(Скандал с «Переработанным миром»)

Как и большинство оппонентов «Переработанного мира», вначале я его поддерживал. Я раздавал образцы журнала тем своим знакомым – абсурдистам, авторам фэнзинов, рыночным «либертарианцам» – на кого ультралевые из высшего общества, управлявшие «ПМ», смотрели сверхвниз. В 1982 году я даже составлял для журнала бесплатные юридические справки – к ним тогда предъявлял претензии банк, на чьей территории они поставили свою торговую точку (по иронии судьбы, это был чуть ли не единственный случай, когда я действительно занимался юридической деятельностью, – хотя шавка «ПМ» Фред Вудворт сейчас зовет меня мерзким адвокатишкой). Летом того же года моя подруга вошла в коллектив «ПМ», и я получил возможность лично познакомиться с редакцией. В конечном счете, мое мнение по поводу «ПМ» сменилось на отрицательное, и в январе 1983 года я опубликовал в журнале «Призыв к разуму» (Сан-Франциско) критическую статью – по сути, с теми же аргументами, к которым независимо друг от друга пришли диссиденты внутри «ПМ» и разные посторонние наблюдатели. Все эти аргументы и сейчас сохраняют силу. На самом деле, внутренние документы «ПМ», предоставленные бывшими рядовыми членами коллектива, показывают, что моя критика была слишком мягкой. Вот аргументы моей статьи «Обман категории А в кружке», исправленные с учетом новой информации.

Коллектив «Переработанного мира» фальсифицирует биографии и социальное происхождение своих членов, особенно начальства. Люди в «ПМ» – не «диссиденты офисного труда», за коих себя выдают, потому что ни сейчас, ни раньше они не работают и не работали в офисах. Редакторы Крис Карлссон («Люшиус Кабине») и его гражданская жена КейтлинМаннинг («Максина Хольц») – владельцы коммерческой типографии, созданной, как и ранние выпуски «ПМ», на те 7 тысяч долларов, которые (по ее словам) Маннинг получила в наследство от дедушки, карикатуриста правого толка Эла Каппа. Завершает правящую тройку «ПМ» Адам Корнфорд («Луи Михельсон»), червяк из высшего общества и школьный учитель родом из Англии, потомок таких светил, как Чарльз Дарвин и специалист по античности Ф.М. Корнфорд (и родственник Джона Корнфорда – поэта-сталиниста, на которого «Михельсон» старается во всем походить). Том Атанасиу, один из тех, кто пытался меня избить в ноябре 1984 года, работает программистом-консультантом; правоверные БониТоресон («ХеленХайуотер» – я пользуюсь ее собственной запиской для внутреннего пользования), «Зоя Ноя» (вторая нападавшая), Линда Томас и «Мид-О» (бр-р-р) тоже не работают в офисах даунтауна Сан-Франциско. Настоящие оппозиционеры офисного труда, когда-то участвовавшие в «ПМ» (ГиджитДиджит, СаллиФрай, Донна Косси – «OutofKontrolDataInstitute», «Фредди Бэр» и другие), теперь находятся в оппозиции к самому «ПМ».

Журнал исповедует (при этом лживо отрицая это) определенную политическую систему, которую не позволено ни критиковать, ни даже называть. Начальство врет о своих политических биографиях так же, как о своем социальном происхождении и классовой принадлежности. Все главные фигуры – с давних пор политиканы левацкого толка, младшие (Маннинг и Карлссон) – семь или восемь лет, старшие (Атанасиу, Корнфорд) – по крайней мере, лет двенадцать. Старики проталкивали идеологию «ПМ», левую марксистскую доктрину коммунизма рабочих советов, еще в 1973 году, в газете «Новое утро». Внимательно прочитав «ПМ», мы увидим, что они не поменяли своих взглядов. «ПМ» подается как журнал прагматичный, открытый и «антиавторитарный». Он как бы намеревается вести ничем не ограниченные дискуссии, приглашать читателей к соучастию – утверждается даже, что цель – ликвидировать грань между читателями и писателями. Наглое вранье! «ПМ» подавляет любые попытки проявить и обсудить ту идеологию, которую он втихуювпаривает своим читателям. (Псевдоним Маннинг – читая «ПМ», вы этого никогда не узнаете – происходит от имени немецкого коммуниста Макса Хольца.)

