Капельдинер показывает нам места.

Шарлотта скрещивает руки и тяжело вздыхает.

– С тобой все в порядке?

Она кивает, поджав губы.

– Ты уверена? А то могу поклясться, что ты злишься.

– Я в порядке.

Я скептически приподнимаю бровь:

– Ты уверена, что ничего не случилось?

– Ничего. – Опустив руки, она хватает меня за рукав рубашки, меняя тему: – Когда будем делать куклу вуду на репортера?

В притворном раздумье я смотрю вдаль.

– Давай прикинем. В моем календаре завтра на три «окно». Подойдет?

Она энергично кивает.

– Ты принесешь булавки, а я достану ткань.

– Отлично! Я найду обучающий видеоролик, чтобы все прошло гладко.

Она лучезарно улыбается и шепчет мне, когда оркестр начинает играть вступительную мелодию:

– Ненавижу эти вопросы.

– Он пытался играть жестко, и разговор вышел тупым до безобразия. Хотя ты была великолепна.

– По мне, разговор был неловким, – возражает она и притягивает меня ближе, когда по залу проносятся скрипичные ноты. – Как думаешь, он нас раскусил?

– Он что-то заподозрил, но мне кажется, просто закидывал удочку, чтобы глянуть на нашу реакцию.

– Кстати, тебе мой ответ понравился?

Это слишком слабо сказано. Я в восторге от ее слов о стремительной любви. В большем восторге, чем должен.

– Это было восхитительно.

– Я отлично разрулила ситуацию? – говорит она, игриво обдувая пальцы.

Мое сердце разрывается и катится по полу. Внутри все обрывается. Приходит осознание, насколько я жажду, чтобы она тогда говорила искренне. Мне так хочется, чтобы что-то из этого было реальным.

– Это было вполне правдоподобно, – говорю я с фальшивой улыбкой.

Ее ответ служит напоминанием, что у нас с Шарлоттой осталось всего четыре дня, даже если я по какой-то причине не желаю все заканчивать.

Она собирается уйти, а я не хочу ее отпускать.

Начинается первый акт, и я думаю – нет, уверен – что это официально мое самое нелюбимое время в мюзиклах. На это даже смотреть больно.

* * *

Распрощавшись с моими родителями и Офферманами, мы бродим по Таймс-сквер. Пытаемся протиснуться через сумасшедшие толпы блестяще - неонового Манхеттена, это столпотворение в городе-многомиллионнике напоминает сардин в банке или зоопарк. Человек, разрисованный в серебряного робота, делает резкие движения рядом с ведерком, собирая монеты. Парень в прикиде Статуи Свободы задевает Шарлотту локтем.

– Ой, – бормочет она, прерывая долгое молчание.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, протягивая руку. Наверно, инстинктивно хочу позаботиться о ней. Но одергиваю руку. Она этого не хочет, ей это не нужно. Шарлотта сама может о себе позаботиться.

– Да, все нормально, – говорит она, пожимая плечами. – И эй, мы пережили еще одно представление.

– «Скрипача на крыше»?

Она качает головой:

– Нет. – Она объявляет, как диктор на радио: – Сегодня в восемь часов вечера у нас в эфире «Счастливая Обрученная Пара».

Я морщусь.

– Все верно. Они самые.

Сейчас моя очередь шутить. Я должен успокоить ее. Еще раз поблагодарить.

Но я молчу. Мне нечего сказать. Лысый мужчина с двумя золотыми зубами зазывает людей на полуобнаженное комедийное представление:

– Полуобнаженка за полцены.

Кто-то кричит в ответ:

– А голые даром?

Мы проходим мимо театра и магазина футболок, обходим пару в шортах хаки, белых кроссовках и футболках с аббревиатурой Департамента пожарной службы Нью-Йорка. Без понятия, куда мы идем. Честно говоря, я даже не представляю, зачем мы вообще пошли гулять по Бродвею. А теперь, похоже,  мы попросту ходим по кругу. Да что со мной не так? Я даже не в силах сориентироваться в родном городе.

Мы достигаем угла Сорок третьей и останавливаемся на тротуаре. Автобус ползет по Восьмой авеню. Туристы обходят нас, так как мы неловко стоим, смотря друг на друга. Всю мою жизнь я знал, что делать, куда идти, как встретить любой жизненный поворот судьбы. Сегодня я словно рыба, выброшенная на берег, едва понимаю, как передвигать ногами.

Я почесываю голову.

– Хм, куда мы идем, Спенсер?

Я пожимаю плечами.

– Я об этом как-то не думал.

– Чем хочешь заняться? – спрашивает она, стискивая пальцы, будто пытаясь придумать им занятие.

– Всем, чем тебе захочется, – отвечаю я, засовывая пальцы рук в карманы брюк.

– Хочешь пойти куда-нибудь?

– Если тебе этого хочется.

Она вздыхает.

– Может, мне тогда просто вызвать такси домой?

