I

Ушли все.

Лагерь на реке опустел благодаря тому, что все население отправилось вниз по течению, образовывая длинный караван.

Во всех направлениях были высланы разведчики. Основная масса воинов двигалась верхом впереди остальных. Потом шли женщины и дети, частью верхом, частью нет. Те, что шли пешком, держались сбоку от пони, запряженных в повозки, нагруженные всевозможными вещами доверху. Некоторые, совсем пожилые, ехали в повозках. Огромное стадо пони замыкало шествие.

Здесь было чему удивляться. Невероятные размеры колонны, скорость, с которой она двигалась, умопомрачительный шум, который она производила и четкая организация, которая отводила каждому его место и обеспечивала работой.

Но что лейтенант Данбер нашел наиболее экстраординарным, так это его собственное положение здесь и обращение с ним. Буквально прошлой ночью он переродился из белого солдата, разглядываемого всей деревней с подозрением или равнодушием, в человека искреннего, которого они пожелали видеть рядом с собой. Женщины теперь приветливо улыбались ему, а воины пошли так далеко, что делились с ним своими шутками. Дети, которых здесь было великое множество, постоянно искали его компании и случайно доставляли себе неприятности.

Таким отношением дакоты открыли еще одну сторону своего характера, на этот раз не такую стоическую и воинственную, какая присутствовала в прошлых встречах Данбера с ними. Сейчас это были добрые, приветливые люди, и лейтенант относился к ним точно так же.

Появление бизонов могло очистить, освежить дух дакотов. Лейтенант знал, что когда колонна вышла и начала свое движение через прерию, то это его присутствие добавляло значительно более страстное желание предпринять этот поход, и он чувствовал себя чуть возвышеннее от этих мыслей.

Задолго до того, как они достигли Форта Сэдрик, разведчики принесли известие о том, что большая полоса вытоптанной множеством копыт земли была обнаружена в том месте, которое указал лейтенант. Большинство мужчин немедленно отправились в путь, чтобы определить место, которое стадо выбрало для пастбища.

Каждый разведчик взял несколько свежих верховых пони, ведя их привязанными к канату. Они должны будут скакать до тех пор, пока не обнаружат стадо, а затем вернуться назад к колонне, чтобы рассказать о его размерах и сколько до него миль. Они также должны были доложить о возможном присутствии врагов, которые могли находится здесь, на охотничьей земле дакотов.

Когда колонна прошла, Данбер ненадолго задержался в Форте. Он зашел в хижину, в которой размещался склад, за табаком, потом взял свой револьвер и винтовку, форменный китель и порцию зерна для Киско, а через минуту лейтенант уже двигался в колонне рядом с Трепыхающейся Птицей и его помощниками.

После переправы через реку, Трепыхающаяся Птица жестом послал Данбера, а с ним двух мужчин вперед, во главу колонны. Впервые при свете дня лейтенант увидел следы ночного шествия бизонов: гигантская полоса вытоптанной травы на перепаханной копытами земле с полмили шириной тянулась через прерию, похожая на какую-то необъятную, перепачканную навозом соломенную подстилку для скота.

Трепыхающаяся Птица объяснял жестами что-то, чего лейтенант не мог полностью уловить, когда два облачка пыли возникли на горизонте. Пыльные смерчи постепенно превратились во всадников. Это возвращались двое из посланных вперед разведчиков.

Держа свободных пони за поводья, они галопом подъехали прямо к окружению старого индейца по имени Десять Медведей, чтобы отчитаться.

Трепыхающаяся Птица приблизился к ним, чтобы принять участие в совещании, а Данбер, не зная, что было рассказано разведчиками, наблюдал за шаманом, надеясь уяснить что-то для себя, судя по его реакции.

Но то, что он смог увидеть, мало, чем могло помочь ему. Если бы он знал язык, он бы понял, что стадо остановилось пастись в большой долине примерно в десяти милях к югу от настоящего местонахождения колонны. В таком месте, которое легко можно будет достичь к ночи.

Разговор внезапно оживился, и лейтенант инстинктивно наклонился вперед, прислушиваясь. Разведчики делали руками длинные, простирающиеся жесты, сначала на юг, а потом на восток. Лица их слушателей, по мере продолжения разговора, становились заметно более мрачными, и после недолгих расспросов Десять Медведей провел совет со своими ближайшими советниками прямо на спинах лошадей.

Через несколько минут двое всадников отделились от группы собравшихся и галопом поскакали в том направлении, откуда приехали разведчики. Пока они удалялись, Трепыхающаяся Птица мельком взглянул на лейтенанта. Данбер уже достаточно хорошо знал шамана, чтобы понять — сейчас выражение его лица означает, что не все так хорошо, как должно было бы быть.

