После полуденного сна в кресле мистер Джиммерс был помят и всклокочен и на Говарда уставился совсем как школьный учитель, у которого на уме березовые розги.

– Что, скажи на милость, ты тут делал? – спросила Сильвия, из-за плеча мистера Джиммерса рассматривая уже остановившуюся машину. Говард заметил, что она улыбается. Она взялась бранить Говарда прежде, чем за него примется мистер Джиммерс. – Гараж просто ходуном ходил. Мы даже из дома услышали. Что у вас тут, мистер Джиммерс, граммофон? – Она с невинным видом поглядела на устройство.

– Так, ничего, – замахал на них мистер Джиммерс, чтобы они уходили из гаража. – Я это самое и хотел сказать. Граммофон. На самом деле – дряхлый телевизор, который выжимает энергию из эфира. Но инструмент деликатный. Нельзя, чтобы кто попало к нему совался… Как, скажите на милость, вы сюда попали? – спросил он вдруг и, прищурившись, вперился в Говарда.

Говард протянул ему ключ.

– Извините. Это проникновение со взломом. В основном из любопытства. Вам стоит вызвать полицию.

– Из любопытства, – безжизненно повторил мистер Джиммерс, снова навешивая замок, потом демонстративно надел веревку на шею и опустил ключ под рубашку. Тут на его губах мелькнула улыбка, словно он хотел сказать, что против любопытства ничего не имеет. – Полиция нам не нужна. Сейчас – не нужна.

Говард почувствовал себя по-настоящему виноватым. Когда он стоял так на солнце, и будничный мир кругом был вещественным и ясным, ему вдруг показалось, что загадочное приключение произошло в какой-то другой реальности. И что же, скажите на милость, он там видел? Привидение?

– Мне правда очень жаль, – сказал он, а Сильвия внезапно улыбнулась ему и одними губами произнесла: «Вот видишь?» Он ее проигнорировал. – Я не знал…

– В этом вы совершенно правы, – отозвался Джиммерс. – Не знали. Какие еще ключи вы у меня украли?

– Никаких. Только этот.

– Я за него ручаюсь, – весело вставила Сильвия. – Он хочет как лучше, просто он олух. Всегда таким был. У него комплекс Несносного Дэнниса

Это мистера Джиммерса как будто утешило. Словно чтобы отпраздновать это событие, он поцеловал Сильвии руку и потрепал ее по волосам.

– В следующий раз спроси, – снисходительно сказал он Говарду, кладя руку ему на плечо. – Я как-нибудь позволю тебе одним глазком посмотреть в мой телескоп. Может, хочешь взять пару экземпляров моей литературы?

– Конечно, – ответил Говард с огромным облегчением, что так легко отделался.

Но мистер Джиммерс никаких памфлетов не выдал, а только сказал:

– Мне нечего прятать, решительно нечего. Можете перешерстить мои пожитки. У меня-то в рукаве ничего нет. – Он оттянул рукав крутки, открывая застиранную в матрасных полосах рубашку. Потом покивал над рукой, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону, и наконец спросил: – Почему черепаха перешла через шоссе?

Совершенно захваченный врасплох этим сумасбродным, ни к селу ни к городу вопросом, Говард смог только тряхнуть головой.

– Потому что у кур выходной, – очень серьезно ответил самому себе мистер Джиммерс.

Удостоверившись, что висячий замок надежно заперт, он подобрал тяпку и опять вернулся к своему странноватому огородику. Там они его и оставили. Говард еще раз извинился и уехал, чувствуя себя препогано. За такими выходками его уже лет двадцать как не ловили, и он забыл, какое унижение при этом испытываешь.

Он попытался объяснить, что почувствовал при виде призрачной головы, Сильвии, которая заставила его повторить наиболее дикие моменты.

