она говорила, что любит его, но сейчас она обвиняла его в том, что он разрушил их. "Ее нужно принести в жертву." – сказал он сам себе. "Ее кровь должна пролиться, чтобы боги успокоились." Другого выхода нет.

Он схватил нож, а затем вышел из дома. Ты больше не узнаешь меня? Ты хочешь знать, кто я на самом деле? Он повернулся и провел ножом по двери. Он проводил им по куску дерева, стараясь сделать каждую букву настолько большой, насколько это возможно. Ему было хорошо, когда он делал это.

— Я – Тьма! – закричал он, вырезая последнюю букву. – Я единственный, кто может предотвратить возвращение чумы.

Когда он закончил, он отошел назад, любуясь своей работой. Слово заняло как раз всю входную дверь. "Как она и сказала." – подумал он. – "Когда тьма взойдет…"

— Это ВИЗИГАРД! – закричал он. Затем он направился к той стороне дома, где были привязаны шесть лошадей. Он залез на черную и ускакал в сторону деревьев, туда, где он убивал всех невинных. Ему нравилось, когда плащ хлестал его по спине. Ему нравился звук того дикого свиста, который издавали пряжки.

"Да." – подумал он. "Сегодня она должна быть принесена в жертву. Сегодня это нужно закончить."

Эпилог

С еверная Франция, 1559 год

Кенна вошла в зал, придерживая подол платья. Баш не мог отвести от нее глаз. С тех пор, как он вернулся ко двору, он понял, что всегда наблюдает за ней, когда она спит, расчесывает волосы, выходит из ванны. Он плакал и молился о том, чтобы не потерять ее.

— Ты выглядишь великолепно. – сказал он, убирая прядь волос с ее лица. – Чем я заслужил это? Чем я заслужил такую жену?

— Ты был тем, кем ты есть. – сказала Кенна. – Добрым, любящим, хорошим.

Он посмотрел на ее плечо, где Тьма впилась зубами в ее кожу. Платье прикрыло рану, но под шелком было видно бинты.

Он пришел как раз вовремя. После того, как он обнаружил Визигард, логово Тьмы, он поехал в сельский дом с Нострадамусом, только чтобы найти Тьму. Мужчина напал на Кенну и убеждал Паскаля убить ее, утверждая, что ее нужно принести в жертву, чтобы предотвратить возвращение чумы. Он говорил, что умирает и что ему нужно, чтобы Паскаль стал новой Тьмой, чтобы чума никогда не возвращалась. Вот почему он украл мальчика, он хотел, чтобы тот продолжал приносить людей в жертву.

— Ты спас меня. – сказала Кенна, глядя на Баша снизу вверх. – Больше, чем один раз.

Он провел пальцами по ее щеке, чтобы охранники увидели. Он знал, что Паскаль скоро вернется, но ему было все равно. Он хотел быть с ней всегда, прикасаться к ней, обнимать ее, иногда было трудно поверить, что она реальна.

Когда он увидел ее там, в том доме, с ножом возле горла, ему казалось, что он сейчас умрет. Все сомнения, которые у него были до этого, пропали. Он убил Тьму, пролил кровь монстра, чтобы быть уверенным, что он больше не сможет навредить Кенне.

Ночью, когда Баш был наедине с ней, он иногда слышал предупреждение монстра. Тьма говорила, что чума скоро вернется, что убив его, не заменив на кого-то, кто бы стал делать жертвоприношения, он принес видения в свою жизнь. Говорил ли он, что это была отчаянная попытка спасти себя? Искренне верил ли он, что звездопад означает, что чума вернется?

— Паскаль может вернуться в любую минуту. – сказала Кенна. – Я сказала ему, что он может принести одного из его новых глиняных солдатиков. Знаешь, он едва выпускал их из рук, после того, как ты дал их ему. Всегда бегает…

— Кенна? – спросил Баш, не в силах больше терпеть. – Я должен сказать тебе кое-что.

Брови Кенны изогнулись в замешательстве. Ее волосы были собраны на макушке, а губы были темно-розовые. Она никогда не выглядела более красивее.

— Что такое. – спросила она.

Баш наклонился, его губы были у ее уха.

— Я люблю тебя. Искренне, сильно. Всем сердцем.

Кенна лучезарно улыбнулась. Она притянула его к себе, настойчиво целуя.

— Я тоже тебя люблю. – прошептала она. – Люблю. Сейчас, всегда.

Баш не мог сказать, сколько прошло времени, он остановился только тогда, когда Паскаль дернул его за рукав.

— Как непристойно. – сказал Паскаль и засмеялся, глядя на них. – Давай, Баш, поиграй со мной. Я дам тебе одного из своих солдатов.

Члены королевской семь медленно собирались в банкетном зале на ужин. Баш схватил солдатика и последовал за Паскалем на внешний балкон, Кенна шла рядом с ним. Он был счастлив, действительно счастлив, впервые за долгое время. С Кенной и с Паскалем, он наконец-то нашел место, которому он принадлежал.

— Я сделал тебя! – закричал Баш, делая вид, что бьется мечом с солдатиком Паскаля. Кенна смеялась, глядя на них, но потом ее взгляд резко обратился к небу. Она остановилась в дверях и улыбнулась.

— Что это? – спросила она. – Небо сверкает.

Баш повернулся, глядя через плечо. В ночном небе появились белые лини.. Некоторые то тут, то там появлялись, а затем исчезали. Он притянул к себе Паскаля и Кенну, приказывая им вернуться внутрь.

—Звезды… падают с неба. – сказал он и его желудок сжался. – Как и предсказала Тьма…

Паскаль прижался к Башу, он был напуган.

— Что это значит?

— Чума. – сказала Кенна, слезы текли по ее щеке. – Это значит, что чума вернулась.