Позади лейтенанта внезапно раздался стук копыт. Обернувшись, он увидел дюжину воинов, выстраивающихся в линию. Их предводителем был самый свирепый индеец из всего племени.

Они остановились недалеко от группы людей, окружающих Десять Медведей, коротко посовещались и, взяв одного из разведчиков, вместе с ним выехали в восточном направлении.

Колонна снова начала движение, и когда Трепыхающаяся Птица вернулся на свое место рядом с белым солдатом, то заметил, что в глазах лейтенанта застыл вопрос. Но шаман не мог объяснить Данберу все происходящее, это было бы плохим предзнаменованием.

Враги были обнаружены совсем рядом, по соседству. Таинственные враги из другого мира. Своими действиями они подтверждали и доказывали сами себе, что они люди без совести и без души, своенравные кровопролитчики без всякого уважения прав дакотов. Было очень важно наказать их.

Сейчас Трепыхающаяся Птица избегал вопросительного взгляда лейтенанта. Вместо этого он наблюдал за облаком пыли, поднятым отрядом под началом индейца, зовущегося Ветер В Волосах. Отряд отправился на восток. А шаман повторял слова молитвы, прося успеха в исполнении их миссии.

II

С того момента, как он увидел маленькие, отсвечивающие розовым пятнышки, появившиеся вдалеке, он уже знал, что приближается нечто ужасное, отвратительное. На этих розовых точках стали заметны черные крапинки, и когда колонна подошла ближе, он ясно различил, что эти точки двигаются. Даже воздух, стал плотнее, и Данбер расстегнул еще одну пуговицу на кителе.

Трепыхающаяся Птица намеренно вывел лейтенанта вперед. Но нс наказание было в его замысле. Это, скорее, было обучение. И было лучше, если Данбер все увидит своими глазами, чем ему кто-то будет рассказывать об этом. Самый сильный удар можно ожидать спереди. И удар этот будет нанесен им обоим. Трепыхающаяся Птица, так же как и лейтенант, никогда в жизни не видел такого зрелища.

Раздражающаяся смесь отвращения и жалобного плача поднялась комком к горлу лейтенанта Данбера, как поднимается ртуть в термометре. И он вынужден был постоянно делать глотательные движения, чтобы удержать ее и не дать выплеснуться наружу в то время, когда он и Трепыхающаяся Птица вводили колонну в центр этой смертоносной земли.

Он насчитал двадцать семь бизонов. Не в состоянии сосчитать точно, он заметил, что над каждой тушей кружится по крайней мере столько же воронов. Головы некоторых бизонов были полностью покрыты атакующими черными птицами, которые кричали, били крыльями и клевали друг друга, борясь за бизоньи глазные яблоки. Над теми, чьи глаза уже были выклеваны, роилось еще больше воронья, и птицы, перескакивая взад и вперед по туше, кричали и привлекали внимание остальных, как будто хвастаясь своим обильным пиршеством.

Со всех сторон начали собираться волки. Когда колонна проходила недалеко от них, звери припадали на задние и передние лапы, пригибали плечи, а иногда крадучись опускались на живот и продолжали двигаться ползком.

Здесь было более чем достаточно пищи для каждого волка и для каждой птицы на расстоянии протяженностью в милю. Лейтенант приблизительно подсчитал, и у него получилась цифра в пятнадцать тысяч. Пятнадцать тысяч истребленных тел разлагались под горячим полуденным солнцем.

«Все это оставлено гнить», — думал Данбер, полагая, что это могли сделать какие-то заклятые враги его индейских друзей в качестве жуткого предупреждения.

Двадцать семь шкур были содраны от шеи до крупа, и когда лейтенант проходил в футе от особенно крупных животных, он видел, что в их открытых ртах нет языков. Другие тоже были лишены этой части тела. И это все. Больше ничего не было тронуто.

Лейтенант Данбер внезапно подумал о мертвеце на улице. Как и эти бизоны, он лежал на боку. Пуля, попавшая ему в голову, снесла добрую половину лица, выйдя через челюсть.

Сам он был тогда просто Джоном Данбером, четырнадцатилетним мальчиком. В последующие годы он видел множество мертвых людей: у некоторых полностью отсутствовали лица. Видел людей, чьи мозги растеклись по земле как пролившееся варенье. Но первый убитый мужчина запомнился ему лучше других. Главным образом из-за пальцев.

