Учитель устроил внезапный обыск. Он обшарил карманы у Шина и еще 40 его одноклассников-шестилеток.

В результате обыска у него в руке оказалось шесть кукурузных зернышек. Они принадлежали маленькой, худенькой и, как помнится Шину, очень миловидной девочке. Он уже не смог назвать ее имени, но все остальные события этого школьного дня в июне 1989 года запомнились ему навсегда.

Уже в начале обыска было видно, что у учителя очень плохое настроение. Но обнаружив кукурузу, он просто взорвался.

– Ты воруешь кукурузу, сука? Хочешь, чтобы тебе отрубили руки?

Он приказал девочке выйти к доске и встать на колени. Схватив длинную деревянную указку, он начал бить ее по голове. Шин и его одноклассники молча смотрели, как на голове у девочки набухали рубцы. Потом у нее из носа хлынула кровь, и она без чувств рухнула на бетонный пол. Шин с другими школьниками отнес девочку домой. Той же ночью она скончалась. Третий подпункт третьего правила Лагеря 14 гласит: «Заключенный, уличенный в воровстве или сокрытии продуктов питания, расстреливается немедленно».

Шин знал, что учителя, как правило, не воспринимали это правило всерьез. Обнаруживая в карманах учеников какую-нибудь еду, они иногда для порядка наказывали ребенка парой палочных ударов, но чаще всего просто оставляли проступок без последствий. Шин с одноклассниками рисковали почти постоянно, и, по его разумению, этой маленькой красавице просто-напросто не повезло.

Шин был приучен надзирателями и учителями верить в справедливость любых побоев. Ведь он заслуживает их уже потому, что в его жилах течет доставшаяся от родителей кровь врагов народа. Девочка ничем от него не отличалась. Шин считал, что она понесла вполне справедливое наказание и не сердился на убившего ее учителя. Мало того, он искренне верил, что точно так же думают и все его одноклассники.

На следующий день в школе об этом избиении никто и не вспомнил. В классе ничего не изменилось. Насколько было известно Шину, учитель за свои действия не получил даже дисциплинарного взыскания.

Все пять лет начальной школы Шин учился у этого учителя. Ему было лет 30, он носил военную форму и кобуру с пистолетом. На переменах он разрешал ученикам играть в «камень, ножницы и бумагу». По субботам он иногда позволял детям час-два чистить друг другу головы от вшей. Его имени Шин так и не узнал.

