— Неужели ты и впрямь собираешься запереться у себя в комнате и просидеть там всю вечеринку, а, Пиппа? — Александра твердо решила не дать подруге возможности увильнуть от ответа и теперь прямо-таки металась по гостиной небольшой квартирки, стены которой были украшены воздушными шарами.

— Да знаешь, я…

— Пип! Ты не можешь пропустить эту вечеринку! Ведь мы хотели отпраздновать окончание работы.

— Или залить наши печали, — едко отозвалась Пиппа.

Глаза Александры округлились.

— Да уж, нечего сказать, ты у нас большая оптимистка!

Пиппа пожала плечами:

— Прости, но я не вижу никакой радости в том, что мы остались без работы.

— И поэтому ты не хочешь участвовать? — Алекс взглянула на нее с таким недоверием, что Пиппа невольно поморщилась.

— Ты же знаешь, я не отношусь к стадным животным, — робко попыталась защититься она.

Но в ответ Алекс раздраженно покачала головой:

— До сих пор не могу понять, зачем ты выбрала эту профессию. Решительно не понимаю. Мне никогда не приходилось встречать настолько необщительную актрису. Ради Бога, Пип, неужели ты так вжилась в образ той удивительной женщины, которую сыграла? Или все проще — ты попросту не любишь мужское общество? — Под ее проницательным взглядом бледные щеки Пиппы предательски залила краска. — Ага, так я угадала? Знаешь, а ведь за те шесть месяцев, что мы с тобой знакомы, ты ни разу не бывала в обществе. Думаешь, я не заметила?

Пиппу охватила паника, она почувствовала знакомое покалывание в висках, кровь забурлила в ее жилах. Надо было отвлечь Александру от опасной темы, пока она не начала мучить Пиппу каверзными вопросами.

— Ты говоришь в точности как моя мать! — как можно беззаботнее ответила девушка. — Ну хорошо, я буду на этой дурацкой вечеринке, ты довольна? Чего только не сделаешь ради того, чтобы тебя оставили в покое!

Театрально закатив глаза и всплеснув руками, она направилась в свою спальню.

Оказавшись в спасительном одиночестве в своей комнатке, Пиппа устало опустилась на табурет перед туалетным столиком и принялась внимательно изучать собственное отражение в стареньком, помутневшем от времени зеркале. Из зеркала на нее пристально смотрели темно-голубые глаза, казавшиеся чересчур большими на миниатюрном личике овальной формы. Щеки девушки все еще хранили следы румянца, и Пиппа уже не в первый раз мысленно проклинала свою нежную кельтскую кожу, которая в самые неподходящие моменты выдавала ее смущение.

Так или иначе, Алекс попала прямо в точку, когда заметила, что на сцене Пиппа становится совершенно другим человеком. Как актриса, она могла влезть в чью угодно шкуру, изобразить выдуманный персонаж, характер, о котором с легкостью забывала, как только роль была сыграна. Другого от нее никто и не ожидал.

Медленно Пиппа развязала ленту, которой были стянуты длинные рыжие волосы, тряхнула головой, и медно-красная копна рассыпалась по плечам. Теперь она стала похожей на Монику Хеллер, героиню пьесы, которую ставили в театре.

— Ты хочешь меня, любимый? — произнесла девушка страстным низким голосом Моники. — Иди же и возьми меня!

Любуясь собой, Пиппа усмехнулась зеркалу, довольная, что сумела преобразиться из самой обычной девушки в привлекательную, соблазнительную особу. Пиппа взяла щетку для волос и глубоко вздохнула: ведь в собственную скромную жизнь она не могла привнести даже крохотной частички тех волнующих свойств, которыми наделяла своих сценических персонажей.

— Лгунья, — безжалостно обругала она себя, — ты прекрасно знаешь, что побежишь хоть на край света за тем, кто заметит тебя и поманит пальцем.

В этом и была суть проблемы. Пиппа отлично понимала, что известные люди неизбежно вызывают интерес окружающих и потому обречены на назойливое внимание и повышенное любопытство посторонних. Пиппу это вовсе не устраивало, и сама она предпочитала оставаться в тени, приберегая свои эмоции и энергию для работы в театре.