Данбер стоял прямо за констеблем, когда обнаружилось, что на руке трупа отсутствуют два пальца. Они были отрезаны. Полицейский осмотрелся вокруг и ни к кому не обращаясь, произнес: «Этот парень был убит из-за своих колец».

А сейчас эти бизоны лежали мертвыми на земле и их внутренности были раскиданы по прерии только потому, что кому-то понадобились их языки и шкуры. Это подтолкнуло Данбера к мысли, что здесь было совершенно преступление.

Когда он увидел еще не рожденного, а всего лишь наполовину оставившего чрево матери теленка, слово, которое он впервые услышал в тот вечер на улице, всплыло в его голове как ярко светящийся символ.

Мародеры.

Лейтенант взглянул на Брыкающуюся Птицу. Шаман не отрываясь смотрел на так и не родившегося теленка, на его спокойную, вытянутую мордочку.

Данбер отвернулся от этого страшного зрелища и посмотрел назад, вдоль колонны. Люди в полной тишине прокладывали себе путь среди этой резни. Голодные, несколько недель питавшиеся одними только остатками, они держались твердо. Ни один из них не остановился, чтобы помочь самому или самой себе и прикоснуться хоть пальцем к наслаждению, в изобилии разбросанному вокруг. Голоса, такие громкие и хриплые все утро, сейчас затихли. В их глазах появилась меланхолия, которая была вызвана случившимся. Хорошо начавшееся путешествие неожиданно обернулось для них неприятной стороной.

III

Лошади уже отбрасывали гигантские тени к тому времени, когда колонна достигла охотничьих земель. Пока женщины и дети занимались работой по устройству лагеря с подветренной стороны холма, большая часть мужчин поскакала вперед, на поиски стада. Они хотели найти бизонов до того, как наступит ночь.

Лейтенант Данбер отправился вместе с ними.

Примерно в миле от места нового лагеря они наткнулись на троих разведчиков, раскинувших свой собственный маленький бивак в сотне ярдов от гребня холма.

Оставив лошадей внизу, шестнадцать воинов-дакотов и один белый мужчина тихо начали подниматься вверх по западному склону. Приблизившись к гребню, они легли на землю и последние несколько ярдов преодолели ползком.

Лейтенант выжидающе посмотрел на Брыкающуюся Птицу и встретился с его легкой улыбкой. Шаман кивком головы указал вперед и приложил палец к губам. Данбер понял, что они пришли.

В нескольких футах перед ним земля заканчивалась, и начиналось небо. И тогда Данбер осознал, что они добрались до хребта и преодолели его. Переменчивый ветер степей ударил лейтенанта в лицо, когда он, поднял голову, всматривался в низину, лежащую в ста футах под ним.

Это была великолепная долина, четыре или пяти миль в ширину и по крайней мере десять миль в длину. Она вся была покрыта буйной растительностью, и здесь можно было увидеть самое богатое разнообразие трав.

Но Данбер едва обратил внимание на это многоцветие и даже на саму долину, ее размеры и великолепие. Даже небо, слегка затянутое облаками, и блестящее солнце, с его сверхъестественными сияющими лучами не могли сравниться с огромным, живым ковром, который покрывал собой всю низину. Это были бизоны.

Огромное количество живых существ как единое целое занимало все пространство, и это вскружило голову лейтенанту Данберу. Пятьдесят? Семьдесят? Сто тысяч? Могло здесь быть больше? Мозг Данбера отказывался воспринимать это.

Охваченный благоговейным страхом, он не вскрикнул, не подпрыгнул от удивления и даже не прошептал ни слова. Созерцание такого зрелища объясняло все. Казалось, он даже приостановил дыхание. Данбер не чувствовал, что маленькие острые камешки, на которых он лежал, вонзились в его тело. Голубая оса опустилась ему на отвисшую челюсть, но лейтенант даже не смахнул ее. Все, что он мог сейчас — это не мигая смотреть на колышущееся покрывало внизу.

Он наблюдал за чудом.

Лишь только когда Трепыхающаяся Птица хлопнул его по плечу, Данбер осознал, что все время его рот был раскрыт. В горле пересохло от ветра.

Он тупо поднял голову и обернулся.

Индейцы уже направились вниз по склону.

IV

Они скакали в темноте около получаса, когда далекими точками показались костры. Их странные отблески были похожи на сон.

— Дом, — подумал Данбер. — Это дом.

Как это могло быть? Временный лагерь, где горели костры, находился на большом расстоянии, и в нем жили люди — две сотни дикарей, чья кожа так отличалась от его, чей язык состоял из запутанного ворчания и гортанных выкриков, чья вера все еще была загадочной и наверняка такой и останется.