Руководители издания предполагают, и правильно, что у их целевой группы – образованных «белых воротничков» (причем белокожих – хотя в Сан-Франциско клерки и машинистки низшего эшелона почти всегда черные или желтые) – аллергия на идеологию, а левизна вызывает у них скуку. «ПМ» хочет спасти левачество, сменив этикетки. Кроме того, он хотел бы организовать офисных работников в отдельную политическую силу и возглавить ее. Это единственная оригинальная идея «ПМ», основа их стратегии. Старомодные леваческие секты по-прежнему торчат у проходных заводов и у биржи труда, но они не обращают внимания на офисы – где, как надеется «ПМ», и следует искать жизнь. По крайней мере, там следует искать обкуренных ветеранов студенческого и хипповского движения. «ПМ» видит шанс опередить конкурентов и застолбить сектор целиком для себя.

Другая важная часть идеологии «ПМ» – технофилия; ее левое крыло они просто себе присвоили. Издание определенно выступает за технологии – несмотря на луддистские образы в некоторых рисунках (в основном в ранних номерах), принадлежащих авторам, которых с тех пор из журнала выгнали. Самый первый номер (как и недавний № 12) содержит панегирик «освободительному потенциалу компьютерных технологий», авторство которого принадлежит Атанасиу, имеющему личный интерес. Осуждаются только извращения и ограничения, наложенные капиталистической организацией производства – которая, как ни странно, эти технологии и породила. Противников технологий в «ПМ» никогда не допускали, хотя и позволяли себе заочно их высмеивать: Атанасиуподначивает неназванных сумасшедших, стремящихся к «буколической роскоши», хотя нужно нам то, чего жаждет сам Атанасиу, видимо, обделенный природой, – «мощные инструменты».

В споре за и против технологий, сыгравшем важную роль в развале породившей их группы, Союза обеспокоенных коммуняк, «ПМ» совершенно недостаточно прикидываться дурачками – хотя именно это Корнфорд пытался сделать в своем ответе на «Обман категории А в кружке». (Который, кстати, стал возможен только потому, что я по-товарищески дал почитать корректуру моей статьи одному из сотрудников редакции – поскольку в то время питал надежды на то, что «ПМ», антиавторитарный и т.д., сам ее напечатает.)

Еще одна институция социального управления, которую нельзя критиковать, – это работа, при этом невнимательный читатель подумает, будто «ПМ» выступает против нее. Атанасиу и Торесон явно, все остальные в журнале, следуя Библии и Конституции СССР, неявно, учат, что работа – неизбежное зло: просто рабочие советы под руководством «ПМ» уменьшат ее количество, хотя она останется обязательной, а заодно станет необходимым условием для участия в принятии общественно важных решений. Последнее же наследство старого мира, к которому льнут наследники и наследницы «ПМ», – организация. Кое-кто не желает, чтобы его организовывали и вели, даже если это делают стильно и современно. «ПМ» презирает организации старого типа – партии и (с большей осторожностью) профсоюзы – за те или иные конкретные промахи, но надеется заменить их собственной структурой. В осуждении организаций, как и во всем остальном, журнал боится выплеснуть ребенка вместе с водой.

Сам «ПМ» организован иерархично и безо всякой демократии. Последнее слово всегда остается за основателями и, по совместительству, хозяевами средств производства – за Маннинг и Карлссоном. Единственная серьезная критика, которую допустил «ПМ» на примерно 900 страницах 13 глянцевых номеров, – это старая статья ГиджитДиджит и пара коротких писем Джима Брука и Бернарда Маршалека, кстати, подтверждающих «Обман категории А» настолько, на сколько им это позволили. Критические замечания – дружественные, конструктивные критические замечания – таких разных личностей, как Брайан Кейн, Ирв Томас, ГрегДаннингтон, Джон Зерзан и Джерри Рейт провалились в черную дыру. В «Обмане категории А» я отметил и обругал эту политику цензуры, но она продолжается – в то самое время, когда «ПМ» хвастает своим плюрализмом. Если кто-то сомневается – выберите из мною описанного что-нибудь особенно неприятное для этой организации, напишите им об этом письмо и посмотрите, пойдет ли оно в печать (или хотя бы получите ли вы прямой ответ).

