История Британских островов

Блэк Джереми

Книга Джереми Блэка, известного ученого, профессора Экзетерского университета, освещает историю Британских островов с древнейших времен до наших дней. Британские острова — это не только Англия, но еще и Шотландия, Ирландия и Уэльс.

Автор полагает, что картина английской истории вне контекста внутренних взаимоотношений всех островов британского архипелага страдает неполнотой. Британия никогда не была однородной в этническом отношении государством, именно это обстоятельство наложило отпечаток на всю историю этой страны и в конечном итоге привело к появлению Великой Британской Империи. Рассматривая политические, социальные, экономические и культурные аспекты истории Великобритании, английский историк особое внимание уделяет влиянию внутренних взаимоотношений различных частей страны на внешнюю политику этого государства.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Писать эту книгу мне было одновременно и интересно, и тяжело. Интересно, потому что мне пришлось изучить массу литературы; тяжело, так как я должен был следовать четко определенному плану и не превышать установленного объема. Объема текста, исключенного при бесконечных переделках, хватило бы на несколько книг. Это говорит не только о богатстве и разнообразии истории Британских островов, но и о множестве возможных подходов к ней. Любое историческое сочинение с неизбежностью предполагает обсуждение различных методов, противоречивых свидетельств и расходящихся выводов. История Британских островов — это история англичан, ирландцев, шотландцев и валлийцев. Сама Британия в качестве единого государства обладает недолгой историей, и поэтому так важно правильно расставить акценты при рассмотрении отдельных национальных традиций. Несмотря на опасность навлечь обвинения в анахронизме, я использую такие названия, как Англия, Уэльс, Шотландия, Ирландия, Франция и Восточная Англия, чтобы современному читателю было легче понять, о каких областях идет речь. Вследствие провозглашения унии с Ирландией (1800 г.), в 1801 г. возникло государство под названием Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии. После того, как южная Ирландия по англо-ирландскому договору 1921 г. превратилась в Ирландское Свободное государство (с 1937 г. — Эйре), Соединенное Королевство стало называться Соединенным Королевством Великобритании и Северной Ирландии. Таким образом, название Великобритания относится к Англии, Шотландии и Уэльсу. Однако ни Соединенное Королевство, ни Великобритания не позволяют образовать соответствующих прилагательных, так что в обоих смыслах используется прилагательное «британский». В этой книге оно не подразумевает ни существования какого-либо государства, ни метафизического понятия, а скорее, подобно названиям Германия или Италия, относится к географической сущности. Под Британскими островами понимаются Британия и Ирландия.

Это сложный предмет. Очевидно, мы можем придти к важным выводам, если рассмотрим взаимоотношения между составляющими частями Британии и Британских островов. Мы увидим, что эти взаимоотношения во многом носят случайный характер и не позволяют придать понятию Британии никакой телеологической подоплеки. С другой стороны, они наделяют историю различных частей Британских островов большей осмысленностью, чем телеологический подход, так как помещают ее в нарративный и аналитический контекст, отчасти определяемый отношением и сравнением этих частей с другими странами мира. Важно также подчеркнуть тот факт, что история Британских островов в большой степени представляет собой историю различных народов и государственных образований, сравнительно недавно соединившихся под эгидой Британского государства. Поэтому некоторая разрозненность, которой отличается наша книга, возникла вследствие как осознанного намерения, так и попытки обойти утверждение, будто история Британии состоит в сглаживании этой разрозненности. Мы также стремились отвести должное место истории Англии, самой могущественной и населенной части Британских островов, которая могла бы не получить подобающего освещения, если бы мы слишком увлеклись общебританским подходом.

Крайне важно не умалять регионализма английской истории. Ирландской истории посвящена превосходная книга Майка Кронина, вышедшая в этой же серии; вскоре ожидается выход книги по истории Шотландии.

Нет никакого смысла претендовать на олимпийскую отстраненность или дельфийское всеведение. Разная степень освещения событий в географическом, тематическом и хронологическом плане отражает индивидуальный выбор. Эти различия проистекают из моих взглядов и предпочтений, которые присущи любому историку, столкнувшемуся со столь сложной задачей и пытающемуся охватить столь обширный предмет исследования. Я прошу читателя не забывать о том, что содержание этой книги, подход и структура, равно как и неосвещенные периоды и события, отражают ситуацию выбора. Прошлое рассматривается историками по-разному, и эти различия могут привести нас к тому, что мы окажемся втянутыми в эти споры и будем вынуждены посвятить массу сил и времени методологическим вопросам. Читатель может спросить себя, как бы он организовал эту книгу. Я подчеркиваю это обстоятельство, поскольку работал над книгой в убеждении, что учебник или популярное издание не должно обращаться к читателю как к пассивному зрителю, которому нужно предоставить развлечение. Я исхожу из соображений, что мои читатели — умные люди, которым, возможно, не хватило времени на изучение того или иного периода истории, но которые не нуждаются в гладких моделях, удобных подходах и легком слоге — то есть, в случае нашего предмета, в книге, посвященной политической истории. Я надеюсь, что мой выбор содержания и его описания натолкнет читателя на такие же серьезные размышления, как и автора.

Для меня большая честь посвятить второе издание этой книги двум моим старым друзьям и коллегам. Я хотел бы выразить свою искреннюю признательность Биллу Джибсону, Дэвиду Гриффитсу, Кейт Лейборн, Найдже-лу Солу, Нику Смарту и двум анонимным читателям, оставившим ценные замечания по черновому варианту.

Джереми Блэк

 

ВВЕДЕНИЕ

 То, что наше прошлое можно рассматривать со столь разных точек зрения, вызывает еще больший интерес. Перед исследователем встает не только вопрос, что именно освещать, но и как это делать. Составить курс истории сложно, но еще сложнее объяснить причины. В особенности это касается книг, посвященных столь обширному предмету. При написании истории, охватывающей более двух тысячелетий, но сравнительно небольшой объем текста, достаточно распространена тенденция подгонять прошлое под удобные схемы и особо подчеркивать благотворную природу происходивших изменений. Этот вигский подход к британской истории преобладал особенно в XIX и начале XX в.; в его рамках выделялись протестантское единство нации, уважение к собственности, господство закона и главенство парламента, обеспечивающие свободу и порядок, а также националистическая самоуверенность, в которой сочетались патриотическое сознание национальной уникальности с ксенофобией и высокомерным отношением к чужеземцам, особенно католикам. Подчеркивался позитивный вклад протестантизма и либеральных ценностей в благосостояние британцев и социальное развитие, но, с другой стороны, социальные вопросы освещались весьма избирательно, а основное внимание сосредотачивалось на возникновении сильного среднего класса общества.

В современных академических кругах этот вигский подход вышел из употребления в результате развития научной мысли за последние шестьдесят лет. На популярном уровне, тем не менее, традиционная история и исторические штампы все еще пользуются успехом, в целом следуя вигскому курсу и часто не имея ничего общего с академической наукой, как можно судить по книге Роя Стронга «История Британии» (Story of Britain, 1996 г.) и двум томам «Истории Британии» Саймона Шэмы (History of Britain, 2000 г.), вышедшим из печати на данный момент. Кроме того, академические труды, имеющие наибольший спрос и наиболее доступные читательской аудитории, обычно также пишутся в традиционной манере. Прибыль приносят биографии и исторические романы, которые читают и дети, и взрослые. Сходную ситуацию можно наблюдать и в литературе, где читательские предпочтения лежат вне области серьезных жанров. В этой связи стоит отметить неувядающую популярность детектива, отличающегося подчеркнутым выделением роли индивидуума и случая, а также сложным сюжетом и, по большей части, дидактической направленностью. В этом жанре создаются захватывающие, часто поучительные рассказы, которые привлекают внимание читателя. Сочетание художественного повествования и вигского подхода порождает легкодоступное средство для ясного изложения в высшей степени сложного предмета — человеческой истории.

Впрочем, в этой книге мы попытались избежать подчеркивания неотвратимости исторического процесса. На наш взгляд, важно понять, что всегда есть выбор, что политика не предопределяется экономическими факторами или обстоятельствами другого порядка, что важную роль играют случайности и индивидуальные личности. Необходимо осознать неопределенность прошлого, роль случая и восприятия, восстановить человеческий взгляд на представления об истории, слишком часто определяемые некими безличными силами. Если это приведет к увеличению и усложнению вопросов о взаимных отношениях между изменениями и непрерывностью, краткосрочностью и долгосрочностью, не следует упускать из виду, что история — это не цельное зеркало, отражающее наши взгляды, а битое стекло с матовыми или пропавшими стеклышками и сложно различимой или в целом не восстановимой внутренней структурой.

Поэтому выбор центральных тем по большей части определяется личным подходом к многообразной и многосторонней природе исторического прошлого. Две такие темы четко выделяются с первого взгляда: во-первых, политические отношения как между составляющими частями Британии, так и между ними и остальной Европой; и, во-вторых, влияние технологии. Последний вопрос особенно важен и приобретает все большую значимость с течением времени. Воздействие человека на окружающую среду стало гораздо заметнее в эпоху индустриализации и урбанизации, чем в предшествующие периоды. Большинство людей больше не вынуждены зарабатывать себе на жизнь в поте лица; они сидят в офисах и работают на компьютерах, производя товары, трудясь в финансовой сфере или в сфере обслуживания. Им не приходится сталкиваться с угрозой голодной смерти, если они заболеют. Они принимают как должное долгую жизнь и даже благосостояние. Меняются сами люди. Повсеместно распространены прививки, предотвращающие тяжелые болезни. Механические и химические меры контрацепции приводят к вытеснению прежних моделей сексуального поведения и деторождения. Технические и медицинские достижения дают возможность замещать части тела, например, бедро. Люди стали иначе выглядеть: они выше ростом, чем в прошлом; на зубах у них коронки и пломбы; они пьют фторированную воду. Одежда делается из искусственных или улучшенных волокон; производство, окраска и хранение пищи опираются на сочетание современной науки и техники массового производства.

Эти изменения подчеркиваются в главе, посвященной XX в., но ими, конечно, перемены в человеческой жизнедеятельности не ограничиваются. В пример можно привести смещение в сторону «массовой культуры». Распространение грамотности в XIX в. и появление новых средств массовой информации в XX привело к возникновению динамических, постоянно обновляющихся отношений между производителями и потребителями информации и идей. Это повлекло за собой отмирание прежних способов распространения и внушения тех или иных представлений. Необычайно влиятельная пресса, новые информационные средства, такие как телевидение, вовсе не обязательно способствуют распространению радикальных идей — они с тем же успехом могут служить утверждению консервативных взглядов — но, обеспечивая человека беспрерывным потоком информации, они сыграли важную роль в демократизации общества, которой ознаменовались последние полтора столетия. В XIX в. газеты превратились в общепринятое средство ведения полемики, возможно, внеся свой вклад в формирование более мирной и публичной манеры улаживания политических, социальных, экономических и религиозных разногласий. Демократизацию не следует смешивать с демократией, а публичность не подразумевает абсолютной открытости политики, но в XX в. общество получило доступ к большим объемам информации, а ее влияние многократно возросло. Если в 1930-е гг. отношения Эдуарда VIII и миссис Симпсон (позднее герцогини Виндзорской) были известны только узкому кругу лиц, этого нельзя сказать о жизни его внучатого племянника, принца Чарлза. Политики сегодня ожесточенно ратуют за равные права на телеэфир, но возникает и обоснованная обеспокоенность за обеспечение неприкосновенности частной жизни.

Свидетельством изменения обстоятельств может служить сама наша книга. Технология пронизывает все сферы деятельности: использование компьютера позволяет совершенно по-другому подходить к обработке текста. Возникает ясное осознание того, что необходимо создать работу, доступную широкой аудитории. Выбор потребителя играет решающую роль, и цензура или необходимость следовать «партийным установкам» сбрасывается со счетов. В самом деле, во время работы над этой книгой меня больше всего вдохновляла свобода, которую я чувствовал. В Британии можно написать подобную книгу, не столкнувшись со сложностями и не испытывая страха, в отличие от авторов, вынужденных писать во многих других странах мира. Впрочем, радоваться рано — это положение вещей может оказаться недолговечным. Ситуация в Северной Ирландии не внушает оптимизма относительно возможных способов использования истории. Тем не менее сильная сторона британского общества состоит в том, что оно способно взглянуть на себя и свое прошлое без самодовольства или стремления во что бы то ни стало сохранить национальные мифы.

Джереми Блэк

 

1. ДОРИМСКАЯ И РИМСКАЯ БРИТАНИЯ

 

Долгая и сложная история Британских островов отражает взаимодействие человека и различных типов окружающей среды. Британские острова, хотя и являются частью Европы, с эпохи мезолита отделены от нее морем. Они отличаются сложной топографией, различными климатическими условиями и поясами растительности. Следует соблюдать сугубую осторожность, пытаясь перенести в прошлое нашу современную естественную среду: климатические и экономические факторы, даже береговая линия и уровень воды, были другими. И все же, если не вдаваться в подробности, западные и северные области Британии в целом более гористы, климат там более влажный, почвы беднее, а скотоводство преобладает над земледелием. Ирландия по большей части похожа на западную и северную Британию, хотя здесь меньше гор. Тем не менее вследствие сложной геологической истории и большого климатического разнообразия из этого описания Британских островов существует множество исключений. Так, например, на севере и на западе есть плодородные равнины, такие как центральный Лоуленд в Шотландии, Йоркская долина в Йоркшире и Иденская долина в Камбрии, а на юге и востоке можно найти неплодородные области, такие как песчаные пустоши Брекленда в Саффолке или холмы Уилда в Кенте. Несмотря на это, основное разграничение в Англии проходит между более холодным, гористым севером и более теплым и низинным югом, более влажным западом и сухим востоком. Возвышенные области, такие как Пеннины, хребет северной Англии, обычно не являлись центрами политической власти, хотя до римского завоевания в некоторых из них располагались крепости на холмах. Практически на всем протяжении английской и шотландской истории богатство и могущество были сосредоточены на юге и востоке.

Ярким примером влияния ландшафта и климата служит Уэльс. Его большая часть покрыта горами: 60 процентов территории возвышается на 200 метров над уровнем моря. До XIX в., времени появления мостов и тоннелей, такой ландшафт сильно затруднял сообщение: естественные связи в Уэльсе проходили по линии запад-восток, а не север-юг, а это, в свою очередь, наложило заметный опечаток на его историю и политику. Кроме того, в гористой местности трудно возделывать землю. Овеваемый западными ветрами, которые вынуждены подниматься в верхние слои, чтобы пересечь его горы, Уэльс, подобно Шотландии и северо-западной и юго-западной Англии, страдает от обильных осадков, которые вымывают почву в горах. Таким образом, большая часть горной Британии покрыта относительно бедной, зачастую кислой почвой и непригодна для постоянного или интенсивного земледелия. Это приводит к распространению скотоводства, которое не способно поддерживать численность населения на уровне земледельческих областей. Как и в северной Англии, наиболее плодородные районы Уэльса отделены друг от друга бедными местностями. Хорошие земли есть на острове Англси и на северном побережье, особенно в долине Клуйда, а также в Гламорганской долине к югу от главного горного массива и в некоторых других частях южного Уэльса. Между этими землями и горами центрального Уэльса существует большой разрыв. Хотя богатые прибрежные районы в Уэльсе невелики по размерам, в них оказалось сосредоточено столько богатств, что они играли ведущую роль в валлийском обществе и во многом компенсировали бедность горных районов. То же самое можно сказать и о северной Англии.

Первые люди в Европе появились в теплых южных областях, но затем, с улучшением климата, продвинулись в северную Европу. Останки ранних гоминидов и их орудия обнаруживаются во многих местах южной Англии. Здесь оставили свои следы и охотники-неандертальцы, хотя их присутствие гораздо менее заметно, чем во Франции, особенно юго-западной Франции, и Германии.

На смену неандертальцам в период верхнего палеолита (около 35 000 — около 12 000 лет назад) пришли люди современного анатомического типа. Эта долгая эпоха стала свидетелем развития общественных жилищ и технологии каменного века. Люди хранили полезные предметы для будущего использования, у них появились ремесленники, и они научились выполнять работы, требующие разделения труда.

После завершения последней ледниковой эпохи, то есть около 10 000 лет до н. э., лесная зона стала смещаться на север. В Англии деревья холодного климата — береза, сосна и орешник — между 7500 и 5000 лет до н. э. были вытеснены дубом, вязом, ясенем и липой. Эти лиственные леса давали приют разным видам растений и животных. С потеплением климата в Англии появились благородный олень, косуля и кабан, благодаря которым возросла численность охотников-собирателей в эпоху мезолита (около 8300-6000 лет до н. э.). Они были вооружены заостренными кремнями, насаженными на деревянную или костяную ручку, которые можно было использовать как ножи или наконечники стрел. Поселения стали организовываться на более постоянной основе; начала развиваться торговля. По мере таяния льда поднимался уровень моря, и около 6500 лет до н. э. перешеек, соединявший Англию с континентом в южной части Северного моря, исчез.

Это не помешало распространению сельскохозяйственных новшеств. Зерновые культуры были привезены в Англию в V тысячелетии до н. э., хотя люди продолжали заниматься охотой, собирательством и рыболовством. Первые признаки земледелия появились в Шотландии около 4500 г. до н. э. Плуг использовался в южной Англии около 3500 г. до н. э. Это способствовало повышению урожая и побуждало к вырубке леса, о чем свидетельствуют данные спорово-пыльцевого анализа. Домашние животные давали молоко и шерсть, запрягались в плуги и повозки. Скотоводство играло важнейшую роль в экономике, культуре и религии. Звериные мотивы отразились в искусстве той эпохи, а сами животные превратились в религиозные символы, связанные с определенными божествами. Сохранились остатки ферм и деревень, например, поселение Скара Брей на Оркнейских островах, датируемое примерно 3000 г. до н. э.

По мере увеличения численности населения возрастает количество свидетельств постоянного человеческого проживания, которые принимают форму «мощеных» лагерей, культовых памятников и погребальных камер. В Англии, Ирландии, Шотландии и Уэльсе создавались ряды и круги из камней: общее их число приближается к 1000. Они сооружались в период с 3200 по 1500 гг. до н. э. и с течением времени становились все сложнее, свидетельствуя, возможно, о тенденции к ритуальной и даже политической централизации. Нам не известны религиозные обряды этих народов, хотя, очевидно, в них присутствовала связь с астрономическими явлениями. В летнее солнцестояние солнце поднимается по оси Стоунхенджа. Для сооружения таких центров отправления культа, как Эйвбери и Стоунхендж в южной Англии требовались по крайней мере сотни тысяч человеко-часов.

Кремень, необходимый для сельскохозяйственных орудий и топоров, добывался в разных частях страны и служил предметом торговли. Заметным шагом вперед стало установление прибрежных и морских торговых маршрутов. К III тысячелетию до н. э. в южную Британию проникла медная металлургия. За этим достижением в области материальной культуры около 2000 г. до н. э. последовало распространение нового типа захоронений, известного под названием культуры колоколовидных кубков по характерной погребальной утвари: это были индивидуальные захоронения с богатым содержимым, говорящим о социальном расслоении общества.

С 2300 г. до н. э. медный век сменился бронзовым. Бронза — это более тяжелый сплав меди, более пригодный для орудий, который вытеснил не только медь, но и камень. Социальное расслоение стало более четко выраженным. Большие могильные холмы, которые насыпались в областях с торговыми центрами, свидетельствуют о выделении элитного сословия. Кроме торговли, вместе с ростом населения увеличились объемы сельскохозяйственной деятельности. Стали вырубаться и возделываться более удаленные лесные участки. Считалось, что общество бронзового века отличалось воинственностью. Возрастает число находок оружия и укреплений, и это, как полагают, говорит о том, что ведущую роль в обществе той эпохи играли воины.

Им предстояло освоить использование нового металла. Выплавка и ковка железа распространились в Европе из Западной Азии и были принесены в Англию около 700 г. до н. э. К 500 г. до н. э. железные орудия стали использоваться для вырубки леса. Железные мотыги и гвозди внесли существенные улучшения в сельское хозяйство и строительство. Из железа изготавливалось отличное оружие, особенно после того, как люди научились добавлять уголь, чтобы получать сталь.

 «Человек из Уилмингтона», Сассекс

Загадочные гигантские фигуры на склонах холмов, дату создания которых часто невозможно определить, отражают скудность нашей информации по истории древней Британии. «Человек из Уилмингтона» — поистине гигантское изображение; копья, которые он держит в руках, имеют 250 футов в длину. Эта фигура могла быть создана как в Бронзовом веке, так и в средние века; в любом случае, мотивы ее создателей остаются совершенно загадочными.

Англия испытывала давление со стороны кельтов, которые появились в южной Германии около 800 г. до н. э. и распространились практически по всей Европе, включая Францию. Степень кельтского влияния является спорным вопросом. Некоторые черты, характерные для кельтских поселений, кельтской культуры и цивилизации, обнаруживаются в южной Англии, однако не вполне ясно, относить эти особенности на счет широкомасштабного переселения, проникновения более узких групп или торговли. Возможно, свою роль сыграли все три фактора. Этническая история первого тысячелетия до н. э. весьма туманна, и тем не менее, очевидно, что кельты пришли в Британию из Франции (или из Германии, или из альпийских областей). Население увеличилось, дав новый толчок развитию сельского хозяйства. На протяжении практически всей истории Британских островов точки средоточения власти и могущества распределялись в соответствии с географией земледелия. Это утверждение особенно справедливо для доримского периода. Монеты, примитивные города и племенные «государства», возглавляемые вождями и насчитывающие десятки тысяч жителей, существовали в южной Англии, но отсутствовали на севере или в Уэльсе, где относительно низкая численность населения и плохо развитая сельскохозяйственная база не позволяли производить излишки на уровне, достаточном для создания политической и государственной организации. От позднего железного века в Уэльсе, например, почти не дошло следов керамики, хотя сохранились образцы железных орудий. В то же время южная Англия той эпохи поддерживала тесные связи с близлежащими континентальными областями — северной Галлией (Франция) и Голландией. Накануне римского завоевания Англия была далеко не отсталой страной. Ее население составляло примерно 2 миллиона человек и, судя по всему, как в Англии, так и в Шотландии уже шла борьба за жизненное пространство, вынуждавшая людей селиться в неудобных для жизни условиях.

 

Римское завоевание

Завоевав Галлию (Францию), римский полководец Юлий Цезарь счел необходимым лишить бриттской поддержки кельтов, все еще оказывавших сопротивление римлянам. Вероятно, бритты действительно помогали венетам в Бретани. Кроме того, возможно, Цезарь стремился добавить к своей славе очередную победу и дать войскам возможность поживиться. В 55 и 54 гг. до н. э. он предпринимал походы на южную Англию, но сталкивался с неожиданно сильным сопротивлением и морскими штормами. В итоге Цезарь вернулся в Галлию.

При его преемниках Рим установил с Британией торговые связи, но не переходил к военным действиям до 43 г. н. э., когда император Клавдий вторгся в страну, чтобы обрести славу завоевателя и одновременно защитить проримских правителей южной Британии. Римляне быстро захватили южную Англию, несмотря на значительное сопротивление, возглавляемое сначала племенем катавеллаунов и их вождем Каратаком — так их имена звучат в римской передаче, которой мы вынуждены следовать, так как все наши сведения об этой эпохе заимствованы из римских письменных источников. В погоне за Каратаком римляне вторглись в Уэльс.

В 60 г. н. э. Светоний Павлин отправился в поход на северный Уэльс против кельтских жрецов-друидов и их сторонников, настроенных против римского владычества. Его подтолкнуло к этому шагу восстание племени иценов в восточной Англии под предводительством Боудикки (Боадицеи), которое вспыхнуло из-за возмущения грубыми действиями римлян и жестокого обращения с правящей семьей — Боудикка подверглась бичеванию, а ее дочери были изнасилованы. Восставшие разрушили главные римские поселения, но Павлин разбил иценов в сражении и затем «усмирил» мятежников. Боудикка погибла, вероятно, покончив с собой.

В 70-е годы римляне продолжили наступление. В 71 — 74 гг. было покорено племя бригантов, а затем Уэльс. К 78 г. н. э. под римской властью оказались вся Англия и Уэльс, и такое положение сохранялось вплоть до разрыва связей с Римом в 409 г. Тем не менее завоевателям не удалось захватить все Британские острова, и существование пограничной полосы вынудило римлян затрачивать достаточно большие средства на оборону и держать в Англии относительно многочисленные войска. В результате Британия играла важную роль в борьбе за императорскую власть. Горная Шотландия никогда не подчинялась римлянам: условия местности и хорошая оборона не представляли интереса для захватчиков. Агрикола, наместник Британии в 77-83 гг., вторгся в Шотландию, одержав важную победу при горе Гравпий, но захватил лишь низинную часть страны. Хотя в дальнейшем он предполагал завоевать и Ирландию, римляне так и не предприняли для этого никаких действий. Таким образом, римское завоевание, хотя и объединило южную Британию в единую общность в первый раз за ее историю, также выявило главную черту британской истории: отсутствие единства, которое отчасти отражало различие местных социально-экономических систем, проистекающее из различий в климатических и географических условиях. Кроме того, как в Ирландии, так и в большей части Шотландии наблюдается определенная преемственность с железным веком, хотя вследствие контактов с римлянами или иных причин появляются и некоторые изменения.

Граница была отчетливо обозначена валом Адриана, возведение которого началось при императоре Адриане около 122 г. Вал проходил по линии Тайн-Солуэй, по самой узкой части острова. Он должен был защитить Англию от вторжений с севера и обеспечить контроль над горной местностью, препятствуя свободным перемещениям. Мир, установившийся на юге, способствовал романизации. Римское гражданство могли получить не только римляне или жители Италии. Неримляне также могли сделать успешную карьеру.

В Англии распространились римские культы, смешавшись с местными кельтскими верованиями. В IV в., когда государственной религией было объявлено христианство, между Англией и континентом установились еще более прочные культурные связи, в отличие от не завоеванной римлянами Шотландии. Доримские культы и жрецы-друиды, уничтоженные римлянами, а также культы олимпийских богов, введенные после завоевания, не обладали территориальной организацией и четким вероучением. Впрочем, именно римские боги еще до христианства связали Британию с континентом. То же самое можно сказать и о культе Митры, имевшем персидское происхождение и особенно популярном в римской армии. Митра считался посланцем бога света, ведущим вечную борьбу со злом и тьмой. Поклонники Митры обычно собирались в подземных или частично подземных святилищах. На эти собрания не допускались женщины.

Кроме того, продолжали существовать доримские языческие культы. Римское влияние ощущалось в городах, но за их пределами романизация вряд ли была сильно заметна.

В римской Британии была создана система городов, связанных дорогами, а также романизованных ферм или вилл. Такие города, как Лондиний (Лондон), Линдум (Линкольн) и Эборакум (Йорк), стали политическими, торговыми, культурными, и, наконец, христианскими центрами. Некоторые города возникали вокруг римских крепостей, но наряду с ними строились и поселения, обязанные своим возникновением местной элите, охотно перенимавшей римскую культуру и образ жизни. Упрочившиеся связи с континентом вызвали экономический подъем. Британия была ценным источником минералов, особенно серебра, свинца, золота и железа. Таким образом, она непосредственно участвовала в экономической и финансовой жизни империи. Горное дело приобрело особое значение в Уэльсе. Хотя добыча руды производилась здесь и в доримские времена, теперь она была существенно расширена. В Долейкоти добывалось золото, в Холкине — свинец, а на острове Англси — медь.

В римской Британии совершенствовалось сельское хозяйство. В конце III— начале IV вв. появились более тяжелые плуги, к которым был приделан резак. Благодаря им теперь можно было проводить более глубокие борозды и распахивать участки с трудной почвой. С появлением двуручной косы сено стали заготавливать быстрее и в большем объеме, а это, в свою очередь, позволяло заготавливать больше корма для скота на зиму. Сооружались печи для сушки зерна, был введен севооборот. Судя по количеству археологических находок римского периода, производство товаров и торговля многократно возросли по сравнению с железным веком. Процветание сельского хозяйства привело к строительству множества вилл — больших домов знати в сельской местности, сооруженных в римском стиле и снабженных обогревом по римскому образцу. Еще одним свидетельством человеческого воздействия на окружающую среду является исчезновение медведей в Англии к концу римской эпохи. Продолжалась вырубка лесов на английских равнинах.

 

Конец римского владычества

Подобно прочим частям Римской империи, Британия страдала от все более масштабных нападений варваров: пиктов с севера, ирландцев с запада, англов, ютов и саксов из северной Германии и Дании. К 270 г. образовался так называемый Саксонский берег — прибрежная полоса из десяти укреплений, протянувшаяся от Бранкастера в Норфлоке до Портчестера в Гемпшире. К 350-м гг. атаки усилились, а успешное нападение 367 г. привело к значительным разрушениям. Порядок был восстановлен Феодосием в 368-369 гг. Тем не менее варварские набеги вызвали упадок торговли и городов, который охватил Британию в IV в. Например, в Веруланиуме (Сент-Олбанс) театр стал использоваться в качестве свалки.

Голова Митры

Римское завоевание и охлаждение к пантеону традиционных римских богов привело к проникновению на территорию Британии новых религий. Победившее в конечном итоге христианство на первых порах имело сильных соперников. Культ ближневосточного бога Митры был особенно распространен среди римских солдат. Храмы Митры, датируемые начиная с III в. до н. э., обнаруживаются во многих областях Англии, в том числе и в районе стены Адриана. Эта голова найдена в Уолбруке (лондонский Сити).

Боеспособность империи была подорвана, а связи с Римом ослабли в результате появления в Британии таких претендентов на императорскую корону, как Магн Максим в 383-388 гг. и Константин III в 406-409 гг. В 406 г. варвары хлынули в Галлию. Оказавшись под угрозой изоляции, Британия избрала собственного императора Константина III, который увел в Галлию значительную часть войск, стоявших в Англии. Обратно они не вернулись. Римско-бриттское население, разочарованное действиями Константина, изгнало его ставленников в 409 г. и призвало истинного императора Гонория восстановить законное правление. Ведя ожесточенную борьбу в Италии с Аларихом, вождем вестготов, которому удалось в 410 г. захватить Рим, Гонорий мог лишь посоветовать британцам самим заботиться о своей обороне. Это означало конец римского владычества в Британии, хотя и не конец римской Британии. Тем не менее последующий распад римской Британии на несколько королевств показывает, что преувеличивать ее внутреннее единство не следует.

 

2. САКСЫ, ВИКИНГИ И КЕЛЬТЫ, 400-1066 гг. н. э.

 

Англо-саксонское завоевание

V в. — чрезвычайно темный период. Первые германские поселенцы были неграмотны, а Беда и прочие писатели более поздней эпохи приводят сведения, отличающиеся от археологических данных. Впрочем, свидетельства археологии следует использовать с крайней осторожностью, поскольку они зачастую с трудом поддаются интерпретации, а их неравномерное распределение отчасти отражает территориальную разбросанность раскопок и полевых исследований. Далек от разрешения вопрос о том, в какой степени следует подчеркивать преемственность или разрыв между римской Британией и Британией после ухода римлян. В частности, неясно, происходили ли в то время масштабные переселения племен или вторжения небольших групп воинов, — по этому вопросу продолжаются оживленные споры.

Захватчики атаковали восточную и южную Англию. Юты поселились в Кенте, на острове Уайт и в Гемпшире; саксы — в южной Англии (Сассекс — южные саксы, Эссекс — восточные саксы), англы — на землях дальше к северу.

Тем не менее здесь варвары натолкнулись на более продолжительное и успешное сопротивление, чем во Франции, Испании или Италии, хотя борьба с чужеземцами серьезно осложнялась внутренней раздробленностью. Возможно, одной из причин ожесточенного сопротивления являлись опасения римско-бриттской элиты, так как ей было что терять: в Британии не произошло такой ассимиляции с захватчиками, как, скажем, во Франции. Около 500 г. бритты, как гласит легенда, под предводительством Артория (Артура), вероятно, победили саксов в решающем сражении у горы Бадон, и, возможно, победа праздновалась в большом пиршественном зале в крепости на холме в Южном Кэдбери, который, может быть, нашел отражение в легенде о Камелоте.

Тем не менее германцы постепенно завоевывали Англию, и большая часть римской Британии была разрушена или пришла в упадок. Однако это не оказало губительного влияния ни на христианство, ни на романизацию. Археологические исследования, способные хоть в какой-то мере пролить свет на этот период, весьма скупо освещенный письменными источниками, показывают, что в крупных городах жизнь не замирала. В завоеванных областях сохранилось римско-бриттское население — в основном, рабы и крестьяне. Высокий уровень численности населения, отличавший римскую Британию, поддерживался вплоть до середины VI в., то есть до эпидемии бубонной чумы, которая опустошила множество европейских стран. Считается, что бритты по-прежнему составляли основную массу, но приняли культуру господствующей военной элиты захватчиков. Археологические данные говорят о том, что новые поселенцы последовали примеру романизированных бриттов, избегая глиноземов и предпочитая легкую почву на гравие, песке и меле. Вследствие этого англосаксы расселились на уже обжитых землях; хотя распространенный в названиях местностей элемент ley (от древнеанглийского leah), означающий росчисть под пашню или поселение, говорит о продолжении вырубки лесов.

И все же язык и культура римской Британии так и не оправились от перенесенных бедствий, а с упадком торговли в Англии утвердилось натуральное хозяйство.

Английское общество приобрело грубые воинственные черты. Судя по археологическим данным, уменьшилось количество керамики и монет. Все захватчики были язычниками, и христианство в Англии оказалось на грани исчезновения. Христианство не было широко распространено в Британии и при римлянах. Не вполне ясно, насколько оно, даже являясь государственной религией, было укоренено хотя бы в высших слоях британского общества. По мнению некоторых ученых, римско-бриттская элита оставалась языческой.

В VI в. англы и саксы достигли значительных успехов; юты не были столь удачливы. Одно из самых крупных саксонских королевств, Уэссекс (королевство западных саксов), образовалось в районе Дорчестера (на Темзе) и в Гемпшире и стало быстро раздвигать свои границы в западном направлении, хотя Дорест в его состав вошел лишь в конце VI или начале VII в., а Корнуолл — лишь в 838 г. Англы основали королевства в Восточной Англии, центральных графствах (Мерсия), Йоркшире (Дейра) и к северу от Тиса (Берникия). Последние два государства соединились, образовав Нортумбрию, захватившую бриттские королевства Элмет и Регед и ставшую главной силой в Северной Англии.

Было бы неправильно считать эти столетия просто Темными веками, характеризовавшимися исключительно насилием, жестокостью, разрушениями и бедствиями. В рамках долгосрочного подхода мы можем рассматривать Темные века в доримском свете, а саму романизацию — как явление, наложившееся на более естественные и глубинные «ритмы» преемственности в развитии поселений, земледелия и торговли.

У нас также есть основания дать положительную оценку некоторым сторонам англосаксонского общества. На кладбищах было обнаружено большое количество ранней англосаксонской керамики и металлических изделий. Богато украшенная утварь, частью завезенная с территории Европы и из Византии (Восточной Римской империи), была найдена в корабельном захоронении в Саттон-Ху (около 630 г.) и, в меньшей степени, в Снейпе и на кентских кладбищах. Это свидетельствует о благосостоянии восточно-английской и кентской династий и о прочных связях с континентом. В Саттон-Ху близ Вудбриджа (Саффолк), вероятно, был погребен король Восточной Англии Редвальд. Исключительно высокое качество украшений, найденных в этом захоронении, говорит о богатстве и роскоши, свойственной высшим слоям общества в VII в., и наводит на размышления об утраченных сокровищах англо-саксонской цивилизации. В какой-то мере, наверное, можно говорить о возрождении. Захоронение в Саттон-Ху было бы немыслимо в предшествующем столетии. Оно отражает новые политические реалии и упрочение связей с континентом.

 

Шотландия и Ирландия

Положение в Шотландии известно нам в гораздо меньшей степени. От пиктов, занимавших земли к северу от Ферт-оф-Форт, до нас дошли прекрасные образцы искусства, особенно резные камни, судя по всему, создававшиеся для знати. Пиктские короли доказывали свою доблесть на войне и охоте. При них находились жрецы — колдуны или шаманы.

Скотты, по данным поздних хронистов, были ирландцами, поселившимися в Аргайле, вероятно, еще в IV в. Впрочем, возможно, что подобные сообщения преувеличивают влияние Ирландии: скорее всего, вместо широкомасштабного переселения нужно говорить о перемещении небольших групп вследствие изменения политической ситуации. В конце концов королевство скоттов Дал Риада с центром в Дунадде, извлекшее немалую выгоду из прочных связей с христианством, поглотило пиктские королевства, образовав новое государство Альбу (гэльское название Британии) в IX в.

История Ирландии этой эпохи также туманна. Здесь, как и в северной Шотландии, никогда не было римлян. Известно, что в V в. в Ирландии распространилось христианство. Вероятно, оно было принесено в южную Ирландию из западной Британии еще в предшествующем столетии. Святой Патрик приехал из Британии, скорее всего, Камбрии, в V в., и к моменту его прибытия в Ирландии уже существовали христианские поселения. Ирландцы поддерживали культурные связи также с Испанией и западной Францией. Таким образом, Ирландия была христианизирована, но не романизирована. Ее культура представляла собой сложный сплав различных элементов: языческих и христианских, устных и письменных, местных и заимствованных.

Если смотреть шире, то кельтское христианство можно по праву назвать динамическим культурным явлением. Торговцы распространили его на территории от Фарерских островов и Шотландии до Ирландии и Корнуолла, а с V в. начинается активная деятельность великих кельтских святых-миссионеров — Патрика, Давида, Колумбы, Брендана и Колумбана. Отличительными чертами кельтского христианства являются монашество, мистицизм и присутствие языческих пережитков. Христианство вступило в тесное взаимодействие с кельтским искусством: появились искусно украшенные каменные кресты, сочинялись гимны.

 

Уэльс

Столь же темна история Уэльса V в. Городская жизнь поддерживалась в римских поселениях в Каэрлеоне и, возможно, Кармартене, а в юго-восточных районах Уэльса, вероятно, продолжали существовать римские фермы. Римское влияние все еще ощущалось как в политической, так и в культурной сфере, но римская система ушла в прошлое. Уэльс перестал быть частью империи, распавшись на ряд политических образований, преимущественно по племенному признаку, во главе с военными вождями. Морские торговые маршруты сохраняли свое важное значение для Уэльса и после ухода римлян. Теми же путями происходило распространение христианства и переселение ирландцев. В V в. здесь началась миссионерская деятельность выходцев из Галлии.

Хотя вследствие отсталости этой области в политическом и культурном отношении по сравнению со многими районами Англии мы располагаем крайне скудными достоверными сведениями об истории Уэльса в I тысячелетии н. э., тем не менее мы можем наметить главные тенденции. Христианство быстро набирало силу. Мы располагаем сведениями о монастырях, церквях и отшельниках. Очевидно, церковь играла важную роль в культурной жизни. Несмотря на это, хотя в богослужении, на надгробиях послеримской эпохи и в других надписях использовалась латынь, кельтский язык до-римского и римского времени оставался языком повседневного общения и начал трансформироваться в валлийский. Именно на этом этапе из кельтского языка выделились бретонский (в Бретани), корнский, валлийский и кумбрийский (в Стратклайде). Общая «кельтская культура» объединяла Уэльс с другими областями Британии, не захваченными англосаксами. Древняя культура или, по крайней мере, язык пережил как римское, так и англосаксонское завоевание. От середины первого тысячелетия н. э. до нас дошло совсем немного надписей, но зато во второй половине в изобилии представлены образцы христианской каменной скульптуры.

Впрочем, до VI в. или даже более позднего времени ни у кого — ни у племен, обитавших на территории современного Уэльса, ни у англов, ни у саксов, ни у римлян — не было представления об Уэльсе или Англии в нынешнем смысле слова. Уэльс был раздроблен на несколько королевств. Считается, что валлийская поэзия берет свое начало в VI в. с появлением Талиссина и Анейрина. Талиесин создал ряд поэм, в которых восхвалял Уриена Регедского и его сына Овайна. Регед располагался в области Карлайла. Анейрину принадлежит одна большая поэма — Гододдин — посвященная его господину, Миниддогу Муйнвауру, королю Гододдина — области между Фортом и Тайном — который послал отряд воинов вернуть под свою власть стратегически важный город Катрайт (Каттерик) в современном Йоркшире. Эти поэты писали по-валлийски для валлийских князей, но жили в Дин Эйдине (Эдинбурге).

Уэльс сохранил культуру древней цивилизации, которая была по большей части уничтожена англо-саксами. Борьба с чужеземцами длилась долгое время; в итоге в конце VIII в. по приказу короля Мерсии Оффы был сооружен ров (ров Оффы), который стал зримым воплощением границы между Уэльсом и Англией. Нигде на Британских островах не было более непреодолимой черты. С наступлением англосаксов и позднее нормандцев начинается история собственно Уэльса, который получил свое название от англичан: саксы называли бриттов Walas или Wealas, что означает «рабы; иноземцы»; сами валлийцы называли себя Cymru.

По мере продвижения англо-саксов на запад прерывались связи между сохранившимися римско-бриттскими обществами: Камбрия (Стратклайд), Уэльс и Корнуолл уже никогда не могли действовать заодно. Борьба за власть над северной Англией определила будущие политические границы Британии. В 616 г. король Нортумбрии Этельфрит захватил Чешир, отделив Уэльс от Камбрии. В битве при Честере погиб король Поуиса. Преемник Этельфрита Эдвин продолжил наступление на Уэльс и в 629 г. нанес поражение королю Гвинедда Кадваллону. Тогда христианин Кадваллон вступил в союз с язычником Пендой, королем Мерсии, и в 633 г. они напали на Нортумбрию. Эдвин был убит в сражении при Хитфилде. Однако в следующем году Кадваллон в свою очередь погиб в бою с племянником Эдвина Освальдом, и валлийцы оказались оторваны от камбрийцев. Связи с кельтами, обитавшими в юго-западной Англии, были прерваны в 570-е гг., когда саксы захватили Глостершир. Уэльс стал главным прибежищем остатков римско-бриттской цивилизации.

 

Распространение христианства

Вытеснив религиозное многообразие римской и послеримской Британии, христианство в культурном отношении гораздо прочнее связало Британские острова с континентом. В 597 г. в Кентербери, столицу Кента, прибыли посланцы папы Григория Великого во главе с Августином. Римская миссия достигла определенных успехов в юго-восточной Англии, но заслуга обращения в христианство большей части Британии принадлежит ирландской церкви. Христианские миссионеры прибыли в Шотландию из Ирландии. Хотя ирландская церковь и имела епископальную систему, гораздо более важную роль в ней играли многочисленные монастыри, такие как Арма и Клонмакнойс. Именно они служили центрами сосредоточения религиозной, миссионерской и культурной деятельности. В 563 г. ирландский монах Колумба основал монастырь на острове Иона у западного берега современной Шотландии. В начале VIII в. усилиями ирландских святых в христианство были обращены пикты. В 635 г. монахи из Ионы во главе с Айданом основали в Нортумбрии монастырь Линдисфарн. Оттуда началась христианизация Мерсии. Ирландская церковь оказывала огромное культурное влияние на англосаксонскую Британию. Существовала определенная напряженность в вопросах о верховной власти папы и точной дате празднования Пасхи, однако при поддержке короля Нортумбрии Осви на соборе в Уитби 664 г. возобладали римские обычаи, Иона потеряла главенство над нортумбрийской церковью, и была расчищена дорога для создания английской церкви под руководством Феодора Тарсийского, которого папа поставил архиепископом Кентерберийским.

Теперь главным центром миссионерской активности стала Англия. Английские миссионеры принесли христианство в Голландию, Германию и позднее в Скандинавию. На территории самих Британских островов церковь, уверенная в поддержке светской власти, постепенно изничтожала языческие культы и обряды. С конца VII в. в крупных городах начали строиться монастырские церкви, хотя приходские церкви стали возникать не раньше X-XI вв. В Уэльсе первые церкви (Пап) до X в., скорее всего, представляли собой огороженный участок с местом поклонения. Христианство несло с собой грамотность и образование, а также начатки письменного права, создававшегося не в последнюю очередь с целью защитить церковнослужителей и их собственность. Письменные соглашения могли составляться для передачи прав на землю. Общество становилось хотя бы отчасти правовым.

Христианство дало толчок возникновению новых форм англо-саксонского искусства, таких как каменная скульптура и иллюминация рукописей. В Линдисфарнском Евангелии, одном из прекраснейших произведений монастырского искусства, созданном между 689 и 721 гг., заметно влияние ирландского письма и орнаментики. Многие мотивы уходят корнями в языческую эпоху, но другие отражают воздействие средиземноморского христианства. Достижения англо-саксонской культуры демонстрируют каменные кресты, такие как Бьюкаслский и Рутвельский. Вероятно, они являлись надгробными памятниками или знаками святилищ. На этих крестах вырезаны искусно выполненные изображения и сцены. На Рутвельский крест руническим письмом нанесена англо-саксонская поэма «Видение креста», представляющая собой рассказ о распятии Иисуса.

 

Образование крупных королевств

Самым важным политическим явлением в период VI-VII вв. в Англии было соединение множества небольших княжеств в три крупные королевства — Нортумбрию, Мерсию и Уэссекс. Этот процесс можно описывать в терминах клеточной структуры, когда небольшие частицы, изначально, вероятно, обязанные своим возникновением деятельности успешных воинских отрядов, сливаются в единицы более крупные. Почему одни области утратили статус независимых королевств, а другие вступили в эпоху расцвета, объясняется случайностью, в том числе и личными качествами правителей, и военными столкновениями. Сначала важное место' занимали Кент и Восточная Англия, но они так и не сумели извлечь выгоду из раздвижения англо-саксонских границ, которое благотворно сказалось именно на приграничных королевствах. Королевства Хвикке и Магонсетан, располагавшиеся в западной части центральных графств, поглотила Мерсия, которая с 654 г., а возможно, еще с 630-х гг. включила в сферу своего влияния Восточную Англию, король которой был убит Пендой в битве. С течением времени, особенно с 700 г., правящие династии начали все больше отдаляться от землевладельцев, а королевский суд стал отличаться от обычного права, кровной вражды и поручительства. Такой же процесс шел и в Уэльсе, где менее успешные королевства — Говер, Гвент, Эргинг, Кередигион, Буилт, Брихейниог и Поуис — поглощались более удачливыми. Значительно расширили свои владения

Деталь «Книги из Келлса»

Книга из Келлса начала составляться, вероятно, около 800 г. ирландскими монахами на острове Иона. Затем монахи бежали от викингских нападений и поселились в Келлсе (графство Мит), где и закончили свой труд. Ирландские монахи играли заметную роль в Западной Европе, отличаясь большой ученостью и миссионерской активностью. Они занимали важное место при дворе Карла Великого и проповедовали христианское учение в Германии. Расцвет ирландской культурной и интеллектуальной жизни был подорван викингскими нашествиями.

Гвинедд на северо-западе, Дивед на юго-западе и Гливисинг на юго-востоке. Эти королевства располагались в наиболее плодородных частях страны. Впрочем, немалую выгоду они извлекли также из относительной удаленности от Англии. Напротив, Поуис на востоке Уэльса значительно пострадал от агрессии мерсийцев. Ирландия была разделена примерно на 100 маленьких племенных королевств. Менее сильные короли попадали в зависимость от более могущественных, и к VIII веку некоторые правители существенно расширили сферу своего влияния. В Ирландии и некоторых других частях Британских островов появились «верховные короли».

Отношения между королевствами отличались крайней переменчивостью. Достичь длительной гегемонии было очень сложно. В 590-е гг. в Англии положения верховного короля сумел добиться король Кента Этельберт, но большую часть последующего столетия этот статус принадлежал королям Нортумбрии — Освальду (634-641), Осви (641-670) и Эгфриту (670-685). Их владения находились между Хамбером и Фортом в восточной Британии и между Мерси и Эйром в западной, и иногда их верховную власть признавали правители Мерсии, Уэссекса, Стратклайда, а также князья пиктов и скоттов. С другой стороны, их верховенство оспаривал король Мерсии Пенда (632-654).

Поражения от Мерсии (678 г.) и пиктов (685 г.) положили конец гегемонии Нортумбрии. В 685 г. Бриде, король пиктов, разгромил нортумбрийцев при Нехтансмере близ Форфара. В битве погиб король Эгфрит. Вследствие того, что Нортумбрия после этого так и не сумела вернуть себе прежнее могущество, данное событие следует считать определяющим для установления будущих географических и политических отношений между Англией и Шотландией.

На смену Нортумбрии пришла гегемония Мерсии, достигшей наибольшего влияния при Оффе (757-796).

Он установил свою власть над такими ранее независимыми королевствами, как Эссекс, Линдси, Восточная Англия, Кент и Сассекс. Уэссекс признал верховную власть Мерсии в 786 г., а в хартиях Оффы по крайней мере один раз встречается титул «король англичан». Оффа прославил свое имя прежде всего рвом, обозначившим границу с Уэльсом и протянувшимся от устья Северна до реки Ди. Его строительство показывает высокий уровень организации работ и мерсийской системы управления, как и чеканка первой серебряной монеты. Ров Оффы отражает давление, оказываемое англичанами на Уэльс и которого не испытывали в такой степени Шотландия и Ирландия, хотя сам ров не положил конец экспансии мерсийцев в восточном направлении.

Тем не менее ни одному королевству так и не удавалось достичь полной власти над Британией на длительный срок. В 802 г. отказался признавать верховную власть Мерсии Уэссекс; в 820-е гг. Мерсию ослабили конфликты с Уэльсом и династические междоусобицы; а в 825 г., разгромив мерсийцев при Рафтоне, король Уэссекса Эгберт захватил Кент, Эссекс, Серрей и Сассекс. В 829 г. он присоединил Мерсию, но она вскоре вновь обрела независимость. Таким образом, вряд ли можно говорить о каких-то признаках политической консолидации.

Между тем появились первые, еще не отчетливые приметы появления национального самосознания: постановления Гертфордского собора (672 г.) были выпущены для применения всей английской церковью, а Беда Достопочтенный, нортумбрийский монах, в 731 г. написал «Церковную историю народа англов». Однако это никак не отразилось на политической ситуации. Хотя в 829 г. Нортумбрия также признала верховную власть Эгберта, едва ли кто-нибудь ожидал, что Уэссекс станет центром всеанглийского государства.

Попытки расширить сферу влияния предпринимались и на территории будущей Шотландии. В середине VIII в. Ангус мак Фергус (ум. 761 г.), король пиктов, принудил признать свое главенство королевство Дал Риада, но так и не сумел подчинить себе бриттское королевство Стратклайд. Обширными владениями было сложно управлять, и после смерти Ангуса королевство пиктов ожидали серьезные потрясения. Дал Риада вернула себе независимость, а в 789 г. Дал Риада и королевство пиктов объединились под властью одного короля, образовав новое государство, ставшее примерно с 900 г. носить название Альба. Не вполне ясно, насколько мирным получилось вхождение пиктов в состав нового королевства и было ли оно добровольным.

 

Общество

Сама природа наших источников не позволяет дать сколь-нибудь точное описание общества Британских островов после разрыва политических связей с Римом. Археологические раскопки дают лишь смутное представление о жизни большей части населения, а письменных источников очень мало. Тем не менее новые археологические методики способны представить новые интересные сведения. Так, например, исследования окаменелых человеческих экскрементов свидетельствуют об антисанитарных условиях жизни в Йорке около 950 г.

В стране царило насилие. Вражда между племенами и внутриплеменные междоусобицы создавали такое положение, при котором идеал героизма, отраженный в эпосе «Беовульф», заключался в славе, приобретенной в сражениях. Несомненно, присутствовало и общественное расслоение. По обе стороны Ирландского моря, если не брать правящие классы, существовало разделение на свободных и несвободных людей; последние возделывали землю. Ныне существует четкое различие между государственной властью и гражданским обществом, пользующимися равными правами и имеющими равный статус; однако ранее общество характеризовалось всепроницающим влиянием различных привилегий и, в среде элиты, отношениями, связывающими правителя и подданных, которые носили отчетливо личный, а не безличный характер, — структура дружины или военного отряда. Статус личности определялся вергельдом — различными суммами, выплачиваемыми за убийство человека. В разряд несвободных людей относились как рабы, так и серфы. Впрочем, эти две группы отличались друг от друга по статусу.

Общество было не только иерархически организованным, но и строго патриархальным; доминировали в нем мужчины. В нем играло важнейшую роль уважение к возрасту и власти, религиозной и светской, а также к закону. Среда и экосистема не испытывали сильного воздействия со стороны технологии той эпохи. Физическая мощь считалась необходимым условием жизненного успеха, а мудрость ассоциировалась с возрастом. В те времена не существовало культа молодости, а новшества не приветствовались: эти явления характерны для последних 250 лет, и особенно — последних 80. Тогда же, напротив, общество относилось к прошлому с почтением и больше смотрело назад, чем вперед. Социальные обычаи и установления, основанные на принципе неравноправия, считались естественными и занимали центральное место в политике, понимавшейся как деятельность, которой может и должна заниматься только элита. Несмотря на развитие феодальных отношений и усиление королевской власти, важное значение сохраняли узы родства, определявшие права наследования и обуславливавшие правила кровной мести, вызывавшей ожесточенные раздоры и междоусобицы.

Большая часть населения обитала в небольших деревушках и на фермах. Села развитого средневековья еще не существовали. По мере развития упорядоченной системы земледелия возникали маноры феодального типа. Наследственное держание земли приобретало все более важное значение; статус, права и обязанности тэнов (знати) получили более четкое определение. Наследование играло важную роль в социальных и политических отношениях вследствие особенностей экономического устройства. Главенствующее положение занимали земля и земледелие, а землевладение носило отчетливо неравноправный характер.

Социальное положение весьма различалось по половому признаку. Женщины подчинялись мужчинам, а мужья представляли своих жен в суде. Тендерные модели отражались в религиозных образах, таких как образ Девы Марии и святых. Тем не менее женщины играли важнейшую роль в экономике. Семья была базовой экономической единицей, в которой женский труд занимал немаловажное место. Женщины готовили пищу и шили одежду. Они не были полностью лишены прав. В конце англо-саксонского периода зафиксированы случаи, когда женщины наследовали и завещали земельные владения, а в браке их имущество могло быть раздельным с мужем. Известности могли добиться не только монахини, но и другие женщины — прежде всего, конечно, представительницы королевских династий, такие как Этельфледа, правившая Мерсией в 911-918 гг., и Эмма, жена Этельреда Неразумного и Кнута, принимавшая активное участие в государственных делах. У пиктов королевский трон наследовался по женской линии. Кроме того, какими бы правами и статусом не обладали мужчины, супружеские отношения всегда подразумевали личную привязанность, которая играла столь же важную роль и в отношениях между детьми и родителями.

Однако эти личные связи подавлялись в условиях общества, в котором главная власть принадлежала только одному полу — мужскому. В обществе с наследственным статусом женщины воспринимались прежде всего как рабыни или фишки в политической игре. Общественная организация, ориентированная на военную составляющую и поддерживающая героические идеалы, практически не оставляла места для независимых женщин. Кроме того, женское поведение рассматривалось прежде всего через призму религиозных представлений. Наряду с такими положительно окрашенными образами, как образ женщины-матери, невесты и жены, существовала сильная негативная традиция приписывать женщинам роль блудницы или шлюхи.

На Британских островах со времен ухода римлян преобладал сельский уклад жизни, отражавшийся на экономике, политике и идеологии. В VIII в. благодаря торговле значительного процветания и развития достигли крупные порты — Ипсвич, Лондон, Саутгемптон и Йорк, однако в IX в. жизнь в этих городах замерла. К X в. в Англии образовалась более обширная сеть городов по мере того, как Альфред и его преемники основывали все новые бурги (укрепленные поселения). Саутгемптон, начавший строиться, вероятно, еще при Инэ, короле Уэссекса (688-726; он также основал Таунтон), занимал площадь примерно в 111 акров и являлся главным центром торговли и чеканки монет, хотя и переносился с одного места на другое с VIII по X в. В конце VII и в VIII вв. в Англии началась чеканка собственной монеты. И тем не менее, несмотря на усиление как местной, так и зарубежной торговли, преобладающим оставалось сельское хозяйство. Главной статьей экспорта служила шерсть, а города находились в зависимости от поставок продовольствия из сельской местности.

Сельское хозяйство находилось отнюдь не на высоком уровне. Отсутствовало селекционное разведение животных и зерновых. Мало употреблялись удобрения, и поэтому поля покидали, чтобы они смогли восстановить свое плодородие. Поголовье скота снизилось по сравнению с римскими временами и уж тем более уступало современному состоянию; соответственно, скот давал меньше молока и мяса. Главное место занимал тяжелый однообразный ручной труд. Средства сообщения были относительно плохо налажены как в сфере торговых перевозок, так и людских перемещений. Грузовые перевозки на дальние расстояния окупались только при водной транспортировке, однако реки имеют обыкновение замерзать и разливаться, а удача морских плаваний зависела от ветра, волн и приливов. Лошади использовались как тягловый и вьючный скот, а также для военных целей и охоты. Несмотря на эти условия, на протяжении англо-саксонского периода население увеличилось. Например, в Норфолке в VII—VIII вв. происходило укрупнение поселений. И в самом деле, внимание викингов должна была привлечь относительно богатая страна.

 

Викинги

Многие страны Европы в VIII, IX и X вв. захлестнула вторая волна «варварских» нашествий: венгров с востока, арабов с юга и викингов (датчан, норвежцев и шведов) из Скандинавии. Викинги — торговцы, поселенцы и воины — двинулись на восток в Россию и на запад в Исландию, Гренландию и Северную Америку. Основной удар викингских атак в IX в. пришелся на Британские острова, северную Францию и Голландию, а нападения на Британию возобновились с новой силой между 980 и 1075 гг. Возможно, по причине ограниченного количества пригодной для обработки земли в Скандинавии, викинги стали грабить более процветающие и плодородные области и селиться на новых территориях, таких как Британские острова, которые как нельзя лучше подходили для атак с моря. Корабли викингов под парусами, со ступенчатыми мачтами, килями и рулями, были пригодны для долгих плаваний даже в океанских водах, но, с другой стороны, благодаря небольшой осадке, могли передвигаться на веслах вдоль берега или подниматься вверх по рекам, даже если в них было всего три фута под килем.

Англия не подвергалась нападениям с континента на протяжении двух столетий, но в 789 г. в английских водах впервые были замечены датские корабли, а в 793-794 гг. язычники-норвежцы разграбили Линдисфарнский монастырь, главный религиозный и культурный центр Нортумбрии. Скандинавское давление усилилось в 830-х и 840-х гг., охватив все побережье Британских островов. Норвежцы захватили и заселили Оркнейские и Шетландские острова, а также северные области Шотландии, часть ее западного берега, и прибрежные районы Ирландии. Они так прочно обосновались на Северных островах и в северо-восточном Кейтнессе, что в этих областях говорили на диалекте норвежского языка до XVI—XVIII вв. Викинги напали на остров Иона в 795 г. и разграбили монастырь в 802 г.

Ирландия испытала со стороны норвежцев сильное влияние. Их появление впервые отмечено в 794 г., когда они разграбили остров Ратлин. Богатые ирландские монастыри привлекали грабителей, а многочисленные реки и озера облегчали им передвижение. Начиная с 840-х гг. их военное присутствие становилось все ощутимее. Крупные отряды оставались в Ирландии на зиму и отстроили постоянные прибрежные базы. За первой такой базой, Дублином, основанным в 841 г., последовали Лимерик, Уэксфорд, Уотерфорд и Корк: ранние базы были разрушены в 902 г., но затем восстановлены: система «пяти городов» появилась после 917 г. Обосновавшись в Ирландии, норвежцы установили контроль над Ирландским морем и торговыми путями, совершая набеги на Уэльс, остров Мэн и западное побережье Англии. С 850-х гг. норвежцы начали оказывать сильное давление на северный берег Уэльса, особенно на остров Англси, и в 968 г. разграбили королевскую резиденцию самого могущественного валлийского государства — Гвинедда. В 870 г. Олаф, король Дублина, захватил Дамбартон, превратившийся в опорный пункт викингов в Стратклайде. В первые два десятилетия X в. норвежцы заселили побережье северо-западной Англии, а дублинские викинги захватили в 902 г. Виррел. Названия скандинавских поселений с типичными окончаниями на -би, -скейл и -твейт во множестве встречаются в Камбрии и прибрежных областях Ланкашира. Скандинавские названия местностей отмечаются и в некоторых частях Ирландии, например, в восточном Антриме.

Датчане также усилили давление на южную и восточную Англию. Начиная с середины IX в. цель викингов составлял уже не грабеж, а освоение новых земель. Датские захватчики закрепились в юго-восточной Англии — в Танете в 850 г. и Шеппи в 854 г. Датская «великая армия» прекратила действия в северной Франции и вторглась в Восточную Англию (865 г.) и Йоркшир (866-867 гг.). В 866 г. был захвачен Йорк. Уэссекс отразил нападения в 838 и 851 гг., но в 871 г. король Альфред (871-899) оказался в критическом положении и был вынужден согласиться на выплату дани.

Затем датчане обратились против Мерсии, которую и завоевали в 874 г.: король Бургред был разбит при Рептоне и бежал в Рим. Его преемник Кеовульф стал датским данником, и в 877 г. области Мерсии к востоку и северу от Уотлинг-Стрит перешли под власть датчан. В 877 г. викинги предприняли внезапное нападение на Уэссекс, вынудив Альфреда бежать в сомерсетские болота. Однако ему удалось реорганизовать свои силы и нанести поражение датчанам при Эдингтоне (878 г.). За этой победой последовало заключение мира, по которому датчанам отходила область, получившая название Данелаг — область датского права. Наступление датчан остановилось.

Датчане прочно укрепились на завоеванных землях. Об этом говорят названия поселений с типичными окончаниями -би и -торп, а также личные имена, отмеченные в документах и обнаруживаемые на археологических находках; впрочем, вопрос о соотношении датского и английского населения в Данелаге остается предметом споров. Как и в случае с англо-саксонским нашествием, одни исследователи подчеркивают размах переселения, другие же придают наибольшее значение захвату политической власти. Концентрация датских топонимов в отдельных частях Данелага свидетельствует о плотной, но фрагментарной колонизации. Изучение ДНК населения этой области показывает сохранение викингской наследственности до наших дней.

 

Возвышение Уэссекса

Остановив датчан, Альфред перешел в наступление и в 886 г. захватил Лондон. Он всеми силами стремился укрепить Уэссекс, построил флот, установил более эффективную систему военных наборов и создал сеть бургов (укрепленных городов). Эти новшества помогли Альфреду отразить последующие нападения датчан в 892-896 гг. В то же время сопротивление норвежцам набирало силу в Ирландии. Викинги все больше прижимались к своим прибрежным базам и в 902 г. были изгнаны из Дублина, хотя вернули город в 917 г.

Альфред многое сделал для создания настоящего христианского государства. Он составил свод законов, начал чеканить хорошую монету (явный признак процветающей державы), придал королевской власти христианский вид, поощрял образование и создал школы, чтобы из них выходили священники и миряне, способные стать мудрыми и справедливыми наставниками и судьями. Он установил в королевстве мир и правопорядок, благодаря которым оно сумело выстоять под натиском датчан и победить их. Желая оставить свое имя в памяти потомков, Альфред приказал епископу Ассеру составить свое жизнеописание, «Житие короля Альфреда» (893 г.). В этой биографии автор особо подчеркивает набожность и терпение короля, представляя королевскую власть в истинно христианском свете.

Политику Альфреда продолжили его преемники. Борьба с викингами сыграла важнейшую роль в развитии английского государства, точно так же, как викингские вторжения в Шотландию отчасти способствовали усилению и возвышению королевства скоттов. Исчезновение прочих англо-саксонских правящих династий позволило Альфреду и его роду объявить себя «английскими», а не только «уэссекскими» королями. Альфред выступил в роли защитника христианства и всех англо-саксов против язычников-датчан и во многом определил сдвиг в сторону новой политики и нового устройства страны. Однако, хотя наступление англичан при наследниках Альфреда считается реконкистой, сопряженной с изгнанием датчан и норвежцем, в немалой степени речь шла не об отвоевании утраченных владений, а о захвате новых земель, при котором правители Уэссекса распространили свою власть на всю территорию современной Англии.

Огромное значение имел тот факт, что Альфреду наследовали способные и умелые преемники. Эдуард Старший (899-924) и его сестра Этельфледа, правительница Мерсии (911-918), Ательстан (924-939) и Эдмунд (939-946) захватили Восточную Англию, а также находившиеся во власти датчан Мерсию и Нортумбрию. Английская (западная) Мерсия вошла в состав Уэссекса в 918 г. и сошла с политической сцены, на которой в свое время играла такую видную роль. Этельфледа присоединила Дерби и установила контроль над Лестером. Эти деяния были приписаны хронистами, составлявшими Англо-саксонскую хронику, ее брату, королю Эдуарду. Побежденным датчанам было позволено удержать свои земли, и область датского права (Данелаг) сохранила свои особенности, включая и свои законы. Тем не менее датчане приняли христианство.

Завоевание северных районов потребовало больше времени и сил, чем захват срединных графств, не в последнюю очередь благодаря тому, что викингское королевство с центром в Йорке получало значительную поддержку от дублинских викингов в борьбе с Уэссексом. Правители Уэссекса притязали на верховную власть над всей Британией. В 920 г., как сообщают уэссекские источники, правители Шотландии, Йорка, английской Нортумбрии (области к северу от Тиса, не попавшей под власть викингов) и стратклайдских бриттов признали главенство Эдуарда. Его преемник Ательстан взял Йорк (927 г.), вторгся в Шотландию (934 г.), разбил объединенные силы скоттов, стратклайдских бриттов и ирландских норвежцев при Брунанбурге (937 г.) и заключил союзы с государями главных европейских стран. Ательстан считал себя королем или верховным королем, а может быть, даже императором Британии, как видно по его хартиям.

Однако после смерти Ательстана Олаф II, король Дублина, при поддержке местного населения захватил Йорк и северные районы срединных графств. Окончательно Йорк перешел под власть Уэссекса только в 954 г., когда его последний норвежский король Эрик Кровавый Топор попал в засаду и погиб. В результате уэссекская династия заняла ведущее положение в Англии. Эдреда (946-955) можно считать первым английским королем. В 973 г. Эдгар (959-975) провел пышную церемонию коронации в Бате, во время которой он первым из всех правителей был коронован как король всех англичан. Сам этот титул уже использовался Оффой и Ательстаном. Это событие имело огромное значение для формирования единой английской нации. Вероятно, вследствие каролингского влияния (франкской династии, основанной Карлом Великим), особенно представлений о христианской империи, сформулированных Ионой Орлеанским и Гинкмаром Реймсским, которые оказали воздействие на Ательстана и Эдгара, в X в. в Уэссексе установилось понятие государственного устройства, отличное от прежних взглядов на государство как на объединение королевств, характерных, например, для Мерсии времен Оффы. В период от Альфреда до Эдгара были заложены основы английской державы, которая не определялась и не сдерживалась точно очерченными этническими или географическими границами.

