1

Найджел Стрэнджвейс сидел в кресле в квартире, куда они с Джорджией переехали после своей свадьбы два года назад. За окнами простиралась аккуратная классическая площадь, одна из нескольких площадей Лондона XVII века, еще не застроенных никому не нужными бутиками и вызывающими своей роскошью особняками для любовниц миллионеров. На коленях Найджела лежала большая алая подушка, а на ней - открытая книга; сбоку от кресла стоял вычурный дорогой пюпитр для книг, который Джорджия подарила ему на прошедший день рождения; в данный момент Джорджия гуляла в парке, так что он мог вернуться к старой привычке читать, положив книгу на подушку.

Однако вскоре он столкнул и книгу, и подушку на пол. Он слишком устал, чтобы вчитываться в содержание. Странный случай с коллекцией бабочек адмирала, который он только что довел до удачного конца или скорее до смущающего заключения, оставил его в состоянии полного истощения. Он устало зевнул, встал с кресла, немного побродил по комнате, высунул язык стоящему на каминной полке деревянному идолу, которого Джорджия привезла из Африки; потом вытащил из стола несколько листов бумаги и карандаш и снова плюхнулся в кресло.

Появившаяся через двадцать минут Джорджия застала его целиком поглощенным работой.

— Что ты пишешь?- поинтересовалась она.

— Составляю бумагу об общем развитии.

— Это означает, что я должна тихо сидеть, пока ты не закончишь? Или мне можно подойти и заглядывать через плечо?

— Первое предложение предпочтительнее. Мне нужно остаться один на один со своим подсознанием. В полной тишине.

— Не возражаешь, если я закурю?

— Пожалуйста. И вообще чувствуй себя как дома.

Через пять минут Найджел передал ей лист бумаги.

— Интересно, на сколько вопросов ты сможешь ответить, - сказал он.

Джорджия взяла лист и прочитала написанное:

"1. Сколько требуется басен, чтобы накормить соловья?

2. Кто или что было "нянькой-кормилицей львов"?

3. В каком смысле употребляются Девять Достоинств?

4. Что вы знаете о мистере Бенджелстайне? Что вам неизвестно о Байоне из Бористенайте?

5. Писали ли вы когда-нибудь письмо в газету по поводу взрыва бега быков? Почему?

6. Кто такая Сильвия?

7. Сколько стежков, сделанных вовремя, стоят десяти?

8. Как будет третье лицо множественного лица в плюсперфекте от слова ЕйхуфеАх?

9. Какое еще имя Юлия Цезаря вам известно?

10. Чего нельзя получить от одной икринки?

11. Назовите имена первых двух мужчин, которые сражались на дуэли на мушкетонах в аэростатах.

12. Назовите причины, по которым следующие пары не дрались на дуэли на мушкетонах в аэростатах: Лиддель и Скотт, Содор и Мэн, Като Младший и Като Старший, вы и я.

13. Назовите различия между министерством сельского хозяйства и министерством рыболовства.

14. Сколько жизней у кота с девятью хвостами?

15. Где находятся парни старой бригады? Иллюстрируйте ваш ответ приблизительным начертанием карты.

16. Можно ли забыть старое доброе знакомство?

17. "Стихи сочиняют дураки вроде меня". Если хотите, опровергните это утверждение.

18. Верите ли вы в волшебников?

19. Каким знаменитым спортсменам принадлежат следующие высказывания:

а) "Я бы снова разорвал этого плейбоя на части".

б) "Qualis artifex pereo".

в) "Пойдем в сад, Мод".

г) "В жизни меня так не оскорбляли".

д) "Мой рот на замке".

20. Различия между Сутеркином и Котом в сапогах.

21. Вы предпочли бы космотерапию или отлучение от церкви?

22. На сколько языков был переведен Боттом?"

Подняв глаза, Джорджия сделала Найджелу гримасу.

— Все-таки ужасно, что ты имел возможность получить классическое образование, - мрачно сказала она.

— Да.

— Тебе нужно уйти в отпуск, не так ли?

— Да.

— Можем скрыться на несколько месяцев в Тибете.

— Я бы предпочел Хоув. Мне не нравится молоко яков, чужие края и ламы.

— Не понимаю, как ты можешь говорить, что не любишь лам, когда с ними не встречался.

— Если бы я был знаком хоть с одним из них, я бы еще больше их ненавидел. Они укрывают преступников, и их одежду носят гомики.

— Ах, ты говоришь о далай-ламах! А я имела в виду животных, лам.

— Я тоже о них. О ламах.

Раздался телефонный звонок. Джорджия подошла взять трубку. Найджел наблюдал за ее движениями: у нее было легкое и гибкое, как у кошки, тело, оно всегда его восхищало; достаточно было просто находиться с ней в одной комнате, чтобы почувствовать себя физически освежившимся; и ее печальное, задумчивое, как у мартышки, личико так странно контрастировало со звериной грацией ее тела, которое она всегда облекала в яркие красные, желтые и зеленые одежды.

— Это Джорджия Стрэнджвейс… А, это ты, Майкл! Как поживаешь? Как там Оксфорд?… Да, он здесь… Работа для него? Нет, Майкл, он не может… Нет, он слишком вымотался - очень трудный случай… Нет, в самом деле, он слегка свихнулся - только что спрашивал меня о различиях между Сутеркином и Котом в сапогах и… Да, я понимаю, что эта связь совершенно ненормальная, но мы собираемся уехать куда-нибудь в отпуск, так что… Вопрос жизни и смерти? Майкл, дорогой, как ты странно выражаешься! Ну ладно, сейчас он сам с тобой поговорит.

Джорджия передала трубку Найджелу, и тот увлекся долгим разговором. Закончив его, он подхватил Джорджию под локти и закружил ее в воздухе.

— Полагаю, все это возбуждение означает, что кто-то кого-то убил, а ты собираешься в это влезть, - сказала она, когда он опустил ее на стул.

— Да!- пылко воскликнул Найджел. - Настоящее интересное и загадочное дело. Друг Майкла - парень по имени Фрэнк Керне, он же - Феликс Лейн, автор детективных романов: он готовился убить одного человека, но у него все сорвалось, а теперь этого парня действительно убили: отравили стрихнином. Так этот Керне хочет, чтобы я занялся его делом и доказал, что это сделал не он.

— Не верю ни одному слову! Это какой-то обман. Слушай, если настаиваешь, я поеду с тобой в Хоув. Ты не в таком состоянии, чтобы взяться за новую работу.

— Я должен. Майкл говорит, что этот Керне - очень порядочный парень. И он попал в страшную передрягу. Кроме того, приятно будет переменить обстановку и оказаться в Глостершире.

— Он не может быть порядочным человеком, если замышлял кого-то убить. Оставь его в покое, забудь об этом.

— Ну, у него были оправдывающие обстоятельства. Этот тип сбил на дороге сынишку Кернса, и тот умер. Полиция не смогла его поймать, поэтому Керне начал его выслеживать и…

— Это какое-то безумие. Такого не бывает. Должно быть, этот Керне сумасшедший. А как он оказался замешанным во всю эту историю, если человека убил кто-то другой?

— Майкл сказал, что он вел дневник. Я расскажу тебе о нем в поезде. Нужно ехать в Сивернбридж. Где наш справочник?

Покусывая губы, Джорджия смерила мужа долгим задумчивым взглядом. Затем подошла к письменному столу, достала справочник и начала его просматривать.

2

Первое впечатление от худощавого бородатого мужчины, вышедшего им навстречу в вестибюле "Рыболова", было такое: вот перед ними человек, поразительно равнодушный к ужасному положению, в котором он оказался. Он энергично пожал им руки, глядя на них и по сторонам с легкой извинительной улыбкой. В легком подъеме его бровей тоже чувствовалось некоторое смущение, как будто он тактично просил у них прощения за то, что вытащил их по такому тривиальному делу. Они немного поговорили.

— Ужасно мило с вашей стороны, что вы приехали сюда, - вскоре сказал Феликс. - Положение действительно…

— Послушайте, давайте отложим обсуждение и займемся этим после обеда. Моя жена немного устала от этого путешествия. Я только провожу ее наверх.

Джорджия, чья поразительно выносливая натура в свое время преодолевала невероятные испытания в длительных экспедициях через пустыни и джунгли - она была одной из трех самых известных путешественниц своего времени, - и глазом не моргнула на эту чудовищную ложь Найджела. Только оказавшись с ним в номере, она усмехнулась и сказала:

— Значит, я устала, да? И это говорит джентльмен, который находится на грани физического и умственного истощения! Что означает такая исключительная заботливость по отношению к слабой женщине?

— Не стоит посвящать Кернса в то, что ты отважная, сильная женщина. Дорогая моя, ты должна быть женственной, приятной, мягкой, покладистой женщиной, которой он может довериться.

— Великий Стрэнджвейс уже за работой!- насмешливо воскликнула она.Какой же у тебя изворотливый ум! Но я не понимаю, почему я тоже должна быть втянута в это дело.

— Каким он тебе показался?- спросил Найджел.

— Сложный человек, я бы сказала. В высшей степени воспитанный. Очень замкнутый. Слишком долго живет один - он так смотрит мимо тебя, когда с тобой разговаривает, как будто больше привык беседовать сам с собой. Человек тонкого вкуса и с устоявшимися привычками. Ему нравится считать себя самодостаточным, думать, что он в состоянии обходиться без общества, но на самом деле он очень чувствительно относится и к общественному мнению, и к внутреннему голосу. Правда, сейчас он ужасно нервничает, так что трудно точно судить.

— Говоришь, нервничает? А меня он поразил своим самообладанием.

— О нет, дорогой, вовсе нет! Он изо всех сил сдерживается. Ты не обратил внимания на выражение его глаз, когда в разговоре возникала пауза и его ничто не отвлекало? Да ведь из них так и брызжет полная паника! Помню, я видела такие глаза у одного парня, когда вечером в горах мы забрели далеко от лагеря и заблудились в сплошных зарослях кустарника, целый час не могли найти дорогу.

— Если бы Роберт Янг носил бороду, он выглядел бы похожим на этого Кернса. Надеюсь, он все-таки не совершил убийства: он выглядит таким приятным маленьким бурундучком. Ты уверена, что не хочешь немного отдохнуть перед обедом?

— Нет, черт побери. И позволь мне тебе заявить, что я даже кончик пальца не намерена совать в это твое дело. Мне известны твои методы работы, и я их не одобряю.

— Готов поставить пять к трем, что уже через день ты по уши завязнешь в расследовании: у тебя такая чувствительная натура, которая…

— Не чувствительная, а увлекающаяся!

После обеда, как они и договорились, Найджел направился в номер Феликса. Феликс внимательно изучал своего гостя, наливая ему кофе и придвигая сигареты. Он видел перед собой высокого молодого человека, лет двадцати с небольшим, костлявого телосложения; его неопрятная одежда и взъерошенные очень светлые волосы придавали ему вид человека, который только что проснулся от дремоты, которая сразила его, скорчившимся на жестком диване железнодорожного вокзала. Его лицо с мягкими чертами было бледным и удивительно мальчишеским, что не соответствовало умному взгляду светло-голубых глаз, которые смотрели на него со смущающей пристальностью и создавали впечатление, что он имеет собственное мнение о любом предмете под солнцем. И в манерах Найджела Стрэнджвейса было что-то такое - вежливое, заботливое, почти отеческое, - что на мгновение показалось Феликсу необъяснимо зловещим: так может относиться ученый к объекту своего эксперимента, подумал он; за этим интересом и заботливостью крылась бесчеловечная объективность: Найджел относился к тому редкому типу людей, которые способны без всякого смущения признать свои ошибки и неправоту.

Феликса слегка пугало, что он так много понял в своем госте: вероятно, опасность его теперешнего положения обострила его способность читать в чужой душе. Он сказал, криво усмехнувшись:

— Кто избавит меня от тела этой смерти?

— Святой Павел, если я верно запомнил? Лучше расскажите мне все по порядку.

И Феликс изложил ему обо всех существенных деталях истории, как это было записано в дневнике: о смерти Марта, о своей поглощенности идеей отмщения, о сочетании своих рассуждений и удачного случая, благодаря которому он наткнулся на Джорджа Рэттери, о плане утопить Джорджа на реке и о том, как в самый решительный момент рухнул его план. Тут Найджел, который все это время молча слушал, рассматривая носки своих туфель, спросил:

— Почему он так долго медлил и не хотел поразить вас фактом, что ему все о вас известно?

— Точно не могу сказать, - после некоторого раздумья сказал Феликс.Отчасти, видимо, из-за удовольствия, которое ему доставляла игра в кошки-мышки; по натуре он явный садист. Отчасти, возможно, он хотел полностью убедиться, что я намерен это совершить - я имею в виду, он не хотел раскрывать карты, потому что должен был понять, что мой дневник предоставляет возможность обвинить его в убийстве Марти. Хотя не знаю… практически он пытался меня шантажировать в лодке - сказал, что отдаст мне дневник за деньги; казалось, он был полностью захвачен врасплох, когда я заявил, что он никогда не посмеет передать дневник полиции.

— Гм… И что же произошло потом?

— Ну, я сразу же переехал сюда, в гостиницу "Рыболов". Джорджу пришлось переслать сюда мой багаж: он отказался впустить меня в свой дом даже на минуту, что вполне естественно. Кстати, все это случилось только вчера. Вдруг около половины одиннадцатого позвонила Лена и сообщила, что Джордж умер. Можете себе представить, как это меня потрясло! Он почувствовал себя плохо после обеда, Лена описала мне симптомы: мне кажется, это отравление стрихнином. Я сразу направился к Рэттери, доктор был еще там и подтвердил мое предположение. Я здорово попался. У его поверенных находится мой дневник, который должен быть обнародован в случае его смерти: полиции станет ясно, что я замышлял убийство Джорджа. И вот он умер - для них это дело шито белыми нитками.

Напряженная поза Феликса и тревожное выражение глаз противоречили его ровному, почти бесстрастному тону.

— Я готов был пойти и утопиться в реке, - сказал он, - настолько все кажется безнадежным. Затем я вспомнил, как Майкл Эванс рассказывал мне о том, как вы вытащили его из подобной истории, поэтому я позвонил ему и попросил связать меня с вами. И вот вы здесь.

— Вы еще не говорили полиции о дневнике?

— Н-нет. Я ждал, пока…

— Это необходимо сделать немедленно. Лучше я сам об этом сообщу.

— Да, пожалуйста, если можно. Я бы скорее…

— И между нами должно быть полное понимание. - Найджел задумчиво и беспристрастно смотрел в глаза Феликсу. - Судя по тому, что вы мне рассказали, я считаю совершенно невероятным, что это вы убили Джорджа Рэттери, и сделаю все, что в моих силах, чтобы это доказать. Но конечно, если случайно это дело ваших рук и мое расследование убедит в этом меня, я не сделаю ни малейшей попытки это скрыть.

— Это звучит вполне разумно, - робко улыбнувшись, сказал Феликс. - Я написал так много книг о детективах-любителях, что будет интересно посмотреть, как в действительности работает один из них. О господи, это ужасно, - продолжал он изменившимся голосом. - Должно быть, я был не в своем уме эти последние полгода. Мой малыш Марти. Я все время думаю, неужели я действительно столкнул бы Джорджа в воду и позволил ему утонуть, если бы он не…

— Это не важно, вы этого не сделали, вот что имеет значение. Нечего ахать над разлитым молоком.

Спокойный, едкий, но не враждебный тон Найджела гораздо больше чем сочувствие помог Феликсу овладеть собой.

— Вы правы, - сказал он. - Даже если кто-то и убил Джорджа, он не должен испытывать ни малейших угрызений совести, потому что Джордж был самым отъявленным негодяем.

— Кстати, - спросил Найджел, - а почему вы думаете, что это не было самоубийством?

Феликс испуганно воззрился на него.

— Самоубийство? Я никогда не думал… я хочу сказать, я так долго думал о Джордже… гм… в связи с убийством, мне и в голову не приходило, что это могло быть самоубийством. Да нет, этого не могло быть: он был слишком бесчувственным и самодовольным типом для… А кроме того, зачем ему это делать?

— Тогда кто, по-вашему, мог его убить? Кто-нибудь из местных жителей?

— Дорогой мой Стрэнджвейс, - смущенно сказал Феликс, - вы же не можете просить главного подозреваемого, чтобы он всех и каждого обливал грязью.

— Здесь неприменимы правила Куинсберри. Не нужно демонстрировать мне свое благородство - на кон поставлено слишком много.

— В таком случае я бы сказал, что любой имевший отношения с Джорджем был его потенциальным убийцей. Он невероятно издевался над женой и сыном, Филом; он вообще отвратительно относился к женщинам, был типичным женоненавистником. Единственная женщина, над которой он не смел издеваться и не мог уязвить, была его мать, но она настоящая ведьма. Хотите, чтобы я рассказал вам об этих людях?

— Нет, во всяком случае, не сейчас. Сначала мне лучше составить о них собственное мнение. Ну думаю, сегодня мы больше ничего не сможем сделать. Пойдемте к нам, поболтаем с моей женой.

— О, минутку, есть еще один момент! Этот паренек Фил: он очень хороший мальчик, ему всего двенадцать лет; мы должны вызволить его из этого дома, если сможем. Он и так очень нервный и впечатлительный, а эта история может доконать его. Я не хотел просить сам об этом Вайолет, понимая, что вскоре она все узнает обо мне, но, может быть, ваша жена…

— Надеюсь, мы что-нибудь сможем придумать. Завтра я поговорю об этом с миссис Рэттери.

3

Когда на следующее утро Найджел прибыл в дом Рэттери, он застал там полисмена, прислонившегося к воротам и флегматично наблюдавшего за раскрасневшимся водителем, который пытался вывести свою машину из почти пустой стоянки напротив.

— Доброе утро, - сказал Найджел. - Это…

— Это трогательно, просто трогательно, не так ли, сэр?- неожиданно сказал полицейский.

Найджел не сразу сообразил, что констебль говорит не о недавнем событии в доме, а о неловких маневрах водителя машины. Сивернбридж заслуженно славился своей репутацией честных, флегматичных фермеров. Констебль ткнул пальцем в стоянку.

— Он занимается этим уже пять минут, - сказал он. - Жалкое это зрелище, скажу я вам.

Найджел согласился, что в этой сцене есть какие-то элементы, вызывающие сочувствие. Затем спросил разрешения войти, так как у него есть дело к миссис Рэттери.

— Миссис Рэттери?

— Да. Это ведь ее дом, не так ли?

— А, да, ее. Ужасная трагедия, не так ли, сэр? Выдающаяся личность нашего городка. Вы знаете, только в прошлый четверг он провел со мной часть дня и…

— Да, вы правы, это ужасная трагедия. Именно в связи с этим мне и нужно видеть миссис Рэттери.

— Вы друг семьи?- спросил констебль, по-прежнему навалившись всем своим мощным телом на ворота.

— Ну, не совсем, но…

— А, из репортеров. Я так и понял. Тебе придется подождать, сынок,сказал констебль, резко меняя позу. - Приказ инспектора Блаунта. То есть я здесь затем, чтобы…

— Инспектор Блаунт? О, да это мой старый приятель!

— Все вы так говорите, сынок, - терпеливо, но печально сказал полицейский.

— Скажите ему, что Найджел Стрэнджвейс… Нет, лучше передайте ему мою карточку. Ставлю семь против одного, он сразу захочет меня увидеть.

— Я человек не азартный. Во всяком случае, нечасто в него впадаю. Грязная эта игра, и мне все равно, если меня кто-то услышит. Понимаете, я иногда хожу задать трепку своим нервам на Дерби, но, скажу вам…

Минут через пять после этого пассивного сопротивления констебль согласился вручить карточку Найджела инспектору Блаунту. "Быстро они тут сообразили вызвать людей из Скотленд-Ярда, - ожидая, размышлял Найджел,здорово снова наткнуться на Блаунта". Со смешанным чувством он вспомнил свою последнюю встречу с этим шотландцем, у которого было добродушное лицо и каменное сердце; тогда Найджел был Персее в "Андромеде" Джорджии, и Блаунт был опасно близок к тому, чтобы играть роль морского чудовища; это тоже происходило в Чаткомбе, где легендарный летчик Фергус О'Брайен поставил перед Найджелом сложнейшую за всю его карьеру проблему.

Когда другой, не такой словоохотливый констебль проводил Найджела в дом, Блаунт сидел за столом - в точности такой, каким его помнил Найджел,являя собой совершенное подобие управляющего банком, намеревающегося расспросить клиента по поводу его перерасходов. Лысая голова, очки в золотой оправе, гладкое полное лицо, строгий темный костюм излучали богатство, такт и респектабельность. Он совершенно не походил на неумолимого преследователя преступников, каким его и знал Найджел. К счастью, он обладал чувством юмора - тонким и отточенным, а не грубоватым юмором простолюдина.

— Вот уж неожиданная радость, мистер Стрэнджвейс, - сказал он, вставая и протягивая свою холеную, как у епископа, руку. - Надеюсь, ваша жена по-прежнему отлично себя чувствует?

— Да, спасибо. Она ведь здесь, приехала со мной. Прибыли всем кланом, можно сказать. Или лучше сказать, скопищем грифов?

Инспектор Блаунт позволил себе слегка сощурить глаза.

— Грифов? Не хотите ли вы сказать, мистер Стрэнджвейс, что вы опять занялись преступлением?

— Боюсь, это именно так.

— Ну и ну! Уж не… Нет, правда, я поражен! И вы намерены ошеломить меня каким-то сюрпризом - судя по вашему виду.

Найджел немного помедлил. Ему не была чужда некоторая склонность к эффектам, однако, когда вопрос касался серьезного дела, он предпочитал не откладывать его.

— Значит, это преступление?- сказал он. - Я имею в виду, убийство, а не одно из ваших дешевых самоубийств.

— Самоубийцы, - наставительно заметил Блаунт, - обычно не глотают вместе с ядом и бутылку.