Вопреки утверждениям, внутри издательской группы «ПМ» нет никакой связи между участием в труде и участием в принятии решений – хотя если бы такая связь существовала, ее уже было бы достаточно, чтобы осудить гипотетически «антиавторитарный» коллектив. На самом-то деле, поденные рабочие «ПМ» – СаллиФрай, ГрегДаннингтон и особенно Фредди Бэр – делали гораздо больше, чем влиятельные интеллектуалы-бездельники вроде Атанасиу или, хуже того, его учителя Корнфорда. Власть в «ПМ» прямо зависит от идеологического согласия с «тройкой» и/или подчинения ей – более ни от чего.

Главная моя ошибка в «Обмане категории А в кружке», отразившаяся даже в названии – это переоценка роли, которую в «ПМ» играли анархисты. В 1982 году в группе было полно анархистов, может быть, даже большинство, но начальство было марксистское, а сейчас анархистов там очень мало – если они вообще остались. Ни одно из действительно важных решений, сделанных «ПМ» за последние месяцы (попытка избить меня, лишить меня средств к существованию, натравить на меня полицию, попытка получить решение суда, запрещающее мне публично делать «ложные» утверждения о «ПМ» и даже «упоминать» эту секту, и, в конце концов, попытка добиться моего ареста), не принималось на коллективном собрании. (Причем нынешние шестерки «ПМ», уж конечно, не стали бы возражать – «тройка» наконец-то получила таких работников, каких желала.)

Так ситуация представлялась мне два года назад – и безусловно, именно так дело обстоит и сейчас. Опровержение Корнфорда на «Обман категории А» вышло в том же номере того же журнала «Призыв к разуму», но в «ПМ» мою статью так и не напечатали и ни разу ее не упомянули. Это не значит, что начальство не было встревожено. Как обнаружила работавшая тогда в «ПМ» Фредди Бэр, как я с тех нор постоянно утверждал и как подтверждает «ПМ» своим молчанием, руководство издания поставило себе целью не допустить, чтобы «Обман категории А» перепечатали в каком-нибудь анархистском или антиавторитарном журнале, – и это им практически удалось. Это, вместе с одновременным устранением радикального меньшинства в коллективе (откуда уже ушли Даннингтон, Бэр, Диджит и Куки Аллен), а также с систематическими публичными и частными попытками объявить меня сумасшедшим, чтобы не отвечать на мои аргументы, показало мне, насколько «ПМ» успел превратиться в секту, и (не стыжусь признаться) дико меня разозлило. После чего я начал распространять «Обман категории А» в виде листовки, снабженной списком всем известных настоящих имен начальников-цензоров из «ПМ».

Хотя «Переработанный мир» утверждает, что я помешался не то на них, не то лично на их обезьяноподобной матриархальной вождихеМаннинг, больше года я замечал их, только когда писал про их новые выходки в журнале «SRAFBull», крошечном анархистском АРА – точно так же, как про другие махинации макиавелливского толка: вроде деяний монреальской шайки «BlackRoseBooks /Anarchos Institute» или провокаций Пата Мертага, который по ложным обвинениям напускал федеральных агентов на «Прямое действие» (в чем теперь даже он с неохотой раскаялся).

Очевидную ясность в вопрос о «ПМ» внесло паломничество в Никарагуа, которое КейтлинМаннинг совершила в 1983 году – после чего напечатала в предположительно «антиавторитарном» журнале «Без компромиссов» путевые заметки, где открыто встала на сторону «великодушной диктатуры» сандинистов (ее термин). Антиавторитарных критиков режима она обозвала «бешеными». Через год, когда СаллиФрай (экс-«ПМ») написала ответ, «тройка» выгнала ее и другого сумасшедшего, КевинаКитинга, из того офиса «ПМ», где проходили редакционные советы «БК» и где делали этот журнал. И Карлссон, и Маннинг блефовали, угрожая Фрай, что вызовут полицию и арестуют ее за незаконное проникновение на территорию, но она не поддалась на шантаж. При этом, использовав «БК» в своих целях, люди из «ПМ» по сути уничтожили более им ненужный журнал – вот о чем следует задуматься тем, кто защищает «ПМ» ради «свободы слова».