Расширявшийся Уэссекс развивался и внутренне. Упрочилась и развилась система округов (shire), которые в свою очередь делились на сотни или уэпентейки, которые отвечали за поддержание порядка и законности. Их общественные суды служили связью между правителями и свободными людьми; должностные лица — элдормены, шерифы, бейлифы и сотники обеспечивали связь правителя и местного населения. Система округов может рассматриваться как шаг на пути к децентрализации, однако она искусно управлялась и сдерживалась королевскими указами. Служба королю вознаграждалась земельными пожалованиями и повышением статуса. Прежние отношения личной верности дружинников своему предводителю принимали территориальную форму, постоянство и аристократический статус.

Также существовала система взимания налогов и военной повинности. Улучшилась чеканка монет, и при Эдгаре она пересматривалась примерно каждые шесть лет, что является крупным административным достижением, которое было бы немыслимо веком ранее. Монеты отражают развитие как денежной экономики, так и административной системы, в которой главную роль играли сбор налогов и учет расходов.

Появление развитой территориальной системы управления шло бок о бок с возрождением церкви, которой нанесли тяжелый удар вторжения викингов и их расселение на британских землях. Начали основываться новые монастыри и вновь заселяться старые. Основы этого процесса были заложены Альфредом, но пика своего он достиг в конце X в. При Дунстане, архиепископе Кентерберийском (960-988), была проведена монастырская реформа, явившаяся откликом на упадок монастырей в IX в. Кентербери, Шерборн, Винчестер и Вустер стали монастырскими соборами. Как и в Шотландии, церковь оказывала монархии административную и идеологическую поддержку, а также создавала условия для развития культурной жизни, включая такие ее стороны, как иллюминация рукописей и резьба по камню.

 

Ирландия

Сопротивление викингам привело к установлению некоторой степени политической сплоченности в кельтских странах; история Британских островов той эпохи проходила под девизом: выживет сильнейший или, по крайней мере, самый удачливый. Маэлсехнайлл I (ум. 862 г.) первым из ирландских королей распространил свою власть почти на всю территорию Ирландии. В битве при Таре (980 г.) Маэлсехнайлл II, верховный король Ирландии, одержал победу над дублинскими викингами и подорвал их военную мощь. Бриан Борома (около 926-1014 гг.), сын короля незначительного ирландского княжества, нанес поражение норвежцам Лимерика в битве при Сулкоте около 968 г., захватил власть над Мунстером, в 1000 г. взял Дублин, низложил Маэлсехнайлла II и в 1002 г. был признан верховным королем. Его победа при Клонтарфе (1014 г.) над Маэлмордой, королем Лейнстера и соперником в борьбе за верховную власть, и его союзниками-викингами из Дублина, Скандинавии и с Оркнейских островов значительно ослабила ирландских викингов, хотя в сражении погиб сам Бриан. Королевская власть перешла к Маэлсехнайллу II, но после его смерти каждый последующий верховный король сталкивался с сильным противодействием. Подлинное политическое могущество переместилось на уровень крупных королевств — Коннахта, Лейнстера, Мита, Мунстера и Ольстера. Каждое из этих королевств, особенно последнее, в свою очередь разделялось на независимые княжества, образованные преимущественно по племенному признаку. Могущественные правители, такие как король Мунстера Турлох О'Бриан (ум. 1086 г.) и его сын Муйртертах (1086-1119), а также король Коннахта Турлох О'Коннор (1119-1156) и его сын Руадри (1166-1183) достигали верховной власти над Ирландией в жестокой борьбе.

 

Шотландия

Нападения викингов ослабили династию Дал Риады, которая захватила власть над королевством пиктов, и в 843 г. ее сместил Кеннет Мак-Альпин (ум. 858 г.), который стал королем скоттов и пиктов. Впрочем, ни ему, ни его преемникам не удалось установить контроль над всей территорией современной Шотландии. Область у Морей-Ферта сохраняла независимость до начала XII в. Не подчинялись шотландским королям также западные острова и побережье, а на юге вне их влияния оставались Стратклайд и Лотиан, который находился во власти Нортумбрии. Преемники Кеннета Мак-Альпина больше внимания уделяли южному, чем северному направлению, и в начале X в. захватили Стратклайд, а затем Лотиан. Приобретение Лотиана было скреплено победой при Карэме в 1018 г. Между Шотландией и Англией не существовало четкой естественной границы; кроме того, Шотландия, как и Англия, не отличалась этническим единством. Она была разнородна в этническом, географическом, экономическом и культурном отношении. Здесь жили скотты, пикты, бритты (в Стратклайде) и англы (в Лотиане). До середины XII в. сохранялась неопределенность, в состав какого государства в конечном итоге войдет территория современной северной Англии, и особенно Камбрия и Нортумберленд, — станет ли она частью Англии или Шотландии?

В Альбе протекали те же процессы, что и в Уэссексе. Церковь — святые, мощи и церковнослужители — обеспечивала идеологическую опору, сильную пропаганду, административную поддержку и упрочение связей с отдельными местностями и областями. От прошлых времен страна унаследовала знатное сословие, а его стабильное положение способствовало укреплению административной власти и военной мощи, усиливая могущество монарха. Хотя в шотландской экономике, общественной жизни и политической системе деньги играли гораздо меньшую роль, чем в Англии, и не чеканилась собственная монета, управление осуществлялось мормарами, правителями крупных областей, и танами, ответственными за сбор налогов и распоряжавшимися на местах.

 

Уэльс

Уэльс из всех четырех «стран» наименее пострадал от викингов, хотя более прочих испытывал давление со стороны соседей. Однако насколько значительным бы ни было английское давление, неправильно сопоставлять внешне сходные валлийские и английские реалии или утверждать, что в политическом развитии Уэльс следовал английскому образцу, а также недооценивать роль внутренних междоусобиц, отчасти носивших династический характер. Неспособность королевств Кередигион и Гуртейрнион в центральном Уэльсе сохранить свою независимость объясняется могуществом Гвинедда и Диведа.

Традиционные валлийские обычаи наследования — раздел собственности между сыновьями — затрудняли преобразование земельных наделов в единое государство, хотя королевская власть, по крайней мере в теории, была неделимой. Такие правители, как король Гвинедда Родри Маур (ум. 878 г.), вероятно, объединяли под своей властью несколько королевств, а после их смерти эти королевства наследовали разные сыновья. Внук Родрй Хьюэл Дда (Хоуэл Добрый, ум. 950 г.) унаследовал лишь Кередигион, хотя впоследствии правил почти всем Уэльсом. Хьюэл был знаковой фигурой, первым валлийским королем, начавшим чеканку собственной монеты. В 928 г. он совершил паломничество в Рим. Согласно поздней традиции, Хьюэл также создал первый свод валлийских законов (хотя, скорее всего, это деяние было приписано ему уже в XII в.). Эти законы закладывали основы кланового общества, просуществовавшего в некоторых отношениях до 1284, а в других аспектах — до 1536 г.

После смерти Хьюэла вспыхнула очередная междоусобица, в которую не преминула вмешаться Англия, все чаще притязавшая на верховную власть над всей Британией. Южный Уэльс еще в 886 г. признал верховенство Альфреда, к которому валлийцы обратились за помощью против викингов, и такое положение сохранялось до начала X в. Валлийские князья приезжали ко двору Ательстана и считались его подданными. При Эдуарде Исповеднике (1042-1066) титулы король Англии и король Британии использовались без каких-либо различий, так как, хотя Ирландия была полностью независимой, Уэльс и Шотландия входили в сферу влияния английской короны.

Политическую географию Уэльса можно сравнить с английской; Уэльс был раздроблен на несколько королевств, и такого титула, как король Уэльса, попросту не существовало. Однако если Англия обязана своим единством викингам, уничтожившим все английские королевства, кроме одного (Уэссекса), то в Уэльсе этого не произошло, а сходный процесс сплочения перед лицом иноземного завоевания отодвинулся на долгое время, вплоть до того момента, когда значительную часть страны захватили англо-нормандцы.

Валлийские правители той эпохи были заняты междоусобной борьбой. Самым значительным событием в до-нормандский период стало возвышение Гвинедда при Лльюэлине ап Сейсилле (ум. около 1023 г.) и его сыне Гриффидде ап Лльюэллине (ум. 1063 г.). Объединение Уэльса осложнялось иноземными вторжениями: дублинские норвежцы оказывали помощь противникам Гриффидда. Валлийские князья, включая и самого Гриффидда, охотно прибегали к такой поддержке. Впрочем, Гриффидд имел серьезные столкновения с англичанами, особенно с Гарольдом Годвинсоном, эрлом Уэссекса. В 1063 году Гарольд вторгся в Уэльс одновременно с суши и с моря; Гриффидд был убит своими же людьми, а его голова была доставлена Гарольду, который также захватил в плен его жену. Победитель позволил сводным братьям Гриффидда унаследовать Гвинедд и Поуис, вынудив их принести ему клятву верности.

Неизвестно, сумел ли бы Гвинедд повторить успех Уэссекса X и XI вв. и стать центром единого государства Уэльс. В отличие от Англии, в Уэльсе не было столь развитой системы управления, хотя то же самое можно сказать и о Шотландии. Завоевание той или части Уэльса, Шотландии и Ирландии правителей другой ее области сводилось к установлению личной власти и захвату заложников, а не к объединению частей в административном и политическом плане. Очевидно, власть правителей Гвинедда, Шотландии и верховных королей Ирландии основывалась на военных успехах. После нормандского завоевания Англии военное давление на этих независимых князей многократно возросло.

 

Столетие вторжений

В XI в. крупнейшее государство на Британских островах — Английское королевство, созданное правителями Уэссекса, — было дважды покорено иноземцами. В обоих случаях Англия вошла в состав государства, находившегося на континенте. Второе завоевание — нормандское — вызвало социальное переустройство Англии, но первое почти не затронуло ее общественную структуру.

Первое завоевание явилось следствием возрождения датской активности, хотя на сей раз датчане вторглись в Англию не отдельными отрядами, а единым войском. Экономическое развитие, денежная экономика и богатые серебряные рудники превращали Англию в привлекательную цель для завоевателей. Датские набеги на английские прибрежные области возобновились в 980 г., а за ними последовало масштабное вторжение в 991 г., когда датчане разгромили при Молдоне эссекское ополчение. Английское сопротивление возглавил младший сын Эдгара Этельред Неразумный (978-1016), который взошел на трон после того, как его сторонники убили его старшего брата. Он приложил отчаянные усилия, чтобы дать отпор захватчикам, но, подобно Иоанну Безземельному и позднее Карлу I, он, по-видимому, плохо умел командовать подчиненными или внушать к себе доверие и, таким образом, был лишен двух важнейших качеств, требуемых от короля в аристократическом обществе.

Вероятно, Этельреду пришлось столкнуться с датскими армиями, которые по численности превышали те войска, с которыми боролся Альфред. Он попытался откупиться от датчан данью (Данегельдом), выплатив им сумму в 240 000 фунтов, свидетельствующую о богатстве и организованности Английского королевства, хотя цифры, приведенные в Англо-саксонской хронике, возможно, преувеличены. В любом случае, это принесло лишь временную передышку. Хотя сопротивление продолжалось еще много лет, датский король Свейн предпринял крупное наступление в 1003-1006 и 1013 гг. В результате последнего похода Этельреду пришлось бежать в Нормандию. По договору, заключенному в Олни (1016 г.), Англия была разделена между Кнутом, сыном Свейна, и старшим сыном Этельреда, энергичным Эдмундом Железнобоким. А вскоре после этого, когда Эдмунд умер, королем всей Англии стал Кнут (1016-1035). Он был «избран» английским уитенагемотом, но, несомненно, избрание произошло не в последнюю очередь вследствие общей нестабильности, возникшей из-за датских нападений.

После того, как Кнут унаследовал от своего старшего брата датскую корону (1019 г.), Англия стала частью обширного многонационального королевства. Кнут казнил или отправил в изгнание своих противников, ввел в слой аристократии представителей датской знати и разделил державу на несколько эрлств. Однако он вовсе не стремился к славе завоевателя и хотел считаться государем как датчан, так и прочих народов. Он был королем нескольких королевств, а не монархом, стремящимся расширить пределы одного из них. Кнут перенял у предшественников эффективную систему управления, вел себя так, как ожидали подданные от английского короля, и, в отличие от нормандца Вильгельма Завоевателя, не сталкивался с проблемой мятежей. В 1018 г. он подтвердил законность постановлений всех предыдущих королей. Кнут не стал смещать церковнослужителей, наделял богатыми пожертвованиями английские монастыри и не был чужд англосаксонской культуре. Военным и административным центром в Англии он сделал Лондон.

Империя Кнута распалась после его смерти. Притязаниям его сына Гартакнута, унаследовавшего Данию, на английский престол противодействовал его сводный брат Гарольд Заячья Лапа. При поддержке эрлов Мерсии и Уэссекса Гарольд в 1037 г. захватил всю страну. После смерти Гарольда в 1040 г. на его сменил Гартакнут, который умер в 1042 г., не оставив детей. Согласие на раздел, данное в 1016 и 1035 гг. английской аристократией, говорит о многом, но, с другой стороны, нужно учитывать и краткосрочность этих разделов.

Хотя норвежцы продолжали играть важную роль в Ирландском море и в северной и западной Шотландии, век викингов в Англии закончился. Конечно, англичанам еще предстояло пережить отдельные нападения — в 1066 г. на страну напал Харальд Хардероде, король Норвегии, а в 1069-1070 и 1075 гг. датчане, но их атаки были отражены. Англия более не обращала свои взоры на Скандинавию, но вместо этого вскоре была вовлечена в орбиту французского влияния.

При Эдуарде Исповеднике (1042-1066), сыне Этельреда, королевский дом Уэссекса вернул себе английскую корону. Правление этой династии отмечено демографическим ростом и экономическим подъемом X-XI вв. Все большее значение приобретал вывоз шерсти в Фландрию; строились овчарни и начали выводить рунные породы овец.

Однако спокойствие королевства определялось вопросом о престолонаследии. Бездетный Эдуард отдавал предпочтение нормандскому герцогскому дому, из которого происходила его мать Эмма и который долгие годы предоставлял ему гостеприимство. Нормандскому влиянию противостоял тесть Эдуарда, Годвин, эрл Уэссекса. В 1051-1052 гг. Годвин поднял мятеж и был изгнан из страны, но вскоре вернулся, вынудив Эдуарда восстановить его в правах и отправить в изгнание своих нормандских друзей. После смерти Годвина в 1052 г. ему наследовал его старший сын Гарольд, занявший в государстве второе место после короля.

После смерти Эдуарда, последовавшей 5 января 1066 г., Гарольд был провозглашен королем с одобрения уитенагемота, собрания старейшин королевства. Гарольд утверждал, что Эдуард завещал ему корону на смертном одре, однако, по словам Вильгельма Нормандского, Эдуард обещал сделать своим наследником именно его, Вильгельма, еще в 1051 г., когда он приезжал в Англию, а Гарольд признал законность этого решения в 1064 г.

Опасаясь нормандского вторжения, Гарольд сосредоточил свои силы на южном берегу, однако Вильгельм задержал переправу из-за неблагоприятного ветра, и поэтому Гарольд двинулся на север, чтобы отразить нападение норвежцев во главе с Харальдом Хардероде, которого поддержал изгнанный брат Гарольда Тостиг. Захватчики разбили местное ополчение и взяли Йорк, но были застигнуты врасплох и разбиты Гарольдом при Стэмфорд-Бридже 25 сентября 1066 г. Харальд и Тостиг погибли в битве.

Спустя три дня Вильгельм высадился в Певенси на южном побережье. Гарольд поспешил на юг, чтобы напасть на нормандскую армию, прежде чем она создаст укрепленный плацдарм. Однако английское войско было ослаблено потерями при Стэмфорд-Бридже, измотано быстрым маршем и уступало противнику в численности на 5 или 7 тысяч человек. Гарольд занял сильную оборонительную позицию на холме, создававшую значительные неудобства для нормандской конницы. Битва была тяжелой, и исход ее был неясен, однако стена, составленная из щитов английских хускарлов, разрушилась при контратаках, в которые переходили англичане, стремясь воспользоваться истинными или ложными отступлениями нормандцев, и наконец английские позиции были прорваны. Гарольд погиб, пораженный стрелой в глаз, хотя, возможно, его зарубил нормандский всадник.

Затем Вильгельм перешел в быстрое наступление, чтобы полностью выжать максимум возможного из одержанной победы. У его деморализованных противников не было признанного главы. При Гастингсе погибло много знатных англичан, а Эдгар Этелинг, внук Эдмунда Железнобокого, был слабой и непопулярной фигурой. Вильгельм переправился через Темзу к западу от Лондона. В Беркемстеде он принял изъявления покорности от своих противников. На Рождество 1066 г. Вильгельм был провозглашен королем Англии в Вестминстерском аббатстве. Самое могущественное государство на Британских островах пало к ногам победителя с удивительной быстротой. Как ни странно, легкости, с которой Вильгельм завоевал всю Англию, способствовало объединение страны под эгидой уэссекской династии. Отныне Англия была открыта новым политическим, социальным и культурным веяниям и влияниям, которые, при посредничестве англо-нормандцев, затронули и другие части Британских островов.

В Шотландии в XI в. такого единства не было и в помине, хотя вряд ли следует это связывать с давлением со стороны викингов или нормандцев. Неразработанность законов о престолонаследии и могущество местных вождей позволили Макбету, представителю королевского дома, управлявшему Мореем, бросить вызов королю Дункану, унаследовавшему корону от Малькольма в 1034 г. по женской линии, так как его мать была дочерью Малькольма. Тем не менее женская линия уступала в престиже мужской. В 1040 г. при помощи Торфинна, эрла Оркнейского, Макбет разбил Дункана в сражении и сверг его с престола. Макбета в свою очередь в 1057 г. низложил сын Дункана, Малькольм. Малькольму оказал поддержку Сигурд, эрл Нортумбрии, но иностранное вмешательство в данном случае несравнимо с теми переменами, которые наступили в Англии после вторжения Вильгельма Завоевателя. Напротив, Малькольму III удалось укрепить положение своей династии. Таким образом, к 1066 г. Англия и Шотландия подошли с совершенно различными политическими традициями, хотя для обеих этих стран общими были некоторые явления и тенденции, не в последнюю очередь развитие феодализма.

 

3. СРЕДНИЕ ВЕКА

 

Введение

Самыми знаменательными датами средних веков для англичанина являются 1066 и 1485 года. Победа Вильгельма Завоевателя при Гастингсе в 1066 г. привела к нормандскому завоеванию Англии и в конечном итоге обусловила переориентацию Британских островов со скандинавского направления на французское. Победа Генриха Тюдора над Ричардом III при Босворте в 1453 г., как принято считать, знаменует собой окончание средних веков. Конечно, вряд ли следует придавать обеим этим датам больше значения, чем они заслуживают, но в некотором смысле обе они действительно важны. Они отражают существенные изменения в английской истории и отмечают смену династий. Хотя мы не располагаем надежными подсчетами — первая перепись населения была проведена в 1801 г. — мы можем с уверенностью утверждать, что по числу жителей и уровню благосостояния средневековая Англия превосходила Ирландию, Шотландию и Уэльс. Она также обладала наибольшим внутренним единством среди прочих составляющих частей Британских островов и играла наиболее важную роль в европейской политике. Английская политика определялась ее правителем, его взглядами и окружением. Характер его правления зависел от личных качеств монарха, так как личные отношения между монархом и знатью обуславливали порядок в стране или его отсутствие. Поэтому вполне естественно бы выглядела история средневековой Англии с главными героями в лице ее королей, даже если бы она представляла собой просто рассказ об их царствованиях в хронологическом порядке. Подобный подход во многом отражает политические реалии той эпохи, но также упускает многие черты, весьма важные для понимания средневековой истории. В таком описании были бы упущены из виду два существенных аспекта — социальная и региональная история — которые непременно должны учитываться наряду с политической историей средних веков.

Сведения об Англии начала этого периода мы черпаем в «Книге Судного Дня» (1086 г.), обзоре страны, составленном по приказу Вильгельма Завоевателя, пожелавшего составить представление о своих владениях и о владениях своих подданных. По ее записям мы можем оценить, в какой степени нормандцы сменили английских землевладельцев. В результате завоевания 1066 г. и подавления последующих восстаний произошла социальная революция на уровне элиты. Она не оказала существенного влияния на положение основной массы населения. Жизнь обычных людей продолжала определяться нуждами сельского хозяйства и демографическими ритмами. На основании этой книги можно судить, какое влияние на расселение и экономическую деятельность оказывали особенности местности. Так, например, плохо населены были торфяники юго-восточного Линкольншира: болотистые области привлекали разве что солеваров. В Норфолке плодородные осушенные речные долины были заселены гораздо лучше, чем возвышенности междуречий; а легкие почвы было гораздо проще возделывать, чем тяжелые.

При нормандцах основной экономической единицей был манор, владения сеньора, состоявшие из земельной собственности под непосредственной его властью и прочих земель, с которых сеньор имел право требовать работу и ренту и на которые распространялась его юрисдикция. Трудовая и натуральная повинности существовали и при англо-саксах. Нормандцы утяжелили бремя повинностей, принеся с собой особенности феодальной системы, при которой маноры жаловались вассалам в обмен на военную службу. Крестьяне стали испытывать больший гнет, а права и статус свободных людей были урезаны новыми господами. Таким образом, нормандское завоевание принесло с собой гораздо более значительные перемены, чем просто смену правящего класса.

 

Норманизация

В отличие от ситуации, сложившейся после захвата власти над Англией датским королем Кнутом, воцарение Вильгельма Завоевателя вызвало социальную революцию. Вильгельм, считавший себя законным наследником Эдуарда Исповедника, возможно, и не стремился к этому, так как англичане, покорившиеся новому королю в начале его правления, сохранили свои владения, а сам Вильгельм назначил эрлами Нортумбрии двух англичан подряд, однако размах сопротивления распространению и упрочению нормандского господства привел к ужесточению внутренней политики. Так, например, в 1068 г. Эдгар, внучатый племянник Эдуарда Исповедника, покорившийся Вильгельму в конце 1066 г., и Госпатрик, эрл Нортумбрии, подняли мятеж, вынудив Вильгельма поставить гарнизоны в Йорке и Дареме. Однако даремский гарнизон был перебит в 1069 г., и Вильгельм жестоко подавил восстание. За разорением населения при опустошении северных областей страны зимой 1069-1070 гг. последовала норманизация церкви и земельных владений, причем последние жаловались в основном активным участникам завоевания. Англичане не допускались на церковные должности  (и тем самым утрачивали  контроль над церковными землями), а большинство английских землевладельцев лишались владений. Большинство новых местных правителей составляли нормандцы и выходцы из других областей северной Франции. Связь между Англией и Нормандией обеспечивалась не только правящей династией, но и единым слоем аристократии, между тем как благодаря созданию «дочерних» обителей нормандских монастырей устанавливались новые отношения внутри церкви, возникновению которых также способствовало назначение на английские кафедры иноземных церковнослужителей. Так, например, архиепископами Кентерберийскими были итальянцы Ланфранк (1070-1089) и Ансельм (1093-1109). Папа оказал моральную поддержку нормандскому завоеванию. В 1070-е гг. латынь вытеснила англо-саксонский из официальных документов: Вильгельм весьма вольно обращался с наследством Эдуарда Исповедника.

Эти изменения отражают уровень сопротивления Вильгельму. Как и в конце IX — начале Х вв., во времена борьбы с датчанами, он был весьма высок, и кроме того, ситуация осложнялась иноземной поддержкой со стороны Дании и Шотландии. За восстаниями в Херефордшире, Кенте, на севере и юго-западе (1067— 1068 гг.) последовал серьезный кризис 1069 г. — на севере и в западных графствах вспыхнули мятежи, а в страну вторглись датчане и шотландцы. Под руководством Герварда продолжал сопротивляться остров Или. Отсутствие согласованности в действиях восставших и провал скандинавского вторжения обусловили укрепление нормандской власти, однако продолжительное время, которое занял этот процесс, означает, что вовсе не следует считать нормандское завоевание полностью завершившимся в 1066 г. Области к северу от Тиса не подчинялись Вильгельму вплоть до 1072 г., когда король отправился в поход на север, вынудил Малькольма III принести ему оммаж за Лотиан, назначил Вальтеофа, представителя местного правящего дома, за которого он выдал замуж свою племянницу, эрлом Нортумбрии и построил замок в Дареме. В 1075 г. при поддержке англичан и датчан подняли мятеж недовольные нормандские феодалы, но восстание было подавлено. Вальтеоф, принявший в нем участие, был казнен, и эрлом Нортумбрии был поставлен новый епископ Дарема, лотарингец Гильом, который был убит в 1080 г., и Вильгельм был вынужден вновь послать войска для восстановления порядка. На месте будущего Ньюкасла был построен замок, и таким образом нормандцы установили эффективный контроль над областью реки Тайн. Епископскую кафедру в Дареме занял нормандец. Однако Нортумберленд не был норманизирован до правления Генриха I.

Опустошения и хаос, возникшие в результате этих конфликтов, способствовали усилению военного присутствия нормандев и установлению военного режима. Это нашло отражение прежде всего в строительстве множества замков — таких же отличительных признаков нормандского правления, как дороги и форты римской Британии и укрепленные города позднесаксонской Англии. Ранние нормандские замки представляли собой по большей части земляные и деревянные укрепления, так как их возведение занимало мало времени и, таким образом, они служили гибким средством обороны. Такие крепости, как Норвич, построенный в 1075 г., являются примерами деревянной крепости на земляном холме. Как и в римские времена, укрепление власти привело к строительству более прочных и постоянных построек. К 1125 г. на норвичском холме появилась мощная квадратная в основании каменная башня. Естественно, от нормандской Англии до наших дней сохранились именно каменные замки, такие как Уайт-Тауэр в Лондоне, и каменные соборы, такие, как Даремский собор. Они являлись зримыми воплощениями власти и могущества, административными, политическими и религиозными центрами. Первыми замками, построенными в Линкольншире, были крепости в Линкольне и Стэмфорде. Обе были возведены по приказу Вильгельма в 1068 г., чтобы контролировать главные дороги в округе.

Смена аристократии принесла с собой важнейшие изменения в других сферах. Передел собственности в ранненормандский период представляет собой явление, имевшее наиболее масштабные и далеко идущие последствия, чем какие-либо другие перемены в дальнейшей истории Англии. Сравнить его можно разве что с гонениями на католиков и изъятии их земель в Ирландии в конце XVII в. Замки принадлежали королю или частным лицам. Они являлись центрами власти, королевского управления и так называемой феодальной системы. Хотя заслугу ее введения обычно приписывают нормандцам, некоторые ее элементы существовали еще в англо-саксонской Англии и, вероятно, усилились бы и без нормандского завоевания. Главную отличительную черту этой системы составляли личные отношения между сеньором и вассалом, отраженные в церемонии принесения оммажа. Сеньор обещал вассалу свою поддержку и защиту в обмен на службу, по большей части военную. На этих же условиях сеньор жаловал вассалам земли (фьефы). Сам термин феодализм и его пригодность для описания данной системы вызывают большие споры. Однако, ценность его заключается в том, что он привлекает внимание к договорным условиям, связывающим сеньора и вассала, сыгравшим центральную роль в развитии системы политических отношений, приведшем к наделению подданных (вассалов) правами. Ленник мог разорвать свой договор с сеньором, если тот нарушил свои обязательства по отношению к нему, в то время как при общественной организации, в которой монархия облекается священным статусом, подданный-ленник не имеет права выйти из подчинения. Феодализм сделал возможным появление Великой Хартии вольностей.

Нормандские феодалы держали свои земли на правах ленников, обязанных поставлять на военную службу сеньору определенное число рыцарей, приблизительно пропорциональное размеру лена. Это обязательство выполнялось путем наделения ленами необходимого числа рыцарей, бравших на себя обязанность нести военную службу, из земель самого феодала. Однако королевский дом имел регулярное профессиональное войско, которое, таким образом, имело большее значение, чем феодальная армия. Первые три монарха нормандской династии были умелыми военачальниками, и это позволило им упрочить свое положение.

 

Англия при нормандцах

Строившиеся первоначально для упрочения нормандской власти, замки скоро перестали выполнять задачу сдерживать английское сопротивление, так как англичане на удивление быстро смирились со своей судьбой, превратившись в покорных подданных. Хотя нельзя умалять степень ассимиляции захватчиков с побежденными, она не идет ни в какое сравнение с римским стремлением сблизиться с местной элитой и романизировать ее: для этого нормандцы были слишком жадны до земли и, кроме того, сильно отличались от римлян по своим устоям и обычаям. Энергия и мощь нормандской Англии выражались в решимости расширить свои владения, и в этом процессе замки играли важнейшую роль. Впрочем, достаточно быстро они приобрели и другую функцию, став средством улаживания междоусобиц среди самих нормандских завоевателей.

Соперничество внутри нормандской элиты отражало конкуренцию между представителями знати, раздоры между ними и монархами и, что самое главное, проблемы престолонаследия, преследовавшие нормандскую династию. Нераздельность королевского домена сочеталась с правом всех членов правящего дома выдвигать свои притязания на корону; и хотя очень скоро вошел в силу обычай первородства, его постоянно оспаривали другие претенденты. Вильгельм I (1066-1087) умер от увечий, полученных им при падении с лошади у французского города Манта, который он предал огню во время очередного пограничного конфликта. Вильгельм завещал Нормандию своему старшему сыну Роберту, который на момент смерти Вильгельма стоял во главе мятежников, а английский престол — второму сыну Вильгельму Рыжему (1087-1100). Последний решил восстановить целостность нормандских владений, и после некоторой борьбы Роберт заложил Нормандию Вильгельму, чтобы собрать средства на участие в Первом крестовом походе. Несмотря на успехи в политике и войне, Вильгельм навлек на себя недоброжелательность церкви из-за своего обращения с нею. Оставляя незанятыми епископские кафедры, он распоряжался их доходами, а обвинения в недостаточной поддержке церковной реформы и враждебности к папской власти, выдвинутые против Вильгельма архиепископом Ансельмом Кентерберийским, привели к тому, что в 1097 г. Ансельм покинул Англию.

Несмотря на это, Вильгельм Рыжий завоевал уважение рыцарства и мирян. В 1092 г. он вступил с армией в Камбрию, власть над которой оспаривали друг у друга короли Шотландии и эрлы Нортумбрии. В 1058 г. ее господином был признан шотландский король Малькольм III. Вильгельм Рыжий заложил город и построил крепость в Карлайле, посадил своего союзника в Кендал и установил северную границу своего королевства по линии Солуэй-Лиддел. Так же успешно он сражался с нормандскими мятежниками и французами. Вильгельм погиб в 1100 г. в Ньюфоресте, вероятно, из-за несчастного случая на охоте, хотя выдвигались предположения, что его убили.

Английскую корону унаследовал его младший брат Генрих I (1100-1135). Роберт, принявший участие в захвате Иерусалима (1099 г.), вернулся в Нормандию в 1100 г. и в 1101 г. вторгся в Англию, но Генрих убедил его отказаться от притязаний на трон. Тем не менее, отношения между братьями оставались весьма натянутыми, и в 1105 г. Генрих напал на Нормандию. В 1106 г. он разбил войско Роберта при Теншбрее и завоевал Нормандию, заточив своего брата в тюрьму, в которой тот и умер в 1134 г. Однако границы герцогства отличались значительной протяженностью, а соседями его были воинственные граф Анжуйский и король Франции. Кроме того, образование Англо-нормандского государства перевернуло политическую ситуацию в северной Франции. Точно так же, как Кнут сосредоточил свои интересы в скандинавском направлении, Генрих посвятил немалые усилия упрочению своего положения в северной Франции, преследуя свои цели как дипломатическими, так и военными средствами. Нормандское могущество сильно укрепилось после включения в сферу влияния соседних графств Мэн и Бретани. Прекрасный военачальник, Генрих I нанес поражение Людовику VI, королю Франции, при Бремюле в 1119 г. Военные дарования помогали ему поддерживать единство Англии и Нормандии, так как многие бароны владели землями по обе стороны Ла-Манша.

Цена непрестанных конфликтов, в которые вступал Генрих I, оплачивалась по большей частью Англией, управлявшейся казначейским ведомством, обеспечивавшим постоянный и методичный сбор королевских налогов и контроль расходов. Развитием административной системы Англия была отчасти обязана тому, что внимание Генриха поглощали нормандские дела. Следовало изыскать средства для эффективного управления страной в отсутствие короля. В какой-то мере этому способствовало применение новых идей и методов, особенно счетов Абака, взятых за основу казначейского дела, хотя в то же время были сохранены многие элементы англо-саксонской системы управления. Древние институты ставились на службу новых правителей с особыми представлениями о справедливости и королевских правах, и использовались для решения новых проблем, особенно тех, что проистекали от сосредоточения английских королей на интересах Нормандии. Поэтому как королевская, так и церковная администрация подверглись значительным видоизменениям. Расширение сферы королевского правосудия при Генрихе I и назначение короной местных и странствующих судей знаменовали установление более развитой и продуманной системы. Благодаря умелому управлению, а также искусному сочетанию жестокости, доброжелательства и внимания к советам крупных вассалов, Генрих поддерживал в Англии стабильность, хотя Англо-саксонская хроника рисует несколько иную картину, подчеркивая хищнические наклонности и тиранические методы английской администрации.

Однако эта стабильность оказалась под угрозой вследствие вопросов, связанных с престолонаследием. Генрих I не сумел выполнить первейшую обязанность монарха и подарить стране законного наследника. При том, что он отличался необычайной плодовитостью и имел более 20 внебрачных детей, его единственный законный сын Вильгельм погиб при крушении Белого корабля в Ла-Манше в 1120 г. Хотя Генрих вступил в новый брак, другой наследник у него так и не родился. Поэтому все свои надежды Генрих возлагал на свою дочь Матильду, которая в 1128 г. вышла замуж за Жоффруа Плантагенета, наследника графа Анжуйского.

Тем не менее, в 1135 г., после смерти Генриха I, престол занял пользовавшийся популярностью Стефан Блуаский (1135-1154), сын дочери Вильгельма I Аделы. В 1139 г. Матильда вторглась в Англию и в битве при Линкольне (1141 г.) захватила своего двоюродного брата Стефана в плен. Впрочем, из-за своего высокомерного поведения она вскоре лишилась Лондона, потерпела поражение при Винчестере от жены Стефана, также носившей имя Матильда, и была вынуждена обменять Стефана на своего плененного сводного брата Роберта Глостерского (1141 г.). Могущественные феодалы, такие как Джон Маршал, владевший обширными фьефами в Уилтшире и Гемпшире, воспользовались гражданской войной, чтобы упрочить свое положение, и преследовали исключительно личные интересы. Местная власть перешла в руки подобных вельмож, и административная система, созданная Генрихом I, пришла в упадок. Царствование Стефана сопровождалось анархией, во время которой, по выражению Англо-саксонской хроники, «Христос и его святые спали». Давид I, король Шотландии, захватил Камбрию и Нортумберленд. В 1144 г. Жоффруа завершил завоевание Нормандии, а в 1152 г. его наследник Генрих напал на Англию. Представители знати с обеих сторон хотели мира, и в 1153 г. был заключен Вестминстерский договор. Стефан сохранил корону, но был вынужден назначить Генриха своим преемником. Через год Стефан умер, и Генрих II (1154-1189) вступил на престол, став родоначальником династии Плантагенетов.

Таким образом, история нормандской Англии закончилась, как и началась, войной. В самом деле, военные конфликты составляли отличительную черту той эпохи — завоевание Англии, походы против валлийцев и скоттов, частые столкновения с французскими феодалами и монархами и, наконец, после смерти Вильгельма Завоевателя, междоусобицы между нормандскими сеньорами и гражданская война. Вовсе не удивительно, что при таком положении дел военная служба играла столь значимую роль в социальной структуре, что феодальная присяга, верность и защита вассалов имели столь важное значения для поддержания политических связей и что столько средств и сил тратилось на строительство и укрепление замков. Не во всех замках возводились массивные каменные башни: просто они сохранились лучше, чем изначально гораздо более многочисленные земляные укрепления; однако они служат примером объема не только затраченных денег, но и труда простого населения, низкой продуктивности аграрной экономики и важного места военного дела (хотя, с другой стороны, соборы и церкви того времени также свидетельствуют о больших расходах на церковные нужды). В 1138 г., например, влиятельный государственный деятель Генрих Блуаский, епископ Винчестерский и брат Стефана, заложил шесть замков. В некоторых отношениях эта постоянная статья расхода оказывала большее воздействие на жизнь нормандской Англии, чем отдельные войны и конфликты. Традиционно считалось, что гражданские войны в правление Стефана сопровождались серьезными разрушениями и разорением населения, однако в недавнее время историки стали снижать свою оценку их разрушительности подобно тому, как были пересмотрены взгляды на войны Белой и Алой Розы. Тем не менее нельзя недооценивать психологического удара, нанесенного продолжительной гражданской войной, и. давления постоянных политических перемен, испытываемого людьми, привыкшими к гражданскому миру за три десятилетия правления Генриха I. Важное значение имеет еще и то обстоятельство, что войны той эпохи взывали к уже закрепившимся военно-рыцарским идеалам общества. В этом отношении Англия не была уникальна, но эта особенность составляла ее существенную черту.

Другие важнейшие характеристики общества обуславливались средой, уровнем технологического развития и социокультурным наследием. Иудео-христианское наследие, нашедшее яркое выражение в церковном учении и канонах, проповедовало моногамию и запрещало полигамию, брак между близкими родственниками, инцест, гомосексуализм, аборты, детоубийство, прелюбодейство и разврат. Деторождение вне брака считалось греховным. Добиться развода было крайне сложно. Мирянам предписывалось нравственное поведение, за которым строго следили служители церкви, особенно после упадка нравов, вызванного викингскими нашествиями IX и начала XI вв. и нормандского завоевания, хотя эффективность такого надзора, вероятно, была не очень велика до развития бюрократической системы в XII в. Нормандское завоевание привело к укреплению епископской власти, дальнейшему распространению приходской системы за счет прежней монастырской, возрождению монашества и созданию новой монастырской структуры, прочно связанной с веяниями, исходящими из северной Франции. Нововведения были обусловлены «чужеземным» влиянием, но, с другой стороны, они отражали и широко распространившееся движение в поддержку церковной реформы, характерное для конца XI в. и поддерживаемое Кентерберийскими архиепископами Ланфранком и Ансельмом (1070-1109 гг.). Ланфранк установил верховную власть Кентерберийских архиепископов над Йоркскими и добился признания главенства архиепископов над епископами. Была реорганизована система диоцезов, некоторые епископские кафедры были перенесены в более крупные центры, например, из Дорчестера-на-Темзе в Линкольн, а в Или и Карлайле были созданы новые кафедры. В Англию пришли новые монашеские ордена, особенно цистерцианцы, которые к 1154 г. основали около 40 монастырей, включая Риво, Фаунтинс и Раффорд. Реформаторское движение привело к попыткам ввести обязательный целибат для духовенства и положить конец наследованию церковных должностей, игравшему важную роль среди приходских церковнослужителей. Иноземные прелаты стремились ужесточить дисциплину среди духовенства низшего звена, которое по-прежнему состояло по большей части из англичан. Осуждалось присвоение церковной десятины феодалами. К 1200 г. путем резкого увеличения местных церквей была создана приходская система, в основных своих чертах сохранившаяся в сельских областях Англии до сего дня. Большинство средневековых приходских церквей было заложено в XI—XII вв.

В Англию пришел также романский стиль архитектуры — большие церкви с толстыми стенами, длинными, относительно узкими нефами и массивными колоннами и арками. Примеры таких памятников можно и сейчас увидеть в Дареме, Или и Питерборо. Образцы романской архитектуры впервые появились в Англии в конце X в., а Эдуард Исповедник создал Вестминстерское аббатство, построенное в 1050-х гг., по подобию нормандских монастырей. Однако после завоевания романский стиль получил гораздо более широкое распространение. После 1066 г. установились прочные культурные связи с северной Францией. Англия была захвачена франкоязычной элитой, и лишь в конце XIV в. английский язык стал входить в употребление среди высших классов.

 

Нормандцы и валлийцы

Нормандское завоевание Англии не осталось без последствий для Ирландии, Шотландии и Уэльса. Последнего оно коснулось непосредственно, хотя в XII и XIII вв. Уэльс избежал судьбы Англии. Его положение напоминало положение Шотландии в римские времена — он был завоеван лишь частично. Вильгельм Завоеватель не был заинтересован в захвате Уэльса, который, в отличие от Шотландии, не составлял единого государства. Он считал себя законным наследником уэссекской династии и в некотором роде продолжателем ее политики в отношении шотландских и валлийских соседей. Скорее всего, Вильгельм и его преемники прежде всего стремились оградить свои границы от возможной опасности, связанной с внутренней нестабильностью политического положения в Уэльсе. Походы, предпринимавшиеся ими против валлийцев, очевидно, не были направлены на завоевание этой области; они всегда имели перед собой более специфические и узкие цели.

Отдельные нормандские авантюристы захватывали в Уэльсе отдельные королевства или политические образования: это был благодатный край для безземельных младших сыновей, хотя некоторые захватчики, такие как Рожер де Монтгомери и Вильям Фиц-Осберн, были представителями высшей нормандской знати. В одном случае было завоевано целое королевство — мы имеем в виду Гламорган. В подобных случаях нормандцы действовали за пределами Английского королевства как частные лица и не находились под непосредственной королевской опекой. Тем не менее обычно они не выступали против правителей, имевших формальное соглашение с королем; по большей части они вмешивались в борьбу за престол или династические междоусобицы. Взгляды нормандцев на валлийцев в целом отражали общий высокомерный настрой по отношению к кельтам, которых они считали варварами, погрязшими в непотребствах. В таких взглядах невежество сочеталось с предубеждением.

Сначала нормандцы повели энергичное наступление по низинам вдоль северного и южного побережья и по долинам рек. Однако на руку валлийцам сыграл не только рельеф местности, не дававший развернуться феодальной нормандской коннице, но и военное искусство и решительность, приобретенные за долгий период междоусобиц, особенно обострившихся в 1070-е и 1080-е гг.

Нормандцы предпринимали попытки закрепить за собой завоеванные области, возводя замки и основывая поселения, но последние возникали только на низменностях, по большей части на южных прибрежных землях. «Пограничье» (march), образовавшееся в результате Нормандского завоевания, оставалось частью Уэльса, так что его нельзя рассматривать как «ничейную» землю между Англией и Уэльсом. Согласно распространенной точке зрения, англо-нормандские феодалы, владевшие здесь землями, органически входили в структуру валлийской политической власти и занимали эти области по праву завоевателей, пользуясь полномочиями, делегированными им от валлийских королей. Впрочем, с недавнего времени появилась тенденция считать эти пограничные владения феодальными фьефами, имеющими много общего с северофранцузскими феодами, владельцы которых имели право вести войну и заключать мир, а также обладали верховной юрисдикцией, и с замками ранненормандской Англии. Пограничная феодальная власть приобретала все более странный облик по мере того, как эта окраина выходила за пределы распространения общего права и централизованного управления в Англии.

Власть архиепископа Кентерберийского распространялась на епископские кафедры Сент-Дэвидса и Лландафа. Римская обрядность и обычаи были признаны кельтской церковью до нормандского завоевания; первым был Бангор в 768 г. Однако, как и в Англии, здесь сохраняли свое значение церковные династии. Система диоцезов и приходов появилась в Уэльсе гораздо позже: епископская кафедра в Лландафе была создана в 1107 г., в Сент-Дэвидсе — в 1115 г., в Бангоре — в 1120 г., и в Сент-Асафе — в 1143 г. Как и в Англии, возрождению монашества способствовал цистерцианский орден. Цистерцианские аббатства основывались как нормандцами — Нит (около 1129 г.), Тинтерн (1131 г.) и Маргам (1147 г.) — так и валлийцами — Уитленд (1143 г.), Страта Флорида (1164 г.).

 

Шотландия

Если ни Уэльс, ни Ирландия за столетие, последовавшее за нормандским завоеванием Англии, не достигли особых успехов на пути политического объединения и развития административной системы, то Шотландское королевство значительно укрепилось. Власть королей над многими областями своего государства, особенно Голуэем и Хайлендом, была весьма ограниченной. В 1098 г. король Эдгар и Магнус Босоногий, король Норвегии, заключили соглашение, по которому Западные острова оставались во владении норвежцев. Это поставило под угрозу близлежащие шотландские области. В 1164 г. Сомерлед, король Островов, напал на Ренфрю, главную резиденцию Стюартов — рода, традиционно хранившего верность шотландским королям, но был убит в сражении.

Пояс плодородных земель в центре Шотландии находился во владении короны. Несмотря на полиэтничность, Шотландия обладала определенным политическим единством, благодаря заслугам умелых правителей. Вследствие этого переселение в XII в. в Шотландию представителей нормандской знати, прибывших по большей части из Англии и ставших родоначальниками выдающихся шотландских родов — Барклаев, Брюсов, Хэев, Мензи, Линдсеев, Монтгомери и Уоллесов — проходило не в виде постепенного завоевания плохо защищенных земель, как в Ирландии и Уэльсе, но в форме привлечения этих знатных иностранцев на королевскую службу. Этот процесс был связан с освоением нормандских методов управления и французской светской культуры при младшем сыне Малькольма III Давиде I (1124-1153), который получил образование при дворе своего зятя Генриха I и владел в Англии графством Хантингдон. Вступив на престол, Давид I начал чеканить первую шотландскую монету, ввел принцип феодального держания земли и обустроил центральное управление по англо-нормандскому образцу, хотя традиционная кельтская социальная организация продолжала существовать. В связи с этим важно учитывать, что в определенной степени норманизация просто представляла собой очередной этап долгого процесса социальной стратификации и развития административной системы, которое привело к появлению документов, проливающих свет на экономические, социальные и политические процессы, но, с другой стороны, способные создать ложное впечатление полной новизны происходящего. Норманизация также затронула шотландскую церковь: основывались новые монастыри и укреплялись связи с континентом. Давид даровал церкви щедрые пожертвования и привлек в страну новые монашеские ордена. Интенсивное монастырское строительство также служило укреплению королевской власти. И все же норманизация не сопровождалась масштабным перераспределением собственности и не вела к коренной ломке традиций, как произошло в Англии после 1066 г. Кроме того, в отношении как церкви, так и государства (в той мере, в которой их можно разграничить для того времени) вряд ли следует слишком подчеркивать процесс норманизации как таковой, поскольку он, в общем и целом, являлся лишь отражением общей тенденции к европеизации. В этом заключается недостаток современной британской истории: она страдает от островного образа мышления, в котором упрекает английскую историю.

Шотландское королевство в XII и XIII вв. было сильным государством. Принесенные нормандцами обычаи и феодальная система, с ее военной составляющей, опирающаяся на рыцарей и замки, усовершенствование механизмов управления, особенно образование шерифских округов в начале XII в., искусство правителей и торговая экспансия послужили основой для укрепления королевского могущества. Английские и фламандские переселенцы сыграли главную роль в увеличении городской активности, внесшей значительный вклад в экономическое развитие, как и вывоз через Бервик шерсти и шкур, производимых на землях монашеских орденов, особенно на границе. На всей территории Европы в эту эпоху наблюдается существенный демографический и экономический рост, последовавший за упадком, которым ознаменовался период раннего средневековья. Это возрождение способствовало развитию государств и возникновению военных конфликтов между ними, а также культурной экспансии, выражавшейся в распространении готического стиля, усилении христианских институтов и повышении престижа образования. На территории Британских островов эти процессы ярче всего проявились в Англии.

 

Экономика 1100-1350 гг.

Возросшая экономическая активность к XI в. привела к увеличению числа поселений в низинной Англии и Шотландии. Это было особенно важно для системы открытых полей, при которой большие неогороженные возделываемые участки делились на узкие полоски, обрабатываемые отдельными крестьянами под общественным контролем. Хотя иногда такая форма ведения хозяйства считается типичной для средневековой Англии и Шотландии, на самом деле она была характерна в Англии для срединных графств, а в Шотландии для низинных областей и практически отсутствовала в горных районах Шотландии и северных и западных областях Англии, а также в Кенте. В этих районах преобладало скотоводство, хотя земледелие также имело место.

Технологическая база средневековой земледельческой жизни также претерпевала изменения. Появление отвала плуга в Шотландии в IX в. позволило возделывать более тяжелую почву. Ветряные мельницы появились в Англии в 1170-е гг. и распространились особенно быстро в восточной Англии в 1180-е. В плуги вместо быков стали запрягать более быстрых и лучше приспосабливающихся, но более дорогих лошадей, хотя эта смена не завершилась полностью до XV в. Широкомасштабное разведение бобовых, которые обогащали почву и служили кормом для скота, привилось в Англии в начале XIII в., разведение вики впервые зафиксировано в 1268 г. Таким образом, естественный фураж уступил место культурному. Урожай в Норфолке достиг такого уровня, который не был превышен вплоть до XVIII в., по большей части благодаря развитию комплексного хозяйства, которое приносило выгоду и для земледелия, и для скотоводства. Расширение области возделываемых земель и увеличение сельскохозяйственного производства привело к удвоению численности английского населения между 1180 и 1350 гг. до примерно 6 миллионов и резкому росту процента, задействованного в не связанных с сельским хозяйством видах деятельности.

В ХII-ХIII вв. стали активно основываться новые города — как по заранее предначертанному плану, так и спонтанно. В уже существовавших городах прирост населения на площади внутри городских укреплений привел к тесной застройке, а с XII в. за стенами стали появляться пригороды. Структура общества усложнилась благодаря более широкому распределению доходов, увеличению денежных операций и объема денежной массы, экономической диверсификации и торговли, как внутренней, так и международной.. Профессиональная деятельность стала более специализированной; увеличилась социальная мобильность; повысился уровень грамотности; промышленность проникла в некоторые сельские области. К XIII в., например, в Ланкашире уже почти не осталось поселений, которые находились бы на расстоянии более пяти миль от ближайшего рынка. В 1086 г., по «Книге Судного Дня», в графстве насчитывалось 7 рынков, а лишь с 1250 по 1299 гг. было выдано разрешение на открытие 55 рынков. Благодаря этим рынкам устанавливались связи между поселениями, образовывавшими единую торговую сеть, внутри которой обращались товары, услуги, информация и новшества. Через быстро растущие порты, такие как Бостон в Линкольншире, ведущий экспортер шерсти в графстве, эти поселения были связаны с европейскими рынками. К началу XIV в., возможно, пятая часть населения Англии была задействована в сфере торговли и услуг. Стоимость монеты, ходившей в Англии, увеличилась с одного шиллинга на голову населения в 1180 г. до 6 шиллингов в 1467 г.

Система рабского труда, существовавшая в англосаксонскую эпоху, исчезла к началу XII в. вследствие доступности рабочей силы и давления со стороны церкви, а также укрепления власти сеньоров над серфами (крестьянами, которые несли тяжелые трудовые повинности, а также имели некоторые другие обязательства — например, использовать только господскую мельницу). Могущество сеньоров обеспечивало выполнение крестьянами повинностей. Учитывая ограниченные возможности повышения производительности уже освоенных пахотных земель, увеличение численности населения повлекло за собой как дальнейшую вырубку лесов (например, Озерный край) и расширение посевной площади, так и истощение почвы, снижение урожаев и ухудшение уровня жизни сельскохозяйственных рабочих, особенно безземельных или владевших небольшими участками. В начале XIV в. в низинной Англии появились признаки перенаселенности, и этот факт, по-видимому, объясняет повышение брачного возраста. Исследования человеческих останков свидетельствуют об ухудшении уровня жизни.

Повышение роли денежных отношений на всей территории Британских островов, а тем самым доходов и налогообложения, опиралось на широкое распространение чеканки монет и укрепляло прямое влияние социально-экономическими перемен на административную и политическую сферу. Феодальные отношения, установленные Вильгельмом I, опирались на принципы землевладения, однако повинности вассалов в скором времени стали выплачиваться деньгами. Этот переход определялся несколькими факторами, включая разделение рыцарских ленов, так что к началу XII в. часть ленников была обязана нести военную службу, а часть выплачивала определенную сумму денег. Кроме того, некоторые бароны предпочитали исполнять военную повинность, нанимая дружинников, и взимать со своих ленников деньги, не привлекая их на военную службу. Изначальная система взаимоотношений, опиравшаяся на распределение земель, со временем ослабла под воздействием наследственных имущественных прав. Отношения господина — вассала сменились отношениями землевладелец — арендатор и землевладелец — зависимое лицо. Это послужило причиной роста напряжения, которое, вероятно, способствовало увеличению числа судебных тяжеб при Генрихе И. Аристократическое общество никогда не пребывало в статическом состоянии. К 1200 г. общественный строй, известный под названием «ублюдочный» феодализм и обычно ассоциируемый с периодом позднего средневековья, уже существовал в свите крупных сеньоров: не все зависимые лица наделялись земельными ленами — часть из ленников других сеньоров привлекалась деньгами.

Средневековое общество вовсе не отличалось консервативностью, статичностью или замедленностью развития и живо реагировало на изменения в экономическом или политическом положении. К 1130 г. денежные выплаты за землепользование получили широкое распространение в королевских манорах и других крупных фьефах на территории Англии. За последующие 150 лет значительно выросло общее количество и процент доходов казны, получаемых с налогообложения. Это способствовало изменению политической системы, при которой к личным отношениям между монархом и могущественными вассалами и вытекающим отсюда принципам покровительства и защиты, характерным для англо-саксонской и нормандской Англии XI в., присоединилось более отчетливое ощущение национальной политической идентичности, в развитии которой главную роль играли как раз аспекты, связанные с налогообложением. Так, люди, представлявшие «лучшее общество», в основном могущественные вельможи, к концу XIII в. получили возможность высказывать свое мнение в Парламенте, новом институте политической деятельности, отражавшем повысившийся интерес населения к состоянию государственных финансов и доносившем до правительства сведения о народных бедствиях.

Подобное положение обязано своим возникновением не только экономическим и институциональным изменениям, но и наследию нормандской Англии — частым войнам, вспыхивающим вследствие непрестанных конфликтов с соседними государствами. Валлийцы и шотландцы были способны оказывать давление лишь на приграничные области. Однако после 1066 г. Англия вошла в состав державы, раскинувшейся по обе стороны Ла-Манша и вступившей в соперничество с другими королевствами, стремящимися расширить свою территорию — в первую очередь с Францией. Вызванная этими обстоятельствами военизированность общества составляла главнейшую отличительную черту эпохи, наступившей вслед за смертью Стефана в 1154 г. и продолжавшейся около 300 лет. В самом деле, начиная с римского завоевания единая Англия часто оказывалась в политическом отношении связанной с континентом: так было при римлянах (78-409), Кнуте и его сыновьях (1016-1042), средневековых королях (1066-1453) и при Ганноверской династии (1714-1837). Эти отношения, конечно, не носили постоянного характера, но вытекающие из них политические связи наложили заметный отпечаток на весь средневековый период английской истории.

 

Империя Плантагенетов

Между 1154 и 1453 гг. Англия стремилась расширить свою территорию и сферу влияния как на Британских островах, так и во Франции, хотя современники и не употребляли по отношению к ней термина «империя», так как в их понимании существовала лишь одна Священная империя германской нации. Генрих II (1154-1189) не стремился установить единую систему управления; вместо этого он предполагал разделить приобретенные им сеньории между своими сыновьями. Стремление к расширению владений определялось по большей части честолюбивыми замыслами правителей Англии, которые считали себя не просто английскими королями, но правителями или законными претендентами на все наследство Генриха II, а также, со временем, и на французскую корону. При Плантагенетах сохранились нормандские взгляды на Британию, которая рассматривалась как довесок к европейским владениям.

В отличие от ситуации, типичной для нормандских предшественников Генриха, его восшествие на престол не стало сигналом для заговоров и мятежей: гражданская война за престолонаследие закончилась еще в правление Стефана. Важнейшим шагом Генриха было отвоевание Камбрии и Нортумбрии у Малькольма IV, короля Шотландии, так как подвижная англо-шотландская граница, отражавшая соотношение сил, сдвинулась при Стефане к югу, несмотря на победу англичан в Битве Штандартов (1138 г.): Давид I захватил Карлайл и Камбрию. До середины XII в. было неясно, в состав какой страны будет входить современная северная Англия, однако в 1157 г. Генрих II разрешил эту неясность.

Положение дел во Франции было менее благоприятным. В 1152 г. Генрих II женился на Алиеноре Аквитанской, бывшей прежде женой Людовика VII, короля Франции, которая принесла английской короне власть над Аквитанским герцогством (большая часть юго-западной Франции). Вкупе с нормандским и анжуйским наследством, которое досталось Генриху в 1151 г., это приобретение делало его самым могущественным французским феодалом, владевшим более обширной территорией, чем его сюзерен, французский король. В первые 12 лет своего правления Генрих использовал свою власть для разрешения в свою пользу споров о наследстве, включив в сферу своего влияния Бретань и другие французские земли. Он принял оммаж от графа Тулузского и принял под свое покровительство Овернь. Однако враждебное отношение французских королей к укреплению власти анжуйской династии привело к тому, что в тот момент, когда в семье Генриха II вспыхнули раздоры из-за наследства (так как, подобно Вильгельму Завоевателю, у Генриха было несколько сыновей) и английский король был вынужден бороться с серьезным мятежом, разразившимся в 1173-1174 гг.,

Людовик VII не преминул вмешаться в междоусобицу. Иностранное вмешательство несло угрозу французским владениям Генриха II, но не Британским островам, где, кстати говоря, Генрих развернул не менее бурную деятельность, чем во Франции. Походы 1157, 1163 и 1165 гг. незначительно изменили ситуацию в Уэльсе, но служили признаками того, что на английский престол взошел новый король, вовсе не похожий на Стефана.

 

Вторжение в Ирландию

Англо-нормандская колонизация не сводилась к приграничным областям. 1-2 мая 1169 г. отряд в 600 человек высадился на берегу залива Банноу между Уэксфордом и Уотерфордом. При поддержке ирландцев и норвежцев англо-нормандцы захватили Уэксфорд и его окрестности: отлаженное взаимодействие конницы и лучников давало им военное преимущество над ирландцами. Англо-нормандские войска продолжали прибывать в 1169 и 1170 гг., включая отряд Ричарда Стронгбоу де Клэра, могущественного феодала из Уэльса. В 1170 г. Стронгбоу захватил Уотерфорд и, в союзе с королем Лейнстера Дермотом МакМурхадом, взял Дублин. В следующем году Стронгбоу разбил войска норвежеского короля Дублина Асгалла и верховного короля Ирландии Руадри О'Коннора. В конце 1171 г. в Ирландию приехал Генрих II, чтобы вступить во владение в соответствие с папской буллой, выданной ему в 1155 г. единственным папой-англичанином Адрианом IV. Папа одобрил вторжение на том основании, что оно должно способствовать проведению церковной реформы в Ирландии, хотя сама аутентичность буллы остается под вопросом. Генрих II принял Ирландию под свою власть, пожаловав Стронгбоу Лейнстер, но оставив в личном владении Дублин, Уотерфорд и Уэксфорд. Он также принял изъявления покорности от некоторых ирландских королей и ирландской церкви, которая обязалась придерживаться английских порядков и обычаев. По Виндзорскому договору 1175 г. Генрих II был признан сюзереном Ирландии, а Руадри О'Коннор — королем Коннахта и верховным правителем всех незавоеванных англичанами областей. Короли Англии стали королями Ирландии лишь в XVI в.

В руках захватчиков скоро оказалась большая часть Ирландии, включая основную территорию Ольстера, который перешел под власть англичан с 1177 г. Англонормандское наступление обозначалось строительством таких замков, как Керрикфергус, Дандолк, Колрейн, Трим и Килдар. Подобно Уэльсу и в отличие от Англии и Шотландии, Ирландия не обладала внутренним единством, и это весьма облегчало задачу англо-нормандцам. В Ирландии установился новый порядок. Центром новой власти стал Дублин, а система управления приняла чисто английский облик. Связи Дублина с Кентербери способствовали созданию дублинского архиепископства, которое возглавляли исключительно англичане.

Затруднения, с которыми столкнулась королевская власть при шотландском вторжении в 1315 г., помогают составить представление о том, какое значение для ранних английских правителей Ирландии имело отсутствие нападений извне. Расчетливому Филиппу Августу, королю Франции (1180-1223), было гораздо важнее, благоразумнее и выгоднее подорвать могущество Анжуйской династии во Франции, а не на Британских островах, хотя позднее французские короли использовали давление на британские владения своих противников, чтобы ослабить, во-первых, английскую власть во Франции, а во-вторых, английскую иностранную политику в целом.

Сфера англо-нормандского влияния в Ирландии расширилась в XIII в., в том числе постепенно распространившись на области за рекой Шеннон и отдельные районы Коннахта. Около 1210 г. главный судья Ирландии епископ Джон де Грей привел войско в Атлон и построил каменный мост через Шеннон, а также каменный замок, который заменил прежние деревянные укрепления и обеспечил своим жителям безопасность, позволившую городу стать центром английского влияния. Однако начиная с 1280-х гг. сопротивление стало возрастать. Подобно Уэльсу, англо-нормандская Ирландия была разделена на область королевской юрисдикции, получившую к XV в. название «Пейл», и области, подвластные феодалам, располагавшими собственными судами и собственной администрацией. В наиболее плодородных районах Ирландии, например, на восточных и центральных равнинах, возникла сеть городов. Одновременно в большом количестве появлялись деревни.

 

Генрих II и его сыновья

Потомкам имя Генриха II запомнилось в основном в связи с его конфликтом с Томасом Беккетом, архиепископом Кентерберийским, который закончился убийством Беккета в 1170 г. Подобно представителю следующей эпохи, канцлеру Томасу Мору, поссорившемуся с могущественным и упрямым королем Генрихом VIII, уготовив себе гибель, Беккет сначала находился с монархом в самых дружеских отношениях, но после посвящения в архиепископы выступил в защиту права церковнослужителей судиться только в церковном суде. Кроме того, под угрозой находилось право свободного обращения и апелляции к папскому престолу, причем в то время, когда папская курия, благодаря деятельности пап, знатов права, превращалась в официальный центр христианского мира и, тем самым, в первоисточник власти и денег. Право апелляции к Риму составляло важнейшую черту церковного правосудия и церковной жизни как таковой. Беккет бежал из страны в 1164 г., когда Генрих II обратил против него всю мощь королевской судебной власти. Как и в случае с раздорами в собственной семье Генрих был вынужден считаться с мнением третей силы, в данных обстоятельствах — с папством, и это помогло противоборствующим сторонам найти компромисс. Однако, вернувшись в 1170 г. в Англию, Беккет вовсе не выказывал особой склонности соблюдать установившееся равновесие, несмотря на то, что общее согласие было необходимым условием успеха и, в более общем плане, развития рабочих отношений между королем и папством, государством и церковью. Слова, вырвавшиеся у Генриха в минуту гнева: «Неужели никто не избавит меня от этого неугомонного священника?», были всерьез восприняты четырьмя королевскими рыцарями, которые убили архиепископа в Кентерберийском соборе. Впоследствии Беккет был причислен к лику святых, а его усыпальница в Кентербери стала центром паломничества. Однако его смерть мало что изменила: условия достигнутого компромисса не претерпели существенных изменений, хотя были введены некоторые ограничения на апелляцию к Риму и был подтвержден основной принцип неподсудности церковнослужителей светскому суду.

Административная деятельность избежала подобных потрясений, и в правление Генриха II наблюдается значительный прогресс в финансовой и судебной сферах. Все последовательнее применялось стандартизованное обычное право. За исключением некоторых особых привилегий, дарованных области датского права, англосаксонские короли издавали законы для всех своих подданных, и поэтому Генрих II мог опереться на устоявшуюся традицию. Английское обычное право способствовало внутреннему объединению Англии в однородное государство, превосходящее своим единообразием общеевропейские стандарты, а в XIII в. сыграло заметную роль в развитии английского национального самосознания.

Усиление деятельности правительства требовало увеличения числа профессиональных администраторов. Эта группа впервые выделилась при Генрихе I. Куриалы большей частью набирались из «новых людей», к которым родовитые дворяне относились с презрением. Укрепилось правосудие; повысились королевские доходы, а само управление приобрело более эффективный и регулярный характер. Об этом свидетельствует введение постоянных записей: архивы казначейства непрерывно велись с начала правления Генриха II, архивы канцлерского суда — примерно с 1200 г. Развитие правосудия происходило по королевской инициативе, земельные иски возбуждались королевской повесткой, а закон и правопорядок обеспечивались странствующими королевскими судьями. Судебной процедуре было придано единообразие. Правительственные действия стали меньше зависеть от личного вмешательства монарха, чем при королях нормандской династии. С другой стороны, хотя Генрих II на протяжении большей части своего правления находился на континенте, единство управления поддерживалось королевским юстициарием.

Впрочем, по мере того, как снижались доходы с земельных угодий, корона стала больше зависеть от непредусмотренных финансовых вливаний, а улучшения в сфере отправления правосудия уравновешивались королевским произволом. Крупные держатели земель оказались почти что в полной зависимости от королевской воли. Территории королевских лесов с распространявшимися на них законами были расширены до возможно допустимых пределов, чтобы заставить людей платить отступные. Охотничье законодательство определялось не формами и стандартами обычного права, а только королевской волей. Возросшие возможности правительственного принуждения превратили эти законы в страшное орудие тирании. В этом заключалась одна из причин популярности Бекета, вступившего в открытое противостояние с королевской властью, и необычайного возмущения, которое вызвало королевское управление при Иоанне. Бюрократические принципы беспристрастного обезличенного управления прививались крайне медленно. В 1207-1208 гг. Иоанн писал: «Будет лишь справедливо, если мы будем лучше поступать по отношению к тем, кто с нами, чем по отношению к тем, кто против нас». Взгляды и интересы монарха также играли решающую роль в управлении. Эпоха средних веков характеризовалась сменой моделей королевского управления: в одном случае главное место занимал королевский двор, а в другом на первые позиции выходили казначейство и канцлерство. При Иоанне, Генрихе III и Эдуарде I ведущую роль играл двор — сначала палата, а затем гардероб; а при Эдуарде III значительно усилилась власть казначейства. Подобные перемены повторялись и в эпоху Тюдоров. На самом деле средневековая английская монархия во многих отношениях служила образцом для тюдоровского правительства, включая размах системы королевского патроната и получение должностей в королевской администрации.

Из пяти законных сыновей Генриха трое умерли раньше отца, и ему наследовал третий сын Ричард I (1189-1199). В 1173-1174 гг. Ричард присоединился к братьям, поднявшим мятеж против Генриха II при поддержке французского короля, а после этого приобрел большой опыт ведения военных действий при подавлении восстаний в унаследованном им герцогстве Аквитании. Став королем, он проводил за пределами Англии даже больше времени, чем Генрих. Приняв активнейшее участие в Третьем крестовом походе, он захватил Акру и одержал победу над войском Саладина в битве при Арсуфе (1191 г.). По пути на родину он был схвачен в Германии и заключен в тюрьму (1192-1194), а его отсутствием воспользовались его младший брат Иоанн и король Франции Филипп Август, извлекший из сложившейся ситуации еще больше выгод. Ричарда выкупили за огромную сумму в 150 000 марок, и то, что такой выкуп был выплачен, показывает уровень благосостояния Англии и эффективность административной системы. Ричард посвятил большую часть времени попыткам отвоевать у Франции области, захваченные в его отсутствие, и погиб при очередной осаде. Своему преемнику он оставил в наследство долги, конфликт с Францией и недовольство баронов королевским управлением. Так как у Ричарда не было законных детей, на престол взошел его брат Иоанн (1199-1216). Позиции нового короля были ослаблены его бестактным поведением по отношению к французским вассалам, усугубленным разнесшимися слухами о том, что Иоанн повинен в смерти (1203 г.) своего племянника Артура, герцога Бретонского, сына его старшего брата Джеффри, скончавшегося при жизни Генриха II. Благодаря решительности и удачливости Филиппа Августа в 1203-1204 гг. Иоанн утратил обширные владения своего отца во Франции, включая Нормандию и Анжу. Жадный и подозрительный по природе, Иоанн не извлек никаких уроков из неудач. Он отличался несдержанностью, не умел привлекать к себе людей и не мог смягчить впечатление, производимое агрессивным и принудительным стилем управления. Попытки Иоанна собрать средства, чтобы отвоевать утраченные области, и его самодержавное распоряжение королевской властью породили сильную оппозицию, а спор об избрании архиепископа Кентерберийского привел к конфликту с весьма решительным противником, папой Иннокентием III. В 1208 г. Иннокентий подвел Англию под интердикт, запретив отправление всех религиозных служб и обрядов, а в 1209 г. отлучил Иоанна от церкви.