«Ты живешь в мире фантазии, и тебе придется вечно прятать его от других». Резкий насмешливый голос, вырвавшись из темной глубины памяти, прозвучал словно наяву, и она, едва не вскрикнув, спрятала лицо в ладонях и истерически замотала головой. До каких пор этот ужас будет причинять ей боль? Неужели его власть безгранична, неужели ее не усыпить, не избавиться от мучительных воспоминаний?

Пока все было именно так. До сих пор Пиппа ощущала следы грубых, жестоких рук, терзавших ее тело, вдыхала тошнотворную смесь запахов пивного перегара и застарелого едкого пота. Она отбивалась, изворачивалась…

«Я не хочу!» Ее вновь обожгло воспоминание о собственном пронзительном крике. Она успела выкрикнуть эти слова, прежде чем они потонули в ее рыданиях и слезах стыда, потрясения и боли. Однако ответом на ее отчаянную мольбу был пьяный смех, и пара грубых рук повалила ее навзничь…

— Нет!

Пиппа резко вскинула голову, выпрямилась, и глаза ее яростно засверкали. Она не позволит проклятому воспоминанию о том единственном и столь омерзительном опыте близости с мужчиной лишить ее душевного равновесия. Этого не должно произойти!

На смену чувству собственной вины пришел гнев и захлестнул все ее существо спасительной горячей волной. Пиппа облегченно вздохнула — гнев все лучше, чем животный ужас. Он помогал ей осознать, что однажды пережитое потрясение, как бы дико это ни казалось, в чем-то даже принесло ей пользу. По крайней мере, теперь она знает, чем может обернуться актерская игра в реальной жизни, что значит попытаться перенести в окружающую действительность созданный на сцене образ. Знает, на что способны мужчины, — нет, от них надо держаться подальше.

Собрав волосы в пучок, она усилием воли отогнала от себя ненавистные воспоминания и отправилась помогать Алекс готовиться к предстоящей вечеринке.

Откинувшись на подушки, Мэтт Джордан полулежал в своем номере на кровати поистине королевских размеров и пристально рассматривал хорошенькую блондиночку, которую явно смущал его изучающий взгляд. Теперь, когда они оказались в его номере одни, та уверенность, с которой девушка преследовала машину своего кумира буквально по всему Лондону, куда-то подевалась. А ведь блондиночка, пока он старался как можно аккуратнее запечатлеть автограф на нежно-персиковой коже ее запястья, жарко шептала ему на ухо весьма откровенные предложения.

Но сейчас она стояла рядом с его кроватью, и с каждым мгновением растерянность все более отчетливо читалась на ее личике.

— Сколько тебе лет? — спросил он, несколько обескураженный такой быстрой переменой.

Как ее, однако, зовут? Лиза… Лаура… Лорин, да-да, тот автограф, что он писал по ее просьбе… «Лорин от Мэтта Джордана с вечной любовью». Ну надо же!

— Лорин?

Услышав свое имя, девушка многозначительно улыбнулась, словно давая понять, что, поскольку он помнит, как ее зовут, она правильно поступила, придя вместе с ним в отель. «Должно быть, этот факт представляется ей достаточной компенсацией за добровольную гонку через весь город», — угрюмо подумал Мэтт. А если бы он узнал имя блондинки за минуту до того, как расписался на ее руке, она, наверное, сочла бы, что у них уже «отношения»…

— Я достаточно взрослая, — ответила Лорин, потянувшись к нему всем телом.

И действительно, у нее был голос зрелой женщины — Мэтт отметил это, рассеянно глядя на ее пальцы, теребящие верхнюю пуговицу блузки.

— Разденься, прошу тебя, — произнес он ласково и проникновенно.

Девушка обольстительно улыбнулась, пуговицы ее блузки одна за другой молниеносно выскользнули из своих петель, будто она долго тренировалась перед зеркалом. Мэтт наблюдал за ней, но по его лицу невозможно было угадать, о чем он думает. Знала бы она, что он обращается с этой просьбой ко всем своим случайным партнершам. Ему нужно было убедиться, что очередная поклонница не прячет на себе миниатюрную камеру или магнитофон с целью выгодно продать пикантную информацию. За ее сумочку он спокоен — она осталась в просторной гостиной люкса, а дверь в спальню Мэтт предусмотрительно закрыл.