Но сегодня Данбер очень устал. Этим вечером лагерь индейцев обещал ему уют родного дома. Это был дом, и лейтенант был рад его видеть.

Его спутники — группа полуобнаженных мужчин, с которыми он проделал это путешествие, тоже радовались приближению к дому. И даже пони почуяли запах жилища. Они шли теперь с высоко поднятыми мордами, чутко принюхиваясь к дыму костров, доносившемуся до их ноздрей, и пытались перейти в галоп.

Данберу хотелось бы, чтобы Трепыхающаяся Птица находился сейчас рядом с ним. Шаман умел многое сказать одним только взглядом. И сейчас, в темноте, двигаясь с группой хорошо знакомых, но диких людей, этих жителей прерии, и приближаясь к их лагерю, лейтенант почувствовал беспомощность без многоговорящих глаз Брыкающейся Птицы.

Не дойдя полмили до лагеря, Данбер услышал голоса и бой барабанов. Эти звуки расстроили ряды его спутников, их лошади вдруг рванулись вперед. Они сбились в тесную кучу и поскакали так, что с минуту лейтенант Данбер чувствовал себя частью этого сгустка энергии, этой волны людей и лошадей, которому никто и ничто не могло противостоять.

Индейцы неслись с гиканьем, издавая резкими и пронзительными голосами звуки, похожие на лай койотов, и Данбер, всеобщим возбуждением, тоже издал несколько лающих криков.

Он различил языки пламени и силуэты людей, снующих по лагерю. Они ждали возвращения всадников и, завидев их, некоторые бросились из лагеря им навстречу.

У лейтенанта возникло странное ощущение, которое заставило его почувствовать какое-то необычное волнение. Что-то из ряда вон выходящее произошло за время их отсутствия. Его глаза широко раскрылись, когда он подъехал ближе. Данбер попытался найти ключ к разгадке, который подсказал бы ему, что не так в лагере.

И тут он увидел фургон, стоящий у самого огромного костра, выглядевший здесь так неуместно, словно смешная повозка, плавающая на поверхности моря.

В лагере были белые люди.

Данбер резко осадил Киско, предоставив остальным всадникам возможность двигаться дальше, в то время как он сам хотел собраться с мыслями.

Фургон для него был грубой, безобразной вещью. Пока Киско нервно танцевал под ним, лейтенант был напуган собственными мыслями. Когда он представил голоса людей, которые пришли с этим фургоном, то не захотел их слышать. Он не желал видеть белые лица, которые, возможно, стремились увидеть его. Он не хотел отвечать на их вопросы. И не хотел услышать те новости, которые пропустил, находясь в прерии.

Но лейтенант знал, что у него нет выбора. Ему больше некуда было пойти. Он чуть отпустил поводья Киско, и тот медленно двинулся вперед.

Данбер приостановил лошадь, когда находился всего в пятидесяти ярдах от костра. Индейцы танцевали от радости, которая била через край, когда мужчины, нашедшие стадо, спрыгнули со своих лошадей. Лейтенант подождал, пока уведут всех пони, а затем внимательно рассмотрел лица, находившиеся в поле его зрения.

Он не увидел ни одного бледнолицего.

Они с Киско подъехали ближе и снова остановились. И вновь Данбер внимательно окинул взглядом лагерь.

Белых здесь не было.

Лейтенант заметил «Горячего» и людей из его маленького отряда, которых он оставил этим вечером. Они, казалось, находились в центре внимания. Это было гораздо больше, чем просто приветствие. Это скорее напоминало праздник. Индейцы передвигались, исполняя танец и размахивая тонкими палками взад и вперед. Танцоры пронзительно кричали. И все население деревни, которое собралось посмотреть на них, тоже издавало пронзительные звуки.

Лейтенант и Киско подошли еще ближе, и Данбер сразу заметил, что он ошибся. В руках танцоры держали не просто палки, а пики. Одна из них вернулась к индейцу, который был главным в отряде — к Волосам, Трепещущим На Ветру. Данбер увидел, как тот поднял пику высоко в воздух. Он не улыбался, хотя с уверенностью можно сказать, что он счастлив. Когда Ветер В Волосах издал протяжный, вибрирующий вопль, Данбер вдруг заметил пучок волос, болтающийся рядом с острием пики.

В этот момент лейтенант понял, что это скальп. Свежий скальп. Волосы были черными и курчавыми.