 

Великая хартия вольностей, 1215 г.

Иоанн примирился с папой, объявив Англию фьефом папского престола (1213 г.), но договориться с остальными врагами было гораздо сложнее. Попытки Иоанна вернуть захваченные наследственные владения во Франции закончились поражением при Бувине (1214 г.). Эта неудача подтолкнула противников Иоанна поднять восстание, и в 1215 г., чтобы положить конец противостоянию, принимавшему для него дурной оборот, король был вынужден принять Великую хартию вольностей. Эта хартия прав и свобод выражала собой осуждение феодальной, судебной и административной власти, которой был облечен Иоанн, так как она определяла и ограничивала королевские права. В сущности, Великая хартия вольностей представляла собой огромный перечень всех злоупотреблений, допущенных Иоанном. Она затрагивала практически все сферы государственного управления, и потому позднее раздавались призывы к ее пересмотру. Ею ограждались от посягательств свободы баронов, а свободным людям предоставлялись гарантии от королевского произвола. Корона более не могла самовластно определять свои права. Великая хартия вольностей утверждала действие принципа, по которому закон превалировал над королевской властью. Этот принцип был позднее подтвержден Оксфордскими провизиями в 1258 г.

Однако эффективность подобных договоренностей, ограничивающих монархическую власть, всегда зависит от готовности самого монарха изменить свою манеру поведения и политический курс или же от создания оппозиционной силы, способной принудить монарха к таким переменам. Нежелание Иоанна соблюдать договоренность привело к тому, что его противники предложили английскую корону Людовику, сыну Филиппа Августа, развязав тем самым гражданскую войну.

Иоанн умер в 1216 г., вскоре после того как зыбучие пески Уоша поглотили значительную часть его обоза.

Сын Иоанна, Генрих III (1216-1272), вступивший на престол в возрасте 9 лет и не вызывавший у баронов никаких опасений, был в их глазах вполне приемлемым королем. После нескольких побед, среди которых следует выделить сражение при Линкольне и морскую битву у Дувра, успешно выигранную Губертом де Бургом (оба сражения состоялись в 1217 г.), сторонники Генриха вынудили Людовика отказаться от дальнейшей борьбы и заключить Ламбетскии договор (1217 г.). Генрих III начал самостоятельно управлять страной лишь в 1232 г., однако ни во время его несовершеннолетия, ни после англичанам так и не удалось одолеть французов на континенте и вернуть земли, утраченные Иоанном. Катастрофическая кампания в Пуату (1242 г.) нанесла серьезный удар по репутации и финансам короны, и по Парижскому договору (1259 г.) Генрих наконец признал земельные потери, после чего под властью английского короля осталась лишь Гасконь, часть Аквитании с главным городом Бордо.

Во время несовершеннолетия Генриха приобрела популярность идея ограничить власть монарха письменными правилами и обязать его советоваться с баронами. Созывались «Великие советы», чтобы снискать одобрение знати и тем самым приобрести ее доверие и поддержку; часто переиздавалась Великая хартия вольностей. Непопулярность Генриха основывалась как на том, что он даровал свое благорасположение не только представителям английской элиты, но и своим французским друзьям и советникам, так и на том, что его правительство стремилось выжать максимум средств из населения, а королевские и феодальные чиновники допускали множество злоупотреблений. Подобно своему отцу, Генрих оказался неспособен поддерживать нужный тон в отношениях с крупнейшими вассалами, которые при помощи Оксфордских (1258 г.) и Вестминстерских (1259 г.) провизии попытались лишить его реальной власти и установить приемлемое для них управление страной. В 1264 г. вспыхнула гражданская война. Бароны во главе с французом Симоном де Монфором, графом Лестера, зятем короля, нанесли Генриху поражение в битве при Льюисе. Победа отдала контроль над королем и правительством в руки Монфора, однако в 1265 г. сын Генриха Эдуард бежал из заточения, собрал войско и разгромил Монфора при Ившеме. Эдуарду сопутствовала удача, поскольку достаточно большое число баронов хранили верность монарху, а другие были настроены враждебно к Монфору. Королевская власть была восстановлена, хотя Генрих стал вести себя более осторожно.

 

Потеря независимости Уэльсом

Геральд Камбрийский (около 1145-1223), нормано-валлийский архидьякон Брекона, сопровождал архиепископа Кентерберийского в поездке, которую тот совершил в 1188 г., призывая поддержать Третий крестовый поход. Геральд описал это в «Путешествии по Уэльсу»; его перу принадлежит также «Описание Уэльса». Его произведения нельзя назвать надежным источником; кроме того, как и во многих других книгах, посвященных путешествиям, у Геральда встречается множество обобщений: «Валлийцы особенно тщательно бреют нижние части тела... валлийцы поют свои песни не в унисон, а по отдельности, со множеством вариаций и модуляций... И женщины, и мужчины очень заботятся о своих зубах... для валлийцев щедрость и гостеприимство стоят выше всех прочих добродетелей». Тем не менее Геральд отчетливо осознавал единство валлийцев: он не писал о Гвинедде и Дехьюбарте так, как будто там живут разные народы. Это внутреннее единство заложено в самоназвании валлийцев Cymry (буквально «соотечественники»), составлявших общество, объединенное общей культурой, мифологией, языком (хотя валлийские диалекты сильно отличались друг от друга), обычаями и законами. Несмотря на политическую раздробленность, валлийцы осознавали себя единым народом, живущим в единой стране. Однако множественность государств и обычай разделения уделов между наследниками значительно ослабляли политическую структуру, оказавшуюся к тому же под серьезным внешним давлением.

Ближе всего к политическому единству Уэльс подошел при Лльюэлине Великом (ум. 1240 г.) и его внуке Лльюэлине ап Гриффидде «Последнем» (ум. 1282 г.), королях Гвинедда. Они объединили под своей властью «валлийский» Уэльс (рига Wallia). В XIII в. Гвинедд выдвинулся на первое место среди прочих валлийских княжеств, а оба Лльюэлина пытались создать единую власть и единую страну там, где никогда не было ничего подобного. Эта тенденция связана с общим развитием судебной системы и администрации в XIII в., а также с увеличением объемов движимой собственности, приведшим к обострению княжеских амбиций во всех частях Уэльса. Традиции «национальной» истории и «национального» самосознания, внедренные и поддерживаемые образованным слоем, получили политическое наполнение благодаря деятельности князей-«реформаторов», строивших замки, развивавших добычу природных богатств, разрабатывавших законодательство, основывавших монастыри, жаловавших грамоты на статус города и действовавших при посредстве небольшого круга администраторов, в который входили и клирики, получившие образование за пределами Уэльса. Чтобы противостоять английскому давлению, князья были вынуждены перенимать английские методы. Цель Лльюэлинов состояла в том, чтобы подчинить прочих валлийских князей и одновременно убедить английскую корону принять у князей Гвинедда оммаж за весь Уэльс. При этом остальные князья должны были приносить оммаж правителям Гвинедда. Для утверждения такого порядка требовалось заключить договор с Англией.

Между 1272 и 1277 гг. англо-валлийские отношения прошли через ряд кризисов, хотя, скорее всего, обе стороны не желали доводить дело до войны. Лльюэлин так и не принес оммаж Эдуарду I и не нашел возможности придти с ним к какому-либо компромису. В 1277 г. Эдуард решил разрешить затруднения силой. Он вторгся в Уэльс с большим войском, заручившись также поддержкой прочих валлийских правителей и валлийских изгнанников. Вспомогательные отряды вели наступление на центральный и южный Уэльс, а сам Эдуард напал на Гвинедд, использовав флот, чтобы отрезать Англси, главный поставщик продовольствия. Заперев Лльюэлина в Сноудонии, Эдуард затруднил доставку припасов, и вскоре тот был вынужден заключить договор в Аберконуи (1277 г.). Лльюэлин принес Эдуарду оммаж и уступил земли к востоку от Конуи. Его противникам из числа валлийских князей были пожалованы фьефы, а большинство валлийских правителей принесли оммаж напрямую английскому королю. Валлийскому Уэльсу не суждено было объединиться под началом Гвинедда. Теперь княжество составляли лишь Англси и Сноудония.

После заключения мира началась англизация правительства и церкви, вызвавшая определенные осложнения. Архиепископ Кентерберийский Пекем известил Лльюэлина о том, что валлийские обычаи следует соблюдать только в том случае, если приемлемы. В 1282 г. поднял восстание Давид, брат Лльюэлина, и Лльэлин принял участие в мятеже. Эдуард применил стратегию, уже успешно опробованную в 1277 г. Лльюэлин, опасаясь наступления зимы и возможного голода, вырвался из Сноудонии, но 11 декабря был убит под Буилтом. Давид, собственно и поднявший этот мятеж, скрывался в Сноудонии. В 1283 г. он был схвачен и казнен в Шрусбери: повешен, обезглавлен и четвертован.

Различные судьбы Уэльса и Шотландии нельзя объяснять раздробленностью Уэльса или поддержкой, оказанной валлийцами англичанам: то же самое происходило и в Шотландии. Неудачи, которыми заканчивались прежние походы, говорят о том, что поражение валлийцев не было предопределено. Однако успеху англичан, несомненно, способствовала относительно небольшая территория Гвинедда, близкое расположение таких баз, как Честер и Шрусбери, многократное превосходство в людях, средствах и припасах, военно-морская мощь и отсутствие иностранной помощи у Лльюэлина. Уэльсу не помогали ни Шотландия, ни Франция, а Ирландия приняла участие в конфликте лишь тем, что послала войска на помощь англичанам.

 

Уэльс после завоевания

Завоевание Уэльса было закреплено новым военным порядком, а за ним последовало политическое урегулирование. Английское присутствие в Уэльсе долгое время сосредотачивалось вокруг замков, а вслед за походами 1277 и 1282 гг. наступали периоды интенсивного строительства. После 1277 г. обновлялись и перестраивались замки в Аберистуите, Буилте, Флинте и Риддлане, однако с 1282 г. появились новые места для возведения крепостей, а также новые стратегические задачи, так как под власть английской короны перешел Гвинедд. Карнарвон, который должен был стать центром королевской власти в Уэльсе, Конуи, Харлех и Бомарис располагались на берегу и обеспечивались снабжением с моря. Строительство этих крупных замков — каменных, в отличие от прежних земляных и деревянных укреплений — было непростым делом, обошедшимся англичанам в огромную сумму в 93 000 фунтов и потребовавшим труда тысяч рабочих. Замки строились в Черке, Денби и Холте. Местные валлийские князья в XIII в. также ранее возводили крепости, но отныне крепостное строительство полностью перешло под контроль англичан.

Новое политическое устройство положило конец независимости Уэльса, хотя политические и конституционные достижения правителей Гвинедда служили основой правления Эдуарда I и его преемников. Уэльс сохранил статус княжества, который он обрел в 1277 г. С 1284 г. оно стало зависимой от Англии областью и было пожаловано Эдуардом I своему старшему сыну, получившему титул принца Уэльского. Княжество не было присоединено к Англии до 1536 г., но уже не было самостоятельным государством. Эдуард воспользовался феодальным правом и считал себя законным наследником конфискованного имущества Лъюэллина, и таким образом английская корона приобрела большую часть Уэльса, включая весь Гвинедд. В действительности «граница» перестала существовать, и поэтому возникла необходимость создать для новых коронных земель новую административную и судебную структуру. Валлийские Статуты (1284 г.) закрепили зависимость местного управления от центральной власти, распространив английскую систему графств на Англси, Карнарвон, Флинт и Мерионет, в дополнение к Кардигану и Кармартену, которые получили статус графств еще раньше в том же XIII в. В Уэльсе было введено английское уголовное законодательство, хотя гражданское право по большей части сохранило валлийские традиции. Карнарвон и Кармартен стали центрами королевского управления, а вокруг новых замков в Аберистуите, Бомарисе, Карнарвоне, Конуи, Денби, Флинте и Риддлане образовались новые (или расширялись) города, заселявшиеся английскими ремесленниками и торговцами и также являвшиеся центрами распространения английского влияния и английской культуры, хотя в 1305 г. богатейшим горожанином Бомариса был валлиец.

Завоевание Гвинедда стало главным достижением Эдуарда I, хотя осознанная имитация константинопольской стены Феодосия в Карнарвоне отражает имперские амбиции английского короля. Хотя первым из «приграничных» областей исчез Корнуолл, он никогда не создавал для англичан такой военной угрозы, как Уэльс. Успехи Эдуарда полностью обесценили крупные оборонительные сооружения в Чешире и Шропшире, и здешние замки обветшали и превратились в развалины. На решительные действия Эдуарда, скорее всего, подтолкнули как неудачи его отца и деда (Генриха III и Иоанна), так и то обстоятельство, что валлийская проблема тесно переплелась с внутренними английскими неурядицами: так, например, Льюэллин был женат на дочери Симона де Монфора.

После 1283 г. сопротивление не угасло. Мятежи вспыхивали в 1287 и, с особенной силой, в 1295 гг. Не вполне ясно, считали ли сами валлийцы себя покоренным народом. Их возмущение вызывало доминирование англичан в административной и церковной сферах, а также торговые привилегии, пожалованные жителям новых городов. За присоединением Гвинедда не последовало широкомасштабное отчуждение собственности, которое можно было бы сравнить со сходным процессом после Нормандского завоевания Англии, и, хотя церковные устои были приведены в соответствие с английскими обычаями, эти перемены опять же не идут ни в какое сравнение с положением при Вильгельме I. Изменения почти не затронули местный уровень: власть сохранили все те же семьи, традиционно возглавлявшие валлийское общество.

Многие области Уэльса, особенно южного, все еще контролировались англо-нормандскими знатными родами, захватившими эти земли ранее. Эти владения вкупе носили название «валлийская граница», не входили в систему графств и пользовались автономией. Их владельцы обладали большой административной властью и юрисдикцией. Большинство таких фьефов постепенно перешло в руки могущественных династий путем брачных союзов или наследования. Крупными владениями были Гламорган (принадлежавший семье Клэров), Майлиенидд и Раднор (Мортимеры), Брекон (Бохуны), Абергавенни (Гастингсы), Рутин (Грей) и Пемброк (Валенсы). Таким образом, Эдуард I не пытался создать единое и целостное государство: он стремился разрешить частную проблему Гвинедда. И все же могущество пограничных баронов таило в себе угрозу для стабильности королевской власти, и Эдуард предпринимал попытки утвердить над ними свой сюзеренитет. Пока сохранялись эти различия в системах управления, королевская власть оставалась ограниченной. Не существовало единой правительственной структуры, которая могла бы превратить Уэльс в бюрократическую единицу. Как и во многих других частях Британских островов, ключевую роль продолжала играть разнородность составляющих.

Не подвергая сомнению сам факт завоевания, нельзя сбрасывать со счетов и мирные способы распространения английской власти на Британских островах в XII и XIII вв., которые включали в себя заселение, колонизацию, торговлю и экономическое влияние.

 

Шотландия в XIII в.

В XIII в. на Британских островах было два сильных государства — Англия и Шотландия. Оба обладали сходными административными и военными традициями.

Оба сталкивались с внутренними проблемами, но во многих отношениях английская монархия, которой не удалось избежать гражданских войн и борьбы за конституцию, вела внутриполитический курс с меньшим успехом. Шотландские короли опирались прежде всего на центральные области Лоуленда и постоянно укрепляли свою власть. Так, например, Вильгельм Лев (1165— 1214), внук Давида I, стремился покорить Голуэй, а в 1187 г. в битве при Мамгарви разгромил войско мятежников, поднявших восстание в Морее. Вильгельму также удалось отразить нападение Гаральда, эрла Оркнейского, который, следуя примеру своих предков-викингов, вторгся в Морей, и захватить Кейтнесс, входивший в состав Оркнейского эрлства и лишь номинально подчинявшегося королю Шотландии. Сын Вильгельма, Александр II (1214-1249), упрочил королевскую власть в Аргайле и Кейтнессе и прогнал норвежцев, напавших на Шотландию в 1230 г. Смерть настигла Александра в то время, как он пытался отобрать у Норвегии Гебридские острова. Его сын, Александр III (1249-1286), продолжил линию своего отца, устремив свои усилия на создание сильного и централизованного государства. Осуществлению этих планов препятствовала враждебность Хакона IV, короля Норвегии, но его войска получили отпор в битве при Ларгсе (1263 г.), а общий провал норвежской политики привел к тому, что по Пертскому миру (1266 г.) Шотландия приобрела Западные острова.

Стремление шотландских королей распространить свою власть на всю территорию сложного этнического конгломерата, который представляла собой Шотландия, натолкнулось на серьезное сопротивление. Голуэй, например, на протяжении долгого времени был крайне слабо связан с шотландской короной: в 1174г., во время мятежа против иноземцев, возглавленного Ухтредом и Гилбертом Голуэйским, восставшие убили поставленных над ними чиновников и нападали на англонормандских феодалов. И тем не менее монархам удалось достичь определенных успехов. Например, в период с 1150 по 1266 гг. влияние шотландской короны значительно укрепилось в Кейтнессе.

Кроме того, развитию национального самосознания немало способствовало образование самостоятельной шотландской церкви. В результате этого процесса название Шотландия стало распространяться на все территории, подчинявшиеся королю скоттов. В 1192 г. папа Целестин II пожаловал Вильгельму Льву буллу Cum Universi, переводя девять шотландских епископских кафедр в прямое подчинение папскому престолу и, тем самым, по сути, отвергая притязания английских архиепископов Йорка и Кентербери на верховную юрисдикцию (хотя Голуэй остался под властью Йоркского архиепископа). Это решение положило конец долгим спорам. Папская булла прекратила раздоры, порожденные гордостью и самолюбием, но в конечном итоге способные дать толчок развитию особой формы английского церковного империализма, и таким образом повысила авторитет шотландской монархии. Хотя, конечно, весьма важно учитывать воздействие королевской и церковной власти, нельзя упускать из виду и более широкие социальные, экономические и культурные явления, внесшие свой вклад в сплочение шотландской нации. Представления о единой Шотландии укоренялись по мере того, как модели поведения, ассоциируемые с родными областями королевской династии, распространялись на другие территории.

 

Англо-шотландские войны

При Александре III могущество Канморской династии достигло наивысшего расцвета, хотя вследствие английских притязаний на верховный сюзеренитет папский престол так и не пожаловал шотландской церкви права короновать и помазать королей. Однако, как часто бывало, ослабление королевству несли династические неурядицы. Александр умер в 1286 г., и корону унаследовала его внучка Маргарита, трехлетняя Норвежская Дева. Эдуард I счел этот момент благоприятным для укрепления своей династии в 1289 г. заключил Солсберийский мир, в котором оговаривался будущий брак Маргариты с его наследником (Эдуардом II). По договору, Шотландия должна была сохранить свои права и законы, но, по сути, династическая уния, в конечном итоге состоявшаяся только в 1603 г., могла бы объединить две страны уже в 1289 г.

Однако Маргарита умерла на пути в Шотландию в 1290 г. После ее смерти свои притязания на престол выдвинуло сразу несколько претендентов. В судьи был приглашен Эдуард I, который принудил претендентов признать его сюзеренитет над Шотландией и провозгласил королем Джона Баллиола (в 1292 г.). Баллиол принес Эдуарду I оммаж, и, таким образом, на Британских островах установилась английская гегемония. Однако дальнейшее вмешательство Эдуарда в шотландские дела, и не в последнюю очередь поощрение, с которым он поддерживал случаи апелляции к английским судам, вызывало недовольство у многих шотландцев. Напряжение подогревалось шотландскими связями с Филиппом IV, королем Франции, который в 1294 г. захватил Гасконь. Вследствие всего этого в 1296 г. Эдуард I вторгся в Шотландию. Король лично возглавил нападение на Бервик и захватил его, предав смерти несколько тысяч шотландцев. После удачной кампании, в ходе которой шотландцы потерпели поражение при Данбаре, Баллиол отдал Шотландское королевство под власть Эдуарда. Однако торжество англичан оказалось недолгим, так как в 1297 г. в Шотландии вспыхнуло восстание под руководством Уильяма Уоллеса, который разбил английское войско при Стерлинге. Затем он разорил Нортумбрию, наглядно показав, чего может ожидать Англия, если будет продолжать враждовать с Шотландией. Эдуард I в то время находился во Фландрии, где он вел войну с французами и их союзниками. Тем не менее, достижения на континенте вновь ослабляли положение английской короны на Британских островах.

Заключив с Францией перемирие, в 1298 г. Эдуард I отправился в поход на север. В сражении при Фолкерке шотландские копейщики, стоявшие «ежом» (прообраз каре), сумели отразить атаку английской конницы, но были разбиты лучниками. Последующие походы принесли англичанам территориальные приобретения, но их силы были на пределе, а сопротивление не было подавлено, хотя в 1305 г. Уоллес был захвачен и казнен. В следующем году восстание поднял Роберт Брюс, короновавшийся на шотландский престол, а в 1307 г. Эдуард I умер в Боро-на-Сендсе на пути в Шотландию.

Эдуард II (1307-1327) не унаследовал ни военных дарований, ни честолюбия своего отца, и снижение английского вооруженного давления позволило Брюсу укрепиться на шотландском престоле. Он разгромил своих соперников в самой Шотландии и в 1309 г. созвал Парламент. В 1314 г. Брюс захватил Эдинбург, а гарнизон Стерлинга пообещал сдать город, если не получит помощи. Шедшие на выручку английские войска под руководством Эдуарда II были разбиты при Баннокберне шотландской армией благодаря удачному выбору позиции, которая позволила копейщикам обратить в бегство вражескую конницу. Англичане плохо распорядились своими лучниками. Эдуард бежал, а после сдачи Стерлинга английскому господству был брошен вызов в Ирландии, где в 1315 г. высадился брат Роберта Брюса, Эдуард Брюс, и в северной Англии.

В 1318 г. пал Бервик, а в 1319 г. шотландцы опустошили Йоркшир. Независимость была восстановлена Арбротской декларацией в 1320 г. Английские попытки восстановить прежнее положение не имели успеха, и в 1328 г. Нортгемптонским и Эдинбургским договором независимость Шотландии и королевское достоинство Роберта Брюса были официально признаны Англией. Укрепившееся вследствие этих достижений шотландское самосознание поставило под вопрос не только культурные отношения с Англией, но и давнюю связь с Ирландией, которую до сих пор шотландцы считали своей исконной родиной.

Эти события не положили конец войнам за независимость. Договор был с негодованием воспринят в Англии, даже в северных графствах, сильнее всего страдавших от шотландских нападений. Вероятность возобновления военных действий была чрезвычайно велика. В 1332 г. Эдуард Баллиол выдвинул притязания на трон и объявил себя ленником Эдуарда III. Он был изгнан из страны сторонниками малолетнего сына Роберта Брюса, Давида II (1329-1371), но в следующем году английские лучники под началом Эдуарда III разбили шотландскую армию при Холидон-Хилле и захватили Бервик. В 1334 г. Эдуард III возвел на шотландский престол Баллиола и получил от него Лотиан. Однако положение Баллиола было крайне непрочно; ему пришлось бежать из страны. Англичане вновь совершили ряд походов в Шотландию в 1335, 1336 и 1341 гг., захватив многие области страны, однако Эдуард III был вынужден направить большую часть ресурсов на войну с Францией. Давид, подстрекаемый своими французскими союзниками, напал на Англию в 1346 г., но потерпел поражение при Невиллс-Кроссе у Дарема, был захвачен англичанами и оставался в плену до 1357 г. Эдуард III вновь вторгся в Шотландию в 1356 г., но уже в 1357 г. заключил с Шотландией мир.

Англия располагала гораздо большими средствами и силами, чем Шотландия, и, наверное, была вполне способна завоевать своего северного соседа, если бы не была вынуждена перенести задействовать свои основные ресурсы в войне с Францией, размах которой вполне отражает название «Столетняя война». Враждебные действия против Шотландии в 1296 г. по большей части были вызваны конфликтом между Эдуардом I и Филиппом IV, королем Франции, в который втянулись и шотландцы. Если бы не эти дополнительные осложнения, Эдуард, вероятно, предоставил бы Баллиолу большую свободу действий, а шотландцы действовали бы осторожнее. В 1330-е г. Шотландия вновь вышла на передний план, поскольку эта страна, как и Фландрия, стала ареной борьбы между Эдуардом III и Филиппом VI. В 1334-1341 г. Давид II пребывал в изгнании под покровительством Филиппа. Война с Францией не предотвращала походы в Шотландию, состоявшиеся, например, в 1346 и 1356 гг. Обращает на себя внимание уязвимость шотландских экономических и административных центров. В 1335 г. Эдуард III без труда захватил Глазго и Перт, а в 1336 г. северо-восточную Шотландию; в 1356 г. Генри Ланкастер занял Перт, Элгин и Инвернесс.

Если бы англичанам удалось установить и поддерживать постоянное военное присутствие в шотландском Лоуленде, Шотландское королевство было бы ослаблено настолько, что перестало бы быть опасным противником. Междоусобицы, раздиравшие шотландскую знать, которые оказались столь на руку англичанам, можно было бы использовать, чтобы утвердить власть английского короля, который в таком случае смог бы выдвинуть более успешные притязания на шотландскую корону для себя или для своего протеже. Однако эпизодический характер военных действий, обусловленный второстепенной ролью Шотландии в английской военной политике с конца 1330-х гг. и усугубленный естественными трудностями при организации правильного снабжения и доставки припасов, привел к недостаточной поддержке занятых позиций. Благодаря этому шотландцы перехватили инициативу, получив в свое распоряжение прекрасное оружие для борьбы с Англией. Когда англичане вторгались в Шотландию, шотландцы могли избегать сражений, тревожа английскую армию незначительными нападениями и перерезая линии снабжения. С помощью такой тактики, например, было отражено нападение Эдуарда на Лотиан в 1356 г. Кроме того, держать многочисленные английские гарнизоны в Шотландии было бы чрезвычайно дорого, а так как сама Шотландия не располагала такими средствами, чтобы оплачивать свое же завоевание, вся тяжесть расходов легла бы на Англию. Напротив, успешная война с Францией отчасти самоокупалась.

 

Ирландия в эпоху позднего средневековья

Поражению англичан в Шотландии сопутствовали неудачи в Ирландии. В 1315 г. в Ирландию вторгся Эдуард Брюс. Существует мнение, что Роберт I стремился завоевать Ирландию, чтобы затем заключить союз с Уэльсом и создать общекельтскую антианглийскую коалицию. Англо-ирландские силы были разбиты шотландцами, проявлявшими во время похода крайнюю жестокость. Однако в конечном итоге войско Эдуарда Брюса потерпело поражение, а сам он был убит в битве при Фогарте (1318 г.), одном из важнейших сражений средних веков. Шотландские планы завоевания Ирландии провалились. Тем не менее, английское господство было значительно ослаблено, а вторжение Брюса вдохновило гэльское население на борьбу с англичанами, положившую конец английским надеждам на полный захват Ирландии и остановившую поступления в английскую казну из Ирландского казначейства. Несмотря на крупные походы, предпринятые англичанами в 1360-х, 1370-х и 1390-х гг., их положение лишь ухудшилось.

Война препятствовала развитию ирландского общества. Например, за период с 1218 по 1315 гг. Атлон несколько раз предавался огню, его мост был разрушен при нападении около 1272 г., а в 1315 г. город был сожжен дотла и на дальнейшем протяжении средних веков так и не был восстановлен. Дублинская администрация сохранила за собой лишь номинальную власть, предоставив англо-ирландскому роду Диллонов право передавать по наследству должность коменданта замка. Впрочем, даже несмотря на это их часто изгоняли представители гэльского клана О'Келли из Уи Мане.

К следующему столетию непосредственно под властью англичан оставался только Пэйл — область вокруг Дублина, а большую часть острова контролировали полунезависимые англо-ирландские феодалы и независимые вожди гэльских кланов. Начиная с 1333 г. вследствие гэльского возрождения значительно сократилась территория англо-ирландского графства Ольстер. Одна из ветвей клана тиронских О'Нейллов захватила южную половину Антрима и северную половину графства Даун, а к 1460 г. главный центр Ольстера, город Каррикфергус, выплачивал им дань за защиту. Поход Ричарда II в 1399 г. стал последней экспедицией в Ирландию, возглавленной английским королем, до вторжения Вильгельма III в 1690 г., хотя в конце XVI и середине XVII вв. англичане предпринимали широкомасштабные походы против ирландцев. XV в. ознаменовался значительным ослаблением английского влияния в Ирландии.

 

Политическая ситуация на Британских островах

Одной из самых существенных черт, доставшихся в наследство от средних веков, была политическая раздробленность. Британские острова не были объединены в политическом отношении до эпохи религиозной раздробленности, вызванной Реформацией в XVI в., а последовавшее укрепление национального самосознания серьезно препятствовало такому объединению. В ретроспективе сложность этой задачи кажется особенно очевидной. В Шотландии англичане опирались не на колонизацию, а на коллаборационизм определенной части населения, но поддерживать это сотрудничество на должном уровне оказалось невозможно. Центр английской власти и могущества располагался в южной Англии и был сильно удален как от Шотландии, так и от Ирландии. Война в обеих этих странах вызывала серьезные затруднения, связанные с организацией снабжения. Римлянам в свое время не удалось покорить Шотландию. Ко всему прочему, шотландцы уже находился под управлением достаточно развитой монархической системы и выучились «современной» военной тактике. И все же необычайная энергия норманнов, создавших свои королевства в южной Италии и в Англии, и нестабильность политических границ на континенте показывают, что судьбы государственных образований в Британии могли сложиться и по-другому. В эпоху средневековья, несомненно, не раз представлялись возможности для расширения территории Английского королевства путем брачных союзов или завоеваний. Таким образом, существовала определенная вероятность создания основы Британского государства, британской аристократической элиты и британского самосознания. С другой стороны, сама изменчивость политического положения и высокая роль случая, отличавшая международную политику той эпохи, подверженную таким превратностям, как рождения, браки, способности и смерти монархов, неизбежно ставила под вопрос вероятность достижения подобных успехов.

Даже если бы единства Британии удалось достичь, вряд ли бы оно выстояло под давлением заговоров и гражданских войн XV в. В этом отношении весьма показателен распад Кальмарскои унии, объединившей под единой властью Швецию, Норвегию и Данию (1397-1523), но не менее убедителен и пример объединения Испании, по крайней мере на династическом уровне, которое было завершено путем как войн, так и брачных союзов.

Если раздробленность Британских островов оставалась одной из важнейших черт политического наследия средних веков, то другую такую черту составляет утрата континентальных владений английской короны, за исключением Кале. Иоанн и Генрих III не смогли сохранить наследство Генриха II, однако Эдуард I решительно противился французскому влиянию в Гаскони. Его усилия в этом направлении подрывались внутренними неурядицами, обусловленными его политикой, особенно завышенными финансовыми запросами, оказавшими влияние на реакцию, сопровождавшую обширную административную и законодательную реформу, которую король провел рядом статутов в 1275-1290 гг. Финансовые факторы сыграли определенную роль и в изгнании евреев в 1290 г. В 1290-х гг. у Эдуарда сложились напряженные отношения со знатью, подогревавшиеся разногласиями в вопросах налогообложения. Купцы и церковнослужители также не поддерживали политику правительства. Недовольство дошло до высшей точки в 1297 г., когда разразился широкомасштабный политический кризис, так как многие представители знати возмущались повышением военных налогов. В следующем столетии положение еще более ухудшилось.

 

Эдуард II (1307-1327)

Эдуарду II в наследство достались серьезные проблемы, включая войну с Шотландией, однако, не будучи способным правителем и отличаясь непривлекательными личными качествами, он только усугубил их. Неудачи Эдуарда в войне с шотландцами во многом проистекали из его борьбы с английскими баронами, поводом для которой послужило высокомерие его фаворита-гасконца Пьера Гавестона. Эдуард I, недовольный влиянием, которое оказывал Гавестон на наследника, изгнал его из страны, но Эдуард II вернул его из изгнания, сделал его графом Корнуолла и наделял щедрыми дарами. Это привело к политическому кризису. В 1311 г. Эдуард был вынужден принять ордонансы, ограничивающие королевскую власть, а в 1312 г. Гавестон был убит знатными баронами. Правительством руководил Томас, граф Ланкастер, двоюродный брат короля. В 1322 г. Эдуарду удалось нанести Ланкастеру поражение при Боробридже и казнить. После этого ордонансы были отменены, но Эдуард так и не приобрел популярности, не в последнюю очередь благодаря своим новым фаворитам, отцу и сыну Диспенсерам, жадным и алчным людям, игнорировавшим наследственные права.

Эдуард II не был способным военачальником. Кроме того, он совершенно не соответствовал представлениям о королевской власти: он был лишен величия и развлекался недостойными короля занятиями — греблей и рытьем канав. Покровительство, которое король оказывал своим фаворитам и их приближенным, привело к недовольству, которым воспользовалась его жена Изабелла, дочь короля Франции Филиппа IV. При помощи своего любовника Роджера Мортимера в 1326 г. она захватила Эдуарда в плен. Затем он отрекся от престола в пользу сына и в 1327 г. был убит в замке Беркли, вероятно, раскаленной кочергой, вставленной в задний проход. Этот способ убийства не оставлял на теле следов насилия. За этим первым цареубийством с 978 г. (если предположить, что Вильгельм II был застрелен по случайности) последовали убийства Ричарда II (1400 г.), Генриха VI (1471 г.) и Эдуарда V (1483 г.), свидетельствуя одновременно о политической нестабильности, характерной для той эпохи, и о важном значении, которое продолжали придавать монархии.

 

Эдуард III (1327-1377)

Изабелла и Мортимер управляли страной в первые годы правления Эдуарда III, но в 1330 г. Эдуард и его сторонники захватили Мортимера и заключили в тюрьму его мать. Мортимер был повешен. Эдуард восстановил престиж королевской власти после того ущерба, который нанесло ей правление его отца, и достиг особых успехов во взаимоотношениях с баронами, приобретя их уважение и поддержку. У него не было фаворитов, а в 1348 г. он создал орден Подвязки, скрепив узы, связывающие короля и дворянство.

Правление Эдуарда III ознаменовалось началом Столетней войны с Францией. Причиной конфликта явилась прежде всего Гасконь и, во вторую очередь, англо-французское соперничество за влияние на Фландрию и Голландию. Французский флот был разгромлен в битве при Слейсе (1340 г.), по большей части благодаря удачным действиям англичан при абордаже. Английская армия вторглась во Францию, и при Креси (1346 г.) и Пуатье (1356 г.) лучники сокрушили французскую конницу. Вследствие этих поражений был заключен мир в Бретиньи (1360 г.), по которому Эдуард отказывался от притязаний на французскую корону, Нормандию и Анжу, но был признан герцогом всей Аквитании, а также завладел городом Кале, который был отбит у англичан в 1347 г. Король Франции Иоанн, захваченный в плен при Пуатье старшим сыном Эдуарда, Черным принцем, пообещал отказаться от своих претензий на сюзеренитет над французскими владениями Эдуарда, но договор так и не вступил в силу.

Если бы это соглашение соблюдалось, оно обозначило бы высшую точку расцвета английской монархии: короли Англии стали бы самыми могущественными правителями в Западной Европе. Однако торжество оказалось преждевременным, а попытки закрепить достигнутое привели к значительным политическим осложнениям. Война возобновилась в 1369 г., так как французы подстрекали аквитанцев к борьбе с Черным принцем. Эдуард III вновь заявил о своих правах на французский престол, но военные действия как на море, так и на суше приняли дурной оборот для англичан. В 1369-1373 гг. была утрачена область Пуату. Ко времени заключения перемирия в Брюгге (1375 г.) в руках Эдуарда оставались лишь порты Кале, Бордо и Байонна.

Даже первоначальные успехи не могли предотвратить острую критику, которой подвергались затраты, уходящие на войну, и действия правительства. Серьезный кризис разразился в 1339-1341 гг., а критика налоговой политики возобновлялась в парламенте в 1343, 1344, 1346, 1348 и 1352 гг. Осуждение действий Эдуарда III особенно усилилось во второй половине его долгого правления. Война больше не приносила успехов, и Эдуард постепенно утрачивал политический авторитет. Вводившая короля в крупные траты и не пользовавшаяся популярностью в народе фаворитка Элис Перрерс навлекала на Эдуарда суровые упреки в расточительности. Правительство подвергалось критике за неспособность противостоять требованиям папского престола. Налоговые запросы вызвали оживленное обсуждение в Парламенте в 1372 и 1373 гг., а в 1376 г. так называемый Добрый Парламент предпринял резкое нападение на правительство. Инициатива исходила от палаты общин, избравшей первого спикера в качестве своего представителя для выдвижения обвинений в коррупции против двух должностных лиц, занимавших высшие посты, и для заявления о неприемлемости введения новых налогов.

 

Парламент

С начала XIII в. как в Англии, так и в Шотландии укрепляется осознание необходимости и важности такого политического инструмента, который, пусть и эпизодически, служил бы выразителем общественного мнения. В Англии это привело к расширению того органа, который первоначально представлял собой совет баронов. При Генрихе III в Парламент стали избираться рыцари из графств, тогда как прежде в такие советы, а с 1215 г. парламенты призывались феодалы более высокого ранга. Новые воззрения на принципы представительства проводились в указах, созывавших представителей священства, графств и городов в Парламент 1295 г. Им предлагалось явиться, чтобы высказывать свои советы и пожелания от лица представляемых ими общин; представители знати выступали от своего собственного лица. На протяжении XIV в. обычаи и амбиции Парламента закрепились и расширились. При Эдуарде III представители графств и городов стали постоянными членами Парламента и начали собираться на особые заседания — зародыш будущей палаты общин. На ранних стадиях развития английский Парламент не сильно отличался от своих континентальных собратьев, однако часто появлявшаяся необходимость повышать налоги, чтобы оплачивать войну, привела к повышению значения Парламента. Война не могла окупать сама себя, не в последнюю очередь и по той причине, что правительство полагалось на наемников, а не на феодальное войско. Сходным образом в Шотландии Парламент возник на основе королевского совета, состоявшего из епископов и графов, превратившись в орган, обладавший как политическими, так и судебными полномочиями. В начале XIV в. в его состав были введены рыцари, свободные землевладельцы и, с 1326 г., городские комиссары. Необходимость платить налоги, в том числе и выкуп за Давида II, назначенный в 1357 г., обусловил постоянное членство в Парламенте представителей городов. В отличие от Англии, шотландский Парламент не разделялся на палату лордов и палату общин.,

И в Англии, и в Шотландии Парламент являлся развивающимся институтом, и политические последствия этого развития трудно было предугадать. Он мог служить орудием, с помощью которого королевская власть добивалась поддержки своей политики и собирала средства для ее проведения, как в 1377 г., когда был утвержден уровень налогов, отвергнутый в предыдущем году Добрым Парламентом, И все же укрепление Парламента открывало возможность использовать парламентские запросы для осуществления контроля над составом и намерениями правительства, а усиление корпоративного духа и преемственность Парламента ограничивали власть монарха, лишая его свободы политического маневра. По статуту (закон, изданный Парламентом) 1362 г. парламентскому утверждению подлежали все изменения в налогах на шерсть, главной статье английского экспорта. Возрастающая доля налогов, в отличие от прибыли, получаемой с земельной собственности, в доходах королевской казны еще больше способствовала увеличению роли Парламента. Он стал важной ареной политической деятельности.

 

Кризисы XIV в. в Англии

Большинство сколько-нибудь развитых политических систем время от времени переживают кризисы, а эпохи, не отмеченные кризисом, требуют особого объяснения. В XIV в. по всем Британским островам и, в целом, по Европе, возник дополнительный социально-экономический кризис, вызванный окончанием долгого периода демографического и экономического роста, который обусловил процесс социального развития, начавшийся в X в. Увеличение численности населения привело к созданию экономической системы, основанной на соотношении спроса и предложения, к усложнению общественного устройства, к появлению новых городов и деревень, рынков и дорог. В XIV в. этому процессу пришел конец.

Самым пагубным фактором в эскалации кризиса стала Черная Смерть — эпидемия бубонной чумы, уничтожившая около трети населения Англии между 1348 и 1351 гг., нанесшая серьезный удар экономике и подорвавшая в людях веру в свои силы. Черная Смерть пришла из центральной Азии, была завезена в Италию в 1347 г. и по торговым путям распространилась оттуда по Европе, появившись в Англии и Ирландии в 1348 г., а в Шотландии и Уэльсе — в 1349 г.; хотя Шотландия, вероятно, менее пострадала от эпидемии, чем Англия, по причине своей менее плотной заселенности. С этого времени чума превратилась в эндемическое заболевание до XVII в. (последняя серьезная вспышка зафиксирована в Шотландии в 1649 г., а в Англии — в 1665 г.) и постоянно сокращала численность населения до 1500 г. Но и после этого она могла нести ужасные опустошения. В 1587 г. вымерло 30-33% жителей Норвича, в 1593 г. — 12% жителей Лондона, в 1598 г. — 40-50% жителей Кендала, в 1644-1649 гг. —  12000 человек в Эдинбурге и его окрестностях. Зараженные дома отмечались особым знаком и в сущности объявлялись под карантином. Карантин являлся единственным возможным средством противодействия болезни в обществе, которому не было известно, что чуму переносят блохи и крысы.

И все же Черная Смерть представляла собой лишь наиболее ужасающую сторону более общего кризиса. Подобно Великому Голоду 1315-1317 гг., вызванному неурожаем из-за плохой погоды, чума губила население, и без того обессиленное прежними успехами: рост численности не сопровождался достаточным увеличением производства продовольствия, и постоянное недоедание, вероятно, ослабляло сопротивляемость болезни. Истощение почвы, обусловленное ее чрезмерно интенсивным возделыванием, и отсутствие необходимых удобрений также составляли еще один существенный аспект разразившегося кризиса. В начале XIV в. наступил упадок в текстильной промышленности.

Черная Смерть почти не оказывала влияния на политику, но обострившийся социально-экономический кризис отразился в крестьянском восстании 1381 г., которое имело больший размах и более устойчивую традицию сопротивления, чем принято считать. Напряженность в сельском обществе возникла вследствие увеличения сельскохозяйственного производства для сбыта на рынках и стремления землевладельцев извлечь из этого максимальную выгоду, используя в том числе и свою феодальную власть. Они также стремились помешать крестьянам обернуть себе на пользу относительную нехватку рабочих рук, вызванную Черной Смертью, и противодействовали их требованиям повысить оплату или попыткам сняться с земли, чтобы искать лучшей доли.

Сопротивление землевладельцам набирало силу и часто выливалось в крайне жестокие формы. Положение обострилось в результате неудач в Столетней войне с Францией, которые привели к учащению набегов на побережье; вследствие упадка, который переживало текстильное производство в Восточной Англии; и усилившихся антицерковных настроений, которые подрывали уважение к властям в простом народе. На глубокий социальный кризис указывает и депопуляция, отразившаяся в заброшенных деревнях, особенно в срединных графствах, в северо-восточных областях Англии и в Восточной Англии.

Подушный налог, введенный для сбора средств на войну с Францией, тяжело давил на ослабленное сельское хозяйство и в конечном итоге приводил к оставлению крестьянами земли и общему недовольству, достигшему высшего пика в Крестьянском восстании 1381 г. Оно началось в Эссексе и распространилось в Южной Англии, набрав особую силу в Кенте и Восточной Англии, но также спровоцировав значительные беспорядки в Сассексе, Винчестере, Сомерсете, Кембридже и Йоркшире. Уничтожение маноральных записей свидетельствует о враждебном отношении крестьян к феодальному правосудию. Верховный судья, сэр Джон Кавендиш, пытавшийся Статутом о рабочих (1351 г.) зафиксировать низкий уровень оплаты труда, существовавший до чумы, был убит в Саффолке. Во главе с Уотом Тайлером и священником Джоном Боллом восставшие заняли Лондон при поддержке недовольных горожан. Они захватили лондонский Тауэр и убили высших сановников, включая канцлера Саймона Садберийского, архиепископа Кентерберийского, ответственного за введение подушной подати. Таким образом, кризис поразил и самый центр власти.

Однако восставшие не стремились создать новую систему управления, а хотели, скорее, оказать давление на молодого короля Ричарда II и вынудить его изменить внутриполитический курс. 15 июня 1381 г. Ричард встретился с основной массой мятежников во главе с Тайлером в Смитфилде под Лондоном. Во время встречи Уильям Уолворт, мэр Лондона, заподозрив, что Тайлер угрожает Ричарду, набросился на Тайлера и убил его. Ричард мудро избежал насилия, пообещав восставшим самолично их возглавить. Восстание пошло на спад со смертью Тайлера и после того, как Ричард даровал восставшим свободу. Однако, как только они разошлись по домам, король отменил свои указы и покарал вождей мятежников.

Восстание Уота Тайлера нанесло самый серьезный удар по устоявшимся порядкам до кризиса 1640-х гг. Оно свидетельствует о социальной и идеологической мобильности основной массы населения, жизнь и взгляды которой в основном скрыты для историка, поскольку ее представители были неграмотны, а дошедшие до нас источники, естественно, сосредотачивают все внимание на верхних слоях общества. Природа народных волнений, тем не менее, ярко проявилась в событиях 1381 г. Так, в Норфолке мятежники захватили все крупные города, разграбили жилища видных людей, убили многих землевладельцев, особенно тех из них, кто одновременно занимал должность мирового судьи, сожгли протоколы манориальных судов и нападали на иностранных (фламандских) поселенцев. Однако восстание там в течение месяца было подавлено воинственным Деспенсером, епископом Норвича, который вдохнул силу и энергию в поместное дворянство. В Шотландии социальные отношения не достигали такой степени напряженности, и волнений, подобных английским, там не наблюдалось.

 

Ричард II

Поскольку Черный принц умер прежде своего отца, Эдуарду III наследовал его внук, юный Ричард II, родившийся в 1367 г. Ричард отличался крайним упрямством, не пользовался популярностью и не был искушен в военном деле. Достигнув зрелого возраста, он обнаружил, что вельможи, управлявшие страной во время его несовершеннолетия, вовсе не собираются отказываться от власти. В 1386 г. Чудесный Парламент подверг жесткой критике фаворитов Ричарда, особенно Майкла де ла Пола, сына торговца, которого король сделал канцлером и графом Суффолка. Пол был отставлен от должности, и для надзора за королевским двором был назначен Большой совет. Ричард заставил судей объявить требования Парламента незаконными (1387 г.), но его главный сторонник Роберт де Вер, граф Оксфордский, был разбит при Редкот-Бридже. После этого ряд знатнейших вельмож обвинил ближайших сподвижников Ричарда в государственной измене, а в 1388 г. по приговору Безжалостного Парламента обвиненные были казнены.

Хотя апеллянты назначили сговорчивых министров, в 1389 г. они были отправлены Ричардом в отставку. В начале 1390-х гг. он уже вел себя не столь вызывающе, напряжение сохранялось. В 1394 г. один из апеллянтов, граф Арундел, запоздал на похороны королевы Анны, и Ричард ударил его жезлом церемониймейстера, так что тот лишился сознания. В 1397 г. Ричард начал активные действия против бывших апеллянтов. Парламент, составленный из сторонников короля, отменил постановления Безжалостного Парламента. Арундел был обвинен в измене и обезглавлен; Томас, герцог Глостерский, один из дядьев Ричарда, был убит. Вслед за этим Ричард установил тиранический режим. Он угрозами вынуждал людей предоставлять ему займы, используя своих чеширских гвардейцев для устрашения противников.

Действия Ричарда не могли не вызвать ответной реакции. В 1399 г. он лишил наследства своего двоюродного брата, бывшего апеллянта Генри Болингброка.

Этот шаг лишний раз подчеркнул ненадежность прав землевладельцев перед неограниченным самодержцем. Затем Ричард возглавил второй поход в Ирландию, чтобы вернуть ее под власть короны. В его отсутствие Болингброк высадился в Англию. Непопулярность и некомпетентность Ричарда не могли завоевать ему много сторонников, и поэтому, вернувшись из Ирландии, он был захвачен в плен, принужден отречься от престола и заключен в тюрьму. В следующем году Ричарда убили, чтобы его имя не могло служить знаменем оппозиции.

Правление Ричарда вскрыло потенциальную нестабильность монархической системы. Каждый монарх по-своему толковал принципы допустимого поведения и перекраивал систему покровительства, чтобы вознаградить своих приверженцев. Это вызывало недовольство у крупных вельмож, которые желали, чтобы к их мнению прислушивались, в том числе и в вопросах предоставления покровительства. Экономические затруднения и роль денег в социальных, экономических, военных и политических отношениях приводили к тому, что этот вопрос приобретал все большее значение. Все больше распространялся «ублюдочный» феодализм: система, при которой сеньоры вознаграждали и содержали своих сторонников путем ежегодных денежных выплат, а не выделением ленов. Это способствовало созданию шаткой политической ситуации и позволяло состоятельным вельможам содержать значительное число вассалов, которые при случае могли выступить в качестве небольшой армии. Благодаря этому у них была возможность смягчать политические последствия финансовых затруднений. Устранение Ричарда II одновременно отражало и облегчало положение, при котором представлялось вполне логичным оказывать давление на монарха, с целью более выгодного распределения благ, получаемых в силу патроната.

Щедрее наделенный благоразумием, чем Ричард II, Роберт Стюарт, унаследовавший шотландскую корону после смерти своего бездетного дяди Давида II (1371 г.), выстраивал отношения с вельможами с большей осторожностью. Он устраивал браки своих детей с таким расчетом, чтобы завязать политические связи, в том числе и с главой клана Мак-Дональдов, владыкой Островов. Его сын Роберт III (1390-1406) был менее удачлив, так как ему пришлось столкнуться с раздорами внутри королевской семьи, особенно между его старшим сыном Давидом и братом Робертом, герцогом Олбани. В 1402 г. Давид был захвачен в плен и умер в заключении. Однако эти раздоры не привели к гражданской войне.

 

Уэльс в эпоху позднего средневековья

В XIV в. Уэльс оказывал значительную поддержку английской монархии. Множество валлийских лучников и копейщиков участвовало в Столетней войне. Несмотря на это, между 1369 и 1378 гг. на французской службе подвизался Овейн ап Томас па Родри или, как называли его французы, Ивейн де Галь (Валлиец), внучатый племянник Лльюэллина ап Грифидда и последний наследник Гвинеддской династии. В 1369 и 1372 гг. он предпринимал неудачные походы в Уэльс и был убит в 1378 г. у Мортаня-на-Жиронде английским агентом. Восстание Овейна Глиндура (Оуэна Глендауэра) в 1400-1408 гг. служит свидетельством общего недовольства и сепаратистских настроений в Уэльсе. И все же предшествующий жизненный путь Глиндура говорит о продолжающемся процессе приспособления. Будучи крупным землевладельцем, в молодости он служил у графа Арундела. В 1385 г. он принял участие в шотландском походе Ричарда II.

Восстание Глиндура можно рассматривать как звено в цепи целого ряда восстаний, вспыхивавших в Европе между 1350 и 1450 гг. В каком-то смысле это была реакция на многочисленные кризисы XIV в., включая чуму, однако, с другой стороны, эти мятежи выражали протест вождей местного населения, возмущенных пренебрежением к их былым привилегиям.

Провозгласив себя принцем Уэльсским в 1400 г., Глиндур поднял мятеж в северном Уэльсе при сочувствии недовольных английских землевладельцев. В 1403 г. были захвачены Кармартен и большая часть южного Уэльса, в 1404 г. были взяты Кардифф, Харлех и Аберистуит. Глиндур заключил союз с французами, которые обещали ему помощь, и попытался создать собственное правительство, а также независимую церковь и университеты. Был созван валлийский парламент, а некоторые английские феодалы пограничной полосы откупились от валлийских набегов, заключив перемирие. В 1405 г. Глиндур вступил в Тройственный Союз с Эдмундом Мортимером и Генри Перси, графом Нортумберленда, по которому они намеревались сместить Генриха IV и разделить Англию. Доля Глиндура включала, помимо Уэльса, английские земли западнее линии от Мерси до истоков Трента, а затем до Северна к северу от Вустера.

В 1405 г. Глиндур при помощи французов дошел до самого Вустера, но потом отступил. Энергичный сын Генриха IV принц Хэл, будущий Генрих V, начал наносить мятежнику тяжелые удары. В 1408 г. он отвоевал Харлех и Аберистуит и полностью восстановил английскую власть над южным Уэльсом. Восстание сходило на нет, и англичане добивались все больших успехов.

Глиндур исчез в 1415 г. Он до сих пор служит символом валлийского национализма и имеет на это гораздо больше прав, чем княжеский дом Гвинедда, представители которого, хотя и по необходимости, тратили свои силы на борьбу друг с другом и другими валлийскими князьями. Впрочем, сильное сопротивление Глиндуру оказывало и местное мелкопоместное дворянство, которое видело в союзе с английской короной лучшее средство сохранить свои привилегии. Глиндур вел войну в соответствии с традициями своего времени, не останавливаясь перед грабежом и безжалостным разорением. Кардифф и Кармартен, соборы в Сент-Асафе и Бангоре были преданы огню. Однако принц Хэл не менее часто прибегал к тем же методам, и англичане также несли с собой пожары и разрушения. Уничтожение построек и сельскохозяйственных орудий, а также угон скота для многих жителей Уэльса означало смертный приговор или, по меньшей мере, голод и нищету. Глиндур, войска которого сильно уступали в численности английской армии, избегал сражения, в общем-то не проявив особого героизма. Впрочем, важнее то, что он завел своих приверженцев в тупик. Мощь английского государства была такова, что валлийцы могли держать удар лишь во время гражданской войны, как, например, при мятеже Перси в 1403 г. При иных условиях неизбежно сказывался перевес англичан в ресурсах и военной силе. Если бы Глиндур достиг успеха, Уэльс ожидали бы десятилетия беспрестанных конфликтов и внутренних раздоров. Подобно многим вождям, он оказался полезнее после смерти потомкам, для которых его имя стало символом борьбы за свободу и независимость, чем современникам при жизни.

Начиная с XIV в. в результате социальных изменений в Уэльсе возникает класс мелкопоместного дворянства. Разрушению прежних принципов землевладения в немалой степени способствовала и эпидемия чумы. Родовое владение (gwelyau) и равенство статуса, составлявшее его главную черту, уступило место частной собственности. Перемены в условиях наследования и держания земли, особенно распространение принципа первородства и большей свободы в распоряжении владениями облегчили развитие свободных земельных держаний, и держатели земли получали состояния на военной или административной службе, а также путем брачных союзов. Они приобретали коронные земли, строили большие здания и вынашивали политические амбиции, вливаясь в систему английского управления Уэльсом. Барды сохраняли чувство валлийской идентичности, хотя оно практически исчезло в таких англизированных областях, как Южный Пемброкшир и Говер. Однако валлийское самосознание уже не связывало национальную идентичность с государственной независимостью. По мере разрушения племенного и родового строя менялась и модель идентичности. В княжестве Уэльс королевская власть пришла на смену власти кланов в сфере поддержания законности и порядка.

 

Шотландия в эпоху позднего средневековья

Войны за независимость (1296-1357 гг.) обеспечили самостоятельность и территориальную целостность Шотландии и тем самым способствовали укреплению национального самосознания. Постановлением Латеранского собора 1215 г. была создана независимое шотландское архиепископство. В 1375 г. Джон Барбор написал по-шотландски поэму «Брюс», антианглийский национальный эпос, посвященный Роберту Брюсу и шотландской «свободе». Другие позднесредневековые истории Шотландии — «Хроника шотландского народа», написанная Джоном Фордуном (1380-е гг.), «Orgynale Cronikil», созданные Эндрю Винтоном (1410-е гг.), и «Скотихроникон» Уолтера Бауэра (1440-е гг.) — имели своей целью показать, что Шотландия является самостоятельным государством со своей особой историей. Ее самоидентичность определялась противостоянием с Англией.

Впрочем, успехи этого государства были достаточно ограничены. Шотландия была гораздо беднее Англии, в ней проживало меньше населения, а ее сельское хозяйство было не столь развитым и не обладало таким значительным рынком сбыта, как английская шерсть или позднее — ткань. Шотландская система управления уступала английской, и у шотландцев не было столь большой армии. Кроме того, начиная с 1384 г., когда Роберт II отошел от управления страной по болезни, за власть стали соперничать две противоборствующие группировки в королевской семье. Это привело к ухудшению общего положения, нестабильности и всплескам насилия. Яков I (1406-1437) еще в детстве был захвачен в плен англичанами на пути во Францию и удерживался ими на протяжении 19 лет, вернувшись на родину только в 1424 г. Яков пришел к власти только в 1425 г., свергнув прежнего регента, герцога Олбани, сына того герцога, который фактически управлял Шотландией в последние годы Роберта III. Герцог и его родственники были схвачены и обезглавлены. После этого Яков восстановил контроль короны над Хайлендом, в 1427 г. созвал парламент в Инвернессе, казнил непокорных вождей и укрепил королевскую власть. Однако в 1429 и 1431 гг. Яков был вынужден воевать в Хайленде с Господином Островов. Король был убит в своей опочивальне в 1437 г. при попытке государственного переворота.

Яков II (1437-1460) столкнулся с настоящей гражданской войной между знатными семьями, разгоревшейся в 1440-е гг. В ходе междоусобицы противоборствующие стороны особенно часто прибегали к похищениям и внезапным казням. Так, например, в 1450 г. были убиты сторонники сэра Александра Ливингстона. Как и в Англии, в Шотландии насилие и кровная вражда играли большую роль в общественной жизни: Александр Ирвин, пятый лэрд Друма, был смещен с должности шерифа Абердина и заключен в тюрьму за то, что развязал частную войну. Позднее ему пришлось пережить немало неприятностей из-за того, что сначала он устроил засаду и убил двух человек, а затем убил и расчленил тело священника сэра Эдуарда Макдауэлла в замке Друм. Местное управление и правосудие оказались в руках знати. Некоторые важные вельможи, такие как эрлы Дугласа на границе, расширили свои владения и укрепили свою власть во время войн за независимость, а это ограничивало королевское влияние. Такого же могущества на западном побережье Шотландии достигли Мак-Дональды, Господа Островов и эрлы Росса. И все же в 1452-1455 гг. Якову II удалось сокрушить главную ветвь дома Дугласов. В 1455 г. замок Дуглас у Трива сдался под угрозой бомбардировки из пушек. В 1476 г. Яков III (1460-1488) захватил Росс, а в 1493 г. Яков IV (1488-1513) сломил сопротивление Мак-Дональдов и распространил свою власть на Гебридские острова. Таких успехов монархи добились при поддержке большей части знати, которая не видела в королях сильных противников.

Англия продолжала нести угрозу для шотландской монархии и не в последнюю очередь благодаря тому, что союз королей Шотландии с Францией, Старый Союз, привел их к конфликту с Англией. Яков I пробыл в английском плену с 1406 по 1424 гг. Яков II погиб при осаде удерживаемого англичанами замка Роксборо в 1460 г. После того, как король Англии Генрих VI, потерпев поражение при Таутоне в 1461 г., укрылся в Шотландии, в 1462 г. Эдуард VI подтолкнул к восстанию Джона, 11-го эрла Росса. В 1482-1483 гг. Эдуард попытался посадить на трон Якова III его брата, герцога Олбани. Яков IV был убит в битве при Флоддене в 1513 г. во время вторжения в Англию.

Борьба с Англией вводила в большие расходы. Достаточно вспомнить морскую гонку вооружений в начале XVI в. Строительство «Великого Михаила» — огромного военного корабля, построенного по приказу Якова IV в 1511 г. — стоило 30 000 фунтов, а его содержание обходилось в 668 фунтов ежемесячно, при том что годовой доход королевской казны составлял менее 40 000 фунтов в год. Вместе с тем прочие осложнения с другими странами ушли в прошлое. Опасность со стороны викингов наконец отпала: женившись в 1469 г. на Маргарите, принцессе Датской, Яков III приобрел Оркнейские и Шетландские острова; вследствие невыплаты условленного приданого они были конфискованы в 1472 г. Было бы ошибкой преувеличивать политические успехи Шотландии. Ее короли сталкивались с серьезными политическими затруднениями. Яков I, пришедший к власти только в 1425 г., низложив прежнего регента, своего дядю Мердока, 2-го герцога Олбани, был убит при попытке государственного переворота в 1437 г. В его правление, как и в правление его преемника, по решению суда было проведено много казней политических противников, например, герцога Олбани и Ливингстонов. Яков II собственноручно заколол Уильяма, 8-го эрла Дугласа, в 1452 г., хотя лично гарантировал ему безопасность. Якову III противостояла сильная феодальная оппозиция, с 1479 г. возглавленная его братьями, и, кроме того, он подвергался серьезным нападкам со стороны парламента. Несмотря на это, в 1479 г. его брат Александр, герцог Олбани, был вынужден бежать во Францию, а его попытка захватить престол в 1482 г. с помощью англичан, объявив себя королем Александром IV, не достигла успеха. Однако Якову III не удалось заручиться поддержкой знати или по крайней мере удержать ее в повиновении. В 1488 г. он был убит вскоре после поражения при Сочиберне от войска мятежников, воевавших под знаменем его несовершеннолетнего сына. Мятежники заняли главные государственные должности, но в 1489 г. сами столкнулись с мятежом. Учитывая такие проблемы, следует сделать вывод о существенной ограниченности королевской власти.

И все же в Шотландии, как и в Англии, отличительную черту междоусобиц XV в. составляло стремление захватить контроль над центральным правительством, обычно в лице самого монарха. Как и в Англии, многое зависело от личности короля и его умения овладеть ситуацией при осложнениях, вызванных борьбой различных группировок. Политическая нестабильность, в сущности, возникала не вследствие стремления разрушить само государство, а вследствие появления двух соперничающих сторон в королевской семье. Государство сохраняло свою целостность, а укрепление национального самосознания поддерживалось регулярными созывами парламента. Яков IV значительно увеличил доходы казны, пользовался популярностью и внес значительный вклад в создание стабильной политической обстановки, хотя он использовал свое положение, предприняв неудачную попытку повысить свой международный статус. При Якове IV и Якове V произошло возрождение придворной жизни. Яков IV потратил массу денег на строительство дворца Холируд, главной королевской резиденции в Эдинбурге.

 

Экономика и общество в Англии XV в.

Затруднения, возникшие в сфере сельского хозяйства после эпидемии чумы, до 1470-х гг. осложняли жизнь лендлордов: доходы упали, число крепостных уменьшилось, деревни обезлюдели, а почвенные террасы, позволявшие обрабатывать обрывистую местность, опустели. Пришла в упадок торговля на рынках и ярмарках. Экономические проблемы привели к тому, что в некоторых местностях были снижены налоги. Однако недостаток рабочей силы, вызванный чумой, принес выгоду тем крестьянам, которые сумели воспользоваться ситуацией, не в последнюю очередь благодаря упадку крепостного труда. Повинности крепостных были заменены денежным оброком, который затем напрямую перешёл в денежную экономику. Иностранные путешественники отмечали общее благосостояние всей Англии, а не только Лондона. Нехватка рабочих рук способствовала переходу к скотоводству, которое было не столь трудоемким. Лендлорды огораживали свои поля для выпаса овец, а это приводило к уменьшению сельского населения в таких графствах, как Линкольншир. Положение принимало столь угрожающий оборот, что в 1489 г. парламентским постановлением использование пашень для выпаса было объявлено преступлением.

Расширение пастбищ привело к увеличению объемов экспорта шерсти, а затем и ткани. В Англии выращивались породы овец с особенно хорошей шерстью, весьма востребованной в центрах производства сукна во Фландрии, и в XIII в. торговля шерстью достигла значительных успехов, принеся процветание таким городам, как Шрусбери. Однако начиная с XIV в. шерсть все больше стала вывозиться в виде готовой ткани. Например, на Ярмут приходилось три четверти английского экспорта камвольной ткани, а за налоговый год 1400-1401 гг. через него прошло 12 000 отрезов такой ткани. Рост экспорта шерсти и ткани обеспечил благосостояние таких восточно-английских городов, как Гедли, Лейвенем и Лонг-Мелфорд, которое нашло выражение в их больших церквях. Экономические сдвиги подстегнули социальное расслоение. Так, в 1327 г. в Суффолке насчитывалось всего 28 приходов, в которых одно лицо вносило 30% от общей суммы налогов или больше, а к 1524 таких приходов оказалось более 180.

Экспорт шерсти и ткани также помог сбалансировать английскую торговлю, укрепил государственные финансы и оплачивал участие Англии в Столетней войне. Кроме того, он способствовал повышению благосостояния юго-восточной Англии, в которой одновременно происходил процесс сосредоточения власти. Та же торговле оказала сходное благотворное воздействие и на Шотландию. Там также существовали крупные порты, торговавшие с европейскими странами. К 1500 г. через Эдинбург проходило около 60% шотландского экспорта, так что он превратился в главный город королевства, став движущей силой экономического и политического развития.

 

Средневековая английская культура

После 1066 г. в культурном отношении Англия ориентировалась на Францию. Вследствие нормандского завоевания страна вышла из сферы скандинавского культурного влияния и вошла в западноевропейское культурное пространство. И все же следует недооценивать степени приспособляемости нормандцев. Если в зданиях, строившихся в период с 1066 по 1100 гг., доминируют характерные черты нормандского стиля, а англо-саксонские декоративные традиции практически вытесняются из зодчества, то после 1100 г. положение меняется в связи с возрождением англо-саксонского изобразительного искусства и созданием англонормандского стиля.

До XIV в. литературные произведения создавались на французском и латинском языках, и только потом начинает развиваться собственно английская и шотландская литература, давшая миру такие произведения, как «Гавейн и Зеленый рыцарь» неизвестного автора, «Кентерберийские рассказы» Джефри Чосера (около 1387 г.), «Петр Пахарь» Уильяма Лэнгленда (1362-1392 гг.) и «Смерть Артура» Томаса Мэлори (1469 г.), а также баллады, кэролы и мистерии. Шотландский поэт Роберт Генрисон написал множество прекрасных произведений на своем родном языке, включая «Завещание Крессиды». Тем не менее продолжала сочиняться литература и на латыни.