В конце 1983 года, без ведома описываемых лиц, «ПМ» начал распространять эссе Карлссона, якобы объясняющее, почему такие (несчетные к тому времени) толпы людей ушли из «ПМ». «Кэбинс» вещает, что мотивации дезертиров «нельзя свести к общему знаменателю», – хотя даже читателю, который вынужден следовать излагаемой версии истории-для-победителей, не составит труда сделать то, что Кэбинс не смог. Помимо собственной воли он доказывает, что все ушедшие из «ПМ» критиковали невнимание руководства к политическим разногласиям внутри группы. Хотя я в «ПМ» никогда не участвовал, Кэбинс не избежал соблазна охаять и меня – как опасного психа, которого нельзя принимать всерьез. Стратегический подход «тройки» к вопросу о политических противниках – просто избавиться от всех несогласных. Ту же стратегию применили к критикам извне; когда стало ясно, что для этого нужно их экономически уничтожить или физически довести до инвалидности, именно это и попытались осуществить.

Диалектиков из «ПМ» преследует противоречие: нельзя одновременно добиться заметности и скрыть свое происхождение и свои цели. Пришедшие снова уходят или отходят от дел, появляется скука, каждый следующий номер журнала, который сперва читают из-за новизны, повторяет все предыдущие. Как следствие, возникает высокая текучесть кадров – тех, кто производит журнал, и тех, кто его потребляет, – и она только усиливает режим постоянного поиска новых рекрутов, столь важный для исповедуемой политической стратегии. Капитализм должен расширяться или умереть, а потому порождает империализм. Точно так же менеджеры «ПМ» не могут успокоиться, не обеспечив все большую поддержку в других изданиях. А поскольку число их ограничено, то и выбирать не приходится.

К настоящему времени все в «ПМ» выучили песенку наизусть. Они мастера шоу, которое гарантированно производит описательную статью но заданному канону в любом издании – от правого «Сан-Франциско экзамайнер» до леволиберальной «Матер Джон» и до «анархистского» «Матча», не считая компьютерных глянцевых журналов и прочих коммуникативных каналов, которые они контролируют или на которые имеют выход, вроде «Медиа/Файл», «It'saboutTimes» и «Идей и действий» (личного хобби Тома Ветцеля, верного холуя «ПМ»). Порой люди задумываются: кто такие «ПМ», чего они хотят; в этот момент организация, которая систематически обрабатывает систему, резко опускает завесу секретности и объявляет всякого, кто выносит на свет божий неприятные факты, «полицейским стукачом». Но чем больше людей они перерабатывают, тем больше людей узнают, в чем дело. «ПМ» стал жертвой собственной демонологии; они не понимают, что, избавившись, например, от меня, они просто откладывают неизбежное, свой конец – когда, как в «Смерти коммивояжера», ты улыбаешься, но тебе больше не улыбаются в ответ.

В августе 1984-го «ПМ» по глупости форсировал кампанию борьбы с критиками. Вернувшись из очередной заграничной поездки, КейтлинМаннинг увидела (по ее словам) номер «SFARBull», где описывалось, как она пыталась изъять из «Без компромиссов» статью, осуждавшую ее поддержку «великодушной диктатуры» сандинистов. Кроме того, она обнаружила, что, как она выражается, ее городской район Хейт-Эшбери украшен плакатами с «Обманом категории А». Эти плакаты, вместе большим количеством других листовок, для нарциссиста неинтересных, появились именно там и больше нигде потому только, что тем летом злая судьба заставила жить в Хейт меня самого.

Плакаты – главная моя политическая деятельность начиная с 1977 года, и будь я проклят, если оставлю ее ради какой-то гиперчувствительной ленинистской лгуньи. Еще за несколько месяцев до того я увидел, как Адам Корнфорд обрывает мои листовки (к тому же не про «ПМ»), и в ответ на эту попытку лишить меня свободы непосредственного выражения ликвидировал плакаты «ПМ» и их союзников-леваков, рекламировавшие мероприятие «ПМ», «Ярмарка конца света» (май 1984). Я был готов на этом закончить битву, но «тройка» решила ее продолжать.

Кроме очередного (и более не скрываемого) этапа борьбы с моими плакатами, «ПМ» стали досаждать людям, которых они со мной связывали, – на улице и по телефону. Больше всего телефонного хулиганства и уличных оскорблений досталось Донне Косси, автору графики для журнала (под именем «OutofKontrolDataInstitute») и тягловой лошадке всего проекта на протяжении первой половины его существования – просто потому, что тем летом я жил у нее. СаллиФрай, бывшая уже в немилости, поскольку написала к тому времени еще неопубликованную отповедь Маннинг, попала под огонь за то, что рассказала мне о редакционном собрании «Без компромиссов» – о том, где людям из «ПМ» в кои-то веки не удалось заставить журнал зажать критику их идей и поступков.