Боже, когда и откуда возникли в нем эти низкие, грязные мысли? Когда в его душе поселилась подозрительность, граничащая с паранойей, не говоря уже о мучительной постоянной скуке? Он колебался, раздумывая, не отослать ли девушку прочь. Однако она так свежа, так молода и вместе с тем напоминает полностью созревший и истекающий соком плод… Мэтт невольно подался вперед, и на его лице появилась улыбка, когда девушка, слегка наклонившись, высвободила свою упругую полную грудь из кружевных чашечек бюстгальтера.

Его интерес возрастал с каждой секундой, и Мэтт свесил ноги с кровати.

— Замечательно, — пробормотал Мэтт с легкой хрипотцой, которая, как он знал, нравится всем женщинам без исключения. — Иди сюда.

Он сам снял с нее шорты. Они были сшиты из двух половинок отбеленного грубого полотна и едва прикрывали нежную ложбинку между ее ног и ягодиц, не оставляя простора даже для минутной игры воображения. Оттянув пальцами резинку тонких трусиков, он уловил густой мускусный аромат ее сока и почувствовал, как начала вздрагивать его плоть.

Нет, сейчас ее отсылать не стоит, решил Мэтт. Ночь еще только началась, девушка полна желания, а он так одинок, так беспросветно одинок… Его дыхание стало прерывистым, он прижался лицом к благоухающему темному треугольнику вьющихся волос на ее лобке и глубоко вдохнул.

— О, Мэтт! — порывисто прошептала девушка, явно взволнованная этим его движением.

Продолжая тереться щекой о мягкую, нежную кожу ее живота, Мэтт привлекал девушку к себе все ближе и ближе, пока она не оказалась между его широко расставленных ног.

Ему нравилось то, что он оставался полностью одетым, в то время как она стоит перед ним обнаженная. Это давало ему чувство некоей защищенности, уверенность в том, что он держит ситуацию под контролем. Подумав об этом, Мэтт невольно вздрогнул. С каких это пор он нуждается в подобных ощущениях, с каких пор ему нужно контролировать каждый момент жизни, включая интимные ситуации, подобные нынешней? С каких пор он хочет от секса безопасности?

Мэтт почувствовал прилив раздражения и безотчетно потянул случайную гостью вниз, так что она опустилась на колени между его ног. Однако, когда он встретил ее взгляд, у него перехватило дыхание: она смотрела с таким обожанием, с такой готовностью исполнить любой его каприз и вместе с тем так доверчиво и преданно. Внезапно на Мэтта нахлынуло чувство ответственности, он взял лицо девушки в ладони и взглянул в ее чистые голубые глаза.

— Ты уверена, что хочешь этого? — вырвался у него вопрос.

На миг в ее глазах появилось удивление, сменившееся затем короткой улыбкой многоопытной женщины, и его пульс участился. Эта улыбка ясно говорила, что перед ним отнюдь не невинное дитя, привлеченное светом звезды киноэкранов. Неужели он хочет именно этого?

На мгновение Мэтт прикрыл глаза. Какому дьяволу принадлежит тот насмешливый голос, который время от времени звучит в его мозгу? Усилием воли отогнав навязчивый вопрос, он открыл глаза, улыбнулся девушке и, медленно наклонив голову, поймал своими губами ее губы. Они были сладкими, как спелые вишни, и Мэтт провел кончиком языка по их внутренней поверхности.

— Какая ты сладкая, — прошептал он.

— Ты тоже, — отозвалась она, обвивая руками его шею и крепче прижимаясь к нему.

Мэтт чувствовал изгибы ее тела, прильнувшего к его груди. Неожиданно его охватило желание сбросить одежду, чтобы ощутить мягкую шелковистость ее кожи.

Лорин по-прежнему стояла перед ним на коленях, глядя, как он расстегивает рубашку, как отшвыривает ее в сторону, как скидывает туфли. Резким движением он дернул молнию на брюках и быстро выпрямился во весь рост, так что они вместе с трусами соскользнули вниз по его длинным мускулистым ногам. Покончив с одеждой, он снова сел на кровать и лукаво взглянул на девушку.