Возрождение островного искусства проявлялось и в других сферах. Примерно с 1370 г. до середины XVI в. в архитектуре главенствовал местный перпендикулярный стиль, в котором создавались стремящиеся к небу здания с большими окнами и веерными сводами — например, часовня Королевского колледжа в Кембридже. Внимание континентальной аудитории привлек английский стиль в музыке, представителями которого являлись такие композиторы, как Уильям Корниш, Джон Данстейбл и Уолтер Фрай. Минестрели и бродячие актеры предлагали светским зрителям развлечения, дополнявшие религиозные «пьесы-мистерии». Первые зафиксированные представления в Ланкашире относятся к 1352-1353 г. Англия активно участвовала в международной культурной жизни, хотя английская живопись в XV в. находилась на крайне низком уровне, и англичане, желавшие получить свои портреты, уезжали во Фландрию и позировали таким художникам, как Мемлинг. Роспись часовни Итонского колледжа — высшее достижение английского изобразительного искусства конца XV в. — создана художниками-фламандцами или англичанами, обучавшимися во Фландрии.

 

Религия в средневековой Англии

Нормандское завоевание принесло в Англию основные веяния и идеи западного христианства, включив ее в орбиту религиозных реформ XI и XII вв. и открыв ее для таких новшеств, как новые монашеские ордена или крестовые походы. Английская церковь номинально и, в весьма высокой степени, фактически подчинялась папскому престолу. Церковнослужители присягали на верность двум господам — папе и королю. Благодаря международным религиозным связям английские священники могли сделать карьеру за границей, и наоборот, священники-иностранцы могли занимать высшие должности в английской церкви. Британские острова не остались в стороне и от волны распространения новых монашеских орденов: в 1220-х гг. в Англии появились доминиканцы и францисканцы. Неприглядная сторона того вклада, который внесла Англия в западное христианство, состояла в антисемитизме, который процветал на континенте начиная с 1090-х гг. Первое упоминание о евреях в Англии относится к довольно позднему времени — началу XII в., однако после этого антисемитизм становится заметной чертой английской жизни, достигнув высшей точки в правление Эдуарда I, издавшего указ об изгнании из страны евреев в 1290 г. В 1144 г. против евреев было выдвинуто, вероятно, первое обвинение в убийстве младенцев. Антисемитизм отражал враждебность к чужакам, свойственную средневековому обществу. Это была оборотная сторона крестовых походов.

Но продолжали существовать и более застарелые страхи. Роль тьмы — мира, находящегося за пределами человеческого понимания и не поддающегося его контролю — в средневековом воображении была одновременно составляющим элементом и порождением более общего страха. Это был враждебный мир, в котором действовали дьявол и ведьмы — представители легионов злых сил. Многие суеверия поддерживались и подогревались церковью. В 1479 г. Яков III, король Шотландии, обвинил в колдовстве своего брата, графа Мара. Несколько ведьм были сожжены по обвинению в уничтожении восковой фигурки, долженствовавшей представлять короля Якова.

Многие короли Англии боролись с амбициями и претензиями папского престола и местного духовенства. Отказ Иоанна признавать поставленного папой архиепископа Кентерберийского привел к тому, что в 1208 г. на Англию был наложен интердикт, запрещавший все богослужения в стране. Короли враждебно смотрели на церковную юрисдикцию, не связанную с королевским правосудием, и на перемещение средств за пределы Англии. В XIV в. были изданы постановления, призванные ограничить папскую власть: Статуты Провизоров (1351 г.) и Praemunire (1351, 1393 гг.).

Антиклерикальными настроениями воспользовались лолларды, во главе которых стоял Джон Уиклифф (ум. 1384 г.), оксфордский теолог, отличавшийся радикальными воззрениями. Он отрицал необходимость в посредничестве между Богом и человеком, осуществляемом духовенством, папскую власть и доктрину пресуществления. Уиклифф подчеркивал авторитет Писания и подвергал критике богатство монашеских орденов. Он был осужден папой и английской церковью. После смерти Уиклиффа лолларды подвергались гонениям, особенно усилившимся после провала лоллардского заговора в 1414 г.

Церковь играла важнейшую роль в обществе — не в последнюю очередь в качестве образовательного, здравоохранительного и благотворительного института. Средневековые больницы, например, были первоначально религиозными учреждениями, предоставлявшими скорее тепло, кров и пищу, чем медицинское обслуживание. Они давали кров прокаженным и прочим отверженным.

Популярность и жизнеспособность позднесредневековой английской церкви остаются предметом споров. Некоторые историки подчеркивают ее популярность и жизнеспособность и утверждают, что по этим причинам Реформация не пользовалась популярностью в массах; другие ученые высказывают сомнения по этому поводу. Можно считать религиозные обряды главной путеводной нитью для средневекового человека, наполняющей его жизнь значением и красотой, но с тем же успехом можно переносить упор на антиклерикальные настроения. Можно подчеркивать аспект  единения общества, особенно очевидный, например, для мессы, а можно придерживаться мнения, что религия способствовала обособлению индивидуума, указывая на частные молитвы, отвлекающие внимание от латинской литургии, произносимой священником. Как бы то ни было, большинство священников добросовестно выполняли свои обязанности и пользовались уважением прихожан. Традиционные обряды и верования поддерживались вербальными и визуальными средствами, включая кэролы, мистерии, витражи, статуи и фрески. Поэтому столь важную роль сыграла их отмена и уничтожение во время Реформации. Ясно то, что английское христианство XV в. являлось неотъемлемой частью международной церкви и что недовольство некоторыми ее сторонами и существование ереси лоллардов увеличивали тревогу, которую испытывали люди той эпохи.

Арка в соборе Уэллса, Сомерсет

Средневековая английская архитектура во многом следовала французским образцам. Многие «английские» сооружения, такие как Даремский или Кентербериский соборы, возводились французскими архитекторами на службе у королей Норманской или Анжуйской династий. Однако, как и сами правители, постепенно англизировалась и архитектура, выработавшая особую английскую готику, примером которой может служить собор Уэллса.

 

Генрих IV (1399-1413)

Генрих IV проявил большую смелость и ловкость, захватив английский престол. Однако, сместив и убив Ричарда II, он столкнулся с рядом острых проблем. Поначалу самые крупные осложнения вызвало восстание в Уэльсе, возглавленное Овейном Глиндуром, но вскоре перед Генрихом встали проблемы, связанные с ослаблением английских позиций в Ирландии, французскими нападениями на английские владения в Аквитании, напряженными отношениями с Шотландией и значительной оппозицией в самой Англии. Восшествию Генриха на престол в немалой степени способствовало то обстоятельство, что у Ричарда II не было детей, однако его притязания на корону представлялись достаточно сомнительными и уж, конечно, гораздо менее обоснованными, чем притязания Эдуарда III после отречения Эдуарда II.

Генриху противостоял знатный род Перси, практически безраздельно властвовавший в северной Англии. Перси поддержали Генриха во время борьбы за трон, но, так как тот не пожелал действовать в их интересах, в 1403 г. они подняли мятеж и вступили в союз с Глиндуром. Генрих IV энергично напал на мятежников, разгромив и убив сэра Генри «Готспера» Перси в сражении при Шрусбери и вынудил его отца графа Нортумберленда распустить свои войска. В 1405 г. Нортумберленд организовал новое восстание с Глиндуром, архиепископом Йоркским Скрупом и Эдмундом Мортимером, графом Марчем, который мог выдвинуть вполне обоснованные притязания на престол, поскольку он происходил от третьего сына Эдуарда III, тогда как Генрих IV — от четвертого. Глиндур, Нортумберленд и Марч составили договор, по которому собирались разделить Англию на три части, однако Генрих IV подавил это восстание, а позднее, в 1408 г., — очередной мятеж Нортумберленда. Граф потерпел поражение и был убит в битве при Бремам-Муре. Годы, которые королю пришлось посвятить борьбе с заговорами и мятежами, свидетельствуют об остроте проблем, вызванных захватом престола: королевский престиж значительно снизился. С другой стороны, также очевидно, что было бы неверно представлять историю позднесредневековой Англии основанной прежде всего на постепенном увеличении роли Парламента. На самом деле, в XV в. Парламент играл значительно менее важную роль, чем фракционность, свойственная аристократии.

 

Генрих V (1413-1422)

Старший сын Генриха IV, энергичный принц Хэл, выведенный в пьесах Шекспира, принимал активное участие во внутриполитической борьбе, развернувшейся в царствование его отца, и в Англии, и в Уэльсе. Взойдя на трон, Генрих V показал себя воинственным королем. Он с легкостью разгромил заговор лоллардов, организованный сэром Джоном Олдкаслом (1414 г.) и пресек попытку провозгласить королем графа Марча, предпринятую графом Кембриджем (1415 г.). Не особенно стремясь укрепить пошатнувшиеся позиции Англии в Ирландии и Шотландии, Генрих обратился к более блестящему и многообещающему полю деятельности, поставив себе цель завоевать области Франции, признанные по договору в Бретиньи английскими владениями. После тщательной подготовки в 1415 г. он вторгся в Нормандию, захватил порт Гарфлер и затем по суше двинулся к Кале. Значительно превосходящие английскую армию численностью французские войска попытались задержать ее у Ажанкура, но, как и при Креси в 1346 г., английские лучники отбили атаки французов, нанеся им огромные потери.

Победа при Ажанкуре резко повысила среди англичан популярность Генриха и войны, а в 1417-1419 гг. Генрих завоевал Нормандию и возобновил притязания на французский трон. Во Франции шла гражданская война, и в 1419 г. союз с английским королем заключил могущественный герцог Бургундский. В следующем году Генрих женился на Екатерине, дочери короля французского Карла VI. По договору в Труа (1420 г.) Карл признал Генриха своим наследником и назначил его регентом. Генрих V стремился к тому, чтобы французы признали его своим законным правителем, а не завоевателем. Однако сын Карла VI, дофин, продолжил борьбу, а Генрих умер в 1422 г. во время военных действий близ Парижа, вероятно, от дизентерии.

Мы не можем судить о том, чего бы он смог достичь, если бы прожил дольше, но его замыслы и достижения могут служить прекрасным предостережением для тех, кто полагает, что будущие политические и государственные границы Западной Европы в то время уже четко определились и что исторические процессы неизбежны и однонаправлены. На самом деле, Парламент выразил свою обеспокоенность объединением двух корон и желал получить гарантии того, что Генрих никогда не будет править Англией в качестве французского короля. Генрих повысил престиж английской короны до максимального уровня, благодаря не только удачным военным действиям, но и умению поддерживать отношения со знатью и духовенством, восстановлению правопорядка, успешному взаимодействию с Парламентом и искусству управления. Генрих имел гораздо меньше столкновений с Парламентом, чем его отец. Он заботился о поддержании законности и порядка и уделял большое внимание церкви. Он считал лоллардов и мятежниками, и еретиками. Героический образ короля, сложившийся в народном представлении, отражал не только его воинственный характер и достижения, но и его вклад в развитие английской государственности: Генрих подчеркивал исторические успехи Англии, ее роль на международной арене, поощрял культ английских святых и поддерживал официальное употребление английского языка — все это плохо сочеталось с его честолюбивыми замыслами в отношении Франции.

Битва при Ажанкуре, 1415 г.

В истории Британской империи битва при Ажанкуре всегда занимала важнейшее место, но распад империи в XX веке и охлаждение свойственных имперскому мышлению воинственных настроений лишили это сражение мифологического ореола. Ажанкур является символом возникновения собственно английского (а не норманнского или французского) королевского двора и стремления объединить Англию и Францию под властью одной династии в ходе Столетней войны. Как известно, война закончилась полным провалом, и английские короли были вынуждены отказаться от таких давних владений, как Бордо, но, тем не менее, она способствовала укреплению английского (и французского) национального самосознания.

 

Генрих VI (1422-1461, 1470-1471)

После смерти Генриха V королем стал его сын Генрих VI, которому на тот момент было всего девять месяцев. В 1422 г. он был также провозглашен королем Франции у смертного одра его деда Карла VI. Один его дядя — Джон, герцог Бедфорд — стал регентом во Франции и стремился разгромить второго дядю Генриха VI — Карла VII Французского, сына Карла VI, а третий его дядя — Гемфри — стал Протектором в Англии. К 1429 г. англичане достигли больших успехов, одержав, например, решительную победу при Вернее (1424 г.). Однако французское сопротивление возродилось усилиями девушки-крестьянки Жанны д'Арк. В 1429 г. армия во главе с нею сняла осаду важной стратегической крепости Орлеан, а Карл VII был коронован в Реймсе.

В ответ в Париже была проведена церемония коронации Генриха VI (1430 г.), а захваченная в плен Жанна д'Арк была объявлена ведьмой и сожжена на костре (1431 г.). Но было уже слишком поздно. Войца приняла другой оборот. Когда дела англичан пошли не самым лучшим образом, в Англии усилились антивоенные настроения, а союзники во Франции стали проявлять недовольство. Бургундцы выдали англичанам Жанну д'Арк и удерживали Париж от имени английского короля, но в 1435 г. они вышли из союза с Генрихом VI. В следующем году англичане потеряли Париж. После смерти герцога Бедфорда (1435 г.) английская армия осталась без искусного руководителя и стала терпеть поражения. В 1444 г. был потерян Мэн. В 1449-1451 гг. войска Карла VII быстро захватили Нормандию и Гасконь, чему немало способствовал перевес французов в артиллерии. Это преимущество принесло французам победу над английскими лучниками (при Форминьи, 1450 г.) и помогало брать вражеские укрепления. Английское контрнаступление было отражено французами при Кастильоне (1453 г.).

Франция была потеряна для английской короны. Англичане удерживали Кале до 1558 г., а Нормандские острова до сих пор принадлежат Англии. От притязаний на французский трон английские короли отказались только при Георге III (который также был последним королем Америки), но они оставались лишь слабым отголоском вековых связей между двумя странами. История Британских островов Нового времени была обусловлена островным характером, который приобрели английская политика и английское национальное самосознание после 1453 г. Именно эта черта легла в основу дальнейшего внутреннего и международного развития Англии.

 

Войны Алой и Белой розы (1450-1487 гг.)

Гражданские войны, раздиравшие Англию в конце XV в., получили общее название Войн Алой и Белой розы, которое придает этим конфликтам ошибочное ощущение внутреннего единства. В действительности это неудачное обозначение, поскольку «красная роза» Ланкастеров и «белая роза» Йорков были не единственными признаками, использовавшимися для различения противоборствующих сторон, и также поскольку борьба между Йорками и Ланкастерами за английский престол составляла лишь одну из основных причин конфликтов. Первый случай применения силы для разрешения споров относится не к 1455 г., когда Ричард, герцог Йоркский, разбил сторонников Генриха VI и его жены, Маргариты Анжуйской, в битве при Сент-Олбансе, а к 1450 г., когда первый министр Уильям, герцог Саффолк, был убит на корабле, переплывавшем Ла-Манш, после того, как был осужден Парламентом и изгнан из страны за крупный мятеж, поднятый им в Кенте. Оба эти события отражали критическую ситуацию, сложившуюся за время правления Генриха VI. Саффолк был королевским фаворитом, крайне непопулярным, так как торговал королевскими милостями. Восстание Джона Кэйда в 1450 г. свидетельствовало о недовольстве правительством, терпевшим неудачи во внешней политике и отличавшимся высоким уровнем коррупции. Восставшие разгромили королевскую армию при Севеноуксе, захватили Лондон и казнили ненавистных сановников. Значительные волнения происходили также в южных и западных областях Англии, во время которых был убит епископ Солсберийский. В Гемпшире, Уилтшире и Дорсете отмечались нападения на церковную собственность.

Генрих VI был неумелым правителем; к тому же в конце концов он сошел с ума. Ему не хватало ни энергии, ни удачливости двух его предшественников, а в лице герцога Йоркского он приобрел решительного противника, обладавшего, кроме того, более обоснованными правами на наследство Эдуарда III: Ричард Йорк происходил от второго сына Эдуарда, Лайонела Кларенса. Пристрастность Генриха, проявлявшаяся при разрешении споров между представителями знати, компрометировала королевскую власть и не способствовала единению высшего слоя общества, таким образом подрывая стабильность и создавая опасную ситуацию, чреватую взрывом. Жена Генриха VI решительно поддерживала одну из образовавшихся группировок.

Взаимное недоверие, раздиравшее английскую знать, обострялось вспышками насилия и кровной мести, например, между родами Бофоров и Йорков, или борьбой за господство на севере между Невиллами и Перси. Неудача обычно влекла за собой смерть. После битвы при Уэйкфилде (1460 г.) отрубленную голову Ричарда Йорка, увенчанную бумажной короной, выставили на всеобщее обозрение на воротах Йорка. Единственный сын Генриха VI Эдуард, принц Уэльский, был убит Йорками в сражении при Тьюксбери (1471 г.). Как и в Шотландии, где в 1455 г. клан Черного Дугласа пал под ударами короля Якова II, неудача могла также привести к утрате власти, привилегий, имущества и влияния. Поэтому вовсе не удивительно, что противники стремились достичь победы любой ценой, осознавая всю ее важность. Это касалось как претендентов на престол, так и могущественных вельмож, таких как Ричард Невилл, граф Уорик, «делатель королей», хотя некоторые знатные лица не принимали участия в войнах, и эта нейтральная группа увеличилась в числе во время событий 1485 г., когда за корону боролись Ричард III и Генрих Тюдор.

Междоусобицы 1450-х гг. еще сильнее обострились в 1460-х, когда после победы при Нортгемптоне Йорки выдвинули свои притязания на престол. Генрих VI был захвачен в плен, но королева Маргарита и принц Эдуард все еще оставались на свободе. Йорк выступил против них, но был убит в битве при Уэйкфилде. Его честолюбивый старший сын Эдуард, поняв, что найти компромисс с Маргаритой невозможно, объявил себя претендентом на корону. Маргарита, одержав победу при Уэйкфилде, затем разбила войско Уорика, в то время державшего сторону Йорков, при Сент-Олбансе (1461 г.) и освободила из заключения Генриха VI. Однако Лондон ее не принял, и она отступила на север ввиду приближения Эдуарда. Войска сошлись в сражении при Таутоне (1461 г.) — сражении с наибольшим числом участников, которое когда-либо имело место на английской земле. Сторонники Ланкастеров потерпели сокрушительное поражение, после которого на престол взошел Эдуард IV (1461-1483), который правил относительно спокойно, пока в 1469 г. не рассорился с Уориком. Причиной конфликта послужила возросшая независимость Эдуарда, проявлявшаяся как во внешней политике, так и в его благоволении к родственникам своей жены Вудвилям. Уорик одержал победу над Эдуардом при Эджкоте (1467 г.) и захватил власть, но в 1470 г. утратил ее и бежал во Францию. После этого он примирился с изгнанницей Маргаритой и перешел на ее сторону, поставив себе целью вернуть корону Генриху VI.

С помощью французов Уорик и недовольный брат Эдуарда IV, Джордж, герцог Кларенс, в 1470 г. высадились в Англии. Захваченный врасплох Эдуард бежал из страны, и Генрих вновь воцарился на английском троне. Однако в 1471 г. Эдуард вернулся и разбил Уорика в битве при Барнете, проходившей в густом тумане, и Маргариту в битве при Тьюксбери. Уорик погиб в сражении. Положение Эдуарда еще более упрочилось, когда в заключении в Тауэре был убит Генрих VI. Последующие годы правления Эдуарда IV протекали в относительно стабильной обстановке, хотя ситуацию в Англии нельзя сравнить с шотландской, где в 1488 г. на престол взошел законный наследник убитого Якова III. Эдуард IV столкнулся с сопротивлением со стороны как приверженцев Ланкастеров, так и членов своей семьи: герцог Кларенс в 1471 г. предал Уорика, но в 1478 г. был убит в Тауэре, поскольку вступил в заговор против Эдуарда. По сообщениям современников, он был утоплен в бочонке с мальвазией.

Эдуард умер в 40 лет, оставив сына Эдуарда V, который был слишком юн, чтобы утвердиться на престоле. Брат Эдуарда IV, Ричард, герцог Глостер, объявил своих племянников незаконнорожденными, взошел на трон и заточил юных принцев в Тауэре, где они вскоре погибли, вероятно, от рук убийц. Ричард III (1483-1485) был способным правителем, но не пользовался популярностью. Захватив власть, он вызвал раскол в стане Йорков и был лишен сколь-нибудь серьезной поддержки. В 1483 г. подняли мятеж Вудвили, но не достигли успеха, как и Генри, герцог Бекингем, сыгравший важнейшую роль при воцарении Ричарда. Бекингем был схвачен и казнен.

В 1485 г. прихоть судьбы и династический кризис возвели на английский трон Генриха Тюдора. Его отец Эдмунд из рода пенминиддских Тюдоров, знатной валлийской династии, ранее являвшейся крупнейшим вассалом правителей Гвинедда, женился на Маргарите Бо-фор, наследнице младшей ветви Ланкастеров. Старшая ветвь пресеклась со смертью Генриха VI и его сына Эдуарда, и тем самым надежды Ланкастеров в борьбе с домом Йорков сосредоточились на Генрихе Тюдоре.

В 1485 г. при помощи французских войск Генрих Тюдор высадился в Англии. Ричарда III поддерживало лишь несколько знатных лиц, но переход многих сторонников Ричарда на сторону Генриха в битве при Босворте принес Генриху победу и корону. Сам Генрих не имел даже такой поддержки у аристократии; безразличие и страх охватили страну, измученную гражданской войной. Если бы Ричард одержал победу, он смог бы упрочить свое положение: несмотря на свою непопулярность, он бы не встретил сопротивления со стороны сильного противника, представляющего интересы Ланкастеров. Однако гибель Ричарда при Босворте, казнь Кларенса и смерть принцев в Тауэре существенно ослабили Йорков, позволив Генриху основать новую королевскую династию Тюдоров.

Тем не менее, битва при Босворте не положила конец войне Алой и Белой розы. Появились самозванцы. Ламберт Симнел объявил себя сыном Кларенса, Эдуардом, графом Уориком, содержавшимся в заключении в Тауэре, а Перкин Уорбек выдавал себя за младшего сына Эдуарда IV, который на самом деле скончался в тюрьме. Им оказали поддержку английские и зарубежные противники Генриха, который оказался вынужден бороться с новыми претендентами. Войско Симнела было разбито в сражении при Стоке (1487 г.), ставшем последней битвой в этой гражданской войне, а Уорбек, главный противник, к которому стекались все недовольные, был схвачен (1497 г.) и повешен (1499 г.). Заговоры в пользу Йорков продолжали возникать, в основном в пользу представителей рода де ла Полей, однако положение оставалось более стабильным, чем в предшествующие десятилетия. Брак Генриха, женившегося на Елизавете Йоркской, дочери Эдуарда IV, способствовал примирению обеих противоборствующих сторон, и это примирение символически отобразилось в розе Тюдоров, заменившей собой розы Йорков и Ланкастеров.

 

Генрих VII (1485-1509)

Подобно Карлу II в 1660-1685 гг., Генрих видел свою основную цель в том, чтобы удержаться на престоле. Он вел искусную внутреннюю и внешнюю политику и повысил эффективность существующих правительственных механизмов. Генрих поставил администрацию под свой личный надзор и вновь привел знать к подчинению королевской власти. Как и в Шотландии при Якове IV (1488-1513), в Англии были восстановлены феодальные права и судебные полномочия короны, а также контроль над местным управлением. Генрих был энергичным правителем: имущество мятежников подлежало конфискации, а сам король не желал никому делегировать свои полномочия. Как и при Якове IV, положение государственных финансов претерпело заметное улучшение, так что Генрих оставил наследнику неплохое состояние. Законность и правопорядок в Англии поддерживались на высоком уровне. Личные вооруженные свиты знатных феодалов были ограничены в численности. Генрих избегал затяжных международных конфликтов. Короткая война с Францией закончилась в 1492 г. подписанием договора, устроившего обе стороны. Благодаря Генриху Англия стала важным, хотя и второстепенным фактором европейской дипломатии.

 

Новая монархия?

Англию эпохи Йорков и Генриха VII часто называют одной из «новых монархий», следовавшей путем развития, сходным с курсом Франции при Людовике XI (1461-1483) и Арагоном при Фердинанде (1479-1516). Однако не вполне проясненным остается вопрос, насколько действительно «новой» была новая монархия, лежало ли в ее основе стремление к укреплению королевской власти, созданию более эффективной централизованной административной системы, обузданию знати, или же на самом деле мы имеем дело с восстановлением королевского авторитета после периода упадка, так как в ту же эпоху, что и войны Алой и Белой розы, гражданские конфликты происходили во Франции, Арагоне, Кастилии и Шотландии. Процесс, в ходе которого должностные лица муниципальной, окружной и королевской администрации приобретали все большую власть, тем самым создавая условия для более эффективного контроля над общественной жизнью, занял весьма длительное время и уходит корнями в эпоху стабилизации управления, начавшуюся с царствования Генриха II. Сходная ситуация наблюдалась и в Шотландии, где королевская власть и престиж были восстановлены Яковом IV (1488-1513). «Новым монархам» в Британии требовалась новая знать: короли могли расправляться с отдельными представителями аристократии, но в целом не проводили последовательной антиаристократической политики. То же самое можно сказать и об отношениях с Парламентом, хотя Яков IV не созывал его с 1509 г. Вероятно, не следует переоценивать изменения, происходившие в период с 1460 по 1560 гг. до наступления Реформации, а вместо этого правильнее сосредоточить внимание на политических проблемах, вызванных этим явлением.

 

4. XVI в.

 

Важнейшее значение этой эпохи заключается в том, что она ознаменовалась религиозным расколом, создавшим существенные осложнения как внутри страны, так и за рубежом, и в том, что именно в этот период протекали процессы, имевшие значительное влияние на дальнейшую историю всех Британских островов. В долгосрочной перспективе следует также отметить, что на XVI век приходится возникновение у Англии трансатлантических интересов, не в последнюю очередь и к Новому Свету. В то же время сохранялись и важные черты преемственности, включая династические проблемы, возникающие из-за вопросов о престолонаследии и переплетавшиеся с религиозными разногласиями. Однако прежде всего необходимо рассмотреть общественные и экономические стороны английской жизни.

 

Социальные и экономические процессы

Главным обстоятельством, определившим участь британцев в XVI и начале XVII вв., являлось увеличение численности населения. Население Уэльса, например, увеличилось с 226 000 в 1540-х гг. до примерно 342 000 в 1670 г.; население Шотландии — до миллиона человек к 1650 г. Самое резкое увеличение наблюдалось в Англии, где население к 1651 г. удвоилось с 2,5 миллионов до примерно 5 миллионов; соответственно возросло и могущество Англии на Британских островах. Возросшая численность ирландцев вызывала тревогу у англичан. Демографический подъем на Британских островах был отчасти обусловлен упадком нравственности, хотя по нынешним меркам мораль поддерживалась на весьма высоком уровне; важным фактором, по-видимому, являлось повышение уровня рождаемости, связанного со снижением среднего возраста вступления в брак.

Рост численности населения привел к повышению экономических запросов. Общинные земли стали огораживаться, в связи с чем среди местного населения возникали волнения; между тем расширялась область возделываемых земель. И все же экономический рост вызывал ухудшение уровня жизни. Нехватка рабочих рук, высокая оплата труда и низкая рента, характерные для позднего средневековья, сменились инфляцией цен, тем более ощутимой, что она следовала за эпохой, для которой инфляция была свойственна лишь в крайне ограниченных масштабах. Многие крестьяне практически перестали отличаться от наемных рабочих. Огораживание отражало не только капиталистические устремления, но и утрату землевладельцами чувства ответственности за жизнь зависимого населения: например, в Норфолке овцеводы из числа дворян, такие, как Тауншенды, богатели за счет арендаторов и фермеров. Хотя влияние огораживания сильно различалось по регионам, в XVI в. оно в целом способствовало развитию скотоводства в ущерб земледелию.

Инфляция в Англии обострялась вследствие ухудшения качества монет и увеличения денежной массы. Ренты и цены на продукты росли быстрее заработной платы, а это вызывало значительные затруднения у арендаторов и людей, не имевших земельной собственности. О ситуации в Шотландии нам практически ничего неизвестно.

Высокие цены, приносившие выгоду землевладельцам, также ухудшали положение бедной части населения. Существенно возросло число нищих и бродяг, которые составляли важную проблему в эпоху Тюдоров. Акт против бродяг и нищенствующих (1495 г.) стал первым в целом ряду статутов, включавшем несколько особых законов о бедных (1531, 1536, 1572, 1598, 1601 гг.). В 1572 г. был введен обязательный налог в пользу бедных, актом от 1597 г. поощрялось создание домов призрения и работных домов, а в 1598 г. облегчение участи бедняков было включено в обязанности отдельных приходов; однако положение оставалось крайне тяжелым, особенно для трудоспособных мужчин, не имевших возможности найти работу, так как они подпадали под категорию бродяг и мошенников. Актом о пособиях от 1662 г. устанавливалось, что право на пособие зависит от постоянного проживания бедняка на территории прихода, а это привело к высылке нищих, сочтенных пришлыми в данном районе, и их переселению в родные приходы. Эта система продержалась до Акта о поправке к закону о бедных от 1834 г., который вводил строгую систему работных домов. В Шотландии действовала система лицензионного нищенства: выдавался особый синий значок, дававший его носителю право просить милостыню в пределах родного прихода. Однако трудоспособные нищие вызывали подозрение со стороны правительства. В 1504 г. шотландский Парламент запретил нищенствовать трудоспособным мужчинам.

Экономическое давление приводило к плохому питанию и вызывало увеличение случаев голодной смерти среди необеспеченных слоев. Бедность крестьян составляет основу сюжета множества народных сказок, а во многих из них на первый план выходит стремление обладать неисчерпаемым источником пищи. Экономические проблемы обуславливали социальное давление на слабейших и маргинальных членов общества и влекли за собой меры, направленные, например, против незаконнорожденности и добрачной беременности, на утверждение формального церковного обряда бракосочетания в качестве единственного свидетельства законности брака и, в некоторых приходах, на введение для бедных запрета вступать в брак. Церковные старосты и церковные суды надзирали за нравственностью. Именно в этой обстановке социальной напряженности сложились предпосылки для преследования женщин, подозреваемых в ведьмовстве.

Бедняки испытывали значительное давление как со стороны прочих людей, так и со стороны самой природы. Они хуже питались — намного хуже, чем более состоятельные члены общества, и жили в ужасных условиях. Плохое питание снижало сопротивляемость болезням. Если богатые пытались найти компромисс в спорах друг с другом, то они не проявляли никакого желания идти на уступки в спорах с представителями низших классов. Участь бедняков определялась социальными, экономическими, политическими и моральными ущемлениями.

Бедные не имели ни малейшей возможности прикоснуться к растущему достатку богатых, с их роскошной одеждой и большими домами, если, конечно, не нанимались к ним в слуги, не получали помощи от благотворителей или не решались на преступление. Вместе с тем публичная жизнь состоятельных людей выставляла их богатство напоказ, наглядно демонстрируя особенности общественного строя. Дворянство служило важным источником распределения благ и занятости далее по общественной лестнице до йоменов. По сравнению с предыдущим столетием в Англии было больше одежды и мебели, музыкальных инструментов и лекарственных средств. Рост благосостояния влек за собой культурные и социальные последствия. В Англии расширялось строительство, особенно из кирпича. В Шотландии в XVI в. больше строили из камня; кирпич использовался только в портовых городах, торговавших с Фландрией и Нидерландами, таких как Абердин, где кирпичи встраивались в каменные дома, особенно близ гавани. Увеличение потребления считалось главной причиной значительного роста преступности. Этому отчасти способствовало также разрушение отношений господин-слуга в более мобильном и менее патриархальном обществе.

Аристократы и дворяне строили престижные дома, предавались развлечениям, выказывали неумеренный интерес к генеалогиям, зачастую фальшивым, и пытались разработать аристократический кодекс чести. Они стремились получить хорошее образование, которое подтверждало их знатность, отличало их от остальной части общества и давало хорошее знание законов. Они строили роскошные особняки в новом стиле, отражавшем благосостояние и статус владельца, а также, особенно в Англии, более спокойное течение жизни по сравнению с предыдущими эпохами: английские, валлийские и, в меньшей степени, шотландские аристократические дома более не напоминали своим видом крепости. Напротив, такие здания, как Гардик-Холл, который, по описаниям современников, состоял «больше из стекла, чем из стен», и Лонглит, поражали своими огромными окнами. Развивалось садоводство и парководство, отражавшие доминирующие принципы порядка и иерархии. Стремление к иерархии и контролю над сельской жизнью видно также в ограничении прав на охоту, введенных английскими охотничьими законами 1485 и 1604 гг. Свободные землевладельцы утратили древнее право охотиться на своей земле из-за более строгого имущественного ценза, установленного вторым законом. Шотландский общественный строй сохранял более традиционные феодальные черты.

Книгопечатание создало предпосылки для более частной и индивидуальной культуры, чем та, которую излучал блеск пышного королевского двора, публичных торжеств и роскошных зданий. Первую печатную книгу на английском языке выпустил Уильям Кэкстон в 1474 г. В Шотландии первый печатный станок появился в 1508 г. Читающая аудитория покупала книги, включая религиозные трактаты, и содействовала развитию литературы. Выход переводов Библии изменил религиозную культуру Британии и сделал невозможным сохранение старого порядка. Точно так же изменение общей культуры влекли за собой перемены в образовании, не в последнюю очередь создание школ.

У людей появилось больше денег на культуру и развлечения. В 1576 г. в Лондоне был открыт Театр, первое здание, построенное специально для театральных постановок в Англии, а в 1599 г. открылся «Глобус». Труппа лорда Чемберлена, в которой принимал участие Уильям Шекспир (1564-1616), ставила пьесы в обоих театрах. То обстоятельство, что театральным труппам покровительствовали такие аристократы, как лорд Чемберлен и граф Эссекс, показывает, что знать находилась во главе общественного развития. В Шотландии театральное искусство также развивалось, прежде всего при королевском дворе, где, например, ставили пьесы сэра Дэвида Линдсея. Сам Шекспир пользовался возможностями, предоставляемыми экономическим развитием, приобретая недвижимость, преследуя должников в судебном порядке и, вероятно, спекулируя зерном. Хотя драматургия той эпохи в основном ассоциируется с пьесами Шекспира, лондонский рынок был достаточно богат, чтобы поддерживать и других драматургов, в число которых входили в конце XVI в. Томас Деккер, Роберт Грин, Томас Кидд и Кристофер Марло, а в начале XVII в. — Фрэнсис Бомонт, Джон Флетчер, Бен Джонсон, Филипп Мессинджер, Томас Мидлтон, Уильям Роули и Джон Вебстер.

Главной темой их произведений служила жизнь современного им Лондона, а также состояние и социальные притязания отдельных общественных групп. Рост городов дает наглядное представление об увеличении численности населения, поскольку он отражал как естественный прирост, так и миграцию из сельских районов. К 1665 г. около 20-25% англичан проживали в городах. Население Лондона выросло примерно с 50 000 человек в 1500 г. до 500 000 человек в 1700 г. Этот приток не вызывал существенных неудобств и конфликтов примерно до середины XVII в., отчасти благодаря сплоченности городской элиты и ее готовности воспринять социальные идеалы взаимных прав и обязанностей. Пособия для бедных, хотя и ограниченные в объеме, также внесли свой вклад в предотвращение беспорядков в Лондоне. Прирост населения способствовал развитию городской культуры, отразившемуся в строительстве новых театров и зданий муниципалитетов. Обеспечение городов необходимыми товарами и продуктами оживляло экономическую деятельность в сельских районах. Так, в конце XVI в. на северо-востоке Англии активно развивалась добыча угля, поставлявшегося в Лондон. В XV в. с Тайна отгружалось ежегодно 15 000 тонн угля, а к 1625 г. — 400 000 тонн. В Лондоне была построена Биржа Рэшема, ставшая новым центром экономической активности. Другие города также быстро росли, но ни один из них не приближался по темпам развития к Лондону. В 1700 г. Эдинбург насчитывал 30 000-35 000 жителей, и на тот момент это был второй по величине город в Британии.

На всей территории Британских островов, но прежде всего в Англии и Уэльсе, все большее значение приобретала рыночная экономика, внедрявшаяся в такие области, которые ранее отличались бедностью и натуральным хозяйством. Стада валлийских овец и коров перегонялись на английские, особенно лондонские рынки. В Шотландии резко возросли объемы перегонов скота, служившего основным источником обмена товарами между Хайлендом и Лоулендом. Увеличение поголовья привело к налаживанию торговых связей с Англией, хотя, в общем, можно говорить о том, что в XVI в. шотландская экономика была самодостаточной. Она динамично развивалась, как благодаря росту численности населения в XVI в., так и благодаря новым возможностям, открывавшимся перед рыночной экономикой. Расширение добычи угля в центральной Шотландии давало средства и топливо для других сфер производства, например, для солеварения. Промышленники извлекали выгоду из внедрения важных нововведений. Сэр Джордж Брюс (около 1550-1625) получил в аренду каменноугольные копи в Калроссе (Файф), которыми ранее владело цистерцианское аббатство. Он успешно справился с проблемами дренирования и вентиляции, отчасти благодаря водяному колесу, которое приводилось в движение лошадьми и вращало 35 ведер, которыми осушалась шахта; глубина возможной добычи угля изменилась с 30 до 240 футов. Новая технология позволила Брюсу расширить угледобычу в этом районе, а выработки увеличились. Часть своего состояния он потратил на строительство здания, названного позднее Калросским дворцом. Брюс также построил пристань, чтобы быстрее грузить уголь на корабли.

Разница цен в разных областях Британских островов сгладилась по сравнению с эпохой Средневековья. Экономическое развитие отражало одновременно рост численности населения и совершенствование механизмов рыночной экономики. Огораживание земли в графстве Дарем в XVII в., преследовавшее цель упростить возделывание земли и применить новые методы ведения сельского хозяйства, явилось реакцией на рост численности населения, связанный с развитием добычи свинца и угля. Добыча свинца значительно расширилась и в Дербишире.

 

Генрих VIII (1509-1547) и Реформация

Рост национальной экономики в Англии и Уэльсе, отвечавший запросам процветающих юго-восточных областей Англии, соответствовал политическому значению этой части страны, доминировавшей как в самой Англии, так и на Британских островах. Это во многом определило политическую составляющую кризиса, вызванного Реформацией. Генрих VIII значительно укрепил государство, придав ему достаточный импульс, чтобы оно смогло справиться с проблемами, возникшими впоследствии, когда на престол всходили несовершеннолетний монарх, две незамужние женщины и новая иноземная династия Стюартов. Генрих стремился укрепить и распространить свою власть.

При воцарении юного Генриха мало кто мог предполагать, что его правление пройдет под знаком религиозных конфликтов. Ересь лоллардов не имела сколь-нибудь заметного продолжения, и хотя церковные богатства и привилегии уже давно подвергались нападкам, набожность и благочестие в простом народе вовсе не шли на спад, о чем свидетельствует активное церковное строительство и культы местных святых.

Генрих VII взошел на трон в результате военной победы, но сам вовсе не отличался особой воинственностью. Генрих VIII, напротив, считал себя королем-воителем. Первые годы своего правления он посвятил активной деятельности на международной арене, впрочем, скорее преследуя цель возвышения свой династии и личного престижа, чем выражая национальные интересы. Генрих лично возглавлял походы против французов в 1513 и 1523 гг., одержав победу в Битве шпор (1513 г.). Его главный министр Томас Вулси, умный и сребролюбивый сын ипсвичского мясника, достиг высших чинов в церковной и государственной иерархии благодаря благоволению короля, став архиепископом Йоркским (1514 г.), Кентерберийским (1515 г.) и лордом-канцлером (1515-1529 гг.). Вулси предоставлял средства для проведения дорогостоящей внешней политики Генриха. Однако война, стоимость которой резко возросла с увеличением артиллерии, возведением новых укреплений и строительством кораблей, создавала существенные финансовые затруднения. В 1525 г. попытка ввести «дружескую ссуду», чтобы оплатить военные расходы, привела к мятежам, заставившим власти отказаться от этого налога.

Положение Генриха осложнялось скорее династическими проблемами, чем народным недовольством. Отсутствие у него законного сына поставило перед страной вопрос о престолонаследии. Первая жена Генриха, Екатерина Арагонская, родила пятерых детей, но из них выжила только одна — Мария. В Англии, в отличие от Франции, женщины имели право наследовать корону, однако высказывались серьезные сомнения в успешности возможного женского правления. Генрих стремился развестись с женой еще до того, как влюбился в Анну Болейн. Папа не давал согласия на развод, поскольку племянник Екатерины, император Карл V, был самым могущественным правителем в Италии. Гнев, охвативший Генриха, привел сначала к опале Вулси (1529 г.), а затем к отрицанию папской юрисдикции над английской церковью. Преамбула к «Акту об ограничении апелляций [к Риму]» от 1533 г. гласила: «Английская держава — это империя, и как таковая признана во всем мире, и управляется единым главой и королем, имеющим достоинство и положение императорской короны».

Тем самым впервые имперский статус приписывался государству, а не короне. Объявив Англию империей, король выводил ее из-под юрисдикции любой другой стороны. Сходным образом связать королевскую власть с имперским достоинством стремился Яков V, король Шотландии (1513-1542), хотя он не возвысил шотландский Парламент до того уровня, на котором находился английский в 1530 г.

Генрих VIII утвердил главенство законов, издаваемых Парламентом. В 1534 г. в статутах и декларациях впервые появился титул «величество», а по Акту о супрематии, вышедшему в том же году, Генрих объявлялся «Верховным главой» английской церкви. В качестве образца его приверженцы привлекали пример ветхозаветных царей Израиля. Это верховенство укрепляло тюдоровское владычество, подчеркивая необходимость безусловного повиновения воле монарха, и сосредоточило основные усилия правительства на изменении тех аспектов церковной организации и обычаев, которые были признаны враждебными существующему строю или неприемлемыми для него, например, святилища и паломничество. Была разрушена гробница Беккета в Кентербери — символ противостояния королевской власти. Еще в 1533 г. английский суд позволил Генриху аннулировать свой брак. Король женился на Анне Болейн, и у них родилась дочь Елизавета. Актом о престолонаследии от 1534 г. дети от брака с Болейн провозглашались законными наследниками престола, тогда как Мария была объявлена незаконнорожденной. Однако то, что у Анны не было сына, осложняло ее положение, и она пала жертвой борьбы придворных партий. Анна была осуждена и казнена по сфальсифицированному обвинению в супружеской измене в 1536 г., ее брак был объявлен незаконным, а ее дочь Елизавета — незаконнорожденной. Затем Генрих женился на тихой и незлобивой Джейн Сеймур. В 1537 г. она родила королю сына Эдуарда, но вскоре умерла.

На все эти перемены наложилась общая нестабильность религиозной ситуации, ставшей еще более шаткой с началом Реформации, ознаменовавшимся действиями Мартина Лютера, который в 1517 г. в Германии бросил вызов папскому престолу. Сначала Англия никак не реагировала на новое течение. Перевод Нового Завета на английский язык, выполненный Уильямом Тиндейлом с греческого под влиянием Лютера, был издан в Германии в 1525-1526 гг. и контрабандой завезен в Англию; однако Генрих отличался консервативностью в вопросах вероучения. В 1521 г. он написал книгу «Assertio Septem Sacramentorum», направленную против Лютера, и получил звание «Защитник веры» от папы Льва IX. Точно так же шотландский король Яков IV ежегодно совершал паломничества в Уиторн, Тейн и другие шотландские святилища, а Яков V часто посещал святилище Богоматери Лореттской близ Масселборо.

До разрыва Генриха с Римом в Англии насчитывалось очень небольшое число протестантов, но ссора короля с папским престолом ослабила традиционный авторитет Рима. Вопрос о том, что было бы, если бы Генрих сохранил дружественные отношения с папами, носит исключительно умозрительный характер. Протестантские настроения усиливались, но сами протестанты все еще представляли собой меньшинство с ограниченным политическим влиянием, хотя успех популистских законов 1529-1530 гг., направленных против совмещения церковных должностей, свидетельствует о народной поддержке антицерковных действий. В Шотландии начиная с 1520-х гг. лютеране пользовались значительной популярностью в портовых городах восточного побережья. Возможно, именно по этой причине местное население позднее больше склонялось к епископальной системе, чем к пресвитерианству кальвинистского толка.

В 1530-х гг. разрыв Генриха с папством и усиление протестантских настроений в близких к королю кругах побудили монарха сблизиться с лютеранами, хотя сам он вовсе не был протестантом и не желал ослабления католического вероучения: Кроме того, вследствие объявления короля верховным главой церкви все религиозные вопросы превращались в политические, а раскольничество приравнивалось к прямому противостоянию королевской власти. Акт о государственной измене от 1534 г. распространял это понятие на слова (а не только поступки) и на отрицание верховного положения короля в английской церкви. Интеллектуал и гуманист сэр Томас Мор, энергично преследовавший протестантов, ушел с поста лорда-канцлера (1532 г.) в знак несогласия с разводом Генриха, был заключен в тюрьму за отказ принести клятву, требуемую Актом о Престолонаследии, и казнен за государственную измену в 1535 г. после сфальсифицированного процесса.

В конце 1530-х гг. английская внутренняя политика сместилась в сторону протестантизма, отчасти благодаря влиянию главного министра Томаса Кромвеля. В 1535 г. вышел первый полный перевод Библии на английский язык, выполненный Майлзом Ковердейлом и посвященный Генриху VIII. Генрих объявил, что «слово Божье» свидетельствует о справедливости королевского верховенства в церкви, и это обусловило появление английского перевода. В 1537 г. была опубликована официальная английская Библия, а в 1538 г. вышел указ, по которому каждая приходская церковь должна была приобрести свой экземпляр. Доступность английской Библии изменила привычки читателей и способствовала переносу основного упора на личное благочестие, а не на жития и посредничество святых. Монашество, один из самых явных символов и важнейших составляющих католической церковной организации, учреждение, подвергавшееся яростным нападкам со стороны протестантов-реформаторов и издавна вызывавшее антицерковные настроения в народе, было уничтожено в 1536-1540 гг.: за актом, распускавшим небольшие монастыри и передававшим их имущество короне, последовал роспуск всех прочих обителей.

Роспуск монастырей был крайне непопулярной мерой. Несмотря на отдельные злоупотребления, они все еще играли важную роль как в духовной жизни страны, так и в местной экономике. Кроме того, общество, неохотно шедшее на перемены, воспринимало такие радикальные шаги с тревогой. Это также приводило к возникновению преувеличенных слухов. Например, в Линкольншире поговаривали, что Генрих намеревается ограбить приходские церкви и обложить налогом крупный рогатый скот и овец. В результате в 1536 г. Линкольншир и Йоркшир охватили крупномасштабные волнения, а в Норфолке в 1537 г. возник заговор Уолсингема. Эти мятежи были ослаблены нежеланием большинства населения идти против короля. Линкольнширские «повстанцы» в 1536 г., очевидно, считали себя демонстрантами: они приносили клятву верности, заявляли о своей приверженности к Генриху VIII и утверждали, что его сбивают с толку злые министры, особенно Кромвель. Не убежденный этими изъявлениями преданности, Генрих послал против них войска во главе с герцогом Саффолком. В Йоркшире крупные силы восставших, насчитывавшие более 30 000 человек, во главе с Робертом Эском, называвшим это восстание Паломничеством милости, требовали прекратить роспуск монастырей, удалить Кромвеля, восстановить верховенство папского престола и признать наследницей Марию Тюдор. Обещание Генриха простить мятежников и сделать некоторые уступки заставило вождей распустить войска, но эти обещания так и не были выполнены, а вожди восставших были казнены в 1537 г.

Обширные монастырские имения могли бы служить постоянным источником дохода и тем самым могуществом для короны, но вместо этого они превратились в центры аристократического и дворянского влияния, поскольку они были проданы, чтобы окупить военные приготовления Генриха и неудачные войны с Францией и Шотландией. Многие земли перешли к богатым и знатным родам, но король смог вознаградить своих главных приверженцев и создать «новых людей». Например, Джон Расселл, служивший Генриху в качестве дипломата, администратора, адмирала и полководца, получил от короля земли Тэвистокского аббатства в Девоне и Уобернского аббатства в Бердфордшире от его преемника, став графом Бедфордом в 1550 г. Его преемники, получившие титул герцога и носящие его по сей день, приобрели значительное политическое влияние в Девоне и Бердфордшире. Таким образом складывалась новая политическая география, в основных чертах сохранявшаяся вплоть до окончательного упадка аристократии в конце XIX в., и появились заинтересованные круги, состоявшие из многих могущественных и талантливых представителей элиты и готовые защищать осуществившиеся изменения. Роспуск монастырей составлял часть процесса (одновременно его же символизируя), в ходе которого происходил главный общественный сдвиг к доминированию светского управления.

Поддержка протестантизма возрастала не только в правительственных кругах, но и в народе, хотя и оставалась в общем довольно непоследовательной. Оказалось гораздо проще уничтожить или видоизменить институты и обряды церковного католицизма — лишить его общего художественного антуража — витражей и фресок — или запретить паломничество, чем создать новую и прочную национальную церковную систему или внушить населению любовь к протестантизму. Хотя, с другой стороны, представления о прямом личном общении с Богом вдохновляли людей на пылкую набожность и благочестие, и подобным людям суждено было сыграть важную роль в истории Англии и Шотландии. Неграмотность, ограничивавшая круг возможных читателей переводов Библии, нехватка умелых протестантских проповедников и нежелание простого населения отходить от привычной религии — все это сдерживало распространение протестантизма, хотя его влияние при дворе Генриха VIII и в Лондоне создало ему гораздо более значимое положение, на которое он не мог бы рассчитывать, исходя из численности своих сторонников. Томас Кранмер, реформатор, состоявший в тайном браке, услугами которого Генрих воспользовался при расторжении союза с Екатериной Арагонской, в 1533 г. был поставлен архиепископом Кентерберийским и активно поддерживал протестантское дело.

В конце своего царствования король безуспешно стремился к установлению религиозного единообразия: так, например, в 1546 г. была сожжена на костре еретичка Анна Эскью. Однако непостоянство королевских симпатий не позволяло четко следовать определенному курсу. Шаги против протестантизма, особенно подтверждение католического вероучения Актом о шести статьях (1539 г.) и быстрый развод Генриха с четвертой женой, непривлекательной Анной Клевской (1540 г.), были связаны с падением и казнью Кромвеля в 1540 г. Анна не была протестанткой, а ее брат придерживался реформаторского направления в католичестве. Затем Генрих женился на Екатерине Говард, представительнице консервативного рода Говардов, но в 1542 г. она была казнена по обвинению в супружеской измене. После этого Генрих, сохраняя приверженность многим аспектам католичества, лишил своей милости Говардов, завещав престол единственному сыну, юному Эдуарду VI и вверив дела правления дяде Эдуарда и брату Джейн Сеймур Эдуарду Сеймуру, который стал протектором королевства и герцогом Сомерсетом. Обоим им суждено было склонить Англию к протестантизму.

Изменения, инициированные Генрихом VIII, имели последствия как в самой Англии, так и за ее пределами.

В Англии они способствовали уменьшению автономии отдаленных областей. Между 1536 и 1569 гг. Тюдоры подавили ряд мятежей. Некоторые из них, особенно восстание Кетта в Норфолке (1549 г.) и Уайетта в Кенте (1554 г.), вспыхивали на юго-востоке, в области, находившейся под сильнейшим королевским контролем и сосредоточившей наибольшие богатства. Другие мятежи поднимались в более отдаленных регионах — на севере и в Корнуолле. Они свидетельствовали о решимости и умении Тюдоров проводить национальную внутреннюю политику. Реформация вызвала повышение обеспокоенности безопасностью и законностью и обострение восприятия правительственных мер в регионах, удаленных от центра власти, находящегося в южной Англии. Природа религии такова, что перемены, подобные роспуску монастырей или введению новых молитвенником, должны были осуществляться в общенациональном масштабе, а это налагало серьезную ответственность на действия королевской администрации. Если Реформация, по крайней мере поначалу, действительно не пользовалась популярностью в народе, хотя это весьма спорный вопрос, то ее проведение позволяет судить о силе тюдоровского правительства. Изменения в приходских церквях были возможны лишь при строгом надзоре за местной властью и облеченной ею элитой. Хотя указы, вносившие изменения в литургию, вызывали недовольство, они тем не менее выполнялись. Это должно означать, что население в целом отличалось законопослушностью, а местная элита следила за исполнением правительственных предписаний. Таким образом, корона сталкивалась с сопротивлением только в тех областях, где непокорство проявляла элита.

Английской короне пришлось также вступить в серьезные конфликты на Британских островах. Отчасти они являлись естественным продолжением давнего противостояния. Это в особенности относится к нежеланию независимой Шотландии следовать английской политике и к ослабевшей власти англичан в Ирландии.

 

Англо-шотландские войны

Первое застарелое противостояние переходило в войну дважды за правление Генриха VIII. Шотландия рассчитывала на поддержку Франции, так как Франция была главным соперником Англии и потому была кровно заинтересована в шотландской независимости. Шотландские отряды оказали французам значительную помощь в войне с Англией в начале XV в. Французско-шотландский союз, возобновленный в 1512 г., привел к войне между Шотландией и Англией в 1513 г., когда разгорелся очередной англо-французский конфликт. Яков IV, имевший некоторые причины для недовольства Генрихом VIII, своим шурином, включая разногласия по поводу пограничных набегов, исполнил свои обязательства перед Францией, вступив в Англию с самой большой армией, которая когда-либо до сих пор вторгалась в английские земли с севера и насчитывала 26 000 человек, включая французский контингент, призванный обеспечить применение новейших военных приемов. 20-тысячное английское войско во главе с графом Серреем остановило шотландское наступление при Флоддене. Шотландские копейщики были разбиты более мобильными английскими алебардщиками. Поражение при Флоддене имело весьма серьезные последствия для Шотландии. В битве погибли сам Яков IV и по меньшей мере 5000 (а возможно, и 10 000) его подданных.

Его юный наследник Яков V (1513-1542) сначала состоял под покровительством своего отчима Арчибальда Дугласа, 6-го графа Ангуса, однако в 1515 г. Джон Стюарт, 4-й герцог Олбани, захватил регентство и вынудил мать Якова Маргариту передать короля под его опеку. Герцог Олбани утратил власть в 1524 г., однако в 1528 г. Яков во время охоты бежал от графа Ангуса. Замок Дугласа в Танталлоне был осажден королевскими войсками, и Дуглас был вынужден бежать в Англию. Оппозиция со стороны аристократии была сломлена походами Якова в пограничные области в 1530 г. и на Западные острова в 1540 г. Укрепление королевской власти в областях, где до сих пор она имела слабое влияние, характеризует также и правление Генриха VIII. Оба короля стремились к упрочению королевского могущества.

Яков оказывал сопротивление распространению протестантизма, предложив Парламенту 1541 г. меры для защиты католичества, хотя, с другой стороны, понимал необходимость определенных реформ и использовал беспокойство папского престола, чтобы увеличить свое влияние на церковь. В 1542 г. на Шотландию напал Генрих VIII, который стремился обеспечить себе тыл перед планируемым вторжением во Францию. Шотландское нападение на Англию было отбито при Солуэй-Мосс в ноябре 1542 г., а через месяц Яков скончался, оставив престол своей недавно родившейся дочери Марии. Когда в 1547 г. умер Генрих VIII, и в Англии, и в Шотландии ситуация оказалась весьма шаткой, поскольку в обеих королевствах царствовали юные и слабые монархи.

Английское давление на Шотландию возросло начиная с 1547 г., когда в страну вступил с войском герцог Сомерсет, который стремился укрепить английское и протестантское влияние в Шотландии, чтобы тем самым оторвать ее от союза с Францией. В битве при Пинки шотландская армия была наголову разгромлена английской артиллерией и лучниками. Сомерсет воспользовался победой, заняв много замков, в которых поставил английские гарнизоны, но эта политика не доставила англичанам популярности, ввела казну в огромные расходы, и в 1549 г. правительство было вынуждено отказаться от ее проведения ввиду французского вмешательства. Шотландия была завоевана только в 1650-1652 гг. Впрочем, до тех пор исторические судьбы Шотландии и Англии все больше сближались как вследствие принятия шотландцами Реформации по итогам деятельности Парламента 1560 г., так и в результате династической унии, установившейся в  1603 г.

 

Ирландия

Благодаря принятию Реформации Шотландия и Уэльс интегрировались в общебританскую политику и обрели британское самосознание. Однако Ирландия Реформацию отвергла, и это явилось ключевым фактором, обусловившим отклонение Ирландии от общей модели британского развития. Генрих VIII стремился продолжить политику отца и упрочить власть Тюдоров в Ирландии, но Реформация изменила положение дел. В 1534 г. поднял восстание Томас, граф Килдар, предложив звание верховного правителя Ирландии вместо раскольника Генриха VIII папе или императору Карлу V, однако в следующем году потерпел поражение от англичан. Парламент 1536-1537 гг. признал Генриха верховным главой ирландской церкви, объявил законными наследниками потомков Генриха от брака с Анной Болейн, а позднее одобрил роспуск монастырей. В 1541 г. ирландский Парламент признал Генриха «королем Ирландии», а не просто ее правителем. Гэльским вождям предложили следовать английским законам и принять хартии, подтверждающие их права на земельные владения. Это можно рассматривать как попытку безболезненно включить их в структуру английского управления. Подобная примирительная политика не нашла продолжения после смерти Генриха VIII, однако она в любом случае вряд ли имела бы успех, учитывая призрачность английской власти над большей частью острова.

 

Уэльс

Уэльс принял Реформацию почти что без противодействия, и это облегчило изменения в административной системе. Полагали, что существует угроза вторжения в Уэльс со стороны Испании и Ирландии, а управление пограничными областями оставляло желать лучшего. Законодательными актами  1536-1543 гг., актами об объединении, весь Уэльс был включен в английскую систему управления. Статуты  1536 г. устанавливали представительство в Парламенте от всего Уэльса. Валлийские подданные уравнивались с англичанами перед законом, хотя юридическим и судебным языком объявлялся английский. Пограничные области превращались в графства и как таковые получали представительство в Парламенте. На Уэльс распространялись все английские нормы наследования, правосудия и администрирования. В 1543 г. было отменено валлийское земельное право. Введение мировых судов, состоявшееся в 1536 г., дало в руки валлийского дворянства важный инструмент самоуправления.

Впрочем, Уэльс не управлялся точно так же, как Англия, поскольку в приграничных областях продолжали существовать Советы, а с 1542 г. Уэльс получил собственную судебную систему — общие сессии, которая продержалась до 1830 г. И все же самостоятельность приграничных областей ушла в прошлое, а в Уэльсе была создана единообразная система администрации. Обычное право служило важным фактором самоидентификации валлийцев, и вскоре после его отмены барды стали оплакивать упадок «валлийского духа». Однако уравнивание в статусе заложило основы более взаимовыгодных отношений между валлийской элитой и правительством. В преамбуле к Акту об Объединении от 1536 г. заявляется цель «искоренить темные устои и обычаи», разделяющие Англию и Уэльс, и постановляется, что валлиец не может занимать какую-либо должность, если он не знает английского. Это постановление преследовало задачу сохранить власть в руках тех, кто уже и так ею владел — дворян и духовенства, способных сотрудничать с англичанами и обладающих соответствующим образованием. Представители высших слоев валлийского общества отличались прекрасной мобильностью и издавна получали образование в Оксбридже и в Судебных иннах в Лондоне.

Реформация оказала на население Уэльса более непосредственное воздействие, чем административные перемены. Хотя к этому времени монастыри и часовни пришли в упадок, их роспуск принес выгоду местным дворянам-землевладельцам и нарушил жизнедеятельность многих общин. Изменения затронули образование и пособия для бедных. Хотя Реформация в Уэльсе была воспринята без особого энтузиазма, а в некоторых районах удерживалось католичество, здесь не было ничего похожего на то сопротивление религиозным реформам, которое наблюдалось в Англии, Ирландии и Шотландии.

Перевод Библии на валлийский способствовало поддержанию чувства национальной идентичности. Перевод Требника и Нового Завета вышел в 1567 г., а перевод всей Библии, выполненный Уильямом Морганом, был опубликован в 1588 г., хотя централизация Британии достигла такой степени, что эта книга могла быть напечатана только в Лондоне: по закону выпускать Библии имело право лишь несколько издательств. Благодаря этим переводам, валлийский смог утвердиться в качестве официального языка богослужения и религиозной жизни в целом, а духовенству не было нужды проповедовать и наставлять паству на английском. Валлийский язык получил возможность перейти от средневековой устной и рукописной формы существования к статусу языка книгопечатания.

 

Кризисы середины XVI в.

Напряженность, возникшая в результате Реформации, юности монархов, проблем с престолонаследием, аристократического фракционализма, региональной обособленности и войн, ввергла Англию и Шотландию в череду серьезных кризисов, продолжавшихся с 1542 по 1568 гг. Подобно французским религиозным войнам (1562-1598 гг.), они указывают на крайнюю шаткость достижений «новых монархий», хотя Реформация поставила перед европейскими странами новые проблемы, не в последнюю очередь заключавшиеся в установлении единообразия, сопротивлении иностранному вмешательству и сглаживании негативного воздействия религиозных расколов, подрывавших в народных массах привычку к покорности и содействовавших усилению оппозиции.

 

Англия при Эдуарде VI (1547-1553)

При Эдуарде Англия была открыта веяниям протестантизма, исходившим с континента. Эдуард находился под протестантским влиянием со стороны своих дядьев Сеймуров. Увеличился объем печатания протестантских книг, а к 1553 г. в самом Лондоне и его окрестностях проживало около 10 000 протестантов-выходцев из других стран. Значительные усилия были устремлены на то, чтобы дать протестантское образование будущему духовенству. Профессорами богословия в Оксфорде и Кембридже были назначены Питер Мартир Вермильи и Мартин Букер. При поддержке архиепископа Кранмера герцог Сомерсет ввел в богослужение протестантский Требник (1549 г.). Парламент издал Акт о единобразии, по которому в богослужении, которое должно было вестись на английском языке, допускался только этот Требник.

Враждебное отношение к религиозным реформам сыграло большую роль в волнениях, охвативших южную, а особенно юго-западную Англию в 1549 г. В этих областях местному дворянству не удалось подавить восстания, и правительству пришлось перебросить туда профессиональные войска из других регионов страны. В ходе сражений и последующих казней погибла значительная часть мужского населения этих местностей.

В Норфолке восстание вспыхнуло не по религиозным мотивам, а вследствие противостояния с землевладельцами, вызванного в первую очередь огораживанием общинных земель и высокими рентами, а также злоупотреблениями местной администрации. Один из лозунгов мятежников гласил: «Мы хотим, чтобы все крепостные были освобождены» и был направлен против жесткой социальной системы. Восставшие во главе с Робертом Кеттом, землевладельцем, выступавшим против огораживания, захватили Норвич и избрали начальников сотен, на которые был разделен Норфолк. Отказ от помилования превратил волнения в мятеж, на подавление которого были посланы войска. В битве при Дассиндейле (1549 г.) Джон Дадли, граф Уорик, стоявший во главе профессиональной армии, в состав которой входили отряды немецких наемников, разгромил силы мятежников.

Мятежи и протесты против тюдоровского правительства проходили в крайне неблагоприятных политических и военных условиях. Мирный протест считался мятежом. В политическом отношении неопределенность понятия «мятеж» приводила к неразличению намерений недовольных, часто имевшему для них гибельные последствия. В военном плане необученные силы восставших не могли соперничать с профессиональными войсками, задействованными правительством. У мятежников не было ни кавалерии, ни огнестрельного оружия, ни пушек; такое войско не могло нести серьезной угрозы, если правительство направлялось твердой рукой и имело поддержку со стороны высших слоев общества. В Шотландии ситуация складывалась иначе: Протестантская лига, созданная лордами Конгрегации в 1550-х гг., предвещала гораздо более высокий уровень военной организации антиправительственных сил, чем в Англии. В 1560-х гг. слабой и непопулярной Марии, королеве Шотландии, противостояла группа могущественных аристократов-протестантов.

Английские восстания 1549 г. вменили в вину Сомерсету, выступавшему против огораживания, и в том же году он был смещен с поста Протектора Тайным советом. Один из самых влиятельных членов совета, Джон Дадли, стал его лордом-председателем (1550-1553 гг.) и герцогом Нортумберлендом (1551 г.), а Сомерсет был казнен в 1552 г.

Подобно Ричарду III, Нортумберленд был человеком способным и решительным, но излишне самолюбивым и заносчивым. Его недостатки не имели бы значения, если бы ему сопутствовал успех и он твердо держал власть в своих руках: Генрих VIII тоже не был обделен тщеславием, самолюбием и жестокостью. Однако, как и Ричарду, личные недостатки не давали Нортумберленду достичь успеха. Он раздвинул границы своих полномочий, стремясь выступать в роли «делателя королей» в эпоху, когда подобные устремления не встречали сочувствия; и, наконец, ему недоставало как легитимности, которой обладают венценосные особы, так и времени для упрочения своей власти.

Нортумберленд оказывал всемерную поддержку протестантизму. Континентальное радикальное протестантское влияние особенно наглядно сказалось во Втором Требнике (1552 г.) и в вероисповедании, содержащемся в 42 Статьях (1553 г.). Из первого были исключены последние остатки католического вероучения и обрядов: открыто отрицалось телесное пребывание Христа в причастии. Были отменены традиционные атрибуты католической религии — особые одеяния духовенства, убранство церквей, религиозные календарные праздники.

Положение Нортумберленда оказалось под угрозой в связи с ухудшением здоровья Эдуарда VI. Вопрос о престолонаследии приобрел важнейшее значение. Эдуард отказал в праве на наследство своим сводным сестрам Марии и Елизавете, поскольку они были объявлены незаконнорожденными еще при Генрихе VIII, и назвал своей наследницей леди Джейн Грей, внучку Генриха VII. Она состояла в браке с одним из сыновей Нортумберленда и после смерти Эдуарда была провозглашена королевой Англии (1553 г.). Однако Мария провозгласила себя королевой в Норфолке и начала собирать войска. Против нее выступил Нортумберленд, но так как сила была на стороне Марии, которую поддержали горожане Лондона и Тайный совет, Нортумберленд сдался и был казнен, как и леди Джейн. Если бы Нортумберленд пользовался такой же поддержкой, какую снискали шотландские вельможи, противостоявшие Марии, королеве Шотландии, в 1560-х гг., протестанты вполне могли бы одержать верх.

 

Мария (1553-1558)

Мария, дочь Генриха VIII и Екатерины Арагонской, была убежденной католичкой. Она восстановила папскую власть и католические обряды, хотя потребовалось разрешение папы на удержание бывших церковных земель новыми владельцами: их отчуждение могло вызвать недовольство у могущественных и состоятельных аристократов. В 1554 г. Мария вышла замуж за своего младшего двоюродного брата Филиппа Испанского, представителя доминирующей в Европе католической династии, с условием, что ребенок любого пола, родившийся в этом браке, унаследует Англию и Нидерланды, а в случае смерти сына Филиппа от прежней жены — и всю Испанскую монархию: таким образом Англия оказалась бы тесно связана с континентом. Мария даровала Филиппу титул «короля-консорта».

Этот брак вызвал недовольство в стране и спровоцировал восстание в Кенте, во главе которого встал Томас Уайетт. Хотя его заявленной задачей было воспрепятствовать планируемой свадьбе, возможно, в цели восставших входило и воцарение Елизаветы. Однако Лондон отказал мятежникам в поддержке, и восстание было подавлено. Это вдохнуло новые силы в католическое движение. По меньшей мере 280 протестантов, в том числе Кранмер, Латимер и Ридли, были сожжены на костре, а прочие бежали на континент. Брак с Филиппом вынудил в 1557 г. Англию вступить в дорогостоящую и безуспешную войну с Францией, которая в 1558 г. привела к падению Кале, последнего французского владения Англии. Мария умерла от водянки, которую некоторые принимали за беременность. Филипп уехал от нее в Нидерланды. В целом, можно сказать, что она скорее была трагической фигурой, а не тираном.