— Вы хотите сказать, что пропал сосуд из-под яда? Если не возражаете, расскажите мне все подробно. До сих пор я ничего не знаю о смерти Рэттери, за исключением того, что тот парень, который у него жил, Феликс Лейн… Вообще-то его имя Фрэнк Керне, как, надеюсь, вам известно, но все настолько привыкли звать его Феликсом, что в дальнейшем нам лучше называть его Феликсом Кернсом. Так вот, этот парень намеревался убить Джорджа Рэттери, но, как он говорит, ему это не удалось, следовательно, вместо него это мог сделать кто-то другой.

Инспектор Блаунт воспринял эту сногсшибательную новость с достоинством, вызывающим уважение. С великими предосторожностями сняв пенсне, он подышал на стекла, тщательно протер их, затем снова водрузил его на нос, после чего сказал:

— Феликс Керне? Ах да, такой невысокий, с бородой! Кажется, он пишет детективные романы, не так ли? Что ж, это очень интересно.

Он снисходительно взглянул на Найджела.

— Не перейти ли нам к первым шагам?- спросил Найджел.

— А вы… э… в каком-то смысле представляете интересы мистера Кернса?- Инспектор Блаунт тактично, но твердо гнул свою линию.

— Да. Естественно, до тех пор, пока не будет доказана его вина.

— Угу… понятно. И вы убеждены, что он невиновен. Полагаю, будет лучше, если вы первым откроете свои карты.

И Найджел приступил к передаче смысла признания Феликса. Когда он дошел до плана Феликса утопить Джорджа Рэттери, Блаунту в первый раз не удалось полностью скрыть свое возбуждение.

— Поверенные покойного звонили мне перед самым вашим приходом. Они сказали, что имеют в распоряжении нечто, что представляет для нас интерес. Не сомневаюсь, речь идет о дневнике, о котором вы говорили. Это очень опасно для… гм… вашего клиента, мистер Стрэнджвейс.

— Об этом рано говорить, пока вы его не прочитали. Я вовсе не уверен, что дневник не окажет Феликсу услугу.

— Что ж, поверенные направили сюда специального посыльного с этим дневником, так что вскоре мы с ним ознакомимся.

— Не буду пока спорить. Может, тем временем вы расскажете мне о том, что случилось?

Инспектор Блаунт взял со стола линейку и, прищурив глаз, посмотрел вдоль нее. Затем вдруг выпрямился и заговорил с удивительной язвительностью:

— Джордж Рэттери был отравлен стрихнином, пока больше ничего не могу добавить до окончания вскрытия тела - что ожидается сегодня днем. Он, миссис Рэттери, Лена Лаусон, старая миссис Рэттери, его мать, и его сын Фил, двенадцатилетний мальчуган, обедали вместе. Все ели одно и то же. Покойный и его мать пили виски, остальные - воду. Никто из остальных не пострадал. Они вышли из столовой примерно в четверть девятого, сначала женщины с мальчиком, покойный - через минуту после них. Все направились в гостиную, за исключением мистера Филипа. Минут через десять-пятнадцать у Джорджа Рэттери начались приступы сильной боли. Бедняжки женщины оказались совершенно беспомощными: они дали ему рвотное, но это только усилило приступы; весьма грозный симптом. Их собственный доктор, которому они прежде всего позвонили, находился в пути по вызову к дорожной аварии, и к тому моменту, когда они соединились с другим врачом, было уже слишком поздно. Доктор Кларксон прибыл около десяти - он выезжал принимать роды - и применил обычное лечение хлороформом, но Рэттери уже находился в очень тяжелом состоянии. Через пять-десять минут он скончался. Не стану утомлять вас деталями, однако я убедился, что яд не мог быть подмешан ни в пищу, ни в напитки, которые подавались к столу. Более того, симптомы отравления стрихнином редко проявляются позже, чем через час; общество уселось за обеденный стол в четверть восьмого, следовательно, Рэттери не мог принять яд до обеда. Остается только интервал в одну минуту между временем, когда все покинули столовую, и моментом, когда Рэттери присоединился к ним в гостиной.

— Кофе? Портвейн? Хотя нет, яд не мог быть в портвейне. Его не пьют залпом, а стрихнин имеет такой горький вкус, что любой сразу же выплюнет напиток, если только не ожидал горьковатого вкуса.

— Вот именно. Кроме того, в субботу вечером семья не пила кофе, так как горничная разбила кофейник с ситечком.

— Тогда мне это кажется случаем суицида.

На лице инспектора Блаунта отразилось легкое раздражение.

— Мой дорогой Стрэнджвейс, - сказал он, - самоубийца не принимает яд, чтобы затем появиться в гостиной - так сказать, в лоне своей семьи, - чтобы они наблюдали эффект приема яда. А во-вторых, Колесби не может обнаружить сосуда, из которого он его принял.

— Обеденная посуда, конечно, уже была вымыта?

— Только бокалы и столовое серебро, хотя тарелки не все. Имейте в виду, Колесби - это местный коп - мог что-либо пропустить: я сам приехал сюда только сегодня рано утром, но…

— А вы знаете, что Керне не возвращался в этот дом после того, как покинул его еще днем?

— В самом деле? И у вас есть этому доказательства?

— Н-нет, - пойманный врасплох, сказал Найджел. - Думаю, пока нет. Он сказал, что после неудачи на реке Рэттери отказался впускать его в дом даже для того, чтобы забрать свои вещи. Впрочем, это скоро можно будет выяснить.

— Возможно, - осторожно заметил Блаунт и задумчиво побарабанил пальцами по столу. - Я думаю… да, пожалуй, нам нужно повторно осмотреть столовую.

4

Это была темная, мрачная комната, тесно заставленная мебелью из орехового дерева в викторианском стиле - стол, стулья и огромный буфет,которая, очевидно, была пред назначена для более просторного помещения и навевала представления об обильной и сытной пище за монотонной, скучной беседой. Угрюмая атмосфера дополнялась тяжелыми коричневыми шторами из бархата, поблекшими, но все равно угнетающими бордовыми обоями и картинами на стене, на которых изображались лиса, рвущая на части распотрошенного зайца (очень правдоподобно), удивительные рисунки омаров, крабов, угрей и лососей, лежащих на столе с мраморной плитой, и предки Рэттери. Судя по их заплывшим жиром физиономиям и толстым тушам, все они до одного скончались от апоплексического удара или от заворота кишок.

— Обжорство вновь возродилось во всем своем величии, - пробормотал Найджел, инстинктивно оглядываясь в поисках мятной соды.

Инспектор Блаунт стоял рядом с буфетом, задумчиво водя пальцем по его ядовито-желтой поверхности.

— Взгляните сюда, мистер Стрэнджвейс, - сказал он, указывая на липкий кружок - такой след мог быть оставлен бутылочкой с лекарством, чье содержимое стекло по внешней поверхности к донышку. Блаунт лизнул свой палец. - Что ж, - сказал он. - Интересно…

Он неторопливо достал шелковый платок ослепительной белизны, вытер палец и нажал кнопку звонка. Тут же появилась женщина - без сомнения, горничная, очень чопорная и замкнутая, с накрахмаленными манжетами и в высоком старомодном головном уборе.

— Вы звонили, сэр?- сухо осведомилась она.

— Да. Скажите мне, Анни…

— Меррит. - Ее тонкие, строго поджатые губы выражали недовольство полицейским, который осмелился обратиться к горничной по имени.

— Меррит? Тогда скажите мне, мисс Меррит, откуда здесь этот след?

Не поднимая взгляда, ибо она держала глаза опущенными, как монахиня, женщина сказала:

— Тоник… последний тоник хозяина.

— А, да… Угу… И куда делась бутылка?

— Не могу сказать, сэр.

При дальнейших расспросах удалось выудить заявление, что последний раз Меррит видела бутылку в субботу после ленча; она не заметила, стояла ли она там, когда убирала после обеда.

— Он принимал его стаканами или ложкой?

— Столовой ложкой, сэр.

— А после обеда в субботу вы мыли эту специальную ложку вместе с остальными?

Меррит возмущенно вскинула голову.

— Я не мою, - холодно подчеркнула она, - я их убираю.

— Убирали ли вы ложку, из которой ваш хозяин принимал свой тоник?терпеливо спросил Блаунт.

— Французский коньяк, неразбавленный, - усмехнулся Найджел.

— Да, сэр.

— И она была вымыта?

— Да, сэр.

— Жаль. А теперь посмотрим… э… не попросите ли вы свою хозяйку прийти сюда?

— Старая миссис Рэттери нездорова, сэр.

— Я имел в виду… А, ну может, это будет лучше… да, спросите мисс Лаусон, не согласится ли она уделить мне несколько минут.

— Легко понять, кто в этом доме хозяйка, - заметил Найджел, когда горничная вышла.

— Очень интересно. Это лекарство напоминает мне по вкусу одно тонизирующее средство, которое я однажды принимал, оно содержало рвотный орех.

— Рвотный орех?- Найджел присвистнул. - Так вот почему он не заметил горького вкуса. И он оставался здесь один целую минуту, когда остальные уже вышли. Кажется, вы куда-то продвинулись.

Блаунт искоса посмотрел на него.

— Все еще придерживаетесь идеи самоубийства, мистер Стрэнджвейс?

— Это не выглядит слишком надежной версией, если в этой бутылке действительно находился яд. Но как странно, что убийца избавился от бутылки! Он испортил возможность представить эту смерть как самоубийство.

— Иногда убийцы совершают очень странные вещи, вы не будете это отрицать.

— Однако кажется, это освобождает от подозрений нашего Феликса Кернса. То есть если…

Найджел прервался, услышав шаги за дверью. Вошедшая девушка казалась такой же неуместной в этой мрачной комнате, как солнечный луч на стене тюремной камеры. Ее пепельно-светлые волосы, белый льняной костюм и живые краски на лице словно отрицали все, что подразумевало это помещение - и в жизни, и в смерти. Даже если бы Феликс не сказал этого, Найджел все равно угадал бы в ней актрису по едва заметной паузе, которую она выдержала, остановившись в дверях, по заученной естественности, с которой она опустилась на стул, указанный ей инспектором Блаунтом. Блаунт представил Найджела и себя и выразил соболезнования мисс Лаусон и ее сестре. Лена приняла их с небрежным наклоном головы; очевидно, она так же, как и инспектор, горела желанием перейти к выяснению обстоятельств смерти. И при этом напряженно ждала результатов, подумал Найджел, заметив, как она нервно крутит пуговицу на жакете, а также нескрываемую искренность и прямоту ее взгляда.

Блаунт задавал свои вопросы мягко и спокойно, переходя от одного аспекта дела к другому, как доктор, пальпирующий тело пациента в ожидании судороги, которая покажет ему место, где коренится болезнь. Да, мисс Лаусон находилась в комнате, когда ее зятя посетил первый приступ боли. Нет, к счастью, Фила там не было: должно быть, он сразу после обеда поднялся наверх. Что делала лично она после того, как они покинули столовую? Ну, она была вместе с остальными, пока у Джорджа не начались эти ужасные боли: тогда его мать послала ее принести немного горчицы и воду - да, она точно помнит, что именно его мать предложила это, - а потом она стояла у телефона, пытаясь дозвониться до доктора. Нет, в промежутках между спазмами Джордж не сказал ничего такого, чтобы предположить, что случилось, - он лежал совершенно спокойно, и раза два казалось, что он заснул.

— А во время приступов?

Ресницы Лены опустились вниз, но недостаточно быстро, чтобы скрыть промелькнувший в глазах страх.

— О, он ужасно стонал и жаловался на мучительную боль. Это было ужасно. Он лежал на полу, свернувшись калачиком… однажды на машине я переехала кошку, и она… о, пожалуйста, не надо, я не вынесу этого!

Она закрыла лицо руками и зарыдала. Блаунт по-отечески потрепал ее по плечу, но, как только она справилась с собой, с мягкой настойчивостью повел допрос дальше:

— И во время этих приступов он не говорил… не упоминал чьего-либо имени, например?

— Я… по большей части я в это время отсутствовала.

— Послушайте, мисс Лаусон. Вы должны понять, что не имеет смысла скрывать то, что, помимо вас, наверняка слышали еще два человека. То, что говорит человек, испытывающий отчаянные страдания, не может привести к обвинению кого-то другого без достаточных на то оснований.

— Ну, тогда, - сердито набросилась на него девушка, - он сказал что-то о Феликсе… о мистере Лейне. Он сказал: "Лейн. Пытался сделать это раньше…" Что-то вроде этого. И он ужасно проклинал его. Это ничего не значит. Он ненавидел Феликса. Он был взбешен… голову потерял от боли. Вы не можете…

— Не расстраивайтесь, мисс Лаусон. Надеюсь, мистер Стрэнджвейс сможет успокоить вас на этот счет. - Инспектор Блаунт погладил свой подбородок и доверительно сказал: - А может, вы, случайно, знаете, не имел ли мистер Рэттери повода покончить с собой? Денежные проблемы? Болезнь? Мне сказали, он принимал успокаивающие средства.

Лена уставилась на него, напряженно выпрямившись, ее глаза напоминали бессмысленный блеск трагической маски. Она словно потеряла дар речи, но затем быстро заговорила:

— Самоубийство? Вы… немного испугали меня. Я хочу сказать, мы все думали, что он съел что-то плохое за обе дом… Да, наверное, это может быть самоубийством, хотя я не могу представить себе почему…

Найджелу показалось, что не мысль о самоубийстве Рэттери так напугала девушку. Его интуиции вскоре суждено было оправдаться.

— Этот тоник, который он принимал, - сказал Блаунт, - полагаю, он содержал рвотный орех?

— Я этого не знаю.

— Нет, понятно. Он принял, как обычно, столовую ложку тоника после ленча?

Девушка сосредоточенно сдвинула брови, вспоминая.

— Точно не помню. Он всегда это делал, так что, думаю, если бы после ленча не выпил свое лекарство, я бы это заметила.

— Совершенно верно. Да-а. Очень тонкое наблюдение, если позволите так выразиться, - поздравил ее Блаунт. Сняв пенсне, он нерешительно повертел его в пальцах. - Видите ли, мисс Лаусон, я размышляю о бутылке. Она исчезла. Это очень досадно, понимаете, потому, что у нас идея - имейте в виду, только идея, - что эта бутылка может быть… э… связана с его смертью. Рвотный орех - это яд группы стрихнина, и, если мистер Рэттери намеревался покончить с собой, он мог добавить чуточку яда в свою обычную дозу лекарства. Но если он именно так и сделал, то вряд ли он выбросил и бутылку.

Найджел обратил внимание, что старательно скрываемое волнение Блаунта воскресило его почти утраченное произношение жителя Глазго. На этот раз или Лена обрела власть над выражением лица, или ей нечего было скрывать. Она нерешительно сказала:

— Вы имеете в виду, что, если бы бутылка была найдена на буфете после смерти Джорджа, это доказывало бы, что он сам покончил с жизнью?

— Нет, мисс Лаусон, не совсем так, - мягко сказал Блаунт, затем его губы вытянулись в строгую нить, он наклонился вперед и холодно и медленно проговорил: - Я имею в виду, что отсутствие этой бутылки делает его смерть похожей на убийство.

— А-а!- вздохнула девушка.

Это был вздох облегчения, как если бы ожидание этой ужасной фразы закончилось и она поняла, что ей уже не придется столкнуться с чем-либо еще более страшным.

— Вы не удивлены?- резко спросил Блаунт, слегка задетый спокойствием девушки.

— А что я должна делать? Со слезами броситься вам на грудь? Рвать на себе волосы?

Найджел поймал растерянный взгляд Блаунта и весело посмотрел на него. Ему нравилось видеть Блаунта в замешательстве.

— Один только вопрос, мисс Лаусон, - сказал Найджел. - Он может показаться вам неприятным, но я надеюсь, Феликс сказал вам, что я пришел сюда по его поручению. Я не хочу вас расстроить, но вы когда-нибудь подозревали, что Феликс все время намеревался убить Джорджа Рэттери?

— Нет, нет! Это ложь! Этого не было!- Лена подняла перед собой ладони, как будто пыталась оттолкнуть от себя вопрос Найджела. Затем испуг сменился на ее выразительном лице некоторой растерянностью. - Все время?- медленно повторила она. - Что вы имеете в виду?

— Ну, с того момента, как вы с ним познакомились, еще до того, как он сюда приехал, - ответил Найджел, так же смущенно.

— Нет, конечно нет!- отвечала девушка искренне. Потом прикусила губу.Но он не убивал, - закричала она. - Он не убивал Джорджа. Я это знаю.

— Вы были в машине Джорджа Рэттери, когда в январе он сбил насмерть маленького мальчика, Мартина Кернса, - жестко сказал инспектор Блаунт.

— О господи!- прошептала Лена. - Значит, вы это выяснили наконец. - Она прямо посмотрела на них. - Я в этом не виновата. Я пыталась заставить его остановиться и… но он не послушался. Целые месяцы мне снился этот кошмар. Это было отвратительно. Но я не понимаю… Какое…

— Думаю, мы уже можем отпустить мисс Лаусон, не возражаете, мистер Блаунт?- поспешно вмешался Найджел.

Инспектор провел ладонью по подбородку.

— Да-а. Может, вы и правы. Еще только один вопрос, мисс Лаусон. Как вы думаете, у мистера Рэттери были враги?

— Вполне возможно. Он был из тех, кто наживает себе врагов. Только я никого не знаю.

После ухода девушки Блаунт сказал:

— Ее показания наводят на размышления… Могу поклясться, она что-то знает о пропавшей бутылке. И она боится, что убийство совершил мистер Керне, но пока еще она не связала Феликса Лейна с отцом убитого Джорджем Рэттери ребенка. Приятная девушка. Жалко, что она не рассказала правды. Ну да ладно, мы сами все скоро раскроем. Что заставило вас спросить, не подозревала ли она Феликса в намерении убить Рэттери? Я считал, что слишком рано вынимать кота из мешка.

Найджел выбросил сигарету в окно.

— Дело вот в чем. Если не Феликс убил Рэттери, мы оказываемся перед самым поразительным совпадением: именно в тот день, в который он замышлял совершить неудавшееся убийство, его планировал кто-то другой и выполнил его.

— Самое поразительное совпадение, как вы сами признали, - скептически сказал Блаунт.

— Нет, минутку. Я не готов целиком отвергать возможность совпадения. Если достаточное количество обезьян на протяжении веков играли бы с пишущей машинкой, возможно, они смогли бы написать все сонеты Шекспира: это совпадение, но это также научно обоснованное предположение. Но если отравление Джорджа не совпадение и если в нем не виновен Феликс, отсюда логически следует, что еще кто-то знал о намерениях Феликса - или прочитав его дневник, или будучи человеком, которому доверился Джордж.

— Ага! Теперь я понимаю, к чему вы ведете, - сказал Блаунт, и его глаза сверкнули за стеклами очков.

— Предположим, существует человек, который обладал этими специфическими сведениями и хотел, чтобы Джордж был убит. Когда попытка Феликса провалилась, этот человек взял дело в свои руки и подложил Джорджу яд, возможно подсыпав его в этот тоник. Он мог быть полностью уверен, что подозрение падет на Феликса из-за его дневника. Но ему приходилось действовать немедленно, поскольку он не надеялся, что Феликс останется в Сивернбридже больше чем на ночь после неудавшегося убийства. Лена была первым человеком, которого он мог об этом попросить, поскольку, скорее всего, именно ее Джордж мог посвятить в существование дневника - они вместе замешаны в убийстве Мартина Кернса, которое он обличает. Но мне кажется, сейчас она была совершенно искренна, когда сделала вид, что не связывает Феликса Лейна с мальчиком, с Марти. Следовательно, ей ничего не известно о дневнике. И следовательно, мы можем вычеркнуть ее из списка подозреваемых, если только задуманное убийство и совершенное были чистым совпадением.

— Но если Лаусон не знает о дневнике, почему она так явно боится, что Керне отравил Рэттери или что мы подозреваем его в этом?

— Думаю, мы не сможем это понять, пока побольше не узнаем об этом семействе. Вы обратили внимание, как она растерялась, когда я спросил, не подозревала ли она Феликса, что он все время намеревался убить Джорджа? По-настоящему растерялась. Это выглядит так, будто она не знает о дневнике, но знает о каких-то других мотивах Феликса - о какой-то вражде, возникшей после встречи двоих мужчин.

— Да, это кажется правдоподобным. Мне нужно спросить у каждого члена семьи, имели ли они какие-либо подозрения относительно Феликса - лучше скажу Феликса Лейна, - и посмотреть на реакцию. Если кто-то пытался использовать его в качестве прикрытия, это сразу выйдет наружу.

— Это мысль! Послушайте, этот паренек Фил - вы не будете возражать, если мы заберем его в отель на несколько дней? Моя жена посмотрит за ним. Здесь сейчас не самая лучшая обстановка для нежной детской психики.

— Нет, я не против, это даже хорошо. Потом мне нужно будет задать малышу несколько вопросов, но это может подождать.

— Правильно. Пойду спрошу согласия миссис Рэттери.

5

Когда Найджел вошел, Вайолет Рэттери сидела за письменным бюро. Там находилась и Лена. Найджел представился и объяснил свое дело.

— Разумеется, если вы сами все устроите… но он, кажется, очень подружился с мистером Лейном, да и моя жена с радостью сделает все, что возможно.

— Да, понимаю. Благодарю вас. Это очень мило…- нерешительно сказала Вайолет и как-то беспомощно обернулась к Лене, которая стояла у окна в потоке солнечных лучей. - Как ты думаешь, сестра? Будет ли это прилично?

— Конечно, почему бы и нет? Филу не стоит здесь оставаться, - небрежно сказала Лена, по-прежнему глядя на улицу.

— Да, я понимаю. Я только думаю, что скажет Этель…

Лена резко обернулась, сложив пунцовые губки в презрительную гримасу.

— Дорогая моя Вай, - воскликнула она, - пора тебе начать самой за себя решать. В конце концов, чей это ребенок? Можно подумать, что ты здесь служанка, - до такой степени ты позволяешь матери Джорджа помыкать собой этой старой настырной карге! Она с Джорджем превратили твою жизнь в ад нечего хмуриться!- и настало время, чтобы ты указала ей ее место. Если у тебя не хватает смелости заступиться за своего ребенка, можешь тоже принять яд!

