Харпер взмахивает правой рукой, заносит ее назад, а затем запускает четырехкилограммовый ярко-розовый неоновый шар. По восхитительно прямой траектории шар катится по дорожке, освященной мигающими серебристыми огнями, и я задерживаю дыхание до тех пор, пока он не выбивает три очка.

Я ненавижу это делать, но молча молюсь, чтобы на этом разрушение закончилось.

Только это не так. Еще две кегли шатаются, а затем падают.

Я скрещиваю пальцы, чтобы оставшиеся не сдались.

Но я не так удачлив. Еще три кегли опрокидываются, а затем одна из них ударяет последнюю пару.

И они все падают.

Харпер выбрасывает руки вверх и рассекает воздух кулаком. Это ее второй страйк за вечер. Черт, черт, черт. Моя команда почти разгромила команду Джино. Я украдкой смотрю на него. Его руки скрещены, губы вытянуты во властную тонкую линию, а глаза прищурены почти до щелочек. Взгромоздившись на оранжевый пластиковый стул у турнирной таблицы, он некоторое время свирепо смотрит на меня, как будто я виноват в том, что Харпер выбила страйк. Серена возникает рядом с ним, и он улыбается, когда она кладет руку ему на плечо и что-то шепчет. Наверно, напоминает ему улыбаться корпоративному фотографу, так как эти фотографии будут размещены в инстаграме Comedy Nation.

Я возвращаю свое внимание обратно к Харпер. Ее голубые глаза горят и сверкают, и она, вроде как, на высоте. Она направляется в мою сторону к вернувшемуся шару. Меня не должно удивлять, что она играет в кегли как чемпион. Я уверен, что она и в бассейне тоже надерет мне задницу. А когда она играет в дартс, дротики попадают в яблочко каждый раз. Черт, Харпер, скорее всего, может поменять колесо без посторонней помощи.

Это убийственно возбуждающее видение.

Ох, черт.

Размышлять о ее авторемонтных навыках — плохая идея. Потому что, когда она с самодовольным видом подходит ко мне, я представляю Харпер в роли сексуальной рыжеволосой девушки-механика, одетой в короткие облегающие шортики и майку, натянутую на груди, с сексуальными черными следами от масла на ногах. Не знаю почему, но в любой фантазии, где присутствует девушка-автомеханик, она обязана носить короткие облегающие шортики. Это часть кодекса парней, и от этого никуда не деться. Не то чтобы я хотел.

— Ты видел это? — спрашивает Харпер, сияя, когда обхватывает меня руками, чтобы заключить в объятия. Я отбрасываю в сторону свои, взявшиеся из ниоткуда фантазии, чтобы стало не совсем очевидно, что у меня стояк на нее прямо в эту минуту. Но правда, она бы выглядела так чертовски хорошо, работая над моим двигателем.

Забавно, что у меня даже нет машины.

— Только не говори мне, что можешь выбить триста очков, — шепчу я, пока отвечаю взаимностью и обнимаю ее своими руками. Потому что… ну, она это начала и, видимо, чувствует себя фантастически уютно в моих объятиях, вот так.

— Не-а, я не настолько хороша, — говорит Харпер, когда мы отстраняемся, завершая этот скоротечный момент.

Я одариваю ее косым взглядом, пока она вглядывается в машину, которая пыхтит и выкатывает шары.

— Это был твой второй страйк за сегодня, — напоминаю я ей. — Ты — мастер, и ни слова не сказала мне.

Она игриво пожимает плечами.

— У девушки должны быть кое-какие секреты.

И я хочу, черт возьми, узнать ее секреты.

— Ладно, — говорю я, а затем понижаю голос еще больше, хотя из-за звучания музыки из стерео системы боулинга, сложно что-то расслышать. — Но если ты продолжишь выбивать страйки, мне конец.

Она прикладывает ладонь ко рту.

— О, черт, — шепчет она сквозь пальцы. — Мы настолько близки к победе? Я была так занята, играя роль твоей подружки, что почти забыла.

Харпер переводит взгляд на крошечную брюнетку, расположившуюся рядом с Джино. Ее зовут Франси. Она работает в отделе маркетинга, на ней юбка, длиной до промежности, как и обычно. Когда я только приехал сюда сегодня, она неторопливо подошла ко мне, а затем резко развернулась в другую сторону, когда заметила Харпер рядом со мной. Теперь она подбивает клинья к Джино, что идеально, ведь он думает, что побил меня и в этой игре тоже. Но ему невдомек, что я буду смеяться последним. Несколько месяцев назад Франси пыталась найти меня в «Тиндере». Вышло так, что вместо меня она нашла моего брата, Уайата, так как меня нет в «Тиндере». Уайат — плотник, ставший крупным подрядчиком, его бизнес растет невероятно быстро, и, очевидно, она осталась вполне довольна его инструментом. Или так он сказал мне. Я сказал ему, что это СМИ, но СМИ — довольно четкое описание моего брата.

Когда машина выкатывает шар, я хватаю его для Харпер. Подношу к своей груди, обхватываю шар пальцами и шепчу:

— Я ненавижу просить, но мне нужно, чтобы ты сбросила следующий ход.