У Марии не было детей, и поэтому на престол взошла ее сводная сестра, протестантка Елизавета. Католичество еще не успело набрать ход, чтобы восстановить свое прежнее влияние. Однако протестантизм также не имел серьезной опоры, и религиозные законы Марии почти не встретили сопротивления в Парламенте. Уничтожение реформаторами прежних обычаев существенно ограничивало возможности для успешного восстановления католичества, однако если бы Мария оставила после себя наследника-католика, который сумел бы удержаться на троне, контрреформация могла бы одержать в Англии решительную победу. Разрушенные при Эдуарде VI алтари и статуи было, конечно, трудно заменить, но, тем не менее, при Марии было восстановлено большинство каменных алтарей.

 

Кризисы в Шотландии середины XVI в.

Проблема престолонаследия остро стояла и в Шотландии. У Якова V от второй жены, Марии де Гиз, на которой он женился в 1538 г., родилась дочь, Мария, ставшая королевой Шотландии в 1542 г. Смерть Якова развязала руки протестантам, и в 1546 г. они, во главе с Джоном Ноксом, убили кардинала Битона и захватили замок Сент-Эндрюса. Однако, вследствие войны с Англией, французского влияния и присутствия французских войск (отбивших у протестантов Сент-Эндрюс в 1547 г.), а с 1554 г. и регентства вдовствующей королевы Марии де Гиз значительно усилилась анти-протестантская оппозиция, а численность протестантов была очень невелика. Мария, королева Шотландии, в 1548 г. уехала во Францию, а в 1558 г. вышла замуж за дофина Франциска (наследника французского престола), ставшего в 1559 г. королем Франциском II. В результате Шотландия прочно заняла профранцузскую позицию. В 1560 г. положение изменилось. С приходом к власти в Англии Елизаветы (1558 г.) у шотландских протестантов, особенно у лордов Конгрегации, их знатных покровителей, появилась надежда на английскую поддержку. Выступая против французского влияния, они сместили правящую королеву-мать Марию де Гиз и связали протестантизм с патриотизмом. В 1560 г. английское военное вмешательство привело к изгнанию французских гарнизонов. Франциск II умер, оставив Марию бездетной вдовой. Парламент, возглавляемый протестантами, провозгласил отмену мессы и верховной власти папства, и принял протестантское вероисповедание.

Мария, вернувшаяся в Шотландию в 1561 г., была менее осторожна, чем Елизавета, и отказалась утвердить эти постановления, но ей недоставало политических способностей, чтобы исподволь изменить положение и создать себе прочную опору в сложной ситуации противоборства шотландских аристократических партий. Лорды Конгрегации и их преемники объединились против королевы-католички и ее французских союзников, а семейные проблемы Марии только увеличивали ее непопулярность. Ее второй брак с двоюродным братом лордом Дарнли (1565 г.) оказался неудачным, а 1566 г. он участвовал в убийстве ее фаворита Дэвида Риччио. Вероятно, после этого Мария вступила в сговор с жестоким Джеймсом, графом Босвеллом, который убил Дарнли и женился на ней (1567 г.). Это переполнило чашу терпения, и в 1567 г. Мария была вынуждена уступить требованиям аристократов-протестантов и отречься от престола в пользу младенца Якова VI, ее сына от лорда Дарнли. Положение протестантской церкви укрепилось. Королева-католичка лишилась короны протестантского королевства. В следующем году Мария бежала и собрала войско, но потерпела поражение при Лангсайде и укрылась в Англии, отдавшись на милость Елизаветы. Отречение Марии от престола служило выражением новых представлений, согласно которым король нес ответственность перед своим народом и которые значительно смягчали прежние воззрения, подчеркивавшие прежде всего обязанности подданных по отношению к правителям. Эта теория, предвосхищавшая концепцию общественного договора, лежащего в основе королевской власти, поддерживалась вождями церкви, в том числе и Джорджем Бьюкененом, ставшим воспитателем Якова VI.

Государственность также следовала новым путем развития. Благодаря картографированию складывались более четкие представления о границах и очертаниях разных стран, а это способствовало более глубокому пониманию важности данного уровня представления. Хотя составление карт в Шотландии XVI и XVII вв. уступало в интенсивности аналогичной деятельности в Англии, тем не менее, оно значительно продвинулось вперед. Например, было создано более точное описание береговой линии, хотя с картографированием Хайленда дела обстояли по-прежнему не лучшим образом. В середине XVI в. Джон Элдер и Лоренс Новелл выпустили свои карты Шотландии.

 

Елизавета I (1558-1603)

Царствование Елизаветы, длившееся 44 года, было самым долгим со времен Эдуарда III. Ее долголетие и свойства характера сыграли выдающуюся роль в определении политического и религиозного курса тюдоровской Англии. Родившаяся в 1533 г., Елизавета прожила долгую жизнь, превзойдя всех прочих английских монархов до Георга II. Очевидно, в какой-то мере благотворное действие оказали ее незамужество и отсутствие детей, но и при этом ее долголетие не может не вызывать удивления, хотя в Шотландии Вильгельм Лев жил с 1143 по 1214 г., а Роберт II с 1316 по 1390 г. Если бы Елизавета прожила столько же, сколько ее сводный брат, она никогда не стала бы королевой; если бы ее жизнь прервалась в том же возрасте, что и жизнь ее сводной сестры или ее деда Генриха VII, она бы умерла ранее Марии Шотландской, матери Якова VI, в случае, конечно, если бы не казнила ее до 1587 г. Осторожность и политические способности Елизаветы помогли ей восстановить политическую стабильность после периода неустойчивости, которой ознаменовалась середина XVI в. Это сыграло важную роль как в вопросе о престолонаследии, так и в религиозном урегулировании. Так как Елизавета не была замужем, в отношении наследования престола существовала некоторая неясность, но после казни Марии Шотландской в 1587 г. приемлемым наследником короны в глазах протестантов стал Яков VI, король Шотландии (родившийся в 1566 г.), праправнук Генриха VII и правнук его старшей дочери Маргариты, вышедшей замуж за Якова IV. С другой стороны, сама Елизавета не желала определенно высказываться по поводу его кандидатуры.

Елизавета получила прекрасное гуманистическое образование и воспитывалась под руководством ведущих гуманистов. Ей довелось испытать различные превратности судьбы; она не была фанатичкой. У нее отсутствовал религиозный пыл, свойственный ее сводному брату Эдуарду и ее сводной сестре Марии. Она предпочитала некий религиозный компромисс, близкий по духу к католичеству ее отца: без папы, монахов и некоторых суеверий. Однако отсутствие у таких умеренных взглядов сильной политической поддержки заставило ее пойти дальше. Несмотря на это, Елизавета склонялась к протестантизму более консервативного толка, чем протестантизм Нортумберленда. У ее протестантизма были определенные пределы, судя по тому, что мы знаем о ее религиозности и о том, как она относилась к обрядам и одеяниям церковнослужителей. Она принимала те стороны протестантского вероучения, которые были совместимы с ее представлениями о порядке, и отвергала те из них, которые выбивались из этого ряда. Такой подход был весьма уместен в эпоху, когда многие люди еще хорошо помнили старые религиозные традиции. Елизавета шла на компромисс в вопросах формальной, внешней стороны, которые затрагивали устоявшиеся привычки населения, но полностью разделяла саму суть протестантского учения. Реформация завоевала общее признание только в 1580-х гг., когда старая религия уже прочно ушла из людского сознания в большей части областей Британии (хотя и не во всех), а протестантизм стал отождествляться с национальной победой в войне с Испанией.

Елизавета решительно стремилась удержать королевский контроль над церковью, епископами, вероучением и литургией. Установив основные правила, по которым должна была жить церковь, она не желала поддаваться давлению, исходящему от сторонников дальнейшей Реформации. Вследствие этого возникла определенная напряженность в отношениях с наиболее радикальными протестантами — пуританами. Точно так же обстояло дело и в Шотландии, где в 1585 г. на престол взошел Яков VI, вступивший в противостояние с Пресвитерианской церковью. Как и Елизавета, он видел в епископах опору для своей церковной и светской власти.

Елизавета была самым опытным политиком в своем королевстве, всеми силами удерживая королевские прерогативы, но умея и идти на уступки; умело лавируя, одновременно не давая повода заподозрить себя в слабости; искусно управляя придворными и заставляя министров проявлять свои лучшие качества. У нее были фавориты, но она была готова принести их в жертву политическим интересам. Елизавета не оспаривала стереотипы своей эпохи, согласно которым женщина во всех отношениях стояла ниже мужчины, но утверждала, что она — исключение, поскольку избрана Богом в качестве орудия Божьей воли. Она удачно справлялась с разногласиями между своими советниками, но с трудом контролировала военачальников. Она была умна и прагматична, но с трудом привыкала к переменам.

Благоволение Елизаветы к протестантам вызывало тревогу у католиков.

Портрет Елизаветы I, приписываемый Федериго Зуккаро

Елизавета правила Англией 44 года, дольше, чем любой другой английский монарх, за исключением Эдуарда III. Она сыграла важнейшую роль в определении политического и религиозного характера тюдоровской Англии. Она была умна и прагматична, но с трудом приспосабливалась к изменениям. Елизавета не осуждала общественные стереотипы, при которых женщины считались существами низшего сорта, но считала себя исключением из этого правила, поскольку Бог избрал ее своим орудием.

Около 500 церковнослужителей отказались принять введенные ею правила, а многие удалились на континент, где создали семинарии для обучения будущих миссионеров, которые должны были проповедовать католицизм в Англии. Наибольшую известность стяжала семинария в Дуае, основанная в Нидерландах, в то время находившихся под властью Филиппа II Испанского, в 1568 г. В том же году Мария Шотландская, наследница английской короны, бежала в Англию, где была взята под стражу. Ее присутствие в стране способствовало активизации недовольных.

В 1569 г. при дворе возник заговор. Заговорщики ставили себе целью сместить главного министра Елизаветы Уильяма Сесиля, выдать Марию Шотландскую замуж за герцога Норфолка, вождя консервативной религиозной партии, и вынудить королеву признать ее наследницей престола. Заговор был раскрыт, но повлек за собой восстание на севере, которое подняли его участники, в частности графы Нортумберленд и Вестморленд, положение которых было весьма непрочным, так как они не пользовались расположением королевы. Графы подали знак к началу восстания, заняв Даремский собор и проведя в нем мессу. Католическое богослужение было восстановлено во многих церквях. Однако восставшим, двинувшимся на юг, не удалось освободить из заключения Марию Шотландскую. При наступлении более сильной королевской армии мятежники бежали. Граф Нортумберленд был казнен, а титулы и почести дома Невиллов — рода графов Вестморлендов — были уничтожены. Около 200 рядовых участников восстания были повешены в графстве Дарем, а дома их были разграблены. С более состоятельными мятежниками обошлись более милостиво, и, как замечает один комментатор, «простые люди говорили, что бедных казнили и ограбили, а знатным и богатым все сошло с рук».

За Северным восстанием последовало отлучение от церкви и низложение Елизаветы, объявленные папой в 1570 г., и ряд заговоров в пользу Марии Шотландской — в частности, заговоры Ридольфи (1571-1572 гг.), Трокмортона (1582 г.) и Бабингтона (1586 г.). Елизавета не хотела привлекать к ответственности Марию, царственную особу и свою родственницу, но в 1586 г. были перехвачены ее письма, из которых явствовало, что она согласилась с планами Бабингтона убить Елизавету. Вследствие этого Мария была обвинена в государственной измене, хотя это обвинение вызывало серьезные сомнения, поскольку Мария вовсе не была английской подданной, и обезглавлена в замке Фотерингей (1587 г.).

К тому времени Англия вступила в крупномасштабную войну, которая началась в 1585 г. из-за поддержки, которую Елизавета оказывала нидерландским повстанцам (по большей части, протестантам), поднявшим восстание против ее бывшего зятя Филиппа II Испанского. Особенно раздражение у испанского короля вызвала отправка войск под началом графа Лестера, фаворита Елизаветы, по Нансачскому договору с восставшими (1585 г.), а также морские набеги на испанские колонии и корабли, совершавшиеся с ее молчаливого согласия.

 

Непобедимая армада

Английские войска не сыграли заметной роли в голландском восстании, но их участие подтолкнуло Филиппа к решению напасть на Англию. Однако Филипп не сумел привести к единому знаменателю два различных плана: план морского вторжения в Англию из Испании (короли которой были также королями Португалии с 1580 по 1640 гг.), и план переправки через Па-де-Кале из Нидерландов испанской армии под началом Алессандро Фарнезе, герцога Пармского. Испанцев также сильно задержали необходимые приготовления и успешное нападение сэра Фрэнсиса Дрейка на главную испанскую морскую базу в Кадисе (апрель 1587 г.). В следующем году армада, состоявшая из 130 кораблей, перевозивших 19 000-ю армию, выступила из Лиссабона с целью войти в Ла-Манш и прикрыть переправку войск Алессандро Фарнезе. Из-за штормов флот был вынужден зайти на ремонт в Ла-Корунью, а в июле он появился у входа в Ла-Манш. Направляясь к Кале, испанские корабли, держа строй, подверглись английской бомбардировке, но она почти не нанесла им вреда, и на протяжении девятидневных стычек испанцы не нарушили строй. Однако преимущество англичан заключалось не только в лучших мореходных качествах, но и в том, что их пушки стояли на компактных четырехколесных лафетах и потому быстро перезаряжались, а у испанцев подобное снаряжение отсутствовало.

Когда испанский флот встал на якорь у Кале, оказалось, что у Фарнезе не хватает судов, чтобы посадить на них свою армию. Испанский строй был нарушен из-за ночной атаки англичан, применивших брандеры, а затем английский флот нанес испанцам значительные повреждения в битве у Гравелина. Сильный ветер отнес армаду в Северное море, и она вернулась в Испанию, обогнув северный берег Шотландии и западный берег Ирландии, понеся серьезный урон из-за штормов и кораблекрушений.

Такие потери обученных и опытных солдат и моряков нанесли Испании серьезный удар, однако флот был вновь отстроен, а сами англичане не видели возможности одержать решительную победу. В 1589 г. Фрэнсис Дрейк произвел успешное нападение на Ла-Корунью, но после этого его экспедицию ждали одни неудачи. Дрейк не был стратегом: он не сумел взять Лиссабон; а попытка перехватить у Азорских островов испанский флот, везущий сокровища из Нового Света, закончилась провалом. Английские корабли изрядно потрепал шторм. На примере армады и «ответной английской армады» очевидны недостатки военно-морских операций той эпохи, не в последнюю очередь проистекающие от уязвимости кораблей к штормам, сложности проведения совместных действий армии и флота, а также проблем со снабжением больших флотов.

 

Проблемы последних лет правления Елизаветы

Поражение армады вызвало к жизни национальную гордость, отразившуюся в политическом языке и драматургии той эпохи. Ветер, разбросавший испанский флот, был приписан воле Провидения. Впоследствии, наряду с раскрытием Порохового заговора (1605 г.) и Славной революцией (1688 г.), это событие послужило основой для создания образа хранимого Богом государства.

Однако большие военные расходы вызвали затруднения. Королевская фискальная политика, особенно продажа монополий на производство или торговлю определенными товарами, а также дополнительные налоги, навлекла на правительство острую критику со стороны Парламента в 1597 и 1601 гг. и не доставила государству средств, необходимых для одержания победы в войне. Пуританство также служило предметом для парламентских споров, особенно обострившихся в 1587 г., когда пуритане, члены парламента, попытались провести законы в пользу пресвитерианской церкви. Это был неудачный ход, который вызвал ожесточенные споры между Елизаветой, не желавшей никаких перемен в религиозной сфере, и некоторыми членами Парламента. Елизавета столкнулась с определенными сложностями в попытках сформировать стабильное правительство после смерти своих давних соратников — Уильяма Сесиля (лорда Беркли), Лестера и Уолсингема. Борьба с Филиппом II набирала обороты, и Елизавета между 1589 и 1597 гг. отправляла войска на помощь антииспанской партии во французской религиозной войне. Экспедиции в Бретань и Нормандию не имели особого успеха, но, тем не менее, помогли Генриху IV упрочить свое положение. В свою очередь, Филипп поддерживал заговорщиков на Британских островах, вел переговоры с аристократами-католиками в Шотландии и Ирландии.

 

Покорение Ирландии

Попыткам ассимилировать гэльскую Ирландию, предпринимавшимся при Генрихе VIII, при его преемниках пришла на смену политика «колонизации» областей, прилегающих к зоне английского влияния, и переселения туда английских поселенцев, «новых англичан». Это упрочило позиции английской короны в Ирландии, хотя, естественно, захват земли у гэльских землевладельцев не мог повысить ее популярность. Начатая при Эдуарде VI колонизация приобрела еще больший размах при Марии. С конца 1560-х гг. английское правление приобретало все более военный характер, который привел к возобновлению попыток силой расширить сферу влияния. Местные советы были созданы в Коннахте (1569 г.) и Мунстере (1571 г.), а для подавления восстаний англичане использовали войска. Английская власть распространилась на такие отдаленные области, как Слайго, Ферманаг и Монаган. Эти области не очень-то подходили для распространения протестантства, и, с возрождением католической активности при Контрреформации, религиозные различия приобрели важное значение для Ирландии, символизируя, отражая и укрепляя политический раскол и ненависть между теми, кто выступал фактически в роли завоевателей, и покоренным населением. «Новые англичане» занимали руководящие должности и пользовались правительственной поддержкой; «старые англичане», католики, чувствовали себя обделенными и отрезанными от управления; гэлы страдали от злоупотреблений и жестокости властей. Елизавета не уделяла ирландским делам достаточного внимания, так что в Ирландии проводилась жесткая политика, которой сама королева никогда не допустила бы в Англии. Протестантская церковь не могла успешно обслуживать местное население. Оказалось сложно найти квалифицированных протестантских церковнослужителей, желающих служить в обедневшей церкви. Один чиновник в 1607 г. сообщал, что духовенство Кашельского архиепископства «более пригодны, чтобы пасти свиней, чем служить в церкви».

Гэльское сопротивление привело к восстанию Десмонда в 1580-х гг. и достигло высшего пика в 1594 г., когда вспыхнуло крупное восстание под руководством Хью О'Нейлла, графа Тирона. О'Нейлл собрал весьма значительное по ирландским меркам войско в 10 000 человек, поднял против англичан не только северные области, но и Мунстер и стремился заручиться поддержкой католиков «старых англичан». В середине XVI в. в Ирландии в достаточно большом количестве появилось огнестрельное оружие — аркебузы, но в 1560-х гг., когда Шейн О'Нейлл пытался захватить власть над всем Ольстером, его войска все еще были вооружены традиционным оружием: топорами, луками, дротиками и мечами. Воины Хью О'Нейлла, напротив, использовали современное огнестрельное оружие — мушкеты и их разновидность аркебузы — и были вооружены так же хорошо, как и англичане. Многие до этого служили в высокопрофессиональной испанской армии, а О'Нейлл специально обучал всех своих солдат обращению с пиками и огнестрельным оружием. Лесистая и болотистая местность Ольстера как нельзя лучше подходила для ведения партизанской войны и нападениям из засад. В 1595 г. при Клонтибрете О'Нейллу удалось заманить английскую армию в ловушку. Через три года при Йеллоу-Форде другой английский отряд был разбит на марше. В 1599 г. гордый фаворит Елизаветы Роберт, граф Эссекс, не сумел нанести поражение О'Нейллу. Вследствие этого он утратил расположение королевы и впал в немилость. Обремененный долгами, потерявший свои монополии Эссекс в январе 1601 г. предпринял попытку государственного переворота с целью захватить Елизавету и уничтожить своего соперника, первого министра сэра Роберта Сесиля, сына лорда Беркли. Однако Сесиль разрушил планы заговорщиков, заговор провалился, а Эссекс был казнен. Не в последний раз ирландские события оказывали важнейшее влияние на британскую политику.

В 1600 г. англичане отправили в Ирландию более решительного руководителя — нового наместника Ирландии, Чарльза, лорда Маунтджоя, который принял решение провести зимнюю кампанию, чтобы нарушить снабжение отрядов О'Нейлла, а также затруднить передвижение стад — основного источника продовольствия ирландцев во время похода. Превосходя ирландскую армию в численности, английские войска действовали активно и жестоко, но попытка захватить Ольстер провалилась после поражения в битве в ущелье Мойри (1600 г.), в котором мушкетеры О'Нейлла под прикрытием полевых укреплений отразили нападение англичан. Опасения английского правительства, страшившегося иностранной интервенции, сбылись в сентябре 1601 г., когда Филипп III Испанский послал войско в 3500 человек в Кинсейл на помощь О'Нейллу. Маунтджой осадил Кинсейл, но его войска сильно ослабили болезни. Армия О'Нейлла, отправленная на помощь осажденным, вместо того, чтобы блокировать англичан, решила на них напасть. Однако ночной марш-бросок на лагерь Маунтджоя не удался, а утром 24 декабря О'Нейлл упустил инициативу, позволив Маунтджою напасть первым. Ирландский военачальник также выстроил своих солдат в непривычный для них оборонительный порядок терцию, который они соблюдали с трудом, так как ранее никогда его не применяли. Английская конница разбила ирландскую, и ирландская пехота отступила, а те, кто держались, были разбиты. Ирландцы потеряли 1200 человек, но важнее всего было то, что они утратили веру в победу. Испанцы больше не присылали в Ирландию свои отряды, и в 1603 г. О'Нейлл был вынужден сдаться.

Впервые в своей истории англичане захватили власть над всем островом. После этого Ирландия стала восприниматься как единое целое, а утрата ее части, как считалось, должна повлечь за собой утрату и остальных частей. Как и в случае с Англией, иностранное завоевание вызвало к жизни осознание национального единства.

В ближайшей же перспективе английская победа привела к возобновлению и расширению политики колонизации. О'Нейллу и О'Доннеллу после того, как они сдались в 1603 г., были возвращены их владения, но введение английских законов и обычаев в Ольстере заставило их в 1607 г. бежать в Италию со многими своими соратниками. После этого Яков I конфисковал их земли в Ольстере — 3 800 000 акров. Менее плодородные участки были частью пожалованы ирландцам, но остальные земли были отданы во владение английским и шотландским поселенцам, королевским чиновникам, государственной (протестантской) церкви и, взамен на финансовую поддержку колонизации, лондонскому Сити. В то же время крупные земельные наделы в Антриме и Дауне были отданы частным колонистам и также заселены по большей части шотландцами. К 1618 г. в Ольстере проживало около 40 000 шотландцев. Другие колонии были созданы в более южных областях, например, в Уэксфорде, Лейтриме, Уэстмите и Лонгфорде; однако здесь было меньше поселенцев-протестантов. Таким образом, во многих частях Ирландии гэльские землевладельцы были лишены собственности в пользу протестантов, а в Ольстере положение местного населения особенно ухудшилось с появлением множества протестантских поселенцев. Разногласия по поводу земли, религии и политического статуса привели к взрыву 1641 г.

 

Морское могущество

Английское могущество укрепилось не только в Ирландии, хотя, потеряв свои французские владения, англичане не сразу переключились на атлантическое направление. У них не было ни опорных пунктов, в отличие от португальцев и испанцев, владевших Азорскими островами, Мадейрой и Канарскими островами (подобно тому, как ранее викинги владели Фарерскими островами, Исландией и Гренландией), ни традиции завоеваний языческих земель, которую испанцы и португальцы приобрели за время своих долгих войн с мусульманами. Несмотря на это, вскоре англичане приняли участие в европейской экспансии сначала в Атлантике, а затем в Южной Азии. Рыбаки из Бристоля, возможно, доплывали до Северной Америки в 1480-х и 1490-х гг., но первые точные сведения относятся к плаваниям итальянца Джона Кэбота, который в 1497 г. вышел из Бристоля, рассчитывая добраться до богатой Индии, но вместо этого, вероятно, приплыл в Ньюфаундленд. Этим же путем вскоре проследовали многочисленные английские рыбаки, в то время как некоторые другие разведчики отправлялись на север в холодные моря, надеясь отыскать северо-западный проход к Индии. Мартин Фробишер, Джон Дэвис и Генри Гудзон открыли большие водные пространства — море Баффина и Гудзонов залив — но в 1610-х гг. Уильям Баффин, Люк Фокс и Томас Джеймс установили, что за ними лежит земля, а не открытый океан. Интерес мореплавателей привлекали и поиски северо-восточного пути в Индию.

Сэр Хью Уиллоби умер на побережье Лапландии в 1553 г., но Ричард Ченселор достиг Белого моря, а затем отправился в Москву, открыв торговый маршрут, который в 1558-1562 гг. был исследован Энтони Дженкинсом, совершившим путешествие в Центральную Азию и Персию.

Морской путь в Южную Азию показался более перспективным, и в 1600 г. для торговли с этой страной света была создана Ост-Индская компания, со временем заложившая основу Британской Азиатской империи. Эта компания была торговой организацией-монополистом, распределявшей значительные риски от заморской торговли среди вкладчиков и тем самым использовавшая богатые лондонские коммерческие источники. Торговля с Южной Азией подрывала контроль Португалии, в то время находившейся под властью Испании, над европейскими связями с Индией. Ранее английские планы терпели неудачу, как, например, в случае с безуспешными попытками вмешаться в португальскую торговлю с Западной Африкой в 1550-х гг. и принять участие в выгодной работорговле между Африкой и испанским Новым Светом в 1560-х гг. По мере нарастания напряжения в 1570-х гг. участились английские пиратские набеги на испанские караваны и поселения в Новом Свете. Фрэнсис Дрейк организовал морские походы в 1566-1568 и 1570-1573 гг., а в 1577-1580 гг. первым из англичан совершил кругосветное путешествие, в ходе которого проплыл вдоль калифорнийского побережья, поднеся его в дар Елизавете и дав ему название «Новый Альбион».

Англичане также предпринимали попытки создать колонию на восточном побережье Новой Америки, назвав ее Вирджинией в честь незамужней Елизаветы, королевы-девственницы. В 1585 г. 108 колонистов высадились на острове Роанок на территории современной Северной Каролины, но не смогли там прокормится и в следующем году были оттуда эвакуированы. В 1588 г. англичане повторили попытку, но в 1590 г. корабль, отправленный на помощь колонистам, обнаружил деревню безлюдной: вероятно, колонисты не смогли выжить из-за болезней, голода или нападений индейцев. Постоянное поселение было основано в Вирджинии только в 1607 г.

 

Женщина начала Нового времени

Смерть Елизаветы в 1603 г. дает нам повод обратиться к рассмотрению положения женщины в начале Нового времени. В высших слоях общества оно, очевидно, по большей части определялось личными качествами и политикой, несмотря на то, что английская культура в своих основных чертах оставалась преимущественно «мужской», если не женоненавистнической. Так, придворные проповедники Елизаветы подчеркивали традиционные стереотипы, изображая женщину вообще слабым существом и делая исключение для королевы, которую они называли спасенной Богом, но не женщиной-воительницей. Богу придавались мужские черты, и это вовсе неудивительно ввиду того, что право на духовное звание имели только мужчины. Сама Елизавета вовсе не разделяла эти взгляды на женскую долю, как и ее прабабка Маргарита Бофор, которая, забеременев в 12 лет, интригами стремилась обеспечить наследование престола за своим сыном Генрихом VII, а затем, в 1485 г., сделала необычный шаг, заставив Парламент объявить себя «независимой женщиной» (femme sole), имеющей право на собственность и ведущей жизнь вдовы несмотря на то, что ее четвертый муж граф Дерби прожил после этого еще двадцать лет.

И все же подобная независимость воспринималась обществом враждебно, и это враждебное отношение было закреплено в законодательстве. Сохранялись в неизменном виде многие традиционные представления, например, разные стандарты, с которыми подходили к половым связям до брака или «на стороне», в зависимости то того, шла ли речь о мужчине или женщине. Елизавете пришлось столкнуться с клеветническими и компрометирующими слухами о ее отношениях с мужчинами. Статус и благосостояние женщины определялись ее браком или происхождением. Маргарита Тайлер, переводчица «Зерцала рыцарства» (1578 г.), подвергла безуспешной критике традиционную практику выдачи замуж. Женам обычно не позволялось составлять завещание, поскольку по закону они не имели личного имущества отдельно от мужа. Однако состоятельные незамужние женщины и вдовы могли играть важную роль в обществе, как показывают завещания, выделяющие средства на образовательные и религиозные цели — например, дарованные нескольким оксбриджским колледжам.

Происходили и изменения. В высших слоях общества перемены в практике наследования привели к тому, что дочери и жены стали получать меньшую долю наследства, к выгоде более дальних родственников-мужчин. Реформация открыла новые возможности для женской духовности, и женщины получили права и основания требовать, чтобы признали их свободу совести в религиозных вопросах. Однако эти возможности не могли полностью преодолеть ограничений, налагаемых на женский пол. Взгляды, характерные для протестантских сект, отражали традиционные представления и обычаи, и лишь немногим женщинам удавалось занимать в них выдающееся положение. Монастыри, дававшие женщинам некоторую автономию, были распущены. Вероятно, больше всего от Реформации пострадали именно монахини.

Реформация привела к более сочувственному отношению к браку и половой жизни в браке. Эта перемена отразилась в том факте, что духовенство теперь могло вступать в брак. И все же беспокойство по поводу дурного влияния сексуального влечения сосредоточилось на одиноких и распутных женщинах. Произошел важный сдвиг, в ходе которого моральные проступки перешли из ведения церковных судов в светскую юрисдикцию. Проститутки и женщины, пользующиеся дурной репутацией, все чаще представали перед мировыми судьями. Этот процесс начался еще до Реформации, но набрал ход именно при ней и совпал с мерами против бродяг. Однако взгляды на сексуальную жизнь того времени разделялись как мужчинами, так и женщинами, а это говорит о том, что в какой-то мере женщины сами поддерживали патриархальный уклад.

После Реформации и до Гражданской войны, которая ослабила церковный контроль над семейной жизнью, изменений в этом плане не наблюдалось. В 1653 г. была введена новая гражданская свадебная церемония, но традиционные религиозные обряды и общественные устои не сдавали своих позиций, а после Реставрации 1660 г. вновь были приняты прежние нормы. Выступление Маргариты Фелл в защиту права женщин проповедовать в церкви (1666 г.), пришлось не ко времени. Четырьмя годами ранее голландец, приехавший в Лондон, стал очевидцем наказания женщины, обвиненной в убийстве своего супруга — тягчайшего преступления по законам той эпохи:

«...мы увидели, как сжигают на костре женщину, заколовшую своего мужа. Ее поставили ногами в просмоленный бочонок. Духовник говорил с ней долгое время, упрекая ее в содеянном, а затем прочел молитву. Потом ее тело обложили хворостом и наконец подожгли факелом, и вскоре огонь охватил ее целиком».

Тяжелые страдания претерпевали женщины, обвиненные в колдовстве. Однако женщины были не только жертвами в таких процессах — они активно участвовали в преследованиях, выступали в качестве свидетельниц и стремились найти знаки, указывающие на ведьм. Кроме того, были и колдуны-мужчины. В целом, женщины проявляли большую активность в судебных процессах и, таким образом, больше контролировали свою жизнь, чем можно было бы предполагать, судя по патриархальному укладу общества.

Сходным образом, женщины играли большую роль в вопросах наследования. В 55 процентах завещаний из архидьяконства Садбери в 1636-1638 гг. жена называлась единственным душеприказчиком. Многие мужья открытым текстом высказывали доверие своим женам в завещаниях, а забота о благосостоянии вдов показывала степень супружеской любви. Несмотря на все это, каковы бы ни были личные обстоятельства и положение отдельных женщин, участь большинства их составлял тяжелый труд, обычно бок о бок с мужьями.

 

5. 1603-1688 гг.

 

В 1603 г. впервые в истории Британские острова были объединены под властью одного лица — Якова VI, короля Шотландии, или Якова I, короля Англии, Уэльса и Ирландии. Однако на протяжении этого столетия Стюарты дважды изгонялись из Британии — в первый раз в ходе Британских гражданских войн 1640-х и начала 1650-х гг., известных под неточным названием Английской гражданской войны; и во второй раз во время гражданской войны, начавшейся со Славной революции 1688 г. и завершившейся с окончательным поражением Стюартов в Ирландии в 1691 г. В ретроспективе весь этот период прошел под знаком Гражданской войны 1642-1646 гг., ее предпосылок, событий и последствий, так что сложно себе представить иной ее исход. Конечно, война стала главным событием — больше половины от общего числа сражений, проведенных на английской земле с участием более 5000 сражающихся, имели место именно в 1642-1651 гг. Кроме того, из мужской части населения Англии, составлявшей около 1,5 миллиона человек, в битвах погибло около 80 000, и еще 100 000 человек умерли от других причин, связанных с войной, прежде всего от болезней. Вероятно, каждый четвертый мужчина в Англии так или иначе участвовал в войне. Еще более высоки были потери в сопутствующих конфликтах, разразившихся в Ирландии и Шотландии в 1638-1651 гг. В Шотландии, где на поле боя часто убивали пленных, погибло около 6% населения; в Ирландии этот процент достиг еще более высокого уровня — выше, чем при Великом голоде 1840-х гг.

Гражданские войны раздирали Англию не в первый раз, а в битве при Таутоне (1461 г.) во время Войны Алой и Белой розы сражалось, по-видимому, больше людей, чем в любом сражении Гражданской войны, однако сам уровень взаимной вражды, общебританский размах и степень вовлечения и политизации населения делают эту Гражданскую войну беспрецедентной в истории Британских островов. Жестокость с обеих сторон была неслыханной. Во время осады Колчестера парламентскими войсками в 1648 г. роялисты намеренно увлажняли и вываливали в песке пули, чтобы раны, наносимые ими, вызывали гангрену, а восемь пленников-роялистов были жестоко изувечены. Огромных размахов достигло мародерство. Мародеры не пощадили даже красной юбки внучки Шекспира. Торговля находилась в упадке, сошла на нет благотворительность. Кроме того, война вспыхнула после долгого периода, на протяжении которого большая часть Англии, в особенности процветающие южные области, жила в мире и спокойствии. Городские стены требовали починки, замками никто не пользовался.

Кризис середины XVII в. оказал глубокое влияние на переоценку ценностей, страхов и общей идеологии, произошедшую за полтораста лет со времени восстановления монархии на Британских островах в 1660 г. После Реставрации люди боялись того, что мир может снова перевернуться вверх дном. Важнее всего теперь было воссоздать уклад мыслей и умонастроение прошлой эпохи, чтобы уничтожить последствия Гражданской войны и искоренить привитую ею склонность к междоусобицам.

Хотя Гражданская война и вызвала далеко идущие последствия, она, подобно Великой французской и русской Октябрьской революции, не была неизбежна ни в том, что касается ее причин, ни в самом ходе развития событий. В годы правления Якова I и в начале царствования Карла I шли серьезные политические дискуссии, но они выдерживались исключительно в мирном ключе. К насилию прибегали лишь отдельные личности. Небольшая группа католиков заложила порох в подвале Парламента, намереваясь взорвать его, когда Яков I откроет заседание 5 ноября 1605 г. Они рассчитывали, что уничтожение королевской семьи и протестантской элиты приведет к восстанию. Однако из-за попытки предупредить лорда Монтигла, пэра-католика, чтобы он не являлся в этот день в Парламент, заговор был раскрыт, а заговорщики преданы жестокой каре. Гай Фокс был подвергнут пытке, чтобы вынудить его выдать имена сообщников, участвовавших вместе с ним в Пороховом заговоре 1605 г., а затем казнен. Спустя 23 года Джордж, герцог Бекингем, фаворит Карла I и главный его советник, был убит; его убийца, Джон Фельтон, был казнен. Тем не менее подобные события были совершенно нетипичны для этого периода английской истории.

 

Яков VI, он же Яков I

Яков VI, король Шотландии (1567-1625), он же Яков I, король Англии (1603-1625), столкнулся в Англии с противоборствующими группами при дворе, с напряженным положением в религиозной сфере, с непопулярностью происпанскои направленности королевской политики и суровой критикой, которой подвергались его большие расходы и вытекающие из них уловки, на которые шел король, чтобы собрать нужные средства. Фавориты Якова I и власть, которой он их облекал, также не вызывали доверия у англичан. Яков был умным человеком, но ему не хватало величественности и умения привлечь и удерживать сторонников. Тем не менее он весьма высоко ставил королевскую власть и королевские права. Якова ждали сложности, сходные с теми затруднениями, которые встали перед Елизаветой в последние годы ее правления; однако Лондонский мир с Испанией (1604 г.), уклонение от вступления в военные конфликты в последующие годы до следующей испанской войны, в которую его убедили ввязаться в 1624 г., и мирные взаимоотношения с Шотландией и Ирландией в значительной мере развязали ему руки.

За исключением краткого «Протухшего» парламента 1614 г., который не выделил королю требуемых средств и не издал ни одного закона, Яков не созывал парламентских заседаний с 1610 по 1621 г. Пример Тухлого парламента вряд ли мог вдохновить его на поиски взаимопонимания с парламентариями. Две палаты вступили в ожесточенные споры, а Палата Общин к тому же беспокоилась о своих привилегиях и независимости, опасаясь, что некоторые политики решили манипулировать членами Парламента, чтобы провести решения, угодные королю, и не желала одобрять выделение средств, пока ее жалобы не будут удовлетворены. В ответ на требования Парламента 1621 г. предоставить ему право обсуждать любые вопросы, Яков вырвал протест из протоколов палаты общин и распустил Парламент. Однако Парламент 1624 г. предоставил средства на войну с Испанией, удачно связав отзыв жалоб с удовлетворением запросов правительства и одобрением популярной войны. Сам Яков активно участвовал в европейской политике и считал себя европейским монархом, выдав дочь замуж за Фридриха, принца Палатинского, главного кальвинистского правителя в Германии, и женив сына на французской принцессе.

Политическая напряженность сохранялась и в первые годы правления Карла I. Его фаворит Бекингем не пользовался популярностью, а шаги, предпринятые для финансирования безуспешных войн с Испанией  (1624-1630 гг.) и Францией (1627-1629 гг.), вызывали общественное негодование и парламентские протесты, особенно в 1626 г., когда Парламент выразил свое недовольство пошлинами, введенными без его одобрения, а в 1628 г. представил королю Петицию о праве, в которой требовал объявить незаконными заключение в тюрьму по королевскому приказу и введение налогов без одобрения Парламента. Нарушение законов с целью расширить коронные владения являлось примером злоупотреблений, затрагивавших прежде всего интересы элиты. Палата Общин оказывала особенно упорное сопротивление попыткам установить над нею королевский контроль.

Политическая напряженность той эпохи вызывала в памяти правление Елизаветы I, когда образ монарха отождествлялся с успешным преследованием национальных интересов. И все же ситуация не шла ни в какое сравнение с кризисом 1638-1642 гг. и была несопоставима с серьезнейшими проблемами, с которыми столкнулись французская и австрийская монархии в 1610-х и 1620-х гг. Ни Якову I, ни Карлу I в начале его царствования не приходилось воевать с собственными подданными, в отличие от Людовика XIII и Фердинанда II.

Яков I взошел на английский престол мирным путем, а уния двух корон при нем доказала свою успешность. Несмотря на надежды Якова на «полюбовную унию» или по крайней мере на административное и экономическое сближение Англии и Шотландии, обе страны по сути оставались объединены лишь личной унией — личностью самого монарха. Англичане опасались юридических и конституционных последствий, а Вестминстерский парламент отверг любые парламентские или юридические обязательства, которые могли бы вытекать из факта унии. В 1603 г. Яков отправился на юг, чтобы вступить в королевские права, и с тех пор находился в Англии, за исключением одного визита в 1618 г. Ему довелось в гораздо меньшей степени, чем его предшественникам, испытывать необходимость вмешиваться в междоусобицы шотландских баронов и заставлять их покориться королевской власти.

Шотландией управлял Тайный Совет, а физическое отсутствие короля, как оказалось, вовсе не мешало делам правления. Пресвитерианцы согласились принять видоизмененную епископальную систему. За восшествием Якова на английский трон последовала жесткая кампания против приграничных разбойников и грабителей, державших в страхе пограничные области. Многие из них были убиты, а самый беспокойный клан Грэмов в 1606 г. был насильственно переселен в Ирландию. Эдинбург стал жестче контролировать Хайленд, хотя положение оставалось сложным. Наиболее острые осложнения возникали на границах Хайленда, куда вытеснялись безземельные. В 1630-х гг. сэр Уильям Форбс в Абердиншире и его родичи в Корее понесли большие убытки от горцев-разбойников, во главе которых стоял Гильдерой. В 1636 г. двенадцать членов банды были захвачены и повешены, а их головы выставлены на всеобщее обозрение в качестве предупреждения, Ситуация в Англии была гораздо спокойней.

Правления Якова также ознаменовалось созданием английских колоний в Северной Америке. Вирджинская компания, получившая разрешение в 1606 г., создала колонию в области Чесапика, а в 1620 г. Мэйфлауер пристал к мысу Кейп-Код. К 1640 г. в Вирджинии и Новой Англии проживало 26 000 англичан. В 1610 г. Генри Гудзон вошел в Гудзонов залив. Англичане также колонизировали Бермуды (1613 г.), а в Вест-Индии Сент-Киттс (1624 г.), Барбадос (1627 г.) и Невис (1628 г.). Выросли объемы трансатлантической торговли и рыбной ловли, открыв новые перспективы для портов западного побережья, например, Бристоля, и портов северного Девона.

 

Личное правление Карла I (1629-1640)

Положение в Англии улучшилось в начале 1630-х гг. Смерть Бекингема, решение Карла I править, не созывая Парламент, принятое в 1629 г., и заключение мира с Францией и Испанией способствовали снижению напряженности. Нейтралитет в Тридцатилетней войне (1618-1648 гг.), в которой участвовало большинство европейских стран, повысил благосостояние английского общества. Тем не менее король испытывал серьезные финансовые затруднения, а его денежные запросы вызывали недовольство. Особой непопулярностью пользовалось распространение в 1635 г. корабельной подати, используемой для поддержания военного флота, на внутренние области Англии, хотя большинство все же не последовало примеру Джона Гемпдена, отказавшегося платить этот налог. Более серьезным поводом для недовольства служило присутствие католиков при дворе, где поддержку им оказывала королева-католичка Генриетта-Мария. Кроме того, с недоверием воспринималось и арминианское течение в англиканской церкви, связанная с именем Уильяма Лода, которого Карл I сделал архиепископом Кентерберийским (1633 г.). Лод устранил кальвинизм из англиканской церкви, но арминианство, особенно нововведения в богослужении и вопросах культа, рассматривалось его критиками как скрытая реставрация католичества. Например, некоторые изменения в церемонии причастия понимались как извращение протестантского обряда. Карл I был лишен здравомыслия, ему нельзя было доверять, и, кроме того, он с излишней резкостью воспринимал критику в свой адрес. Он верил в порядок, стремился поддержать королевское достоинство и оказывал всемерную поддержку религиозной политике Лода. Он поддерживал ненужные провокационные шаги архиепископа, такие как его инструкции 1630 г., которые разрешали аристократии назначать священников только в строгом соответствии с законом от 1530 г. На практике это положение было неосуществимо и лишь спровоцировало недовольство знатных пуритан. Карл отличался тягой к единовластию, нетерпимостью и бескомпромиссностью. Прерогативные суды, подконтрольные королевской власти, в особенности Звездная Палата и Высокая Комиссия, могли налагать жестокие наказания. Тем не менее, несмотря на различия во взглядах на конституционные вопросы, такие как отношение между королем и законом, немногие в Англии желали низвержения Карла. Конечно, роль Парламента высоко ставилась обществом, поддерживавшим принцип парламентского одобрения налогов, но правительственная система считалась данной свыше. В соответствии с общими воззрениями, если Карл плохой правитель, то Бог покарает его в ином мире, а не человек в этом. С другой стороны, некоторые видели в религии оправдание противодействию королевской власти. Мятеж и гражданская война рассматривались большинством населения как нечто вроде чумы, раздирающей тело нации, и в середине 1630-х гг. казались совершенно невероятными.

 

Причины и ход Гражданской войны

Гражданская война разразилась в Англии вследствие политического кризиса 1641-1642 гг., в свою очередь вызванного восстаниями в Шотландии (1638 г.) и Ирландии (1641 г.). В Уэльсе политика Карла I подвергалась критике в 1620-х и 1630-х гг., а в особенности деятельность Совета Пограничья, но ситуация была в целом менее серьезной, чем в других областях.

В Шотландии поддержка, оказываемая Карлом I епископальной церковной системе и новой литургии, а также его  бестактность и  самовластное  распоряжение шотландскими интересами, проявившееся в том числе и во время его приезда в Шотландию в 1633 г., вызвали ответную реакцию со стороны пресвитерианцев и шотландских патриотов, которые создали Национальный Ковенант (1638 г.), противостоящий любым церковным нововведениям, если они не одобрены Общим собранием. Вместо того, чтобы пойти на компромисс, Карл продолжал свою линию. В Епископских войнах (1639-1640 гг.) за сумасбродными угрозами прибегнуть к насилию, которые он высказывал в 1639 г., в 1640 г. последовало осуществление этих угроз, не обеспеченное реальной силой. Карл не сумел подобрать хороших военачальников, а плачевное состояние финансов не позволило должным образом содержать войска. Английская армия была плохо подготовлена и выстроена, и потому потерпела поражение от шотландских войск, руководимых умелыми офицерами (1640 г.).

Как и в случае с предыдущими военными конфликтами, войнами с Испанией и Францией в 1620-х гг., Епископские войны ослабили позиции Карла, подорвав его финансовое положение и показав его бессилие. Они же изменили отношения между короной и Парламентом в самой Англии. Личное правление Карла оказалось безуспешным. У правителей Англии не было другой возможности вести войну, кроме как обратиться за средствами к Парламенту. Чтобы собрать средства, в апреле 1640 г. Карл созвал Короткий Парламент, но, так как тот отказался выполнить требования короля, пока он не удовлетворит жалобы парламентариев, Парламент был вскоре распущен. Рипонский мир (октябрь 1640 г.), завершивший Епископские войны, оставил северную Англию во власти шотландцев, которые должны были получать от короля ежедневное содержание, пока не будет достигнуто окончательное соглашение. Поэтому Карл был вынужден вновь обратиться к Парламенту, и Долгому Парламенту, собравшемуся в ноябре 1640 г., суждено было заседать, пусть и с многочисленными перерывами и обновлениями состава, до 1660 г., то есть дольше, чем правил сам Карл.

В начале своей деятельности Парламент выступил единым целым за удовлетворение своих жалоб и действовал в национальных интересах, с которыми оказались несовместимы королевские требования и амбиции. Парламент выдвинул обвинения против ненавистных министров Карла. Томас, граф Страффорд, всевластный наместник Ирландии, был лишен прав и казнен (1641 г.) за то, что собирался привести в Англию ирландскую королевскую армию. Лод был заключен в тюрьму (казнен в 1645 г.). Еще большую важность противники короля придавали ограничениям королевской власти. Один из них, лорд Сей, впоследствии писал, что было необходимо оказать Карлу сопротивление, поскольку он решил «уничтожить английский Парламент». Они желали восстановить принципы управления Елизаветы, как они их сами понимали: систему протестантской политики в стране и за рубежом и ведущую роль Парламента и аристократии, действующей через Тайный Совет. Трехгодичный акт провозглашал, что Парламент должен собираться по крайней мере раз в три года. Другими актами запрещалось распускать Долгий Парламент без его на то согласия, отменялись Звездная палата, Высокая комиссия и корабельная подать и ограничивалась финансовая власть короны.

Хотя эти изменения затронули весьма важные предметы, а упрямый Карл занял враждебную позицию после казни Страффорда, они были проведены, не вызывая того раскола, который возник в конце 1641 г. по религиозным вопросам. Сохранение епископальной системы, традиционного порядка и дисциплины в церкви вызвало разногласия, а необходимость набрать войска, чтобы подавить крупное католическое восстание, вспыхнувшее в Ирландии в 1641 г., привело к спорам о том, кто и как будет контролировать эту армию. В условиях набирающего силу кризиса Карл прибег к насилию и 4 января 1642 г. вторгся в Парламент, чтобы захватить своих самых ярых противников, включая Джона Пима, но они уже успели бежать в лондонский Сити, оплот сил, враждебных королю. Так как обе стороны готовились к войне, Карл уехал из Лондона, чтобы набрать армию, и тем самым совершил роковой шаг: как показывает история гражданских противостояний вплоть до якобитского восстания 1745 г., выигрывает в них тот, кто владеет ресурсами столицы и контролирует ее учреждения.

В 1642 г. многие стремились сохранить мир, в отдельных областях заключались пакты о нейтралитете, но решительное меньшинство с обеих сторон сумело расколоть общество. Надежды на возможность примирения и взаимных уступок оказались несбыточными ввиду недоверия к политике Карла I и его очевидных намерений. Хотя в общем опасно прибегать к грубому социально-экономическому или географическому детерминизму для объяснения произошедшего раскола, и хотя очевидно, что обе стороны имели своих сторонников в каждом регионе и в каждой социальной группе, нельзя отрицать и того, что Парламент пользовался наибольшей поддержкой в самых экономически развитых областях страны: в южных и восточных районах Англии, во многих крупных городах, особенно в Лондоне и Бристоле, а также в промышленных регионах; а Карла поддерживали в основном более отсталые области: северная и западная Англия и Уэльс. Таким образом, религиозные и политические различия были связаны с социально-экономическим положением, хотя и не зависели от него. Например, рабочие дербиширских свинцовых рудников разделились на противников и сторонников Парламента. Приверженцы Карла боялись религиозных, социальных и политических перемен и руководствовались понятиями чести и верности престолу. Многим людям, занимавшим умеренные позиции, показалась опасной растущая власть Парламента и требование реформировать Церкви, выдвинутое Парламентов в Девятнадцати тезисах в июне 1642 г.

Вооруженное противостояние началось в Манчестере в июле 1642 г., а в августе Карл, никогда не участвовавший в войне, поднял свое знамя в Ноттингеме. Он пошел на Лондон, выиграл сражение при Эджхилле (23 октября), но не сумел воспользоваться плодами победы и в ноябре 1642 г. был остановлен у Тернем-Грин к западу от столицы. В качестве военачальника Карл не отличался решительностью и не сумел обратить себе на пользу неудачно складывающиеся обстоятельства. Он отступил и обустроил свою штаб-квартиру в Оксфорде. Таким образом, Карл упустил наилучшую возможность победить в войне. В 1643 г. роялисты добились значительных успехов, захватив, в частности, западные графства и взяв Бристоль, но перемирие, заключенное Карлом с ирландскими мятежниками, позволившее ему использовать войска, до тех пор находившиеся в Ирландии, было нейтрализовано Торжественной Лигой и Ковенантом между шотландцами и сторонниками английского Парламента. Роялистская армия превратилась в серьезную силу с умелыми офицерами и хорошей пехотой, и в 1644 г. у Карла еще был шанс заключить мир на приемлемых для себя условиях. Однако в январе 1644 г. в Англию вступили шотландские войска, которые, соединившись с армией Парламента под руководством сэра Томаса Ферфакса и Оливера Кромвеля, 2 июля 1644 г. при Марстон-Муре близ Йорка разгромили роялистов во главе с принцем Рупертом и герцогом Ньюкаслом. Карл потерял северную Англию.

В следующем году парламентские войска были реорганизованы вследствие создания армии нового образца — национальной армии под единым руководством Ферфак-са. Кромвель был назначен начальником кавалерии. Эта армия была более профессиональной и лучше обеспеченной, чем ранее. Ее успехи отчасти объясняются замечательной регулярностью, с которой более двух лет выплачивалось жалование. В 1645 г. парламентское войско нанесло несколько поражений роялистам — особенно чувствительное при Нейсби (14 июня). Войско Карла I начитывало всего 7600 человек по сравнению с 14-тысячной армией Ферфакса. Принц Руперт обратил в бегство кавалерию на левом фланге, но затем напал на обоз, а Кромвель на правом фланге парламентских войск разгромил кавалерию роялистов и обрушился на роялистскую пехоту в центре, которая не смогла противостоять яростной атаке. Таким образом, победу Парламенту принесла дисциплинированность кавалерии. К концу года в руках роялистов остались лишь отдельные пункты, а в мае 1646 г. Карл I сдался шотландцам. Победу Парламенту в Англии обеспечил ряд факторов, включая поддержку со стороны самых процветающих областей, помощь шотландцев, Лондона, главных портов и военного флота, и религиозный пыл части его приверженцев. Кромвель считал себя орудием Божьим, которому уготовано судьбой низвергнуть религиозную и политическую тиранию. С другой стороны, делу Парламента также нанесли определенный урон бесцветные и безуспешные полководцы, такие как граф Эссекс и граф Манчестер, а также сэр Уильям Уоллер, командовавшие войсками в 1642-1643 гг. Парламентарии вызвали враждебность населения, введя высокие налоги, а парламентская кавалерия поначалу уступала роялистской. Как и в случае с кризисом королевской власти в 1639-1640 гг., окончательное падение Карла I во многом было предопределено вмешательством шотландцев, так что вовсе неудивительно ни то, что они играли столь важную роль в политике конца 1640-х гг., ни то, что положение в Англии по-настоящему стабилизировалось лишь в начале 1650-х гг., когда власть Английской республики была насильственным путем распространена на территорию Шотландии. Династическая уния предопределила неразрывную связь исторических судеб обеих стран. Завоевание Шотландии и Ирландии Кромвелем явилось следствием унии и послужило прообразом Реставрации монархии Стюартов на всей территории Британских островов (правда, при совершенно иных обстоятельствах), так как исключило возможность успешных попыток Шотландии и Ирландии избрать собственную политическую линию, отличную от планов Англии.

 

Война в Уэльсе

Роялисты потерпели неудачу как в Уэльсе, так и в Шотландии. Когда разразилась гражданская война, подавляющее большинство валлийцев сохраняло лояльность. Парламент пользовался наибольшей поддержкой в Пемброкшире — английской области. Валлийское дворянство стояло на стороне роялистов, а городское население было слишком невелико, чтобы пуританство и Парламент смогли найти в нем надежную опору. Уэльс дал Карлу I много людей и денег, а валлийские войска, особенно пехота, сыграли важную роль как в действиях против близлежащих целей, например, Глостера, который они безуспешно осаждали в 1643 г., так и в других областях страны.

Падение соседних роялистских оплотов — Шрусбери, Бристоля и Честера — между февралем 1645 и февралем 1646 г. значительно ослабило позиции роялистов в самом Уэльсе, и осенью 1645 г. южный Уэльс оказался во власти сторонников Парламента. У роялистов оставались замки, но они пали под давлением превосходящих парламентских сил. В марте 1647 г. сдался Харлех.

 

Война в Шотландии

После того, как в январе 1644 г. шотландские войска вступили в Англию, Карл I послал в Шотландию Джеймса Грэма, маркиза Монтроза. Он вторгся в страну с небольшой армией в апреле 1644 г., но, захватив Дамфрис, был вынужден отступить перед численно превосходящими войсками противника. Вновь перейдя в наступление в августе, он нанес поражение гораздо более мощной армии лорда Элко при Типпермуре (1 сентября). 13 сентября 1644 г. он одержал следующую победу в битве при Абердине. При Инверлохи (2 февраля 1645 г.) солдаты Монтроза подпустили горцев Аргайла совсем близко и только тогда дали залп, перейдя в успешную атаку. Как и в других сражениях на шотландской земле, основная тяжесть боя ложилась на ирландскую пехоту или на части из Лоуленда, а горцы использовались для преследования уже разбитого противника. В битве при Олдерне (9 мая 1645 г.) победу Монтрозу принесло его умение быстро реагировать на непредсказуемые изменения в ходе сражения (такое же качество проявил Кромвель в битве при Нейсби). Благодаря успешной контратаке ему удалось разбить более многочисленное войско. При Олфорде (2 июля) победа в кавалерийской схватке, открывшей сражение, оставила вражескую пехоту без прикрытия с флангов и с тыла, а в битве при Килсите (15 августа) была разбита главная правительственная армия под началом Уильяма Бейли, опять же во многом благодаря удачным действиям конницы. Шотландская армия во главе с Дэвидом Лесли, действовавшая в Англии, двинулась на север, и при Филипо (13 сентября 1645 г.) войско Монтроза, значительно уступавшее силам Лесли, было застигнуто врасплох и разгромлено. Монтроз бежал в горы, а его престиж пошатнулся. Зимой Монтроз вел партизанскую войну, но не сумел взять Инвернесс, хотя другой роялист, маркиз Хантли, 14 мая 1646 г. захватил Абердин. Затем оба вождя распустили свои войска, когда Карл I, сдавшийся шотландцам, приказал своим сторонникам сложить оружие.

 

Гражданская война в Ирландии, 1641-1649 гг.

В 1641 г. возмущенные обращением протестантов-землевладельцев и поселенцев, а также экономическим давлением, ирландцы-католики подняли восстание и убили многих англо-шотландских колонистов. Вождь мятежников, Рори О'Мор разбил правительственные войска при Джулианстауне (29 ноября 1641 г.), а затем заключил союз со многими «старыми англичанами», владевшими землями в Пейле. Ольстер был захвачен восставшими, которые оскверняли протестантские церкви и сжигали библии. Шотландцы отправили в Ирландию армию, чтобы восстановить власть протестантов. Она высадилась в Керрикфергусе в апреле 1642 г. После этого началась борьба между тремя силами: шотландцами-сторонниками Парламента, роялистами под началом Джеймса Батлера, графа Ормонда, и католической конфедерацией Килкенни — ирландскими повстанцами. Последние под руководством Оуэна Роя О'Нейлла разбили шотландскую армию при Бенберне в 1646 г. В 1647 г., после пленения Карла I, Ормонд сдал Дублин Майклу Джонсу, полковнику парламентских войск. Ему угрожали действия конфедератов-католиков во главе с Томасом Престоном, но в битве при Данган-Хилле (8 августа 1647 г.) Джонс разгромил Престона, захватив всю его артиллерию. Положение приверженцев Парламента ухудшилось в 1648 г., когда в ходе Второй гражданской войны Ормонд вернулся из Шотландии. В 1649 г. он взял Дрогеду и Дандолк, а в июне осадил Джонса в Дублине. Джонс совершил удачную вылазку, нанеся Ормонду поражение при Ратмайнсе (2 августа). Через 13 дней в Дублине высадился Кромвель.

 

Вторая гражданская война

Как часто бывает, победа привела к разладу, который возник между Парламентом, армией и шотландцами. Разногласия касались вопроса об управлении церковью, особенно о введении пресвитерианской системы, на котором настаивали шотландцы и против которого выступали многие члены английского Парламента, а также о переговорах с Карлом I, которого шотландцы передали англичанам, когда покинули Англию в 1647 г. Радикальных политических и социальных преобразований требовали левеллеры, пользовавшиеся значительной поддержкой в армии, которая стала принимать все более активное участие в политической жизни, поскольку была недовольна отношением к ней Парламента и невыплатой задолженностей по жалованию. Карл был захвачен в плен в 1647 г., но отверг предложенные Кромвелем условия. Кромвель, разочаровавшийся как в пресвитерианах-парламентариях, так и в левеллерах, поднявших мятеж в армии, который он был вынужден подавить, сыграл ключевую роль в завершении Второй гражданской войны (1648 г.). Она разгорелась в результате роялистских восстаний и вторжения шотландцев, которым Карл взамен пообещал ввести пресвитерианскую систему. Восстания были подавлены. Кромвель двинулся в южный Уэльс и разгромил противников при Сент-Фейгенсе. Ферфакс отправился в Кент и в июне сломил сопротивление роялистов. После этого роялисты сосредоточили свои силы в Колчестере, выдержали натиск Ферфакса и стали дожидаться вестей от шотландцев. Приняв капитуляцию Пемброка (11 июля), Кромвель выступил против шотландцев, которые под началом герцога Гамильтона 8 июля вошли в Камберленд и двинулись на юг. Кромвель отправился в Йоркшир и решил напасть с фланга на противника, наступавшего на Престон. Гамильтон пренебрег предостережениями роялиста сэра Мармадьюка Лангдейла, и его армия оказалась не готова к нападению, когда Кромвель 17 августа заставил солдат Лангдейла отступить и занял Престон. Шотландцы сдались.

Полная решимости поставить точку в деле Карла I и, благодаря религиозному пылу, не устрашенная необходимостью противостоять помазаннику Божьему, армия 6 декабря 1648 г. провела чистку Парламента (чистка Прайда). Оставшаяся часть — «Охвостье» — назначила суд, перед которым Карл должен был предстать по обвинению в измене народу. Парламент утверждал, что Карл дал слово чести более не поднимать оружия и нарушил его, побудив своих сторонников начать Вторую гражданскую войну. Карл отказался от защиты, заявив, что подданные не имеют права судить короля и что он всегда стоял за народные вольности. Он был признан виновным и казнен 30 января 1649 в центре королевской власти — у Пиршественного зала в Уайтхолле.

 

Республика

Судебный процесс и публичная казнь Карла I нисколько не похожи на убийства средневековых королей. Англия была провозглашена республикой, а палата лордов была отменена. Феодальные повинности были объявлены недействительными еще в 1645 г. Однако республиканскому режиму в Англии пришлось столкнуться с иным государственным строем в Шотландии и Ирландии, так что он не мог чувствовать себя в безопасности, пока иные формы правления на территории Британских островов не будут низвергнуты. Продемонстрировав небывалую военную мощь, республиканские войска завоевали Шотландию, добившись успеха, которого не достигали английские монархи, и Ирландию, а также оставшиеся роялистские базы на Нормандских островах в Ла-Манше, на острове Силли и на острове Мэн. После этого Англия, Шотландия и Ирландия управлялись единым правительством до 1922 г., когда Британское государство потеряло большую часть Ирландии. Кратковременные конфликты — между Англией и Ирландией в 1689 г. или между Англией и Шотландией в 1745 г. — рассматривались обеими сторонами как эпизоды. Таким образом, вне зависимости от точных конституционных взаимоотношений, Англия, Ирландия и Шотландия превратились в нераздельную единицу на политической карте.

 

Завоевание Ирландии Кромвелем, 1649-1652 гг.

В 1649 г. Кромвель переправился в Ирландию и захватил большую часть восточных и южных областей острова, завершив завоевание всей страны к середине 1653 г. Кампания Кромвеля, особенно взятие Дрогеды и Уэксфорда в 1649 г., отличалась такой жестокостью, что вошла в пословицы и сыграла важную роль в формировании мифологии ирландской англофобии. В действительности, многие ирландцы сражались против роялистов, и английское вторжение справедливее было бы называть ирландской гражданской войной; массовые избиения во время военных конфликтов не были новостью ни на континенте, ни в Ирландии: например, католическое восстание 1641 г. началось с широкомасштабного истребления протестантов; и ни в Дрогеде, ни в Уэксфорде от жестокости солдат не пострадали женщины и дети. С другой стороны, в Дрогеде, которую обстреливала превосходная осадная артиллерия Кромвеля, выпускавшая по городу до 200 ядер в день, погибло около 2500 человек, а немногие спасшиеся были отправлены на сахарные плантации Барбадоса. После Уэксфорда Кромвель захватил Росс, Каррик, Клонмел и Килкенни и отплыл в" Англию, оставив начальником над армией в Ирландии своего зятя Генри Айртона, который разгромил противников при Скаррифхоллисе (1650 г.) и захватил Лимерик (1651 г.). В следующем году был захвачен Голуэй. Однако завоевание, вызвавшее голод, эпидемии и эмиграцию, привело к снижению численности ирландского населения на 40%. За этим последовала широкомасштабная экспроприация католических земель (особенно интенсивно проводившаяся в 1654-1655 гг.), в результате которой англоирландские католики потеряли власть и положение. Гэльские школы, в которых обучались будущие барды, были закрыты, а это нанесло серьезный удар по национальной культурной традиции. В итоге весь остров был подчинен Вестминстерскому Парламенту.

 

Завоевание Шотландии

Спокойствие в Шотландии во многом предопределило начальный успех англичан в Ирландии, но в 1650 г. старший сын Карла I, Карл II, заключил с шотландцами соглашение. В ответ 22 июля 1650 г. Кромвель перешел шотландскую границу. Однако он не смог прорвать укрепленные позиции вокруг Эдинбурга и под давлением искусно маневрировавшего Дэвида Лесли был вынужден отступить к Данбару. Английская армия оказалась отрезанной от английских границ шотландской армией, вдвое превосходившей ее численностью. Кромвель предпринял внезапную атаку, разгромив шотландскую конницу, а затем принудив сдаться большую часть вражеской пехоты (3 сентября). После этого Эдинбург был захвачен.

Следующим летом Кромвель использовал свой перевес на море, чтобы обойти с фланга шотландцев в Стерлинге и занять Перт, но тогда Карл двинулся в Англию, надеясь поднять роялистов на восстание. Он прибыл в Виган 15 августа, но, не сумев набрать достаточно сил, решил отправиться к границам Уэльса, а не идти прямо на Лондон. Однако Шрусбери закрыл перед ним ворота, и, когда Карл 24 августа прибыл в Вустер, его войско практически не пополнилось сторонниками. Его противники 24 августа сосредоточили свои силы у Уорика, а затем двинулись на Вустер, сумев захватить переправу через Северн у Аптона. Парламентские войска, насчитывающие около 30 000 человек под началом Кромвеля, 3 сентября начали наступление на Вустер с нескольких направлений. Роялисты, численностью около 12 000 человек, предприняли поначалу успешную лобовую атаку на позиции Кромвеля, но численный перевес парламентской армии дал себя знать, и роялисты были разгромлены. Прячась по домам своих приверженцев, Карл II бежал во Францию, но дело Стюартов в Англии погибло. К лету 1652 г. англичане захватили всю Шотландию. Шотландский государственный строй больше не мог служить примером альтернативного устройства. Шотландский Парламент и исполнительный совет были распущены. В 1654 г. шотландцам предложили послать своих представителей в лондонский Парламент. Принимались меры по введению в Шотландии английских законов. В шотландских крепостях были поставлены английские гарнизоны, а управление осуществлялось комиссарами, присланными из Англии. В 1650-х гг. положение в Шотландии ухудшилось: знать лишилась своих наследственных прав, а народ был обложен высокими налогами.

 

Английская республика

Сила, активность и энергия республиканского правительства в полной мере проявились в его агрессивной внешней политике. Торговое соперничество с Голландией и подозрения относительно ее намерений привели к Первой Англо-голландской войне (1652-1654 гг.). Мощь республиканского флота и искусство его адмиралов, особенно Роберта Блейка, позволили Англии выиграть морскую войну, хотя она и вызвала большие расходы. Военные успехи способствовали международному признанию республики. В отличие от эпохи Реформации, было ясно, что республике не страшно иностранное вторжение; ее основные проблемы исходили изнутри.

В самом республиканском лагере, действительно, существовали серьезные различия. Разногласия по религиозным вопросам были связаны со спорами о положении армии и конституции. Раз изменив положения конституции силой, было сложно устоять перед желанием внести в нее следующие изменения, прибегнув к испытанному средству — насилию. Социальный и религиозный радикализм, какой бы незначительной поддержкой он ни пользовался на самом деле, чрезвычайно беспокоил многих сторонников республики. Множество сект и групп, включая маглетонов, диггеров, квакеров и рантеров, выдвигали различные радикальные требования, включая обобществление пустующих земель и отмену Церкви и сословия юристов, провозглашали главенство личного откровения над писанием и утверждали, что Второе пришествие грядет в ближайшее время.