Нерешительное, слишком напудренное лицо Вайолет дрогнуло. Найджел испугался, что она упадет в обморок. Он видел, что в ней идет борьба между долгой привычкой к подчинению и настоящей женщиной, которую Лена намеренно спровоцировала. Через несколько секунд ее бескровные губы сжались, поблекшие глаза сверкнули, и она сказала, слегка кивнув:

— Очень хорошо. Я это сделаю. Я очень благодарна вам, мистер Стрэнджвейс.

Как будто в ответ на этот молчаливый вызов открылась дверь, и, не постучав, вошла старая женщина, одетая во все черное. Солнечный луч, падавший сквозь окно, словно замер у ее ног, как будто испугавшись.

— Мне послышались голоса, - хрипло сказала старуха.

— Да, мы разговаривали, - сказала Лена.

Ее дерзкое по тону заявление было полностью проигнорировано. Старая женщина некоторое время постояла на месте, закрывая дверь своим крупным телом, затем, тяжело ступая, приблизилась к окну, неожиданно утратив все свое величие, когда во время движения обнаружилось, что у нее слишком короткие ноги для такой громадной туши, и опустила штору. Солнечный свет ее смертельный противник, подумалось Найджелу, в сумраке ее властность выигрывает.

— Удивляюсь тебе, Вайолет, - сказала она. - Твой мертвый муж лежит в соседней комнате, а ты не можешь даже воздать ему уважение, опустив занавеси.

— Но, матушка…

— Это я подняла штору, - вмешалась Лена. - И так все идет хуже некуда, не хватало еще сидеть в темноте.

— Тише!

— Еще чего! Если вы намерены продолжать травить Вайолет, как вы с Джорджем делали последние пятнадцать лет, это не мое дело. Позвольте мне сказать вам, что не вы хозяйка в этом доме и мне ничего от вас не нужно. Делайте что угодно в своей комнате, но не лезьте к другим людям, грязная тараканиха!

Свет против Тьмы, Ормузда и Ахримана, подумал Найджел, наблюдая за подавшейся вперед тонкой фигуркой, изящно выгнутой шеей девушки, выступившей против старухи, которая замерла темным столбом посредине комнаты: воистину девушка была воплощением Света; и даже если она была немного вульгарна, она не была вредной, нечистой, она не заражала комнату тяжелым запахом камфары, своими протухшими древними представлениями о пристойности и прогнившей властностью, как эта отвратительная старуха в черном. Однако, пожалуй, лучше мне вмешаться, решил Найджел и любезно сказал:

— Миссис Рэттери, я только что сообщил вашей невестке, что мы - моя жена и я - будем очень рады за брать к себе Фила на несколько дней, пока все не прояснится.

— Кто этот молодой человек?- спросила старая леди, чьи повелительные манеры не стали менее величественными, несмотря на выпад Лены.

Последовало объяснение.

— Рэттери никогда не сбегали. Я запрещаю это. Фил должен остаться дома, - сказала она.

Лена собиралась что-то возразить, но Найджел жестом велел ей сдержаться: сейчас должна была говорить Вайолет - или навсегда умолкнуть. Та умоляюще взглянула на сестру, растерянно поводя руками; затем ее поникшие плечи распрямились, робкие черты лица осветились настоящим героизмом, и она сказала:

— Я решила, что Филу лучше перейти на время к Стрэнджвейсам. Несправедливо держать его здесь - он еще слишком мал.

Старая миссис Рэттери приняла свое поражение, проявив реакцию, которая поразила всех больше, чем любое проявление жестокости. Она молча постояла, пристально глядя на Вайолет, затем тяжело прошаркала к двери.

— Я вижу, здесь против меня заговор, - сказала она металлическим голосом. - Я весьма недовольна твоим поведением, Вайолет. Я давно уже перестала ждать от твоей сестры чего-либо, кроме манер рыночной торговки, но я думала, что ты уже очистилась от запаха сточной канавы, откуда тебя вытащил Джордж.

Дверь решительно захлопнулась. Лена сделала непристойный жест вслед старухе. Вайолет без сил рухнула в кресло, с которого поднялась. В воздухе повис запах камфары. Найджел презрительно сморщил нос, машинально фиксируя всю сцену в памяти: он слишком критически относился к себе, чтобы не признаться, что на какой-то момент старуха напугала его. "Господи, ну и семейка!- подумал он. - И что за обстановка для впечатлительного ребенка отец постоянно ссорится с матерью, и эта жуткая старуха, настоящее пугало из эпохи матриархата, наверняка настраивает ребенка против матери и добивается влияния на его душу". От размышлений его отвлекли тяжелые шаркающие шаги миссис Рэттери над головой.

— Где Фил?- встревоженно спросил он.

— Думаю, в своей комнате, - сказала Вайолет. - Прямо над нами. Вы хотите…

Но Найджел был уже за дверью. Он бесшумно взлетел наверх. Кто-то говорил в комнате справа - он уже слишком хорошо знал этот тусклый, жесткий голос, но теперь в нем проскальзывали умоляющие нотки.

— Ты же не хочешь уйти и оставить меня, правда, Фил? Твой дедушка не сбежал бы: он не был трусом. Помни, теперь, когда твой бедный папа умер, ты единственный мужчина в доме.

— Уходи! Убирайся прочь! Я тебя ненавижу!- В испуганном голосе ребенка слышался слабый вызов: возможно, маленький мальчик, постоянно упрекаемый и угнетаемый, со временем грозил превратиться в подобие своего жестокого отца. Огромным усилием воли Найджел заставил себя остановиться у дверей.

— Ты переволновался, Фил, иначе ты не стал бы так разговаривать со своей старой бедной бабушкой. Послушай, дитя мое. Ты не думаешь, что тебе нужно оставаться рядом с матерью, когда она совсем одна? Ей предстоит тяжелое время. Видишь ли, твой папа был отравлен. Отравлен! Понимаешь?

Голос миссис Рэттери, заискивающий с тяжелой слащавостью, подобной хлороформу, затих. Из комнаты донесся плач - плач ребенка, сопротивлявшегося этой отравляющей анестезии. Найджел услышал за своей спиной чьи-то шаги.

— Маме понадобится вся наша помощь. Видишь ли, полиция может выяснить, что последнюю неделю она ссорилась с папой и что она говорила, и они могут подумать, что она…

— Ну, это уж слишком!- пробормотал Найджел и схватился за ручку двери, но мимо него, как фурия, в комнату ворвалась Вайолет.

Старая миссис Рэттери стояла на коленях перед Филом, вцепившись в его худенькие руки. Вайолет схватила старуху за плечо, пытаясь оттащить ее от мальчика, но с таким же успехом она могла сдвинуть с места гранитную скалу. Тогда мать быстро оттолкнула ее руку и встала между ней и сыном.

— Чудовище! Как вы могли… как вы посмели так обращаться с ним! Все в порядке, Фил, не плачь. Больше я никогда не подпущу ее к тебе. Теперь ты в безопасности.

Мальчик смотрел на мать широко раскрытыми недоверчивыми глазами. Найджел заметил, какой голой была комната: без ковра, дешевая железная кровать, кухонный столик. Несомненно, это была идея отца - воспитывать мальчика спартанцем. На столе лежал раскрытый альбом для марок: обе страницы были захватаны грязными пальцами и испещрены разводами пятен от слез. Найджел чуть было не вышел из себя, чего с ним давно не бывало, но он понимал, что пока еще не имеет права восстанавливать против себя старую миссис Рэттери. Она все еще была на коленях.

— Будьте так любезны, мистер Стрэнджвейс, помогите мне встать, - сказала она.

Даже в этом положении она ухитрялась сохранять достоинство. "Что за женщина?" - подумал Найджел, помогая подняться ей на ноги: это становилось в высшей степени интересно.

6

Пятью часами позже Найджел разговаривал с инспектором Блаунтом. Фил Рэттери был благополучно доставлен в "Рыболов", где сейчас расправлялся с щедрым угощением, обсуждая с Джорджией полярные экспедиции.

— Это действительно был стрихнин, - сказал Блаунт.

— Но откуда? Нельзя же просто зайти в аптеку и купить этот яд?

— Нет. Хотя можно купить отраву для крыс. Некоторые из них содержат значительный процент стрихнина. Не думаю, чтобы нашему другу нужно было его покупать.

— Вы меня заинтриговали. Определенно вы считаете, что убийца - брат человека, который занимается уничтожением крыс, или его сестра. "Все, что напоминает писк крысы, заставляет мое сердце трепетать". Это Браунинг.

— Не совсем так. Но Колесби порасспросил людей вокруг гаража Рэттери. Он расположен у реки и буквально кишит крысами. Он заметил пару банок отравы для крыс в конторе. Любой - то есть любой член семьи - запросто мог туда войти и взять их.

Найджел обдумал это предположение:

— Он спрашивал, заходил ли туда в последнее время Феликс Керне?

— Да, он был там раз или два, - неохотно сказал Блаунт.

— Но не в день убийства?

— Его не видели там в день убийства.

— Знаете, не позволяйте Кернсу стать вашей идефикс. Придерживайтесь непредвзятого мнения.

— Это не так легко, когда имеется убитый человек, а другой черным по белому пишет, что намерен его убить, - сказал Блаунт, похлопывая по толстой тетради, лежащей перед ним.

— Насколько я понимаю, Кернса можно вычеркнуть из списка.

— И как вы пришли к такому заключению?

— Нет никаких причин сомневаться в его заявлении, что он собирался покончить с Рэттери, утопив его. Когда это не удалось, он вернулся прямо в "Рыболов". Я поговорил там с людьми. Официант помнит, что подавал ему чай в гостиную в пять часов - приблизительно через четыре минуты после того, как он оставил яхту на причале. После чая он сидел на лужайке перед отелем и читал до половины седьмого: у меня есть свидетели. В шесть тридцать он направился в бар и пил там до обеда. Значит, он не мог вернуться к Рэттери в этот период, так?

— Придется проверить это алиби, - осторожно сказал Блаунт.

— Можете прокрутить его хоть сквозь мясорубку, больше вы ничего не сможете выжать. Если он добавил яд в лекарство, он должен был это сделать между тем временем, когда Рэттери принял его после ленча, и моментом, когда он сам отправился на реку. Можете выяснить, что он имел эту возможность. Но зачем ему было это делать? У него не было причин думать, что его затея с судном провалится, но, даже если он решил перестраховаться, он не выбрал бы яд - история с лодкой показывает, что у него хватает здравого смысла, - он устроил бы что-нибудь другое, что тоже выглядело бы как несчастный случай, а не эту тупую идею с отравой для крыс и исчезнувшей бутылкой.

— Да-а, бутылка.

— Вот именно. Бутылка. То, что бутылку тут же спрятали, делает это дело похожим на убийство; и что бы вы ни думали о Феликсе Кернсе, нельзя же поверить, что он настолько глуп, чтобы таким образом привлечь внимание к совершенному им убийству. Во всяком случае, я думаю, будет довольно легко доказать, что он не приближался к дому Рэттери, пока с момента смерти Джорджа не прошло какое-то время.

— Я знаю, что он там не появлялся, - неожиданно сказал Блаунт. - Я это проверил. Сразу после смерти Рэттери доктор Кларксон позвонил в полицию, и с десяти пятнадцати дом охранялся снаружи. У нас есть свидетели, знающие, где находился Керне с обеда до четверти одиннадцатого, и здесь его не было,добавил Блаунт, поигрывая кончиками губ.

— Ну, тогда, - беспомощно сказал Найджел, - если Керне не мог совершить этого убийства, что…

— Я этого не сказал. Я сказал, что он не мог убрать бутылку из-под лекарства. Ваши аргументы были весьма интересными, - продолжал Блаунт тоном учителя, собирающегося раскритиковать работу своего ученика, - в самом деле, интересными, только они основаны на ошибочных предпосылках. Вы предполагаете, что один и тот же человек отравил лекарство и избавился от бутылки. Но допустим, что Керне влил туда яд после ленча, чтобы отравление подействовало во время обеда, если на реке он потерпит неудачу. Допустим, что он и не думал после этого убирать бутылку, чтобы создалось впечатление, что Рэттери покончил жизнь самоубийством. После того как Рэттери вдруг плохо себя почувствовал, предположительно появляется кто-то третий - человек, который уже знает или подозревает, что Керне жаждет смерти Рэттери; этот человек мог пожелать защитить Кернса, мог догадаться, что яд находился в бутылке, и - в отчаянной, безрассудной попытке прикрыть его - избавляется от бутылки.

— Понятно, - проговорил Найджел после долгой паузы. - Вы имеете в виду Лену Лаусон. Но зачем…

— Да ведь она влюблена в Кернса!

— Господи, откуда вы это знаете?

— Мне подсказало это мое психологическое чутье, - сказал инспектор, тяжеловесно вышучивая сильнейшее пристрастие Найджела. - Кроме того, я говорил со слугами. Они более или менее официально обязаны отвечать на мои вопросы. Но есть и еще один крошечный нюанс - только чтобы вы не были чрезмерно доверчивы. Наверняка вы назовете это… э… поразительным. Но ваш клиент упоминал об этом в своем дневнике: у меня не было времени прочесть его целиком, но взгляните только вот на это место.

Блаунт подвинул к собеседнику дневник, отметив нужное место пальцем. Найджел прочитал:

— "Я обещаю себе получить удовлетворение от его страданий - он не заслуживает быстрой и легкой смерти. Я хотел бы поджаривать его на медленном огне или наблюдать, как муравьи прогрызут свои ходы в его живой плоти, а еще есть стрихнин, который способен заставить человека извиваться от боли, сворачиваясь в клубок, - господи, я готов столкнуть его в пропасть, прямо в ад!.."

Несколько минут Найджел размышлял, затем заходил по комнате, переставляя свои длинные, как у страуса, ноги.

— Это не работает, Блаунт, - нарушил он долгое молчание, говоря серьезно, как никогда. - Неужели вы не видите? Это в точности подтверждает мою теорию, что некто третий добрался до этого дневника и использовал его, чтобы убить Рэттери таким образом и чтобы подозрение пало на Кернса. Но оставим это. Кажется ли вам вероятным с человеческой точки зрения, что некто - оставим в стороне Кернса, обыкновенного порядочного человека, если не считать непоправимой травмы, нанесенной ему Рэттери, - что некто мог быть настолько ненормально хладнокровным и расчетливым, чтобы приготовить второе убийство в случае неудачи с первой попыткой? Это не кажется вероятным. И вы это знаете.

— Когда человек психически болен, нельзя ожидать, чтобы его действия были логичными, - не менее серьезно сказал Блаунт.

— Неуравновешенный человек, намеревающийся совершить убийство, всегда ошибается от чрезмерной самоуверенности, а не от ее недостатка. С этим вы согласитесь?

— Как с общим принципом - да.

Тогда выходит, вы предлагаете мне поверить, что Керне, который разработал почти совершенный план убийства, так мало верил в него и в себя, что подготовил и этот дополнительный вариант. Это предположение не выдерживает критики.

— Что ж, идите своим путем, а я пойду своим. Мне не больше чем вам хочется арестовать невиновного человека.

— Хорошо. Могу я взять дневник на какое-то время?

— Только сначала я просмотрю его. Я перешлю его вам сегодня вечером.

7

Был теплый вечер. Лучи заходящего солнца окрасили небо в нежную гамму розовых и сиреневых тонов, под углом освещая лужайку, плавно спускающуюся от отеля к берегу. Это был один из тех неестественно тихих вечеров, в которые, как заметила Джорджия, можно слышать, как далеко в поле корова меланхолично жует свою жвачку. В одном углу бара собралась группа рыбаков - все сухопарые высокие мужчины в потертых костюмах и с грустно свисающими усами: один из них, размахивая руками, изображал поимку рыбы; если слух о жестоком убийстве и проник в их замкнутый мирок с единственным жизненным интересом, то наверняка от него сразу отмахнулись как от наглого вторжения. Так же равнодушны они были и к другой компании посетителей бара, которые занимали второй столик, уставленный бокалами с джином и кружками с пивом.

— "Удочка, - на всякий случай потише процитировал Найджел, - это палка с крючком на одном конце и с дураком - на другом".

— Замолчи, Найджел, - прошептала Джорджия, - я не собираюсь стать участницей скандала. С этими людьми опасно связываться, они могут позволить себе все, что угодно.

Сидевшая рядом с Феликсом на стуле с высокой спинкой Лена нетерпеливо заерзала.

— Пойдем выйдем в сад, Феликс, - сказала она.

Предложение явно предназначалось только ему одному, но он ответил:

— Ладно, допивайте и пойдем поиграем в малый гольф.

Закусив губы, Лена резко встала. Джорджия метнула на Найджела быстрый взгляд, значение которого он правильно истолковал: "Пойдем-ка и мы, нечего нам тут маячить перед этой парочкой, но почему он не хочет оставаться с ней наедине?"

"И правда, почему?- размышлял Найджел. - Если Блаунт прав и Лена подозревает Феликса в убийстве Рэттери, можно было бы понять, если бы она чувствовала себя неловко в его обществе - боится услышать из его уст подтверждение своим подозрениям. Но фактически все наоборот. Это он ее избегает. Даже за обедом создалось впечатление, что он старается держаться от нее подальше: в его тоне появлялись резковатые нотки, особенно когда он обращался к ней, которые словно предупреждали - подойди только ближе, и ты обожжешься. Все это очень сложно, но Феликс и есть сложная натура, я начал это понимать. Думаю, настало время выложить на стол несколько карт посмотрим, как они будут реагировать на откровенный разговор".

Итак, после окончания игры в малый гольф, когда они расселись на пристани, глядя на мерцающую под ними в темноте реку, Найджел завел разговор об убийстве:

— Обличающий документ уже в руках полиции, думаю, вам приятно будет об этом узнать. Блаунт принесет его сюда сегодня вечером.

— Что ж, думаю, для них полезно узнать самое худшее, - спокойно сказал Феликс, и в его голосе прозвучали нотки смущенного удовлетворения. Затем он продолжал: - Думаю, теперь, когда эта маскировка бесполезна, я могу сбрить бороду. Никогда терпеть не мог бороду - вечно волосы лезут в тарелку, наверное, я слишком брезгливый.

Джорджия не поднимала глаз: шутливый тон Феликса покоробил ее, она еще не поняла, нравится ли он ей.

Лена сказала:

— Может девушка поинтересоваться, о чем вы говорите? Что это за "обличающий документ", например?

— Дневник Феликса, вы же знаете, - быстро сказал Найджел.

— Дневник? Но зачем?.. Не понимаю. - Лена беспомощно взглянула на Феликса, но тот отвел глаза в сторону.

Она казалась полностью озадаченной. "Она, конечно, актриса, - подумал Найджел, - и способна изобразить это вполне правдоподобно, но я готов поспорить, что она впервые слышит о дневнике". Он продолжал свое испытание:

— Послушайте, Феликс, нам нет смысла продолжать это недоразумение. Разве мисс Лаусон не знала о дневнике… и обо всем остальном? Не стоит ли вам…

Найджел и не предполагал, что явится результатом этого углубления в опасную тему. Произошло то, чего он менее всего ожидал. Феликс выпрямился на стуле и, пристально глядя на Лену взглядом, в котором, казалось, смешались теплота, цинизм, бравада и холодное презрение - к ней или к себе самому, рассказал ей всю историю про Марти, про свои розыски Джорджа, про дневник, который он прятал под рассохшейся половицей в своей комнате у Рэттери, и про свою попытку убить Джорджа на реке.

— Так что теперь вы знаете, что я за человек, - наконец сказал он. - Я сделал все это, кроме убийства Джорджа.

Он говорил ровным голосом, объективно излагая все перипетии этой истории. Но Найджел видел, как он дрожал всем телом, словно человек, долго пробывший в ледяной воде. Когда он закончил, наступила долгая тишина: у берега плескались волны, шотландская куропатка подавала свой пронзительный голос, в отеле монотонно бормотало радио. Но между членами небольшой группы на берегу реки молчание натянулось, как обнаженный нерв. Лена сидела, напряженно выпрямившись и крепко вцепившись руками в сиденье: она оставалась в этой позе все время, пока говорил Феликс, только иногда у нее шевелились губы, как будто она пыталась догадаться, что Феликс скажет дальше, или помогала ему это выговорить. Наконец она вся сникла, сразу став маленькой и несчастной, губы ее задрожали, и она крикнула:

— Феликс! Почему вы раньше мне об этом не сказали? Господи, почему?!

Она жадно всматривалась в его лицо, которое по-прежнему было строгим и неумолимым. Казалось, он не замечал ни Найджела, ни Джорджию. Феликс ничего не ответил, по-видимому решившись полностью отстраниться от нее. Она вскочила на ноги, заплакала и побежала к отелю. Феликс не сделал попытки последовать за ней…

— Вся эта твоя тайная дипломатия заставляет меня гадать, - сказала Джорджия, когда позже они оказались в своем номере. - Ты намеренно спровоцировал эту душераздирающую сцену?

— Я жалею об этом. Я совершенно не ожидал, что все так обернется. Тем не менее это доказывает, что Лена не убивала Рэттери. Я уверен, что она не знала о дневнике и что она любит Феликса. Так что существовало два препятствия для убийства. Конечно, если это было совпадение, - продолжал он, отчасти обращаясь к самому себе, - это могло вызвать ее фразу: "Почему ты не сказал мне об этом раньше?" Интересно…

— Чепуха, - решительно заявила Джорджия. - Мне понравилась эта девушка. У нее есть воля и сила духа. Яд не оружие женщин, как любят говорить, это орудие трусов. Лена же слишком решительный и смелый человек, чтобы воспользоваться ядом: если бы она хотела убить Рэттери, она разнесла бы ему голову, зарезала бы его или что-нибудь в этом роде. Она никогда не убила бы человека, не находясь в состоянии гнева. Поверь мне на слово.

— Готов считать, что ты права. А теперь скажи-ка мне вот что. Почему Феликс так резко обходится с ней? Почему он не рассказал ей о дневнике, как только был убит Рэттери? И почему он решил выступить с этой историей перед нами с тобой?

Джорджия откинула со лба темные волосы, в этот момент она была похожа на умную, встревоженную обезьянку.