– Знаешь, что я об этом думаю? – спросила она. Говард не знал. – Тебя загипнотизировало. Ты видел сон наяву. Ты только думал, что видишь… Кто там был? Призрак Джона Раскина? Который говорил голосом, похожим на жужжание деревянных пчел? – Она кивнула, но в лице у нее была растерянность, и Говард поймал ее на том, что она искоса за ним наблюдает. Ей, по-видимому, было приятно знать, что Говард лицом к лицу столкнулся с Неведомым и каким потрясением для него это обернулось. Они уже тормозили перед бутиком, когда Сильвия вдруг вспомнила про корзинку для пикника.Они забыли ее у мистера Джиммерса.

– Вот черт, – сказала она. – Она даже не моя, а Рози, женщины, которая работает у меня в магазине. Адски дорогая, там же ее тарелки, скатерть, всякие приборы. Что я ей скажу?

– Давай я за ней съезжу, – тут же предложил Говард, хотя ему вовсе не хотелось встречаться еще раз с мистером Джиммерсом. Но ведь именно так поступают настоящие рыцари. – Тут всего десять минут пути. Я через полчаса вернусь с корзинкой. А Рози… Рози пока скажи, что я по ошибке увез корзинку в багажнике и что как только я это пойму, то сразу же привезу ее назад. А потом я и правда ее привезу. Видишь, как просто.

– Какой ты милый, – сказала Сильвия и перегнулась, чтобы поцеловать его в щеку, а потом отстранилась, прежде чем он успел среагировать. – Видел бы ты свое лицо, когда Джиммерс на тебя напал, – сказала она с притворно свирепым видом.

– Довольно удрученный, э?

– Жалостный. Прекрасно помню эту твою мину, ты то и дело ее в детстве корчил. Помнишь, как тебя застали в саду с Джанеллой Шелли? Не отрицай. Твоя мать отправила ее домой а потом прочитала тебе нотацию о том, что тебя Бог покарает. Помнишь?

– Я… Что? Откуда ты… – Говард лишился дара речи. Он сообразил, что отчаянно краснеет, когда теперь ему поставили на вид тот давний унизительный проступок.

– Я подслушивала на подъездной дорожке, у ворот гаража. Помнишь, я ведь стояла там, когда ты вышел такой пристыженный? Как бы то ни было, на сей раз у тебя был в точности такой вид. Мы с мистером Джиммерсом увидели, что гараж вибрирует, совсем как камертон, и я закричала: «Что же это такое?!», а Джиммерс завопил: «О Господи!», и, по правде говоря, я даже не знала, что мы обнаружим. Помню, думала только: «Он там с Джанеллой Шелли». Если уж на то пошло, кажется, я сказала это вслух, чем, наверное, совсем сбила мистера Джиммерса с толку. Он небось сейчас размышляет, кто такая Джанелла Шелли и где ты ее спрятал после того, как по-свойски обошелся с ней в гараже.

Говард обнаружил, что ему решительно нечего ответить, поэтому хитро улыбнулся, как человек, который старается быть славным малым и не портить другим игры.

– Только посмотри на себя, – сказала она вдруг, делая вид, что сожалеет, что так его срезала. – Я ужасно себя веду, да? Но ты такая удобная мишень. – Она опять его поцеловала опять неожиданно, а потом скользнула к дверце и вылезла из грузовичка. Просунув голову в открытое окно, она добавила: – Спаси корзинку, ладно? Пока Джиммерс не превратил ее в санаторий для мышей или еще что-нибудь.

Сделав несколько шагов, она обернулась и помахала, пока Говард, почти счастливый, выруливал задним ходом на улицу. Он помахал в ответ и медленно поехал прочь, невольно чувствуя электрическое покалывание на щеке там, куда она его поцеловала. Он поглядел в зеркальце заднего вида и заметил следы красной помады, которые стер рукавом свитера. Настроение у него настолько поднялось, что, насвистывая, он нажал на акселератор и двинулся по шоссе на юг, внезапно ощутив в себе достаточно мужества, чтобы еще раз встретиться с курьезным мистером Джиммерсом.