 

Оливер Кромвель

Эти разногласия заставили Кромвеля, главнокомандующего республиканской армией, в апреле 1653 г. закрыть Парламент, в котором заседало «охвостье», оставшееся после чистки Прайда. Был созван новый государственный совет для управления страной, состоявший по большей части из военных, и назначенный «Парламент», известный под названием «Бэрбонский Парламент», по имени одного из его радикальных членов, «Благословенного Бэрбона». В этом Парламенте впервые появились представители от Шотландии и Ирландии, хотя в большинстве своем это были англичане, служившие в этих странах. Парламент состоял преимущественно не из членов традиционной правящей элиты, а из мелкопоместного дворянства. Впрочем, вряд ли можно сказать, что они лучше представляли народные интересы, чем бывшие парламентарии, поскольку они не избирались, а назначались советом офицеров. В ходе единственной систематической реформы избирательной системы до первого акта о реформе (1832 г.) места от городов с незначительным числом избирателей были заменены местами от графств и отдельным представительством от развивающихся индустриальных центров, таких как Бредфорд, Лидс и Манчестер. Было расширено право голоса. Однако оторванный от основной массы населения режим не предпринимал шагов, чтобы повысить свою популярность.

Парламент Бэрбона разделился между радикалами, которые хотели, например, отменить церковную десятину и право элиты назначать приходских священников, а также право собственности, и более умеренной частью. Это привело к роспуску Парламента в декабре 1653 г., оставившему после себя вакуум власти, который Кромвель, как главнокомандующий, был обязан заполнить. Он так и сделал, став лордом-протектором. Для человека, рожденного в среде хантингдонского мелкопоместного дворянства, не имевшего арендаторов и вынужденного зарабатывать себе на жизнь, это был, возможно, самый поразительный пример социальной мобильности в британской истории, хотя на самом деле это следует считать побочным эффектом самой масштабной политической революции за все время существования Англии. В 1657 г. Кромвель сказал членам Парламента, что он занял этот пост, «из желания предотвратить величайшие несчастья и злодеяния, которые, как я видел, нависли над народом». До своей смерти в 1658 г. Кромвель самовластно управлял страной, пусть и не носил короны, но его ждали непростые отношения с Парламентом, а на местах не пользовалось популярностью решение облечь властью генерал-майоров, получивших указание обеспечивать безопасность и способствовать созданию праведного и деятельного королевства (1655 г.). К тому же это решение затрудняло демилитаризацию власти. Готовность Кромвеля принести в жертву конституционную и институционную преемственность и его пренебрежение внешними формами не вызывали одобрения, как и религиозные «реформы» республиканской Англии, такие как введение гражданского брака, нападки на воцерквление женщин после рождения ребенка, изменения в обряде крещения, допуск в страну евреев (после их изгнания при Эдуарде I в 1290 г.) и терпимость по отношению к сектам и обрядам, которые у многих вызывали негодование. Парламент уже запретил есть пироги с начинкой и рождественский пудинг на Рождество в 1646 г. Политический, социальный и религиозный консерватизм, и так бывший достаточно сильным, еще больше укрепился опытом, испытанным обществом в 1650-е гг. «Набожные» фанатики не были ни многочисленны, ни едины: некоторые их проповедники сравнивали Англию с Израилем после Моисея, так как она проявила черную неблагодарность, получив Божьи дары. Гонения на народные обряды, сочтенные суеверными, папистскими или невежественными, такие как Рождество или танцы вокруг майского дерева, а также на театры, вызвали недовольство: позднее Даниель Дефо утверждал, что за первые пять лет после Реставрации монархии в 1660 г. было воздвигнуто 6325 майских деревьев. В 1650-х гг. враждебность к пуританству переплеталась с недовольством жестким, радикальным и незаконным режимом. Война с Испанией (1655-1659 гг.) позволила Англии завладеть Ямайкой, но надежды на завоевание Кубы и Гаити оказались сверхоптимистичными, а военные расходы вызвали финансовый кризис.

В Уэльсе за поражением роялистов последовало создание нового порядка управления, в котором главную роль сыграла попытка насадить радикальное пуританство. По Акту от 1650 г. о «Наилучшей Пропаганде Евангелия в Уэльсе» был назначен 71 комиссар для организации евангелической церкви. 278 священников-англикан были лишены имущества, их десятины и приходы переданы в распоряжение комиссаров, которые по своему усмотрению пользовались этими доходами, а вместо них были назначены странствующие пуританские проповедники. Одним из самых выдающихся проповедников был Вавасор Пауэлл, получивший на войне пулевое ранение и услышавший голос с небес: «Я избрал тебя для проповедования Евангелия». Как и в Англии, в Уэльсе междуцарствие отличалось общей растерянностью и неспокойствием. Радикальные политические и религиозные идеи, как, например, движение квакеров, вызывали повсеместную неприязнь, и большинство валлийцев остались приверженцами Англиканской церкви. Подобная приверженность могла принимать и уродливые формы. Квакер-проповедник Элис Беркетт был раздет догола и побит камнями на погосте при церкви в Лландафе. Этот консерватизм в будущем обеспечил благожелательное отношение к Реставрации Стюартов.

Кромвель умер в годовщину своих побед при Данбаре и Вустере, но его судьба не похожа на судьбу Александра, скончавшегося на пике славы. Кромвель умер в то время, когда его непопулярность и разлад правительства стали очевидны, а стабильности нового строя все еще угрожал законный претендент — Карл II.

Кромвель не смог ни привести народ Израиля в землю обетованную, ни создать стабильного правительства, которое сумело бы сохранить и продолжить его достижения. Впрочем, Кромвель проявил редкую дальновидность, поддержав реформу законов и образования. Его преемником в должности лорда-протектора стал его сын Ричард, который не смог удержать власть. Однако и сам Кромвель в последние месяцы правления держал ее в руках не столь уверенно, как прежде.

Правление Ричарда ознаменовалось проблемами в армейской, парламентской и финансовой сферах. За смещением Ричарда Кромвеля в 1656 г. в результате военного переворота последовало восстановление Долгого Парламента в форме «охвостья» и республики, но Парламент был распущен армией (октябрь 1659 г.). Возникла реальная угроза анархии, и командующий войсками в Шотландии, генерал Джордж Монк, двинулся на юг и восстановил порядок и умеренный Парламент. Эти события открыли возможность для Реставрации монархии в 1660 г.: англичане пригласили Карла II вернуться из изгнания. Попытки пуритан реформировать общество и религию, навязать обществу свои нравственные идеалы провалились. В результате в британском обществе усилились консервативные настроения.

 

Реставрация

Карл II (1660-1685) взошел на трон Англии, Шотландии и Ирландии по соглашению о Реставрации. По своим личным качествам он вполне подходил на роль примирителя общества. При нем ситуация стабилизировалось. Именно это и было необходимо после потрясений 1640-х и 1650-х гг. Умелый правитель, решительно настаивавший на соблюдении своих королевских прерогатив, Карл II, тем не менее, проявлял значительную гибкость, а его амбиции, в сущности, были довольно скромны: он стремился лишь закрепить достигнутый успех, а не создать сильную монархию. Его вовсе не привлекала самодержавная власть, которой владел его родственник Людовик XIV во Франции, взявший ее в свои руки в 1661 г. Если в Англии и наблюдалась какая-либо реакционная роялистская политика, то она была инициирована не королем, хотя утверждали, будто в 1669 г. он говорил своим доверенным советникам, что планирует ввести самодержавное правление. На благо Карла II работали и привлекательные стороны его характера и, пусть он и не вызывал доверия у всех своих подданных и воспринимался некоторыми из них как тиран и распутник, все же он не пользовался репутацией своего отца, Карла I, и сумел избежать его участи (так же как и участи своего брата Якова II).

Все парламентарии и сторонники Кромвеля, кроме тех, кто подписал смертный приговор Карлу I, получили прощение. Королевская власть была слабее, чем в 1640 г., но сильнее, чем в 1641 г., не говоря уже о последующем времени. Карл II имел неплохой доход и командовал армией, но налоги и судебные учреждения 1630-х гг., например, корабельная подать и Звездная палата, не были восстановлены. Во владениях короны не осталось столь значительных земельных владений, за счет которых монарх мог бы обрести финансовую независимость. Предложения о реформировании Парламента, законов и университетов, выдвигавшиеся в 1650-х гг., естественно, не приветствовались в консервативной атмосфере, установившейся в 1660-х гг. Бредфорд, Лидс и Манчестер потеряли представительство в Парламенте.

Король снова правил по Божьему соизволению, но это соизволение весьма сильно отличалось от Божественного призвания, которым оправдывал свою власть Кромвель. Кроме того, отныне король правил благодаря Парламенту: этой форме правления суждено будет превратиться в парламентскую монархию. Утрата прерогатив и парламентский контроль над налогообложением также сделали необходимым условием королевского правления обращение к Парламенту как к его источнику. Это ярко проявилось в 1661-1662 гг., когда надежды Карла II на создание всеобщей англиканской церкви, которая включила бы в свои ряды максимально возможное число протестантов и терпимо относилась бы к прочим, не получили одобрения у Парламента кавалеров (1661-1679 гг.) вследствие провала Савойской конференции 1661 г., которая так и не привела к соглашению между англиканами и пресвитерианцами. Акт о городских властях (1661 г.) обязывал городских должностных лиц принять англиканство, которое строго отграничивалось от нонконформизма, а Акты о присяге (Test Acts) (1673 и 1678 гг.) запрещали католикам и нонконформистам занимать государственные должности; кроме того, католикам также не дозволялось становиться членами Парламента. По Акту о единообразии от 1662 г., пресвитерианское духовенство было изгнано из своих приходов, а богослужение для пяти или более людей должно было вестись только в соответствии с англиканскими обрядами. 130 священников потеряли свои приходы в Уэльсе, а в Англии баптистский проповедник Джон Баньян был обвинен в проповедовании без разрешения перед незаконными собраниями и начал писать в тюрьме «Путь паломника». Соглашение о Реставрации было обусловлено чувствами страха и мести. Ощущение опасности, особенно страх перед республиканскими заговорами, которые на самом деле существовали, вели к измене и полицейским мерам. Тем не менее многие законодательные акты не имели действительной силы, если их не выполняло протестантское дворянство: многие дворяне часто договаривались о таком уклонении. Изгнанные пуританские священники часто принимались дворянами-пуританами на должности личных священников и наставников.

В Ирландии передел земель, проведенный при Кромвеле, почти не подвергся пересмотру. В Шотландии были восстановлены власть и влияние Парламента, епископата и аристократии. Однако около трети шотландских приходских священников отказались признавать новый религиозный порядок. Пресвитерианские молельни служили центрами недовольства, а попытки правительства закрыть их приводили к безуспешным восстаниям в 1666, 1679 (наиболее значительное) и 1680 гг. Опираясь на военную силу, Джон, герцог Лодердейл, министр по делам Шотландии, поддерживал в стране королевскую власть.

Карл II потерпел неудачу в своих попытках религиозного урегулирования и был ограничен в свободе маневрирования. Последнее обстоятельство несло особую угрозу, так как вытекало из его католических симпатий. Именно по его подобию был создан образ короля Боллоксимиана в «Содоме, или Квинтессенции Разврата»:

Я правлю в зените моей похоти; Я ем, чтобы жить, и живу, чтобы есть, И правлю всей страной моим членом...

Пороки и коррупция, процветающие при дворе, вызывали недовольство у многих, но король-католик был совершенно неприемлемой фигурой. В рамках культуры, не слишком склонной к религиозной терпимости, такой король воспринимался как угроза национальной независимости, Церкви и обществу. Антипапистские настроения и страх перед королевским произволом играли во второй половине столетия такую же важную роль, как и в первой. И все же, как и в случае с Георгом III, было бы неправильно преувеличивать непопулярность монарха. К Карлу II стекались многочисленные золотушные, а это свидетельствует о сохранении веры в целительную силу короля.

Неудачи во Второй англо-голландской войне (1665-1667 гг.), включая унизительное поражение английского флота при Медуэе (1667 г.), заставили Карла заключить секретный Дуврский договор с самым могущественным католическим монархом Людовиком XIV (1670 г.). Карл в самых общих выражениях дал обещание объявить о своем обращении в католичество и восстановить его в Англии. Монархи договорились объединить свои силы в борьбе против протестантов голландцев. Это был настоящий папистский заговор, и подозрения относительно истинных намерений Карла II не только омрачили последующие годы его правления, но и создали такое положение, при котором его брат-католик Яков II (1685-1688 гг.) взошел на трон в атмосфере сгустившегося антикатолицизма. Католичество связывалось с именем Людовика XIV, гонения которого на протестантов во Франции, достигшие кульминации в отмене Нантского эдикта (1685 г.), служили наглядным подтверждением того, что католическим правителям нельзя доверять, так как они всегда будут вести антипротестантскую политику.

 

Папистский заговор

Третья англо-голландская война (1672-1674 гг.) также не увенчалась успехом и привела к падению министерства — «Кабального» совета. Впрочем, подобные политические потрясения, вполне вероятно, устраивались опытным Карлом II, всегда готовым принести в жертву министров, чтобы сохранить собственное положение, но папистский заговор 1678 г. нанес Карлу мощный удар по самым уязвимым позициям. Хотя он стал отцом по крайней мере 14 незаконнорожденных детей мужского пола, проблема престолонаследия вызывала серьезное беспокойство. У Карла II не было детей от брака с португальской принцессой Екатериной Браганской (в приданое которой входили Бомбей и Танжер), и поэтому его наследником был его брат Яков, герцог Йоркский. Существование папистского заговора основывалось на утверждении искателя приключений Тита Оутса, будто католики предполагают убить Карла II и возвести на престол Якова. Убийство сэра Эдмунда Берри Годфри, судьи, принявшего дело к рассмотрению, и обнаружение подозрительных писем у бывшего личного секретаря Якова Эдуарда Колмена возбудили общее негодование и привели к своеобразной охоте на ведьм: серии показательных судов, которые приговаривали к казни католиков. После того, как политические соперники главного советника Карла II, лорда казначейства Денби, раскрыли факт его переговоров с Людовиком XIV, это разоблачение подлило масла в огонь. Денби лишился своего поста, а власть двора оказалась сведена на нет.

 

Билль об отстранении

Папистский заговор послужил предлогом, которым воспользовались силы в Парламенте, стремившиеся отстранить Якова от престолонаследия и ослабить правительство Карла II. Наступил кризис престолонаследия (1678—1681 гг.). Главный сторонник отстранения, Энтони, граф Шефтсбери, создал первую английскую политическую партию, получившую название «виги», которое первоначально было презрительной кличкой, данной шотландским мятежникам-пресвитерианам их противниками, хотя на самом деле эту партию следует считать скорее группой, связанной неформальными узами, амбициями и идеологией, а не партийной дисциплиной и централизованным управлением. Виги активно занимались пропагандой. Первая нелицензированная газета раскрывала свою дидактическую направленность в самом названии: «Еженедельный Сборник Советов из Рима, в ходе которого объясняются папистские аргументы, раскрываются их заблуждения, описываются их жестокости, разоблачаются их хитрости и мятежные замыслы». Недоверие ко двору не позволяло достичь компромисса и найти альтернативу отстранению, например, в виде ограничения будущей власти Якова.

Антикатолицизм содействовал возникновению кризиса, которым вполне могли воспользоваться виги, но не на руку им играли нежелание большинства населения Англии втягиваться в восстание и повторно испытать на себе хаос гражданской войны; сильная поддержка Карла II со стороны палаты лордов и право короля созывать и распускать Парламент по собственному усмотрению (оба эти обстоятельства не позволяли придать отстранению законную форму); отсутствие устраивающего всех кандидата на престол; и решительное поведение Карла И. Обеспечив контроль над Шотландией и Ирландией после подавления восстания ковенантеров в Шотландии в 1679 г., Карл II не мог столкнуться с кризисом, сравнимым с 1638-1642 гг., и не предпринимал необдуманных действий, подобных попытке своего отца арестовать пять ведущих членов Парламента. В ответ на формирование партии вигов возникла партия «тори» — консервативная группа, выступавшая в поддержку короля и англиканской церкви. В Шотландии по акту от 1681 г. все священники и государственные чиновники были обязаны отвергнуть Ковенант. В 1679-1682 гг. Яков обосновался в Эдинбурге, где был восстановлен дворец Холируд, ставший центром двора в северном королевстве.

Неудавшаяся попытка вигов провести билль об отстранении в 1681 г. привела к реакции, которая облегчалась договором о субсидиях, заключенным в том году Карлом II с Людовиком XIV и позволившим ему обходиться без Парламента все последующие годы своего правления. Должностные лица из числа вигов были отставлены от службы, а их вожди бежали или оказались скомпрометированы в Заговоре Ржаного Дома (1683 г.), участники которого якобы замышляли убить Карла II и Якова. За раскрытием заговора последовали казни и давление на основные твердыни вигов. Цеховые уставы, например, лондонских цехов, были пересмотрены с целью увеличить влияние короны, а нонконформисты (протестанты, не входившие в Англиканскую церковь; многие из них были вигами) подвергались преследованиям.

 

Яков II (Яков VII) (1685-1688)

Благодаря реакции, последовавшей за кризисом, вызванным биллем об отстранении, Яков II (Яков VII в Шотландии) практически без осложнений смог наследовать престол после своего брата (1685 г.). В том же году его положение укрепилось вследствие провала восстаний в Шотландии и Англии. 2 июня 1685 г. в Лайм-Реждисе высадился самый энергичный незаконный сын Карла II Джеймс, герцог Монмут, во времена кризиса выдвинувший притязания на корону на основании того, что Карл будто бы вступил в законный брак с его матерью Люси Уолтер. Монмут получил сильную поддержку в Дорсете и Сомерсете, а ночью с 5 на 6 июля при Седжмуре, напав врасплох на королевскую армию, он едва не одержал победу, но в конце концов его войскам, понесшим большие потери, пришлось бежать. Монмут был казнен, а некоторые его сторонники были отправлены в колонии или повешены по приговору судов во время Кровавых процессов западных графств под председательством верховного судьи Джорджа Джеффриса. Одновременно было подавлено восстание в Шотландии, во главе которого встал герцог Аргайл, также казненный после поражения.

Карл I и Яков, герцог Йоркский, кисти сэра Питера Лели

Отец (Карл I) спровоцировал и проиграл гражданскую войну (1642-1646) и был казнен, а сын (Яков II) так плохо управлял страной, что в 1688 был свергнут с престола в ходе Славной революции.

Одержав победу, Яков, как в свое время Кромвель, проникся сознанием своего божественного предназначения, а восстания побудили его увеличить численность армии. Однако это, а особенно назначение офицеров-католиков, вызвало недовольство Парламента. В ноябре 1685 г. Яков приостановил деятельность Парламента, который более в его правление не собирался. Отбросив этот сдерживающий фактор, он решительнее стал насаждать католичество в правительстве. Это сделало его крайне непопулярным. Изменения, необходимые для установления полного религиозного и гражданского равноправия католиков, повлекли за собой уничтожение привилегий Англиканской церкви, политику назначения католиков на важные посты, частое применение прерогатив и подготовку «карманного» Парламента. Яков принял меры, чтобы превратить армию в профессиональный институт, зависимый только от короля. И все же революции на Британских островах не последовало. В отличие от периода 1638-1642 гг. монархия Стюартов была достаточно сильна, чтобы справиться с внутренним недовольством, а в Шотландии и Ирландии сохранялся порядок.

Рождение принца Уэльского 10 июня 1688 г. привело в замешательство противников Якова. По словам будущего епископа Эттербери, «оно не могло быть обставлено публичнее, даже если бы он родился на вокзале Чаринг-Кросс». Однако недовольные распространяли слухи, будто ребенка пронесли в кровать королевы в грелке. До сих пор у Якова не было детей от его второго брака с католичкой, в котором он прожил уже 15 лет, но были две дочери — Мария и Анна — от первого брака с протестанткой. Мария вышла замуж за племянника Якова, Вильгельма III Оранского, протестанта и главного политического вождя Голландии. Рождение мальчика-католика создавало опасность закрепления перемен, произведенных Яковом. Через 19 дней после рождения принца Санкрофт, архиепископ Кентерберийский, и шесть епископов были оправданы по обвинению в мятеже, выдвинутому за отказ огласить приказ Якова, по которому со всех кафедр предписывалось прочитать Декларацию о терпимости, даровавшую всем христианам полное равноправие в религиозной сфере и тем самым подрывавшую положение Англиканской церкви. Этот приговор был встречен англичанами с ликованием.

 

Славная революция, 1688 г.

Становящаяся все более шаткой и угрожающей ситуация побудила семерых политиков пригласить вмешаться Вильгельма, чтобы защитить протестантов и традиционные свободы. Желая оторвать Британские острова от союза с Людовиком XIV, Вильгельм уже был готов к вторжению. Во многих отношениях его предприятие было авантюрой, исход которой зависел от того, решится ли Людовик напасть на Голландию, от действий других держав, от ветров в Северном море и Ла-Манше и от поведения английской армии и флота. После того, как буря помешала осуществить первоначальный план вторжения, 5 ноября 1688 г. Вильгельм высадился в Торбее. На руку ему сыграло безволие Якова, армия которого вдвое превосходила по численности армию Вильгельма. Ранее Яков проявил себя как храбрый военачальник, но в 1688 г. он страдал кровотечением из носа, ослабившим его здоровье, и не смог лично повести свою армию в бой. Наблюдался также отток сторонников, достигший высшей точки с бегством генерал-лейтенанта Джона Черчиля из лагеря Якова к Вильгельму под Солсбери и с бегством принцессы Анны из Лондона. По мере того, как падала решительность Якова, образовывался вакуум власти. Большинство населения не приветствовало династический переворот, и поначалу Вильгельм утверждал, что не имеет видов на престол. Однако, так как положение складывалось благоприятно для него, особенно после того, как Яков был вынужден бежать за границу, Вильгельм обнаружил свои истинные намерения. Престол был объявлен свободным, и Вильгельм с Марией были приглашены занять его в качестве монархов-консортов. Католики были отстранены от наследования престола.

 

6. 1689-1815 гг.

 

События, получившие впоследствии название «Славная революция», представляли собой одновременно последнее успешное иноземное вторжение в Англию (и к тому же практически бескровное) и переворот, в ходе которого место смещенного монарха занял его племянник и зять, хотя успех Вильгельма во многом также определялся отсутствием в Англии сильной оппозиции, отражавшим апатию, молчаливое согласие и некоторую степень активного содействия претенденту. Смена монарха привела к войне с Людовиком XIV, который дал Якову приют и оказал ему помощь; а необходимость парламентской поддержки в дорогостоящей борьбе с мощнейшей державой Западной Европы наполнила смыслом понятие парламентской монархии. Финансовое соглашение обязывало Вильгельма созывать Парламент каждый год. Трехгодичный акт (1694 г.) обеспечил постоянные созывы Парламента и, ограничив его деятельность тремя годами, обусловил проведение регулярных выборов, тем самым снизив возможности для управления Парламентом с помощью коррупции. Монархия Вильгельма была настоящей ограниченной монархией. Славная революция сыграла важную роль в английской общественной мифологии и воспринималась как торжество духа свободолюбия и терпимости, создавшего политический мир, удобный для англичан. Эти представления составляют стержень той интерпретации истории, которую предложили виги. Такое понимание событий не имеет смысла с шотландской или ирландской точки зрения и недавно было поставлено под сомнение. То, что долгое время считалось неудержимым проявлением стремления британского общества к свободе и прогрессу, ныне можно рассматривать как насильственный захват власти, идеологический, политический и дипломатический кризис. Такой точки зрения придерживались и современники Славной революции, которая повлекла за собой не только гражданскую войну, причинившую огромный вред Шотландии и Ирландии, но и внешнюю войну, стоившую Британии огромного напряжения, хотя она и помогла умерить французские амбиции.

Яков II был полон решимости вернуть себе корону, и, таким образом, вследствие Славной революции возникло якобитское движение. В начале своей борьбы Яков опирался на французскую поддержку, контролировал большую часть Ирландии и имел значительное число сторонников в Шотландии. Эта ситуация напоминала предыдущий период гражданских войск и междуцарствия, последовавший за первым изгнанием Стюартов. Не было никакой уверенности в том, что Яков II не сможет вернуть себе престол, подобно тому как это сделал его брат Карл II в 1660 г. Этот пример вселял в якобитов надежду на успех. Однако Вильгельму, как до него Кромвелю, удалось изгнать Стюартов и их приверженцев из Шотландии и Ирландии, тем самым вынудив их полагаться лишь на иностранную помощь, которая предлагалась в соответствии с дипломатическими и военными условиями, сроками и ограничениями, редко подходившими для якобитов.

В апреле 1689 г. знамя Якова в Шотландии поднял Джон Грэм из Клеверхауса при поддержке сторонников епископальной шотландской церкви, находившейся, как и англиканская церковь, под управлением епископов. При Стюартах это была официальная форма церковного управления, но в Шотландии вследствие Славной революции возродилась соперничающая с епископальной пресвитерианская церковь, на стороне которой стояла примерно половина населения страны. В сражении при Килликренки 27 июля 1689 г. горцы Клеверхауса, вооруженные лишь холодным оружием, обратили противников в бегство, но их вождь был убит, а неумелые преемники не сумели продолжить его дело. В конце 1691 г. большинство вождей Хайленда принесли присягу Вильгельму III. Произошедшая в следующем году резня при Гленко, в которой были уничтожены якобиты Мак-Дональды, показала, что новый строй полагается прежде всего на силу.

 

Война за Ирландию

Решающие битвы проходили в Ирландии, завоевание которой, осуществленное сторонниками Вильгельма, продемонстрировало, что мощная военная сила под умелым руководством способна преодолеть сопротивление враждебного населения. Из главной французской военно-морской базы в Бресте было легче доплыть до Ирландии, чем до Шотландии. В 1689 г. приверженцы Якова контролировали большую часть острова, хотя Дерри, из страха перед католиками, которые вполне могли устроить всеобщую резню, сел в осаду, которая была снята английским флотом в июле того же года. В августе в Ирландии высадились войска Вильгельма, набранные преимущественно из датчан и голландцев, которые заняли Белфаст и Каррикфергус. Таким образом, военно-морская мощь давала Вильгельму свободу действий и не позволяла Якову захватить всю Ирландию. Прибыв в Ирландию в июне 1690 г., Вильгельм двинулся на Дублин, где обнаружил уступающую в численности армию якобитов и французов (21 000 против 35 000-40 000), собравшуюся на южном берегу реки Бойн. То, что Людовик XIV не сумел осознать важности Ирландии, которую прекрасно понимал Вильгельм III, также сыграло на руку голландцу, так как французы оказывали ирландцам помощь в весьма ограниченных размерах. Одержав 1 июля победу над якобитами на реке Бойн, Вильгельм с легкостью взял Дублин, хотя в следующем месяце так и не смог захватить Лимерик. Джон Черчилль, в то время граф Марльборо, взял Корк (сентябрь) и Кинсейл (октябрь). 12 июля 1691 г. Хью Мак-Кей опрокинул фланг якобитской армии в последнем крупном сражении при Огриме, проведя свою конницу через болото по деревянному настилу, и якобиты бежали, понеся значительные потери при отступлении. Голуэй пал, а якобиты потерпели полное поражение после сдачи Лимерика 3 октября. Война нанесла острову огромный ущерб. Например, в 1690 г. была сожжена восточная часть города Атлон, а западная часть серьезно пострадала в 1691 г., приняв на себя 12 000 пушечных ядер и 600 бомб во время обстрела.

 

Ирландия в XVIII в.

По Лимерикскому миру (1691 г.) ирландские якобиты сдались, и многие из них, «дикие гуси», отправились во Францию на службу Якову. После этого Ирландия оказалась во власти протестантского правительства, которое еще больше укрепило здесь позиции протестантов. В 1641 г. католики владели 59% земель, а в 1688 г. — 22%. К 1703 г. это соотношение снизилось до 14%, а к 1778 г. — до 5%. Чиновники и землевладельцы католического вероисповедания были смещены с постов и лишены владений. Были приняты парламентские акты, направленные против католиков. По закону от 1704 г. католикам запрещалось свободно приобретать или передавать по наследству землю или собственность. Они были также лишены избирательных прав и изгнаны из политической, военной и юридической сфер, в том числе и из Парламента. Законодательные акты запрещали смешанные браки и католические школы. Католикам не позволялось носить оружие. Однако процент католического населения не снизился, так как серьезные гонения носили эпизодический, а не постоянный характер, в то время как католическое духовенство, надевшее светскую одежду и тайно отправляя мессы, продолжало свою работу, опираясь на сильную устную культурную традицию, связь католичества с национальным самосознанием, возникшую в представлениях ирландцев, школы под открытым небом, при молчаливом попустительстве правительства и поддержке со стороны католической Европы.

В результате перераспределения земельных владений увеличилось число землевладельцев, не проживающих в своих имениях и тем самым вытягивающих деньги из сельскохозяйственного оборота. Джонатан Свифт, хотя и не католик, а священник Ирландской (протестантской) церкви, настоятель собора Святого Патрика в Дублине и ведущий ирландский писатель той эпохи, резко осуждал это положение дел. В сочинении, озаглавленном «Предложение о повсеместном использовании товаров ирландского производства, отвергающее и не признающее никаких предметов одежды, привозимых из Англии» (1720 г.), Свифт нападает на землевладельцев, которые, по его словам, «довели несчастный народ до состояния худшего, чем у крестьян во Франции». Правительство пыталось запретить этот памфлет. «Краткий обзор положения в Ирландии» (1728 г.), написанный Свифтом, содержит полный горечи отчет о воздействии английского владычества на ирландскую экономику. Отсутствие экономической активности писатель связывает с нищетой, по причине которой арендаторы «живут хуже английских нищих». В выпуске «Интеллидженсера» за декабрь 1728 г. Свифт утверждал, что обнищание ирландцев приведет к эмиграции в Америку. По его мнению, положение бедняков настолько ужасно, что лучше смерть.

Ирландская экономика по большей части сохраняла доиндустриальный характер. Однако по мере все большего вовлечения в рыночную экономику ее сельскохозяйственный сектор подвергся диверсификации и коммерциализации. Быстро развивалась текстильная промышленность, прокладывались новые дороги и строились каналы. Современная наука подчеркивает, что католиков той эпохи не следует считать аморфной массой преследуемых жертв, а более гибкой группой, которую характеризовало не только гражданское бесправие, но и растущая экономическая активность. Однако во второй половине XVIII в. сочетание социального давления и недовольства сельского населения порождало отдельные вспышки насилия в некоторых областях Ирландии: «Белые братья» в 1761-1765 гг. и 1769-1776 гг., «Дубовые сердца» в 1763 г., «Стальные сердца» в 1769-1772 гг. и «Справедливые ребята» в 1785-1788 гг. Американская Война за независимость (1775-1783 гг.) пробудила реформаторское движение протестантских националистов и ослабила правительственную оппозицию, а в 1782 г. Дублинский парламент, являвшийся в то время протестантским органом, провозгласил законодательную независимость от Вестминстерского парламента.

 

Британские острова под властью Англии

Славная революция повлекла за собой серьезные последствия в сфере государственного управления, даже если они и не были намеренными. Это привело к установлению английского владычества на всей территории Британских островов, хотя власть англичан поддерживала и разделяла значительная часть ирландского и шотландского населения: ирландские англикане и шотландские пресвитериане. Альтернативный путь развития мог наметиться в 1689 г., когда Дублинский парламент, стоявший на стороне Якова II, отверг верховенство Вестминстерского парламента. Однако эта возможность была упущена. Якобитство и стратегическая опасность, проистекающая от независимой Ирландии и Шотландии, сплотили проанглийских политиков во всех трех странах. Уния 1707 г. между Англией и Шотландией явилась следствием в первую очередь беспокойства англичан относительно потенциальной угрозы, которую могла нести автономная, если не независимая Шотландия. В самой Шотландии эта мера пользовалась лишь ограниченной поддержкой. Ее одобрение Шотландским парламентом отчасти было обусловлено коррупцией. В 1708 г. был отменен шотландский Тайный Совет — главный инструмент правительства, все прошлое столетие пребывавшего за пределами страны. В результате повысилось значение неинституционального управления шотландской политикой.

В начале XVIII в. унию с Англией поддерживала часть ирландских протестантов, но их усилия не увенчались успехом. Сохранение Дублинского парламента придало ирландским политикам-протестантам некоторую независимость и самостоятельное значение, но законы, издаваемые в Вестминстере в результате протекционистского лоббирования английских интересов, ставили помехи ирландскому экспорту, особенно на английские и колониальные рынки, а пожалование ирландских земель и пенсий придворным обостряло проблему, так как отсутствующие в своих имениях землевладельцы и рантье выводили деньги из внутреннего оборота в Ирландии.

После 1691 г. Англия заняла господствующее положение на Британских островах, но в Ирландии и Шотландии, и в меньшей степени в Уэльсе, по крайней мере в политически влиятельных группах продолжало сохранять важное значение национальное самосознание.

До Акта об Унии 1800 г. в Ирландии заседал свой Парламент; в Шотландии действовала своя национальная церковь (с 1689 г. официальная Шотландская пресвитерианская церковь), а также юридическая и образовательная системы. Высшие должности занимали шотландцы, но все же ощущение национальной идентичности ослабло, особенно у элиты, вследствие вытеснения гэльского и шотландского языков и все больше возрастающей притягательности, по крайней мере для элиты, английских норм и обычаев, а также английской образовательной системы. Валлийцы, ирландцы и шотландцы стремились извлечь выгоду из связей с Англией. Уния открыла им доступ к гораздо более широкой клиентурной сети. Шотландцам суждено будет сыграть ведущую роль в расширении империи, не в последнюю очередь благодаря службе в армии и в Ост-Индской компании. Протестантство, война с Францией и преимущества, предоставляемые имперским статусом, содействовали становлению единого британского национального самосознания, развивавшегося на фоне сохранения сильного ощущения английской, шотландской, ирландской и валлийской идентичности.

 

Общество XVIII в.

Принципы рассмотрения британского общества в период 1689-1815 гг. служат поводом для некоторых разногласий. Можно подчеркивать его современный характер, растущий средний класс и культ разума, культурное и коммерческое население, аристократическую легкость и элегантность, городскую суету и целеустремленность, великолепные здания и городские площади: Касл-Говард, Бленгейм, Бат, лондонский Уэст-Энд, Дублин и эдинбургский Нью-Таун. «Георгианские здания», построенные в новом стиле, украшали растущие города: дома с большими окнами возводились в привычном  «классическом» стиле вдоль новых бульваров и на новых площадях: из камня в Шотландии и из кирпича в Англии. Во многих городах открывались парки, театры, залы для собраний, библиотеки, ипподромы и другие развлекательные заведения. Например, первый театр в Линкольншире был построен в Стэмфорде вскоре после 1718 г. За ним были сооружены другие в Линкольне (около 1731 г.), Сполдинге (около 1760 г.), Гейнсборо (1775 г.), Бостоне (1777 г.), Грентеме (1777 г.), Лауте (около 1798 г.) и Слифорде (1824 г.). В Ньюкасле, как и в других городах, были срыты ворота и стены, в 1776 г. здесь появился зал для собраний, а в 1788 г. — театр. Эти процессы служили для удовлетворения потребностей растущего городского населения: оно увеличилось с 5,25% от общей численности английского населения в 1500 г. до примерно 27,5% в 1800 г. Во многом этот прирост происходил за счет Лондона.

Новые здания возводились не только в Англии. В Каррикфергусе в Ольстере в 1740 г. деревянный мост был заменен на каменный, в 1775 г. был построен новый рынок, а в 1779 г. — новый суд и тюрьма. В то время как прежние городские здания имели четко выраженный оборонительный характер, в новом городском ландшафте угроза нападения извне отпала. Каррикфергус быстро развивался благодаря сильной льняной промышленности, и многие дома ремесленников перестраивались из камня или кирпича и покрывались шифером.

Однако с тем же успехом можно выдвинуть на передний план иные взгляды и представления, и, в частности, подчеркнуть, что общество было консервативным, «непросвещенным», находилось во власти суеверий, землевладельцев и монархии. Серьезные удары по обществу наносили болезни. Эпидемия чумы 1665-1666 гг., уничтожившая около 70 000 человек, стала последней эпидемией в Англии (за исключением небольшой вспышки в Саффолке в 1906-1919 гг.): вероятно, исчезновение чумы связано скорее с мутациями крыс и блох, чем с беспорядочными и ошибочными мерами по здравоохранению. Свою роль в этом, наверное, сыграли и изменения в условиях проживания, когда для строительства стали по большей части использовать кирпич, камень и черепицу, а земляные полы ушли в прошлое. Тем не менее жизни уносили многие другие факторы, включая множество болезней и несчастных случаев, с которыми успешно борется современная Европа. Серьезными проблемами были оспа, тиф, брюшной тиф, корь и инфлюэнца. 38 процентов детей, рожденных в Пенрите между 1650 и 1700 г., умирали до 6 лет. Эпидемии оспы накладывались на уже существующий цикл смертности, который был связан с изменениями цен на зерно. Это приводило к соответствующим колебаниям восприимчивости к оспе, тем самым определяя обострения детской смертности. Конечно, такова современная точка зрения. Людей, живших в те времена и не имевших таких медицинских знаний, эти заболевания приводили в растерянность.

Год делился на сезоны по главным болезням: оспа весной и летом, дизентерия весной и осенью. Положение осложнялось примитивной системой канализации и плохим питанием. В Глазго городская канализация появилась только в 1790 г., но и после этого ситуация оставалась тяжелой на протяжении нескольких десятков лет. Из-за жилищных условий люди спали вповалку, а это вызывало высокую частотность респираторных заболеваний. В Лондоне жилища, доступные большей части населения, ухудшились в качестве и уменьшились в количестве в период 1720-х-1750-х гг., когда здания приходили в плачевное состояние, а новое строительство еще не набрало обороты. Таким образом, увеличивалась плотность населения, со всеми вытекающими отсюда опасными последствиями, чреватыми повышенной уязвимостью к инфекции. Существенные географические различия в лондонской эпидемиологической системе определялись благосостоянием жителей того или иного района. Проблемы с хранением и стоимостью продуктов приводили к тому, что большая часть населения Британии не могла позволить себе сбалансированную диету, даже если бы у нее были на это деньги. Серьезным вопросом оставалась нищета. Акт о работных домах от 1723 г. поощрял приходы создавать работные дома, чтобы предоставлять беднякам работу и кров, но таких учреждений не хватало, чтобы справиться с этой проблемой, особенно при том увеличений численности населения, которое наблюдалось начиная с середины XVIII в. Акт Гилберта от 1782 г. давал мировым судьям право назначать попечителей для управления работными домами, в которых содержались старики и больные. Тем не менее, работные дома все же уступали в значении нашему пособию для бедных, предоставляющему беднякам помощь, а иногда и работу, в их собственном доме. При системе пособий, введенной в 1795 г. законом Спинхемленда, хотя никогда не применявшейся повсеместно, как безработные, так и наемные рабочие, получали выплаты в зависимости от размеров семьи и стоимости хлеба. Выплаты семьям шли через главу семьи.

Большинство детей не учились в школе. Школы распределялись неравномерно по областям страны, а учебный план в большей их части был крайне ограничен. Считалось, что. образование должно отражать социальное положение и укреплять статус-кво. По этой мысли, беднякам не следовало бы получать образование, которое заставило бы их питать неоправданные надежды. Особенно ущемлены в образовательном плане были права женщин. Широко была распространена неграмотность, среди женщин больше, чем среди мужчин, и в сельской местности больше, чем в городах. Тем не менее вера в ведьм уходила в прошлое, хотя еще отмечались отдельные вспышки. В Lloyd's Evening Post, and British Chronicle от 2 января 1761 г. было напечатано сообщение из Уилтона в Уилтшире, который никак нельзя назвать «захолустьем»:

«Несколько дней назад некая Сара Джелликот избежала расправы, которой обычно подвергает ведьм безжалостная и суеверная толпа (по подозрению, будто она околдовала служанку местного фермера и мыло торговца свечами, которое оказалось непригодным для использования), только благодаря вмешательству одного гуманного джентльмена и бдительности рассудительного члена магистрата, который остановил разбирательство, пока оно не накалило страсти, обязав агрессоров явиться на следующее заседание, чтобы засвидетельствовать их участие в исполнении придуманного ими закона против ведьм».

Преподобный Роберт Керк, священник епископальной церкви в Эберфойле (Пертшир), опубликовал в 1691 г. свой труд под названием «Тайная республика, или Исследование природы и действий подземного (и по большей части) невидимого народа, до сих пор известного под именем фавнов и фей или другими подобными названиями, среди шотландцев Лоуленда, по описаниям тех людей, которые обладают вторым зрением». За раскрытие этих сведений он был якобы похищен «малым народцем» в 1692 г.

Художник Уильям Хогарт (1697-1764) воссоздавал в своих картинах энергичную, если не темную сторону лондонской жизни, растущего мегаполиса, в котором никогда не было недостатка в алкоголе, преступлениях, проституции и бедности, а страх на людей наводили венерические заболевания и нищета. Преступность была связана с тяжелыми условиями жизни: в Линкольншире ужасная зима 1741 г. привела к удвоению случаев краж. Уголовный кодекс предписывал смертную казнь или фактически рабский труд в британских колониях за малозначительные преступления (впрочем, в Шотландии список таких проступков был короче); охотничьи законы предусматривали суровые наказания за браконьерство и разрешали землевладельцам использовать пружинные ружья. По Акту о Перемещении от 1718 г., изданному в связи с ростом преступности в Лондоне, полицейская служба которого оставляла желать много лучшего, к 1775 г. в Америку из Англии и Уэльса было выслано 50 000 осужденных на 7 или 14 лет; после отделения Америки рассматривалась возможность высылки преступников в Африку и, наконец, в 1788 г. было создано поселение осужденных в Австралии. Шотландцы начали высылать осужденных в Америку в 1766 г. Многие высланные умирали от тяжелых условий перевозки.

Ощущение незащищенности помогает объяснить то обстоятельство, что, в той мере, в которой элита господствовала в культурной и политической сферах, оно отчасти вызывалось беспокойством элиты. Вряд ли для нее были свойственны непоколебимая уверенность и самодовольство. Портреты аристократов и великолепные здания отчасти отражают потребность в утверждении традиции и собственного превосходства и в создании образа абсолютной непоколебимости, противостоящей любым возможным попыткам подорвать положение элиты. На Британских островах разгорались ожесточенные политические и религиозные споры. Проблема престолонаследия вызывала раскол и нестабильность в обществе до 1746 г., когда в битве при Куллодене был разбит внук Якова II Чарльз Эдуард Стюарт, «славный принц Чарли». Масла в огонь подливали отмена епископальной церкви в Шотландии после Славной революции и клич «Церковь в опасности», брошенный диссентерами и вигами в Англии и Уэльсе. Акт о веротерпимости от 1689 г. даровал диссентерам-тринитарианцам (но не католикам) право проводить свои службы в особых домах в Англии и Уэльсе. Хотя Вильгельм III (1689-1702) и, в большей степени, первые два монарха из Ганноверской династии, Георг I (1714-1727) и Георг II (1727-1760), опирались прежде всего на вигов, само существование популярной и активной партии тори, как и традиции активной городской политической жизни, бросали вызов вигской олигархической системе. Политические различия отражались и в культурной сфере: изысканность, характерная для «августианской» литературы начала XVIII века, соседствовала с критическим направлением таких писателей, как Александр Поп и Джонатан Свифт, произведения которых бывают иногда пронизаны горечью и сатирой. Стремление к порядку, которое подчас считают главным мотивом той эпохи, не следует принимать за простое отражение политической или социальной действительности. Скорее наоборот, комментаторы, писатели и художники того времени подчеркивали необходимость порядка, поскольку они прекрасно осознавали опасности, которые ему угрожали. Сходным образом, не следует считать XVIII в. настолько уж светским, насколько принято думать. В эту эпоху религиозные вопросы все еще во многом определяли культурную деятельность. Это был шаткий и многообразный культурный мир, в котором политика и религия вовсе не играли роль безучастных зрителей и в котором многие явления, кажущиеся сегодня иррациональными, занимали далеко не последнее место. Это вовсе не была эпоха холодного разума, как мы ее представляем всякий раз, когда заходит речь о Просвещении. Напротив, в то время религиозный энтузиазм привел к возникновению методизма, а также альманахов и миллениаристских воззрений, которые разделялись далеко не одним лишь суеверным меньшинством. Широко распространился интерес к алхимии.

Методизм поначалу представлял собой движение, ставившее перед собой целью возвращение к истокам христианства и стремившееся остаться в англиканской церкви, но после смерти его основателя Джона Уэсли в 1791 г. оно полностью отпало от англиканской церковной системы, а решение Уэсли назначать своих священников, принятое в 1784 г., ознаменовало собой точку разрыва между методизмом и англиканской церковью. Достижения в умственной сфере также не шли совершенно независимо от религии. Исаак Ньютон (1642— 1727), ставший в 1703 г. Президентом Королевского общества — организации, основанной в 1660 г. для поощрения научных изысканий, — открыл дифференциальное исчисление, закон всемирного тяготения и законы движения, но, с другой стороны, стремился выяснить точную дату Второго Пришествия и утверждал, что кометы, которые изучили он сам и Эдмунд Галлей, служат объяснением Потопа. По мнению Ньютона, небесные тела удерживаются на своих местах волею Творца, который воздействует на мир посредством обычных законов физики, не нарушая их. Поэтому наука вполне совместима с божественным предопределением.

Наблюдалось определенная обеспокоенность самой природой существующего общества, исходившая не столько от радикалов, сколько от духовенства, докторов и писателей, заботившихся о поддержании моральных и этических ценностей. Мораль составляла главную культурную тему. Имели значительный успех сатиры Хогарта. Гравюры из его серии «Карьера проститутки» были распроданы более чем в 1000 экземпляров и нашли многочисленных подражателей. Пьесы Колли Сиббера, Джорджа Колмена, Джорджа Лилло и Оливера Голдсмита, хорошо знакомого с уличной культурой своей родной Ирландии, выводили нравственность, противостоящую пороку и потаканию. Этикет того времени осуждал неряшливость и неопрятность в одежде.  «Памела» Сэмюэля Ричардсона (1740 г.), первое произведение сентиментализма, снискало широкую популярность и было посвящено благоразумию добродетели и добродетели благоразумия. Немногие современники были так же прочно, как историки позднейшей эпохи, уверены в том, что их век представляет собой век порядка и стабильности. В их глазах стабильность в культуре и политике, вероятно, представлялась чертой далекого прошлого, ныне почти утраченной, или будущего, к которому нужно стремиться. Вряд ли они считали, что живут во времена стабильности, а если они так и думали, то, наверное, понимали, что сохранить эту стабильность можно лишь ценой непрестанных усилий.

 

Женщина XVIII в.

Показателем положения той или иной группы в обществе может служить преступление и наказание. В конце XVIII в. дублинские женщины часто становились жертвами преступников, которые насиловали девушек, избивали и убивали женщин, в то время как судебная система не принимала против них действенных мер. По сравнению со значительным количеством случаев повешения за воровство, число осужденных за изнасилование было крайне невелико. Некоторые женщины возбуждали судебное преследование. Однако другие сами активно участвовали в преступном мире, занимаясь мелкими кражами и перепродажей краденого.

Преступление отражает как основные особенности человеческого взаимодействия, так и более специфические условия. Женщины, вовлеченные в преступную деятельность, пользовались возможностями, открывшимися благодаря росту благосостояния в обществе. Если брать шире, рост благосостояния также создавал контекст для жизни женщин. Все еще остро стояла проблема нищеты, особенно в областях, не затронутых экономическим ростом, а увеличение численности населения во второй половине XVIII столетия повлекло за собой увеличение спроса на товары. И все же возрос и объем материальных благ при медленном изменении материальных условий жизни. Это было особенно заметно в городах, хотя и не только в них одних. Это был долговременный процесс, который можно с уверенностью проследить до XVI века. По завещаниям, составленным жителями деревни Стоили в Уорикшире в 1500-1800 гг., перед нашими глазами возникает картина общества с постоянно улучшающимися бытовыми условиями, время от времени обновляющего свои жилища. Начиная с 1600 г. наблюдается заметный рост строительства. После 1600 г. стремительно возрастает количество спальных мест на крупных фермах: благодаря улучшению жилищных условий, вероятно, больше людей получило возможность спать в собственных кроватях. Около 1700 г. появляются товары, производимые для массового потребления; посуда для сыроварен и жестяные противни для очага. Увеличивается число отдельных помещений для отдельных функций — например, гостиных. Таким образом, домашнее пространство, в котором жило большинство женщин, постепенно менялось, и они получали все больше места, которое могли использовать по своему усмотрению. Женщины также играли активную роль в общественной жизни XVIII в. Такие актрисы, как миссис Сидон занимали выдающееся положение на лондонской сцене. Женщины активно участвовали в дискуссионных клубах, открывавшихся в Лондоне с конца 1770-х гг., хотя их активность в шотландских просветительских обществах была гораздо ниже. Они оказывали покровительство и менее «светским» занятиям. 5 сентября 1759 г. «Lloyd's Evening Post and British Chronicle» сообщал:

 «В понедельник вечером в Сток-Ньюингтоне [Лондон] состоялся один из самых упорных и кровавых боев между четырьмя видными боксерами, двумя мужчинами и двумя женщинами; ставки до начала боя шли два к одному на мужчин; но они дрались с такой смелостью и упорством, что в конце концов бой кончился в пользу женщин».

Жизнь многих женщин осложнялась иными факторами. Любовь не всегда принималась в расчет при устроении браков, и выход замуж за грубого супруга, изображенный в пьесе «Женская доля» (1691 г.) Томаса Саутерна, не был художественным вымыслом: миссис Френдол, чувствительная и оклеветанная женщина, заявляет: «Но я замужем. Пожалейте меня». И все же в церковных судах в основном рассматривались дела по диффамации женщин, а это говорит о том, что их репутация приобретала все более важное значение. До 1750 г. большинство бракоразводных процессов, проходивших рассмотрение в лондонской консистории, возбуждалось женщинами за жестокое обращение мужей. После 1750 г. среди высших классов возобладали представления о романтическом браке и семейной гармонии, вследствие чего возникла идея о возможности развода по причине психологической несовместимости. Однако развод оставался длительным и трудным процессом, а опекунство над детьми предоставлялось отцу, так что разведенные женщины теряли с ними контакт.

 

Британские острова как часть Европы

Между обществом в Британии и на континенте существовали заметные различия. Среди них можно выделить демографическое и экономическое господство столицы, Лондона, и высокий процент английской рабочей силы, не занятой в сельском хозяйстве. Общие законные права и наказания были больше распространены в Британии, чем в большинстве континентальных государств, в которых привилегии играли гораздо большую роль в законодательстве. Севооборот и использование бобовых, характерные для сельского хозяйства Восточной Англии, а также все возрастающее применение угля, ставили Британию далеко впереди прочих европейских стран. Городские коммерческие соображения существеннее влияли на политику, чем в других крупных европейских государствах. И все же было бы неправильно сосредотачивать внимание на подобных различиях и вследствие этого отказываться рассматривать историю Британии в общеевропейском контексте. «Прогрессивные» черты британского сельского хозяйства и промышленности находили параллели. Сельскохозяйственные методы Восточной Англии многое позаимствовали у соседней Голландии, а уголь использовался в промышленных целях в ряде континентальных областей, особенно в Руре и Льеже. Развитие промышленности не ограничивалось территорией Британии, но составляло важную характеристику таких регионов, как Богемия и Силезия.

Различия между регионами на Британских островах, а по сути, и внутри самих регионов, были столь значительны, что гораздо уместнее указывать на общие признаки отдельных британских и континентальных областей, чем подчеркивать оторванность Британии от континента в целом. В социоэкономическом плане возможно скорее делать основной упор на сходстве, чем на контрасте, между Британией и континентом, особенно в первой половине XVIII в. Однако это более проблематично в том, что касается политико-конституционального аспекта. Славная революция вывела на передний план специфику и уникальность, которые и тех пор сохраняли важное значение. Вигская традиция особо упирала на форму парламентской монархии, при которой Парламент собирался каждый год, на трехгодичный выборный цикл, на свободу печати и на создание фундированного национального долга. Постреволюционное устройство — термин, обозначающий конституционные и политические изменения, проведенные в период 1688-1701 гг., — как считалось, отделил Британию от общего пути развития континентальных стран. И в самом деле, если использовать современный термин, можно сказать, что история как бы закончилась, ибо если история представляет собой описание процесса, в ходе которого создавалась и охранялась конституция, то постреволюционное устройство можно считать последней завершающей точкой в этом процессе, спасшей Британию от общеевропейского уклона в сторону абсолютизма и, до некоторой степени, католицизма. Для светских интеллектуалов на континенте Британия служила образцом прогрессивного общества, сменившего голландскую модель, которая столь привлекала их симпатии в прошлом столетии, хотя некоторые аспекты британской общественной жизни и подвергались критике. Многие французские и германские историки и законоведы XVIII и XIX вв. признавали культурное и конституционное превосходство Британии (под которой они обычно понимали Англию) и тем самым видели в ней модель для подражания. Со временем Британия также заняла важное место в качестве экономического образца и источника технологических инноваций. Многие иностранные авторы недооценивали разногласия внутри британского общества XVIII в. Политика, религия, культура и мораль, в сущности, образовывавшие единый комплекс вопросов, являлись поводом и источником борьбы и полемики, и то же самое справедливо не только в отношении взглядов на недавнюю историю, особенно на постреволюционное устройство, но и на сам вопрос о связях между Британией и континентом. Наряду с представлениями об уникальности, проистекающими из этого устройства, существовала также тенденция, особенно заметная в оппозиционных кругах, искать параллели за рубежом. Так, например, «Fog's Weekly Journal», ведущая газета тори, в 1732 г. высказала предположение, что Парижский парламент, по сути судебный орган, больше способен проявлять независимость, чем Вестминстерский парламент. Эта тенденция ярче выделилась начиная с 1714 г. при первых королях из Ганноверской династии, поскольку при Георге I и Георге II спорность подобных связей с континентом привела к длительным политическим разногласиям относительно того, насколько сильное влияние на Британию оказывали интересы ее монархов, лежавшие преимущественно на континенте, и насколько мощное воздействие она испытывала в культурной сфере. Различные подходы британцев к взаимоотношениям с континентальной Европой отражали внутренние политические расхождения, например, враждебное отношение тори к голландцам и беглецам-протестантам из Пфальца.

 

Расширение империи

Британия была не единственной европейской морской и трансокеанической имперской державой, хотя ее военно-морская мощь и колониальные владения значительно увеличились с середины XVI в. Ее власть над восточным побережьем Северной Америки к северу от Флориды расширилась и укрепилась благодаря приобретению Нью-Йорка, захваченного у голландцев (1664 г.), и признанию со стороны французов британскими владениями Новой Шотландии, Ньюфаундленда и Гудзонского залива (1713 г.), а также основанию таких колоний, как Мериленд (1634 г.), Пенсильвания (1681 г.), Каролина (1663 г.) и Джорджия (1732 г.). На протяжении XVII в. в Северную Америку с Британских островов эмигрировало, вероятно, около 200 000 человек, то есть существенно больше, чем французских Переселенцев в Канаду и Луизиану, а в число новосозданных поселений входили Чарльстон (1672 г.), Филадельфия (1682 г.), Балтимор (1729 г.) и Саванна (1733 г.). Англичане оказали сильное влияние и на Вест-Индские острова, на которых они активно развивали сахарные плантации, используя в качестве рабочей силы рабов из Западной Африки; среди британских прибрежных баз была в том числе и Аккра (1672 г.). Ост-Индская компания, получившая лицензию в 1600 г., заложила основы британской коммерческой активности, а позднее и политического могущества, в Индийском океане. В 1661 г. к англичанам отошел Бомбей, в 1698 г. — Калькутта. Шотландская колонизация — управляемая из центра в Новой Шотландии и независимая от Англии в неудачной попытке заселить берега Дарьенского залива (в Центральной Америке, 1698-1703 гг.) — сыграла важную роль для скрепления унии между Англией и Шотландией.

Внешняя торговля приобретала все большее значение для британской экономики и внесла огромный вклад в развитие таких портов, как Бристоль, Глазго, Ливерпуль и Уайтхэвен. По сравнению с серединой XVII в. значительно возросли объемы торговли с северно-американскими колониями. Общее водоизмещение торгового флота увеличилось с 280 000 тонн в 1695 г. до 609 000 тонн в 1760 г., а множество опытных моряков составляло прекрасную базу для набора в военно-морской флот, проводимого, в том числе, и силой группами вербовщиков.

 

Властные структуры

Славная революция занимает важнейшее место в вигской интерпретации британской истории, являясь ключевым событием, определившим британскую уникальность. Однако эти представления можно поставить под сомнение, если сравнить Британию и континент в период после 1688 г. как в функциональном, так и в идеологическом аспекте. С функциональной точки зрения, как на континенте, так и в Британии главную роль играли взаимоотношения между центральным правительством и правящей элитой, под которой на Британских островах следует понимать пэров, крупных землевладельцев, высшее духовенство и верхушку городского управления: элита в Британии отличалась большей открытостью и большей мобильностью по сравнению с другими европейскими государствами. Представители элиты имели обширные земельные владения и образовывали местную аристократию, сочетая социальный престиж с эффективным правительственным контролем на местах. В большинстве графств на практике центральное правительство означало монарха и узкий круг советников и сановников. Представления о том, будто они были способны заложить основы современного государства, ошибочны. У центрального правительства не было механизмов эффективного и постоянного вмешательства в работу местных органов власти, которое было возможно только при сотрудничестве с местной элитой. Кроме того, в ту эпоху, когда еще практически не существовало статистики, центральное правительство не могло составлять четких планов развития той или иной области. При отсутствии надежной информации (если вообще удавалось получить хоть какие-то сведения) о населении, доходах, экономической деятельности и землевладении, не имея в распоряжении географических обзоров и подробных карт, правительство действовало, как мы сказали бы сейчас, в информационном вакууме.

Лишенные инструментов, которыми пользуются современные правительства, правительства начала Нового времени опирались на другие учреждения и отдельных лиц, которым передавали многие функции, ныне исполняемые центральной властью и в то время отражавшие интересы, идеологию и состав социальной элиты. Какова бы ни была риторика и природа власти, ее действительность отличалась децентрализованностью и, в какой-то мере, совещательным характером. Вопросы религии, образования, пособий для бедных и здравоохранения сосредотачивались на уровне приходов, которые служили примером взаимодействия церкви и государства на местах. Жизнью прихода заправляли рядовые прихожане и дворянство.

Социальное обеспечение и образование по большей части входили в сферу ответственности церковных учреждений или светских организаций, часто связанных с церковью, таких как Общество по распространению знаний о христианстве, основанное в 1698 г., способствовавшее созданию благотворительных школ в начале XVIII в. Образование в Англии оплачивалось семьей учеников, в основном в средних школах, основанных преимущественно в XVI в., или благотворителями, живущими или усопшими; при этом обычно это никак не сказывалось на налогах, хотя в некоторых приходах существовало и бесплатное обучение. В Шотландии наметилась более последовательная традиция обязательного обучения: по парламентскому акту от 1496 г. образование стало обязательным для старших сыновей «состоятельных людей». Актом Тайного Совета от 1616 г. предписывалось, чтобы в каждом приходе была своя школа. После Реформации школы и университеты в Шотландии перешли в ведение местных властей.

Регулирование городской торговли и промышленности в Британии велось в основном городскими муниципалитетами. Командиры полков часто несли ответственность за набор солдат и их обеспечение, хотя британский флот отличался прекрасным административным и военным управлением. Впрочем, важнее всего то, что местное управление, особенно поддержание правопорядка и законности, а также отправление правосудия как в Британии, так и в других европейских странах, обычно предоставлялось местной аристократии и дворянству, при всем отличии местных формальных механизмов и учреждений. Когда Яков II решил нарушить сложившийся обычай и назначил в графства лордов-католиков, это не принесло ему ощутимых выгод, поскольку его люди не имели престижа и связей своих предшественников из аристократических семей, по традиции занимавших эти должности.

Несмотря на конституционные различия между Британскими островами и большинством континентальных государств, на местном уровне для всех них было характерно самоуправление, осуществлявшееся аристократами и их приверженцами, а на общенациональном уровне — политическая система, в общем и целом руководимая элитой, хотя ее власть ограничивалась в том, что касается политической и парламентской составляющей, сильной традицией народной независимости, особенно в крупных городах. В 16-й песне своей иронической поэмы «Дон Жуан» (1824 г.) поэт-романтик Джордж Байрон (1788-1824) подчеркивает контроль элиты над выборами, вне зависимости от ее теоретических политических предпочтений: «И представлял, весьма стремясь к избранью „Противный интерес" сей графский сын, Хоть интерес-то был у них один» (пер. Т. Гнедич). В 1800 г. радикально настроенный Томас Спенс задавал вопрос: «Разве наши законодатели не наши же землевладельцы?» И далее утверждал: «Только дети могут надеяться когда-либо вновь увидеть малые фермы или что-либо кроме гнета и притеснения бедных, пока вы полностью не свергнете нынешнюю систему земельной собственности». Городское имущество и промышленность также отчасти находились в руках аристократии. Например, большая часть города Килдар принадлежала графу Килдару.

Чтобы установить стабильную систему управления на Британских островах, впрочем, как и на континенте, нужно было обеспечить сочувствие местной аристократии устремлениям центрального правительства, однако эта цель обычно достигалась лишь руководящими указаниями, и так соответствующими ее желаниям. Для местной знати было важно получать такие указания и участвовать в правительственном механизме. Эта система успешно действовала, а ее нерушимость, если не гармония, поддерживалась не столько формальными бюрократическими орудиями, сколько отношениями покровительства и клиентства, которые связывали местную знать с сановниками, имевшими влияние на государственные дела и доступ к монарху. Сила и жизнеспособность британской аристократии в эпоху, последовавшую за Славной революцией, бросаются в глаза, не в последнюю очередь благодаря тому, что между нею и состоятельными простолюдинами, по большей части имевшими земельные владения и в основном господствовавшими в палате общин, не пролегала непреодолимая черта.

На местном уровне главную роль играло мелкопоместное дворянство, занимавшее должности мировых судей. Они были наделены правительственными полномочиями на местах начиная с XIV в., и сохраняли свое значение при любом центральном правительстве. Поддержание закона и порядка находилось в руках мировых судей, от которых при королях Ганноверской династии также во многом зависело распределение поземельного налога на местах. Особенно влиятельным было местное дворянство в Уэльсе, поскольку, по сравнению с Англией и Шотландией, пэры здесь не занимали столь выдающегося положения, в том числе и из-за их немногочисленности. В Шотландии мировые судьи имели более ограниченное влияние. В шотландские суды шерифа, до 1747 г. являвшиеся наследственными, назначалось все больше профессиональных юристов. Окраинные Оркнейские и Шетландские острова управлялись графом Мортоном и лэрдами (дворянами), которые стремились захватить собственность удаллеров (свободных землевладельцев) и превратить их в арендаторов.

Аристократическая и дворянская система власти скреплялась личными связями и отношениями покровительства, наглядно отраженными в обильных указаниях на этот счет в частной переписке ведущих политиков, например, Томаса Пелема, герцога Ньюкасла, государственного секретаря (1724-1754 гг.) и первого лорда Казначейства (1754-1756; 1757-1762 гг.). Кроме этого «функционального» сходства между Британией и континентом, существовала также «идеологическая» близость в форме общей веры в господство права, которому должно подчиняться и само правительство. Конституционные механизмы, благодаря которым должна была осуществляться диктатура закона, отличались в разных странах, но объединяло их общее противостояние деспотизму.

Крайст-Черч, Спиталфилдс

Правление королевы Анны (1702-1714 гг.) было ознаменовано расцветом англиканского триумфализма и возведением множества прекрасных церквей, таких как шедевр Николаса Хоксмура в восточном Лондоне.

Таким образом, общераспространенный миф о британской уникальности, занимавший столь важное место в идеологии вигов (к 1770-м гг. большинство политиков считали себя вигами), нуждается в оговорках и на самом деле ставился под сомнение британскими же критиками, которые с полным основанием утверждали, что виги отказались от своих радикальных идей, присущих им в конце XVII в., и отрицали, что британская система отличалась от систем, существующих на континенте, или что, во всяком случае, она отличалась от них в лучшую сторону. Особое внимание уделялось тем способам, включая коррупцию, которые якобы использовала «исполнительная» власть или центральное правительство, чтобы лишить свободы Парламент. В действительности, скорее, можно отметить воссоздание стабильной системы управления посредством установления общественного согласия, в котором на передний план выдвигались патронаж и стремление избежать радикальных реформ, облегчавшееся практикой, снижавшей шансы непредсказуемых перемен. Поэтому, несмотря на существование эффективного и постоянного Парламента, следует признать, что вигам, занимавшим ведущие правительственные должности, удалось создать стабильное государство, которое, как утверждали их противники, чрезвычайно напоминало как сильные континентальные монархии, так и идеал, к которому стремились в свое время Стюарты. Подобные сравнения, звучавшие в эпоху господства вигов (1714-1760 гг.), также проводились в 1760-е и в начале 1770-х гг., когда Георг III (1760-1820) вышел из-под опеки вигов, занимавших главенствующее положение при Георге I и Георге II, и, по-видимому, возымел намерение укрепить монархию. Современники находили параллели в поддержанной короной «революции» Мопу во Франции (1771 г.) и в перевороте, совершенном Густавом III в Швеции (1772 г.), которые были прежде всего направлены на то, чтобы подчинить «промежуточные институты» королевской власти.

Роскошные здания того периода являлись отчасти свидетельством благосостояния, уверенности в будущем дне, сельскохозяйственного развития и укрепившейся политической и, до некоторой степени, социальной стабильности после Реставрации Карла II. Строительная активность возродилась после этого события и особенно оживилась в XVIII в., когда начали возводить дома, подобные особняку сэра Роберта Уолпола. Сэр Джон Ванбру (1664-1726 гг.), мастер английского барокко, создал в Бленхейме, замке Говард и Ситон-Делавал шедевры, подобные прекрасным дворцам на континенте. Шотландец Роберт Адам (1728-1792 гг.) перестроил или перепланировал множество замечательных зданий, включая Калзеан, Кенвуд, Лютон-Ху, Меллерстейн-Хаус и Сайон-Хаус, а его манера была пронизана классическими темами и аллюзиями.

Процветало декоративное садоводство, неразрывно связанное с состоятельными землевладельцами и завоевавшее значительное влияние за рубежом. Архитектор Уильям Кент (1684-1748 гг.) обустраивал и украшал парки, чтобы создать подобающее обрамление для зданий. Ланселот Браун (1716-1783 гг.) отказался от строгих рамок, составлявших характерную черту континентального садоводства, изобретая формы, казавшиеся естественными, но тем не менее тщательно продуманные для произведения максимального эффекта. Его ландшафты, в которых сочетались узкие вытянутые озера, невысокие холмы и разбросанные группы деревьев, не столь подчеркивали покорение природы человеком и вскоре вошли в моду, поскольку ограниченное число заказчиков и их интерес к новым художественным веяниям позволяли новшествам быстро распространяться, а состоятельность людей этого круга обеспечивала модным течениям воплощение в жизнь. Идеи Брауна в дальнейшем развивал Гемфри Рептон (1752-1818 гг.) в соответствии с понятием «живописности», которое подчеркивало индивидуальный характер каждого ландшафта и требовало сохранить эту индивидуальность, внося лишь улучшения, чтобы устранить изъяны и препятствия и открыть вид. Возросшее стремление к обособленности и уединению ярко проявилось в имениях с искусственным ландшафтом, отражая все увеличивающийся отрыв аристократии от сельского общества.