– Ты хочешь поймать такси? – спрашиваю я, с явным желанием отвесить себе пенделя. Я сейчас сам себе противен. Моим телом как будто завладел незнакомый, неуверенный в себе трус. Я его не знаю. И мне глубоко начхать на этого паникера. Я не давал ему права распоряжаться мной. Поэтому намерен избавиться от наглого захватчика. Я поднимаю руку.

– Забудь, – говорю я с отвратительной неуверенностью. Эта поддельная помолвка может закончиться через несколько дней, но я не намерен хандрить и испоганить лучший секс в моей жизни. Без вариантов, я буду на высоте.

– Забыть? Ты про такси?

Я качаю головой и кладу руки на ее плечи:

– То, чем я хочу сейчас заняться. Отвезти тебя к себе. Раздеть. Скользнуть языком по каждому миллиметру твоей кожи, а потом сделать то, о чем мы говорили, когда посещали «Катрин».

Ее глаза искрятся от вожделения. Она нетерпеливо кивает.

– Да.

Вот и здорово, красавица.

Словить такси здесь не реально, поэтому достаю из заднего кармана телефон, чтобы зайти в «Убер». Нажимаю на кнопку приложения, но Шарлотта меня останавливает.

– Но, хм, вначале я хочу тебе кое-что сказать.

Вот блин. Сердце уходит в пятки. Она собирается покончить с этим. С нее достаточно. Она получила, что хотела. Сегодня вечером оттянемся в последний раз, и она отправит меня на скамейку запасных.

– Что? – спрашиваю я, а сердце дико колотится.

– Помнишь, мы говорили «никакой лжи»?

– Да, – сглатываю я, готовясь к неизбежному. От напряжения грудь словно сдавливают в тесках, и мне очень не нравится это чувство. Мало того, я не хочу чувствовать что-то подобное. Потребность или даже зависимость. Я с трудом понимаю, что это такое.

– Ты собираешься это сделать? – выплевываю я.

– Что?

– Положить этому конец? – спрашиваю я, потому что не могу больше ждать.

Она смеется.

– Это не смешно, – настаиваю я.

– Даже очень.

– Почему?

Она качает головой:

– Ты идиот. – Она хватает меня за рубашку и тянет к себе. Сердце готов выпрыгнуть из груди. – Это то, что я хотела тебе сказать, когда ты перед началом мюзикла спросил, все ли со мной в порядке. Помнишь я ответила, что все нормально? Я ревновала. До ужаса.

Я вспоминаю, как Шарлотта тогда скрестила руки на груди, потом шуточка о репортере и ее гордость собственным представлением.

– Ты ревновала?

– И отчаянно пыталась не делать этого. Вот почему сделала вид, что все зашибись и отшутилась про куклу вуду.

– Почему ты ревновала?

Она закатывает глаза.

– Женщины, о которых говорил Эйб. От одного упоминания о них меня охватывала ревность.

– Почему?

– А ты не понимаешь?

– Нет. Но мы уже определились, что тебе нужно мне все разжевывать как ребенку. Так что вперед. Выкладывай, учи меня уму разуму, – говорю я и постукиваю себя по голове, доказывая, что там пусто.

Она краснеет, а потом тихо говорит. Ее голос едва слышен сквозь шум улиц, звуки толпы и рев автомобилей. Но каждое слово для меня музыка:

– Потому что они были с тобой.

Я расплываюсь в улыбке.

– То же, что я чувствовал к Брэдли, когда вы встречались, – признаюсь я и понимаю, как гора сваливается с плеч. Более того, я рассказал о своих чувствах, которые в то время не понимал.

– Ты ревновал, когда я была с ним?

– Иногда, – подтверждаю я, вспоминая те дни, когда она встречалась с этим отъявленным мудаком.

Были ночи, когда она рано уходила из «Лаки Спот» вместе с Брэдли домой, а я не переставая думал о ней. Конечно, череда женщин отвлекала меня, но сейчас, как и тогда, меня посещал зеленоглазый монстр. Никогда не думал, что расскажу ей это. И мне бы стоило придержать некоторые вещи в секрете. Я поднимаю руку.

– Можешь себе такое представить.

– Спенсер? – шепчет она.

– Да?

– Думаю, сегодня мы нарушили еще одно правило.

Я вопросительно приподнимаю бровь.

– Какое из? Ложь?

– Да, но еще…

Мы говорим одновременно:

– Странности.

И начинаем смеяться. Вместе.

– Начиная с того момента, как ты пригласил меня на мюзикл, моя ревность и конченый репортер. Все это было странно, – говорит она и кидает на меня понимающий взгляд. – Есть только одно лекарство от странности.

– Анал?

Она бьет меня по плечу.

– Мы никогда не нарушим это правило. Никогда, – заявляет она, косясь на мою промежность. – Я больше думала о коленно-локтевой позе.

– Именно это я и имел в виду, – и, пока не приезжает машина, я целую ее.

А потом по дороге от центра города к моему дому. В лифте. Пока открываю дверь. Когда раздеваю ее и кладу на постель.