Но мистер Джиммерс больше не окучивал грядки. По пустому лугу вокруг дома гулял ветер, всюду залегли предвечерние тени. Говарда тянуло к жестяному гаражу, он ведь и вполовину не удовлетворил своего любопытство. Если бы только в гараже были одни садовые инструменты, он был бы счастлив и преспокойно занялся бы собственными делами. Но ключа у него больше не было, и, уж конечно, он не мог позволить, чтобы его снова застал за возней у гаража мистер Джиммерс, который на сей раз – и плевать на машину! – вызовет полицию. Или чего доброго выстрелит в него зарядом соли.

Поэтому Говард направился прямо к дому, на ходу усиленно размышляя о мистере Джиммерсе. Кто он такой? Фокусник средней руки и чудаковатый профессор паранормальных наук? А может, хитроумный гений огромного таланта, трудящийся над разгадкой глубокой и подлинной тайны? Жаль, что нельзя просто взять и спросить его. Говард поднялся на крыльцо, снял ботинки и поднял руку, чтобы постучать.

Входная дверь была на несколько дюймов приоткрыта. Несколько удивленный, Говард помедлил. На пороге прилипла грязь, и внутрь тоже уходили следы, будто грязь отвалилась с чьих-то рифленых подошв, – причем этот кто-то явно вошел не по приглашению бдительного Джиммерса. Говард вжался в стену, подальше от того места, где его можно было бы заметить в приоткрытую дверь.

Внезапно подобравшись, он огляделся по сторонам. Теперь он увидел машину – красный «камаро» стоял позади длинной деревянной пристройки, в которой находилась мастерская и прикорнула пилорама. Первым его порывом было уехать – бегом к грузовичку, завести мотор и убраться подобру-поздорову в Альбион, а там вызвать из телефонной будки полицию. Вот только шум мотора насторожит неизвестных в доме и к тому времени, когда приедет полиция, они уже скроются, а мистер Джиммерс… с ним будет… что? Мертв? Ограблен?

А может, тут вообще ничего дурного не происходит? Собравшись с духом, Говард прислушался. И ничего не услышал. Тогда он толкнул дверь, ожидая, что она скрипнет, ударится о стену или загремит, но она распахнулась беззвучно и тем ему помогла.

Пригнувшись, он заглянул в полутемный коридор и тут же пожалел, что на дворе не день, а почти сумерки, поскольку в потемках ничего не разглядел.

И все равно он проскользнул в дом, метнулся через коридор и распластался по стене, где сам он был почти спрятан, но зато мог разглядеть часть гостиной. По игре света на ковре Говард заключил, что огонь в камине еще горит, однако сам камин и глубокое кресло мистера Джиммерса были скрыты за разделяющей гостиную и коридор стеной. Казалось, в комнате никого нет, или по крайней мере по ней никто не ходит: никакого шума, и тени не двигаются.

Говард был уже на полпути к двери, когда на пол комнаты наверху вдруг рухнуло что-то тяжелое, затем раздался приглушенный голос. Дом обшаривали. Заглянув в гостиную, он обнаружил обмякшего в кресле мистера Джиммерса – старик был связан куском веревки. Мистер Джиммерс сидел, опустив голову на грудь. Из раны на лбу медленно сочилась кровь. Говард подошел и, взяв мистера Джиммерса за руку, нащупал пульс, который бился мерно и ровно. Глаза Джиммерса открылись, моргнули, потом расширились – сначала от растерянности, затем от гнева. Он поморщился, словно от усилий ему стало больно.

Покачав головой, Говард приложил палец к губам.

– Это был не я, – прошептал он, глядя Джиммерсу в глаза, чтобы определить, есть ли признаки сотрясения мозга. – Пошевелите правой ногой.