— Его спасение в количестве слушателей, - сказала она. - Он не решался ей довериться, потому что тогда она поняла бы, что он только использовал ее во всяком случае, сначала - как ничего не подозревающего соучастника убийства, которое он намеревался совершить. Он очень чувствительный человек, а это означает, что он понимал, как искренне она в него влюбилась, и не хотел ранить ее чувства, дав ей понять, что только воспользовался ею. Я бы сказала, что он относится к тому особенному типу моральных трусов, которые больше всего терпеть не могут оскорблять людей, не столько опасаясь задеть их чувства, сколько из желания защитить свои собственные. Он не выносит смущающих эмоциональных сцен. Вот почему он ухватился за возможность рассказать все Лене в нашем присутствии: оно могло оградить его от немедленных последствий - всех этих слез, упреков, объяснений, уверений и всякого такого.

— Ты думаешь, он ее не любит?

— Не уверена. Кажется, он пытается убедить в этом ее… или себя. Лучше бы он мне не нравился, - вне всякой последовательности заявила Джорджия.

— Почему?

— Ты заметил, как он необыкновенно хорошо относится к Филу? Он по-настоящему предан мальчику, и Фил смотрит на него с обожанием, как индейцы на Великого Белого Отца. Если бы не это…

— Ты бы с легкой совестью подозревала Феликса в самом страшном,заключил вместо нее Найджел.

— Хотелось бы, чтобы ты не вытаскивал у меня изо рта слова, которые никогда там не были!- возмутилась Джорджия. - Прямо как фокусник с золотыми часами.

— Ты смешная. Ты прелесть, и я тебя очень люблю, и это чуть ли не в первый раз ты сказала мне ужасную ложь.

— Нет.

— Ну, тогда не в первый раз.

— Это была не ложь.

— Ладно, не ложь. Как тебе, если я немного почешу твой затылочек?

— С удовольстввием. Если только у тебя нет других дел.

— Есть только дневник, который я должен сегодня же прочесть. Я загорожу лампу и сяду читать, когда ты ляжешь. Кстати, нужно как-нибудь устроить тебе встречу со старой миссис Рэттери. Это стопроцентная Баба-яга. Я был бы доволен, если бы обнаружил у нее какие-либо мотивы отравить Джорджа.

— Я слышала о матереубийцах. Но детоубийцы встречаются гораздо реже.

Найджел пробормотал:

О, боюсь, вы отравлены, лорд Рэндел, сын мой!

О, боюсь, вы отравлены, мой прелестный мальчик!

— О да! Я отравлен; мама, скорее приготовьте мне постель, Потому что я ранен в сердце и вынужден лечь!

— Но это сделала молодая женщина лорда Рэндела, я думаю, - сказала Джорджия.

— Это он так думал, - зловеще сказал Найджел.

8

— Хотелось бы мне найти эту бутылку, - сказал инспектор Блаунт, когда на следующее утро они с Найджелом направлялись к гаражу. - Если ее спрятал кто-то из домашних, она не может быть очень далеко. После того как с Рэттери случился первый приступ, никто из них дольше чем на несколько минут не удалялся из поля зрения остальных.

— А как насчет мисс Лаусон? Она сказала, что довольно долго висела на телефоне. Вы это проверили?

— Проверил. Я составил карту, где указано, что делал каждый из них сразу после обеда до того момента, как прибыла полиция и они оказались под наблюдением, и сверил между собой все их заявления. Были моменты, когда любой из них мог выскочить в столовую и убрать бутылку, но ни у кого не было возможности унести ее далеко от дома. Ребята Колесби обшарили весь дом, сад и ближайшие окрестности в радиусе нескольких сотен ярдов: бутылка не обнаружена.

— Но точно ли, что Рэттери регулярно принимал этот тоник? Что известно относительно пустых бутылок?

— Их забрал мусорщик в середине прошлой недели.

— Похоже, вы откусили довольно порядочный кусок, - добродушно заметил Найджел.

— Угу. - Блаунт снял фетровую шляпу, промокнул лысину платком и снова старательно водрузил ее на голову.

— Вы избавили бы себя от многих проблем, если бы прямо спросили Лену, куда она дела проклятую бутылку.

— Вы знаете, я никогда не унижаю свидетелей, - сказал Блаунт.

— Поразительно, что за это вас не убила молния. Самая бесстыдная ложь…

— Вы уже прочитали дневник?

— Да. Там есть несколько полезных моментов, вы так не думаете?

— Н-да-а, возможно. Похоже, Рэттери не слишком любили в семье, и, кажется, он ухлестывал за женой этого человека, Карфакса, которого мы сейчас увидим. Но имейте в виду, Керне мог специально все это подчеркивать, чтобы перенести подозрение на кого-то другого.

— Не думаю, что "подчеркивал" уместное здесь слово. Он просто походя упоминал об этом.

— Ну, он же умный человек и не стал бы делать это слишком грубо.

— Но его замечания довольно легко проверить. Фактически у нас имеется достаточно свидетельств, что Рэттери был дьявольски жесток со своими домашними. Вместе со своей отвратительной матушкой он всех, кроме Лены Лаусон, превратил в безмолвных марионеток.

— Допускаю. Но вы полагаете, что он был отравлен своей женой? Или одним из слуг?

— Я ничего не полагаю, - несколько раздраженно сказал Найджел, - кроме того, что в своем дневнике Феликс отразил только голую правду о семействе Рэттери.

Остальной путь до гаража они шествовали в полном молчании. Улицы Сивернбриджа погрузились в полуденную дремоту; если бы его обитатели, болтавшие друг с другом в глубине своих живописных старинных и грязных переулков, знали о том, что проходящий мимо них с виду преуспевающий джентльмен на самом деле знаменитейший сыщик Скотленд-Ярда, они с легкостью скрыли бы свое любопытство. Даже когда Найджел Стрэнджвейс начал довольно громко напевать "Балладу об охоте", это не произвело сенсации - за исключением инспектора Блаунта, который болезненно поморщился и ускорил шаги. В отличие от Блаунта Сивернбридж привык к нестройным голосам, оглашавшим песнями его главные улицы, хотя обычно и не в столь ранний час: летом шарабан с путешественниками из Бирмингема каждый уик-энд поднимал такой шум, какого Сивернбридж не видал со времен войны Алой и Белой розы.

— Не прекратите ли вы этот ужас?- наконец не вытерпел Блаунт.

— Вы же не имеете в виду мое исполнение этой величайшей из баллад…

— Нет, именно это.

— Ну, не обращайте внимания. Осталось только пятьдесят восемь куплетов.

— Господи!- с отчаянием воскликнул несчастный Блаунт, совершенно не склонный к крепким ругательствам.

Найджел возобновил пение:

А потом в дубраве словно буря зашумела:

То борзые с двух сторон бросились к оленю…

— Ну, вот мы и пришли!- радостно воскликнул Блаунт, торопясь войти в гараж.

Внутри ожесточенно ссорились два механика с дымящимися сигаретами во рту прямо под плакатом с надписью "Курить строго запрещается!". Блаунт спросил хозяина, и их с Найджелом проводили в контору. Пока инспектор вел вступительную беседу, Найджел изучал Карфакса: невысокий мужчина, аккуратно одетый, совершенно неприметной внешности, его гладкое загорелое лицо было веселым и добродушным, что свойственно заядлым игрокам в крикет. Человек энергичный, но без амбиций, подумал Найджел, - из тех, кто не рвется занимать видное общественное положение, простой, но обладает большим запасом душевных сил, имеет какое-нибудь хобби, может быть непризнанным экспертом в какой-либо неожиданной области знаний, отличный муж и отец. В нем даже невозможно предположить наличие какой-либо неистовой страсти. Но люди этого типа обманчивы, очень обманчивы. "Маленький человечек", когда восстает, обладает холодным бесстрашием мангуста: дом "маленького человека" обычно его крепость - защищая ее, он проявляет поразительное упорство и изворотливость. Например, его Роуда. Интересно…

— Понимаете, - тем временем говорил инспектор Блаунт, - мы запросили все аптеки в округе и сейчас… э… установлено, что ни один из членов семьи покойного ни в какой форме не приобретал стрихнин. Разумеется, его могли приобрести в более отдаленных аптеках, мы еще продолжим проверку в этом направлении, но предварительно должны предположить, что убийца позаимствовал некое количество отравы для крыс, которую вы храните у себя в гараже.

— Убийца? Значит, вы исключаете, что это было самоубийство или несчастный случай?- спросил Карфакс.

— Вам известны какие-либо причины, по которым ваш компаньон мог покончить с собой?

— Нет, конечно. Я просто размышляю.

— У него не было каких-либо затруднений? Например, финансовых?

— Нет, дела в гараже идут довольно прилично. В любом случае я пострадал бы гораздо больше, чем Рэттери, если бы мы разорились. Вы знаете, ведь это я внес полную цену, когда мы его приобретали.

— В самом деле? Вот как!

Уставившись на кончик своей сигареты, Найджел неожиданно спросил:

— Вам нравился Рэттери?

Инспектор Блаунт сделал руками отстраняющий жест, словно отделяя себя от такого неприятного вопроса. Казалось, Карфакса это менее покоробило.

— Вас интересует, почему я участвовал с ним с общем деле?- сказал он.Дело в том, что во время войны он спас мне жизнь; и когда мы снова с ним встретились - приблизительно семь лет назад, - он был… ну скажем, в некотором затруднении. Его мать потеряла все свои сбережения, и самое малое, что я мог для него сделать, это помочь ему встать на ноги.

Не ответив прямо на вопрос Найджела, Карфакс дал понять, что его компаньонство с Рэттери было лишь делом возвращения долга, а не дружбы. Блаунт снова вернулся к намеченной линии. Разумеется, это лишь обычный вопрос, предусмотренный рутинной работой, но он вынужден спросить мистера Карфакса о том, что он делал днем в последнюю субботу. С покорным насмешливым огоньком в глазах Карфакс сказал:

— Да, конечно, я понимаю. Ну, приблизительно без четверти три я направился в дом Рэттери.

У Найджела от удивления выпала изо рта сигарета: он поспешно наклонился и поднял ее. Блаунт вкрадчиво продолжал, как будто он не впервые слышал об этом визите.

— Это был просто частный визит?

— Да, я шел навестить старую миссис Рэттери.

— Надо же, - мягко сказал Блаунт, - я об этом не знал. Слуги - мы их допрашивали - ничего не сказали о вашем приходе в тот день.

Карфакс прямо смотрел ясным, немигающим, как у ящерицы, взглядом. Он сказал:

— Да, они не могли этого сказать. Я поднялся прямо наверх к миссис Рэттери - она попросила меня так сделать, когда назначала встречу.

— Встречу? Следовательно… гм… у вас было с ней нечто вроде деловой встречи?

— Да, - несколько более мрачно сказал Карфакс.

— Имело это какое-либо отношение к случаю, который я расследую?

— Нет. Хотя кто-то может подумать, что имело.

— Это я буду решать, мистер Карфакс. Вы сделаете гораздо лучше, если будете совершенно…

— О, я знаю, знаю, - нетерпеливо сказал Карфакс. - Проблема в том, что это затрагивает третьего человека. - Некоторое время он раздумывал, затем сказал: - Послушайте, надеюсь, это не пойдет дальше вас двоих, верно? Если вы поймете, что это не имеет никакого отношения к…

Найджел вступил в разговор:

— Не беспокойтесь, все равно обо всем этом написано в дневнике Феликса Лейна.

Он внимательно наблюдал за Карфаксом. Мужчина был полностью озадачен или искусно притворялся.

— Дневник Феликса Лейна? Но что он знает…

Игнорируя яростный взгляд Блаунта, Найджел продолжал:

— Лейн обратил внимание, что Рэттери… как бы это выразиться? Что он был поклонником вашей жены. - Найджел нарочно говорил несколько оскорбительно, надеясь разозлить и вывести из равновесия Карфакса. Однако тот оказался равнодушным к его уколам.

— Вижу, что у вас есть передо мной преимущество, - сказал он. - Хорошо. Я постараюсь не задержать вас. Я расскажу вам действительные факты и могу только надеяться, что вы не сделаете из них ошибочных выводов. Джордж Рэттери уже некоторое время делал авансы моей жене. Она была увлечена, заинтригована, польщена этим, как любая женщина; Джордж обладал своеобразной мужественной красотой. Возможно, она даже позволила себе некий невинный флирт с ним. Я не укорял ее: если человек боится доверять собственной жене, он вообще не имеет права жениться. Во всяком случае, такова моя точка зрения.

"Силы небесные!- подумал Найджел. - Или этот человек слепой, но прекраснодушный Дон Кихот, или он искуснейший лжец, которого я только встречал. Или можно допустить предположение, что Феликс намеренно приукрасил отношения между Рэттери и Роудой Карфакс в своем дневнике". Между тем Карфакс продолжал, вращая на пальце кольцо с печаткой, слегка прищурив глаза, словно его слепил свет:

— В последнее время ухаживания Джорджа стали слишком откровенными. Кстати, в прошлом году казалось, что он совсем потерял к ней интерес - тогда он ухаживал за свояченицей, во всяком случае, так говорили люди. - Губы Карфакса искривились в гримасе отвращения. - Извините за все эти слухи. Очевидно, в январе между ним и Леной Лаусон произошла какая-то ссора, и как раз после этого Джордж… э… удвоил внимание к моей жене. Я все еще не вмешивался. Если Роуда действительно предпочтет его мне - я имею в виду, на всю жизнь, - мне не было смысла устраивать сцены. К несчастью, в это дело вмешалась мать Джорджа. Именно об этом она и хотела переговорить со мной в субботу днем. Она откровенно обвиняла меня, что это я довел до того, что Роуда стала любовницей Джорджа, и спрашивала, что я намерен делать. Я сказал, что в настоящее время ничего не собираюсь предпринимать; но, если Роуда попросит у меня развода, разумеется, я его дам. Старая леди - она действительно очень неприятная старуха, боюсь, я ее никогда не переваривал закатила мне жуткую сцену. Дала мне понять, что находит меня самодовольным рогоносцем, поносила Роуду, которая кокетничала с Джорджем - что я считаю преувеличением, ну и все в таком духе. Напоследок она чуть ли не приказала мне положить этому конец. Самым лучшим для обеих сторон будет, если Роуда вернется в семейный круг и все дело затихнет; со своей стороны она будет следить, чтобы в будущем Джордж вел себя пристойно. По существу, это был ультиматум, а я не люблю ультиматумов, особенно если они исходят от властной старой леди. Я повторил, на этот раз более твердо, что, если Джордж хочет соблазнить мою жену, это его дело и, если она и в самом деле захочет жить с ним, я соглашусь на развод. Миссис Рэттери стала распространяться о публичном скандале, о чести семьи и тому подобных вещах. Мне это надоело. И на середине фразы я просто покинул ее и ушел из их дома.

Карфакс все больше обращался к Найджелу, который сочувственно кивал. Блаунт почувствовал себя не у дел и несколько растерялся, что придало его голосу недоверчивую интонацию, когда он сказал:

— Очень интересная история, мистер Карфакс. Гм… Но вы должны признать, что ваше поведение было… несколько… э… нешаблонным.

— Да, пожалуй, - безразлично сказал Карфакс.

— Вы сказали, что вы сразу вышли из дома?

Блаунт, чьи глаза холодно поблескивали за стеклами пенсне, подчеркнул слово "сразу".

— Если вы хотите сказать, что по дороге я сделал крюк, чтобы подсыпать стрихнин в лекарство Рэттери, мой ответ будет отрицательным.

Блаунт тут же налетел на него:

— Как вы узнали, что он был отравлен таким образом?

Увы, Карфакс не дрогнул под его напором.

— Слухи, видите ли. Слуги все рассказывают друг другу, вы же знаете. Горничная Рэттери сказала моему повару, что полиция с ног сбилась в поисках пропавшей бутылочки из-под его тоника, так что я сложил два плюс два, вот и все. Для этого необязательно быть старшим инспектором полиции, - добавил он с явной язвительностью.

Блаунт торжественно и официально заявил:

— Нам придется проверить ваше заявление, мистер Карфакс.

— Возможно, вы сбережете свой труд, - возразил удивительный мистер Карфакс, - если я укажу вам на два факта. Не сомневаюсь, вы уже думали о них. Во-первых, даже если вы не совсем понимаете моего отношения к жене и к Рэттери, вы не можете думать, что я лгу на этот счет: старая миссис Рэттери подтвердит эту часть… гм… моего заявления. Во-вторых, вы можете подумать, что это просто прикрытие подобное отношение, чтобы скрыть истинные свои чувства, скрыть свое намерение положить конец этой истории между Джорджем и Роудой. Но прошу вас понять, что у меня не было необходимости предпринимать в отношении Джорджа такую жестокость, как убийство. Ведь это я финансирую гараж; и если бы я захотел задушить Джорджа, я просто мог бы ему сказать, чтобы он оставил Роуду в покое или я выкину его из компании. То есть деньги или любовь, вот так.

Таким образом, с безупречной точностью выведя из строя всю огневую батарею Блаунта, Карфакс откинулся на спинку стула, добродушно улыбаясь ему. Блаунт попытался контратаковать, но был смят все той же прямотой, спокойствием и логикой. Карфакс наслаждался собой. Единственным новым свидетельством, которое Блаунту удалось вытянуть, было то, что Карфакс, по-видимому, имел несокрушимое алиби насчет времени, когда он покинул дом Рэттери до момента убийства. Когда мужчины покинули гараж, Найджел сказал:

— Ну и ну! Грозный инспектор Блаунт проводит свой матч. Карфакс выбивает нас с поля.

— Хладнокровный тип, - проворчал Блаунт. - Все в точку… Может, слишком в точку. Обратите также внимание, мистер Керне в дневнике упоминает, что Карфакс чего-то там пел насчет ядов в один день, когда он заходил к нему в гараж. Посмотрим.

— Значит, вы уже не думаете, что это был Феликс Керне, не правда ли?

— Я придерживаюсь непредвзятой точки зрения, мистер Стрэнджвейс.

9

Пока Блаунт получал от Карфакса точно рассчитанный удар, Джорджия и Лена сидели у теннисной площадки в поместье Рэттери. Джорджия пришла сюда выяснить, не может ли она чем-либо помочь Вайолет Рэттери, но Вайолет за последние день-два обрела удивительную уверенность в себе и решительность; казалось, она полностью соответствовала требованиям сложившейся ситуации, а суждения старой миссис Рэттери, как заметила Лена, теперь доверялись четырем стенам ее комнаты.

— Грех говорить, но смерть Джорджа сделала из Вай новую женщину. Она становится тем, что наши английские домохозяйки называют "какая спокойная особа". Что за страшное выражение! Но Вай - в самом деле, глядя сейчас на нее, никогда не скажешь, что в течение целых пятнадцати лет она могла быть настолько бесхарактерной - "да, Джордж", "нет, Джордж", "пожалуйста, Джордж, не надо", - и сейчас, когда Джордж отравлен, кто знает, полиция может заподозрить его вдову.

— О конечно, это не очень…

— А почему нет? Мы же все под подозрением - все, кто находился в доме. И хорошо, что Феликс задерживается здесь, хотя я не верю, что он это сделал, - вы знаете, что он говорил нам вчера. - Лена помолчала, затем продолжала, понизив голос: - Хотелось бы мне понять, что… Ах да, бог с ним! Как сегодня Фил?

— Когда я уходила, они с Феликсом читали Вергилия. По-моему, он в хорошем настроении. Хотя я ничего не понимаю в детях: по временам он бывает очень нервным и потом вдруг по совершенно непонятным причинам замыкается, как устрица в свою раковину.

— Читают Вергилия! Это выше меня, сдаюсь.

— Ну я думаю, это неплохая идея, чтобы отвлечь мальчика от этого дела.

Лена ничего не ответила. Джорджия смотрела на проплывающие по небу облака. От задумчивости ее отвлек какой-то хруст рядом. Она быстро перевела взгляд: Лена вырывала траву с корнем и с сердцем швыряла на площадку полные горсти.

— А, это вы!- сказала Джорджия. - А я подумала, что сюда забрела корова.

— И вы бы стали есть траву, если бы вам пришлось это испытать, - я готова сойти с ума!- Со сверкающими глазами Лена повернулась к Джорджии, болезненно передернув плечами. - Что во мне такого? Ради бога, скажите, что со мной? Или это из тех случаев, о которых мне не скажет даже ближайшая подруга?

— Да нет в вас ничего такого. Что вы имеете в виду?

— Тогда почему все меня избегают?- Лена довела себя до истерики. - Я имею в виду Феликса. И Фила. Мы с Филом всегда ладили, а сейчас он сворачивает за угол, чтобы избежать встречи со мной. Но мне на него наплевать. Дело в Феликсе. Ну зачем мне нужно было влюбляться в этого человека? Мне - влюбляться - я вас спрашиваю? В одной только этой стране можно было выбирать из нескольких миллионов мужчин, а я полюбила человека, которому я не нужна - кроме как в качестве рекомендательной карточки к покойному Джорджу. Нет, это не так. Клянусь, Феликс любил меня. Так нельзя притвориться, это могут женщины, но не мужчины. Господи, мы были так счастливы, даже когда я стала задумываться, чего добивается Феликс впрочем, на самом деле мне это было безразлично, я предпочитала ничего не знать.

Лицо Лены, хорошенькое, как у куклы, во время отдыха, стало прекрасным, когда обуревавшие ее чувства заставили ее забыть о позе, маске и старательном внимании к своей персоне, к чему приучило ее кино. Она сжала руки Джорджии - страстным, невероятно умоляющим жестом и стремительно продолжала:

— Вчера вечером… вы заметили, как он не пошел в сад, когда я его попросила. Ну, потом я подумала, что, возможно, это из-за его дневника, потому что он боялся, что я узнаю, как сначала он вел со мной двойную игру. Но потом он рассказал нам о дневнике, он знал, что между нами больше нет секретов. Но когда сегодня утром я ему позвонила и сказала, что я не сержусь на него, что люблю его и хочу быть с ним рядом и помогать ему, - о, он был спокоен, вежлив, вел себя настоящим джентльменом и сказал, что для нас будет лучше, если мы будем встречаться как можно реже, только в случае необходимости. Я просто не понимаю. Это убивает меня, Джорджия. Я всегда считала себя гордой, но здесь я готова ползти за этим человеком на коленях, как какой-нибудь несчастный паломник.