Она же, увидев, что он еще недостаточно возбужден, придвинулась к нему ближе и жестом искушенной женщины обхватила пальчиками его только наполовину налившийся жизненными соками член. Ощутив сгустившееся в мошонке напряжение, Мэтт сглотнул слюну, и тут же его великолепный детородный орган восстал во всей своей красе. На фоне бледной кожи маленькой девичьей руки член был зловеще красен.

Оттого что ей удалось так легко добиться успеха, девушка торжествующе улыбнулась. А затем, бросив на Мэтта быстрый взгляд из-под ресниц, облизнула губы и осторожно обхватила ими нежно-розовую головку напряженного члена.

Прикосновение ее мягких губ, с такой нежностью целующих и вбирающих его плоть, оказалось неожиданно острым ощущением. Мэтт почувствовал, как его медленно охватывает пожар желания, как огонь растекается по венам, смывая и унося прочь все сомнения. О Боже, именно это ему так нужно сегодня!

Она очень медленно всасывала его жезл, и он погружался в теплую влажную глубину ее рта до тех пор, пока ее губы не встретились с кольцом более грубой кожи, окружающей чувствительную головку. Мэтт подался вперед и обхватил ладонями затылок Лорин, а она тем временем проделывала с ним удивительные и, казалось, совершенно невозможные вещи. Быстрый язычок неустанно скользил по нежной шелковистой коже головки его пениса и мучительно-сладостно ласкал и дразнил до тех пор, пока Мэтт не извергнул мощный поток семени, заполнивший ее рот.

Девушка будто ждала этого момента как некоего сигнала, чтобы нежно обхватить пальцами его мошонку и мягко сжать ее, так что ему показалось, будто яички задвигались в своем кожаном мешочке, напряглись и разбухли. Другой рукой она поглаживала его член, и эти поглаживания побуждали вздрагивать горячую раздувшуюся плоть. У Мэтта вновь перехватило дыхание.

Каким-то уголком сознания он отметил, что девушка хороша, очень хороша.

— Довольно! — простонал он, усилием юли заставив себя извлечь еще твердый член оттуда, где ему было так хорошо.

Лорин подняла голову и взглянула на него лучистыми, сияющими глазами.

— Тебе не понравилось? — спросила она с таким неподдельным отчаянием, что он, вспомнив о том, как она молода, едва сдержал улыбку.

— Это было чересчур хорошо, — ответил он, заключая ее в объятия. — Просто я не хочу, чтобы все закончилось слишком быстро.

Теперь ее хорошенькое личико выразило недоумение.

— Я вовсе не спешу, — сказала она.

На этот раз Мэтт улыбнулся:

— Тогда возьмем все, что позволит нам время, — и приник губами к ее упругой груди.

Когда его губы выпустили напрягшийся острый сосок и скользнули ниже по прохладной шелковистой коже, он отчетливо ощутил биение ее сердца.

Лорин слабо застонала, и Мэтт снова начал ласкать ее. Губы перебегали с одной груди к другой, легко дотрагиваясь до сосков, а кончик языка, легонько касаясь, щекотал ее тонкую, слегка солоноватую кожу в ложбинке между двумя такими трогательными холмиками.

Когда же его язык, опускаясь все ниже, нашел углубление пупка, Лорин запустила пальцы в его волосы и начала беспорядочно перебирать их.

Он тихонько подул на узкую полоску нежной кожи на ее животе, отделявшую пупок от лобка, покрытого золотистыми вьющимися волосами, и она прошептала:

— О-о! Да! Да!

Обнимая ее за узкие бедра, Мэтт дотронулся губами до пушистых волос — они оказались мягкими и шелковистыми, кожа под ними была розовой и теплой. Его язык соскользнул к той складке нежной кожи, под которой прятался сокровенный бутон ее естества, и Мэтт почувствовал, как девушка содрогнулась, а затем медленно, будто в полусне, развела ноги в стороны.

От этого движения слегка припухлые лепестки ее наружных губ раскрылись, подобно створкам раковины, обнажив чистую, перламутроворозовую и слегка влажную поверхность внутренних губок. Перед глазами Мэтта оказался крошечный бугорок потаенной плоти — клитор, выскользнувший из своего убежища, — и Мэтт почувствовал, как сердце учащенно забилось. Он медленно наклонился и, едва дотрагиваясь до бархатисто-розового бутона, поцеловал его вершинку.