Мистер Джиммерс переставил правую ногу, потом – уже без просьбы – левую и пошевелил по очереди обеими руками.

– Вы их видели? – шепотом спросил Говард.

Мистер Джиммерс медленно повел головой из стороны в сторону и закрыл глаза.

– Они наверху, – сказал Говард. – Я вернулся за корзинкой для пикника Сильвии.

Ни с того ни с сего он почувствовал себя глупо, что так объясняется из-за корзинки, но ему хотелось удостовериться, что мистер Джиммерс понимает, зачем он здесь. Не открывая глаз, Джиммерс слабо кивнул и, нашарив руку Говарда, слегка ее сжал.

– Со мной все в порядке, – прошептал он, открывая глаза и как будто собираясь с силами. – Уходите. Они его не найдут. Они сами уберутся, когда закончат. Не связывайтесь с ними. Оставьте меня здесь. Никакой полиции. – Он было затих, но потом внезапно прошептал: – Молл прав, – а после окончательно сдался и задремал.

Сверху снова послышались грохот и скрежет: очевидно, передвигали тяжелую мебель. Говард был беспомощен. Голова у него шла кругом. Ясно одно: он замешан в том, что тут происходит, и не только потому, что случайно наткнулся на взломщиков. Это – то самое, о чем не далее как сегодня утром говорил дядюшка Рой. Это не какой-то там метафорический бред, вроде истории с Вавилонской башней или взаимным притяжением чисел. Стороны окончательно определились в своеобразной войне на северном побережье, и Говарда на нее завербовали – на стороне Джиммерса и старого Грэхема, на стороне его дяди и тети. И, конечно же, Сильвии.

Но что это значит? Он должен действовать – должен вывести отсюда Джиммерса. Вот только Джиммерс, возможно, прав. Если Говард оставит его привязанным к креслу, ворам и в голову ничего не придет, и они уйдут несолоно хлебавши.

Или же обработают Джиммерса. Это равновероятно. Но кто они такие? Может, один из них Горноласка? Опустится ли он до такого? Импульсивно Говард нагнулся и принялся распутывать узлы. Но привязан Джиммерс был тонким нейлоновым шнуром, туго натянутым, с узлами на всех четырех ножках кресла. Тот, кто привязывал мистера Джиммерса, ничегошеньки в вязании узлов не смыслил и потому основательно запутал шнур.

Внезапно снова раздался голос, слова: «Так мы его спросим!» На сей раз они прозвучали громко и ясно, словно с середины лестницы.

Тут Говард заметил, что мистер Джиммерс что-то бормочет. Наклонившись пониже, он разобрал слова «ружье» и «шкаф». Быстро оглядевшись, он увидел в коридоре у самой входной двери платяной шкаф. Затолкав концы шнура под кресло, он метнулся в коридор и открыл дверцы шкафа. Там за тремя или четырьмя зонтиками стоял старый, видавший виды обрез.

Выдернув его за дуло, Говард отнес ружье к стене и стал молча ждать, затаив дыхание и прислушиваясь. Голоса теперь спорили – опять на верхней площадке лестницы. Тот, кто начал было спускаться, снова поднялся.

Говард поглядел на обрез, сознавая, что холодный металл дула ему отвратителен. Было в нем что-то смертоносное и окончательное, и при виде его у Говарда вместо блаженного ощущения сравнительной безопасности возникло такое чувство, что реальная беда придвинулась много ближе, чем хотелось бы.

Руки у него дрожали, и, закрыв глаза, он выровнял дыхание, пытаясь совладать с собой, все продумать. Он однажды стрелял из обреза – по тарелочкам на корме парома в двухдневном плавании из Англии в Испанию. Он выбил свою долю глиняных дисков и притом с гораздо большего расстояния, чем придется стрелять здесь. Ну что ж, здесь нет и не будет ничего, с чем он не мог бы справиться.