Взгляд Данбера перекинулся на другие пики. Еще две из них имели такое же украшение: один был светло-коричневый, а другой — русый. Данбер быстро перевел взгляд на фургон и увидел то, чего не заметил раньше. Груда бизоньих шкур была перекинута через опоры повозки.

Внезапно все стало ясно, как божий день.

Шкуры принадлежали тем растерзанным бизонам, а скальпы — людям, которые убили их, людям, которые были живы еще этим вечером. Белым людям. Лейтенант оцепенел от смущения. Он не мог принять участия в этом празднике, даже не мог смотреть на него. Он вынужден был уйти.

Когда Данбер уже разворачивал Киско, его взгляд случайно встретился с глазами Брыкающейся Птицы. Шаман широко улыбался, но когда увидел в тени между кострами Данбера, его улыбка погасла. А затем, будто желая облегчить лейтенанту его замешательство, индеец повернулся к нему спиной.

Данберу хотелось верить, что сердце Брыкающейся Птицы все еще с ним, что непостижимым образом индеец знал о его смущении. Но сейчас лейтенант не мог ни о чем думать. Ему нужно было просто уйти куда-нибудь.

Пройдя по окраине лагеря, он взял свои вещи в самом дальнем конце деревни и пошел в прерию вместе с Киско. Он шел так долго, что огни костров растворились в ночи, исчезнув из вида. Данбер расстелил на земле свой тюфяк и лег на него, уставившись в звездное небо. Он старался убедить себя в том, что люди, которые были убиты — плохие люди, и заслуживали смерти. Но это было нехорошо. Он нс мог знать наверняка, но если бы даже и знал… Да, об этом и нечего говорить. Лейтенант хотел верить, что Ветер В Волосах и Трепыхающаяся Птица, а вместе с ними и все остальные, принимавшие участие в убийстве, не были слишком уж счастливы от того, что сделали. Но однако они радовались. И не возникало никакого сомнения в том, что они были счастливы.

Больше чего-либо другого Данбер желал верить, что сейчас он находится не здесь. Ему хотелось верить, что он парит в небе, поднимаясь к звездам. Но это было не так.

Данбер услышал, как Киско с тяжелым вздохом улегся в траву, потом все стихло, и лейтенант снова сосредоточился на своих мыслях. Все-таки он был удачлив. Он не принадлежал к индейцам, как и не принадлежал и к белым. И для него еще не наступило время принадлежать звездам. Сейчас он находился там, где находился. Он принадлежал ничему.

Рыдания подкатили к горлу. Данбер пытался сдержать их, но они помимо воли поднимались все выше к глотке и перехватывали дыхание. Так продолжалось совсем недолго, пока лейтенант не осознал, что заглушать их сейчас не имеет смысла.

V

Что-то коснулось его. Когда он очнулся, то подумал, что этот легкий толчок в спину ощутил во сне. Одеяло было тяжелым от пропитавшей его росы. Должно быть, Данбер натянул его на голову ночью.

Он приподнял край одеяла и выглянул. Снаружи его встретило туманное утро. Киско стоял в траве в нескольких футах спереди и его уши были чутко насторожены.

Легкий толчок повторился снова. Кто-то тихо хлопнул Данбера по спине. Лейтенант откинул одеяло и посмотрел прямо в лицо мужчины, стоящего над ним.

Это был Ветер В Волосах Его суровое лицо было окрашено охрой — краской светло-коричневого цвета, которая покрывала полосами его скулы и лоб. Сверкающая новая винтовка была перекинута через плечо воина. Он неспешно начал снимать се, и лейтенант затаил дыхание. Это могло быть как раз его время. Время умереть. Он представил свои волосы, болтающиеся на острие пики.

Но индеец поднял винтовку чуть выше и улыбнулся. Он ткнул носком своих мокасин прямо в бок лейтенанта и сказал несколько слов на своем языке. Лейтенант Данбер все еще лежал, когда воин опустил винтовку дулом вниз, показывая тем самым, что он всего лишь играет. Затем индеец положил в рот воображаемый кусок пищи и, как один друг устраивает другому шутливую встряску, снова несильно пнул Данбера в ребра.

VI

Они двигались с подветренной стороны. Каждый из них был сильным, крепким мужчиной в отряде. Они ехали, образуя большую, выгнутую в форме рога линию. Этот полумесяц растянулся на полмили. Люди двигались осторожно, заботясь о том, чтобы не спугнуть бизонов до того самого последнего момента, когда пора будет скакать во весь опор.