Преследования невинных третьих лиц меня разозлили; разозлило и то, что, как выяснилось, на плакатах с «Обманом категории А» люди из «ПМ» приписывали к моему имени «полицейский стукач». Де-факто это была угроза насилия, не первая и не последняя, которую «ПМ» произвел на свет, чтобы задавить распоясавшихся критиков. За четыре года до того Карлссон и Маннинг грозили Брайану Кейну, что их специалист по мордобитию Том Атанасиу его изувечит – зав целом хвалебное письмо (так и не напечатанное), где, однако, критиковалось открытое одобрение государства и фабричной системы в статье Атанасиу из первого номера журнала. В ноябре 1984-го, когда «ПМ» наконец выследил, где я работаю и где живу, по обоим адресам мне стали грозить смертью. Для убедительности Атанасиу и «Зоя Ноя» встретили меня на улице и попытались избить.

В сентябре 1984-го Корнфорд и Маннинг пришли на собрание теоретически «анархистского» Коллектива сплетенных книг и стали требовать, чтобы в антиавторитарной тусовке меня объявили вне закона – всего за несколько недель до того, как Карлссон и Маннинг пригрозили СаллиФрай донести на нее в полицию. Ошарашенные и ни к чему не способные паралитики позволили парочке излить гнев, но, как обычно, не приняли решения ни за, ни против – позиция («лежа»), которую они занимают и по сей день.

Ворд-процессор «ПМ» испустил «Публичное предупреждение по поводу Боба Блэка» – для того, чтобы изгнать меня со страниц «SFARBull» и отлучить от анархистской тусовки, которую «ПМ» публично и приватно многие годы поливал грязью. Должен сказать, что к тому времени я сам разделял их презрение. Маннинг утверждала, что я по телефону грозил «ПМ» смертью, если они не перестанут звать меня стукачом и досаждать моим знакомым. Поскольку «ПМ» сам выступил в роли «стукача» и сообщил об этом звонке в полицию, я по юридическим причинам ничего не могу сказать – кроме того, что в худшем случае «ПМ» вполне заслужил это своими угрозами и звонками. На самом деле все самые ужасные вещи, в которых меня обвинял «ПМ», они неизменно делали сами, первыми, и обычно в куда более неприятной форме. Я бы никогда не стал использовать друзей и родственников людей из «ПМ» как заложников – так, как они использовали моих. Я бы никогда не сделал того, что «ПМ» совершили в ноябре, в день неудачного покушения возле моего дома: какая-то женщина (Маннинг?) позвонила моим престарелым родителям в Мичиган и лживо сообщила им, что я якобы попал в больницу, – после чего они, пытаясь найти меня, в отчаянии обзвонили все больницы вокруг Сан-Франциско. Моему отцу тогда было 70, в сердце у него вживлен электронный водитель ритма. Они его едва не убили.

Когда в октябре 1984-го я с опозданием узнал, что люди из «ПМ» пытались спровоцировать мой арест, я решил дать им возможность, раз они так любят закон и порядок, померяться силой со своими друзьями в государственных учреждениях. По отношению к государству я придерживаюсь политики «не применять первым»; но государство – это уродливый факт действительности, и я не намерен ограничивать себя, не применяя его против тех, кто применяет его против меня. Отбрасывая весь анархо-пуризм, любая другая политика – всего лишь открытое приглашение государственникам прийти, сделать все возможные гадости и остаться безнаказанными. Я сам, мои друзья и мои проекты мне дороже любой идеологии – в том числе такой неэффективной, как анархизм.

Без сомнения, абсолютно любое обращение к государству делает его сильнее. Это аргумент весомый, но не окончательный – но той простой причине, что государство не исчерпывает собой все множество правил, ролей, институций и властных структур, служащих принуждению. Я не замечал, что анархист, у которого горит дом, звонил бы пожарным позже, чем любой другой на его месте, – при всем том сожалении, которое у всех нас вызывает тот факт, что добровольные пожарные бригады вытеснены полувоенными профессиональными государственными образованиями людей в форме. Я очень редко употребляю пищу, которую агробизнес не произвел как товар ради собственной выгоды, – но я не собираюсь держать смертельную голодовку, чтобы выразить протест против такого печального положения дел.

