Я заперлась в ванной и просидела там битый час. Кимбер и Итан подходили по очереди позвать меня, но я не отвечала, и они сдались. Уверена, им ничего не стоило бы открыть дверь, если бы они хотели, но, к счастью для меня, они оставили меня в покое.

Я всегда презирала мать за пьянство, но, клянусь, если бы у меня под рукой сейчас был алкоголь, я бы выпила — в надежде, что это поможет мне забыться. Я сидела на закрытом унитазе, подтянув колени к подбородку, обхватив ноги руками, и думала: как же мне выбраться из всего этого? Тетя Грейс говорила, что даже если я уеду из Авалона, я все равно останусь мишенью — теперь, когда правда обо мне выплыла наружу. И потом, как мне уехать из Авалона, если паспорт у меня забрали?

Слезы жгли глаза. Ну почему мама не могла быть просто нормальным человеком? Почему она отказывалась пойти на какую-нибудь идиотскую программу типа «двенадцати шагов» и бросить пить? Она ведь даже не пыталась! Если бы она хотя бы попробовала бросить пить, я, возможно, никогда бы не сбежала из дома и не вляпалась во все это. Я не просила ее быть идеальной, я просто хотела, чтобы она была трезвой. Или это так много?

Я всхлипнула, потом вытерла слезы. Если жизнь меня чему-то и научила, так только тому, что слезами горю не поможешь. Именно мне приходилось быть оптимисткой, когда мама оплакивала свой очередной кризис. Я поднаторела в том, чтобы задвигать эмоции на задний план и делать дело, а уж потом разбираться с чувствами. Так я поступила и сейчас. Это было труднее, чем обычно, но в конце концов мне удалось собраться.

Когда я вышла из укрытия, Итан уже ушел. Кимбер опять гремела посудой на кухне, и я пошла туда. Судя по запаху, она что-то готовила. Сперва мне показалось, что пахнет рисом, но потом я поняла: нет, что-то другое. И похоже, что-то вкусное, как подсказал мне опустошенный желудок.

Когда я вошла на кухню, Кимбер пропускала что-то цвета макарон через дуршлаг и помешивала содержимое, которое было похоже на кашицу. Мне вдруг расхотелось есть. Густое нечто стекало мутными каплями в горшочек, стоящий на плите. Когда из дуршлага все вытекло, она выкинула остатки в мусорное ведро.

— Почти готово, — сказала она, не глядя на меня, полностью сосредоточившись на приготовлении странного варева. Пар поднимался ей прямо в лицо, над бровями блестели капельки пота. Что бы за муть она ни готовила, это была тяжелая работенка.

— Боюсь и спрашивать, — сказала я, — что почти готово?

Она влила в горшочек почти поварешку меда и принялась помешивать. Потом включила плиту, и голубоватое пламя заплясало под горшочком.

— Горячий поссет, — сказала она, подошла к шкафчику над раковиной и достала бутылку с темноватой жидкостью — явно алкоголь.

— А что такое «поссет»? — спросила я, глядя, как она наливает в горшочек щедрую порцию… я пригляделась к этикетке… виски.

— Это то, что дают больным и простуженным. Или при головной боли. Или после трудного дня, чтобы восстановить силы. Или от бессонницы. Или…

— Так, понятно. Универсальное лекарство от всех болезней. Но мне еще нельзя пить, мне нет двадцати одного.

Кимбер рассмеялась и отерла пот со лба.

— По закону, мне тоже нельзя. Но мне на это плевать. Я выпила свой первый поссет, когда мне было пять лет. Тебе же не пять лет, правда?

Я потянула носом, пытаясь определить, из чего приготовлен этот поссет, но унюхала только запах виски.

— Но из чего он? Что входит в состав? Кроме лошадиной доли алкоголя, достаточной для того, чтобы я начала танцевать с торшером на голове?

Она пожала плечами и продолжила помешивать поссет, который начал потихоньку дымиться.

— Молоко. Геркулес. Мед. Немного мускатного ореха. Ну, и виски, разумеется.

Что за гадость! Геркулес! Да кто кладет овсянку в напитки? Что бы придумать, чтобы не пить эту гадость, но при этом и не обидеть Кимбер?