В средней школе Шин был обязан вытягиваться перед преподавателями по струнке, кланяться, когда они входили в класс, и никогда не смотреть им в глаза. Им выдали форму черного цвета: штаны, верхнюю и нижнюю рубашки и пару ботинок. Новую форму выдавали раз в два года, но разваливаться она начинала уже через месяц-другой.  В качестве особого поощрения отличники время от времени получали по куску мыла. Шин прилежанием не отличался и поэтому мыла почти не видел.  Штаны у него от грязи и пота превращались в заскорузлые жесткие трубы. Когда он чесался, с кожи хлопьями отваливалась грязь. Когда купаться в реке или просто выходить постоять под дождем было слишком холодно, Шин, его мать и его однокашники начинали вонять хуже скота. Зимой почти все мальчишки ходили с черными от грязи коленками. Мать из всякого тряпья шила Шину нижнее белье и носки. После ее смерти Шин перестал пользоваться нижним бельем и с большим трудом находил тряпки, из которых делал что-то вроде портянок. Комплекс школьных зданий, прекрасно различимый на спутниковых фотографиях, находился всего в семи минутах ходьбы от дома Шина. Окна в школе были не виниловые, а стеклянные, но больше никакой роскоши там не было. Классы представляли собою точно такие же железобетонные коробки, как и комнаты в доме. Учитель стоял на невысоком подиуме перед доской. Мальчики и девочки сидели отдельно, по разные стороны от центрального прохода. Портретов Ким Ир Сена и Ким Чен Ира, занимающих самые почетные места в любом классе любой северокорейской школы, здесь не было и в помине.В отличие от обычных школ Северной Кореи, в такой школе учили только базовым навыкам чтения и счета, заставляли зубрить кодекс лагерных правил и непрестанно напоминали детям об их нечистой, преступной крови. В начальную школу надо было ходить шесть раз в неделю. В средней школе учились семь дней в неделю, с одним выходным в месяц.– Вы должны отмыться от грехов своих отцов и матерей, а для этого надо ударно работать и отлично учиться! – говорил им на собраниях директор школы.День начинался ровно в 8 с процедуры chong-hwa – «полная гармония», – во время которой учителя критиковали учеников за совершенные в предыдущий день проступки. Посещаемость проверялась дважды в день. Никакая болезнь не могла служить оправданием неявки в школу. Шину не раз доводилось помогать своим одноклассникам на руках нести заболевших учеников на занятия. Но сам он ничем, кроме простуды, почти не болел. За все детские годы ему сделали одну-единственную прививку от оспы. В школе Шин выучил корейский алфавит и научился писать, выполняя упражнения на грубой бумаге, которую производили тут же, в лагере, из кукурузных листьев. Каждый семестр ему выдавали тетрадку в 25 страниц. Вместо карандаша ему нередко приходилось использовать заточенную с одного конца обугленную в огне палочку. О существовании ластиков он не знал вообще. Занятий по чтению не проводилось, потому что единственная книга всегда находилась у учителя. Вместо упражнений по чистописанию дети должны были в письменном виде объяснять, почему они плохо учились или нарушали правила поведения.Шина научили складывать и вычитать числа, но умножение и деление они в школе не проходили. Шин до сих пор умножает путем многократного сложения в столбик.Вместо уроков физкультуры школьников просто выпускали побегать и поиграть на дворе. Иногда мальчишек отправляли на берег реки набрать улиток для учителей. Футбольный мяч Шин впервые увидел только в 23 года – в Китае, после перехода границы.О том, какое будущее было уготовано ученикам в долгосрочной перспективе, можно догадаться, посмотрев, чему их не учили. Шину объяснили, что Северная Корея является независимым государством, ему рассказали о существовании автомобилей и поездов. (Но это не стало для него открытием, ведь Шин видел, как на автомобилях разъезжают охранники, а в юго-западном углу лагеря была железнодорожная станция.) Но учителя никогда не заговаривали о географии Северной Кореи, о ее соседях, ее истории и даже о ее политических лидерах. Шин имел очень расплывчатое представление о том, кто такие Великий Вождь и Любимый Руководитель.Задавать вопросы в школе запрещалось. Вопросы бесили учителей и служили поводом для избиений. Говорить мог только учитель, а ученик должен был молча слушать. Повторяя за учителем фразы, Шин выучил алфавит и основы грамматики. Он научился произносить слова, но очень часто не знал, что они означают. Детей научили подсознательно бояться своего желания добыть новую информацию.У Шина не было одноклассников, родившихся за лагерной изгородью. Как он понял, эта школа была создана специально для таких, как он, родившихся внутри лагеря продуктов «поощрительных» браков. Он слышал, что дети, родившиеся в других местах и прибывшие в лагерь с родителями, навсегда отлучались от образования и отправлялись в самые дальние уголки лагеря – долины № 4 и 5.Таким образом, учителя обеспечивали себе возможность формировать мировоззрение и систему ценностей своих учеников без опасений, что их слова могут быть опровергнуты детьми, знающими о существовании большого мира за пределами лагеря.