Если бы местные «анархисты» (буде таковые найдутся) и анти-авторитаристы из Сан-Франциско решительно выступили, чтобы разоблачить машину «ПМ» и вернуть ее «в рамки», все было бы совсем иначе. Но одни технологически были на крючке у «ПМ», владельца средств производства, а другие не хотели попасть в число преследуемых. Многие только что присоединились к движению, ничего не знали ни об истории «ПМ», ни о его целях, да и знать не хотели; тусовка функционирует как своего рода машина по выработке цинизма, с одного конца засасывает панков-за-мир и прочих идеалистов, с другого конца через несколько месяцев выблевывает большую их часть в окончательно стухшем виде.

К сожалению, обычная реакция тех, на кого нападает «ПМ», – тихо отойти от дел во избежание надругательств (надежда, которая оправдывается не всегда), пока друзья-попутчики по возможности незаметно выбираются из ситуаций, созданных «ПМ», пытаясь не попасть в списки предателей. Они не ищут других таких же, чтобы вместе вычленить общую основу в пережитом и совместно сделать из нее практические выводы. Вот единственная причина, по которой их истерический стахановский активизм – не борьба с Системой, которой они якобы противостоят, но попытка от нее спрятаться. Некоторые виды оппозиционной деятельности требуют куда большей смелости, чем церемониальное попадание под стилизованный арест. Нужны знания, инициатива и честность – качества, почти неизвестные в чересчур стильном городе, где значок с буквой А в кружке – это не более чем необходимое условие для того, чтобы трахаться с кем-нибудь, мало-мальски держащим марку.

Я не идеал, я тоже делаю ошибки, но отошедшие от дел граждане, которые пытаются уравнять меня с «ПМ», игнорируют (как им отлично известно) несколько обстоятельств. Во-первых (и если это до сих пор не очевидно, то продолжать дальше просто бессмысленно), фундаментальная основа проекта «ПМ» – масштабное вранье в сталинском духе: о его руководителях, о его целях, о совершаемых действиях. Даже по их собственным документам «ПМ» можно уличить во лжи ошеломляющего масштаба. Никто никогда не докажет, что я солгал (сознательно сказал неправду) хотя бы один раз, – в то время как «ПМ» нагло громоздит вранье на вранье, другими словами, как я писал в эссе 1983 года, «строит лабиринты уверток». Мы говорим о десятках, сотнях уверток – не о случайных ошибках или оскорблениях, допущенных в пылу спора.

Во-вторых, «ПМ» хочет иметь и отчасти уже имеет какую-то политическую власть, в то время как мое поведение за все семь лет жизни в Сан-Франциско прямо противоречило тому, чтобы я (или кто бы то ни было) имел власть. «ПМ» проникает в политические и коммерческие учреждения буквально справа и слева. Их влияние на медиа проявилось в организованном ими в 1984 году шоу «Ярмарка конца света» – со спонсорами в лице «It'saboutTimes», газеты на деньги квакеров из Союза Абалон, которой они управляют (посредством Корнфорда, Марси Дамовски и Стива Сталлоне из «ПМ»), а также CISPES, Ливерморской группы действия и других леваков. Кроме того, они пользуются эксклюзивным правом редактировать все, к ним относящееся, в стильно-либеральных «Медиа/Файл» и «Ист-бэй экспресс». С другой же стороны, посторонние издания, посягающие на левацко-«антиавторитарную» территорию «ПМ», должны подчиниться или подохнуть. «Без компромиссов» попал под контроль «ПМ» после того, как напечатал статью КэйтлинМаннинг с одобрением сандинистской диктатуры. Когда в нем в конце концов поместили довольно вялую отповедь Салли Фрай (экс-«ПМ»), в самом «ПМ» не только перестали упоминать «Без компромиссов», но и отозвали оттуда своих агентов (Тома Ветцеля, Чаза Буфе, КрисаВинкса), чем реально и задушили журнал.