Вот только есть некоторая разница между тем, чтобы палить по глиняным дискам, и тем, чтобы выстрелить в человека, – и Говарду ни за что на свете не хотелось на себе ее испытать. Может, он и угодил в самую гущу дядюшкиных проблем, но эти проблемы не могут довести его до убийства. С другой стороны, за стеной сидит Джиммерс, раненый, привязанный к креслу. Обрез – защита им обоим, а значит, все же лучше, чем ничего. Это же отличный реквизит, как говорит дядюшка Рой. Никто ведь не заставляет его стрелять.

Приняв решение, Говард снова взвесил обрез в руке. В том месте, где деревянный приклад соединялся с дулом, металл был во много слоев обмотан старой изолентой. Ружье казалось каким-то рыхлым, словно изолента здесь не просто облегчает захват и не дает скользить руке, но действительно скрепляет две половины обреза. И изолента тоже была старая, грязная и липкая, а дуло – испещрено пятнами ржавчины после стольких лет в сыром шкафу. Обрез дребезжал, будто все сочления у него разболтались. Короче, вид не слишком грозный.

Ну и что? Придется обойтись тем, что есть. От одного только щелчка, с каким войдет в камеру патрон, воров от ужаса паралич разобьет, особенно если оне не вооружены. Чувствуя прилив отваги, Говард еще раз заглянул к мистеру Джиммерсу, которому как будто было вполне комфортно – насколько может быть комфортно человеку в его положении. Лоб уже не кровоточил. Беззвучно ступая босыми ногами, Говард прошел мимо кресла, прислушиваясь к звукам наверху. Те двое все еще были заняты своим делом: громили комнату.

Говард начал медленно подниматься по лестнице, направляя обрез в полутемный лестничный проем и уперев приклад себе в живот так, чтобы одним движением можно было загнать в камеру патрон – если обрез, конечно, заряжен. Он перевернул обрез и в небольшое отверстие в прикладе увидел латунную нашлепку на патроне.

На лестнице ему никто не встретился. Он слышал голоса: неизвестные говорили свободно, даже не подозревая о его присутствии. На второй площадке он остановился, размышляя, где бы найти укрытие, и при звуке закрывающейся двери едва не подпрыгнул. Покрепче вцепившись в обрез, он прижал к животу вихляющийся приклад. Ладонь скользнула по изоленте, которая из липкой стала скользкой от пота. Под пальцами лента сдвинулась, и Говард нащупал трещину в деревянном прикладе. Пустое, сказал он самому себе. Это же просто реквизит, уловка. Если не мешкать и подыскать поскорее укрытие, его все равно никто не заметит.

Определить, в какой они комнате, было нетрудно: свет горит, дверь нараспашку. Сделав три шага по коридору, Говард заглянул в проем. Он шмыгнет в соседнюю комнату, которую они уже разгромили, а когда они будут уходить, прокрадется за ними вниз. Так он сможет увидеть, кто они, установить личность. А если они попробуют еще хоть что-нибудь сделать с Джиммерсом, он им помешает. Но лучше дать им спокойно уйти – зачем провоцировать какой-то нелепый конфликт?

– Вот черт! – внезапно выругался голос. – Его тут нет.

– Не может быть.

– Что теперь?

– Наверх, – приказал второй голос. – Остается еще чердак. Говард метнулся к двери ближайшей спальни, но до нее было шесть шагов, а злоумышленник уже стоял в дверях комнаты и успел выйти в коридор прежде, чем Говард толкнул ручку.

– Эй! – крикнул вор, отчасти от неожиданности, отчасти, чтобы предупредить еще скрытого за стеной товарища.

На том, который вышел в коридор, был светлый с буклями до плеч женский парик и маска в духе «Одиноких рейнджеров». Щеки покрывал толстенный слой серо-коричневой пудры с рытвинами шрамов. Одет он был в черную футболку и синие джинсы. Застыв на месте, Говард попробовал изобразить стальную улыбку. Это был не Горноласка.