Как новичок среди экспертов, лейтенант Данбер был погружен в учебу, стараясь сложить вместе кусочки стратегии охоты по мере того, как она разворачивалась. Со своего места, которое находилось в центре дуги, он мог видеть, как отряд старался своим маневром отсечь маленькую часть этого гигантского стада. Всадники, составляющие правый край движущегося полумесяца, успешно подобрались к небольшой группе животных, в то время как центральная часть подкралась с тыла. Слева от Данбера охотники замкнули линию.

Капкан захлопнулся.

Данбер оказался достаточно близко, чтобы различать беспорядочные крики телят, мычание их матерей и случайное фырканье одного из массивных бизонов-самцов. Несколько тысяч животных находились прямо перед ним.

Лейтенант взглянул направо. Первым, кого он увидел, был Ветер В Волосах. Он был весь внимание, глядя на стадо. Он, казалось, забыл о лошади, несущей его, и о винтовке, которую сжимала его рука. Его глубоко посаженные глаза были сразу везде: он одновременно видел охотников, добычу и сокращающуюся полоску земли между ними. Если бы воздух был видимым, он заметил бы и его, заметил бы перемещение каждой частицы. Индеец был похож на человека, слушающего, как тикают некие невидимые часы.

Даже лейтенант Данбер, неискушенный в вещах такого рода, почувствовал нарастающее возбуждение. Воздух будто замер. Ничего не доносилось до ушей лейтенанта, ни единого звука. Он больше не слышал стука копыт пони охотников. Даже стадо впереди него вдруг стало безмолвным. Смерть опустилась на прерию, как черная грозовая туча.

Когда Данбер оказался всего в сотне ярдов от горстки животных, лохматые звери все как один повернулись к нему. Они подняли свои громадные головы, почуяв запах смерти, исходящий от того, что слышали их уши, но что слабые глаза все еще не могли различить. И хвосты задвигались, крутясь и стукаясь о ягодицы, как маленькие флажки. Самый крупный из них ударил копытом в землю, замотал головой и грубовато фыркнул, реагируя на вторжение приближающихся всадников.

И тут Данбер понял, что для каждого охотника убийство, которое может иметь место, не является заранее принятым решением. Что это не будет той охотой, когда затаиваются и выжидают, и чтобы добиться смерти этих животных, каждый индеец собирался выбрать своего, которого он сам должен будет убить.

Суматоха поднялась вдоль правого фланга до самого окончания дуги. Охотники нанесли удар.

С поразительной скоростью этот первый удар вызвал цепную реакцию, которая настигла и Данбера.

Бизоны, которые были повернуты мордами к нему, развернулись и побежали. В этот момент пони каждого индейцы рванулся вперед. Все произошло так неожиданно, что Киско почти выскочил из-под лейтенанта. Данбер обернулся, пытаясь ухватить шляпу, которая слетела с него во время рывка, но та проскользнула между пальцев. Теперь это было неважно. Сейчас уже было невозможно остановить лошадь, даже если бы лейтенант напряг все свои силы. Маленькая «оленья шкурка» несся вперед, взрывая копытами землю, как будто языки пламени лизали ему пятки. Как будто его жизнь зависела от быстроты его бега.

Данбер посмотрел на шеренги всадников справа и слева от себя и был напуган тем, что никого не увидел. Он бросил взгляд через плечо и наконец заметил их, прямо сидящих на своих напрягшихся пони. Лошадки бежали быстро, как только могли, но по сравнению с Киско — это были бездельники, беспомощно старающиеся удержать взятый темп. Они замедляли ход с каждой секундой, и неожиданно лейтенант оказался один. Он находился между преследующими охотниками и спасающимися бегством бизонами. Лейтенант натянул поводья, но гнедой если даже и почувствовал это, то не обратил никакого внимания. Его шея была упрямо вытянута вперед, уши прижаты к голове, а ноздри широко раздуты, жадно ловя ветер, который подгонял все ближе к стаду.

У Данбера не оставалось время на раздумья. Под его ногами пролетала прерия, небо кружилось над головой, а между небом и землей, раскинувшись широкой полосой прямо перед ним, была стена панически бегущих бизонов.

Лейтенант уже был так близко от них, что видел задние части их тел. Он мог различить копыта на их ногах. Через несколько секунд он будет так близко, что сможет дотронуться до них.

На Данбера нахлынули воспоминания ужасного ночного кошмара: мужчина в маленькой открытой лодчонке, беспомощно плывущей навстречу краю пропасти. Лейтенант не закричал. Он не произнес молитву и не перекрестился. Но он закрыл глаза. Лица его отца и матери возникли перед ним. Они делали нечто такое, чего он никогда не видел. Его родители страстно целовались. Вокруг них раздавались звуки выстрелов, звуки тысячи больших барабанов, чьи раскатистые удары заглушали все остальное. Лейтенант открыл глаза и обнаружил, что вокруг него, как в сказке, расстилается изумительный ландшафт: долина, заполненная гигантскими коричневыми и черными валунами, мчащимися в едином направлении.