Кимбер выключила плиту и достала пару кружек. Каждую она до краев наполнила густой молочной жидкостью. Уверена, я невольно скривилась, но, похоже, Кимбер это не тревожило. Она протянула мне одну из кружек, и я машинально взяла ее. Я стояла, смотрела на содержимое и думала: уж не придется ли мне снова бежать в ванную?

— Обещаю, он не отравлен, — сказала Кимбер, подула на свой поссет и осторожно отпила.

— Нет в мире ситуации, которую не исправил бы хороший горячий поссет.

Я поколебалась еще с минуту. Потом вспомнила, как ночью на нас напали крахены, вспомнила Мерцающие врата и то, что на данный момент я — единственная, кто способен проходить сквозь них. В конце концов, что такое горячий поссет по сравнению со всем этим?

Я сделала осторожный глоток и, естественно, тут же обожгла язык. А жидкость продолжала обжигать пищевод и желудок. Я постучала по груди кулаком.

— Вкусно, — сказала я, прокашливаясь.

Кимбер улыбнулась и стала похожа на Итана как никогда.

— Выпей еще. Он действует благотворно.

Я отпила еще глоток. Вкус меда и виски перебивал остальные, так что я постаралась забыть о том, что пью горячую овсянку. И хотя вслух я этого не сказала, напиток оказался на удивление приятным и успокаивающим. Он был густой, тягучий, и я попыталась не думать о количестве калорий, которые содержатся в нем.

Некоторое время мы пили в молчании. Кимбер снова прибирала кухню, пока она не заблестела так, словно на ней никто не готовил. Я стояла, облокотившись о шкафчик, и потягивала поссет. С каждым глотком он становился все менее горячим и все более приятным. Я убедила себя, что весь алкоголь из него уже давно выпарился, а мышцы обмякли просто от теплого молока с медом.

— Ты что, правда пила его в пять лет? — спросила я Кимбер слегка заплетающимся языком.

— Да, разве что те поссеты, которые готовила мне мама, были немного слабее. И кажется, она добавляла в них не виски, а вино. А так — да.

Она улыбнулась. Смотрите-ка, и на нее поссет подействовал!

— Я же говорила тебе, что поссет — лучшее лекарство, а?

Я кивнула, и голова слегка закружилась, но это было даже приятно. Поссет помог и от тошноты, так что теперь я захотела есть. К счастью, Кимбер предвидела, что аппетит ко мне вернется, и прежде чем я попросила покормить меня, она извлекла из холодильника большую тарелку, на которой были разложены тонко нарезанные фрукты и мини-бутерброды на шпажках. Стоя на кухне, мы принялись опустошать тарелку со вкуснятиной. Мне особенно понравились бутербродики с маленькими огурцами и клубникой (я вообще могла бы одна съесть тарелку таких), но и поссет оказался очень питательным.

— Можно, я спрошу тебя о чем-то? — сказала я, глядя, как Кимбер отправляет в рот пару ягод малины. Она посмотрела на меня с усмешкой, в которой ясно читалось: только этого она и ждала.

Я внимательно изучала клубнику, которую держала в руке.

— Итан со мной заигрывает или так он ведет себя со всеми девушками?

Дело в том, что когда мы были втроем, Кимбер вела себя так, что в голову невольно приходило: да, Итан флиртует. Но я не понимала, зачем ему это надо.

И вот сейчас Кимбер не сразу ответила на мой вопрос. Я осторожно посмотрела на нее исподлобья. Губы ее были поджаты, в глазах было что-то — какое-то выражение, — чего я не могла понять. Вот вам и положительный эффект поссета.

— Да ничего, пусть заигрывает, — успокоила я ее. — У меня все под контролем.

Я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно — как у девушки, к ногам которой парни падают пачками. Но конечно, я врала. Когда Итан смотрел на меня этим своим страждущим взглядом, я забывала, что нужно дышать. И я до сих пор кожей ощущала прикосновение его руки.

Кимбер покачала головой и посмотрела мне прямо в глаза.

— Нет, «все под контролем» — это не про тебя, — сказала она ровным голосом. — Он и не таких, как ты, очаровывал до того, что они чуть из трусов не выпрыгивали.

Я хмыкнула с напускной обидой.

— Много ты знаешь! Между прочим, в школе у меня репутация последней оторвы.

Она рассмеялась.

— Да, и именно поэтому ты каждый раз краснеешь, как помидор, стоит ему посмотреть на тебя?

Провал. Ладно, попробую зайти с другой стороны.