– У него обрез, – спокойно, даже безжизненно сказал вор. Его товарищ промолчал.

Медленно сделав пару шагов вперед, мужчина в парике махнул Говарду, который пошаркал до середины коридора, так чтобы от противника его отделял еще ярд. Расставив ноги и прищурившись, он нацелил обрез прямо в грудь вора. Но рука на прикладе дрожала.

Вор остановился: ему совсем не понравилось, как трясутся у Говарда руки. Подняв руки вверх, он с поддельным удивлением улыбнулся.

– Опусти, приятель! – рассмеялся он. – Остынь. Ты нас уделал.

Говард напрягся, изготовился, когда, жестикулируя и встряхивая головой, словно пытаясь образумить противника, вор сделал еще шаг вперед. Говард совсем не походил на убийцу – в том-то и загвоздка. А вор, как волк, чуял запах страха. Говард же по натуре не убийца, и никакими уловками этого не скрыть. Ему давным-давно следовало сделать свой ход, а теперь, по всей видимости, и делать-то уже нечего.

– Отдай мне рисунок, – внезапно сказал Говард. -Что?

– Отдай мне рисунок. Мне он нужен. Я заберу его и уйду. Вор нерешительно оглянулся через плечо, но его товарищ все не показывался.

– Конечно, – быстро согласился он. – Только направь треклятую пушку в пол. Рисунок не стоит того, чтобы из-за него убивать. Кто ты такой? Друг старика, который сидит внизу?

– К черту старика внизу! Он без сознания. Он решит, что вы забрали рисунок, так?

Вор усмехнулся.

– Умно, – сказал он и подался вперед, всматриваясь в лицо Говарда.

А Говард снова отступил на шаг и крепче сжал обрез. По лбу у него катился пот, он никак не мог уразуметь, как дело зашло так далеко, ведь люди до смерти боятся обрезов. Он сильнее вдавил приклад себе в живот, большим пальцем откинул предохранитель и загнал в камеру патрон. Раздался хриплый «кшлэк-шлэк» – это ружье вывернулось у него в руках под ударом скользнувшего вперед ползунка.

А потом – как в мультфильме, ни с того ни с сего – приклад просто отвалился от дула, повисел мгновение на конце размотавшейся изоленты и с лязгом упал на пол.

Решив, что это выстрел, вор в парике отскочил к двери спальни, которая как раз в этот момент захлопнулась. Дверь отбросила его назад, он снова к ней бросился и наконец распахнул. Говард мельком увидел чей-то зад: некто поспешно заползал за развороченную кровать. Сжав в правой руке дуло, Говард занес руку и наугад швырнул бесполезный кусок металла в открытую дверь. Вор в парике приник к косяку, закрывая лицо локтем.

Кусок металла завертелся, как бумеранг, и ударился в оштукатуренную стену в трех футах за открытой дверью. А Говард тем временем опрометью бросился бежать по коридору. Он услышал глухой стук металла о стену, за ним последовал щелчок выстрела. Бросившись на пол, Говард последние несколько футов проехал на животе и головой вперед выскользнул на лестничную площадку. За спиной у него с дребезгом падали куски штукатурки, пыль сыпалась ему на затылок, что-то острое ударило по руке и отскочило, оставив кровоточащий порез, – кусочек зеленого бутылочного стекла. Рискнув бросить через плечо поспешный взгляд, Говард вскочил и, не дав себе времени подумать, бросился бежать.

Он перепрыгивал по две ступеньки за раз. Лестница вела на чердак. В голове у него мелькнула мысль, что бежать нужно вниз, а не вверх, но в то же время ему хотелось увести их подальше от мистера Джиммерса – почему, подумать он не потрудился, а теперь уже слишком поздно. За спиной послышалось шарканье, удар колена о ступеньку: один вор упал. Говард распахнул дверь чердака, захлопнул ее за собой и заложил изнутри засов. Маленькое оконце он тоже закрыл, а потом принялся подтаскивать к двери мебель. Задыхаясь от бега и ловя ртом воздух, Говард швырял стулья и волок библиотечный стол. Налегая плечом на стеллажи, он понемногу подвинул и тяжелые шкафы. И вдруг услышал, как с лязгом задвинулся засов снаружи.