В-третьих, «ПМ» впервые применил тактические приемы штурмовиков, до того местной тусовке неведомые. На самом деле, угрозы насилием в первый раз прозвучали четыре года назад, когда Брайан Кейн, в конце в целом хвалебного письма в «ПМ», позволил себе покритиковать открыто высказанное Атанасиу одобрение фабричной системы и высоких технологий, напечатанное в первом номере журнала и продолжающееся до сих пор. К большому удивлению Кейна – которым он, к сожалению, не поделился с публикой еще тогда, когда бесчинство можно было бы придавить в зародыше, – Карлссон и Маннинг, используя технику доброго и злого следователя, сказали Кейну, что никак не могут напечатать письмо ради его же собственной безопасности.

Последовали нововведения в виде телефонного хулиганства, приставаний на улице, насылания федеральных агентов с заведомо ложной информацией и преследования в качестве наказания не имеющих никакого отношения к делу третьих лиц (друзей, любимых, родителей), связанных с обвиненными в чем-то работниками «ПМ». До «ПМ» никто не выносил сор за пределы условно-радикального гетто и не пытался очернить врагов – в основном меня – обзывая их, как «ПМ», «местным сумасшедшим» («PCMagazine»), «социопатом» («Медиа/Файл») и источником «злонамеренной» критики («Ист-бэй экспресс»). Источник последнего обвинения – мой ответ на которое не напечатали – это рецензия члена «ПМ» МарсиДарновски на журнал «ПМ», в котором она работала (о чем даже не сочла нужным упомянуть). Дарновски, бывшая любовница Атанасиу, последовала по стопам Маннинг и уехала в Никарагуа делиться своими компьютерными познаниями с никарагуанским правительством.

В-четвертых, как отмечалось, «ПМ» сделал частью своего арсенала обращение к государству и его правоохранительным органам. Поскольку у «ПМ» есть деньги, чтобы платить дорогим адвокатам, и репутация настоящего коммерческого предприятия, позволяющая требовать защиты от полиции, издание в силах заставить ментов и адвокатов работать на себя. На самом-то деле у «ПМ» в Полицейском управлении Сан-Франциско есть по крайней мере один союзник – детектив Джейсон Вечтер, мой старый враг. Этот опер раскопал меня очерняющую грязь – письмо помершего полицейского Гэри Варна – и отдал «ПМ», который теперь ее распространяет. Сила с ними, и они с Силой.

Все прочие медиа «ПМ» обработал невероятно успешно. Все рецензии, кроме «Обмана категории А» – хвалебные и некритичные, какова бы ни была политическая ориентация издания. По сути одна и та же статья появилась в правом «Сан-Франциско экзамайнер», принадлежащем Хёрсту, в леволиберальных «Матер Джонс», «Медиа/Файл» и «Ист-бэй экспресс», в «Сэнтинеле» из Орландо, штат Флорида, в технофильских «PCMagazine» и «Наука для масс» и в «анархистском» «Матче». Все эти коммерческие предприятия держатся вместе. Задабривания, наезды и вранье «ПМ» многие годы заставляли все основные антиавторитарные издания молчать – прежде всего «Пятое сословие» и (не особенно) экс-ленинистов из «Kickitover!». Уж конечно, любая вещь, которую все эти издания одобряют или обходят молчанием, сама по себе подозрительна.

Раз антиавторитаристы не могут навести порядок в собственном доме – надо ждать, что его забросают камнями люди, которые сами не живут в стеклянных домах. Раз антиавторитаристы не могут распознать наглый, бешеный авторитаризм, пока он прикидывается своим, – что же осуждать рядовых граждан, которые не спешат по их команде отменять государство и капитал? Хью Лонг говорил, что фашизм в Соединенных Штатах вполне возможен, если только он называется как-то еще. Кое-кто из антиавторитаристов берет в товарищи бизнесменов-чернорубашечников – пусть только выговорят магическое слово «антиавторитаризм» и совершат ритуальное поклонение признанным идолам. Ты можешь попасть в утку – но не рассчитывай, что тебе заплатят обещанные сто долларов. Болезнь идеологов – принимать слова за реальность: ошибка, лежащая в основе возвышения «ПМ». Теперь не только есть «Без компромиссов», теперь мы живем действительно без компромиссов. Домовладельцы, призывающие чуму на оба ваши дома, сами заражены. Отошедшие от дел служат ментам. Если движение не сможет очистить себя от шаек вроде «ПМ», в нем останутся только дураки – которых в нем и так слишком много.