Будущее Шина и его одноклассников ни для кого не было секретом. И в начальной, и в средней школе их готовили к бесконечному тяжелейшему труду. Зимой дети разгребали снег, рубили деревья и носили уголь для школьных печей. Весь контингент учащихся (а их в школе было около тысячи) мобилизовали на чистку сортиров в деревне Повивон, где жили, нередко вместе с женами и детьми, лагерные охранники. Шин ходил по дворам, рубил киркой замерзшие в выгребных ямах фекалии, а потом голыми руками (заключенным рукавиц не выдавали) грузил на подвешенную на треноге корзину. Наверху они вручную перетаскивали экскременты на ближайшие поля. В более теплые дни они отправлялись после уроков на холмы или в горы собирать ягоды, грибы и съедобные растения для охранников. Хоть это и категорически запрещалось правилами, они заталкивали под одежду ростки папоротника и приносили их домой, где матери готовили из них салаты. Во время этих долгих дневных прогулок детям позволялось разговаривать друг с другом. Охранники переставали следить за соблюдением строгих правил половой сегрегации, и мальчишки с девчонками работали, веселились и играли вместе.В школу Шин пошел вместе с двумя другими детьми из своей деревни: мальчиком по имени Хон Сен Чо и девочкой – Мун Сен Сим. Они пять лет ходили вместе от поселка до школы и все пять лет сидели на занятиях в одном классе. Перейдя в среднюю школу, они провели в компании друг друга еще пять лет.Хон Сен Чо был самым близким приятелем Шина. На переменах они часто играли в камушки. Их матери работали на одной ферме. Но мальчики никогда не звали друг друга в гости поиграть.  Даже между друзьями отношения были отравлены постоянной борьбой за пропитание и необходимостью доносить на всех и каждого.  Пытаясь получить дополнительную пайку еды, дети рассказывали учителям и охранникам, что едят их соседи, во что одеваются и о чем разговаривают. Кроме того, детей восстанавливали друг против друга при помощи системы коллективных наказаний. Так, если класс не выполнял норму по посадке деревьев или сбору желудей, наказанию подвергались все ученики. Учителя заставляли детей отдавать свои обеды (иногда на протяжении целой недели) ученикам класса, успешно справившегося с поставленной задачей. В таких трудовых соревнованиях Шин сильно отставал, а иногда и вообще оказывался самым последним.Чем старше становились дети, тем сложнее и протяженнее по времени становились «акции трудового энтузиазма». Во время ежегодной – с июля по август – «битвы с сорняками» ученики начальной школы трудились на прополке кукурузы и бобов с четырех утра до захода солнца.В средней школе учителей сменили бригадиры – детей стали посылать в шахты, на поля и на валку леса. Каждый «учебный» день заканчивался собранием с длительными сессиями самокритики.В угольную шахту Шин в первый раз спустился в 10 лет. Вместе с пятью своими одноклассниками (еще двумя мальчишками и тремя девочками, среди которых была и его соседка Мун Сен Сим) он прошагал по крутому наклонному штреку к выработке. Они должны были грузить добытый уголь в двухтонные вагонетки и вручную толкать их вверх по узкой колее к разгрузочной платформе. Дневная норма – четыре вагонетки.В один из дней, толкая уже третью вагонетку, Мун Сен Сим потеряла равновесие, и ее нога угодила под стальное колесо. Шин помог кричащей и извивающейся от боли, насквозь мокрой от пота девочке снять ботинок. Из расплющенного большого пальца ноги сочилась кровь. Другой школьник вытащил из своего ботинка шнурок и завязал его на лодыжке девочки, чтобы остановить кровотечение.Ребята положили Мун в пустую вагонетку и дотолкали ее до входа в шахту… В лагерной больнице ей без всякой анестезии ампутировали раздробленный палец, а рану обработали соленой водой.Ученикам средней школы приходилось не только больше работать в гораздо более тяжелых условиях, но и тратить больше времени на поиски недостатков в себе и своих товарищах. Они должны были готовиться к сеансам самокритики, проводившимся после ужина, записывая в своих тетрадках из кукурузной бумаги свои и чужие прегрешения. Каждый вечер признаться в чем-нибудь предосудительном должны были не меньше десятка учеников.Перед началом этих сеансов дети договаривались о том, кто в чем признается, придумывали мелкие нарушения правил, которые удовлетворят учителей и вместе с тем не навлекут на них серьезных наказаний. Шин, например, рассказывал, что съел найденные на земле кукурузные зерна или задремал на работе, оказавшись вне поля зрения надзирателей. Сознавшись в достаточном количестве незначительных проступков, школьник, как правило, отделывался парой затрещин и устным предупреждением.

Спали все 25 мальчишек из класса Шина на бетонном полу школьного общежития, прижавшись друг к другу. Те, кто посильнее, спали ближе (но не слишком-то близко) к теплопроводному каналу, идущему от угольной печки под полом комнаты. Самые слабые, среди которых был и Шин, – вдалеке от тепла, и нередко всю ночь тряслись от холода. Те, кому не доставалось места, пытались спать прямо на теплопроводе, рискуя получить ожоги, когда в печку подбрасывали угля. Шин вспоминает крепкого, задиристого 12-летнего парня по имени Рё Хак Чоль. Он всегда сам выбирал, где будет спать, и единственный осмеливался перечить учителям.Однажды Рё сбежал с работы, и его отсутствие заметили. Учитель отправил учеников из класса Шина искать пропавшего.– Почему ты бросил работу и убежал? – спросил учитель, когда Рё нашли и доставили в школу.К изумлению Шина, Рё не стал оправдываться и просить прощения.– Я проголодался и пошел поесть, – коротко ответил он.Такой ответ ошарашил и учителя.– Этот сукин сын огрызается или мне показалось? – спросил он.Он приказал школьникам привязать Рё к дереву. Сняв с Рё рубашку, мальчишки примотали его проволокой к стволу дерева.– Бейте его, пока не одумается, – сказал учитель.Шин, не задумываясь, включился в экзекуцию.