Заперли. Целых пятнадцать секунд он страстно желал запереться изнутри, и вот – пожалуйста, заперт снаружи… Выпрямившись, он прислонился к книжным шкафам и постарался дышать ровнее. Усилием воли он заставил себя думать, усилием воли заставил себя успокоиться. Господи, чего же он в слепом неведении вытворял: скакал со смехотворным обрезом, едва по глупости кого-то не убил – себя скорее всего. Пока те двое возились наверху, ему надо было вывести мистера Джиммерса. Он мог бы посадить старика в грузовик и уже через пару минут отсюда исчезнуть, и к чертям воров… Если бы только они не спустились вниз и не застали его врасплох…

Об этом лучше не думать. Все-таки он попытался. Пережевывая ошибки, ничего уже не исправишь. Надо запомнить на будущее, если подобная ситуация повторится. Век живи, век учись. А сейчас эта парочка по крайней мере решит, что ему рисунок нужен так же отчаянно, как и им. Он-то ведь принес с собой оружие.

Лоскутное одеяло все еще лежало горкой на полу. Здесь же есть окно! Ведь только сегодня утром он решил, что оттуда можно рискнуть спуститься. Конечно, если ткань порвется… или он не сумеет удержаться… ну, тогда есть ничтожно малая вероятность, что он упадет прямо на узкий каменистый выступ и, скажем, всего лишь сломает ногу. Но скорее всего полетит с высоты ста с чем-то футов на покрытые водой валуны.

Голоса теперь звучали прямо под дверью: там спорили тихо и неразборчиво. Вор в парике в чем-то обвинял своего товарища – устраивал, наверное, разнос за то, что тот закрыл перед его носом дверь. Скоро они отодвинут засов и прорвутся на чердак. Отметелят его, как отметелили Джиммерса. Но ему, вероятно, достанется покруче. Он ведь стал у них на пути: не просто препятствие, а еще и конкурент. Вот что они там делают – решают его судьбу.

Говард снова поглядел на окно и одеяло. Подобрал его, подергал, но порвать не смог. Да, точно, прочное! В ящике стола есть ножницы. Можно разрезать одеяло на шесть полос, а потом их связать. Это даст ему сколько? Футов тридцать пять. Придется разрезать на восемь. И к чему потом привязать этот махрящийся канат? К чему-нибудь, что не выпадет в окно и не разломается. На худой конец сойдет стол. Его заклинит в открытом окне, а массивные дубовые ножки, пожалуй, выдержат.

Должно получиться. Теоретически. Но лучше бы не проверять.

Двое за дверью замолчали – а может, просто ушли. Говард отчаянно надеялся, что в доме еще остались комнаты, которые они могли бы разгромить, или – еще лучше, – что они убрались отсюда, решив оставить чердак до следующего раза. С другой стороны, они, возможно, направились убивать Джиммерса или хотят избить его, чтобы заставить говорить.

Лихорадочно размышляя, Говард подошел к стенному шкафу и распахнул дверцу. И снова удивился его странности. Кто делает шкаф в том месте, где стена выгнута? И почему сама внутренность шкафа округлая? Теперь эта странность показалось ему много значительнее, чем позапрошлой ночью, когда он уютно сидел в кресле с сандвичем, и за дверью таился всего лишь мистер Джиммерс, а не потенциальные убийцы.