Харпер поникает.

— Правда?

— Он сойдет с ума, если мы выиграем. Он хочет, чтобы его команда выиграла и собрала больше денег на благотворительность. Он хочет, чтобы его фото было единственным, отправленным во все коммерческие издания.

Она тяжело вздыхает.

— Сбросить его как в первенстве по бейсболу 1919 года?

Я киваю.

— Сделай так же, как «Уайт Сокс».

Она морщится.

— Это тяжело.

— Я знаю. Но с меня выпивка до конца жизни… и торт до конца жизни, хорошо?

Харпер решительно кивает и тянется за шаром в моих руках. На короткий миг ее пальцы задевают ткань моей рубашки, повседневной рубашки на пуговицах, на выпуск с закатанными манжетами. Может быть, я ошибаюсь, но, кажется, будто ее пальцы задерживаются на моей груди гораздо дольше, чем требуется.

Я делаю то, что сделал бы любой нормальный человек — крепче сжимаю шар, так что ей приходится подойти ближе. Она это делает, и да, пальцами Харпер совершенно точно касается моей груди.

Хорошо, что я могу держать этот шар очень долго. Всю ночь, если мне повезет.

— Ник, — шепчет она с мольбой, и то, каким хриплым становится ее голос, когда она произносит мое имя, звучит чертовски сексуально. Когда слышу ее интонацию, я представляю, как этим же голосом она произносит «еще, сильнее, пожалуйста, сейчас, да, да, да…».

— Могу я взять шар, пожалуйста? Только так я смогу облажаться в свой следующий ход.

Я моргаю и отдаю ей шар.

Прислоняюсь к машине для шаров и смотрю, как Харпер идет к своему месту, подносит мяч к груди и заносит руку за спину. Она делает несколько быстрых шагов, прежде чем отпустить шар. Я напряжен, потому что она выглядит безупречно, точно так же, как когда выбила страйк.

Но девчонка хороша. Она закручивает шар немного больше, и он катится прямо всего секунду, затем лавирует и попадает в желоб.

Я мысленно ликую, хотя мне чертовски стыдно просить ее продуть игру. Не сомневаюсь, что она набрала бы еще больше очков и выглядела бы потрясающе, делая это. Сегодня вечером она привлекает внимание в своих темно-синих обтягивающих джинсах, фиолетово-зеленом свитере в ромбик и в красно-белых туфлях для боулинга. Ее волосы закручены и заколоты, все эти шелковистые рыжие пряди уложены высоко на голове. Ее шея такая длинная и элегантная, и я думаю, что кожа у нее там потрясающая на вкус, как и везде. Интересно, нравятся ли ей нежные, затяжные поцелуи вдоль шеи, пересекающие основание горла и идущие вверх, к ее уху. Будет ли она стонать и вздыхать, облокотившись на меня, умоляя о большем.

Я решаю, что ей это понравилось бы, потому что я бы целовал ее так чертовски хорошо, что она растворилась бы во мне. Харпер захотела бы намного большего, и я дал бы ей это, заставляя почувствовать себя хорошо каждым возможным способом, сводя ее с ума. Языком я бы прочертил дорожку между ее грудей, вниз по животу, к пуговице на джинсах. Одним быстрым движением я бы расстегнул их и снял менее чем за две секунды, затем умелыми пальцами стянул бы ее трусики вниз…

Харпер поворачивается и разочарованно жестикулирует, и я отключаю очень яркую, очень возбуждающую и очень многообещающую фантазию быстрее, чем вы можете очистить историю в своем браузере. Она идет ко мне, выглядя должным образом несчастной. Джино гаденько ухмыляется, и эта ухмылка сохраняется до тех пор, пока его команда не выигрывает — благодаря Харпер, продувшей несколько последних ходов. Фотограф снимает Джино — его вьющиеся волосы, темные глазами и широкую фигуру — пока он неторопливо идет ко мне.

— Хорошая игра, Ник, — говорит он фальшиво дружелюбно. — Повезет в следующий раз, — он хлопает меня по плечу, словно старый приятель. — Но, эй, по крайней мере, ты хорош в написании шоу.

— Давай просто надеяться, что я сочиняю лучше, чем катаю шары, — говорю я, обхаживая его так, как он любит — подлизываясь по полной.

Джино громко хохочет, став похожим на гориллу, а затем в нескольких шагах от нас замечает Харпер, проверяющую свой телефон в сумочке.

— Ах, рыжие, — говорит он так, будто обсасывает кусок мяса с кости. — Они пылкие и злющие.

Я невольно сжимаю кулаки. Но прежде, чем могу сказать «заткнись, обезьяна», Харпер оборачивается и сверкает своей великолепной улыбкой. Это чистое волшебство. То, что охмуряет детей и завоевывает сердца родителей, которые выписали ей чек за вечеринку на месяц вперед. Ее улыбка широкая, обаятельная и абсолютно потрясающая.