— Мне очень жаль, моя дорогая. Должно быть, для вас все это ужасно. Но гордость - я бы не стала о ней беспокоиться; это белый слон в чувствах, очень заметный и дорогостоящий, и чем скорее вы от нее избавитесь, тем лучше.

— О ней-то я не беспокоюсь. Я волнуюсь за Феликса. Мне все равно, убил он Джорджа или нет, но мне хотелось бы, чтобы ему не пришлось убивать меня. Как вы думаете, они собираются его арестовать? Это так ужасно - думать, что в любую минуту его могут арестовать, и тогда я могу больше никогда его не увидеть, и сейчас, когда мы не вместе, каждая минута потеряна навсегда!

Лена заплакала. Джорджия подождала, когда она успокоится, и тогда мягко сказала:

— Я не верю, что он это сделал, и Найджел тоже. Говорю это между нами, мы вытащим его из этой истории. Но нам нужно все знать, чтобы спасти его. Вероятно, у него есть серьезные причины, чтобы не желать с вами сейчас встречаться, или, может, это неправильно понятое благородство: возможно, он не хочет вмешивать вас в это дело. Но вы не должны ничего скрывать и ничего утаивать - это тоже будет ошибкой.

Лена стиснула на коленях руки и, глядя прямо перед собой, сказала:

— Это так трудно. Понимаете, это замешивает сюда еще одного человека, помимо меня. А могут заключить в тюрьму за сокрытие улик?

— Да, если вы так называемый соучастник преступления. Но стоит рискнуть, разве нет? Вы имеете в виду эту пропавшую бутылку из-под тоника?

— Послушайте, вы можете мне обещать никому об этом не рассказывать, кроме вашего мужа, и попросить его переговорить со мной, прежде чем он сообщит об этом полиции?

— Да, конечно.

— Хорошо, я расскажу вам. Я скрывала это, потому что, видите ли, другой человек, которого это касается, - это Фил, а я его очень люблю.

И Лена Лаусон начала свой рассказ. Все началось с одного разговора за обедом в доме Рэттери. Они обсуждали право человека на убийство, и Феликс сказал, что, по его мнению, человека можно оправдать, если он избавил общество от негодяя - от человека, который портит жизнь всем окружающим. В тот момент она отнеслась к этому несерьезно, но, когда с Джорджем случился первый приступ боли и он назвал имя Феликса, она об этом вспомнила. Ей пришлось тогда пройти в столовую, и она заметила на столе бутылку тоника. В соседней комнате стонал и извивался от боли Джордж, и она каким-то образом связала это с бутылкой и со словами Феликса. Это было совершенно иррационально, но она решила, что Феликс отравил Джорджа. Она сразу подумала о том, чтобы избавиться от бутылки: ей и в голову не приходило, что тем самым она устраняла единственное доказательство, что смерть Джорджа была результатом самоубийства. Она инстинктивно бросилась к окну, намереваясь зашвырнуть бутылку в кусты. И в этот момент увидела, как Фил, прижавшись носом к стеклу, смотрит на нее; в этот момент из гостиной ее позвала старая миссис Рэттери. Она раскрыла окна, передала бутылку Филу и попросила его куда-нибудь спрятать ее. Времени на объяснения не было. Она до сих пор не знает, куда он ее дел: кажется, он избегает ее, когда бы она ни попыталась наедине заговорить с ним.

— Ну, вряд ли это должно вас удивлять, не так ли?- сказала Джорджия.

— Как это?

— Вы попросили Фила спрятать бутылку - он видел, что вы были в волнении. Потом он слышит, что его отец был отравлен и что полиция разыскивает эту бутылку. К какому заключению он должен был прийти, по-вашему?

Лена ошарашенно уставилась на нее, затем разразилась не то смехом, не то рыданиями.

— Боже мой! Ну это уже слишком! Фил думает, что это я сделала? Я… нет, это слишком!

Джорджия мгновенно вскочила на ноги и начала безжалостно трясти Лену, пока ее сияющие светлые волосы не рассыпались по плечам и не прекратился этот дикий, бессмысленный хохот. Прижав к себе вздрагивающую от конвульсий Лену, Джорджия заметила в верхнем окне дома мрачно наблюдающую за ними старую женщину, лицо которой, с крупными благородными чертами, было необыкновенно примечательно. Ее полные губы сложились в осуждающую гримасу, вероятно относившуюся к неприлично громкому смеху в доме, где царит траур. Ее неподвижное лицо напомнило Джорджии одного из каменных идолов, которых ей приходилось встречать в глухих джунглях: их бесстрастные, грубо высеченные лица, казалось, освещала мстительная усмешка, словно они знали, что вскоре вновь на их каменных коленях будет корчиться беспомощно распростертая кровавая жертва.

10

Джорджия передала этот разговор Найджелу, когда перед ленчем тот вернулся в гостиницу.

— Что ж, это все объясняет, - сказал он. - Я был почти уверен, что это Лена спрятала бутылку, но не мог понять, почему она это скрывала, когда узнала, что ее исчезновение не улучшает положения Феликса. Полагаю, что это все-таки не самоубийство. Что ж, придется побеседовать с юным Филом.

— Я рада, что мы вытащили его из этого дома. Сегодня утром я видела старую миссис Рэттери: она смотрела на нас из окна, как Иезавель - ну, скорее не Иезавель, скорее она была похожа на идола, на которого я наткнулась в джунглях Борнео, где он сидел на крошечной полянке, а на его коленях была высохшая кровь. Очень интересная находка.

— Наверное, - слегка передернувшись, сказал Найджел. - Ты знаешь, я начинаю подумывать об этой старой леди. Не будь она слишком подозрительной ну знаешь, порой авторы детективов вводят в действие таких вот отвратительных героев, чтобы сбить читателя с толку… Ну, бог с ней! Если бы я читал про всю эту историю в романе, я бы поставил на Карфакса: уж слишком он порядочный и прозрачный, прямо как стекло; я все думаю, не пытается ли он запутать нас каким-то трюком.

— Великий Габорио, кажется, сказал: "Всегда подозревай того, кто кажется подходящим, и начинай с проверки того, что кажется невероятным".

— Если великий Габорио так сказал, должно быть, он полоумный. Никогда еще не видел такого плоского, фантастического парадокса.

— А почему нет? Убийство всегда фантастично, за исключением тех случаев, когда оно вызвано строгими принципами вроде родовой мести. Нет смысла подходить к нему с реалистической точки зрения: ни один убийца не умеет правильно оценить ситуацию - иначе он не смог бы совершить убийство. Да и ты сам обязан успехом в своей профессии тем, что большую часть времени переворачиваешь все факты наизнанку.

Твои оценки, хотя и спонтанные, здесь неуместны. Кстати, ты сегодня видела Вайолет Рэттери?

— Всего минуту-две.

— Мне просто интересно узнать, что она сказала Джорджу, когда они поссорились на прошлой неделе. Мать Джорджа бросала какие-то туманные намеки, когда вчера утром мы уводили Фила. Думаю, здесь снова будет полезно прибегнуть к женской тактике задушевного разговора.

Джорджия сделала гримаску.

— Могу я спросить, как долго ты намерен меня использовать как провокатора?

— Точнее, провокаторшу! Ты права, моя радость: ты восхитительно провокационна, несмотря на свой мужественный внешний вид. Не могу понять почему.

— Знаешь что: место женщины на кухне. С этого момента я там и остаюсь. Хватит с меня твоих коварных замыслов. Если хочешь сунуть кому-нибудь за пазуху змею, для разнообразия пойди и сделай это сам.

— Это что, мятеж?

— Да, а что?

— Да нет, ничего, просто хотел узнать. Что ж, кухня находится внизу, сначала поверни налево, потом - направо…

После ленча Найджел вышел с Филом в сад. Мальчик вел себя довольно вежливо, но находился в замкнутом настроении, когда Найджел приступил к разговору. Его бледность, трогательно худенькие ноги и руки, бегающий взгляд и частые помаргивания заставили Найджела устыдиться заводить с ним разговор на интересующую его тему. Вместе с тем сдержанность мальчика, его таинственный вид словно подталкивали его поставить в этом вопросе все точки над i. Наконец несколько резче, чем ему хотелось, он сказал:

— Насчет этой бутылки. Ты знаешь, Фил, я говорю о бутылке с тоником. Куда ты ее спрятал?

Фил прямо смотрел ему в глаза с чуть ли не воинственной невинностью.

— Но я не прятал ее, сэр.

Найджел был готов принять то, что есть, когда вдруг ему вспомнилось изречение его друга Майкла Эванса, школьного учителя: "Настоящий исполнительный и умный мальчик всегда смотрит прямо в глаза учителю, когда он сделал какой-то важный проступок". Найджел не дал себе расчувствоваться.

— Но Лена сказала, что передала тебе бутылку, чтобы ты ее спрятал.

— Она это сказала? Но… тогда… вы же не думаете, что это она…- Фил часто и взволнованно дышал, - отравила моего отца?

— Конечно нет. - У мальчика было такое испуганное, серьезное лицо, что Найджел с удовольствием наложил бы руки на того, кто за это ответствен. Ему приходилось напоминать себе, что Фил - это измученный, смущенный ребенок, а не взрослый, как это часто казалось по его осмысленной речи. - Разумеется, это не она. Я восхищаюсь тем, что ты хотел ее защитить, но сейчас в этом уже нет нужды.

— Но если она этого не делала, почему же она попросила меня спрятать бутылку?- спросил Фил, болезненно наморщив лоб.

— Я бы не стал об этом беспокоиться, - неосторожно сказал Найджел.

— Я не могу об этом не думать. Вы знаете, я не ребенок. Думаю, вы должны мне сказать почему.

Найджел видел, что быстрый, неопытный ум ребенка пытается разгадать эту загадку. Он решил сказать ему правду: это было решение, которое привело к весьма неожиданным результатам, но Найджел ожидал их.

— Здесь какая-то путаница, неразбериха, - сказал он. - Лена пыталась кое-кого защитить.

— Кого?

— Феликса.

Ясное лицо Фила потемнело, как будто на чистую гладь озера упала тень от грозовых туч. "Он, который будет учить ребенка сомневаться, - смущенно повторил про себя Найджел. - Прогнившая могила никогда не исчезнет". Фил повернулся и судорожно вцепился в рукав пиджака Найджела.

— Ведь это неправда? Я знаю, это неправда!

— Да. Не думаю, что это сделал Феликс.

— Но так думает полиция, да?

— Ну, полиции положено с самого начала всех подозревать. А Феликс допустил одну неосторожность.

— Вы не позволите им, чтобы они что-нибудь сделали с ним, хорошо? Обещайте!

Невинная искренность просьбы Фила на какое-то время сделала его похожим на девочку.

— Мы позаботимся о нем, - сказал Найджел, - не волнуйся. Прежде всего нам нужно найти эту бутылку.

— Она на крыше.

— На крыше?!

— Да, я покажу вам, пойдемте.

Весь дрожа от нетерпения, Фил вытащил Найджела из кресла и чуть ли не бегом привел его к своему дому. Найджел совершенно запыхался, одолев два пролета лестницы и поднявшись наверх по крутой лесенке, с которой он выглянул из круглого окошка на двускатную крышу.

— Она в водосточном желобе, вон там. Я вылезу и достану ее.

— И не думай! Не хватало еще, чтобы ты сломал себе шею. Сейчас достанем стремянку и прислоним ее к стене.

— Все нормально, сэр, честное слово. Я часто вылезаю на крышу. Нет ничего проще, когда сбросишь башмаки, и у меня есть веревка.

— Ты хочешь сказать, что вечером в субботу ты вылез на крышу и положил бутылку в желоб? В темноте?

— Нет, было еще не совсем темно. Сначала я хотел спустить туда бутылку на бечевке. Но тогда мне пришлось бы отпустить веревку, она могла бы повиснуть на стене под желобом, и ее мог кто-нибудь заметить, понимаете?

Фил уже обвязывался по талии веревкой, которую достал из старой кожаной сумки, валявшейся на чердаке.

— Забавное, но надежное укрытие, - сказал Найджел. - Почему ты о нем подумал?

— Однажды туда закатился наш мячик. Мы с папой играли в крикет теннисным мячиком, и он отбил его на крышу, и мяч застрял в водостоке. Поэтому папа вылез через это окошко и вытащил его оттуда. Мама была в страшном испуге: она подумала, что он упадет. Но он… был отличным скалолазом. Вот эту веревку он использовал в Альпах.

Что-то шевельнулось в мозгу Найджела, настойчиво пробиваясь наружу, но дверца оказалась запертой, и в данный момент он потерял ключ. Вскоре он это вспомнит; у него очень емкая и цепкая память, в которой собирались даже самые, казалось бы, незначительные детали; она никогда его не подводила. А в данный момент его внимание было слишком поглощено озабоченным наблюдением за тем, как Фил, скользящий вниз в углубление между двумя скатами, привязывает один конец веревки за каминную трубу, взбирается на другой скат и исчезает за гребнем крыши.

"Надеюсь, веревка крепкая, черт побери, он в полной безопасности, раз привязался за пояс этой веревкой, но надежно ли он ее закрепил? Как долго он там возится! Он такой странный мальчуган - я не успею его схватить, если он вздумает отвязать веревку и броситься с крыши, если ему в голову придет, что…"

Раздался крик, невыносимый момент тишины, а затем - не звук упавшего тела, чего Найджел ожидал всеми своими натянутыми нервами, но слабое звяканье разбившегося стекла. Его охватило такое огромное облегчение, что, когда над гребнем показались испачканные сажей лицо и руки Фила, он сердито закричал на него:

— Дурачок! Какого черта ты ее бросил? Нужно было приставить лестницу, да только тебе уж слишком хотелось похвастаться.

Фил извиняюще улыбнулся:

— Ужасно сожалею, сэр. Почему-то бутылка стала скользкой, она выскользнула у меня из рук, когда я…

— Ну ладно, ничего не поделаешь. Пойду соберу осколки. Кстати, бутылка была пустой?

— Нет, почти наполовину полной.

— Господи сохрани! В доме есть кошки или собаки?- Найджел собирался сбежать вниз, когда жалобный голос Фила остановил его.

Оказалось, узлы на веревке у талии и на трубе так туго затянулись, что он не мог их развязать. Найджелу пришлось потратить несколько драгоценных минут, чтобы вылезти через чердачное оконце и отвязать Фила. К тому моменту, когда он выбежал из дома на лужайку, он весь истерзался от волнения. Его мучила мысль о том, что по траве расплескался тоник, отравленный стрихнином. Оказывается, он мог не беспокоиться. Завернув за угол дома, он встал как вкопанный, увидев Блаунта, который, стоя на коленях в своей неизменной шляпе, методично осушал траву своим огромным носовым платком. Рядом с ним на тропинке уже лежала аккуратно собранная кучка разбитых стекол. Он поднял взгляд и с упреком сказал:

— Вы чуть не убили меня этой бутылкой. Не знаю, во что вы тут вдвоем играли, но…

Найджел услышал за своей спиной тяжелое дыхание. В следующую секунду мимо него ураганом пронесся Фил и налетел на Блаунта, колотя руками в бешеных попытках вырвать у него из рук мокрый платок. Глаза у мальчика потемнели от бешенства, его лицо исказилось ненавистью. Шляпа слетела с головы Блаунта, пенсне сорвалось и повисло на шнурке. Однако на лице инспектора не отрази лось ни малейшего возмущения, когда он связал мальчику руки и легонько подтолкнул его к Найджелу.

— Заберите его домой и проследите, чтобы он вымыл руки. Боюсь, не попал ли на них яд. В следующий раз, мистер Фил, посоветую вам подбирать для схватки более подходящего вам по размерам человека. И я хотел бы перекинуться с вами словом, мистер Стрэнджвейс, когда вы с ним закончите. Попросите, чтобы пока за ним проследила мать.

Фил позволил проводить себя в дом. Он совершенно выдохся. Уголки его рта и губ подергивались, как у собаки, которая видит страшный сон. Найджел не знал, что и сказать: он чувствовал, что, помимо бутылки, разбилось нечто гораздо более важное, что склеить будет труднее.

11

Когда Найджел снова вышел из дома, он застал Блаунта передающим испачканный платок и осколки стекла констеблю. Жидкость, пропитавшую ткань платка, можно было выжать и собрать в сосуд.

— Хорошо еще, что на этом участке такая утоптанная земля, - заметил бесстрастно Блаунт, - иначе все в нее впиталось бы: тогда пришлось бы брать часть почвы. Определенно это то самое вещество. - Он осторожно лизнул кончиком языка свой платок. - Горький вкус сохранился. Очень вам благодарен, что вы ее нашли: только зачем было бросать ее мне прямо на голову? Тише едешь, дальше будешь, мистер Стрэнджвейс. Кстати, а что это мальчуган так налетел на меня?

— Он немного расстроен.

— Это я заметил, - сухо проговорил Блаунт.

— Извините за бутылку. Фил сказал, что спрятал ее в водосточном желобе, и я довольно неосмотрительно позволил ему достать ее. Он привязал себя к трубе. А она выскользнула у него из рук - конечно, я имею в виду бутылку, а не трубу.

— О боже, нет, она не выскользнула. - С раздражающей старательностью Блаунт отряхнул брюки на коленях, укрепил на переносице пенсне и подвел Найджела к месту, куда упала бутылка. - Посмотрите, если бы он просто уронил ее, она упала бы вот сюда, на клумбу. Но она приземлилась гораздо дальше, почти на самом краю лужайки. Должно быть, он ее швырнул туда. А теперь, если вы можете уделить мне немного времени, давайте сядем вон там, где нас никто не услышит, и расскажите мне все по порядку.

Найджел поведал ему рассказ Джорджии о признании Лены и о том, как Фил лазил на крышу в субботу вечером.

— В некотором смысле Фил - очень сообразительный мальчуган. Вероятно, он забрал себе в голову, что бутылка доказывает вину Феликса, а по словам Джорджии, он смотрит на Феликса как преданная собака на своего хозяина. Но он уже сказал мне, где находится бутылка, поэтому, чтобы спасти Феликса, ему оставалось только уничтожить ее - зашвырнуть подальше и задержать меня, пока я развязывал узлы на этой веревке. Он надеялся, что, пока я спущусь, жидкость уже впитается в землю. Принимая во внимание его возраст, это вполне логично и умно. Как и многие одинокие дети, он способен на самое горячее обожание и в то же время на самое глубокое недоверие к незнакомцам. Вероятно, он не поверил мне, когда я сказал, что обнаруженная бутылка не повредит Феликсу. Возможно, он даже считает, что Феликс отравил его отца. И все-таки пытался защитить Феликса. Поэтому-то он и налетел на вас, когда увидел, что его план рухнул.

— Да-а. Пожалуй, это правдоподобное объяснение. Что ж, он отважный парнишка. Только подумать, что он влез на эту крышу! С веревкой или без нее, но мне это не нравится. Впрочем, сам я никогда не выносил высоты. У меня кружится голова…

— Головокружение!- Сверкнув глазами, воскликнул Найджел. - Я знал, что скоро вспомню. Слава богу, наконец-то у нас что-то есть!

— Что?

— Джордж Рэттери был подвержен головокружениям и вместе с тем не был им подвержен. Он побоялся подойти к краю оврага, но не боялся подниматься в Альпы.

— Если это загадка…

— Никакой загадки. Это ответ на загадку. Или начало ответа. А сейчас хватит пустой болтовни, дайте лучше дядюшке Найджелу как следует осмыслить пришедшую в голову идею. Вы помните, Феликс Керне писал в своем дневнике, как он наткнулся на карьер в Котсуолдсе и собирался устроить там якобы несчастный случай, да только Джордж Рэттери отказался даже подойти близко к краю обрыва, сказав, что подвержен головокружениям?

— Да, конечно помню.

— Так вот, только что, когда я был с Филом на чердаке, я спросил его, как он додумался спрятать бутылку в таком месте. И он сказал, что однажды его отец случайно забросил теннисный мяч на крышу и он застрял в желобе, так что его отец забирался туда, чтобы его достать. Больше того, он сказал, что отец был альпинистом. Следовательно?

Обычно добродушный рот Блаунта сжался в тонкую линию, его глаза оживленно заблестели.

— Это означает, что по каким-то причинам Феликс Керне написал в своем дневнике неправду.

— Но с какой целью?

— Это вопрос, который я ему очень скоро задам.

— Но какой у него мог быть мотив? Дневник был предназначен только для него самого. Чего ради ему понадобилось городить ложь для самого себя?

— Да, но поймите, мистер Стрэнджвейс, вам остается только признать, что это было ложью - заявление, что Рэттери страдал головокружениями.

— Да, это я признаю. Но не признаю, что это сказал Феликс.

— Но черт побери! Он это сделал - черным по белому! Какой другой вывод можно сделать?

— Я считаю, что солгал Джордж Рэттери.

Блаунт удивленно уставился на него. В этот момент он напоминал солидного менеджера банка, которому только что сообщили, что Монтегю Норман пойман за руку при подделке балансовых отчетов.

— Спокойно, спокойно, мистер Стрэнджвейс - вы же не думаете всерьез, что я проглочу эту вашу фантазию?

— Я говорю серьезно, старший инспектор Блаунт. Я все время исхожу из того, что Рэттери стал подозревать Феликса, что он сообщил кому-то о своих подозрениях и что именно этот человек убил Рэттери - спрятавшись за потенциального убийцу. Теперь предположим, что Рэттери уже начинал подозревать Феликса к тому моменту, когда они выехали на пикник. Он вполне мог знать об этом заброшенном карьере - обычно люди ездят на пикник в одно и то же известное им место. Стоя на краю обрыва, Феликс подзывает Джорджа и приглашает его на что-то посмотреть. Джордж слышит какое-то возбуждение в его голосе или замечает это по его виду. Искра подозрения разгорается. Он думает: "А если Феликс действительно столкнет меня вниз?"