 

Якобитство

Ко времени Георга III вопрос о престолонаследии уже не стоял; обсуждались лишь допустимые пределы королевской власти. Однако в начале XVIII в. положение было совершенно иным. Главная политическая угроза власти протестантов и вигов до середины столетия, на взгляд современников, исходила от якобитов и Франции. Притязания на английский престол в 1701 г. унаследовал от своего отца Якова II Яков III, «ребенок из грелки», и, хотя попытка последнего с помощью французов вторгнуться в Шотландию провалилась (1708 г.), его права на корону ставили под сомнение правомочность Ганноверской династии. Вильгельму III (1689-1702 гг.), умершему бездетным, наследовала его свояченница Анна (1702-1714 гг.), у которой было много детей, но все они умирали, не достигнув совершеннолетия. По Акту о престолонаследии (1701 г.) после нее корона должна была перейти к немецкому роду курфюрстов Ганноверских, потомков дочери Якова I Елизаветы. Акт о Безопасности, принятый Шотландским парламентом, вступил в прямое противоречие с решением Английского парламента о передаче короны Ганноверской династии, и это привело к унии и распространении Акта о престолонаследии на Шотландию по факту объединения королевств. Неожиданно мирное восшествие на престол Георга I в 1714 г. вызвало у Якова сильнейшее разочарование, но последствия этого события отчасти сыграли ему на руку, поскольку горячая поддержка, которую Георг оказывал вигам, отдалила тори, которым благоволила в 1710-1714 гг. королева Анна, и способствовала возрождению якобитства. Тори были отстранены практически от всех главных должностей в правительстве, в вооруженных силах, в судебной системе и в церкви; уменьшилась также их роль в местном управлении.

 

1715 г.

В 1715 г. якобиты собирались поднять три восстания. Яков III должен был, по примеру Вильгельма III, высадиться на юго-западном побережье Англии, где готовился самый крупный мятеж, а затем двинуться на Лондон; другие восстания должны были вспыхнуть в Хайленде и пограничных графствах. Восстание на юго-западе было пресечено в зародыше благодаря быстрым и умелым действиям правительства, во время получившего нужную информацию, и нерешительности якобитов. Тем не менее 6 сентября Джон Эрскин, граф Map, поднял знамя Стюартов в Бремаре. Восставшие, значительно превосходившие в численности правительственную армию герцога Аргайла, взяли Перт. Однако колебания мятежников заставили их потерять столь необходимый темп. Мару следовало как можно быстрее атаковать Аргайла, чтобы, овладев Шотландией, оказать помощь мятежникам в пограничных и североанглийских графствах. Вместо этого граф Map двинулся на Эдинбург только в ноябре. 13 ноября он вступил в сражение с Аргайлом при Шериффмуре, к северу от Стерлинга. Не имея сведений о диспозиции противника, оба военачальника выстроили свои войска так, что их правый фланг частично перекрывал вражеский левый фланг. Левые фланги были разгромлены с обеих сторон, но Мару не удалось использовать свое численное преимущество. В бою, закончившемся неопределенным исходом, на самом деле верх одержал Аргайл, поскольку Мару как воздух нужна была полная победа, чтобы сохранить армию и помочь якобитам в пограничных графствах.

Поднявшие там в октябре восстание якобиты решили, что Дамфрис, Ньюкасл и Карлайл им будет не взять, и поэтому двинулись в Ланкашир, где проживало много католиков, которых они надеялись побудить присоединиться к мятежу. В 1715 г. в этой области действовало около 1100 англичан-якобитов. Местное ополчение не оказало никакого сопротивления, и 9 ноября якобиты вступили в Престон, но их действия не принесли им успеха точно так же, как в августе 1648 г. провалилось вторжение шотландцев. Томас Форстер не сумел удержать линию обороны по реке Риббл против наступающих правительственных войск, хотя штурм города, поспешно укрепленного баррикадами, который противник предпринял 12 ноября, был отбит. Однако вместо того, чтобы атаковать осаждающих или попытаться вырваться из города, якобиты позволили врагу 13 ноября замкнуть кольцо окружения, а 14 ноября Форстер сдался на милость победителя. Архиепископ Вейк и епископы приказали зачитать во всех церквях объявление о восшествии на престол Георга I.

Яков III прибыл 22 декабря в Питерхед, а 8 января 1716 г. — в Скон, где должна была состояться коронация. Однако, так как поражение при Престоне ознаменовало собой конец якобитского восстания в Англии, у Аргайла были развязаны руки, и он собрал большую армию, в которую вошел и 5-тысячный голландский контингент. Несмотря на суровую зиму и тактику выжженной земли, применявшуюся якобитами, 21 января Аргайл двинулся на Перт. Якобиты пали духом, а в их армии началось дезертирство, и Яков покинул Перт. Армия отступила к Монтрозу, но, вместо того, чтобы занять там оборонительные позиции, Яков и граф Map 4 февраля отплыли во Францию, а их армия рассеялась.

 

Правительство Уолпола

В 1722 г. заговор Эттербери — план якобитов по захвату Лондона — был предотвращен быстрыми действиями правительства, включая умелое использование шпионажа и создание большого лагеря в Гайд-Парке. В 1720-х и 1730-х гг. дело Стюартов не имело шансов на успех, поскольку главный министр, корыстолюбивый, но способный сэр Роберт Уолпол, проводил менее агрессивную и вызывающую политику, чем его предшественники, и, что самое важное, большую часть этого периода не позволял втянуть Британию в войну, тем самым не давая якобитам повода воспользоваться иностранной помощью. Он не желал способствовать дальнейшему укреплению официальных позиций диссентеров, а их возможное усиление несло угрозу англиканской церкви и ее приверженцам-тори на местах. Конечно, сам Уолпол брал взятки, а его правительство было полностью монополизировано вигами, но он вызывал негодование по большей части у тех, кто специально интересовался политикой, а не у основной массы населения, положение которой в целом улучшилось благодаря его успешным и решительным мерам по снижению налогов, особенно на землю. Проведение подобной политики облегчалось сохранением мира, хотя в 1733 г. попытка переместить основную тяжесть налогов с земли на товары привела к акцизному кризису и вызвала политическую бурю, заставившую его отказаться от своих финансовых планов. Однако Уолполу удалось устоять, несмотря на давление как со стороны Парламента, так и со стороны двора, и выиграть выборы в 1734 г.

Система Уолпола потерпела крах в последние годы его правления. Резкое ухудшение англо-испанских отношений из-за энергичного преследования испанцами незаконной, по их мнению, британской торговли с их карибскими владениями, накалившееся после предъявления комитету палаты общин уха, якобы отрезанного у капитана торгового судна Роберта Дженкинса, привело к войне с Испанией, получившей название «войны из-за уха Дженкинса» (1739-1748 гг.), которой Уолпол пытался избежать. Он получил очень плохие результаты на всеобщих выборах 1741 г., отчасти вследствие симпатий, которые снискал оппозиционно настроенный Фредерик, принц Уэльский, рассорившийся с отцом, Георгом II, и министрами своего отца, примерно так же, как в 1717-1720 гг. сделал и сам Георг, будучи принцем Уэльским. Уолпол попытался сохранить свой пост, но потеря большинства в палате общин вызывала зимой 1741-1742 гг. кризис доверия, и в феврале 1742 г. Уолпол подал в отставку. Георг II, с крайней неохотой оказавшийся вынужденным отказаться от услуг Уолпола, пожаловал ему титул графа Орфорда, а попытки оппозиции возбудить против него судебное преследование по обвинению во взяточничестве провалились. Пришедшее на смену правительству Уолпола министерство, главную роль в котором играл энергичный Джон, лорд Картерет, в 1742 г. послало английские войска на континент, чтобы воспрепятствовать возвышению Франции за счет Австрии.

 

Война с Францией

Британия уже воевала с Францией в 1689-1697 гг. (война Аугсбургской лиги, или Девятилетняя война) и 1702-1713 гг. (Война за испанское наследство). Обе эти войны велись для того, чтобы не дать Людовику XIV захватить господство над Западной Европой и обеспечить закон о престолонаследии, по которому английская корона могла переходить только к протестантам. В 1690-х гг. Вильгельм III сумел добиться лишь незначительных успехов, пытаясь помешать французам завоевать Испанские Нидерланды (современная Бельгия), но во второй войне Джон, герцог Марльборо, супруг фаворитки королевы Анны, Сары Черчилль, одержал ряд крупных побед (Бленгейм 1704 г., Рамильи 1706 г., Уденард 1708 г.), изгнав французов из Германии и Нидерландов. Марльборо был отправлен в отставку правительством тори (1710-1714 гг.), стремившимся к миру, но, тем не менее, заключить Утрехтский мир (1713 г.) на выгодных для Британии условиях оказалось возможным именно благодаря победам герцога.

По мирному договору Франция признавала британские приобретения в Ньюфаундленде, Новой Шотландии и Гудзонском заливе, а также захват Гибралтара (1704 г.) и Минорки (1708 г.). Французы также признали Акт о протестантском престолонаследии, а Людовик XIV принял территориальное урегулирование, которое на несколько десятилетий положило конец опасениям перед возможной французской гегемонией.

Георг I сумел заключить союз (1716-1731 гг.) с регентским правительством, образованным после смерти Людовика XIV, подтолкнув Францию к признанию правомочности Ганноверской династии, а Уолпол поддерживал с Францией мир. Отказ его преемника от продолжения этой политики привел к тому, что Франция стала поддерживать якобитов. Картерет полагал, что Англия должна препятствовать распространению французского влияния в Германии, и в 1743 г. британцы нанесли французам поражение в битве при Деттингене, в которой британскими войсками командовал Георг II — последний английский король, лично возглавивший армию. В 1744 г. французы попытались в ответ вторгнуться в Англию, чтобы оказать помощь якобитам, но эта попытка провалилась из-за бурь в Ла-Манше. После этого Британия официально вступила в Войну за австрийское наследство.

 

1745 г.

В следующем году старший сын Якова III, Чарльз Эдуард (добрый принц Чарли), избежав встречи с британскими военными кораблями, высадился на Западных островах. Он быстро захватил большую часть Шотландии, несмотря на нежелание некоторых якобитских кланов присоединиться к принцу, который не привел с собой солдат, и антипатию со стороны шотландцев, не поддерживавших Стюартов.  Британская армия в Шотландии практически не получала поддержки у местного населения и была разгромлена горцами при Престонпансе у Эдинбурга (21 сентября 1745 г.). Вступив в Англию 8 ноября 1745 г., Чарльз Эдуард после недолгой осады взял Карлайл, а затем, без всякого сопротивления, Ланкастер, Престон, Манчестер и Дерби, в который он вошел 8 декабря. Британская армия уступила противнику тактически, и если бы английские якобиты подняли восстание в поддержку Чарльза, правительство охватила бы паника. Однако из-за отсутствия обещанной помощи англичан и французов всю тяжесть войны несли на себе шотландцы, и якобитский совет 5 декабря решил отступить, несмотря на желание Чарльза продолжить наступление. Доверие к принцу было подорвано, поскольку восставшие не получили обещанной им поддержки. Шотландцы посчитали, что их хитростью поставили в крайне рискованное положение.

Если бы якобиты не отступили, они вполне могли бы выиграть войну, захватив Лондон и тем самым нарушив инфраструктуру своих противников. Отступив, они практически обрекли себя на поражение, не в последнюю очередь постольку, поскольку в сочетании с плохой погодой и британским флотом отступление заставило французов отказаться от планируемого вторжения в южную Англию. Чарльз избежал преследования, успешно отошел на территорию Шотландии и 17 января 1746 г. разбил британскую армию под Фолкерком. Однако неумолимый Уильям, герцог Камберленд, второй сын Георга II, собрал сильную армию и 16 апреля 1746 г., благодаря превосходству в огневой мощи, разгромил якобитов при Куллоден-Муре. В войско Камберленда входил значительный шотландский контингент. Камберленд писал о своих противниках, что «в ярости от того, что они не могут произвести никакого впечатления на батальоны, они пару минут бросали в них камни, пока не обратились в бегство». Камберленд не дал ниспровергнуть принцип протестантского престолонаследия, введенный Вильгельмом III.

 

Шотландия после 1745 г.

Подавление восстания повлекло за собой тяжелейшие последствия. Власть Ганноверов была низвергнута в Шотландии, а их армия разгромлена, поэтому правительство было полно решимости не допустить повторения 1745 г. Горцев считали варварами, и преемник герцога Камберленда граф Олбемарл предложил свое решение, как преодолеть «дурные наклонности людей в большинстве северных графств и их закоснелое упрямство... Ничто не может исправить это, кроме опустошения и испепеления всей страны и удаления всех ее жителей (кроме некоторых) из королевства». Эта жестокая политика не была приведена в исполнение, но «умиротворение» Хаиленда характеризовалось убийствами, изнасилованиями и систематическим грабежом, а также решительными попытками изменить политическую, социальную и стратегическую структуру Хаиленда. Кланы были обезоружены, а клановая система подорвана. Сооружались дороги и форты. Была отменена наследственная юрисдикция и запрещено ношение традиционной горской одежды. Те шотландские члены Вестминстерского парламента, которые были не согласны с такой политикой, должны были уступить, так как у них не было национальной и автономной поддержки, опираясь на которую, они могли бы противостоять противникам. Таким образом, восстание и его подавление дали повод и возможность для проведения радикальной правительственной политики против наследственных привилегий, особенно региональных и аристократических, к которой столь редко прибегали в Британии.

Происходили перемены, носившие и более долговременный характер. В сущности, Шотландия, как и многие другие зависимые части многонациональных королевств или федеративных государств, утратила возможность выступать с важными политическими инициативами. Это касалось как Хайленда, так и всей страны в целом. И все же это нельзя рассматривать как пример английского давления на нерасположенный к реформам народ, так как политические изменения принесли выгоду и отчасти были инициированы местными политиками. Многие шотландцы, особенно многочисленные пресвитериане, были последовательными противниками Стюартов и поддерживали принцип протестантского престолонаследования. Лондон в управлении Шотландией опирался не на англичан, а на шотландских политиков, таких как третий герцог Аргайл и, в конце столетия, Генри Дандес. Священники, богатые горожане и провосты руководили местной администрацией. Шотландские специалисты и лэрды, оставшиеся на земле, также принимали участие в управлении страной.

Портрет доброго принца Чарли

Изгнание Якова II означало, что старшая ветвь династии Стюартов была свергнута с престола. После смерти его дочерей (Марии и Анны) и коронации в 1714 г. дальнего родственника (но зато протестанта) Георга 1 Британские острова охватил настоящий кризис общественного сознания, особенно глубоко затронувший Шотландию. Симпатии, выказываемые шотландским населением к Якову II, затем к его сыну (Якову III) и внуку («доброму принцу Чарли», Карлу III), породили множество заговоров и восстаний, тянувшихся до 1745-1746 гг. Для выражения скрытых якобитских симпатий служили, например, подносы, на которых, при правильном расположении цилиндрического зеркала, можно было увидеть портрет доброго принца Чарли.

События 1745 г. продемонстрировали уязвимость правительства Ганноверов, но, с другой стороны, привели к его укреплению. Таким образом, они подвели черту под длительным периодом нестабильности и заложили основу для фундаментального реформирования британской политики, при котором тори перестали ассоциироваться с якобитами. Тем самым открылся путь к сглаживанию раскола между вигами и тори, которое и произошло в следующие 17 лет. Попытки умиротворить противников и ввести их в состав министерства, а также ожидания, связанные с наследником трона, сначала Фредериком, принцем Уэльским, умершим в 1751 г., а затем будущим Георгом III, наряду с его поведением после восшествия на престол в 1760 г., подорвали сплоченность и политическое единство тори и вовлекли некоторых из них в правительство. К тому же отношения между Англией и Шотландией складывались в условиях охотного включения влиятельных шотландцев в правительственную систему, без альтернативной якобитской или националистической программы действий при общем снижении уровня напряжения и насильственных действий.

Развитию этого процесса способствовала мощная экономическая экспансия центральной Шотландии, особенно области Глазго, начавшаяся в третей четверти XVIII в. Урбанизация в Шотландии не достигла такого размаха, как в Англии. Городское население здесь выросло на 132 процента в 1750-1800 г., а в Абердине, Эдинбурге и Глазго начался расцвет интеллектуальной жизни, получивший название Шотландского Просвещения, в ходе которого были сформулированы новые идеи относительно принципов управления, общества и науки. Самым знаменитым произведением был шедевр Адама Смита, представлявший собой анализ рыночной экономики, «Исследование о природе и причине богатства народов» (1776 г.). Основы современной геологии были заложены в труде Джеймса Хаттона «Теория Земли» (1785 г.). Программа «Новый город», предложенная сэром Гилбертом Эллиоттом и лордом-провостом Драммондом, стремилась превратить Эдинбург в метрополию Северной Британии.

После унии 1707 г. и подавления якобитства Шотландия сохранила особую структуру местного управления, особое законодательство и особую официальную Церковь, но шотландцам суждено было сыграть важную роль в расширении империи. Этому активно способствовал Дандес, сделавший блестящую карьеру и ставший министром внутренних дел Великобритании, военным министром, Президентом контрольного бюро Индии, первым лордом Адмиралтейства и виконтом Мелвиллем. Политические элиты Англии и Шотландии единодушно выступили против внутреннего радикализма, вдохновленного Великой Французской революцией, приняв начиная с 1793 г. ряд мер, которые подавили раздававшиеся призывы к демократическим преобразованиям. Однако то, что правительству удалось избежать революции в Шотландии, объясняется не только репрессивными мерами. Радикальные умонастроения не охватили широкие массы, а патернализм в форме более гибкого закона о бедных и субсидируемых ценах на зерно способствовал снижению недовольства. Шотландское Просвещение в политическом отношении отличалось консервативностью, к тому же аристократия все еще занимала важнейшее место в общественной жизни, в частности, благодаря тому, что шотландское общество по-прежнему оставалось преимущественно аграрным.

 

Семилетняя война, 1756-1763 гг.

Внутренняя консолидация Британии сыграла важную роль в конфликте с Францией, достигшем своего пика в Семилетней войне (1756-1763 гг.). По ее итогам Франция признала за Британией тринадцать колоний на восточном побережье Северной Америки, а также британские владения в Индии. К Британии отошли Канада, Флорида и множество островов в Карибском море. Британия утвердилась в роли ведущей морской державы в мире, выполнив завет, воплощенный в оде Томаса Арна и Джеймса Томсона «Правь, Британия» (1740 г.): «Правь, Британия, правь над волнами / Британцы никогда не будут рабами». Заслугу этого достижения разделило правительство Уильяма Питта Старшего и герцога Ньюкасла (1757-1761 гг.) вместе с рядом блестящих военачальников — Вулфом, Клайвом, Хоком и Боскавеном. Победа, одержанная Робертом Клайвом в 1757 г. при Пласси над значительно превосходящими силами индийского князя Сураджа Давля, заложила основу для будущего фактического владычества Ост-Индской компании над Бенгалом, Бихаром и Ориссой. В 1760-1761 гг. французы потерпели в Индии полное поражение, и Британия оказалась самой могущественной европейской державой на Индийском полуострове. Попытка французов предпринять вторжение в Британию при поддержке якобитов провалилась благодаря действиям британского флота, одержавшего победы при Лагосе и в заливе Киберон (1759 гг.). В том году британские войска также разгромили французов при Миндене в Германии и взяли Квебек, совершив рискованный переход через скалы, а генерал Джеймс Вулф погиб, когда победа в сражении на Равнине Авраама была уже одержана. Колокола звонили в честь триумфа британского оружия по всей стране: между 21 августа и 22 октября звонари Йоркского собора четырежды получали наградные за празднование победы — от Миндена до Квебека. Военная удача не в последнюю очередь предопределялась национальным единством, установившимся после поражения якобитов: шотландцы играли важную роль в войне. В 1762 г. британские войска вели военные действия по всему земному шару. Они помогали португальцам успешно противостоять испанскому вторжению, сражались с французами в Германии, захватили у Франции Мартинику, а у Испании Гавану и Манилу, наглядно продемонстрировав всемирный размах британского могущества и, особенно, силу военно-морского флота.

 

Уэльс в XVIII в.

Британия была имперским государством, быстро наращивающим свою военно-морскую и экономическую мощь. Однако этот прогресс был достигнут без политической и социальной революции и напрямую затронул отдельные области Британии. В период, предшествовавший влиянию индустриализации, Уэльс был одним из самых консервативных британских регионов. Его жители сохраняли приверженность Англиканской церкви, стояли на стороне роялистов при Реставрации Стюартов и поддерживали тори до середины XVIII в. Тем не менее валлийское поместное дворянство, составлявшее элиту Уэльса, уже проникалось ощущением британской общности. Среди высших слоев наблюдалось вытеснение валлийского языка и растущее воздействие английских культурных норм и обычаев. Валлийская знать все чаще вступала в родственные связи с английской, а наследники имений получали образование в Англии.

В то же время, хотя 80 или даже 90 процентов населения использовало валлийский в качестве языка общения, в Уэльсе не было централизованных институтов или социальных, церковных и законодательных органов, соответствующих его языковой обособленности. Впрочем, существовало отчетливое национальное самосознание, проявлявшееся отчасти враждебностью к чужакам. Так, в 1735 г. Джон Кэмпбелл из Колдера (Каудор), член Парламента от Пемброкшира и владелец поместий как в этом графстве, так и в Шотландии, писал своему сыну:

«В воскресенье сюда пришли два горца в традиционных шотландских нарядах, без штанов, с длинными мечами, с пистолетами за поясом. Они привезли твоему дяде Филиппу восемь собак... Горцы шли из Шрусбери через Монтгомеришир и Кардиганшир. Люди в Англии обходились с ними вежливо и не удивлялись их одежде, но когда они прошли несколько миль по валлийской земле, люди стали их бояться, а содержатели постоялых дворов не хотели их пускать. Зайдя в один такой двор, они были вынуждены сказать, что они за все заплатят и будут вести себя вежливо, и, сказав это с пистолетами в руках, они напугали людей так, что они стали сговорчивее, а иначе им бы пришлось ночевать под забором и, возможно, им было бы нечего есть, но это произошло в диком Уэльсе; в нашей части страны [Пемброкшире] дела обстоят лучше».

В 1776 г. Джэбез Фишер, американский путешественник, писал о Шропшире: «Назови человека в этом графстве валлийцем, и ты оскорбишь его. Отправляйся в Уэльс, и ты не сможешь нанести большего оскорбления, если назовешь там кого-либо англичанином. И это патриотизм? Это любовь к собственному графству». В XVIII в. ученые выводили валлийское самосознание из древнего языка и истории Уэльса; некоторые их утверждения были совершенно голословными.

Это национальное самосознание, опиравшееся на валлийский язык и память о прошлом, не имело политического выражения и ни к чему не вело. Уэльс ничем не отличался от английских графств в глазах британских министров и не представлял никаких особых проблем для британского правительства. В Уэльсе не существовало националистического движения. Не было и особых ведомств для управления Уэльсом, а новые инициативы, такие как подоходный налог и перепись, вводились без каких-либо оговорок применительно к местным условиям. Базирующиеся в Лондоне учреждения, такие как Управление таможенных пошлин и акцизных сборов, включали в свою сферу деятельности и Уэльс. Здесь не было ничего похожего на особую законодательную и религиозную систему в Шотландии.

Уэльс играл весьма незначительную роль и в политике. От него в Парламент избиралось 24 представителя, гораздо меньше, чем, например, от Корнуолла, так что они составляли лишь малую часть от общего числа 558 парламентариев, избиравшегося после унии с Шотландией. Впрочем, по-видимому, они и не выступали в качестве единой группы. Валлийский электорат, не насчитывавший в 1790 г. и 19 000 человек, хотя и существенно превосходивший численность шотландских выборщиков, отличался относительной покорностью правительству, и во время якобитских мятежей Уэльс по большей части оставался в стороне от волнений; по крайней мере, здесь не происходило ничего подобного шотландским восстаниям 1715 и 1745 гг. В XVIII в. Уэльс не удостоился ни одного визита монарха, но в то столетие монархи не оказывали такой чести ни Ирландии, ни Шотландии, ни Северной Англии. Уэльс, особенно северный Уэльс, практически не ощущал военного присутствия. Незначительные отделения, принадлежавшие полкам, размещенным в Англии, обычно стояли только в Кармартене, Аберистуите и Абердиви, а их основным занятием было обеспечение таможенных и акцизных сборов.

Основные события в жизни Уэльса XVIII в. происходили в религиозной сфере. Евангелическая церковь способствовала распространению образования и реформированию общества. Англикане и диссентеры вели борьбу с католичеством, пьянством и невежеством, выступая за оздоровление и грамотность народа. Валлийский язык находился в противоречивом положении. Некоторые священники и сквайры стремились вытеснить его из обращения. Преподобный Гриффит Джонс (1683-1761) вынес множество нападок и обвинений в тайном потворстве методизму, так как начиная с 1730-х гг. он подчеркивал необходимость использовать валлийский язык в качестве орудия для распространения грамотности и вести на нем преподавание. В одном только 1737 г. он открыл 37 школ и приложил руку к изданию Библии и Молитвенника на валлийском, выпущенных в 1746 г. Обществом распространения знаний о христианстве. Это было последнее издание в ряду валлийских Библий и Молитвенников, выпускавшихся с 1700-х гг. Процветал также религиозный радикализм, а Великое Возрождение середины XVIII в. привело к быстрому развитию особой, собственно валлийской формы методизма, опиравшейся на теологию кальвинизма. Этой разновидности суждено будет стать отличительной чертой валлийскоязычных областей северного и западного Уэльса в XIX в. Долины южного Уэльса также строго придерживались нонконформизма.

Социально-религиозные явления XVIII в. — образование, религиозное возрождение и борьба с неграмотностью — оказали более фундаментальное воздействие на будущее Уэльса, чем политическая система при Ганноверах. Они заняли центральное место в валлийской исторической памяти и заложили основы валлийской культуры XIX в., хотя подлинное «завоевание деревни» произошло около 1790-1820 гг. Это был важнейший период в культурной гегемонии нонконформизма. Между 1810 и 1840 гг. новая валлийская реформация глубоко проникла в повседневную жизнь населения, разрушив ее традиционный уклад и культуру с ее праздниками и ярмарками. Кроме того, радикализация мировоззрения в период Войны за независимость Америки и Великой французской революции заложила основы для радикализма нонконформистского толка в XIX в. Увеличивалось расхождение между англоязычным и англофильским валлийским дворянством и валлийскоязычным и валлийскоцентричным профессиональным и рабочим сословием.

 

Экономическое развитие

Британии предстояло защищать свое положение ведущей морской державы и колониальные приобретения, сделанные ею в середине XVIII в., от серьезных угроз, возникших в 1775-1815 гг., среди которых можно выделить восстания в Америке и Ирландии и войны с республиканской и наполеоновской Францией. В таких условиях британское общество менялось как в социальном, так и в экономическом плане. После ста лет ограниченного роста, если не стагнации, демографические темпы резко возросли, приведя к увеличению численности населения Англии и Уэльса (в миллионах) с 5,18 (1695 г.), 5,51 (1711 г.), 5,59 (1731 г.), 6,20 (1751 г.) до 8,21 (1791 г.). Самый высокий темп роста наблюдался в 1781-1791 гг., составляя 0,83 процента в год. Население Шотландии возросло с 1,26 миллиона на 1757 г. до 1,6 миллиона на 1801 г. Так как рабочая сила существенно увеличилась в числе, Британия была вынуждена импортировать зерно, чтобы прокормить растущее население, а реальная заработная плата оказалась под угрозой снижения, хотя и оставалась в общем стабильной до 1790-х гг. Увеличившееся население было способно прокормиться, и высокие темпы роста удерживались на прежнем уровне. С 1780-х до 1820-х гг. снижение смертности играло менее важную роль, чем рост рождаемости. Рождаемость в сельской местности превышала городскую смертность, так как города несли особую опасность в качестве очагов и рассадников болезней, а население в них увеличивалось только за счет миграции из сельских районов. Однако вследствие применения различных методов ухода за грудными детьми и их кормления детская смертность существенно снизилась. Сельскохозяйственные усовершенствования, сооружение каналов и улучшение дорог, а также развитие торговли и промышленности привели к росту национального благосостояния и изменениям в экономике. Так, процент мужской рабочей силы, задействованной в промышленности, вырос с 19 (1700 г.) до 30 (1800 г.), а в сельском хозяйстве упал с 60 до 40, хотя производительность труда в этом секторе повысилась, отчасти благодаря использованию извести в качестве удобрения; печи для обжига извести топились углем. В 1790 г. было завершено строительство Оксфордского канала, связавшего Оксфорд со срединными графствами и явившегося последним звеном в цепи, соединившей реки Трент, Мерси и Темзу. Открытие Монклендского канала в 1793 г. повлекло за собой развитие ланкаширского каменноугольного бассейна, поставлявшего уголь на быстро растущий рынок Глазго.

Были совершены научные открытия в ряде областей. Браунриг (1711-1800) сформулировал концепцию кратности газов. Джозеф Блэк (1728-1799), профессор химии в Глазго, а затем в Эдинбурге, открыл скрытую теплоту и углекислый газ. Генри Кавендиш (1731-1810), мастер количественного анализа, в 1766 г. первым выделил водород в качестве особого вещества, а в 1781 г. первым определил состав воды. Джозеф Пристли (1733-1804) открыл ряд газов и окисей, а также электричество.

Распространение кормовых культур, таких как клевер, полевая капуста и репа, способствовало сокращению целинных земель и увеличению объемов животноводства, источника «старого доброго ростбифа», а также шерстяной одежды и главного вида удобрений. Резко возрос процент огороженной земли: на протяжении XVIII столетия акты об огораживании распространились на 21 процент территории Англии. Они особенно часто принимались в 1760-х и 1770-х гг., когда были огорожены глиноземы срединных графств, на которых произошел переход от земледелия к скотоводству, и вновь во время длительных войн с республиканской и наполеоновской Францией в 1793-1815 гг., когда высокие цены вызвали расширение пахотной площади, особенно на ранее невозделанных или плохо возделанных землях. Изгороди стали еще более характерны для равнинной Британии.

Огораживание вовсе не обязательно влекло за собой повышение производительности. Сельское хозяйство по-прежнему требовало много труда, так как сельскохозяйственный труд был очень дешев. Кроме того, были и неогороженные земли, на которых интенсивно вводились усовершенствования. Однако огораживание позволяло проще контролировать землю, сдавая ее внаем, часто было связано с нововведениями и сопровождалось перераспределением доходов от арендаторов к землевладельцам. Прогрессивные землевладельцы нарушали традиционные права и правила, а огораживание общинных земель создавало особенно высокое напряжение. Огораживание облегчалось тем фактом, что, в отличие от континентальной Европы, в Британии крестьянское землевладение было весьма ограничено. Система арендаторства позволяла поддерживать власть землевладельцев. Чтобы подчеркнуть тему региональных различий, важно, однако, отметить, что социальный контекст огораживания различался по областям: в некоторых районах, например, в Нортгемптоншире, землевладельцы проводили парламентские постановления, преследовавшие их интересы, но в других частях страны, например, в Гемпшире и Сассексе, огораживание основывалось на частных соглашениях и вызывало меньше социальных проблем. Увеличение численности населения, а также война с Францией, привели к резкому подъему сельского хозяйства в период 1790-х-1810-х гг. Вследствие этого повысился рентный доход, отразившийся в активном строительстве, которое вели землевладельцы: сельская Англия до сих пор примечательна Георгианскими особняками.

Великолепные здания возводились также в Шотландии и Ирландии; в качестве примера можно привести Калзеан и Инверэри. С начала 1790-х гг. вырубки в шотландском Хайленде отражали инициированный землевладельцами переход к сельскохозяйственной системе, которая требовала меньше рабочей силы. Во владениях графини Сазерленд в 1814-1820 гг. было расчищено 794 000 акров клановой земли. В Ирландии, напротив, интенсивное разведение картофеля поддерживало рост населения.

Даже если темпы индустриализации на самом деле были ниже, чем принято считать, и ограничивались лишь некоторыми областями и секторами экономики, их качественное воздействие на экономические изменения было очевидно для современников. В конце XVIII в. многие люди живо ощущали перемены в экономике и технический прогресс. Произошли существенные изменения в интенсивности и организации труда, а также в материальных условиях. Джин был выпущен из бутылки; технические новшества открывали гигантские возможности. В 1733 г. Джон Кей создал роликовый челнок, который к 1780-м гг. вошел в повсеместное употребление в Йоркшире и повысил производительность труда ткачей. Прядильная машина Джеймса Харгривза (1764-1765 гг.), кольцепрядильная машина Ричарда Аркрайта (1769 г.) и мюль-машина Сэмюэля Кромптона (1779 г.) произвели революцию в текстильной промышленности. В 1769 г. Джеймс Ватт запатентовал паровую машину с более низким потреблением энергии. Паровой насос осушал глубокие угольные шахты. В начале 1790-х гг. в угольных шахтах появились подъемники на паровой тяге. Посетив Колбрукдейл в 1754 г., Рейнхольд Ангерстейн отметил: «Удивительно, как развито здесь чугунолитейное искусство». В 1776 г. Джейбез Фишер посетил медноплавильное производство в Уайт-Роке близ Суон-си, основанное в 1737 г.:

«Здесь имеются 43 печи под постоянной тягой, используемые в особых отделениях, и 150 человек, при взгляде на которых невольно вспоминаются обитатели преисподней. Тем не менее соблюдается величайший порядок; все они двигаются подобно машинам».

Экономическое развитие было связано с войнами и растущими запросами империи, внутренним спросом и изменениями на внешних рынках. Развивалась металлургическая промышленность, особенно печеплавильная, а фабриканты охотно внедряли технологические новшества. Для перевозки угля строились каналы и гужевые дороги. Например, четвертый герцог Портленд в 1808 г. построил новую гавань в Труне на западном побережье Шотландии и провел к ней гужевую дорогу от своих угольных шахт в Килмарноке, по которому в 1839 г. было перевезено более 130 000 тонн угля. В 1816 г. Наполеон на острове Святой Елены сказал британскому полковнику: «Ваш уголь дает вам преимущества, которыми мы во Франции не располагаем».

 

Транспорт и темпы изменений

Усовершенствование путей сообщения способствовало сплочению элиты, открывая более широкие возможности для образования, социализации и путешествий с деловыми или политическими целями. В конце XVIII в. во множестве издавались акты об устройстве насыпных дорог, позволявшие местным трестам вступать во владение отрезками дорог и финансировать их улучшение за счет пошлин и сборов. Например, дорога Эдинбург-Глазго была насыпной в 1780-х гг. Вымощенные щебнем и загрунтованные дороги, появившиеся в 1780-х гг., отличались более жесткой и сухой поверхностью и позволяли конным повозкам развивать более высокую скорость. Строились мосты, заменявшие броды и переправы. Лондонские газеты во все большем количестве доставлялись в провинции; почта значительно улучшилась, а в 1784 г. начала действовать королевская каретная почта. Это служило к выгоде расширяющейся банковской системы и переписке, игравших важнейшую роль в двух недавно возникших и быстро развивающихся литературных формах — романе и журнале. Многие социальные черты, ассоциируемые ныне с экономическими изменениями, уже отчетливо проступали.

Британские острова далеко не были сельским Элизием, жизнь сельского мира уже в XV и XVI вв. испытала значительные потрясения. Ни огораживание, ни быстрые изменения в землепользовании, ни сельская пролетаризация, ни социальные и экономические перемены, вызванные индустриализацией, ни технологические нововведения, ни подъем и упадок в разных областях и разных сферах экономической деятельности не представляли собой ничего нового. Однако с конца XVIII в. они набрали размах и ход и после этого уже их не снижали. Этот процесс постоянных изменений больше, чем что-либо другое, ознаменовал наступление современной эпохи.

 

Георг III (1760-1820 гг.)

Впрочем, для узкого круга власть имущих первоочередное значение имели, конечно, политические изменения. Двухпартийная система вигов и тори, игравшая важную роль с начала XVIII столетия, в 1760-х гг. уступила дорогу по сути частным политическим группировкам, а соперничество политических лидеров и меняющиеся предпочтения Георга III создавали крайне нестабильную обстановку. Как и любой король континентальной европейской державы, Георг, первый представитель Ганноверской династии, родившийся на Британских островах, решительно отвергал политику группировок и препятствовал попыткам одиозных в его глазах политиков занять ту или иную правительственную должность.

Как и другие монархи, Георгу после восшествия на престол пришлось столкнуться ос значительными трудностями при налаживании отношений с ведущими политиками, когда он был вынужден убеждать считаться со своими взглядами тех, кто поддерживал нормальные рабочие связи с его предшественником, и тех, кто рассчитывал на радикальные перемены. Георг разошелся с Уильямом Питтом Старшим в 1761 г. и с герцогом Ньюкаслом в 1762 г. и назначил в 1762 г. Первым лордом Казначейства своего фаворита Джона, третьего графа Бьюта, чтобы принять отставку своего слабовольного ставленника, не выдержавшего давления внутренней оппозиции, уже в 1763 г. В 1763 г. Георг жаловался французскому посланнику на «дух беспокойства и излишнюю вольность, царящие в Англии. Важно не пренебрегать ничем, что может сдержать этот дух». Георг III был полон решимости всеми силами поддерживать постреволюционное устройство, как он сам его понимал, но положение осложнялось двусмысленностью некоторых конституционных положений, таких как коллективная ответственность кабинета и обязанность монарха выбирать министров из людей, облеченных доверием Парламента, а также изменчивой политической атмосферой в Лондоне. Недовольство лондонского населения, отчасти вызванное экономическими трудностями после окончания Семилетней войны, использовал хитрый антигерой Джон Вилькс, делец от политики и вольнодумный член Парламента, вступивший в противостояние с Георгом III вследствие постоянных нападок на короля, которые он помещал в своей газете «Норт-Бритон». Георг III нашел подходящего министра, способного контролировать Парламент, только в 1770 г.: им был Фредерик, лорд Норт.

 

Потеря Америки

Тем не менее недовольство и противоречия, возникшие в 1760-х гг. вследствие желания Георга III назначать министров по собственному выбору, поблекли на фоне крушения имперских взаимоотношений с Америкой. Решение заставить колонии, не имевшие представительства в Парламенте, оплачивать часть расходов на оборону, оказалось судьбоносным, впрочем, в той же мере, как и возрастающая демократизация американского общества, упорное отрицание британской власти, озабоченность британской политикой в Канаде и распространение подозрений о существовании заговора в пользу Георга III с целью возродить самодержавную монархию.

Из Семилетней войны британское правительство вышло с беспрецедентно высоким национальным долгом, часть которого оно собиралось переложить на Америку. Однако американцы, более не ощущавшие угрозы со стороны французских баз в Канаде, вовсе не желали видеть в британских войсках своих спасителей. Закон о гербовом сборе от 1756 г. привел к кризису, так как американцы отвергли финансовые запросы Парламента, а после этого отношения были разорваны из-за фундаментальных противоречий по конституционным вопросам. Однако то, что самые важные британские колонии в западном полушарии, то есть колонии в Вест-Индии, не восстали, несмотря на чувствительность их элит к вопросу конституционных принципов, свидетельствует о том, что кризис британской имперской системы не был неизбежен, а в дальнейшем развитии событий главную роль сыграли факторы, составлявшие отличительный признак американских колоний. Об этом же говорит и тот факт, что восстание не вспыхнуло, например, в Ирландии.

Вооруженная борьба началась в 1775 г. у Бостона вследствие решимости правительства лорда Норта прибегнуть к силе и готовности американцев к такому же способу разрешения конфликтов. Плохо обдуманный совет захватить склады незаконного оружия привел к столкновениям в Лексингтоне и Конкорде, и британцы вскоре оказались блокированы с суши в Бостоне. Попытка отогнать американцев повлекла за собой тяжелые потери в сражении при Банкер-Хилле.

В 1775 г. британцы были изгнаны из тринадцати колоний, а в следующем году американцы провозгласили независимость. Однако Британии удалось отстоять Канаду и перейти в контратаку, чтобы вернуть Нью-Йорк (1776 г.). В следующем году британцы захватили Филадельфию, но потерпели поражение при Саратоге. После того, как на стороне республиканцев в войну вступили французы (1778 г.), британским войскам стало не хватать ресурсов, необходимых для успешных действий в Америке, и они были вынуждены занять оборонительную позицию, в то время как сам конфликт приобретал размах мировой войны. В 1779 г. к Франции присоединилась Испания, а в конце 1780 г. Голландия.

Хотя франко-испанская попытка вторжения в Англию провалилась (1779 г.), а британцы удержали Гибралтар, Индию и Ямайку, поражение при Йорктауне (1781 г.) нанесло сокрушительный удар по британской политической воле. Британцы не захотели продолжать войну и признали независимость Америки. Эти события подвели черту под единством англоязычного мира. Америке, населенной народом, обладавшим необычайной жизнеспособностью, суждено будет стать самым быстро развивающимся независимым государством в западном полушарии, первой и главной из деколонизированных стран, нацией, поставленной в самые выгодные условия, чтобы воспользоваться преимуществами, которые вытекали из сочетания европейских традиций, независимости и возможностей экспансии и развития. Америке предстояло сыграть ключевую роль в Первой и Второй мировой войне, предопределив конечный успех союзов, в которые входила Британия. К тому же, именно благодаря Америке многие стороны британской культуры, общества и идеологии, хотя и в измененном виде, приобретут огромное влияние, далеко выходящее за временные и пространственные рамки Британской империи.

 

Министерство Уильяма Питта Младшего (1783-1801,1804-1806 гг.)

Как часто бывало в британской истории, за поражением последовало падение правительства. Отставка лорда Норта в 1782 г. ознаменовала наступление периода правительственной и конституционной нестабильности. Вынужденный составить кабинет из министров, к которым он не испытывал симпатии, Георг угрожал отречься от престола и в 1783-1784 гг. разорвал несколько фундаментальных политических договоров, стремясь низвергнуть правительство Фокса-Норта и поставить во главе кабинета 24-летнего Уильяма Питта Младшего, сурового, но иногда пьющего второго сына Питта Старшего, хотя у нового правительства и не было большинства в палате общин. Таким образом, победа Питта на общих выборах 1784 г. была одновременно и победой Георга и положила начало периоду стабильного правительства, продолжавшемуся до отставки Питта в 1801 г. Подобно Уолполу и Норту, Питт понимал важность здравой финансовой политики и хотя был заинтересован в реформе избирательной системы, не стал настаивать на этом спорном проекте после того, как он не прошел обсуждения в 1785 г. Война за независимость Америки более чем вдвое увеличила национальный долг, но разумные реформы, проведенные Питтом, и умелое управление финансами, а также существенный рост торговли, не в последнюю очередь с Америкой, выправили положение. Однако, как часто случается при монархической форме правления, преемственность курса оказалась под угрозой в связи с престолонаследием, так как у Джорджа, принца Уэльского, будущего Георга IV, неприятие вызывали не только бережливость, добродетельность и добросовестность его отца — это отторжение он переносил и на Питта, предпочитая ему его главного противника Чарльза Джеймса Фокса, который, в отличие от принца, обладал разносторонними талантами, но, подобно ему, не отличался самообладанием. Когда в конце 1788 г., приступ порфирии заставил всех поверить в то, что Георг впал в безумие и близок к смерти, последующий кризис регентства чуть не привел к отставке правительства, но, к счастью для Питта, в начале 1789 г. король выздоровел.

Поражение в войне с Америкой обусловило ряд реформ, особенно во флоте, и это существенно помогло Британии в будущих противостояниях. Британия оправилась от потери тринадцати колоний, Флориды и нескольких островов в Карибском море (по Версальскому миру 1783 г.), основав первую британскую колонию в Малайзии (Пенанг, 1786 г.) и первую европейскую колонию в Австралии (1788 г.) и отстояв в борьбе с Испанией свое право торговать с западным побережьем современной Канады и создавать там свои поселения (кризис Нутка Саунд, 1790 г.).

 

Война с Францией

Хотя в ходе войн с республиканской, а затем наполеоновской Францией (1793-1802, 1803-1814, 1815 гг.) Британию и ждали серьезные потрясения, самыми опасными из которых были Ирландское восстание 1798 г. и угроза вторжения Наполеона в 1803 г., Британия выстояла, в основном благодаря победам своего флота, в ряду которых выделяется победа, одержанная Горацио Нельсоном при Трафальгаре (1805 г.). Однако война с республиканской Францией показала, что Британия неспособна защитить Бельгию и Голландию, а последующие экспедиции в эти страны — высадка в Голландии войска под началом сына Георга III, Фредерика, герцога Йоркского, в 1799 г. и нападение на Вальхерен в 1809 г. — закончились неудачей.

Война заставила Британию задействовать все свои ресурсы, а поражения вели к возникновению политических кризисов или усугублению уже существующих проблем. Питту Младшему пришлось на собственном опыте узнать, что управлять страной в военное время значительно тяжелее, чем в период реформ и обновления, которые во многом были обязаны своим осуществлением именно ему. Питт умер в 1806 г., отдав служению стране все свои силы. Стоимость войны и причиняемые ей нарушения в экономике ложились тяжелым бременем на британское общество, ведя к инфляции, крушению золотого стандарта, по которому Английский Банк обеспечивал бумажные деньги (1797 г.), стагнации средней реальной заработной платы и лишениям, особенно во время голода 1795-1796 и 1799-1801 гг. Реальная заработная плата ланкаширских ткачей в 1792-1799 гг. снизилась больше чем на половину. Деятельность радикалов запрещалась или ограничивалась, а тред-юнионы практически оказались закрыты по актам о союзах от 1799 и 1800 гг., которыми объявлялись незаконными объединения наемных работников с целью повышения оплаты или улучшения условий труда. Радикализм иногда имел националистическую подоплеку в Ирландии и, в меньшей степени, в Шотландии.

Владычество Наполеона на континенте ставило под угрозу английские интересы. Создав в ноябре 1806 г. континентальную систему, он попытался поставить Британию на колени при помощи экономических методов. Берлинским декретом была объявлена блокада Британии и запрещалось вести с ней торговлю. Кроме того, экономические сложности возникли и вследствие войны с Соединенными Штатами Америки (1812-1814 гг.) за британское регулирование торгового нейтралитета. Британцы сожгли Вашингтон и успешно отразили наступление американцев на Канаду, но потерпели поражение у Нового Орлеана.

Эта война — единственная война с Соединенными Штатами после 1783 г. — была, тем не менее, лишь побочной линией борьбы с Наполеоном, и британцам повезло, что они вступили в конфликт с Америкой после того, как разгромили французский флот, и когда наполеоновская система уже начала рушиться вследствие неудачного похода на Россию в 1812 г. Победа над Наполеоном стала возможной благодаря созданию союза, в который Британия внесла деньги (66 миллионов на субсидии и вооружение союзников) и победы герцога Веллингтона в Португалии и Испании при Вимейро (1808 г.), Талавере (1809 г.), Саламанке (1812 г.) и Витории (1813 г.). Эти победы во многом были обусловлены слаженностью огня британской пехоты. Под личным командованием Веллингтона никогда не было более 60 000 человек, а его войска всегда уступали противнику в кавалерии и артиллерии, но он умел прекрасно оценивать особенности ландшафта, и, как при Вимейро, занимавшие удачные позиции британские линии успешно сдерживали натиск французских колонн.

Британский вклад в победу коалиции нашел ярчайшее воплощение в ведущей роли, которую играла Британия на Венском мирном конгрессе (1814-1815 гг.), и в битве при Ватерлоо (1815 г.). Хотя британский контингент составлял меньше половины англо-германо-голландских сил под началом Веллингтона, его действия предопределили исход сражения, так как ему удалось остановить атаки французской кавалерии и пехоты, пока, наконец, части наполеоновской старой гвардии не отступили. Храбрость, проявленная шотландскими горцами при Ватерлоо, довершила их реабилитацию и открыла возможность для торжественного шествия, устроенного в честь приезда Георга IV в Эдинбург в 1822 г.

 

Уния с Ирландией

Акт об унии с Ирландией, обнародованный в 1800 г., явился ответом на восстание 1798 г. Увеличившееся во второй половине XVIII в. благосостояние католиков и раздоры в среде протестантов имели важное значение для длительного процесса, в ходе которого католики постепенно выдвинулись на ведущие позиции в политике и стали играть более активную роль в общественной жизни. Привлечение ирландцев на военную службу во время войны с Францией также подкрепило стремление к улучшению положения католиков. Обеспокоенность возможным воздействием Великой французской революции подтолкнуло правительство в Лондоне к принятию ряда мер к укреплению юридического статуса католического населения. Французская революция внесла в ирландские настроения оттенок радикализма и создала предпосылки для иностранной поддержки в случае восстания. В 1791 г., когда Вульф Тон основал общество «Объединенные ирландцы», которое до 1796-1797 гг. представляло собой преимущественно ольстерское пресвитерианское движение, он выдвинул программу, включавшую требования наделить избирательным правом все взрослое мужское население, создать равные избирательные округа и ежегодно созывать Парламент. Если бы эта программа была проведена в жизнь, она уничтожила бы олигархический режим, установившийся в Дублине. Питт Младший отклонил предложения вице-короля Ирландии графа Уэстморленда и желания группы «Протестантское верховенство», он умиротворил возбужденных католиков, дав состоятельным католическим землевладельцам право голоса в 1793 г. По Акту о «Местах и пенсиях» и Акту о смягчении ограничений прав католиков, разрешилось носить оружие, заседать в суде присяжных и занимать низшие гражданские и военные должности. Питт уже обдумывал возможность парламентской унии между Британией и Ирландией. Ирландская католическая церковь, обеспокоенная враждебностью к католицизму и атеизмом французских революционеров, проповедовала религиозный долг повиновения правительству Георга III.

Однако важные инициативы были заблокированы. Граф Фиц-Уильям, вице-король в 1794-1795 гг., пытался устранить оставшиеся юридические препоны, отстранявшие католиков от Парламента и правительственных должностей, но его предложения были дезавуированы, а сам он отозван. Фиц-Уильям считал, что необходимо пойти на уступки, чтобы предотвратить распространение революционных настроений, а провал его начинаний еще больше разочаровал католиков и утвердил радикалов во мнении, что достичь своих целей они могут только с помощью революции. Организация «Объединенных ирландцев», запрещенная в 1794 г., превратилась в тайное общество республиканской и католической направленности, начавшее подготовку к революционному восстанию. Тон искал поддержки в Америке и во Франции. Ему удалось убедить французов предпринять попытку крупномасштабного вторжения в 1796 г., но ей воспрепятствовал встречный ветер. В декабре 1796 г., когда французский флот с 12 000 солдат вошел в залив Бентри, он не смог высадить на берег ни одного отряда. «Объединенные ирландцы» создали военную организацию, но в 1797 г. британская армия разоружила ольстерские ячейки. Так как общество принимало все более католический уклон, оно лишилось поддержки протестантов.

Борьба достигла высшей точки в восстании 1798 г. Арест лейнстерского комитета «Объединенных ирландцев» и организаторов планируемого мятежа в Дублине нанес тяжелый удар по замыслам восставших, которые смогли создать серьезную военную угрозу только в Уэксфорде, где стоял слабый гарнизон. Мятежники были разбиты при Винигар-Хилле. Восстание, поддержанное неудачным французским вторжением в Коннахт, было жестоко подавлено Корнуоллисом, который в свое время потерпел поражение от американцев и их французских союзников при Йорктауне в 1781 г.

Восстание показало, что Верховенство неспособно поддерживать стабильность в Ирландии, и побудило британское правительство выступить за унию. По Акту об унии от 1800 г. ирландский Парламент был распущен, но ирландцы получили право направлять своих представителей в Вестминстер. В палату общин должно было войти 100 новых парламентариев, хотя определенное число ирландских «гнилых местечек» потеряло свои места. В палату лордов вошло четыре лорда от духовенства и 28 светских лордов. Англиканские церкви были объединены в одну протестантскую епископальную церковь, получившую название Объединенной Церкви Англии и Ирландии, хотя это объединение никогда всерьез не рассматривалось. Однако попытка Питта углубить унию, дав католикам представительство в Парламенте и позволив им занимать большую часть государственных должностей, натолкнулась на сопротивление Георга III, который считал, что это нарушит обещание, данное им при коронации, защищать англиканскую церковь. Впоследствии (даже еще к 1820 г.) упор на протестантизме и гражданских правах вполне мог подорвать Унию, но значительное число здравомыслящих политиков считало возможным сохранить ее. Католики смогли занять свое место в Парламенте только в 1829 г. Маргинализация католиков ярко проявлялась в церковной географии Ирландии. В Килдаре, например, где католики составляли подавляющее большинство жителей, единственным католическим храмом была часовня в удаленной части города. Тем не менее католики получили больше прав, чем когда-либо.

 

Расширение империи

Военно-морская мощь позволяла Британии доминировать в европейском трансокеаническом мире во время революционных и наполеоновских войн. Датские, голландские, французские и испанские флоты были приведены в негодность; Британия получила возможность совершать нападения с моря на оказавшиеся в изоляции центры других европейских держав и приобретать новые владения за счет неевропейских народов. Путь в Индию был надежно защищен: Кейп-Таун был захвачен в 1795 г., а затем в 1806, после его потери в 1802 г.; Сейшельские острова — в 1794 г., Реюньон и Маврикий — в 1810 г. Британские позиции в Индии и Австралазии значительно укрепились, а по решению Венского конгресса Британия приобрела Цейлон (Шри Ланка), Сейшелы, Маврикий, Тринидад, Тобаго, Сент-Люсию, Мальту, Колонию Кейп и Гвиану. Тихий океан превратился из испанского в британское озеро, а Индия служила базой британского могущества и влияния в Индийском океане.

Характер Британской империи и европейского мира в целом претерпел коренные изменения. В 1775 г. большинство британских подданных за пределами Британии составляли белые (хотя население Вест-Индских колоний преимущественно состояло из черных рабов) христиане британского или, по крайней мере, европейского происхождения, пользовавшиеся элементами самоуправления. К 1815 г. это уже не соответствовало действительности. К этому времени большая часть трансокеанического европейского мира за пределами западного полушария принадлежала Британии; а к 1830 г. британским стало подавляющее большинство заокеанских европейских владений. Это положение не могло удерживаться в таком виде; действительно, в 1830 г. французы оккупировали Алжир, положив начало созданию своей североафриканской империи. Тем не менее уникальное океаническое могущество, которого Британия добилась в ходе революционного, наполеоновского и посленаполеоновского периода, имело важнейшее значение для экономического и культурного развития страны в XIX в. Франции еще предстояло вновь превратиться в империю; Португалия и Голландия еще приобретут заморские владения; Германия, Италия, Бельгия и Соединенные Штаты также станут имперскими державами; но ни одно из этих государств не достигло такого важного положения и не играло такой выдающейся роли в общественной культуре, как Британия в эпоху Виктории и Эдуарда.

Расцвет Британской империи оказал огромное влияние на британскую экономику, британскую элиту, которая прониклась сознанием своей новой роли и миссии и получила новые возможности для карьеры, и на британскую общественную жизнь. Служба в колониях, особенно в Индии, стала престижной. Сэр Вальтер Скотт называл Индию, в которой многие шотландцы сделали военную, административную или торговую карьеру, «закромами Шотландии». Ощущение того, что Британия сыграла главную роль в организации сопротивления попыткам разрушить европейскую систему, исходившим от Людовика XIV, французских революционеров и Наполеона, отступало по мере того, как империя, особенно начиная с 1870-х гг., поставила на повестку дня вопрос о значении и своеобразии Британии, который приобрел особую остроту в ходе широкомасштабной эмиграции в некоторые колонии. Британская империя была во многом обязана своим становлением военным успехам, и вовсе неудивительно, что пантеон ее героев в XIX в. по большей части составлялся из военачальников, таких как Нельсон. В 1828-1830 гг. Веллингтон был единственным из бывших командующих в британской истории, занявшим пост премьер-министра.

 

7. ЭПОХА РЕФОРМ И ИМПЕРИИ, 1815-1914 гг.

 

В XIX в. Британские острова стали свидетелями экономических преобразований, получивших название индустриальной революции, политических реформ и укрепления имперского могущества. В свою очередь, эти процессы поставили новые проблемы, самой сложной из которых являлся «ирландский вопрос».

 

Индустриальная революция

Расхождение между Британией и другими европейскими державами произошло не только вследствие взлета ее могущества в качестве самой сильной империи в истории. Этот процесс был отчасти обусловлен и предопределен экономическим развитием и подъемом национализма. Технический прогресс привел к экономическим преобразованиям, не в последнюю очередь явившимся следствием выгодного положения, которое доставляли Британии доступный свободный капитал и труд, а также процветающие рынки растущего британского, колониального и иностранного населения. Паровая машина Wheal Virgin, созданная в 1790 г. бирмингемской компанией Бултона и Ватта, могла выполнять работу 953 лошадей. Широкое использование богатых и легко доступных британских запасов угля в качестве топлива для вырабатывания механической энергии освободило экономику от прежних энергетических ограничений, снизив стоимость и повысив доступность тепловой энергии, которая применялась во множестве отраслей промышленности, таких как мыловарение, стекольное производство и отбеливание льна. Будучи передвижным источником энергии, паровая машина позволяла сосредотачивать промышленное производство в городах и способствовала расширению спектра производимых товаров для растущего среднего класса.

Впрочем, наряду с главными изменениями не следует упускать из виду двухуровневую, постепенную и эволюционную природу индустриальной революции. Технологические перемены в первые десятилетия XIX в. шли в общем достаточно медленно, а их темпы сильно отличались по разным отраслям промышленности. Например, ручное прядение сохранялось в Ланкашире до 1840-х гг., в Лондоне и Бирмингеме поначалу преобладали мастерские, а не фабрики, а в Шотландии до 1830 г. промышленность работала по большей части не на угле, а на воде. Несмотря на железные дороги, британцы продолжали использовать конную тягу. Хронология увеличения использования паровой тяги и роста городского населения не совпадают. Тем не менее само понятие индустриальной революции этими соображениями под сомнение не ставится. Потенциал и характер британской промышленности претерпели радикальные изменения. Многие быстро растущие города начала XIX в. были центрами промышленной активности, например, Бредфорд, Данди и Мертир Тидвил.

Индустриальная революция создала в Британии особую экономику. Средняя годовая добыча угля и лигнита в 1820-1824 гг. (в миллионах тонн) составляла 18 в Британии и 2 во Франции, Германии, Бельгии и России вместе взятых. За 1855-1859 гг. эти цифры 68 и 32, а за 1880-1884 гг. — 159 и 108 соответственно. Потребление хлопка-сырца в 1850 г. (в тысячах тонн) составляло 267 в Британии и 162 в остальной Европе, а в 1880 г. — 617 и 503. Ежегодное производство чугуна в 1820 г. (в миллионах тонн) в Англии достигало 0,4, как и в остальной Европе, в 1850 г. 2,3 и 0,9, в 1880 г. — 7,9 и 5,4; стали в 1880 г. 1,3 в Британии и 1,5 в остальной Европе. Британское население (исключая Ирландию) выросло с 7,4 миллиона в 1750 г. до 29,7 миллиона в 1881 г., и значительная часть этих людей работала на мельницах, шахтах и фабриках. Например, население Манчестера и Солфорда выросло между 1801 и 1891 гг. больше чем в пять раз. Перепись 1851 г. показала, что впервые в истории городское население Англии обошло по численности сельское.

Угольная шахта Баргод, Гламорганшир

Индустриальная революция радикально изменила Британские острова. Прежние «недоразвитые» и плохо доступные области стали энергично развиваться благодаря угольным залежам. Уголь играл жизненно важную роль для производства энергии, транспорта и новых индустриальных технологий. Британия первенствовала в добыче угля во всем мире.

 

Транспортная революция

Всемирная выставка 1851 г. продемонстрировала искусство и умение производителей. Об этом же свидетельствовала эволюция от стационарной к передвижной паровой машине и последующая железнодорожная революция. В 1825 г. были открыты Стоктонская и Дарлингтонская железные дороги; Ливерпульско-Манчестерская — в 1830 г. Локомотив, ходивший по Стоктонской и Дарлингтонской железной дороге, шел со скоростью 12-16 миль в час. В 1829 г., когда паровое сопло Голдсуорти Гурнея было поставлено на локомотив Джорджа Стивенсона, носивший гордое название «Ракета», скорость достигла 29 миль в час. За последующие два десятилетия сложилась национальная система, хотя она создавалась и управлялась конкурирующими компаниями. Железнодорожное сообщение из Лондона установилось с Саутгемптоном в 1840 г., Бристолем в 1841 г., Экзетером в 1844 г. (сократив время путешествия с 21 до 6 часов), Норвичем в 1845 г., Линкольном в 1846 г., Плимутом в 1847 г., Холихедом в 1850 г. (сократив время переезда с 40 до 9,5 часов), и Труро в 1859 г. К 1850 г. железнодорожная сеть покрыла почти всю страну, за исключением северной Шотландии, Корнуолла и большей части Уэльса. Впоследствии железные дороги охватили все Британские острова, значительно превзойдя по протяженности каналы. В 1911 г. в одном Девоне и Корнуолле было 130 станций. Каналы не сразу уступили железным дорогам первенство. Более дешевые расценки все еще делали их привлекательными в тех случаях, когда тяжелые товары не требовалось перемещать быстро. И все же, в конечном итоге, железные дороги обрекли каналы на жалкое прозябание.

Железные дороги перевозили грузы и людей по стране, наполняя ее новыми запахами и звуками, а также новыми конструкциями мостов, например, мост Брунеля через Тамар (1859 г.) и мост через Форт (1890 г.), виадуками и тоннелями, например, тоннель под Северном (1886 г.). Сеть пассажирских перевозок выросла с 60 миллионов миль в 1850 г. до 300 миллионов в 1870 г.

Производство и обеспечение поездов стало важной отраслью британской промышленности; в таких городах, как Крю, Донкастер, Суиндон и Волвертон создавались или расширялись большие мастерские. Даже города, не участвовавшие в железнодорожной промышленности, во многом от нее зависели. В Брайтоне и Гейтсхеде, например, железная дорога была главным работодателем. Вместе с экономическими моделями изменялась и природа сбыта. Небольшие рыночные центры пришли в упадок. Железные дороги конкурировали с каботажными перевозками, вытесняя их из жизненно важной сферы транспортировки угля с северо-востока в Лондон и Восточную Англию. Поезда использовались для доставки скоропортящихся товаров, таких как фрукты, цветы и молоко, в крупные города; ежегодно из Корнуолла доставлялось более 15 000 тонн брокколи; до Второй мировой войны специальный ежедневный поезд, оборудованный рефрижераторными установками, перевозил в Лондон тушки девонских кроликов. Железная дорога начиная с 1840-х гг. позволила пивоварам из Бертона-на-Тренте создать большую пивную империю. Путешествия на поезде также способствовали расширению и популяризации внутреннего туризма, в том числе и развитию приморских курортов, которые изменили облик британского побережья, такие как Ньюки, Ремсгейт, Борнмут, Хов, Истбурн, Маргейт, Саутенд, Ярмут, Скегнесс, Клиторпс, Бридлингтон, Скарборо, Моркамб и Блэкпул. Само строительство железных дорог, при котором большие бригады приезжих рабочих перемещались по сельской Британии, нарушало местные социальные модели и стереотипы. Перемены в транспортировке также произвели огромное культурное воздействие. Они повлекли за собой «стандартизацию» времени и необычайно повысили скорость передачи информации и распространение мод. «Местные» веяния вытеснялись модой метрополии.

 

Социально-экономические изменения

В XIX в. в Британии происходили радикальные экономические изменения, возможно, ярче всего проявившиеся в Бредфорде, население которого выросло с 16 012 человек в 1810 г. до 103 778 человек в 1850 г., так как город стал центром текстильной промышленности. Механизация принесла Бредфорду выгоду, расширение фабрик и приток иммигрантов. Новшества следовали одно за другим. За механизацией нитепрядения в 1826 г. последовала механизация камвольного ткачества, несмотря на беспорядки, устроенные рабочими. К 1850 г. работа, ранее выполнявшаяся в Бредфорде силами тысяч ткачей, работавших в сельской местности, теперь осуществлялась 17 642 автоматическими ткацкими станками, установленными на фабриках и выпускающими ткань для женской одежды.

Механизация определяла единообразие, производство дешевых стандартизованных товаров. В результате товары массового производства, такие как шоколад и мыло, могли потребляться и рекламироваться в национальном масштабе. Хотя фабричное производство не преобладало до второй половины XIX в., промышленность и торговля изменили лицо нации и жизнь народа: «У многих распухали руки в освещенных факелами шахтах и шумных заводских цехах» (Джон Ките, «Изабелла», 1820).

Последствия экономического развития проявлялись по-разному. Серьезную проблему создавало перенаселение. Члены Бредфордского комитета здравоохранения в 1845 г. посетили более 300 домов и обнаружили, что на одной кровати спят в среднем трое человек. В большом морском порту Ливерпуле на берегу оказались одновременно около 30 000 матросов, что привело к активизации проституции: в 1836 г. здесь было около 300 публичных домов, в 1846 г. их количество возросло до 538, а в 1857 г. насчитывалось по крайней мере 200 проституток в возрасте до 12 лет. Такие области промышленности, как сталелитейное производство, были потогонными, поэтому рабочим приходилось проводить свободное время в пивной, где они могли восполнить недостаток жидкости иногда четырьмя квартами пива в день, оплачиваемыми работодателем.

Так как Британские острова делились на области с разной региональной экономикой, индустриальное развитие было далеко не равномерным. Оно сосредотачивалось в угледобывающих регионах: северо-восточном, срединных графствах, южном Ланкашире, йоркширском Вест-Райдинге, южном Уэльсе, Файфе и Стратклайде. В 1910 г. в южном Уэльсе зафиксировано наибольшее количество каменноугольных копей за всю историю: 688. Тяжелая промышленность, например, черная металлургия и сталелитейное производство, машиностроение и кораблестроение, была привязана к областям угле- и железодобычи. Так, Воркингтон на побережье Камбрии начиная с 1857 г. стал превращаться в главный центр металлургии. Железные дороги, построенные в 1840-х и 1850-х гг., облегчали доступ к близлежащим железным рудникам и запасам кокса, располагавшимся в графстве Дарем. Население города пополнялось приезжими рабочими из Ирландии.

Для обслуживания новых отраслей производства развивались профессии среднего класса: появились новые профессии, например, бухгалтер, а также новые «индустрии», например, индустрия развлечений и туризма. И наоборот, области, ранее игравшие важную роль в британской экономике, такие как Восточная Англия и юго-западные регионы, страдали от деиндустриализации, отчасти из-за того, что здесь не добывался уголь, и оттока населения. Графство Норфолк, имевшее когда-то развитую текстильную промышленность, начиная с  1790-х гг. не могло соревноваться с фабричным хлопковым производством. Многие небольшие города ярмарок, такие как Дисс и Суоффем в Норфолке, практически не развивались и оставались в стороне от перемен до 1960-х гг., когда вновь наступил период их расцвета.