— Ну, хорошо, я немного преувеличила. Но если он и правда заигрывает со мной, то зачем? Мне казалось, парни в его возрасте не интересуются школьницами.

Особенно школьницами-полукровками, да еще и не красавицами.

Снова у Кимбер в глазах мелькнуло это странное выражение, и она долго молчала, прежде чем ответить мне.

— Итану нравится считать себя взрослым мужчиной, но ему только восемнадцать лет. Я знаю, ты младше, но он не считает тебя ребенком и играет на равных. Кроме того, ты — не просто школьница. Ты — Мерцающая. И у тебя есть потенциал стать… очень сильной. А Итана сила привлекает.

Я быстро отвела взгляд, чтобы она не заметила выражения моего лица, каким бы оно ни было. Не знаю, на какой ответ я рассчитывала. Может, надеялась, что она потешит мое самолюбие — скажет, что я такая умная, с чувством юмора, и Итан просто не устоял перед моим обаянием. Естественно, я бы знала, что она меня обманывает, я и в обычной-то жизни не слишком остроумна и высоколоба, а уж рядом с Итаном я вообще вела себя так, словно мой IQ не выше семидесяти.

Но знать, что Итан флиртует со мной, потому что у меня есть некая сила… или будет однажды…

Мое мнение о нем резко изменилось к худшему, хоть я и подозревала, что стоит мне его увидеть — и здравый смысл скажет мне прощай. Я хочу сказать, раз его привлекает сила как таковая, это ведь еще не значит, что я ему понравилась из-за этого, верно? То, что я могу стать могущественной, могло быть просто совпадением. Кроме того, до сегодняшнего дня он не знал наверняка — Мерцающая я или нет.

Я мысленно покачала головой, глядя на себя. Ничего из этого не имеет значения. Пока Кимбер рядом, Итан сможет лишь время от времени бросать на меня обжигающие взгляды. А после общения с Итаном я хотя бы буду знать, как вести себя с парнем, когда встречу того, кто мне больше подходит.

— Я уверена, ты нравишься Итану, — сказала Кимбер ласково. Видимо, она поняла, что мне не доставило радости узнать, что Итана привлекает лишь моя сила. — Он не флиртовал бы так настойчиво, будь это не так. Просто… — Она покачала головой. — Он не из тех, кто будет долго довольствоваться одними взглядами.

— Вы с ним не очень-то ладите, да? — спросила я, понимая, что это не мое дело, но только слепой мог не заметить трений между ними.

Кимбер замкнулась и посмотрела в сторону.

— Слушай, давай больше не будем об Итане, идет?

Вдруг зазвонил телефон. Это было так неожиданно, что я подскочила и вскрикнула. Кимбер спрятала улыбку и сняла трубку.

По выражению ее лица я поняла, что новости были не из приятных. Глаза Кимбер расширились, и она произнесла что-то на неизвестном мне языке — то ли на древнем, то ли на Волшебном. Но все же было понятно, что это ругательство.

Кимбер положила трубку, схватила меня за руку и потащила прочь из кухни.

— Эй! — запротестовала я, упираясь.

— Шшш! — прошипела она. — Звонил Итан. Твоя тетя только что побывала у него и распотрошила всю квартиру. Теперь она направляется сюда.

Я проглотила язык, и Кимбер втащила меня в свою спальню. Я обалдела, когда она распахнула двери своего гигантского стенного шкафа и стала запихивать меня внутрь.

Вся ее квартира была так чисто вылизана, словно в ней никто не жил, но вот в шкафу творился настоящий бедлам. На вешалках вперемежку висела зимняя и летняя одежда, полки были захламлены коробками и прочей ерундой, на полу валялись горы туфель, сапог и не пойми чего. Чтобы пролезть сквозь все это, мне понадобился бы радар.

— Тебе надо спрятаться! — настойчиво шипела Кимбер. — Или тебе понравилось коротать время с Грейс и Лакланом?

Я не вполне верила в то, что тетя Грейс хотела, чтобы я исчезла навсегда. Но и сильного желания, чтобы меня снова заперли, я не испытывала. И хотя я не сказала бы с уверенностью, что ненавижу тетю Грейс, признаваться ей в нежных родственных чувствах я бы тоже не стала.