Лорин тяжело дышала, ее руки конвульсивно сжали голову Мэтта. Быстро взглянув на лицо девушки, он увидел закрытые глаза и выражение полного блаженства. Мэтт невольно улыбнулся — теперь он был абсолютно уверен в том, что обнаружил-таки скрытый мотив, оправдывающий ее присутствие здесь. И тогда, нежно придерживая пальцами мягкие складочки ее губ, слегка раздвигая их, Мэтт осторожно высвободил ее клитор.

Полюбовавшись несколько мгновений его совершенством, Мэтт бережно провел кончиком языка по всей поверхности окружающих клитор внутренних губок и прикоснулся к набухшему, пульсирующему розовому бутону, этому средоточию безумного наслаждения. Сок ее лона казался ему сладким медом. И, припав ртом к полураскрытому входу в ее жаркую, трепещущую глубину, он почувствовал, как сократились мышцы внутри Лорин и плотно обхватили его язык. Разжигая и поддразнивая девушку, он вырвался из этих чувственных объятий и по уже знакомому пути вернулся к бугорку клитора, возвышающемуся над розовой плотью.

Этот нежный маленький бугорок нетерпеливо вздрагивал, словно ожидая, когда вокруг него сомкнутся теплые ласковые губы, и Мэтт не разочаровал свою гостью. Слегка сжав горячую выпуклость губами, он нежно прикусил крошечную головку клитора и затем начал щекотать ее кончиком языка.

Девушка словно обезумела. Он чувствовал, как пульсирует ее клитор, и осторожно сжимал его еще сильнее и настойчивее, слегка покусывая и одновременно лаская языком, вызывая новые и новые судороги. Внезапно ноги девушки подогнулись, и Мэтт едва успел крепко обхватить ее за талию, чтобы она не упала.

Когда ему показалось, что Лорин достигла высшей точки наслаждения, он посадил ее к себе на колени, так что головка его вновь напрягшегося пениса, раздувшаяся и красная от нетерпения, как живая потянулась к раскрытому входу в ее лоно.

— О да, да! — выкрикнула она, изогнувшись ему навстречу, когда мощный и горячий ствол вошел в нее одним уверенным, властным толчком.

На мгновение Мэтт закрыл глаза и сжал девушку руками, стараясь немного успокоить и охладить ее — он вовсе не хотел растерять полноту прекрасных ощущений и в неистовой спешке ускорить собственный оргазм. Наоборот, ему хотелось продлить мгновения жарких объятий, в которые была теперь заключена его возбужденная плоть, продлить неизъяснимо волнующее ощущение этого горячего и столь желанного плена. Он постарался расслабиться и сдерживал себя, пока не почувствовал, что она достигла сладостного, ликующего финала.

Лорин прерывисто дышала, ее кожа блестела, покрытая бисеринками пота. Поры ее тела, казалось, источали легчайший цветочный аромат, и Мэтт зарылся лицом в ложбинку на ее плече, вдыхая пьянящий, едва уловимый запах. Он растворился в ней, в этом запахе, в мягкой, нежной коже, в яростно содрогающейся плоти.

Потом медленно, будто нехотя, начал двигаться в ней. Когда он приподнялся, Лорин тихо застонала. Его пенис глубоко проник в ее лоно, однако возможность двигаться у Мэтта оставалась весьма ограниченной из-за позы, в которой они оказались: Лорин, слегка откинувшись назад, крепко обвивала руками его шею, а коленями сильно сжимала его бедра.

Мэтт, чуть наклонившись, прижался лицом к груди девушки, и биение ее сердца подействовало на него возбуждающе. Его собственное сердце билось гулко и тяжело, отдаваясь во всем теле, и он с радостью ощутил мощный выброс адреналина в кровь, когда в паху возникла и начала нарастать знакомая волнующая тяжесть. Но вот наконец где-то в самом основании его члена будто рухнула плотина, открывая путь мощному свободному потоку горячего семени. Девушка замерла в его сильных руках и только вздрагивала, принимая в свое лоно изливавшуюся густую сперму.

Обессиленные, они оставались без движения еще несколько мгновений.

— O-o-o! — протянула Лорин, отбрасывая с лица волосы. — Это было что-то потрясающее!