Или, наоборот, Рэттери не знал об этом обрыве, пока Феликс, как он признает это в дневнике, весьма неосторожно не объявляет о своем открытии. В любом случае Джордж не мог тут же объявить о своих подозрениях: у него еще не было никаких доказательств, его игра состояла в том, чтобы изображать ничего не подозревающую жертву, пока у него не появится серьезного доказательства, что Феликс задумал убийство. В то же время он не решается приблизиться к краю обрыва. Ему нужно тут же придумать какое-то объяснение, которое не насторожило бы Феликса. И он произносит вдохновенную ложь: "Извините, и не подумаю. Я не выношу высоты. Головокружение" - самый подходящий предлог, о котором в первую очередь подумал бы опытный скалолаз.

После долгого раздумья Блаунт сказал:

— Не стану отрицать, что это кажется вполне правдоподобной теорией. Но все это паутина; она отлично сплетена, но не держит воду.

— Паутина не предназначена для того, чтобы удерживать воду, - язвительно отвечал Найджел. - Она должна удерживать мух, о чем вы знали бы, если бы иногда отвлекались от изучения пятен крови и кружек с пивом, а вместо этого посвящали бы часть времени изучению природы.

— Могу ли я спросить, какую такую муху поймала эта ваша паутина?- со скептическим блеском в глазах вежливо поинтересовался Блаунт.

— Вся моя стратегия защиты Феликса Кернса построена на предположении, что кто-то неизвестный знал о его плане убийства - или, по крайней мере, о его намерении убить Джорджа. Этот человек мог обнаружить его записи самостоятельно, но это вряд ли возможно, в конце концов, Феликс старательно прятал свой дневник. Но допустим, что Джордж с самого начала поделился своими подозрениями с этим неизвестным - как по-вашему, кому он скорее всего доверился бы?

— Я же не обязан догадываться, верно?

— Я не прошу гадать, я прошу использовать эту вашу машину, что спрятана под вашим упрямым лбом!

— Ну, жене бы он ничего не сказал - для этого он слишком ее презирал, как известно. Лене тоже, если то, что сказал Карфакс, правда - насчет того, что она поссорилась с Джорджем. Полагаю, он мог довериться Карфаксу. Нет, я бы сказал, что всего вероятнее матери - они были очень близки.

— Вы забыли еще одного человека, - сердито сказал Найджел.

— Кого? Вы же не про маль…

— Нет. Роуда Карфакс. Она и Джордж были…

— Миссис Карфакс? Да вы морочите мне голову! С чего бы ей убивать Рэттери? В любом случае, ее муж сказал, что она никогда и близко не подходит к гаражу, так что она не могла взять эту отраву.

— То, что говорит ее муж, еще ничего не значит.

— У меня есть подтверждающие это доказательства. Конечно, она могла проскользнуть туда как-нибудь ночью и украсть какое-то количество этой гадости. Но… э… так случилось, что у нее есть алиби на тот субботний вечер. Она не могла влить яд в лекарство.

— Иногда мне кажется, что вы действуете очень профессионально. Значит, вы уже и Роуду проверили.

— О, но это было просто частью обычного расследования, - сказал заметно потрясенный Блаунт.

— Ну хорошо, я не имел в виду Роуду. Как вы сказали, самым подходящим человеком была старая миссис Рэттери.

— Я этого не сказал, - авторитетно заявил Блаунт. - Существует Феликс Керне. Я только сказал…

— Хорошо. Ваш протест принят и будет рассмотрен. Но сейчас давайте задержимся на Этель Рэттери. Вы читали дневник Кернса. Вы не заметили там у нее никакого возможного мотива для преступления?

Инспектор Блаунт немного поерзал, поудобнее устраиваясь в кресле. Он вытащил трубку, которую не стал раскуривать, а только стал медленно водить ею по своей гладко выбритой щеке.

— Старая леди очень трепетно относится к чести семьи, верно? Согласно дневнику Кернса, она сказала: "Убийство не преступление, когда на карту поставлена честь", или что-то в этом смысле. И дальше Керне заявляет, что он слышал, как она говорила внуку, что он не должен стыдиться своей семьи, что бы ни случилось. Но вы должны признать, что это весьма хлипкое доказательство, чтобы на нем строить версию.

— Да, само по себе оно весьма ненадежно, но его подкрепляют два факта: во-первых, у Этель Рэттери была возможность отравить лекарство - ведь в субботу днем в доме оставались только она и Вайолет, пока Джордж не вернулся с реки, - и во-вторых, мы знаем - и она знала!- о связи Джорджа и Роуды.

— Как вы до этого докопались?

— Мы знаем, что она пригласила Карфакса прийти к ней днем, чтобы умолять его устранить Роуду и предотвратить скандал. Она страшно разозлилась, когда Карфакс заявил, что намерен развестись с Роудой, если она этого захочет. Далее предположим, что это была последняя просьба старой леди: допустим, она уже решила, что, если ее просьба не возымеет результата, она скорее убьет Джорджа, чем позволит их скандальной связи и возможному разводу испортить незапятнанную репутацию семьи. Она уже умоляла и Джорджа прекратить свою связь с Роудой, теперь она просила Карфакса принять строгие меры. Обе просьбы не дали нужного результата. Тогда она обратилась к стрихнину. Как вы смотрите на этот вариант?

— Признаюсь, я думал об этом. Но здесь есть два ужасных пробела.

— А именно?

— Первое. Убивают ли матери сыновей ради спасения чести семьи? Это слишком фантастично. Мне это не нравится.

— Как правило, матери на это не идут. Но Этель Рэттери - настоящая римская матрона старой закалки. Кроме того, у нее не все в порядке с головой. Я не ожидаю от нее нормальных поступков. Мы знаем, что она в высшей степени властолюбива, что она помешана на фамильной чести и, будучи викторианкой, считает скандал на сексуальной почве крайним позором для всей семьи. Сложите все эти три момента, и вы получите потенциального убийцу. Ваше второе замечание?

— Ваше предположение, что Джордж доверил свои подозрения насчет Феликса Кернса своей матери. Вы говорите, что убийца знал о плане с яхтой и что отравление было только запасным планом на тот случай, если попытка Феликса не удастся. Теперь, если миссис Рэттери намеревалась отравить своего сына только в том случае, если потерпит неудачу с Карфаксом, она определенно переговорила бы с ним раньше. Как бы то ни было, ее просьба могла иметь успех, но Джордж мог утонуть именно в тот момент, когда она этим занималась. Это не сходится.

— Дело в том, что вы смешиваете две мои разные версии. Я предполагаю, что миссис Рэттери так же, как и Джордж, знала о замысле с лодкой из дневника Феликса. Но я также предполагаю, что Джордж обсуждал это с матерью и сказал ей, что намерен играть роль жертвы для того, чтобы получить полное подтверждение намерений Феликса, но в критический момент он разобьет планы Феликса, сообщив ему, что его дневник находится в руках его поверенных. Фактически Джордж не собирался позволить себя утопить, и его мать это знала. Но у нее была полная решимость использовать яд, если ее обращение к Карфаксу не даст результатов.

— Да, конечно. Определенно это возможно. Угу… Д-да-а, дело прямо-таки невероятное. Миссис Рэттери, Вайолет Рэттери, Карфакс и Керне - все они имели возможность и мотив для убийства Джорджа Рэттери. И мисс Лаусон тоже: у нее была возможность, но трудно понять, в чем мог заключаться ее мотив. Неприятно, что у всех них нет алиби. Я бы чувствовал себя лучше, если бы держал в зубах четкое, проверенное алиби.

— Тогда что насчет Роуды Карфакс?

— Оно очень надежное. Она была в Челтенхеме с десяти тридцати до шести дня, участвовала в теннисном турнире. После этого направилась с друзьями пообедать в "Плау" и вернулась сюда только после девяти. Разумеется, мы все это проверяем; но пока у нас нет ни малейших доказательств, что она могла незаметно ускользнуть сюда в течение дня. Видите ли, это был небольшой турнир, и когда она не играла, то судила игру или беседовала со знакомыми.

— Гм-м. Похоже, это освобождает ее от подозрений. Ну и куда мы теперь направимся?

— Мне нужно еще раз поговорить со старой миссис Рэттери. Я собирался это сделать, когда вы уронили мне на голову эту бутылку.

— Могу я при этом присутствовать?

— Пожалуйста, только уж позвольте говорить мне.

12

В первый раз Найджел имел возможность спокойно изучить мать Джорджа. В прошлую встречу утром в будуаре Вайолет обстановка была такой накаленной, что невозможно было составить о ней мнение. Сейчас стоящая в центре комнаты и протягивающая ему навстречу руку, с которой широкими складками спадала черная ткань, Этель Рэттери могла служить моделью для статуи Ангела смерти. Ее крупные тяжеловесные черты с выражением приличествующей случаю скорби, казалось, не выражали ни искреннего горя, ни раскаяния, ни жалости, ни страха. Она больше походила на ста тую, чем модель: где-то глубоко внутри ее существа, подумалось Найджелу, прячется каменное сердце безжизненности, антижизненные принципы. Когда он коснулся ее руки, ему в глаза бросилась большая черная родинка на кисти, поросшая длинными волосками: зрелище было неприятное, но в тот момент оно казалось единственным признаком человечности в ней. Затем, величественно кивнув Блаунту, она направилась к креслу и опустилась в него, и сразу же иллюзия величественности исчезла; она уже не казалась Ангелом смерти или колонной из черного мрамора, а просто обыкновенной старухой, чьи шаркающие распухшие ноги были поразительно короткими для столь внушительного тела. Размышления Найджела были резко прерваны первыми же словами миссис Рэттери. Сидя очень прямо в кресле с высокой спинкой, положив на колени руки вверх ладонями, она сказала Блаунту:

— Я решила, инспектор, что эта печальная смерть была несчастным случаем. Так будет лучше для всех участников этого дела. Несчастный случай. Таким образом, нам больше не понадобятся ваши услуги. Как быстро вам удастся выдворить своих людей из моего дома?

Блаунт был человеком такого склада и опыта, что пронять его было нелегко, и он отлично умел скрывать свое удивление, но сейчас он оторопело уставился на старую леди. Найджел вытащил было сигарету, но поспешно снова сунул ее в портсигар; ненормальная, просто ненормальная, сумасшедшая баба, подумал он. Через мгновение Блаунту удалось снова обрести дар речи.

— Почему вы думаете, что это был несчастный случай?- вежливо осведомился он.

— У моего сына не было врагов. Члены рода Рэттери не кончают жизнь самоубийством. Таким образом, единственным объяснением остается несчастный случай.

— И вы предполагаете, мэм, что ваш сын случайно налил в свое лекарство отраву для крыс, а затем выпил его? Вам это не кажется… э… слишком невероятным? Как, по-вашему, он дошел до такого исключительно странного поступка?

— Я не полицейский, инспектор, - веско и с апломбом заявила старая леди. - Полагаю, это ваше дело раскрывать подробности несчастного случая. Я прошу вас сделать это как можно скорее. Вы понимаете, что для меня в высшей степени неудобно видеть свой дом наполненным констеблями.

"Джорджия не поверит мне, когда я расскажу ей об этой сцене", - подумал Найджел. Этот диалог должен показаться диким и странным, но почему-то он таковым не казался. Блаунт продолжал с вкрадчивой и опасной кротостью:

— Что же, мэм, заставляет вас так стремиться убедить меня - и себя также, - что это был несчастный случай?

— Естественное желание защитить репутацию нашей семьи.

— Следовательно, вас больше волнует репутация семьи, чем справедливость?- не без иронии сказал Блаунт.

— Это весьма вызывающее замечание.

— Некоторые могут усмотреть вызывающую наглость с вашей стороны, когда вы диктуете полиции, как ей квалифицировать этот случай.

Найджел едва не расхохотался. Наконец-то на Блаунта снизошел суровый командный дух. При этом неожиданном сопротивлении старая леди слегка покраснела, опустив взгляд на обручальное кольцо, которое глубоко врезалось в мякоть ее среднего пальца.

— Вы говорите о справедливости, инспектор?

— Если я скажу, что мы можем доказать, что ваш сын был убит, вы не пожелаете видеть убийцу схваченным?

— Убит? И вы можете это доказать?- сказала миссис Рэттери своим глухим, тяжелым голосом, затем свинец словно растаял, когда она выдохнула одно слово: - Кем?

— Пока мы это не выяснили. Однако с вашей помощью могли бы узнать.

Блаунт начал пересказывать ей ход событий в субботу вечером. Найджел рассеянно прислушивался к его голосу, внимательно рассматривая фотографию, стоявшую на круглом столике. Фотографию в вычурной золоченой рамке окружали подушечки с медалями, блюдо с разными безделушками и две высокие вазы по бокам, из которых торчали растрепанные ветки роз, начинавших осыпаться. Но не эти мелочи заинтересовали Найджела, а лицо мужчины на фотографии: молодого человека в военной форме, без сомнения, мужа миссис Рэттери. Пышные усы и длинные бакенбарды обрамляли тонкое, нерешительное, слишком нервное лицо. Он скорее был похож на поэта XIX века, чем на солдата, поражало его удивительное сходство с Филом Рэттери. Найджел мысленно обратился к фотографии: "Что ж, на твоем месте, если бы мне пришлось выбирать между смертью от пули в Южной Африке и жизнью с Этель Рэттери, я бы тоже предпочел более быструю смерть, но какие у тебя странные глаза: говорят, безумие часто передается через поколение; что касается тебя и Этель, это ясно, и нечего удивляться, что Фил так сильно уязвим. Бедный ребенок. Пожалуй, стоит посерьезнее заняться историей этой семьи.

Тем временем инспектор Блаунт говорил:

— У вас была встреча с мистером Карфаксом в субботу днем?

Лицо старой женщины потемнело. Найджел инстинктивно поднял взгляд, ожидая увидеть тучи, набежавшие на солнце, но на всех окнах шторы были опущены.

— Да, - сказала она, - но эта встреча не представляет для вас интереса.

— Ну, это мне судить, - непримиримо возразил инспектор. - Вы отказываетесь передать мне сущность вашего разговора?

— Безусловно.

— Вы отрицаете, что просили мистера Карфакса положить конец связи между вашим сыном и его женой, что обвиняли его в потакании этой связи и что когда он заявил, что даст жене развод, если она попросит, - вы оскорбили его в… некотором непозволительном тоне?

По мере изложения лицо миссис Рэттери багровело, на нем появилась кое-какая мимика. Найджел подумал, что она разразится слезами, но она воскликнула тоном оскорбленного достоинства:

— Этот человек не больше не меньше как сводник, и я так ему и заявила. И так достаточно было скандала, но намеренно потакать этой позорной связи…

— Почему вы не поговорили об этом со своим сыном, если вас так сильно волновал этот вопрос?

— Я разговаривала с ним. Но он слишком упрям - боюсь, эту черту характера он унаследовал от моей линии семьи, - сказала она с непостижимым самодовольством.

— У вас не появилось впечатления, что мистер Карфакс скрывает враждебное отношение к вашему сыну из-за этого дела?

— Почему не…- Миссис Рэттери резко оборвала себя. В глазах у нее снова появилось хитрое выражение. - Во всяком случае, я ничего не заметила. Но естественно, я была очень взволнована. Это действительно выглядит очень странно - та позиция, которую он занял.

"Ах ты, старая ядовитая змея!" - подумал Найджел.

— Как я понимаю, расставшись с вами, мистер Карфакс сразу же покинул дом. - Так же, как и во время разговора с Карфаксом, Блаунт подчеркнул слова "сразу же".

"Почти наводящий вопрос", - с отвращением подумал Найджел. Миссис Рэттери сказала:

— Да, наверное… Нет, сейчас, когда я об этом подумала… Знаете, он вышел не сразу. Я случайно оказалась вот у этого окна и через минуту или две увидела, как он уходил по дорожке.

— Ваш сын конечно же рассказал вам о дневнике Феликса Лейна?

Блаунт использовал старый трюк, когда очень важный вопрос задается в тот момент, когда внимание допрашиваемого сосредоточено на другом. Его прием не возымел явного эффекта, только на надменном лице миссис Рэттери появилось явное недоумение, когда она услышала вопрос.

— Дневник мистера Лейна? Боюсь, я не совсем вас понимаю.

— Но наверняка ваш сын рассказал вам, что мистер Лейн планировал покушение на его жизнь?

— Не кричите на меня, пожалуйста, я не привыкла, инспектор, чтобы на меня кричали. А что до этой фантастической истории…

— Но это правда, мэм.

— В таком случае, почему бы вам не закончить этот допрос, который я нахожу исключительно бестактным, и не арестовать мистера Лейна?

— Всему свое время, мэм, - с такой же холодностью сказал Блаунт. - Вы не замечали враждебности в отношениях между вашим сыном и мистером Лейном? Были ли вы удивлены тем положением, которое мистер Лейн занял в вашем семействе?

— Я слишком хорошо знала, что он появился здесь из-за этого несносного создания, из-за Лены. Этот вопрос я не намерена обсуждать.

"Значит, ты считала, что раздоры между Джорджем и Феликсом происходили из-за Лены", - перевел для себя Найджел. Вслух он сказал:

— А что именно сказала Вайолет, когда на прошлой неделе она ссорилась с мужем?

— Право, мистер Стрэнджвейс! Неужели каждую семейную размолвку нужно разглядывать под микроскопом? Я считаю это в высшей степени недостойным и излишним.

— Вы называете это обычной размолвкой? Если вы считали ее такой обычной, почему же на следующее утро вы сказали Филу: "Твоей матери может понадобиться наша помощь. Видишь ли, полиция может выяснить, как она ссорилась с папой на прошлой неделе и что она говорила, и это может заставить их подумать…"? Что они могли бы подумать?

— Об этом лучше спросите мою невестку. - Старая леди не хотела принимать на себя дальнейшее.

Задав ей еще несколько вопросов, Блаунт поднялся, собираясь уходить. Найджел машинально подошел к фотографии на круглом столике и, проведя пальцем по рамке, сказал:

— Очевидно, это ваш муж, миссис Рэттери? Он погиб в Южной Африке, не так ли? В каком сражении?

Последствия этого безобидного замечания были ошеломляющими. Миссис Рэттери мгновенно вскочила и поспешила к столику, своими мелко шаркающими короткими ногами напоминая какое-то жуткое насекомое вроде сороконожки. Она протиснулась между столиком и Найджелом, обдав его мерзким запахом камфары.

— Уберите руки, молодой человек! И чтобы вы больше не шарили по моему дому!- Тяжело дыша и стиснув кулаки, она выслушала извинения Найджела, после чего обернулась к Блаунту: - Звонок рядом с вами, инспектор. Будьте любезны позвонить, и горничная проводит вас.

— Благодарю, мэм, думаю, мэм, мы и сами найдем дорогу.

Найджел последовал за ним вниз по лестнице, затем в сад. Блаунт тяжело отдувался и промокал вспотевший лоб платком.

— Уф-ф! Что за мерзкая старуха! Не хотелось бы говорить, но она внушает настоящее отвращение!

— Не обращайте внимания. Вы вели себя в высшей степени отважно. Прямо как Дэниэль. И что теперь?

— Мы никуда не продвинулись, совсем не продвинулись. Она хочет, чтобы мы считали это несчастным случаем. Затем она согласилась - и слишком очевидно - с моим предположением, что это мог сделать Карфакс. Она поймалась на крючок насчет того, что Карфакс сразу же вышел из дома - нам нужно выяснить, кто из них говорит неправду, но вряд ли нам будет дано достаточно невинное объяснение. С другой стороны, она не дала себя втянуть в разговор о Феликсе Кернсе и Вайолет Рэттери. Она действительно ничего не знает о дневнике Кернса - во всяком случае, так мне кажется; и это наносит удар по вашей теории. Она стоит горой за престиж семьи, но это мы знали и раньше. Ее инсинуации по отношению к Карфаксу вполне могут быть вызваны ее неприязнью к нему. Нет! Если она и убила Джорджа, она ничего сейчас нам не скажет. Мы вернулись туда, с чего начали. И это из-за Феликса Кернса, нравится вам это или нет.

— Тем не менее существует один факт, к которому мы должны приглядеться повнимательнее.

— Вы говорите о ссоре между Джорджем и его женой?

— Нет. У меня предчувствие, что здесь вы ничего не найдете. Вайолет могла в истерике нагородить бог знает что, но женщина, которая целых пятнадцать лет находилась у мужа под башмаком, не способна вот так вдруг восстать и убить его. Это просто не в ее характере. Нет, я имею в виду то, что Ватсон назвал бы "Эпизод со старой леди и с фотографией".

13

Найджел покинул Блаунта, который собирался допросить Вайолет, и вернулся в гостиницу. Он застал Джорджию и Феликса Кернса в саду за чаем.

— Где Фил?- сразу спросил Феликс.

— В доме. Думаю, мать приведет его попозже. Там произошел странный случай.

И Найджел рассказал о том, как Фил лазил на крышу, и о его попытке уничтожить улику. В продолжение его рассказа Феликс все больше нервничал и наконец не выдержал.

— Черт побери!- вскричал он. - Неужели вы не могли помешать Филу залезть на крышу! Это же просто сойти с ума - чтобы такого мальчугана так мучили! Я имею в виду не вас, но этот Блаунт, он и понятия не имеет, какую травму это может нанести такому впечатлительному мальчику.

До сих пор Найджел представления не имел, до чего натянуты нервы у Феликса Кернса. Он видел его расхаживающим по саду, читающим Филу книги, беседующим с Джорджией о политике, спокойным, дружелюбным человеком, чья природная сдержанность перемежалась вдруг внезапной доверчивостью и вспышками сардонического юмора, возможно, человеком, с которым не очень спокойно живется, но приятным даже в самом колючем, самом неприступном настроении. Этот взрыв Феликса напомнил Найджелу, как тяжело давит на него подозрение в убийстве. Он мягко сказал:

— С Блаунтом все нормально, он вполне порядочный, во всяком случае, справедливый человек. Боюсь, это по моей ошибке Филу пришлось через это пройти. Иногда чрезвычайно трудно сознавать, насколько он еще мал. Невольно начинаешь относиться к нему как к ровеснику. И он довольно ловко затащил меня на крышу.

Наступила легкая пауза. Джорджия достала сигарету из сигаретницы, которую всегда держала под рукой. Напротив, на круглой клумбе, деловито жужжа, кружились над георгинами пчелы. Издалека донесся долгий, печальный вой сирены баржи, предупреждающей о своем приближении смотрителя шлюзов.