И я полезла в шкаф. Кимбер подталкивала меня сзади, убирая одновременно с моего пути то коробку, то какую-нибудь вещь. В конце концов я оказалась зажатой в углу между высокой стопкой обувных коробок, тянущихся от пола до потолка, и пышным платьем с перьями, которые щекотали мне лицо.

Раздался звонок в дверь. Кимбер быстро-быстро покидала обратно в шкаф все, что успела вытащить, пропихивая меня внутрь. Я сидела так глубоко, что даже двери шкафа не видела, я только слышала, каких трудов стоило Кимбер его закрыть. Но вот замок щелкнул, и я осталась одна в темноте. Я вздохнула и закрыла глаза, стараясь не думать о том, что я сижу в темном, запертом шкафу, прячась от злой тетки, которая ищет меня где-то рядом. От моего дыхания перья на ужасном платье Кимбер колыхались и противно щекотали мне нос и щеки. Скоро мне это надоело, и я попробовала выставить руку между лицом и перьями, но теперь они неприятно щекотали руку, и от этого было не легче.

Я ничего не слышала и хотела надеяться, что это означает то, что тетя Грейс не обыскивает квартиру в поисках меня. А раз так, то, возможно, я смогу вылезти из шкафа прежде, чем сойду с ума. Если еще не сошла. А если она ищет меня, подумала я вдруг, она же сможет использовать какое-нибудь заклинание, чтобы найти. Взять на заметку: расспросить Кимбер о том, что может и чего не может магия.

Когда сидишь в темноте и ничего не слышишь, перестаешь ощущать время. Мне казалось, я в этом шкафу уже сто лет. Было душно, и пот лил с меня ручьем. Мне уже не на шутку хотелось ободрать перья с платья Кимбер, которые к этому времени прилипли мне к лицу. Останавливало лишь то, что меня могут услышать, и я себя выдам.

Когда я уже подумала, а не оставила ли меня Кимбер в шкафу после ухода тети Грейс — так просто, шутки ради, — я вдруг услышала голоса, и они приближались. Дыхание перехватило, а сердце застучало молоточком, когда я узнала один из голосов. Это была тетя Грейс.

Я осторожно выдохнула. Пульс участился, лоб вспотел. В шкафу было тесно и душно.

— Хотите посмотреть под кроватью? — спросила Кимбер где-то совсем близко, и в голосе ее звучала издевка, словно ей нравилось происходящее. — Или, может, хотите обшарить шкаф? Хотя на вашем месте я бы открывала дверцы с крайней осторожностью — вещи из этого шкафа часто падают на голову. Не думаю, что она поместилась бы в одной из этих тумбочек, но вы и там можете проверить.

Кимбер что, спятила?! Зачем она специально предлагает тете Грейс обыскать шкаф?

Я зажала рот рукой, когда услышала, как дверь шкафа открывается. Не важно, что я говорила себе, что тетя Грейс не убьет меня — мне все равно было ужасно страшно. Я вжалась в угол. Но так как мы много чего должны были повыкидывать, когда запихивали меня внутрь, тете Грейс пришлось бы продираться сквозь все это шмотье и обувь снова, чтобы найти меня. Звякнули вешалки, посыпались туфли, раздался беззаботный смех Кимбер. Мне хотелось выскочить и дать ей затрещину.

Дверь шкафа громко захлопнулась. В голосе тети Грейс звучала неприкрытая ярость.

— Отлично! — выпалила она. — Вы с братом спрятали ее в другом месте. Но не думайте, что я не найду ее. А ты и все, кто принимал участие в ее похищении, проведут ближайшие двадцать лет за решеткой.

Кимбер что-то сказала в ответ. Я не расслышала ее слов, в отличие от тети Грейс, потому что вслед за этим раздалась громкая оплеуха, а Кимбер ахнула. Я сжала кулаки и закусила губу, чтобы не крикнуть что-нибудь. Мне никогда не нравилась тетя Грейс, и похоже, интуиция меня не обманула. Я принялась шарить руками вокруг в поисках того, что можно использовать в качестве оружия. Если Грейс ударит Кимбер еще раз, я была решительно настроена выпрыгнуть из шкафа и встать на ее защиту. (Да, я знала, что это глупо, но я была бы трусихой, если бы осталась сидеть в шкафу в то время, как Кимбер избивают.) К счастью, больше звуков драки не раздавалось, а вскоре послышались громкие шаги Грейс. Разъяренная, она уходила.