Они с Киско неслись вместе со стадом.

Ужасный грохот десятков тысяч копыт создавал странную тишину потопа, и несколько минут Данбер безмятежно несся в общем потоке в сумасшедшей тишине бегства.

Лейтенант вцепился в Киско и огляделся поверх массивного, движущегося ковра, частью которого он теперь был. Он представил, что если бы хотел, смог бы соскользнуть со спины лошади и сделал бы это, не касаясь земли, перескакивая с одного крупа на другой, как делают мальчишки, перескакивая по валунам через речку.

Винтовка заскользила, почти выпав из его потной руки, и как только это произошло, бизон, бежавший слева всего в футе-двух от Киско, резко изменил направление. Нагнув свою мохнатую голову, он попытался боднуть пони. Но гнедой был слишком проворен. Лошадь отпрыгнула в сторону, и рог только слегка задел шею. Это движение чуть не выбило Данбера из седла. Он мог упасть и это неминуемо могло бы закончиться его смертью. Но бизоны бежали вокруг него такой плотной массой, что он оттолкнулся от их спин и таким образом выровнялся в седле.

Запаниковав, лейтенант опустил дуло ружья и выстрелил в быка, который пытался боднуть Киско. Это был плохой выстрел, однако пуля задела одну из передних ног зверя. Его колени подогнулись и Данбер услышал, как хрустнули шейные позвонки огромного животного, когда бизон, сделав сальто, грузно опустился на землю.

Неожиданно место вокруг лейтенанта очистилось. Бизоны бросились врассыпную, едва заслышав грохот ружейного выстрела. Он натянул поводья Киско, и животное ответило послушанием. Оно моментально остановилось. Грохочущее копытами стадо удалялось.

Наблюдая за тем, как стадо уносится вдаль, лейтенант заметил, что остальные охотники уже почти догнали его. Вид полуобнаженных людей на спинах пони, мчащихся вместе с животными, как поплавки, качающиеся на поверхности моря, на несколько минут задержал внимание Данбера. Он видел, как изгибались луки индейцев и как облачка пыли являлись одно за другим в тех местах, где падали бизоны.

Данбер недолго постоял, наблюдая. Он отвернулся. Ему не терпелось посмотреть на свою жертву собственными глазами. Он хотел убедиться в том, что казалось ему слишком фантастичным, чтобы быть правдой.

Все происшедшее заняло не больше времени, чем требовалось обычно лейтенанту для того, чтобы побриться.

VII

Это было крупное животное, но сейчас, когда оно лежало одиноко в невысокой траве, приняв смерть, оно казалось еще громаднее.

Как посетитель выставки, лейтенант Данбер медленно обошел вокруг лежащей туши. Он задержался у страшной головы бизона, обхватил один из рогов рукой и потянул за него. Голова была очень тяжелой. Тогда лейтенант провел рукой по шкуре, покрывающей тело: по мохнатому, жесткому как солома горбу, вниз по покатой спине, а потом по густой шерсти вдоль огузка. Он подержался за короткий пучок хвоста, зажав его между пальцами. По сравнению с размерами всего животного тот казался до смешного маленьким. Пройдя обратно по своим же следам, лейтенант присел на корточки перед мордой зверя и зажал в пальцах длинную черную бороду, свисающую с подбородка животного. Она напоминала козлиную бородку, и Данберу пришла в голову мысль, что, возможно, этот парень занимал высокое положение в своем стаде.

Данбер встал и отошел на шаг или два, не отводя взгляда от мертвого бизона. Как могло всего лишь одно из этих замечательных животных внушать чувство такого благоговейного страха? А их были тысячи…

— Может быть, даже миллионы… — подумал Данбер.

Он не почувствовал гордости за то, что сумел отнять жизнь у бизона, но и угрызения совести не мучили его. Вдалеке от строгих условностей, от цивилизованного мира его не волновали эмоции. Он чувствовал нечто более земное, более близкое к физиологии. Его желудок свело, и он постоянно слышал голодное урчание. Рот начал наполняться слюной. Несколько дней его пища была слишком скудной, и сейчас, глядя вниз на распростертый у его ног кусок мяса, Данбер почувствовал острый голод.