— Последний раз, когда я видел Джорджа Рэттери, - сказал Феликс, скорее сам себе, - он шагал по садику у плотины, топча цветы. Он был в отвратительном настроении. Он затоптал бы все, что только попалось бы ему на дороге.

— С такими людьми нужно что-то делать, - сочувственно заметила Джорджия.

— С ним это уже сделали. - Губы Феликса сложились в мрачную гримасу.

— Как дела, Найджел?- спросила Джорджия.

Его бледное лицо, озабоченная морщина на лбу, свисающий на лоб чуб, как у мальчишки, упрямо поджатые губы встревожили ее. Он выдохся, ему никогда не разобраться в этом деле. Она проклинала всех - Блаунта, этих Рэттери, Лену, Феликса и даже Фила. Но продолжала говорить спокойно и безразлично: Найджел не любил, чтобы его опекали; кроме того, здесь присутствовал Феликс Керне, потерявший жену и единственного сына, - Джорджия считала, что больше не должна проявлять в своем тоне слишком сильной любви, которой он больше не увидит.

— Как дела? Да не слишком. Кажется, это одно из тех на вид простых дел, когда ни у кого нет алиби и каждый мог это сделать. И все же мы разберемся с ним, как сказал бы Блаунт. Кстати, Феликс, вы знаете, что Джордж Рэттери вовсе не был подвержен приступам голововокружения?

— Не подвержен? Но кто сказал, что он их испытывал? О господи, я и забыл! Да, эта история у оврага. Но тогда почему он так сказал? Не понимаю. А вы уверены?

— Вполне. Вы понимаете, к чему я веду?

— Полагаю, вы хотите сказать, что в своем дневнике я отвратительно солгал, - сказал Феликс, глядя на Найджела тревожно и искренне.

— Существует и другое предположение - Джордж уже подозревал о ваших намерениях или начал подозревать и сказал, что не выносит высоты, чтобы держаться от вас подальше, не давая вам повода заподозрить, что ему известно о ваших намерениях.

Феликс обернулся к Джорджии:

— Наверное, для вас это полная загадка. Речь идет о том случае, когда я пытался столкнуть Джорджа с обрыва, но в последний момент он отказался приближаться к краю. Жаль: это избавило бы нас от многих проблем.

Легкость, с которой он это сказал, покоробила Джорджию. Но, подумала она, у бедного парня нервы так напряжены, он ничего не может поделать. Она слишком живо помнила, как однажды сама оказалась в таком же трудном положении и как Найджел ее спас: Найджел выручит и Феликса, если это вообще возможно. Она взглянула на мужа: он уставился в одну точку перед собой, что означало, что его мозг лихорадочно работает. "Милый Найджел, - думала она,милый, дорогой мой Найджел!"

— Вам что-нибудь известно о муже старой миссис Рэттери?- спросил Найджел Феликса.

— Нет, кроме того, что он был солдатом. Убит на войне в Южной Африке. Я бы сказал, милосердное избавление от Этель Рэттери.

— Вот именно. Интересно, где я могу о нем разузнать. Я меня нет никаких знакомств в кругу военных… Слушайте, а как насчет этого вашего друга? Вы упоминали о нем в начале своего дневника… Чиппенхем, Шривеллем, Шривенхем… точно, генерал Шривенхем.

— Это вроде: "Ах, вы приехали из Австралии? Не встречали там моего друга Брауна?" - язвительно усмехнулся Феликс. - Не думаю, чтобы Шривенхем что-нибудь знал о Сириле Рэттери.

— И все-таки стоит попытаться.

— Но зачем? Я не понимаю, какой в этом смысл?

— У меня странное чувство, что нам стоит разузнать побольше об истории семейства Рэттери. Хотел бы я знать, почему старая миссис Рэттери так взбесилась, когда я задал ей совершенно невинный вопрос о ее муже.

— Потому что ты суешь свой длинный нос в семейные дела, - сказала Джорджия. - И надо же мне было выйти замуж за человека, так увлекающегося шантажом!

— Послушайте, - задумчиво сказал Феликс, - если вам нужно получить информацию, я знаю одного парня в военном архиве, который может поднять для вас документы.

Ответ Найджела на это любезное предложение был по меньшей мере неблагодарным. Самым дружеским, но серьезным тоном он сказал:

— А почему вы не хотите, Феликс, чтобы я встретился с генералом Шривенхемом?

— Я… вы просто смешны. У меня нет никаких возражений на этот счет. Я только предложил более практичный способ для получения интересующих вас сведений.

— Ладно, извините. Надеюсь, никто и не обиделся, раз никто не собирался никого обижать.

Последовала неловкая пауза. Через некоторое время Феликс улыбнулся.

— Боюсь, это не совсем так. Дело в том, что я очень люблю старика. Думаю, я неосознанно протестовал против того, чтобы он узнал о том, кто я на самом деле. - Феликс горько усмехнулся. - Убийца, который не сумел осуществить запланированное убийство.

— Ну думаю, рано или поздно об этом все узнают, - рассудительно сказал Найджел. - Но если вы не хотите, чтобы Шривенхем до поры до времени что-то узнал, я легко могу расспросить его о Сириле Рэттери, не упоминая вашего имени. Если вы только представите меня ему.

— Хорошо. Когда вы думаете туда отправиться?

— Наверное, завтра.

И снова наступило молчание - тяжелое, гнетущее, как перед грозой, которая проходит мимо, не разразившись, но грозит снова вернуться. Джорджия видела, что Феликс весь дрожит. Наконец, покрывшись болезненным румянцем и неестественно повысив голос, как любовник, в конце концов вынудивший себя признаться в любви, он заговорил:

— Блаунт… он собирается меня арестовать? Я больше не могу выносить эту неопределенность. - Он то сжимал, то отпускал края своего стула. - Скоро я начну признаваться в том, чего не совершал, только чтобы покончить с этим.

— Неплохая мысль, - задумчиво сказал Найджел. - Признайтесь, и, поскольку вы этого не делали, Блаунт разнесет ваше признание на части и таким образом убедится, что вы не убийца.

— Ради бога, Найджел, ты говоришь об этом так хладнокровно!воскликнула Джорджия.

— Для него это просто игра… игра в бирюльки, - усмехнулся Феликс.

Казалось, он снова взял себя в руки. Найджел устыдился: ему необходимо вылечиться от своей дурацкой привычки размышлять вслух. Он сказал:

— Сомневаюсь, чтобы Блаунт думал сейчас об аресте. Он очень усердный полицейский и предпочитает действовать наверняка. Помните, что полицейскому не позволят забыть, что он арестовал невиновного - так что это не принесет ему ничего хорошего.

— Что ж, надеюсь, когда он придет к определенной точке зрения, вы дадите знак, и тогда я смогу сбрить бороду, проберусь сквозь полицейские кордоны и сяду на пароход, отплывающий в Южную Америку - туда обычно направляются сбежавшие преступники в детективных романах.

Джорджия почувствовала, как слезы обжигают ей глаза: было что-то невыносимо трогательное в том, как Феликс подшучивал над своим безвыходным положением. И вместе с тем нечто смущавшее. Он обладал храбростью, но не отвагой, необходимой для подобных шуток: это было слишком близко к сердцу, и он выдал, что чувствует это. Феликс отчаянно нуждался в утешении. Почему Найджел отказывает ему в этом? Это ведь так мало стоит. По ассоциации Джорджия сказала:

— Феликс, а почему вы сегодня не пригласили Лену? Я разговаривала с ней… сегодня. Знаете, ведь она в вас верит. Она вас любит и просто измучилась от желания помочь вам.

— Я не могу иметь с ней ничего общего, пока нахожусь под подозрением в убийстве. Это было бы несправедливо по отношению к ней, - упрямо и отчужденно сказал Феликс.

— Но думаю, это ее дело решать, что справедливо, а что нет. Ей все равно, убили вы Рэттери или нет, она просто хочет быть рядом с вами, и честно говоря - вы ужасно обижаете ее, ей не нужно ваше благородство, ей нужны вы сами.

Пока она говорила, Феликс вертел головой из стороны в сторону, словно его тело было привязано к стулу, а ее слова, словно градом камней, ударяли его по лицу. Но он никогда бы не признался, как сильно они его ранили. Он замкнулся, отрывисто бросив:

— Боюсь, я не могу это обсуждать.

Джорджия кинула на Найджела умоляющий взгляд. Но в этот момент на гравийной дорожке послышались чьи-то шаги, и все трое посмотрели туда, в глубине души радуясь перерыву. К ним приближались инспектор Блаунт и шедший рядом с ним Фил.

"Слава богу, - подумала Джорджия, - здесь Фил; он Давид, способный смягчить мрачное настроение нашего Саула".

Найджел подумал, зачем это Блаунт привел Фила. Это должна была сделать Вайолет Рэттери. Не означает ли это, что Блаунт что-то выяснил о Вайолет?

Феликс подумал: "Фил… что с ним делает этот полицейский? Господи! Неужели он арестовал Фила? Не будь идиотом, конечно нет, иначе он не привел бы его сюда. Но одного взгляда на них достаточно, чтобы… я сойду с ума, если это еще продлится".

14

— У меня состоялся очень интересный разговор с миссис Рэттери, - сказал Блаунт, когда они с Найджелом остались наедине.

— С Вайолет? И что она сказала?

— Ну, сначала я спросил ее о той ссоре с мужем. Она была полностью откровенна - по крайней мере, у меня создалось такое впечатление. Оказывается, они ругались из-за мистера Карфакса.

Блаунт выдержал драматическую паузу. Найджел внимательно изучал кончик своей сигареты.

— Миссис Рэттери просила мужа отказаться от своей связи с Роудой Карфакс. Согласно ее словам, она подчеркивала не столько свои собственные чувства, сколько вред, который эта связь наносит Филу, который, кажется, знал, что происходит, хотя, конечно, не все понимал. Тогда Рэттери решительно спросил, не хочет ли она развестись. Вайолет Рэттери, так она говорит, недавно прочла роман о двух детях, чьи родители развелись, - я бы сказал, она очень серьезно относится к вымыслу, такое ведь встречается, не так ли? Во всяком случае, эти дети - из романа, о котором я говорю, - очень страдали в результате развода своих родителей; один из них был маленьким мальчиком, который напоминал ей Фила. Поэтому она сказала мужу, что ни в коем случае не согласится на развод.

Блаунт перевел дух. Найджел терпеливо ждал: он слишком хорошо понимал, что, будучи шотландцем, Блаунт перескажет все доскональнейшим образом, не оставив его в недоумении.

— Это отношение миссис Рэттери вызвало в ее муже новый взрыв, на этот раз очень резкий. Особенно в отношении Фила. Несомненно, его возмущало, что вся привязанность мальчика отдана Вайолет. Но я подозреваю, что еще больше его бесил тот факт, что Фил был так непохож на него - из более тонкого теста, если можно так выразиться. Он хотел избить Вайолет, но понял, что может больнее ее уязвить через Фила. Поэтому он вдруг объявил, что решил не направлять Фила в школу, а устроить его в гараж, как только закончится официальный период его образования. Действительно ли Рэттери собирался это осуществить, не знаю, но его жена восприняла это серьезно, и вот тогда и началась настоящая ссора. В какой-то момент она сказала, что скорее увидит его мертвым, чем позволит, чтобы он испортил Филу жизнь, - наверняка именно эту фразу и подслушала старая миссис Рэттери. В любом случае, разразилась настоящая ссора, и в конце концов Рэттери потерял самообладание и начал колотить жену. Фил услышал ее крики, ворвался в комнату и попытался остановить отца. Начался страшный гвалт. Вот так, - бесстрастно закончил Блаунт.

— Значит, мы еще можем подозревать и Вайолет?

— Нет, я бы не сказал. Видите ли, дело обстоит так. После той сцены она обратилась к старой миссис Рэттери с просьбой убедить Рэттери не направлять Фила в гараж. Старуха некоторым образом страшный сноб, как, видимо, вы заметили, так что на этот раз она оказалась заодно с Вайолет. Я спросил ее, и она сказала, что заставила Джорджа обещать, что он даст Филу закончить образование. Так что этот повод для убийства у Вайолет отпал сам собой.

— И вряд ли у нее был повод убивать его из ревности к миссис Карфакс, потому что в таком случае она скорее отравила бы ее, а не Джорджа.

— Это так, хотя, конечно, это только предположение, - важно продолжал Блаунт. - Во время допроса Вайолет мне в руки попала еще одна информация. Я спросил ее о субботе. Оказывается, после своего разговора со старой миссис Рэттери Карфакс перекинулся несколькими словами с Вайолет, и она сама проводила его до дверей. Так что у него не было возможности отравить тоник Рэттери.

— Тогда зачем он так опрометчиво солгал нам, заявив, что сразу же покинул их дом?

— Собственно, он этого не делал. Помните, он сказал: "Если вы хотите сказать, бродил ли я по дому с целью подложить стрихнин в лекарство Рэттери, мой ответ будет отрицательным".

— Но это игра слов.

— Да, согласен. Но полагаю, он уклонился от прямого ответа, чтобы не стало известно о его коротком разговоре с Вайолет Рэттери.

Найджел насторожился. Наконец-то они куда-то продвинулись.

— И о чем же был этот разговор?- спросил он.

Прежде чем ответить, Блаунт выразительно помедлил. Затем с суровым, как у судьи, лицом он сообщил:

— О благосостоянии ребенка.

— Вы имеете в виду, о благосостоянии Фила?- озадаченно спросил Найджел.

— Нет. Я имею в виду благосостояние ребенка. Именно так. - Глаза Блаунта озорно сверкнули. У него было не так много возможностей морочить голову Найджелу, тем более, получив ее, он старался как можно больше потешиться этим. - Согласно показаниям Вайолет Рэттери - а я считаю, что у нас нет оснований не верить ей, - существует план основать здесь Центр детского благосостояния. Местные власти предоставили для этого ссуду, а остальные деньги будут собраны через частные пожертвования. Миссис Рэттери входит в комитет, образованный для сбора этих взносов, и мистер Карфакс решил сказать ей, что хочет внести значительную сумму анонимно. Он из тех людей, у кого правая рука не знает, что делает левая. Вот почему он хранил молчание о своем разговоре с Вайолет Рэттери.

— Боже мой! "Прекрасный разговор невинных". Следовательно, Карфакса вычеркиваем. Или он мог проскользнуть в столовую по пути к старой миссис Рэттери?

— Эта возможность тоже исключена. Я поговорил с мальчуганом по дороге сюда. Как оказалось, он находился в столовой, когда пришел мистер Карфакс: дверь была открыта, и он увидел, как Карфакс вошел в холл и сразу направился на лестницу.

— Значит, тогда все замыкается на старой миссис Рэттери, - сказал Найджел.

Они расхаживали в саду гостиницы на берегу реки. Слева от них, в десятке ярдов впереди, рос лавровый кустарник. Найджел машинально заметил легкое движение в кустах, необычное в такой безветренный вечер: наверное, собака, подумал он. Если бы он подошел проверить это движение, вероятно, это глубоко изменило бы течение жизни нескольких людей. Но он этого не сделал. Тем временем Блаунт говорил, повышая голос в пылу возражений:

— Вы очень упрямы, мистер Стрэнджвейс. Но вы не убедите меня, что до сих пор все улики не указывают на Феликса Кернса. Признаю, есть причины подозревать старую миссис Рэттери, но все они слишком надуманные, слишком нереальные.

— Значит, вы собираетесь арестовать Феликса?- спросил Найджел.

Они повернули и снова продефилировали мимо кустарника.

— Не вижу иного выхода. Он имел возможность, у него гораздо более веские основания, чем у Этель Рэттери, практически он сам себя обвинил. Разумеется, остается определенная рутинная работа, которую необходимо выполнить, - я не потерял надежды, что кто-то мог видеть, как он берет отраву для крыс из гаража, или, может, нам удастся найти ее микроскопические остатки в комнате, которую он занимал в доме Рэттери, хотя нужно признать, до сих пор мы их не нашли. На осколках бутылки могут оказаться отпечатки пальцев - хотя это тоже мало вероятно после того, как она полежала в водосточном желобе, а кроме того, писатель детективов будет последним, кто оставит свои отпечатки. Так что я не сразу арестую Кернса, но за ним нужно наблюдать, и - как вы хорошо знаете - именно после, а не до убийства преступник совершает свои роковые ошибки.

— Что ж, ничего не поделаешь. Но завтра я собираюсь навестить одного человека, генерала Шривенхема. И я не очень-то удивлюсь, если не вернусь с добычей. Вам лучше начинать примиряться с мыслью, что вас снова сбили со следа, старший инспектор Блаунт. Вы знаете, я убежден, что решение этой проблемы может быть обнаружено в дневнике Феликса Кернса, если бы мы только знали, что и где искать. Мне кажется, это место все время так и смотрит на нас. Вот почему я хочу узнать побольше о прошлом семьи Рэттери: у меня есть предчувствие, что это прольет свет на то место в дневнике, которое до сих пор мы пропускали.

15

В тот вечер Джорджия отправилась спать: она знала, что лучше не трогать Найджела, когда он погружается в напряженные размышления, глядя сквозь нее, словно она была стеклянной. "Но лучше бы, - грустно размышляла она, - он совсем сюда не приезжал: он переутомлен, и ему грозит нервный срыв, если он не побережется".

Найджел сидел в библиотеке отеля за письменным столом. Одна из его самых эксцентричных черт характера заключалась в том, что его ум работал самым эффективным образом в библиотеке любой гостиницы. Перед ним были разложены несколько листов бумаги. Он начал медленно записывать…

"Лена Лаусон

Возможность достать яд? Да.

Возможность отравить лекарство? Да.

Мотив для убийства? (a) Привязанность к Вайолет и Филу: устранить Джорджа Рэттери, который разрушал их жизнь. Несоразмерно, (b) Личная ненависть к Дж. Р. Результат прежней связи с ним и/или потрясения от убийства Мартина Кернса. Нет, смешно: Лена была вполне счастлива с Феликсом, (c) Деньги. Но Дж. Р, оставил деньги своей жене и матери в равных долях, и у него было не так уж много что оставлять. Лена Лаусон определенно невиновна.

Вайолет Рэттери

Возможность достать яд? Да.

Возможность отравить лекарство? Да.

Мотив для убийства? Покончить с Джорджем (a) из-за Роуды, (b) из-за Фила. Но вопрос обучения Фила разрешился, и В, терпела Дж, пятнадцать лет, так почему же она должна была вдруг так измениться? Если бы мотивом была ревность к Роуде, она отравила бы ее, а не Дж. Вайолет Рэттери вне подозрений.

Джеймс Гаррисон Карфакс

Возможность достать яд? Да. (Гораздо больше возможности, чем у других.)

Возможность отравить лекарство? Очевидно, нет. В субботу (подтверждено Филом) прошел прямо в комнату Этель Рэттери; спустившись оттуда, переговорил с Вайолет, которая проводила его до дверей (подтверждено Вайолет); кажется, обладает с этого момента алиби. Расследование Колесби.

Мотив для убийства? Ревность. Но как он сам подчеркнул, если бы он хотел положить конец связи между Дж, и Роудой, он мог это сделать, пригрозив Дж, выгнать его из компании, поскольку у него финансовое преимущество. Кажется, Карфакса можно исключить.

Этель Рэттери

Возможность достать яд? Да. (Хотя она бывала в гараже гораздо реже остальных.)

Возможность отравить лекарство? Да.

Мотив убийства? Сумасшедшая семейная гордость: все, что угодно, лишь бы предотвратить скандальную связь Дж, и Роуды и особенно предотвратить скандал развода. Она просит Карфакса проявить жесткость, но К, говорит ей, что решился развестись с Роудой, если она этого пожелает. Ее отношение к Вайолет и Филу показывает, что она может быть совершенно безжалостной, автократом, для которого власть есть неограниченное право".

Найджел внимательно просмотрел каждый листок, затем разорвал их на мелкие клочки. Вдруг ему в голову пришла идея. Он схватил новый лист и начал писать…

"Не проглядели ли мы возможную связь между Вайолет и Карфаксом? Интересно, что в определенной степени они дали каждому алиби - и фактическое, и психологическое. Карфаксу было гораздо проще, чем остальным четверым, достать яд; Вайолет могла положить его в тоник. Не так уж невозможно, что каждый из них, разочарованный поведением своего партнера, обратился к другому. Но почему бы просто не сбежать вдвоем? Зачем им идти на такое страшное преступление, как отравление Джорджа?

Возможные ответы: Джордж отказался бы развестись с Вайолет и/или то же Роуда с Карфаксом - убежав вдвоем, им пришлось бы оставить Фила в руках у Джорджа и Этель Рэттери, на что Вайолет никогда бы не пошла. Правдоподобно. Нужно более тщательно проверить отношения между Вайолет и Карфаксом. Но если только не допустить чистого совпадения в том, что отравление произошло именно в тот день, на который Феликс запланировал убийство (что почти невероятно), убийца должен быть в курсе плана Феликса - или узнав это от Джорджа, или самостоятельно наткнувшись на дневник. Последнее мало вероятно в случае Вайолет и Карфакса, но Вайолет могла обнаружить дневник.

Заключение: нельзя пренебрегать возможным сговором между Вайолет и Карфаксом. Кстати, примечательно, что, когда бы я ни был в доме Рэттери, Карфакса там не было. Как партнер ее мужа и друг семьи, Карфакс должен бы постоянно там присутствовать - оказывать Вайолет всевозможную помощь и участие. Тот факт, что он этого не делает, разрешает предположить, что он не желает давать нам повод подозревать порочную связь между ними. С другой стороны, позиция Карфакса, когда его допрашивал Блаунт, была поразительно открытой, уверенной, неизменной и в то же время достаточно необычной, чтобы внушить доверие. Преступнику очень трудно стойко придерживаться фальшивого морального отношения к недавней жертве - гораздо более трудно, чем просто придерживаться заранее разработанного плана (алиби, скрытие мотивов etc.). Предварительно склоняюсь к невиновности Карфакса.