— Ну, привет. Ты очень хорошо играла, — говорит Джино, протягивая руку. Харпер пожимает ее, и я делаю мысленную заметку напомнить ей тщательно вымыть руки, когда мы уйдем. Может быть, даже несколько раз использовать дезинфицирующее средство. Черт, от того, как он сжимает ее руку, нам потребуется целая дезактивационная камера.

— Спасибо большое. Но, честно говоря, вы просто фантастичны, — говорит она ему с обожанием в глазах. — Довольно сильный конкурент.

Я мог бы поцеловать ее за это.

— О, вы мне льстите, — отвечает Джино, махнув рукой.

— Я уверяю вас, это не лесть, когда кто-то зажигает на дорожке, как вы, — говорит Харпер, а затем слегка и сексуально пожимает плечом.

А это хороший кадр, ребята. Джино ест с ее ладони. Он поворачивается ко мне, и указывает на Харпер:

— Она мне нравится, Хаммер. Ее стоит удержать.

— Определенно, — поддерживаю я.

Когда мы уходим, она хватает мою руку и сжимает бицепс.

Мои руки сильны. И я не тщеславен. Они на самом деле такие, благодаря моей преданности упражнениям и, возможно, пристрастию к эффекту, который они оказывают. Харпер обнимает мою левую руку, и, да, могу сказать, что часы в тренажерном зале стоят этого.

— Я была достаточно услужливой?

— Как будто у тебя есть степень магистра в этом.

Она театрально поигрывает бровями, когда мы проходим торговый автомат по пути к обувной стойке, и еще раз сжимает мою руку.

— Кстати, отличные руки.

Затем она отпускает меня и уговаривает остановиться у автомата, чтобы купить коробку крекеров и поискать декоративное кольцо на дне. Что, черт возьми, она имела в виду своим замечанием? Это был комплимент или просто общее наблюдение? Означает ли это, что она хочет провести по ним ногтями, пока я буду удерживать себя над ней, или она подумала, что я могу быть полезен для, например, поднятия тяжелого кофейного столика в ее квартиру?

Мы практически возле кассы, когда Харпер говорит:

— Не забудь, что теперь ты должен мне еще игру, Ник Хаммер. Я хочу матч-реванш с тобой.

— По рукам, — говорю я, потому что, по крайней мере, реванш означает большее, и этого я хочу больше всего.

Харпер наклоняется, чтобы расшнуровать свою обувь, а затем, когда встает, с хлопком ставит туфли на прилавок.

— О, привет, — говорит она, и ее лицо озаряется.

— Харпер Холидей, — парень за стойкой явно ее знает. У него темные волосы, ровные зубы и карие глаза, которые он не может отвести от Харпер. Иисус, есть на Манхэттене хоть один мужчина, который ее не хочет?

— Привет, Джейсон, как ты? Я не видела тебя с…

— Выпускного года, — выдает он с улыбкой, когда берет обувь.

— Это мой друг, Ник, — говорит она и снова сжимает мою руку. — Он тоже учился в Carlton Prep, но он был выпускником, когда мы были первокурсниками.

— Привет, мужик. Я помню тебя. Ты всегда рисовал комиксы, сгорбившись над тетрадью, — говорит он с усмешкой, протягивая мои конверсы.

— Это я, — говорю я и надеюсь, что он оставит эту тему. Не то чтобы я ненавидел среднюю школу. Не все время учебы, просто потому, что я не нытик. И, честно говоря, быть спокойным парнем — не самая худшая судьба. У меня было много друзей. Но я был абсолютным ничтожеством, когда дело касалось девушек.

— У тебя хорошо получалось, — говорит он, и расправляю плечи, чтобы сказать «спасибо». Этот парень не так уж плох.

— Я и не знала, что ты здесь работаешь, — говорит Харпер.

Он поднимает руку и жестом обводит все вокруг.

— Все время. Это мое место. Мой маленький кусочек земли.

— Да ты шутишь! Ты управляешь «Неоновыми Дорожками»? — спрашивает она, выглядя впечатленной, пока надевает свою пару коротких сапог, что он вручил ей, а я заканчиваю зашнуровывать свою обувь.

— Владею и управляю, — он постукивает по стойке. — Делаю всего понемногу. Убедись, что поздороваешься в следующий раз, когда придешь. И, эй, ты есть на «Фейсбуке»?

— Да.

— Найди меня. Добавь в друзья. Давай наверстывать упущенное, — говорит он.

Пока мы уходим, я смотрю на Харпер.

— Ты понимаешь, что нравишься ему?

— Что? — спрашивает она так, будто я только что сказал ей, что обезьяны живут на Юпитере.

— Да. Ты ему нравишься.

— Ты сумасшедший, — говорит она, качая головой.

— Ты невероятна, Харпер. Иногда ты и понятия не имеешь. Это чертовски очаровательно, — говорю я ей, а затем, потому что мы пришли как друзья и уходим как друзья — но на случай, если любой из этих говнюков, которые хотят ее, вдруг наблюдает — я приобнимаю ее.

— Серьезно, Ник. Почему ты так говоришь?

Я притягиваю ее ближе, и она позволяет мне.

— Принцесса Невежда, я покажу тебе все, чего ты не замечаешь.