Она поднялась с его колен и начала собирать раскиданную одежду; Мэтт смотрел на нее, любуясь и недоумевая. Одевалась она быстро, будто теперь, когда все позади, ей не терпится покинуть его номер.

— Ты ведь говорила, что никуда не торопишься, — полувопросительно произнес он, протягивая руку к брюкам.

— Но…

— Я бы мог угостить тебя обедом, если ты возражаешь.

Это предложение прозвучало не очень уверенно, и действительно, он внутренне удивлялся своему желанию продолжить знакомство. Как будто то, что он узнает ее чуть больше, сможет придать встрече какой-то смысл.

— Прости, но не могу. — Она порывисто обняла его и поцеловала в губы. — Это было просто здорово. Что будет, когда расскажу девчонкам, как я трахалась с Мэттом Джорданом! Да они просто умрут!

И она, юная и беззаботная, весело расхохоталась. Мэтт улыбнулся в ответ, стараясь скрыть охватившую его тоску. Они попрощались, и девушка быстро ушла, сгорая от желания поскорее поделиться с приятельницами своим приключением и рассказать о непревзойденных мужских достоинствах кинозвезды. Мэтт с раздражением понял, что чувствует себя опустошенным, хотя получил от нее именно то, чего хотел, так же, впрочем, как и она от него.

Он устало прошел в ванную комнату и сполоснул лицо холодной водой. Из зеркала над раковиной на него взглянуло отражение, и в который раз Мэтт спросил себя, когда же его глаза стали такими потухшими, такими безжизненными.

Вечеринка набирала обороты. Гости уже вполне освоились и чувствовали себя как дома, чему в немалой степени способствовал выпитый алкоголь и выкуренные сигареты с тошнотворным сладковатым запахом, быстро распространившимся по всем комнатам. В какой-то момент Пиппа почувствовала, что становится невидимкой. Мышцы ее лица уже болели, поскольку она была вынуждена удерживать на губах приветливую улыбку; голова раскалывалась — Пиппа старалась казаться своей в этой компании, не позволяя никому проникнуть под надетую ею маску.

Отыскав свободный уголок, она теперь наблюдала за происходящим как бы со стороны и была рада, что на какое-то время освободилась от необходимости поддерживать пустяковую болтовню. Неподалеку от нее Алекс о чем-то увлеченно говорила с героем-любовником Джонатаном Деверье. Пиппа невольно содрогнулась, не в силах представить, как можно переносить близость этого человека, да еще получать какое-то удовольствие. Джонатан, в общем-то, был неплохим парнем, разве что несколько туповатым, однако подумать о романе с ним…

— Ты в порядке, Пип?

Она едва не подскочила от неожиданности — задумалась и не заметила, как рядом оказался Саймон Стэндиш, сыгравший в пьесе роль ее мужа. Возле него стоял юноша, почти мальчик, с ног до головы затянутый в матовую черную кожу. На вид ему было не больше двадцати.

— Ты ведь не знакома с Дарреном? — Саймон представил их друг другу. — Поболтайте тут немножко, а я пойду раздобуду еще бутылочку пойла, идет? — И он смешался с толпой гостей, оставив их вдвоем.

— Привет, — доброжелательно улыбнулась Пиппа юноше, испытывая в душе облегчение оттого, что от него не исходит никакой угрозы, поскольку он был с Саймоном.

— Хай. — Даррен пытался говорить фальцетом, и это так рассмешило Пиппу, что она едва не прыснула.

— Ты тоже актер? — спросила она, еще не представляя, о чем можно с ним говорить.

— Вот уж нет. — Даррен игриво потрепал ее по плечу, будто она изрекла что-то в высшей степени забавное. — У меня совсем другие источники дохода.

— В самом деле? — Пиппа решительно не знала, что еще сказать.

Все, конечно, замечательно, и ей не раз приходилось слышать самые разные сплетни, касающиеся нетрадиционных пристрастий Саймона («только между нами, милочка»). Однако, как оказалось, столкнуться с одним из таких «пристрастий» лицом к лицу — это совсем другое. Пиппа холодно оглядела Даррена, про себя удивляясь и не понимая, что могло заставить этого мальчика торговать собой. Не то чтобы девушка осуждала его, она даже немного поддалась его юношескому очарованию. Кто его знает, быть может, осведомленность об этой стороне жизни поможет ей при работе над будущей ролью. Но только она приготовилась обрушить на юношу град вопросов, как Саймон был уже тут как тут с откупоренной бутылкой вина в руке.