Совершенно очевидно: округлой задней стенкой шкаф примыкает к лестнице. Говарду вдруг вспомнился витраж с Шалтай-Болтаем. Зачем кому-то делать окно, если за ним всего лишь стена? Это сужает лестницу, причем совершенно без необходимости. Может, окно выходит в комнату или в проход за шкафом, в потайную башенку. Ясно, это действительно окно, которое заложили, когда к дому пристроили потайную, невидимую снаружи башенку. Глубина шкафа не больше двадцати четырех дюймов, а судя по изгибу стены, башенка много шире – восемь или десять футов в диаметре.

Ни с огорода, ни сзади дома, где стена переходит в скалу, башенки не видно. Но ведь куда-то должны были деться несколько лишних футов! Никаких сомнений – там потайная комната!

Говард поспешно принялся вытаскивать из шкафа содержимое: телескоп в коробке, переносные каталожные ящики, пыльные книги, бумажные пакеты с квитанциями и чеками, тяжелые, оклеенные изолентой картонные коробки. Все это он складывал позади себя на полу, трудился отчаянно и снова согрелся от усилий. Выбросив на пол последний мусор, так что шкаф окончательно опустел, он постоял, глядя на стенки и переводя дух.

Смотреть было не на что. Просто стенной шкаф, встроенный в искривление стены. Как и любой другой – внутри оштукатуренный: грязная штукатурка в желтых потеках воды.

Если за ним и кроется потайной ход, туда попадают из другой части дома. Но что за стеной? Ничего. Теперь Говард был уверен, что на чердаке только одна комната.

А как же внешняя дверь, та, которая видна из огорода Джиммерса, та, которая в его снах ведет в ничто, та, до которой почти доходят обвалившиеся каменные ступени? От этого никуда не денешься. Ладно, дверь есть, значит, предположительно, есть и потайной ход, и можно поспорить, что этот ход именно здесь.

Но ему-то, Говарду, от этого какой прок? Даже будь он свободен и стой он на лугу, без двадцати-, а то и тридцати футовой лестницы к двери не подобраться, и на ней висит замок, совсем как на гараже Джиммерса, который открывается, наверное, тем же ключом.

Говард снова вернулся в комнату. Работа его успокоила. Выбора не остается: придется резать одеяло.

Он нашел ножницы и принялся решительно кромсать, стараясь резать как можно ровнее, вдоль вертикальных швов, лоскутное одеяло, размышляя при этом, выдержат ли стежки его вес или разойдутся, когда он будет на полпути к земле. По краям полосок пушился хлопчатый ватин, от чего полосы сдувались, становясь тонкими и какими-то ненадежными. Придется их скрутить и для прочности навязать узлов. Он все резал и резал, но с каждой минутой его одолевали сомнения, беспокойство росло, а тишина за дверью становилась все более зловещей.

Когда одеяло было искромсано, он подошел к окну и опустил раму, собираясь с духом, прежде чем посмотреть вниз. Вода стояла низко, и остов «студебекера» был совершенно сухим. Затянутые бурой водорослью подводные камни подсушило полуденное солнце. Что-то двигалось внизу, возле огородика Джиммерса. Это был вор в парике, который лихорадочно выкапывал лопатой листовую свеклу.

Проклятие, выругался про себя Говард. Что, если они пытали Джиммерса, и он признался, что закопал рисунок, а поверх посадил овощи? Если так, они, возможно, заберут его и уедут. А может, и нет. Так или иначе, когда Говард поползет по стене, его заметят и станут ждать внизу, а как только он коснется земли, подтолкнут черенком лопаты, и он полетит вниз на смертоносные камни.

Искромсанное одеяло казалось теперь адски ненадежным. Он снова уставился на стенной шкаф, без всякой на то причины вспомнив миссис Лейми и ее крашеные цветы. В чем тут дело? Шкаф все еще озадачивал, притягивал его. Снова протиснувшись внутрь, он постучал по штукатурке, методично простукивая костяшками пальцев всю поверхность. Под ударами гулким эхом откликнулась пустота.