Это оставляет под подозрением Этель Рэттери и Феликса. Для Феликса подозрение гораздо более сильное. Средства, мотивы, все - даже признание в намерениях. Но это только там, в дневнике, что можно опровергнуть. Это просто, но только просто - предположительно, что Феликс приготовил второе оружие (яд) на тот случай, если его план убийства на реке сорвется. Я не могу заставить себя поверить, что он или настолько хладнокровен, или настолько безумен, чтобы осуществить такой сложный план. Но предположим на минуту, что он именно таков. Но совершенно невозможно, что, после того как на ялике все обернулось против него и после того как Джордж сказал ему, что его дневник находится у поверенных и будет предан огласке в случае его смерти, Феликс все же привел в действие свой план с отравлением.

Поступить так означало просто подставить свою голову под плаху. Если бы Феликс отравил тоник, он, безусловно, - поскольку он знал, что смерть Джорджа означает его собственный конец, - сказал бы Джорджу о яде или незаметно проник бы в столовую перед обедом и убрал бутылку. Разумеется, если он только так безумно ненавидел Джорджа из-за смерти Мартина, что собирался сделать себе харакири сразу после смерти Джорджа. Но если Феликс совершенно не думал о спасении своей шкуры, зачем ему было возиться со всем этим планом убийства на реке, который должен был выглядеть как несчастный случай, и зачем он привез сюда меня, чтобы я спас его жизнь? Единственно возможный ответ на это - Феликс не подсыпал яда в тоник. Я не верю, что он убил Джорджа Рэттери: это противоречит всем возможностям и всей логике.

Значит, остается Этель Рэттери. Ужасная, страшная женщина, но убила ли она своего сына? И если, как я думаю, она это сделала, будет ли возможность это доказать? Смерть Джорджа - типичный случай эгоистического произвола, который свойствен Этель Рэттери. С ее стороны не было ни единой попытки сбить следствие со следа - хотя наверняка в этом не было необходимости, поскольку она знала, что все подозрения падут на Кернса. Она не пыталась создать себе алиби на субботний день, когда в бутылку был подмешан яд. Она просто отравила лекарство и сидела на своей толстой заднице, пока Джордж его пил. А затем заявила Блаунту, что дело должно быть представлено как несчастный случай. "Всевышний вседержитель и судья" - вот роль, которую она играет. Здесь налицо вызывающее отсутствие тонкости в совершении отравления Джорджа, что так сочетается с характером Этель Рэттери. Но достаточно ли это веский мотив? Когда дошло до дела, стала бы она действовать в согласии с собственным изречением "Убийство не есть преступление, когда на карту поставлена честь"? Может, мне лучше добыть побольше сведений от старого Шривенхема или какого-нибудь его друга, чтобы решить этот вопрос. А тем временем…"

Найджел устало вздохнул. Он перечитал написанное, сморщился и поднес спичку к бумаге. Старинные часы в холле глухо застонали и, астматически задыхаясь, отсчитали полночь. Найджел взял папку, в которой лежала копия дневника Кернса. Что-то привлекло его внимание на странице, которая раскрылась. Все его тело сразу напряглось, утомленный ум приободрился. Он начал листать страницы в поисках подтверждения своей догадки. В голове у него стала оформляться необычайная мысль - настолько логичный, точный и убедительный ее рисунок, что он не мог в это поверить: все было слишком похоже на ситуацию, когда человек записывает на грани сна одно из замечательных стихотворений, но, посмотрев на него снова в беспощадном свете утра, вдруг обнаруживает его обыденность, бессмысленность или ненормальность. Найджел решил оставить все до утра; сейчас он был не в состоянии проверять истинность своей догадки; внутри у него все сжималось от ее жестокого смысла. Зевнув, он встал, сунул папку под мышку и направился к двери гостиной.

Он выключил свет и открыл дверь. В коридоре было тихо и пусто. Найджел побрел через коридор к выключателю на противоположной стене, нащупывая рукой дорогу к входной двери. "Интересно, спит ли Джорджия?" - подумал он. И в этот момент в темноте послышался свистящий звук, и что-то ударило его сбоку по голове…

Темнота. Черная бархатная завеса, на фоне которой вспыхивают, танцуют, мелькают и исчезают болезненные вспышки света: фейерверк. Он наблюдал за ним без любопытства, он хотел, чтобы эти огни перестали мелькать и вращаться, чтобы он мог отдернуть черный занавес и они бы исчезли. Наконец огни перестали бешено вращаться. Но черный бархатный занавес остался. Теперь он мог пройти вперед и поднять занавес, только сначала ему нужно снять эту тяжелую доску, которая словно привязана к его спине. А почему у него на спине эта доска? Наверное, он сандвичмен. На какой-то момент он замер, восхищенный своим блестящим заключением. Затем начал двигаться к занавесу. В то же мгновение ослепительная боль пронзила ему голову, и сверкающие болевые пятна снова понеслись вокруг в бешеной пляске. Он дал им дотанцевать до конца. Когда они затихли, он позволил своему мозгу осторожно начать работать: нужно только внезапно отдернуть защелку, и все чертово приспособление рассыплется на части.

"Я не могу двинуться к этому красивому черному бархатному занавесу, потому что… потому что… потому что я не стою на ногах и эта доска, прицепленная к моей спине, вовсе не доска, а пол. Но никто не мог прикрепить меня к полу. Да, это очень разумное утверждение, если можно так выразиться. Я лежу на полу. Лежу на полу. Хорошо. Почему я лежу на полу? Потому что… потому что…- сейчас я вспомню…- что-то выскочило из-за этого черного занавеса и стукнуло меня. Очень сильно стукнуло. Шутка. В таком случае я мертв. Проблема, как это называть, уже решена. Проблема выживания… Жизнь после смерти. Я мертв, но сознаю свое существование. Cogito ergo sum {Я мыслю, следовательно, я существую (лат.)}. Следовательно, я выжил. Я один из огромного большинства. Но так ли это? Возможно, я не умер. Не может же мертвец так страдать от этой проклятой головной боли: мы так не договаривались. Значит, я жив. Я доказал это путем неоспо… безусло… черт с ним, путем логики. Так, хорошо".

Найджел дотронулся рукой до головы. Больно. Кровь. Очень медленно он встал на ноги, нащупал дорогу к стене и включил свет. На какой-то момент яркий свет ослепил его. Когда он смог снова открыть глаза, он осмотрел холл. Он был пуст. Пуст, за исключением старой клюшки для гольфа и копии черновика, что валялись на полу. Найджел почувствовал, что замерзает: его рубашка была расстегнута; он застегнул ее, с трудом нагнулся, чтобы подобрать клюшку и дневник, и стал карабкаться с ними по лестнице вверх.

Джорджия сонно поглядела на него с кровати.

— Привет, дорогой. Ты что, играл в гольф?- спросила она.

— Вообще-то нет. Какой-то парень ударил меня вот этим… То есть мы не играли ни в крикет, ни в гольф… По голове.

Найджел бессмысленно улыбнулся Джорджии и не без грации соскользнул на пол.

16

— Дорогой, ты же не собираешься вставать!

— Как раз собираюсь. Сегодня утром мне нужно съездить к старику Шривенхему.

— Ты не можешь никуда ехать с такой раной на голове.

— Рана или нет, а я должен увидеть Шривенхема. Закажи завтрак в номер. Машина будет ждать меня в десять. Если хочешь, можешь поехать со мной и следить, чтобы в горячке я не сорвал повязку.

Голос Джорджии дрогнул:

— О, дорогой мой, и подумать только, что я все время напоминала тебе постричься. А ведь тебя спасли густые волосы - и твоя твердая голова. И ты никуда не поедешь!

— Милая Джорджия, я люблю тебя еще крепче, чем когда-либо, но я встану. Вчера ночью я начал кое-что соображать… перед тем, как этот малый налетел на меня со своей клюшкой. И у меня есть ощущение, что старый Шривенхем сможет… кроме того, ничего плохого в том, что несколько часов я побуду под защитой военного, для меня не будет.

— Как… Ты же не думаешь, что на тебя снова нападут? И кто это был?

— Почем я знаю! Впрочем, нет, я не ожидаю повторения, нет… Во всяком случае, не при свете дня. Кроме того, у меня оказалась расстегнутой рубашка.

— Найджел, ты уверен, что не бредишь?

— Совершенно уверен.

Найджел сидел за завтраком, когда появился инспектор Блаунт, выглядевший чрезвычайно встревоженным.

— Ваша милая жена говорит, что вы отказываетесь лежать. Вы думаете, что вы можете…

— Разумеется, могу. От этого удара я только расцвел. Кстати, вы обнаружили на клюшке какие-либо отпечатки?

— Нет, кожа на ней слишком грубая, чтобы они сохранились. Однако кое-что странное мы обнаружили.

— Что именно?

— Французские окна в столовой оказались незапертыми, хотя официант клянется, что накануне вечером в десять запер их.

— Ну и что же здесь странного? Должен же был этот парень, который меня треснул, каким-то образом войти и выйти отсюда.

— Как он мог проникнуть внутрь, если окна были заперты? Вы предполагаете, что у него был сообщник?

— Он мог попасть сюда еще до десяти и где-нибудь затаиться, верно? Или это была женщина…

— Что ж, вполне возможно. Но как этот человек мог знать, что вы просидите здесь столько часов - пока в холле не выключат свет и он сможет незаметно напасть на вас?

— Понятно, - медленно сказал Найджел. - Понятно.

— Этот случай не играет на руку Феликсу Кернсу.

— Вы можете как-то объяснить, зачем Феликсу, который платит за услуги не очень-то дешевого детектива, нападать на него с этой клюшкой?- спросил Найджел, осматривая кусочек тоста. - Разве это не было бы тем, что так неизящно называют… гадить себе же в гнездо?

— Ну возможно - имейте в виду, это лишь предположение, - возможно, у него были причины желать, чтобы именно сейчас вы оказались недееспособным.

— Что ж, вероятно, нечто вроде этой мысли и мелькало в голове моего… противника. Я хочу сказать, он же не просто тренировался в ударах в этом холле, - поддразнил Найджел инспектора.

Но про себя думал: "Феликс был явно против моего визита к генералу Шривенхему". С лица Блаунта не сходила тревога, когда он сказал:

— Но не это по-настоящему странно. Представьте, мистер Стрэнджвейс, мы нашли отпечатки пальцев на ключе и на внутренней стороне ручки французского окна, а также снаружи на ручке и на стекле. Как будто кто-то закрывал ее, придерживая одной рукой за стекло, а другой - за ручку.

— Ничего необычного в этом не вижу.

— Подождите! Эти отпечатки не принадлежат никому из штата отеля, а также ни одному человеку, до сих пор связанному с нашим случаем. Кроме того, сейчас в гостинице нет других постояльцев, кроме вас.

Найджел резко сел прямо, отчего у него сразу заболела голова.

— Следовательно, это не мог быть Феликс.

— Именно в этом и загадка. Керне мог сбить вас с ног, а потом отпереть окно - используя платок, когда поворачивал ключ, - чтобы мы подумали, что на вас напал кто-то неизвестный. Но кто же тогда оставил эти отпечатки на внешней стороне окна?

— Это уж слишком, - простонал Найджел. - Втягивать загадочного незнакомца в дело именно тогда, когда только что… Ладно, предоставляю это вам. Это займет вас, пока я буду беседовать с генералом Шривенхемом…

Через полчаса Найджел и Джорджия усаживались на заднем сиденье нанятого автомобиля. И как раз в эту минуту горничная, задержавшаяся со своей уборкой из-за расследования, которое инспектор Блаунт учинил в гостинице с раннего утра, вошла в спальню Фила Рэттери…

Около одиннадцати их машина остановилась у дома генерала Шривенхема. Парадная дверь была распахнута, и Найджел с женой вошли в просторный холл, стены и пол которого были покрыты тигровыми шкурами и различными другими охотничьими трофеями. Даже бывалая Джорджия слегка содрогнулась, увидев вокруг грозные оскаленные клыки.

— Как ты думаешь, кто-то из слуг по утрам чистит им зубы?- пытаясь приободриться, шутливо спросила она Найджела.

— Более чем вероятно. У меня в глазах слепит: они погибли молодыми.

В это мгновение горничная открыла дверь слева: оттуда донеслись нежные, звенящие звуки клавикорда, кто-то не очень умело играл Баха, Прелюдию си-мажор. Изящные, высокие ноты, казалось, тонули в беззвучном рыке всех тигров, собравшихся в холле. Прелюдия оборвалась на долгой, жалостно дрожащей ноте, и невидимый исполнитель тут же перешел к старательному исполнению фуги. Джорджия и Найджел застыли на месте, очарованные. Наконец музыка замерла: они услышали мужской голос, спрашивавший:

— Кто? Что? Так почему же вы их не пригласили? Нельзя же заставлять людей торчать в коридоре!

И в дверях появился старый джентльмен, облаченный в бриджи, широкую куртку с поясом и в твидовой шляпе. Он мягко улыбнулся им поблекшими голубыми глазами.

— Восхищаетесь моими трофеями?

— Да, а также музыкой, - сказал Найджел. - Эта прелюдия самая прелестная, не так ли?

— Рад это слышать. Я тоже так считаю, а впрочем, я отнюдь не музыкант, нет… Собственно, я только учусь играть. Купил этот инструмент несколько месяцев назад. Клавикорды. Изумительный инструмент. Музыка, под которую, наверное, танцуют феи. В духе Ариэля, понимаете. Как, вы сказали, ваше имя?

— Стрэнджвейс, Найджел Стрэнджвейс. А это моя жена.

Генерал поздоровался с ними за руку, окинув Джорджию заметно игривым взглядом. Джорджия улыбнулась ему, подавив сильное желание спросить у этого очаровательного старого джентльмена, всегда ли он надевает эту шляпу, когда играет Баха: она кажется ей самым подходящим головным убором.

— У нас имеется рекомендательное письмо от Фрэнка Кернса.

— От Кернса? Ах да. Бедный парень, его маленького сына задавили, вы знаете. Он погиб. Ужасная трагедия. Скажите, а он, случайно, не потерял рассудок?

— Нет, а почему вы спрашиваете?

— На днях со мной случилась необыкновенная история. Невероятная! В Челтенхеме. Каждый четверг я езжу туда выпить чаю у Баннера. Хожу в кино, а потом пью чай: у Баннера самые лучшие шоколадные кексы в Англии, вам обязательно нужно их попробовать. Я ими просто объедаюсь. Да, так вот, я вошел в кафе и мог поклясться, что в углу сидел Керне. Парень невысокого роста, с бородой. Керне уехал из деревни пару месяцев назад, но, мне кажется, он начал отпускать бороду еще до отъезда. Сам я не люблю бороды. Знаю, их носят на флоте, но наш флот не выигрывал сражений со времен Трафальгара. Не знаю, что с ними случилось, посмотрите, что сейчас делается в Средиземном море. Да, так о чем я? Ах да, Керне! Ну, этот парень, которого я принял за Кернса, - я направился к нему, чтобы поговорить, но он шарахнулся в сторону как ошпареннный, он и другой парень, который сидел с ним вместе, здоровый такой мужчина с усами, на мой взгляд, немного грубоватый. Я хочу сказать, Керне - или парень, которого я считал Кернсом, - бросился прочь, как заяц, и потащил за собой этого парня, грубияна. Я окликнул его по имени, но он не обратил на меня никакого внимания, тогда я сказал себе, что этот парень не может быть Кернсом. А потом я подумал, может, это был Керне, только он потерял память вроде этих ребят из фильмов, где с ними происходят всякие катастрофы… Вот почему я и спросил вас, не потерял ли Керне рассудок. Он всегда был немного чудаковатым, Керне, но не могу понять, что у него общего с тем хамом у Баннера, если он в здравом уме.

— Вы не помните, какого это было числа и месяца?

— Дайте подумать… Это было неделю…- Генерал сверился с карманным дневничком. - Да, пожалуйста, двенадцатого августа.

Найджел обещал Феликсу, что во время беседы с генералом не будет затрагивать дело Рэттери, но генерал, сам того не подозревая, угодил в самую гущу событий. Пока же Найджел почувствовал желание расслабиться в этой очаровательной атмосфере, напоминающей сказочный мир Алисы в Стране чудес, где отставной воин играет на клавикордах и принимает как самое естественное явление в мире прибытие незнакомца с перевязанной головой и его хорошенькой жены. Тем временем генерал Шривенхем уже углубился в увлекательную беседу с Джорджией о жизни птиц на равнинах Северной Бирмы. Найджел откинулся на спинку стула, пытаясь втиснуть в свой экспериментальный рисунок преступления странный эпизод, приключившийся с генералом в чайной Баннера. Ход его размышлений был прерван словами генерала:

— Я вижу, ваш муж недавно участвовал в войне.

— Да, - сказал Найджел, осторожно ощупывая свою повязку. - Фактически меня треснул по голове клюшкой для гольфа какой-то парень.

— Клюшкой для гольфа? Что ж, меня это не удивляет. В наше время игра в гольф стала отвратительно жестокой. Да она и не очень-то походит на игру: бить по неподвижному мячу - все равно что целиться в сидящую птицу, а это вовсе не джентльменское дело. Посмотрите на шотландцев - они придают ей большое значение - самая нецивилизованная раса в Европе: ни искусства, ни музыки, ни поэзии, исключая, конечно, Бернса, и посмотрите на их представления о еде - овечья или телячья требуха, заправленная мукой, и эдинбургская карамель. Скажите мне, что ест нация, и я скажу, что у них за душа. Поло - это дело другое. Я и сам в него играл в Индии. Поло! Гольф это то же поло, только у него отняли все трудности и азарт: прозаичный вариант поло, парафраз на тему поло, типично шотландская манера, сводящая все до своего прозаического уровня, - для этого им пришлось переложить даже псалмы. Ужасно. Вандалы, варвары! Уверен, у этого типа, который угостил вас клюшкой по голове, в жилах течет шотландская кровь. Правда, у них отличная армия. Это почти все, на что они годятся.

Найджел неохотно прервал запальчивую речь генерала и объяснил причины своего визита. Он имеет отношение к расследованию убийства Рэттери и хотел бы узнать побольше об истории этой семьи. Отец погибшего служил в армии Сирил Рэттери, погиб на войне в Южной Африке. Не может ли генерал Шривенхем направить его к кому-либо, кто мог знать Сирила Рэттери?

— Рэттери?! Милостивый боже, так это он! Когда я прочитал об этом в газетах, я подумал, не имеет ли этот убитый отношения к Сирилу Рэттери. Значит, это его сын? Что ж, неудивительно. В этой семье плохая кровь. Слушайте, давайте выпьем шерри, и я расскажу вам, что мне об этом известно. Да нет, никакого беспокойства: я сам всегда в это время дня выпиваю бокал шерри и закусываю бисквитом.

Генерал поспешил выйти и вскоре вернулся с графином шерри и с тарелкой, полной бисквитов. Обеспечив всех угощением, он начал свой рассказ, с явным удовольствием предаваясь воспоминаниям.

— Видите ли, с этим Сирилом Рэттери был связан крупный скандал. Удивляюсь, что газеты не вытащили его опять наружу, должно быть, его вовремя как следует замяли. Первую стадию войны он прошел с отвагой, но, когда мы стали одолевать противника, он сломался. Эти ребята, которые всегда сохраняют такой высокомерный вид, знаете, - испуганные до смерти, собственно, как и мы все, только они не признаются в этом даже самим себе, - а потом однажды все внезапно взрывается. Я встречался с ним раза два, в самом начале, когда буры учили нас воевать: потрясающие ребята, эти буры. Имейте в виду, я всего только старый вояка, но я способен разглядеть необыкновенного человека. Сирил Рэттери был слишком порядочным человеком для армии, ему бы стать поэтом, но даже тогда он меня поразил этим… как это сейчас называют?.. своей неуравновешенностью, неврастенией. Да, он был неврастеником и при этом слишком совестливым. Керне тоже такой, но это так, к слову. Решающий момент наступил, когда Сирила направили командовать отрядом, который должен был сжечь несколько деревень. Не знаю всех подробностей, но, видимо, в первой деревне, к которой они подошли, жители не успели вовремя сбежать. Они оказали сопротивление, и двое или трое солдат Рэттери были убиты. Остальные разъярились, и, когда одолели противника, они подожгли дома, не особенно интересуясь тем, остался ли в них кто из жителей. Оказывается, в одном из жилищ была женщина, которая осталась из-за больного ребенка. Они сгорели живьем, и мать и ребенок. Конечно, на войне такие случаи происходят то и дело: мне и самому это противно, такой ужас! В наше время вы бомбите мирных жителей походя - я рад, что уже слишком стар, чтобы участвовать в такой гадости. Так вот, так или иначе, но это добило Сирила Рэттери. Он заставил свой отряд сразу вернуться, отказавшись уничтожать остальные деревни. Конечно, ему вменили неисполнение приказа. За это он был наказан: разжалован. Это означало для бедняги конец.

— Но из рассказа старой миссис Рэттери у меня создалось впечатление, что ее муж погиб в бою.

— Ничего подобного. После этого инцидента в деревне и разжалования - а он был опытным офицером - при его состоянии, которое, видимо, все ухудшалось в течение боевых действий, он просто сошел с ума. Думаю, через несколько лет скончался где-нибудь в сумасшедшем доме.

Они еще немного побеседовали. Затем Найджел и Джорджия неохотно расстались с очаровательным хозяином и сели в машину. На обратном пути, проезжая по невысоким пологим холмам Котсуолдса, Найджел хранил полное молчание. Теперь он все понимал, и ему стало мерзко и противно: он готов был попросить водителя отвезти их прямо в Лондон, подальше от этого печального и проклятого случая, но теперь уже было слишком поздно.

Они вернулись в Сивернбридж и подкатили по гравийной дорожке к "Рыболову". Вокруг обычно тихой гостиницы наблюдалось странное оживление. Полисмен у входа, кучка людей, толпившихся на лужайке. Когда их машина приблизилась, от этой маленькой группки отделилась женская фигура и побежала навстречу им. Это была Лена Лаусон, чьи светло-пепельные волосы разметались на бегу, а глаза тревожно расширились.

— Слава богу, вы вернулись!- воскликнула она.

— Что случилось?- спросил Найджел. - Феликс…

— Это Фил. Он исчез!