— Похоже, Даррен, я избавил тебя от мучений, которые могли бы оказаться хуже смерти, — добродушно проворчал он, наполняя вином кружки, которыми в этом доме пользовались с тех пор, как перестал существовать скудный запас рюмок Алекс и Пиппы.

— Что ты хочешь этим сказать? — Даррен бросил косой взгляд на Пиппу и явно занервничал. — Ты коп?

Саймон запрокинул голову и разразился громким хохотом:

— Пиппа — актриса. Ты понимаешь, что это значит? — Он по-дружески обнял девушку за плечи. — Между прочим, очень хорошая актриса. Но когда я увидел, как она на тебя смотрит, то сразу понял, что она собирается тебя препарировать. Пиппа, дорогая, я прав?

Скорчив гримаску, Пиппа выскользнула из-под его руки — ощущать ее тяжесть на своих плечах было ей неприятно.

— Допустим, что-то вроде того, — ответила она.

— Дорогая, я могу читать тебя, как раскрытую книгу!

Пиппа выдавила из себя улыбку и поспешила отойти в сторону. Боже, как же она устала! Но вот толпа, заполнившая в этот вечер их совместное с Алекс жилье, стала потихоньку редеть, будто пробил некий урочный час. Гости, откланиваясь, воодушевленно строили планы новой встречи, предлагая продолжить пирушку в ближайшие дни. Начавшись, процесс прощания и ухода приглашенных гостей уже не мог остановиться, и Пиппа с радостью взяла на себя хлопоты о том, чтобы помочь каждому разыскать свое пальто и проводить до входной двери. На некоторое время прихожая заполнилась звуками поцелуев с непременными в таких случаях комплиментами в адрес хозяек, шумными выражениями восторга от прекрасно проведенного вечера, и вскоре после этого комната опустела.

Алекс исчезла вместе с гостями, и Пиппа от души порадовалась тому, что эта шумная бестолковая вечеринка все же подошла к концу и о ней можно забыть. Окинув взглядом гостиную, которая, скорее, напоминала палубу потерпевшего кораблекрушение судна, девушка решила отложить уборку до утра. С чувством глубокого облегчения она направилась в свою спальню и, открыв дверь, щелкнула кнопкой выключателя.

— Господи Иисусе! Выключи этот чертов свет!

Обнаружив, что ее кровать занята парочкой, которую она видела впервые в жизни, Пиппа едва не выбежала из комнаты. Тощие белые ягодицы обнаженного мужчины были приподняты над раскинувшейся на постели полуодетой женщиной, чьего лица Пиппе не было видно.

— О! Простите! — пробормотала она в полном замешательстве и уже была готова выйти в гостиную, оставив их здесь, но в последний миг что-то в ней взбунтовалось. В конце концов, это ее комната! — На самом деле это моя комната, и я была бы вам крайне признательна, если бы вы ее покинули. Сейчас же, — твердо произнесла она.

Мужчина изумленно уставился на нее.

— Сейчас? — с тупым недоверием переспросил он.

— Да. — Пиппа широко распахнула дверь.

Беспомощно взглянув на свой поникший пенис, незваный гость пожал плечами:

— Все равно мы уже обломались. Сэм, вставай. Пошли отсюда.

Девица села, продолжая ворчать что-то себе под нос. Пиппа поняла, что та хоть и сильно пьяна, но все же изрядно сконфужена, и отвернулась, чтобы не мешать им одеваться.

— Шла бы ты в задницу, — негромко сказал парень, проходя мимо нее, и мерзко ухмыльнулся.

Его подружка оказалась настроенной еще более воинственно.

— Интересно, ты просто долбаная фригидина, или еще что? — промурлыкала она, приблизив лицо почти вплотную к лицу Пиппы.

Парень потянул приятельницу за руку:

— Оставь ее, Сэм. Просим прощения. — Скорчив постную рожу, он выволок девицу в прихожую, и дверь за ними захлопнулась.

