— Ты прав, сын. Я не в восторге от твоей лжи и фиктивной помолвки. И тем более мне не добавляет счастья, что ради меня ты вынужден был притворяться тем, кем на самом деле не являешься, — он делает паузу и сжимает мое плечо. — Но я действительно правильно воспитал тебя, потому что сейчас ты поступаешь так, как должен.

— Я с удовольствием сделаю это для тебя, пап, — говорю я и тут же понимаю, что это правда. Готов окунуться в это с головой, потому что, видит Бог, мне нужно избавиться от мыслей о Шарлотте. Возможно, я даже продам ей свою часть бара, чтобы больше не видеться. Каждый день лицезреть женщину, разбившую мне сердце, больнее укусов диких пчел.

Отец хлопает меня по спине и притягивает в свои объятия.

— Ты хороший парень. Я горжусь тем, что ты признал свои ошибки и стараешься их исправить, — со счастливым вздохом он кладет руки мне на плечи. — Но я не позволю тебе этого сделать.

Я морщу лоб.

— Почему нет?

Его глаза искрятся от смеха.

— Потому что ты спас меня. Когда подошло время принять окончательное решение, я всю голову сломал, как бы поизящней отказаться от сделки. У меня изначально возникли большие сомнения по поводу продажи магазина этой напыщенной свинье, а ты предоставил мне идеальный выход, — он указывает на уничтожитель бумаг на полу и хлопает ладонями. — Хорошо, что еще не подали документы.

На моем лице появляется легкая улыбка — первая с тех пор, как Шарлотта перекусила моим сердцем, предварительно вырвав его и порезав ломтиками.

Ладно, возможно, сказано слишком драматично. Но сердце в моей груди разбито. Однако папина улыбка не причиняет боли.

— Он действительно та еще свинья, — говорю я, ухмыляясь.

— Он отвратительно относится к женщинам. Даже к собственной жене и дочерям. Не мог же я такому передать «Катарин».

— Нет, конечно. Дай нам немного времени, и мы найдем в качестве покупателя мужчину или женщину получше, — говорю я, испытывая невероятную гордость за решение своего отца.

Он щелкает языком.

— Тут такое дело. Я уже нашел кое-кого.

Я выпучиваю глаза.

— Нашел?

— Да. Но не покупателя, — он останавливается, обводит взглядом кабинет и смотрит на дверь, словно размышляет о чем-то за ее пределами. — А того, кто будет управлять в мое отсутствие. Я не готов расстаться с «Катарин», даже если планирую меньше времени проводить на работе.

— Хорошо. И кто же это? — с сомнением спрашиваю я. Но, не успев задать вопрос, я уже знаю ответ. В голове все срослось, словно к замку подобрали правильный ключ. Я щелкаю пальцами. — Нина! Ты попросил Нину взять на себя твои ежедневные обязанности?

Он кивает с самым сияющим видом.

— И она согласилась, — он постукивает пальцем по бумагам на столе, — над этим я и работал перед твоим приходом. Ее новый контракт. Она будет генеральным директором «Катарин», а я останусь основателем и владельцем, пока мы с твоей мамой будем бороздить моря и океаны.

— Ты такой романтик, — говорю я, восхищенно качая головой. — Нина идеально подходит. Она вместе с тобой стояла у истоков. Никто не знает бизнес лучше.

— Точно, — говорит он и делает шаг к дивану у окна с видом на центральную часть Манхэттена. — И именно по причине моего безнадежного романтизма и благодаря счастливому тридцатипятилетнему браку я немного разбираюсь в том, чего хотят женщины. Поэтому давай поговорим о том, как ты планируешь вернуть Шарлотту. Я видел, как вы двое смотрели друг на друга.

Он похлопывает по дивану. На деревянных ногах я подхожу и присаживаюсь рядом.

— Интересная мысль. Но она ясно дала понять, что не влюблена в меня.

— Хм.

— Хм, что?

— Неужели? — насмешливо спрашивает он.

— Кажется, дословно это звучало как «Все это время мы только притворялись».

— Это ее слова. И, честно говоря, я считаю, что мужчина должен внимательнее относиться к словам женщины. Но иногда действия говорят лучше слов. А о чем тебе говорят действия Шарлотты?

И, словно в насмешку, мне вспоминается, как она снимает с пальца мое кольцо.

— Что наши чувства не взаимны, — говорю я прямо. Нет смысла ходить вокруг да около. Он сам все видел. Или нет.

Приподняв бровь, отец качает головой.

— Я видел женщину, которая ради тебя поставила под удар свое сердце.

Я смотрю на него. Таких слов я не ожидал.

— Я видел женщину, которая взяла на себя твою вину, — продолжает он, указывая на меня и себя, — и мы оба знаем, что Шарлотта не просила тебя быть ее женихом. Это ты попросил ее. Она согласилась, потому что хотела помочь тебе. Как и сегодня. Просто все произошло не так, как она рассчитывала, но Шарлотта пыталась спасти эту сделку, потому что ты ей небезразличен. Желая уберечь тебя от неприятностей, она, не раздумывая, бросилась на амбразуру.

Во мне что-то начинает оживать.

Ничего странного и непонятного — это сердце пустилось в пляс от захватывающей перспективы.

— Черт возьми, — бурчу я себе под нос, прогоняя в голове воспоминания сегодняшнего утра и вчерашнего вечера. Бутерброды, лапша, виски. Нарушенные правила, ревность, блаженные моменты близости. Ее слова в пылу оргазма прошлой ночью. Как прекрасна она была в своей наготе, восседая на мне.

Я практически рву ворот футболки. Вау. Тут жарко. Мысли о сексе сейчас совсем некстати. Отбросим их пока.

Ярче всего в голове мелькают воспоминания о том, как она постоянно спасает меня. С самого начала и до конца она всегда была рядом, когда я больше всего в ней нуждался.

— Мне нужно найти ее, — говорю я, поглаживая карманы. В них пусто. — Вот черт. У нее мой телефон. И бумажник. И ключи.

— Хорошо. Потому что спешка здесь не нужна.

— Почему? Разве я не должен просто пойти к ней и рассказать о своих чувствах? Или как?

— Или как? — он выгибает бровь, передразнивая меня. — Возможно, ты знаешь парочку способов, как заполучить женщину на ночь. Но я знаю, как добиться единственной женщины на всю жизнь, — говорит он, постукивая по груди в области сердца. — Твой отец — безнадежный романтик. Так позволь мастеру преподать ученику несколько уроков по завоеванию женщины.

Поднявшись с дивана, я вручаю ему бразды правления.

— В школе я мог любому надрать задницу. Учи меня своим секретам.

Он окидывает взглядом мой внешний вид.

— Для начала нам потребуется приличная одежда.

— Я без кошелька.

Он закатывает глаза.

— Твои первые ползунки купил я. Думаю, и на приличные брюки смогу наскрести.

— Пап, это здорово и все такое, но поклянись, пожалуйста, никогда больше не произносить это слово по отношению ко мне? — говорю я, когда мы выходим из кабинета.

— Ты имеешь в виду ползунки?

Я киваю, а он пожимает плечами.

— Сделаю все возможное, чтобы никогда не обсуждать, насколько очаровательно ты смотрелся в маленьких детских голубых ползунках.

— Пап.

— Правильно. Ты не был очаровательным. Ты был мужественным и суровым.

Я уже говорил, что у меня самый крутой отец во всей Вселенной?