Прошло немногим более десяти минут с того момента, как началась эта яростная атака, и вот уже охота закончилась. Оставив павших позади, стадо исчезло. Охотники держались поблизости от своих жертв, ожидая, пока женщины, дети и пожилые жители деревни, которые не могли принять участие в самой охоте придут и принесут с собой инструмент для разделки бизоньих туш. Их возбужденные голоса раздавались громко по всему полю битвы, и Данбер был поражен пришедшей ему в голову идеей — намечалось что-то похожее на фестиваль.

Неожиданно к нему подскакал Ветер В Волосах с двумя закадычными друзьями. Воодушевленный успехом, он широко улыбался, спрыгивая со своего отяжелевшего на шаг пони. Лейтенант заметил ужасную глубокую рану на боку животного как раз под коленом воина.

Но Ветер В Волосах этого не замечал. Он продолжал величественно сиять, соскакивая с лошади, а потом сильно ударил Данбера по спине. Этот удар означал его величайшее одобрение, но такое выражение радости чуть не свалило Данбера с ног.

Смеясь от чистого сердца, Ветер В Волосах толкнул ошеломленного лейтенанта еще раз, и тот упал на колени. Индеец вложил в руку Данбера остро отточенный узкий нож и что-то сказал на языке дакотов, указав на убитого бизона.

Данбер с глупым видом стоял на коленях, с недоумением глядя на нож в своей руке. Он беспомощно улыбнулся и покачал головой. Лейтенант не знал, что делать.

Ветер В Волосах обронил несколько слов в сторону, которые вызвали смех у его друзей. Потом потрепал Данбера по плечу и забрал у него нож. Индеец опустился на одно колено у брюха бизона, убитого Данбером.

С апломбом, как это делают заправские мясники, он вонзил тонкое лезвие глубоко в грудную клетку животного и, действуя обеими руками, провел ножом до самого паха, вскрывая бизону живот. Когда кишки вывалились наружу, Ветер В Волосах запустил одну руку внутрь туши, нащупывая там что-то, как человек, шарящий в темноте.

Он нашел то, что искал. Ухватившись за это, он дернул и вытащил к своим ногам печень таких огромных размеров, что она едва могла поместиться в обеих руках. С уже известным белому солдату поклоном он преподнес этот приз онемевшему от изумления лейтенанту.

В высшей степени осторожный, Данбер принял дымящийся орган, но у него так и не возникло идеи, что он должен делать. И тогда, ответив на поклон индейца своим обычным кивком, полным доверия, он насколько мог вежливо вложил печень обратно в руки воина.

При иных обстоятельствах Ветер В Волосах мог воспринять этот поступок как оскорбление, но он вспомнил, что «Джан» был белым и невежественным. Тогда индеец сделал еще один жест, поднеся теплую печень к своему рту, а затем оторвал зубами существенный кусок.

Лейтенант Данбер скептически наблюдал, как воин передавал печень своим друзьям. Те тоже отгрызли по куску сырого мяса. Они ели его с жадностью, как будто это был свежий яблочный пирог. К этому времени небольшая толпа уже собралась вокруг бизона. Кто был верхом, а кто пеший. Трепыхающаяся Птица тоже был здесь, и Стоящая С Кулаком также оказалась среди присутствующих. Она и другие женщины уже начали сдирать шкуру с мертвого животного.

Ветер В Волосах еще раз предложил полусъеденный ломоть мяса, и Данбер снова взял его. Он в замешательстве держал печень, пока его глаза обежали толпу. Он искал какой-нибудь жест или взгляд, который позволил бы ему выпутаться из этого щекотливого положения.

Лейтенант так и не дождался помощи. Все молча наблюдали за ним, терпеливо ожидая. И Данбер понял, что будет глупо пытаться еще раз вернуть назад мясо. Даже Трепыхающаяся Птица стоял и ждал, глядя на него.

Поднимая печень к губам, Данбер убеждал себя, что все это не так уж трудно. Что это причинит ему не больше неприятностей, чем если бы он проглотил целую столовую ложку того, чего он ненавидел. Например, кислые бобы.

Надеясь, что его не вырвет, Данбер вонзил зубы в парную мякоть.

Несомненно, мясо было нежным. Оно таяло во рту. Лейтенант не отрывал взгляда от горизонта, прожевывая откушенное, и на какое-то мгновение Данбер забыл о молчаливой аудитории. Его вкусовые ощущения посылали удивительные сообщения мозгу.

Мясо было великолепным.

Не раздумывая более, он откусил еще раз. Неожиданно улыбка преобразила его лицо и он с триумфом поднял над головой то, что осталось от печени.

Охотники ответили на его жест дружным диким приветствием.