Пиппа прошла вслед за ними, тщательно заперла дверь и вернулась в комнату. «Фригидина»! Это слово прозвучало как приговор — беспощадный и окончательный. Однако, наверное, именно оно как нельзя лучше подходит, чтобы определить ее темперамент. Ведь оно подразумевает сексуальную холодность? Что ж, она действительно холодна.

Прежде чем лечь в постель, Пиппа сорвала с кровати простыни и, со злостью скомкав, зашвырнула в дальний угол комнаты. Затем надела пижаму и распахнула окно, чтобы впустить в спальню свежий, прохладный ночной воздух, выветрить тошнотворный запах чужой парфюмерии, пота и спермы.

Когда же наконец она оказалась в постели, то крепко зажмурила глаза и натянула легкое стеганое одеяло до самого подбородка. Одеяло окутало ее тело, превратив кровать в подобие некоего святилища. «Что же со мной такое?» — подумала она, и в уголках ее глаз тут же скопились слезы жалости. Похоже, ни у кого, кроме нее, проблем с сексом нет.

Тем временем вернулась Александра. Она была не одна, и вскоре сквозь тонкую перегородку, разделяющую их спальни, Пиппа услышала размеренный скрип кровати. Темп характерных звуков нарастал, и вскоре к скрипу пружин присоединились стоны подружки, то низкие, временами переходящие в рычание, то поднимающиеся до крещендо.

«Я не могу этого выносить!» — едва не закричала Пиппа и накрыла голову подушками, пытаясь заглушить доносящиеся до нее звуки. Но это не помогло. Теперь Алекс уже кричала, как от непереносимой боли. До Пиппы доносился и низкий голос Джонатана, разделяющего с Алекс мгновения высшего наслаждения. Потом все стихло, однако перегородка была такой тонкой, что можно было отчетливо различить прерывистое дыхание тех, кто находился за ней.

Пиппу бросило в жар, о сне нечего было и думать. В бессильном отчаянии девушка металась и вертелась в постели. В конце концов, решительно откинув одеяло, она коснулась руками тонкой ткани пижамы. Ее груди тесно прижались друг к другу, и Пиппа тут же почувствовала, как материя царапает ее нежные соски.

По-прежнему лежа на спине, она подтянула колени и сквозь пижаму тихонько, будто успокаивая, погладила грудь ладонями. Она ненавидела манеру, с которой Алекс так открыто демонстрирует перед ней свою сексуальность, хотя прекрасно знала, что подружка даже не подозревает о ее переживаниях. Между тем из ночи в ночь, невольно слушая звуки, сопровождающие занятия любовью в соседней спальне, Пиппа чувствовала себя настолько отвратительно, что предпочла бы никогда не слышать ничего подобного. Но вместе с тем она должна была признаться себе, что эти звуки вызывают в ней неясное томление и смутные желания.

Ее рука медленно проникла под резинку пижамы и, неуверенно двигаясь к низу живота, добралась до заветной потаенной расщелины. Как Пиппа и предполагала, нежная плоть, которой коснулся ее палец, была уже скользкой и влажной.

Закрыв глаза, Пиппа продолжала осторожно водить ладонью по гладкой жаркой коже там, внизу. Когда она погладила кончиком пальца слегка выступивший из теплой расщелинки бугорок клитора, по телу начали расходиться волны удовольствия, наполняя все ее существо сладостным трепетом. Во рту и в горле у нее стало сухо, но она продолжала двигать пальцем, сама не зная, чего хочет добиться.

«Интересно, ты просто долбаная фригидина, или еще что?» Эти слова, произнесенные пьяным насмешливым голосом, настигли ее внезапно, и все ощущения оборвались, словно на нее вдруг вылили ведро холодной воды. Плотно сомкнув бедра, Пиппа все же оставила руку там, между ними, в напрасной надежде задержать, не дать исчезнуть приятному томлению, охватившему ее тело несколько мгновений назад.

Губы горько искривились. Да, вряд ли ее можно назвать сексуальной, и ей оставалось только смириться с тем, что, казалось, нельзя изменить. Наверное, она не одна такая на белом свете, успокаивала себя Пиппа, есть и другие люди, которым не дано испытывать радости секса.

Снова подтянув одеяло к самому подбородку, Пиппа постаралась расслабиться и заставила себя дышать глубоко и ровно. Однако заснуть этой ночью ей удалось не скоро.