– Ты прав, сын. Я не в восторге от твоей лжи и целого спектакля об обручении. Тем более меня не радует тот факт, что из-за меня ты почувствовал необходимость притворяться тем, кем не являешься. – Он замолкает на минуту и сжимает мое плечо. – Но я правда хорошо воспитал тебя, поскольку сейчас ты сделал именно то, что требовалось.
– Пап, я с радостью это сделаю, – сказав это, я осознаю насколько мое решение верное. Я вложу в это душу. Только богу известно, сколько сил мне понадобится, чтобы забыть Шарлотту. Возможно, я даже позволю ей выкупить мою долю в «Лаки Спот», и мне не придется с ней больше видеться. Только извращенец захочет каждый день находиться рядом с женщиной, разбившей ему сердце. Это будет жалить посильней бешеной осы.
Отец хлопает меня по спине, а потом обнимает.
– Ты хороший парень. Я горжусь тем, что ты признал свои ошибки и пытаешься их исправить. – Он отступает со счастливым вздохом и сжимает ладонями мои плечи. – Но я не позволю тебе этого сделать.
Я хмурюсь в замешательстве.
– Почему?
Он смеется, и глаза искрятся от веселья.
– Потому, что ты меня спас. Когда подошла моя очередь отбивать мяч, я ломал себе голову, пытаясь придумать, как поизящней разорвать соглашение. Я долго думал о продаже «Катрин» этому напыщенному шовинистическому козлу, ты мне дал отличный повод сорваться с крючка. – Он махнул на бумагоизмельчающую машинку, а потом хлопнул в ладони. – Хорошо, что бумаги еще не были поданы.
Я расплываюсь в улыбке, впервые после того, как Шарлотта вырвала мое сердце, измельчила в мясорубке и съела на закуску.
Ладно, возможно это слишком драматично сказано. Но мое сердце разбито. Однако улыбка отца не причиняет мне боли.
– Он и правда был козлом, – говорю я, выпятив губы.
– Он по-свински обращался с женщинами, женой и дочерьми. Никакого уважения. Я не могу доверить «Катрин» такому человеку.
– Конечно, не можешь. Доверься нам, и мы найдем достойного мужчину или женщину, – говорю я охваченный гордостью за выбор своего отца.
Он цокает языком.
– Дело в том, что я уже нашел такого человека.
У меня глаза лезут на лоб.
– Правда?
– Да. Но не покупателя. – Отец окидывает взглядом кабинет, а потом задумчиво смотрит на дверь. – А человека, который будет заниматься делами, пока я путешествую. Оказывается, я не готов отпустить «Катрин», даже если не хочу все время пропадать на работе.
– Хорошо. И кто это? – робко спрашиваю я.
Но как только слова слетают с губ, я уже знаю ответ. В голове словно шестеренка встает на место. Я щелкаю пальцами.
– Нина! Ты передаешь ей в руки управление предприятием?
Он кивает с радостным лицом.
– Да. И она согласилась. – Он показывает пальцем на бумаги на столе. – Именно над этим контрактом я работал, когда ты зашел. Нина будет генеральным директором «Катрин», а я останусь основателем и владельцем, пока буду под звездами бороздить моря с твоей мамой.
– Ты такой романтик, – говорю я, с восхищением качая головой. – Нина идеальный кандидат. Она была рядом со дня основания, и никто лучше нее не знает этот бизнес.
– Это точно! – соглашается он и идет к дивану у окна с видом на Манхэттен. – Но раз я безнадежный романтик, который уже тридцать пять лет счастлив в браке, поэтому кое-что понимаю в желаниях женщин, давай обсудим, как ты собираешься вернуть Шарлотту. Я видел, как вы друг на друга смотрите.
Отец хлопает рядом с собой по дивану. Руки и ноги как свинцовые. Я сажусь.
– Я без ума от таких мыслей. Но она ясно дала понять, что я ей безразличен.
– Хм...
– Что?
– Разве это так? – насмешливо спрашивает он.
– Кажется, она выразилась довольно ясно. Цитирую: «Наши отношения никогда не были настоящими».
– Да, она так сказала. Если откровенно, я считаю мужчинам не всегда нужно обращать внимание на слова женщины. Порой поступки говорят громче слов. И что же ты тогда видел по Шарлотте?
Перед моими глазами встает картина того, как она сорвала с пальца кольцо.
– Что мои чувства не взаимны, – прямо говорю я. Нет смысла ходить вокруг да около, он видел тоже самое.
А может, и нет. Папа наклоняет голову и приподымает бровь, а потом качает головой.
– А я видел женщину, которая рискнула всем и поставила под удар свое сердце.
Я смотрю на него в недоумении.
– Я видел женщину, которая взяла на себя твою вину, – продолжает он, показывая то на себя, то на меня. – Мы оба знаем, что Шарлотта не просила тебя прикидываться ее женихом. Это ты попросил ее. И она согласилась. Шарлотта хотела тебе помочь. И сегодня она к этому стремилась. Да, ее уловка не сработала, но ради тебя она пыталась спасти сделку с Офферманом. Пытаясь уберечь тебя от неприятностей, Шарлотта очертя голову бросилась под поезд.
Что-то внутри возрождается как феникс из пепла.
Не чуждое или странное, просто стук сердца и бешеный пульс из-за столь захватывающей перспективы.
– Боже правый! – шепчу я, вспоминая сегодняшнее утро, день и вчерашнюю ночь. Бутерброды, лапша, виски. Нарушенные правила, ревность, безупречные сокровенные моменты чистого блаженства и единения. Прошлая ночь и что она говорила во время оргазма. Насколько она была красива, восседая на мне.
Схватив воротник футболки, я слегка тяну его.
Ничего себе! Здесь жарковато. Сейчас не лучший момент думать о сексе.
Я отбрасываю подальше шаловливые мысли.
Перед глазами всплывают моменты того, как она постоянно спасала меня. С начала и до конца она всегда была рядом, когда я больше всего в ней нуждался.
– Я должен ее найти, – говорю я, хлопая себя по карманам. Пусто. – Вот, блин! У нее мой сотовый, кошелек и ключи.
– Хорошо. Только тебе стоит притормозить.
– Почему? Мне нужно поехать к ней и признаться в своих чувствах, разве нет?
– Разве нет? – передразнивая он меня, приподняв бровь. – Возможно, ты знаешь парочку приемов, как подцепить даму на вечерок. Но я знаю, как завоевать женщину на всю оставшуюся жизнь, – говорит он, постукивая себя по сердцу. – Твой отец - безнадежный романтик. Дай мастеру преподать тебе парочку уроков, как вернуть женщину.
Поднявшись с дивана, я отдаю отцу бразды правления.
– Я всем в школе мог задать жару. Научи меня своим секретам.
Он окидывает меня критическим взглядом.
– Во-первых, тебе нужно переодеться во что-то приличное.
– Я без кошелька.
Отец закатывает глаза.
– Я покупал тебе первые ползунки. Думаю, теперь я смогу раскошелится на приличные брюки.
– Пап, это, конечно, здорово, но поклянись, что больше никогда не будешь вспоминать обо мне и этой вещи. Договорились? – говорю я, когда мы выходим из кабинета.
– Это ты про ползунки?
Я киваю.
Он пожимает плечами.
– Я постараюсь никогда не обсуждать, каким очаровательным ты был в голубеньких ползунках.
– Папа.
– Точно. Ты не был очаровательным. Сама мужественность и брутальность.
Я же говорил, что у меня самый крутой отец во Вселенной?