Финансовые связи имели большое значение для экспансии Британской империи, выражаясь как в инвестициях и грузоперевозках, так и в экспорте промышленных товаров. Иностранные инвестиции привели к тому, что доходы от зарубежных вложений, составлявшие 2 процента от валового внутреннего продукта в 1872 г., поднялись до 7 процентов в 1913 г. Экспорт капитала занимал важное место в укреплении британских экономических позиций в таких регионах, как Южная Америка. Лондон приобретал все большее экономическое значение как финансовый и торговый центр. Структура состоятельных классов в стране претерпела лишь частичные изменения вследствие развития индустриального капитализма. Ценности столичной (лондонской) элиты отличались от ценностей промышленников из северных областей и больше соответствовали «джентльменскому» образу жизни традиционной землевладельческой элиты.

 

Век предпринимательства

Состоятельные предприниматели промышленных областей покупали земельные владения, покровительствовали искусствам и все больше стремились к политическому и общественному влиянию. Одним из самых выдающихся представителей этого класса был Уильям Армстронг (1810-1900), а его жизненный путь в полной мере отражает те возможности, которые предоставляли взаимосвязанные силы индустрии и технологии в викторианскую эпоху. Внук мелкого фермера из Нортумберленда и сын торговца зерном из Ньюкасла, он избрал карьеру адвоката, но одновременно занимался гидроэлектрикой. Изобретя гидравлический кран, он основал машиностроительное предприятие в Элсике (1846 г.). Впоследствие он расширил свою сферу деятельности за счет кораблестроения и производства вооружений, а его Элсикская артиллерийская компания првратилась в один из самых крупных машиностроительных и военно-промышленных концернов. 110-тонные, имеющие около 44 футов в длину орудия Армстронга, сделанные для корабля «Виктория», спущенного на воду в 1887 г., были самыми большими и мощными в мире. Он строил военные корабли и для иностранных держав, таких как Япония, Италия, Аргентина и Чили. На момент смерти Армстронга у него работало 25 000 человек.

Армстронг активно внедрял технические новшества и первым пустил гидроэлектростанцию, а его великолепный дом в Крэгсайде в 1880 г. стал первым домом, полностью освещенным электрическими лампочками. Армстронг поставил гидравлическое оборудование для строительства Тауэр-Бриджа, открытого в 1894 г. и ставшего величественным символом империи. Под его руководством были созданы гидравлические лифты, необходимые для лондонской подземной железной дороги. Занимаясь благотворительностью, Армстронг способствовал улучшению водоснабжения в Ньюкасле, поддерживал местное образование и здравоохранение. Он приобрел значительное состояние и в 1887 г. был возведен в ранг пэра. Он был президентом Ассоциации искусств и покупал работы современных британских художников, таких как Данте Габриэль Россетти. Нет ничего удивительного в том, что такой могущественный человек, крупнейший собственник викторианской эпохи, в 1894 г. приобрел замок Бамборо, центр Нортумбрийского королевства в англо-саксонский период.

Исембард Кингдом Брюнель (1806-1859) не достиг таких вершин успеха, как Армстронг, но также весьма настойчиво внедрял в производство технические новинки. Замечательные инженерные триумфы Брюнеля, такие как Клифтонский подвесной мост, его достижения в качестве главного инженера Великой Западной железной дороги (1833-1846 гг.) и его большие железные пароходы «Great Western» (1838 г.), «Great Britain» (1845 г.) и «Great Eastern» (1858 г.) отражали его работу на передовом участке технических инноваций, например, над гребным винтом. «Great Western» после спуска на воду стал самым большим пароходом во флоте и первым начал регулярно ходить в Америку; «Great Britain» был первым крупным кораблем с гребным винтом; «Great Eastern», построенный с использованием новейших технологий, был самым большим пароходом. Изобретатели и предприниматели совместными усилиями раздвигали границы человеческой деятельности. Например, химическая промышленность способствовала созданию широчайшего спектра новых продуктов, которые оказали значительное воздействие на материальные условия жизни, произведя переворот в таких областях, как производство красителей и продуктов питания.

Предпринимательством занимались и выходцы из землевладельческого сословия. В 1859 г. Роуленд Уинн начал развивать добычу железа в своих семейных имениях в Линкольншире, поставляя его на металлургические предприятия в Сканторпе. В 1885 г. Уинн, ставший уже лордом Сент-Освальдом, заменил на своих шахтах ручной труд грейферными кранами. К 1917 г. шахты Сент-Освальда давали двенадцатую часть годовой добычи железной руды.

 

Глобальная экономика

Экономический рост, тем не менее, не означал, что Британия могла не опасаться соперничества со стороны континентальных стран. До 1840-х гг. серьезные опасения в качестве потенциального индустриального соперника вызывала Франция, а беспокойство, которое испытывали британцы по отношению к Германии, стало основной причиной отмены Законов о торговле зерном, которые поддерживали высокие цены на зерно к выгоде британского сельского хозяйства. В парламентских дебатах по законам о торговле зерном, проходивших в феврале-марте 1839 г. вследствие депрессии, наступившей в сельскохозяйственной сфере, почти каждый из выступавших затрагивал тему угрозы со стороны зарубежных производителей, особенно возросшей в связи с созданием германского таможенного союза (Zollverein) в 1834 г. Уверенность в своем экономическом могуществе достигла высшего пика в 1850-х и 1860-х гг., оказавшихся необычайно благополучными, но и тогда эта уверенность не была абсолютной.

Впрочем, важное значение имело не только экономическое развитие Британии, но и наладившиеся международные связи. В результате завершения периода протекционизма по отношению к сельскому хозяйству, последовавшего за отменой Закона о торговле зерном (1846 г.), и технологических изменений, включая появление пароходов, колючей проволоки, разветвленной сети железных дорог и, в 1880-х гг., охлажденных трюмов, которые привели к подъему сельскохозяйственного производства для европейского рынка в других странах умеренного пояса и к возможности быстрой перевозки продуктов без их порчи, Британия стала начиная с 1870-х и 1880-х гг. частью глобальной аграрной системы. Она больше расчитывала на ресурсы империи, чем на поставки из Европы; зерно в значительных объемах покупалось в Германии, Польше и России только в особых случаях. С континента завозились некоторые важные сельскохозяйственные продукты, особенно фрукты и овощи, например, германская сахарная свекла.

К концу XIX в. основу британских завтраков составлял датский бекон и яйца. Тем не менее Британия не могла обойтись без североамериканского зерна, аргентинской говядины и австралазийской шерсти и баранины, которые, по иронии судьбы, стали доступными благодаря именно британской технологии, в частности, железным дорогам, и производились при участии британских капиталов.

В сочетании эти направления импорта положили конец золотому веку «интенсивного земледелия» и породили тяжелую и продолжительную сельскохозяйственную депрессию, которая начиная с 1870-х гг. жестоко ударила по сельским рабочим и ремесленникам и вызвала быстрый отток сельского населения, не прекращавшийся до конца XIX в. В тот же период прекратилось строительство особняков землевладельцами. Распространение новых технологий, например, косилок, также нанесло удар по сельской рабочей силе. Между 1870-ми и 1914 гг. общая площадь сельскохозяйственных работ в Британии сократилась на полмиллиона акров. Дешевая пища, которой питались рабочие в развивающихся промышленных регионах северной Англии, способствовала поддержанию депрессии на аграрном юге. Сложилось региональное неравенство, полностью сменившее на противоположное в следующем столетии. Сандерленд, ныне испытывающий множество проблем, в 1850 г. был крупнейшим кораблестроительным городом в мире, с высокими зарплатами и высоким уровнем собственного домовладения. Благодаря дешевой пище фабричные рабочие могли тратить на еду более низкий процент с зарплаты, чем раньше, таким образом становясь важными потребителями промышленных товаров, которые сами и производили.

 

Империя

В XIX в. Британия представляла собой ведущую империалистическую державу. В конце столетия под ее властью находилась четверть населения земного шара и пятая часть суши. Между 1860 и 1914 гг. Британия владела примерно третью мирового судового тоннажа, а к 1898 г. — примерно 60 процентами телеграфного кабеля — немаловажное обстоятельство для управления империей и планирования обороны. В 1890-1914 гг. она спустила на воду 2/3 от общей численности кораблей в мире и перевезла приблизительно половину всех морских грузов. В поэме «Груз» (1903 г.) Джон Мейсфилд представил три эпохи морской торговли в образах «квинквиремы из Ниневии», «великолепного испанского галеона» и «грязного британского судна», везущего экспортные товары: «дешевые жестянки» — продукты массового производства.

В эти годы продолжалось расширение территориальных владений Британии, хотя политики расходились во взглядах на осмысленность отдельных шагов, а некоторые из них вовсе не одобряли империалистической стратегии. Несмотря на это, Британия захватила большую долю двух главных колониальных разделов той эпохи, выиграв борьбу за Африку и до сих пор ничейные группы островов. Она стала ведущей силой в Восточной и Южной Африке, осуществив успешное вторжение в Египет в 1882 г., разгромив суданских махдистов в битве при Омдурмане (1898 г.), в которой участвовал молодой Уинстон Черчилль, захватив территорию Британского Сомали, Кении, Уганды, Северной Родезии (Замбии), Малави и Южной Родезии (Зимбабве) и, в конце концов, покорив республики южной Африки — Оранжевую Республику и Трансвааль в Бурской войне 1899-1902 гг. Эта война оказалась гораздо более тяжелой, чем ожидалось, но способность потратить 250 миллионов фунтов и послать 400 000 солдат свидетельствовала о силе экономической и имперской системы, а контроль над южноафриканскими портами позволил беспрепятственно задействовать всю эту мощь. С другой стороны, многие современники были глубоко обеспокоены действиями армии, и за войной последовал бюджетный кризис.

Британское могущество ощущалось во всех океанах. Между 1850 и 1914 гг. список островных владений Британии пополнился Андаманскими и Никобарскими островами, островами Гилберта и Эллис, островами Курия-Мурия, Южными Оркнейскими, Южными Шетландскими островами и островами Кука, островом Молден, Старбек/Каролина, Питкэрн, Рождества, островами Феникс, Вашингтон, Фаннинг и Джарвис, Фиджи, Ротумой, Соломоновыми островами, островами Тонга, Сокотра и Южной Джорджией. Британская военно-морская мощь опиралась на самые многочисленные и территориально разбросанные базы в мире, служившие наглядным свидетельством всемирного охвата Британской империи. В 1898 г. в их число входили Веллингтон, Фиджи, Сидней, Мельбурн, Аделаида, Олбани, Кейп-Йорк (Австралия), Лабуан (Северное Борнео), Сингапур, Гонконг, Вэйхайвэй (Китай), Калькутта, Бомбей, Тринкомали, Коломбо, Сейшелы, Маврикий, Занзибар, Момбаса, Аден, Кейптаун, остров Святой Елены, остров Вознесения, Лагос, Мальта, Гибралтар, Галифакс (Новая Шотландия), Бермуды, Ямайка, Антигуа, Сент-Люсия, Тринидад, Фолкленды и Эсквимолт (Британская Колумбия). Армия мирного времени всегда испытывала большое напряжение, чтобы отражать многочисленные угрозы на всем пространстве империи, но к 1898 г. она выросла в численности до 195 000 человек, а эти силы подкреплялись значительным числом местных войск в индийской армии, являвшейся основной опорой для расширения британской власти в южной Азии в викторианскую эпоху. Синд был захвачен в 1843 г., Белуджистан и Кашмир стали вассалами Британии в 1843 и 1846 гг. соответственно, Пенджаб был присоединен в 1849 г., а к 1886 г. была завоевана вся Бирма. Индийское восстание 1857-1858 гг. вызвало у британцев тяжелый шок, а афганские племена успешно сопротивлялись британским войскам во время войн 1838-1842 и 1878-1879 гг., но, сотрудничая с местными князьями и правителями, Британия твердо управляла Индией. Британские путешественники, особенно Джеймс Брюс, Дэвид Ливингстон, Мунго Парк и Джон Спик, исследовали многие области Африки. Другие первопроходцы изучали Австралию и Канаду, а королевский флот составлял океанические карты.

Империя представляла собой не просто сочетание силовой политики, военных интересов, индивидуальных карьер и идеологии миссии и предназначения, обращенной прежде всего к состоятельным классам. Она отразилась на взглядах всего общества, охваченного подъемом империалистических настроений. Это нашло выражение в шовинистических чертах народной культуры: песнях в мюзик-холлах и рисунках на рекламах товаров массового производства; хотя, с другой стороны, многие рабочие, по всей видимости, не испытывали к империализму никаких симпатий, а многие политики-либералы, включая Уильяма Гладстона, премьер-министра в 1868-1874, 1880-1885 (когда британцы вторглись в Египет), 1886 и 1892-1894 гг., критически относились к шовинизму, к империалистической экспансии ради экспансии и ко многим британским приобретениям, например, Уганде. Империя отражала и поддерживала широко распространенные расистские воззрения и предрассудки, ярко представленные в литературе и прессе того времени. Империя давала также повод и стимул для возникновения новых представлений об идеальном мужчине, сосредоточенных на образе воина-героя. Вулсли, Гордон, Роберте и Китченер стали национальными символами, в образе которых сочетались воинская доблесть, протестантская набожность и моральная стойкость. Их победы были одержаны за счет неевропейских народов, часто истребляемых новейшим оружием, как, например, в случае с победой Китченера при Омдурмане (Судан) в 1898 г. Чарльз Гордон, погибший при обороне Хартума в 1885 г., восхвалялся как святой, павший в бою с громадным войском мусульман. Общественный резонанс от подобных двусмысленных событий достаточно серьезно беспокоил такого выдающегося политика, как Гладстон. Осады во время Индийского восстания (1857-1858 гг.) и Вторая Бурская война (1899-1902 гг.) имели значение общенациональной драмы. Империалистические войны воспроизводились в Британии в спектаклях под открытым небом: живые картины и инсценировки превратились в искусство. Армейская служба предлагала славный выход из трущоб многим рабочим. Газеты выделяли значительные средства на телеграфную связь, доставлявшую новости о ходе конфликтов. Протестантская и католическая церкви Британии вели миссионерскую деятельность за пределами Европы, особенно на территории империи, которую они поддерживали, видя в ней инструмент для облегчения христианской проповеди.

 

Британия и Европа

С восшествием на престол королевы Виктории в 1837 г. династическая связь с Ганновером прервалась: в Ганновере трон могли наследовать только мужчины. Глобальный размах Британской империи определял британское мировоззрение, в котором Европа представлялась лишь одним из элементов, хотя и очень важным. Выдающиеся министры иностранных дел, такие как Джордж Каннинг (1807,  1822-1827 гг., премьер-министр  1827 г.) и Генри, виконт Пальмерстон (министр иностранных дел в 1830-1841, 1846-1851 гг., премьер-министр в 1855-1858, 1859-1865 гг.), придавали первостепенное значение континентальным делам, например, на Иберийском полуостров, в Греции и на Ближнем Востоке. В дополнение к этому, империалистические устремления могли иметь и европейскую направленность, как, например, в случае с «восточным вопросом» — проблемой, созданной растущим влиянием и амбициями России на Балканах по мере ослабления Османской империи. Кроме того, отсутствие угроз с континента могло развязать Британии руки для проведения активной политики в других частях света.

Британское правительство с обеспокоенностью следило за планами и действиями европейских держав. В 1847-1848, 1851-1852 и 1859-1860 гг. существовали опасения относительно возможного вторжения французов, в том числе и через планировавшийся тоннель под Ла-Маншем, а действия России на Балканах побудили Британию вступить с ней в военный конфликт, получивший название Крымской войны (1854-1856 гг.). Это была последняя война с европейской державой до Первой мировой, то есть беспрецедентно длительный срок. Крымская война отличалась некомпетентностью администрации, тяжелыми людскими потерями и рядом военных просчетов, самым знаменитым из которых является атака легкой кавалерии на русскую артиллерию при Балаклаве в 1854 г. Несмотря на это, война также показала, что Британия сохраняет способность вести широкомасштабные операции, предпринимая нападения с моря на побережье России даже на Камчатке. При этом Британия опиралась на последние технические достижения. Военные корабли, отправленные в 1854 г. в Балтийское море, были оснащены паровыми машинами и улучшенными лафетами конструкции Брюнеля.

В общем и целом, образованные представители общества викторианской эпохи прекрасно осознавали, что с другими европейскими народами их объединяет общее наследство греческой и римской культур, а также, в первую очередь, христианства. Гладстон написал три книги о Гомере и издал проповеди епископа Батлера. Растущее число частных школ вывело классическое образование на ведущие позиции. Те, кто могли себе это позволить, исполняли и слушали немецкую музыку, читали французские романы и посещали картинные галереи в Италии. На протяжении большей части XIX в. британцы принимали интеллектуальное и иногда материальное участие в событиях, происходящих на континенте. Это особенно ярко проявилось в наполеоновских войнах и в Крымской войне, но, кроме того, в Британии вызывали живейший интерес Греческая война за Независимость и Рисорджименто (борьба за объединение Италии), гораздо больший, чем привлекали местные колониальные войны и приобретение новых колоний. Тот восторг, с которым толпы рабочих приветствовали итальянского героя Гарибальди во время его приезда в Англию в 1864 г., свидетельствует о том, что викторианцы всех классов общества были способны соотносить события на континенте со своими собственными надеждами и конфликтами: журналы саутгемптонских школ зафиксировали повальные прогулы в тот день, когда Гарибальди сошел на берег в городском порту. В 1876 г. Гладстон поставил правительство в весьма затруднительное положение в связи с избиением болгар турками. Континентальные новости занимали важное место в сообщениях британской прессы, хотя начиная с 1870-х гг. больше внимания стало уделяться колониальным вопросам.

Главное различие между Британией и континентальными странами, особенно в середине XIX в., заключалось в том, что у Британии внешняя торговля была гораздо более развита и охватывала намного более обширную территорию. Континентальные экономики были более самодостаточными; внешняя торговля по большей части велась с другими европейскими государствами. Таким образом, Британия была более зависима от внешней торговли и от положения в мире, чем Европа. Из этого вытекали многие черты, отличавшие Британию от континента: ориентированность на внешний мир и интернационализм; заинтересованность в мирном сосуществовании, которое, как считалось, создавало наилучшие условия для торговли и определяло дипломатическую изоляцию от континента (за исключением периода Крымской войны), которой следовала Британия, чтобы не оказаться втянутой в европейские войны; и нежелание содержать большую и дорогую армию.

 

Британия и Америка

Британское отношение к Америке отличалось двойственностью, и таким же было отношение Америки к Британии. О ней писали многие викторианцы, например, Чарльз Диккенс, Энтони Троллоп и Джеймс Брайс, и все они симпатизировали американской энергии и целеустремленности, но часто были шокированы ее «вульгарной» (популистской) политикой. Стандартным упреком политическому деятелю служили обвинения его в «американизации» британской политики, которые выдвигались, в частности, против Гладстона и Джозефа Чемберлена. Между двумя государствами возникала и открытая враждебность: в период Крымской войны, когда британцы, которые к 1855 г. остро ощущали нехватку войск, пытались рекрутировать американских наемников; во время американской Гражданской войны, когда Британию подозревали в симпатиях к Югу; и в периоды конфликтов из-за столкновения империалистических интересов в Новом Свете и Тихом океане, например, из-за Венесуэлы в 1890-х гг., хотя Британия приняла доктрину Монро, требовавшую невмешательства. Гражданская война (1861-1865 гг.) расколола британское общественное мнение. Юг стремился добиться дипломатического признания и тем самым легитимизировать свое отделение. Министр иностранных дел, лорд Джон Расселл, и канцлер казначейства Гладстон положительно относились к такой возможности, но из опасения, что признание повлечет за собой войну с Соединенными Штатами, этот шаг так и не воспоследовал. К враждебности приводила не только политика с позиции силы. Существовало также культурное и экономическое соперничество, например, из-за закона об авторском праве в 1850-х гг.

С другой стороны, несмотря на расхождения по поводу границы штата Мэн и более существенные разногласия относительно судьбы современной Британской Колумбии, британцам и американцам удалось придти к согласию об установлении канадской границы без войны. Точно так же отношения не были нарушены из-за набегов на Канаду, совершавшихся фениями, осевшими в Америке ирландскими террористами. Британцы активно вкладывали в Америку инвестиции, особенно в железные дороги; американцы перенимали британские технологии, опять же в основном в железнодорожном строительстве; были налажены важные культурные и общественные связи. В 1870-1914 гг. американки иногда выходили замуж за пэров или их наследников, принося в приданое значительные состояния, как, например, в случае с Консуэлой Вандербильт, вышедшей за герцога Мальборо в 1895 г.

 

Мораль

Имперское сознание органически вошло в британский национализм, особенно в конце XIX в. Правительство подпитывало эти настроения: Виктория стала императрицей Индии в 1876 г., журнал «Панч», влиятельный имиджмейкер, популяризовал империю своими карикатурами, а общественные здания украшались имперскими символами. Согласно общепризнанному мнению, экспансия империи преследовала как национальные, так и нравственные цели, распространяя либеральное управление и власть законности и расширяя возможности проповеди христианства. Сознание совершенства британской конституции также внесло немалый вклад в укрепление национализма. Хотя политические уловки, компромиссы и стремление к сиюминутной выгоде играли главную роль в конкретных деталях политических реформ, идеализм также занимал важное место. Кампании в защиту нравственности, направленные против рабства, жестокости в обращении с животными и алкоголя, снискали широкую поддержку, способствовав развитию и расширению добровольных обществ, служивших отличительной чертой Британии. Между тем многочисленные гимны того времени показывают неослабное общественное значение христианства: религия вовсе не заключалась в одном лишь личном спасении.

 

Радикализм

Хотя британский радикализм поначалу возник под влиянием Великой французской революции (1789 г.), революционные крайности и террор привели, особенно начиная с 1792 г., к реакции, сплочению под знаменем Церкви, Короны и нации, с которым всегда будет связываться имя политика-полемиста Эдмунда Берка, хотя он придерживался скорее либеральных взглядов на рабство и британскую политику в Америке, Индии и Ирландии. Этот подъем консерватизма помог Британии выстоять в годы поражений от французов, но огромное экономическое напряжение и общественное недовольство не закончились с войной и на самом деле даже обострились после 1815 г. вследствие послевоенной депрессии и демобилизации. Рост численности населения вызвал неполную занятость и безработицу и, как следствие, низкую заработную плату и нищету как для безработных, так и для рабочих. Безработица, в какой-то мере обусловленная внедрением новых технологий (и тем самым вдохновившая луддитов на уничтожение новых машин в Йоркшире в 1811-1812 гг.), несбалансированность промышленных изменений и экономические проблемы, вызванные этой неравномерностью, плохие урожаи и призывы к политическим реформам создали шаткую послевоенную атмосферу. Парламент, действовавший в интересах землевладельцев, выпустил Закон о торговле зерном, который запрещал ввоз зерна, если только цена на британское зерно не превысит 80 шиллингов за четверть. Таким образом, цена важнейшей статьи расходов большинства населения искусственно завышалась. Вследствие этого среди голодных сельскохозяйственных рабочих вспыхивали голодные бунты, во время которых они нападали на фермеров и мельницы и требовали повышения заработной платы. Молотилки, сделавшие ненужным ручное обмолачивание зерна, также вызвали гнев рабочих, приведя к случаем уничтожения машин, как, например, в южном Норфолке в 1822 г. Подоходный налог, введенный в качестве экстраординарной меры в военное время, был отменен в 1816 г. Уильям Коббетт (1762-1835), ведущий политический публицист, обвинял в сборнике эссе «All Things considered» («При всем при том») англиканский аристократический истэблишмент, доминировавший в общественной, политической, религиозной и образовательной системе благодаря патронату.

Луддизм заключался не только в уничтожении машин. В таких областях, как Ноттингемшир, речь шла также об усилении позиций трейд-юнионов при переговорах о заработной плате, но в 1810-х гг. правительство враждебно относилось к этим требованиям и не поощряло развитие народных общественных движений, исключая, конечно, деятельность «патриотических» организаций. Недовольство и всплески насилия побудили к выпуску репрессивных законов, из которых наиболее значительными были Шесть актов от 1819 г., хотя, по меркам современных тоталитарных режимов, Британию того времени никак нельзя назвать полицейским государством. Бойня при Питерлоо в Манчестере (1819 г.), паническая атака ополчения по приказу сверхвозбудимых манчестерских магистратов на огромную толпу, собравшуюся, чтобы выразить поддержку требованиям реформировать Парламент, выдвинутым такими ораторами, как Генри Хант, привела к гибели одиннадцати участников манифестации и многочисленным ранениям. Это событие произвело на общество крайне отталкивающее впечатление. Радикально настроенный поэт Перси Биши Шелли (1792-1822) писал в «Маске анархии» о «кровавом избиении мирных граждан» и призывал к народному восстанию: «Вас много, их мало» Однако радикалы были разобщены и по большей части, как Хант, отвергали силовые методы после трагедии Питерлоо, которая вызвало такой резонанс именно потому, что была нетипична. Небольшая группа лондонских революционеров под руководством Артура Тислвуда устроила заговор с целью уничтожить всех членов кабинета и создать свое правительство, но в 1820 г. заговорщики были арестованы на Кейто-Стрит. Тислвуд, повешенный за измену родине, заявил на суде: «Альбион все еще в рабских цепях». Волнения в Хаддерсфилде, вспыхнувшие в том же 1820 г., ни к чему не привели, а Хант был заключен в тюрьму за его действия при Питерлоо. Напряжение возрастало и в Шотландии, вылившись в так называемую Радикальную войну 1820 г. Полицейская комиссия Глазго назначила 700 новых констеблей в 1817 г., а в 1819 г. весьма серьезно отнеслась к угрозе восстания. Шотландские радикалы выступали под лозунгом «Шотландия — свобода или пустыня». Около 60 000 человек приняли участие в забастовках в Глазго и Стратклайде. Во многих сельских областях участились поджоги и порча скота. Изобретение спичек, сделанное в 1826 г. стоктонским физиком Джоном Уокером, и их последующее производство облегчали поджигателям работу.

Георг IV, принц-регент в 1811-1820 гг., когда его отец Георг III лишился способностей к управлению из-за порфирии, и король в 1820-1830 гг., не пользовался популярностью, особенно вследствие своей экстравагантности и, в меньшей степени, консерватизма: он выразил манчестерским властям благодарность за их действия при Питерлоо. Непопулярность Георга IV достигла высшей точки в 1820 г., когда он предпринял попытку развестись со своей женой Каролиной, с которой жил раздельно, и лишить ее королевского статуса. Общественное мнение встало на ее сторону, и правительство было вынуждено прекратить кампанию в пользу развода, хотя ей и было отказано в коронации. Хотя визиты Георга в Ирландию и Шотландию прошли весьма успешно, в 1830 г. Тайме отмечал: «Никогда ни один человек не был столь непопулярен, как покойный король... кто будет его оплакивать?»

 

Первый Акт о реформе, 1832 г.

В начале 1820-х гг., во время относительного улучшения, напряжение спало, но в конце 1820-х промышленный спад и высокие цены на хлеб способствовали возрождению общественного недовольства. В 1830 г. волнения «Свинга» охватили обширные территории в южной и восточной Англии. Уничтожение машин, поджоги и другие нападения часто следовали за появлением писем за подписью «Свинг», в которых возвещалось наступление тяжелых времен, если не будут уничтожены экономичные и тем самым заменяющие человеческий труд машины. В Уилтшире было сломано более 90 молотилок; в Линкольншире зафиксировано по меньшей мере 29 случаев поджога. Личность «капитана Свинга», именем которого подписывались послания, не установлена, и, вероятно, волнения распространялись спонтанно и не руководились из единого центра. Нападения совершались и на промышленные машины. В 1830-х гг. атмосфера кризиса сгустилась из-за волнений по поводу заработной платы и десятины: во многих сельских районах Англии это был последний случай волнений до периода активизации трейд-юнионов в 1870-х гг.

Бойня при Питерло, Манчестер, 1819 г.

В начале XIX века Британию охватили волнения, вызванные расстройством экономики вследствие наполеоновских войн и быстрой индустриализации. Одним из самых заметных столкновений стала бойня при Питерло. На Сент-Питер-Филд в Манчестере по призыву «Оратора» Ханта собралась толпа в 60000 человек. Местные власти запаниковали, и толпа была разогнана войсками. В ходе разгона митинга было убито несколько человек; многие получили ранения.

В 1830 г. также возросло давление в поддержку реформирования Парламента с целью сделать его более представительным и отражающим новое распределение благ в обществе. Правительство вигов во главе с графом Греем, пришедшее к власти на общих выборах 1830 г., считало такую реформу необходимой, хотя против нее выступала палата лордов. Грей считал, что «ситуация очень напоминает то, что происходило во Франции перед революцией». Большинство в палате общин выступало за реформу, а возбуждение в обществе, включая волнения в Бристоле, Мертир Тидвиле и Ноттингеме, привело к политическому кризису, так что Вильгельм IV (1830-1837), бывший офицер флота, в конце концов счел необходимым ввести в палату лордов новых пэров, чтобы создать в этом органе перевес у сторонников реформ. Этот шаг увенчался успехом. Первый Акт о реформе (1832 г.), заявленный авторами как первый и последний, предоставил право голоса «среднему классу» и перераспределил места в Парламенте, чтобы дать преимущество растущим городам, например, Бирмингему, Бредфорду и Манчестеру, и графствам, за счет «гнилых местечек» — округов с небольшим населением, часто пользовавшихся дурной славой из-за процветавшей в них коррупции. Избирательный ценз в городах и графствах все еще не был единым, численность электората сильно различалась для разных мест в Парламенте, а женщины все еще не имели права голоса, но общая численность английских избирателей возросла на 50 процентов. Еще более резким был рост шотландского электората по Акту о реформе (Шотландия) от 1832 г.: право голоса предоставлялось каждому взрослому мужчине, что несопоставимо с прежним положением дел, при котором голосовать мог лишь один из 125, а места в Парламенте были выделены для таких промышленных центров, как Пейсли.

Акты о реформе 1832 г. оказались не последними. Напротив, они положили начало процессу постоянного реформирования. Акт о муниципальных корпорациях от 1835 г. реформировал и стандартизировал муниципальные корпорации Англии и Уэльса. Выборным городским советам был передан контроль над местной полицией, рынками и уличным освещением. Эти меры сделали городские правительства подотчетными среднему классу и явились важнейшей предпосылкой для всплеска городской общественной активности, хотя этот процесс был достаточно длительным.

Реформа вызвала двойственные чувства. В 1837 г. Грей жаловался, что Акт о реформе поставил «демократию городов выше всех прочих государственных интересов», что вовсе не входило в него намерения. В следующем году Уильям Вордсворт (1770-1850), один из крупнейших поэтов Романтизма и в молодости сторонник радикализма и Великой французской революции, в своем «Протесте против голосования» проявил тот поворот в сторону консерватизма, который позволил ему позднее получить правительственную пенсию (1842 г.) и стать поэтом-лауреатом (1843 г.). Это произведение начиналось так:

Из Зависти и Самообмана Возникла Сила, названная Духом Перемен, И пронеслась по изумленному Острову, Сметая все на своем пути.

Далее Вордсворт призывает Святого Георгия, покровителя Англии, не допустить введения тайного голосования, так как оно угрожает породить «чуму» хуже, чем дракон, которого убил этот святой. Не входя в число шедевров знаменитого поэта, это стихотворение отражает враждебность и страх, которые вызвала реформа в определенных кругах, считавших, что уступки следует уравновесить разумной степенью противодействия.

 

Чартизм

Однако другие были не удовлетворены ограниченностью реформ. Хант, получивший прозвище «Оратор», речи которого вызвали трагедию в Питерлоо и который выступал за всеобщее избирательное право для мужчин, был недоволен первым Актом о реформе, поскольку, по его мнению, он должен был сплотить средний и высший классы против низших классов общества. В конце 1830-х гг. недовольство привело к движению рабочего класса, известного под названием «чартизм», сторонники которого требовали всеобщего избирательного права для взрослого мужского населения, тайного голосования и ежегодных выборов. Шесть требований народной хартии (1838 г.) также включали уравнение избирательных округов, отмену имущественного ценза для членов Парламента и их жалования. Последние два требования должны были лишить элиту контроля над представительской системой. Хотя чартисты расходились в тактических вопросах, взгляды на то, что для достижения целей следует вести мирную агитацию, снискали всеобщую поддержку.

Многие чартисты полагали, что силу можно применять для сопротивления незаконным действиям властей, но на практике призывы к насилию не имели влияния. Общий съезд чартистов, состоявшийся в Бирмингеме в 1839 г., посчитал, что Парламент отвергнет национальную петицию, и призвал народ не покупать товары, облагаемые акцизами. Это было средство надавить на правительство и средний класс и одновременно внушить народу, что он сам способен бороться за свои права. Данные меры рассматривались как подготовка к всеобщей стачке в поддержку Хартии или «священному месяцу», которая так и не была проведена из-за разногласий по поводу конкретных действий и общей неподготовленности. Парламент отказывался выполнять требования массовых петиций (1839, 1842, 1848 гг.), а Британия не была охвачена беспорядками 1848 г., когда революции на континенте вспыхивали одна за другой, хотя в Шотландии для таких волнений существовала определенная основа. Чартизм сошел со сцены вследствие растущего благосостояния и неспособности достичь своих целей: массовой поддержкой он пользовался только во времена экономического спада. Сходным образом, крестьянские движения против высокой ренты и десятины не изменили положение в сельской местности.

 

Условия жизни

Экономическое положение большинства населения наглядно показывает снижение среднего роста рекрутов во второй четверти XIX в., хотя, так как британская армия набиралась из добровольцев, это мало что говорит о физическом росте населения в целом. Напряжение, вызванное индустриализацией, повлекло за собой в начале XIX в. множество социальных и политических проблем. В отличие от хлопковой текстильной промышленности, прочие отрасли производства медленно приспосабливались к технологическим нововведениям, и вследствие этого общий уровень жизни начал заметно расти только с середины XIX в. Условия труда были тяжелы и опасны, особенно на шахтах, где весьма часто происходили несчастные случаи со смертельным исходом. Плохая вентиляция способствовала скоплению газа и вызывала взрывы, как, например, взрыв в Хейдоке в Ланкашире (1878 г.), унесший жизни 189 человек. Прочие производства также были сопряжены с риском для жизни. Производство спичек из желтого фосфора благоприятствовало развитию желтухи, псориаза и хронической диареи. Акты о фабриках, регулировавшие условия труда в текстильной промышленности, не уменьшили рабочее время и не облегчили саму работу. Акт от 1833 г. учреждал фабричную инспекцию и запрещал нанимать детей до 9 лет, но 9-10-летние дети уже могли работать по 8 часов в день (к 1836 г. эта планка была повышена до 13 лет), а 11-17-летние — по 12 часов. По Акту от 1844 г. рабочий день для детей младше 13 лет сокращался до 6,5 часов, а для 18-летних и всех женщин — до 12 часов; акты от 1847 и 1850 гг. сокращали рабочий день женщин и лиц, не достигших 18 лет, до 10 часов. В 1907 г. в камвольной промышленности в Бредфорде на неполную рабочую неделю все еще было занято 5000 детей до 13 лет.

Если большинство рабочего населения сталкивалось со сложными обстоятельствами, то для людей, занимавших еще более «маргинальное положение» в экономике, положение обстояло еще хуже. Генри Стюарт, составивший в 1834 г. доклад о пособии для бедных в Восточной Англии, выделил три основные группы жильцов приходских работных домов: старые и слабые, сироты и незаконнорожденные, а также незамужние беременные женщины. С последней группой в целом обращались очень сурово, гораздо хуже, чем с виновными мужчинами. Акт о поправках к закону о бедных (1834 г.) вводил общенациональные принципы вместо прежней приходской системы, весьма отличавшейся по разным областям, однако единообразная система работных домов, создававшаяся этим актом, не принесла их обитателям ничего хорошего. Были отменены пособия для неимущих для трудоспособных граждан, и они были обязаны поступать в работные дома, где их ждала жизнь ничуть не лучше, чем на улице. Надзор за системой осуществлялся Комиссией по закону о бедных в Лондоне. В Уимборне в работных домах не хватало кроватей, мясо готовилось раз в неделю, до 1849 г. не было овощей, кроме картошки, мужчины и женщины были отделены, а незамужние матери должны были носить особую одежду. В целом, расходы жестко контролировались и поддерживалась строгая дисциплина. Работные дома вызывали народные волнения. Работный- дом в Гейнсборо был разрушен во время строительства в 1837 г.; беспорядки происходили и в других областях, например, в Тодмордене, который долгие годы был единственной английской областью Союза Закона о бедных без работного дома. Оппозиция многим обязана деятельности Джона Филдена, состоятельного фабриканта и радикального члена Парламента. Пособия для неимущих продолжали существовать во многих районах.

Социальное расслоение также характеризовало отношение к сумасшедшим. Тайсхертский сумасшедший дом, основанный в 1790 г. для содержания состоятельных больных, следовал политике «вседозволенности» и располагался в красивой местности. Здесь больные получали хорошее питание и имели возможность видеться с посетителями, как и в Йоркской больнице. В других заведениях положение обстояло гораздо хуже, хотя по Акту о больницах для душевнобольных от 1845 г. были проведены некоторые реформы.

Общественные предрассудки и обычаи гораздо тяжелее давили на женщин, чем на мужчин. Именно женщин обвиняли в распространении венерических заболеваний. По актам о заразных заболеваниях (1864, 1866, 1869 гг.), принятым из заботы о здоровье вооруженных сил, женщины, подозреваемые в проституции, а вовсе не мужчины, которые также могли быть переносчиками заразы, должны были подвергаться физическому осмотру и аресту, в случае обнаружения инфекции, в городах с гарнизонами и портах. После продолжительной кампании, в которой женщины приобрели опыт политической деятельности, Женской национальной ассоциации за отмену актов о заразных заболеваниях удалось добиться их аннулирования в 1866 г. Благотворительность могла облегчать положение неимущих, но часто вела к их закабалению. Благотворительное общество Эндрю Рида, основанное в 1813 г. для предоставления образования сиротам, основало школы сначала в Клэптоне, а потом в Уотфорде (по традиции той эпохи обучение в них было раздельным). Пожертвователям предоставлялось право голоса, и вдовы были вынуждены находить способы воздействовать на них, чтобы пристроить своих детей. Парламент впервые выделил дотации на образование в 1833 г., но Комиссия герцога Ньюкасла в 1858 г. показала, что лишь один ребенок из восьми получает начальное образование.

Ад — это город, похожий на Лондон, Многолюдный и дымный.

Слова Шелли из «Питера Белла Третьего» (1819 г.) все ближе соответствовали действительности. Быстро растущие города страдали от перенаселенности и загрязнения, становясь питательной средой для распространения болезней. В 1852 г. из 9453 домов в Ньюкасле в 8032 не было туалетов. Уровень смертности оставался высоким, хотя отчасти благодаря вакцинации оспа перестала представлять такую грозную опасность, как раньше. Особенно высокой как в городах, так и в сельской местности, была детская смертность. В Норфолке, преимущественно сельской области, четверть всех смертей в 1813-1830 г. приходилась на младенцев до года. Холера, бактериальная инфекция, по большей части передающаяся через воду, впервые поразила Британию в 1831 г., затронув прежде всего такие трущобы, как перенаселенные восточные районы Сандерленда. К 1866 г. от холеры умерло около 14 0000 человек. Болезни больше всего угрожали бедноте, живущей в тесноте и антисанитарных условиях, но не щадили и богатых. Эдуард, принц Уэльский, чуть не умер от брюшного тифа в 1871 г.; его отец принц Альберт, супруг королевы Виктории, скончался от тифа в 1861 г. Дизентерия, диарея, дифтерия, коклюш, скарлатина, корь и брюшной тиф часто вели к смертельному исходу. Смерть или болезнь кормильцев подрывала семейное хозяйство, вызывая или усугубляя нищету и связанные с ней социальные проблемы.

Однако ни это, ни политические разногласия, не повлекли за собой революции в 1848 г. Единственным значимым событием стала безуспешная попытка восстания, предпринятая националистическим движением «Молодая Ирландия». Изменения происходили постепенно. В 1848 г. был принят Акт о здравоохранении в городах, который учреждал Национальный совет по здравоохранению и административную структуру для улучшения санитарных условий, особенно в водоснабжении. Новый Акт позволял создавать местные отделы здравохранения. Один из них, открытый в Лестере в 1849 г., способствовал созданию канализационной системы и усовершенствованию других аспектов городской среды, таких как бойни и загрязнение дымом. Несмотря на ограничения и оппозицию, с которой ему пришлось столкнуться, Акт был четким свидетельством осознания важности общественного здравоохранения и необходимости его организации.

 

Викторианская эпоха

Контраст с бурными политическими событиями на континенте, часто сопровождавшимися насилием, привел к некоему самодовольству. Пережившие поражения и колониальные восстания в 1791-1835 гг., колониальные и морские соперники Британии на следующие четыре десятилетия погрузились во внутренние распри и хитросплетения европейской политики. Между тем одновременно с проведением реформы законодательства в самой Британии власть Британской империи охватила все части света, и оба эти процесса были неразрывно связаны друг с другом, так как «белые колонии» первыми получили права самоуправления, а затем статус доминиона. Новой Зеландии самоуправление было предоставлено в 1852 г., Ньюфаундленду, Новому Южному Уэльсу, Виктории, Тасмании и Южной Австралии в 1855 г., Квинсленду в 1859 г.; Канадский доминион был образован в 1867 г. Вовсе не удивительно, что в этот период возобладали оптимистические взгляды на британскую историю, которая представлялась в виде непрерывного поступательного движения к все большей свободе и демократии, начавшегося с Великой хартии вольностей, принятой в 1215 г., и борьбы баронов за конституцию и приведшего в XIX в. к расширению избирательных прав граждан. Все эти достижения считались естественным следствием развития страны. Этот общественно-политический миф, вигские воззрения на британскую историю, создавал удобные и лестные для общественного мнения представления, которые казались вполне подходящими для граждан страны, правившей большей частью земного шара, несущей конституционный строй в самые отдаленные уголки планеты и наблюдавшей беспорядки, охватившие континентальную Европу и воспринимавшиеся британцами как очевидное доказательство отсталости европейского общества и превосходства их родной державы. Ведущая роль Британии в запрете работорговли и освобождении рабов также порождала определенное чванство своей добродетелью и излишнее самодовольство, в том числе и в том, что касалось положения бедняков в самой Британии, хотя даже в тех случаях, когда общество пыталось проявить о них заботу, это едва ли существенно облегчало их невзгоды. Предоставление гражданских прав людям, не принадлежавшим к государственной англиканской церкви, вызвавшее отмену Акта о присяге и Акта о городских властях в 1828 г. и Акт об смягчении ограничений против католиков в 1829 г. также рассматривались в качестве проявления британской мудрости и нравственного превосходства. Кроме того, в XIX в. значительно усилилось влияние евангелических течений, которые вовсе не ограничивались средним классом, а это еще больше подогревало ощущение «особости» и высшего предназначения британской нации.

Викторианская Британия стремилась создать стабильный гражданский порядок, основанный на верховенстве закона, которое должно был<4 обеспечить незыблемость прав и свобод, поддерживать процветание и прогресс. Эти устремления требовали гражданской ответственности и рационализма, а также обуздания эмоций. Люди чувствовали уверенность в настоящем и верили в будущее. В 1857 г. художник Уильям Белл Скотт писал, что «самое новое — самое лучшее. Не верить в XIX в. все равно что не верить в то, что ребенок вырастает во взрослого. Без этой веры во время какую точку опоры имели бы мы в наших мирских рассуждениях». Его картина «Девятнадцатый век, железо и уголь» (1861 г.) была написана в крупном индустриальном городе Ньюкасле и должна была передавать, по его словам, «каждодневный обычный труд, жизнь и применение современной науки». На ней были изображены рабочие, занятые в машиностроительных мастерских Роберта Стивенсона, одного из крупнейших производителей железнодорожных паровозов в мире, пушка Армстронга и телеграфные провода.

 

Экономические потребности империи

Впрочем, нужно учитывать, что процесс поздневикторианской экспансии протекал в условиях обострившегося европейского соперничества, которое давало повод к гораздо более серьезному беспокойству, чем в 1815-1870 гг. Британская экономика удерживала свои позиции; активно развивались новые сферы промышленности, такие как машиностроение и автомобильное производство. Научный прогресс и технологические инновации не сбавляли набранных темпов, а британские ученые занимали ведущее положение в ряде областей знания. Майкл Фарадей (1791-1867), сын кузнеца из Серрея, в 1831 г. открыл электромагнитную индукцию, сделав тем самым возможном непрерывную выработку электричества. Его труды продолжили два шотландца, Джеймс Клерк Максвелл, первый профессор экспериментальной физики в Кембридже, и лорд Кельвин. Создание коммерческих генераторов привело к увеличению потребления электроэнергии в конце XIX в. Новые методы распространения и продажи товаров, в частности появление универсальных и фирменных магазинов, способствовали созданию национальных продуктов.

Однако международное положение было не столь радужным. Оно осложнялось увеличением экономической мощи главных континентальных держав, их технологическим ростом и решимостью захватывать новые колонии, чтобы занять свое место под солнцем. Сочетание и взаимодействие этих факторов привело к относительному снижению британского могущества и вызвало сильное беспокойство в правительственных кругах Британии.

Усиление германской экономики составляло разительный контраст с ситуацией начала XIX в. Годовая средняя добыча угля в 1870-1874 гг. составляла 123 миллиона тонн в Британии и 41 в Германии; к 1910-1914 гг. эти цифры трансформировались в 274 и 247 миллиона тонн соответственно. Ежегодное производство чугуна, в 1880 г. составлявшее 7,9 на 2,7 миллионов тонн, к 1910 г. сменилось на 10,2 к 14,8; стали с 3,6 к 2,2 (1890 г.) на 6,5 к 13,7 (1910 г.). Протяженность железных дорог возросла в Британии с 2411 км (1840 г.) до 28846 км (1880 г.) и 38114 км (1914 г.); в Германии на те же временные даты приходились цифры 469 — 33838 — 63378 км. В 1900 г. в Германии проживало 56,4 миллиона человек, а в Британии, если не считать Ирландию, — 37 миллионов, а вместе с ней 41,5 миллиона человек. При Эдуарде вторым важнейшим британским рынком после Индии была Германия.

Поразительный рост германского могущества представлял угрозу для Британии, правящие круги которой поддерживали идею объединения Германии, будучи не в состоянии оценить ее возможные последствия. Франция и Россия также превратились в мощный экономические державы, а Соединенные Штаты наращивали свою власть в Новом Свете, особенно в Тихом океане. Учитывая важную роль, которое имперское мировоззрение играло в правительственной, политической и общественной сферах, вовсе не удивительно, что британские отношения с континентальными державами основывались не на проблемах, проистекающих из европейских вопросов, но на разногласиях и столкновениях, происходивших в удаленных точках земного шара от Фашоды в лесах верхнего Нила до островов западной части Тихого океана. Французская и немецкая экспансия в Африке вынудила Британию предпринять ответные шаги: оккупировать внутренние области Гамбии в 1887-1888 гг., объявить о создании Протектората Сьерра-Леоне в 1896 г., образовать Протектораты Северной и Южной Нигерии в 1900 г. и аннексировать Золотой Берег в 1901 г. Действия германцев в Восточной Африке привели к установлению британской власти в Уганде в 1890-х гг. Подозрения относительно планов России в отношении Османской империи и французская активность в Северной Африке заставили Британию вторгнуться в Египет, чтобы обезопасить путь в Индию. Опасения, вызванные французской экспансией, привели к захвату города Мандалей (1885 г.) и аннексии Верхней Бирмы; а распространение российского влияния в Азии обусловило попытки укрепить британскую власть на северных границах Британской Индии и прочнее обосноваться в Южной Персии. Усиление России начиная с 1870-х гг. вызывало особенно серьезную обеспокоенность у британских генералов и составляло существенную проблему для военных, которой они так и не смогли разрешить до 1905 г., когда эту задачу за них успешно выполнила Япония.

Частные случаи столкновений колониальных интересов переплетались с более общим ощущением недостаточной безопасности Британской империи. Идеи социального дарвинизма с его упором на представлениях о непрерывной борьбе как необходимом условии прогресса и выживании сильнейших оказывали весьма тревожное воздействие на подход к международным отношениям. Выступая в защиту имперских интересов, в 1903 г. Джозеф Чемберлен утверждал, что свободная торговля угрожает британской экономике: «Сахар исчез, шелк исчез, железо под угрозой, шерсть под угрозой, скоро исчезнет хлопок». В 1880-х гг. возникла серьезная озабоченность слабостью британского флота: в 1889 г. общественное мнение вынудило правительство выпустить Акт о военно-морской безопасности, устанавливавший стандарт двух держав, по которому мощь британских военно-морских сил должна была превосходить морские силы двух следующих по значимости держав вместе взятых. На эти цели была выделена гигантская сумма в 21 500 000 фунтов. Необходимость доминирования на море считалась само собой разумеющейся. В предисловии к «Истории внешней политики Великобритании» (1895 г.) капитан Монтегю Барроуз, профессор современной истории в Оксфорде, писал о том, что «Британия, остров-крепость, надежно защищенная бурными морями, находясь напротив побережья Европы, а позднее практически полностью окружив ее своими флотилиями, могла являться, а могла и не являться ее частью по своему желанию». Миф национальной самодостаточности в эти годы достиг своего пика. Морское могущество составляло необходимую предпосылку такого идеала. Именно в эти годы британцы построили военные корабли класса «Магнифисент»: первые корабли с пушками, использующими кордит. К середине 1900-х гг. главную угрозу для Британии представляла Германия с ее экономической мощью и стремлением завоевать себе место под солнцем. Морское соревнование между двумя державами стало пробным камнем для британских ресурсов и политической воли ее правительства. В ходе этого состязания британцы в 1906 г. спустили на воду дредноут, первый образец нового класса военных кораблей, который также стал первым крупным боевым кораблем в мире с судовой турбиной, изобретенной сэром Чарльзом Парсонсом в 1884 г. Предполагаемое германское вторжение послужило основой сюжета романа Эрскина Чайлдерса «Загадка песков» (1903 г.), задуманного автором еще в 1897 г., когда немцы действительно обсуждали подобный проект. Переговоры в военной сфере с Францией вслед за заключением англо-французского союза в 1904 г. сыграли ведущую роль во втягивании Британию в Первую мировую войну. Начиная с 1905 г. Британия начала серьезно готовиться к войне с Германией и рассматривать Германскую империю в качестве главной угрозы своему будущему (а не просто в качестве экономического соперника).

 

Пресса викторианской эпохи

Государство, вступившее во все нарастающее противостояние с имперской Германией, отличалось от державы первых лет правления королевы Виктории. Британия стала более урбанистической и индустриальной. Ее население стало более грамотным и образованным, а общество сплачивалось современными средствами связи и национальной прессой. Изменения, которым подверглась печать, были симптоматичны для модернизации страны. Среди множества аспектов, благодаря которым викторианский Лондон занимал центральное место в жизни Британии и Британской империи, немалую роль играл тот факт, что он служил основным поставщиком новостей. С помощью прессы, притязавшей на звание «четвертой власти», Лондон создал образ и идеал империи и навязывал обществу свои представления. Кроме этой политической функции, пресса имела также важное экономическое, социальное и культурное значение, устанавливая и распространяя моду, публикуя отчеты промышленных компаний или театральную критику. В обществе, все более проникавшемся коммерческими интересами, пресса занимала важнейшее место, возбуждая тягу к подражанию, устанавливая общий тон, обслуживая запросы анонимного массового читателя и, в форме «желтой прессы» 1880-х гг., потакая самым низменным вкусам.

Пресса также не осталась в стороне от перемен, от подстегивающих и противоречивых требований коммерциализации и новых технологий. Своим бурным развитием викторианская пресса обязана реформе законодательства и техническому прогрессу. В XVIII в. газеты сильно подорожали, отчасти вследствие последовательного повышения гербового сбора. В середине XIX в. эти так называемые «налоги на информацию» были отменены: налоги на рекламу в 1853 г., гербовый сбор с газет в 1855 г., а налоги на бумагу в 1861 г. Эти изменения позволили удешевить прессу, и эта возможность была в полной мере использована при помощи технологии, основанной на новых печатных станках и длинных рулонов бумаги. Паровой станок впервые был применен газетой «The Times» в 1814 г. В конце 1860-х гг. в Британии появились ротационные печатные машины. В конце XIX в. повсеместно был внедрен механический набор текста.

Новые технологии обходились достаточно дорого, но приток массового читателя, обусловленный низкими ценами, которые стало возможным устанавливать после отмены налогов на газеты, оправдывал затраты. В результате цены снизились, а число газет увеличилось. Число ежедневных утренних газет в Лондоне возросло с восьми в 1856 г. до 21 в 1900 г., вечерних с 7 до 11, а пригородная печать переживала небывалый подъем. Отмена налогов также способствовала выходу дешевых ежедневных газет ценой в пенни. «Daily Telegraph», появившийся в 1855 г., первым встал на новый путь развития, и к 1888 г. его тираж составлял 300 000 экземпляров. Такие издания, в свою очередь, получили достойных конкурентов со стороны газет ценой в полпенни. Первая вечерняя газета такого типа, «Echo», вышла в 1868 г., а в 1890-х гг. такие издания, как «Morning Reader» (1892 г.) и «Daily Mail» (1896 г.) завоевали особую популярность благодаря своему простому и доходчивому стилю. Тиражи «Echo» достигли своего пика в 1870 г. (200 000 экз.). Успешнее всего обслуживали общественный вкус воскресные газеты, «Lloyd's Weekly News», «News of the World» и «Reynold's Newspaper». «Lloyd's» первой из британских газет достигла тиражей более 100 000 экз., к 1879 г. — более 600 000, к 1893 г. — более 900 000, а в 1896 г. — более миллиона. Воскресные газеты прежде всего стремились поразить воображение публики и в значительной степени основывались на судебных и полицейских отчетах.

Все это составляет разительный контраст с положением лондонских газет в XVIII в., когда необычайным успехом считалась распродажа тиража в 10 000 экземпляров в неделю (большинство влиятельных газет в то время выходили еженедельно), а разумную среднюю планку составлял тираж в 2000 экземпляров в неделю. Таким образом, в XIX в. произошел поразительный подъем, вполне соответствовавший жизненной энергии столицы империи, переполненной иммигрантами и приобретающей все большее влияние в качестве законодателя общественного мнения, не в последнюю очередь вследствие революции в сфере путей сообщения, произведенной железными дорогами. Развитие железнодорожных перевозок позволило лондонским газетам укрепить свою власть на английском газетном рынке, так как теперь они могли доставляться в провинцию через несколько часов после выхода. Впрочем, провинциальная пресса сохраняла сильные позиции.

 

Реформа

Пресса дала первую работу Чарльзу Диккенсу (1812-1870). Впоследствие в своих романах он отразил многие проблемы викторианского общества. Сведения об условиях содержания заключенных в тюрьмах и прочих подобных социальных вопросах распространялись движением «Положение Англии», которое было связано с культом романов, необычайно усилившимся с 1840-х гг. Диккенс сам выступал в поддержку реформ в таких сферах, как смертная казнь, тюрьмы, жилищные условия и проституция. В романе «Холодный дом» (1852-1853) он осуждает отстраненность закона и церкви, постоянные проволочки первого и самодовольство праведного отца Чедбенда; в «Крошке Доррит» (1855-1857) нападает на аристократическую исключительность, заключение в тюрьму за долги, нечистоплотных дельцов и цепенящую бюрократию, изображенную в образе Министерства Многословия. Друг Диккенса и его товарищ по перу Уилки Коллинз (1824-1889) подвергся критике со стороны поэта Алджернона Суинберна за то, что принес свой талант в жертву социальным вопросам. Романы Коллинза на самом деле касаются таких проблем, как развод, вивисекция и воздействие наследственности и среды. Последняя проблема живо обсуждалась в обществе, придававшем все большее значение условиям жизни под влиянием эволюционной теории Чарльза Дарвина. Книга Дарвина «Происхождение видов» (1859 г.), содержавшая его учение об эволюции, вызвала живейший интерес.

Обеспокоенность положением населения привела к стремлению «реформировать», то есть изменить народные привычки. Отдых должен был приносить пользу: выпивку следует заменить спортом. Движение за трезвый образ жизни уже к 1833 г. насчитывало множество приверженцев, а секретарь Общества трезвости Южного Мидленда Томас Кук организовал пикники как пример безалкогольных развлечений. Стал развиваться организованный спорт, отчасти вследствие более четкого отграничения времени отдыха в индустриальном и урбанистическом обществе, сокращению рабочих часов, повышению средней реальной заработной платы в последней четверти столетия и роли среднего класса в обустройстве «рациональных развлечений». В какой-то мере это явилось также следствием изменений в церковных взглядах. Уэсли в свое время утверждал, что отдых ведет бедных к греху.

Большую популярность приобрел профессиональный футбол. В Шотландии он вытеснил крикет. В Британии в целом наступил подъем тех видов спорта, которыми увлекались представители средних классов, — гольфа и тенниса, получивших в 1874 г. четкие правила. К 1850-м гг. нортумберлендский крикетный клуб уже имел площадку в Ньюкасле, а в 1890-х гг. значительно расширил свою деятельность ньюкаслский гольф-клуб. К 1895 г. в «Дэйли Ньюс» освещались скачки, парусный спорт, гребля, лакросс, футбол, хокей, ужение, бильярд, легкая атлетика, велосипедный спорт и шахматы. Менее почтенные традиционные виды спорта и развлечений, такие как петушиные бои и костюмированные танцы, утратили привлекательность. Оживилась торговля в выходные дни, хотя выходные, как и спорт, также отражали социальное расслоение: немногие рабочие могли позволить себе играть в гольф, а состоятельные граждане редко ходили на футбол.

В середине XIX в. главным фактором размежевания служил вопрос о реформах — реформе протекционистской системы и реформы избирательных прав. Отмена законов о зерне (1846 г.) сэром Робертом Пилем, премьер-министром от партии тори в 1834-1835 и 1841-1846 гг., расколола тори. За этим последовала отмена актов о мореплавании (1849 г.) и заключение Кобденского договора с Францией (по имени Ричарда Кобдена, 1860 г.), по которому снижались торговые пошлины. Тем же целям служила политика свободной торговли, проводимая Гладстоном. Свободная торговля стала ключевой темой британской политики. Реформа была связана с ростом культуры и самосознания среднего класса в крупных северных городах, таких как Ньюкасл и Лидс, нашедшим выражение в архитектуре зданий муниципалитетов: Манчестерский был построен в 1877 г. Правящие сословия в таких городах все больше склонялись к нововведениям. Местные газеты сыграли важную роль в привлечении общественного мнения на сторону реформ. Хотя консерватизм сторонников Пиля импонировал значительному сегменту среднего класса, Лига противников закона о зерне служила выразителем агрессивного настроя, а неудачные действия правительства во время Крымской войны способствовали укреплению в среднем классе представлений, что для повышения эффективности британской политики следует ограничить участие в ней аристократии. Эти настроения были связаны с постепенным превращением вигов в либералов, происходившим в 1850-х и 1860-х гг., так как, приобретая поддержку среднего класса, виги становились партией сторонников реформ, которые и выдвигали в качестве своей программы.

Увеличившаяся активность местных властей явилась важным источником и орудием реформ. Например, с 1840-х гг. растет значение движения за здравоохранение, разбиваются общественные парки, особенно вслед за принятием Акта о местах отдыха (1859 г.) и Акта о здравоохранении (1875 г.), строятся библиотеки и художественные галереи для рабочих, хотя многие из этих предприятий осуществлялись на деньги, выделенные благотворителями или собранные по подписке. Парки и другие открытые площадки рассматривались как важные объекты для здравоохранения, так как позволяли людям проводить время на свежем воздухе. Так, в 1857 г. в Галифаксе был открыт народный парк на деньги сэра Фрэнсиса Кроссли, члена парламента и владельца местных ковроткацких мастерских, в 1871 г. в Лидсе открылся парк Раундэй; в 1872 г. Ливерпульская корпорация разбила парк Сефтон на 256 акрах земли, купленной у графа Сефтона,  а на открытии парка присутствовал член королевской семьи герцог Коннахт. Изданный в 1862 г. Акт о дорогах позволял приходам объединяться в дорожные округа, чтобы совместными усилиями улучшать качество дорог.

На смену милиции и не всегда компетентным констеблям пришла профессиональная полиция, осуществлявшая гораздо более эффективный контроль над аморальным поведением представителей рабочего класса и являвшаяся мощным оружием, охраняющим культурное доминирование средних слоев. В свою бытность министром внутренних дел (1822-1827 и 1828-1830 гг.) Пиль считал, что общество способно выстоять в тяжелые времена, только если будет обеспечена надлежащая безопасность органов власти. Он был решительным сторонником смертной казни. Проведенный им Акт о столичной полиции (1829 г.) создал в Лондоне единую силу охраны правопорядка, состоящую на государственном жаловании. Этот процесс был продолжен актами от 1835 и 1839 г., а Акт о полиции в городах и графствах (1856 г.) сделал эту организацию обязательной. Новая полиция по большей части вытеснила индивидуальных обвинителей в уголовных делах в Англии и Уэльсе. В свод законов были внесены существенные изменения. Начиная с 1830-х гг. к смерти через повешение приговаривались только убийцы и изменники. К 1860-м гг. прекратилась практика отправки осужденных в колонии. Вместо этого строились новые тюрьмы и разрабатывались новые режимы содержания в заключении. С 1868 г. повешение перестало проводиться публично.

В обществе значительно усилилась тяга к чтению, а растущий средний класс оказывал покровительство подъему, наблюдавшемуся в изобразительном искусстве, поэзии и музыке и породившему такие популярные течения, как прерафаэлитов, в число которых входили Уильям Холмен Хант, Джон Милле и Данте Габриэль Россетти, пользовавшиеся с середины 1850-х гг. большой популярностью. Такие города, как Глазго, Ливерпуль, Манчестер, Лидс, Ньюкасл и Бирмингем создавали крупные художественные собрания, музыкальные залы, как, например, Халле-Оркестра в Манчестере (1857 г.), и образовательные учреждения. Создавались городские университеты. В 1880 г. промышленником-самоучкой сэром Джосайей Мартином был основан Мейсон-Сайенс-Колледж, в конечном итоге вошедший в состав Бирмингемского университета, созданного в 1900 г. Мартин потратил часть своего состояния на местных сирот, а также на основанный им колледж, который должен был выпускать специалистов, затребованных местной промышленностью. Такие люди, как Мартин, задавали тон городской жизни викторианской Британии. Их взгляды и богатство служили существенным стимулом для процесса преобразований в гражданской и моральной сферах.

Однако реформы опирались не только на средний класс. После поражения чартизма и провала надежд рабочего класса на получение политических гражданских прав произошло возрождение интереса к созданию собственных организаций, таких как кооперативные общества и общества взаимопомощи (общества помощи больным и похоронные общества), и к программам по улучшению морального и физического состояния рабочих людей при помощи образования и трезвого образа жизни. В викторианскую эпоху были проведены также реформы большинства учреждений, включая Англиканскую церковь и частные колледжи.

 

Ирландия в XIX в.

Уния 1801 г. обеспечила гораздо более тесную связь ирландской политической системы с британской, чем прежде. Краткий обзор ирландской истории этого периода вполне можно было бы составить из описаний бедствий и раздоров, сосредоточив основное внимание на великом голоде 1845-1848 гг. и борьбе ирландцев за политическую автономию. И то, и другое имело важнейшие последствия. И тем не менее не следует забывать о том, что обсуждения заслуживают и другие вопросы. Ирландия оставалась частью империи, население которой по большей части говорило по-английски, она не скатилась в пучину анархии или гражданской войны, а ирландская экономика развивалась в рамках растущей экономики Британской империи, хотя здесь не было такой разветвленной сети каналов, как в Британии, а железнодорожная система строилась медленнее. Белфаст превратился в крупный портовый город, центр льняной, кораблестроительной и табачной промышленности. Однако его развитие шло параллельно с религиозной сегрегацией.

Последние десятилетия XIX в. принесли Ирландии экономические и социальные перемены, коммерциализацию, англизацию и снижение власти землевладельцев. К 1914 г. Ирландия уже в большой мере добилась экономической независимости. Благодаря законодательным актам от 1860, 1870, 1881, 1885, 1891 и 1903 гг. землевладельцы были вынуждены решать земельные вопросы по большей части на условиях арендаторов: все больше фермеров становилось собственниками своих участков. Значительно улучшилось положение католической церкви. Например, в Килдаре был создан монастырь, а вслед за ним построены церковь и школы; в 1889 г. был открыт великолепный католический готический собор, шпиль которого доминирует над городом. Ирландия вступила в более тесные отношения с Британией вследствие экономической взаимозависимости и быстрого развития новых путей сообщений — железных дорог и пароходов. Однако в то же время ее католические области все больше обособлялись в социальном и культурном плане.

Процесс реформ, отличавший ход британской истории в XIX в., не оставил в стороне и Ирландию. Так, например, Акт о муниципальных корпорациях от 1843 г. заменил традиционные городские правительства, часто олигархические и коррумпированные, на избираемых муниципальных комиссаров. Акт о местном самоуправлении от 1898 г. принес в Ирландию систему выборных местных советов, введенную в Англии актами от 1888 и 1894 гг. Таким образом, наряду с ростом числа собственников из крестьян, обеспеченном реформой земельного законодательства, местное управление также перешло под контроль основной массы населения, по большей части католического. Землевладельцы выпустили из рук экономическое и политическое влияние. В Ольстере их власть также пошла на убыль, но вследствие преобладания здесь юнионистов (в отличие от юга страны, где их было совсем немного) им удалось сохранить политическую опору, которая, тем не менее, оставалась весьма ненадежной. Деловые круги Белфаста и восточного Ольстера захватили контроль над ольстерскими юнионистами в 1906 г., через год после образования Ольстерского Юнионистского совета и, хотя в него входили землевладельцы, имевшие определенное влияние в юнионистском движении, они не представляли собой ведущей силы.

На XIX век в Ирландии приходится усиление националистических настроений. Часть националистов была склонна к силовым решениям и предпринимала террористические нападения в Британии, Ирландии и других областях империи. Фении, тайное общество, основанное в 1858 г., попытались в 1867 г. поднять восстание. Они совершили несколько террористических актов в Британии и были вдохновителями идеи завоевания Канады Соединенными Штатами. Преобразовавшись в 1873 г. в «Ирландское республиканское братство», они продолжали использовать террористические методы, а в 1882 г. другое тайное общество, Непобедимые, совершило убийство лорда Фредерика Кавендиша, министра по делам Ирландии, в дублинском парке Феникс. Это убийство привело к принятию новых мер, призванных обеспечить порядок в стране. Некоторые ирландцы воевали против британской армии на стороне буров.

Однако большинство ирландских националистов не поддерживало насильственные методы. Дэниел О'Коннелл создал партию, которая в 1830-х и 1840-х гг. активно выступала за отмену Акта об унии. Правительство отреагировало, попытавшись улучшить уровень жизни населения Ирландии и жестко ограничив внепарламентскую агитацию. Расширение избирательных прав в 1867 и 1884 гг. значительно увеличило число избирателей-католиков, большинство которых поддерживало гомруль (от Home Rule — самоуправление), при котором ирландский парламент и ирландское правительство взяли бы под свой контроль все сферы государственной деятельности, кроме обороны и внешней политики. За созданием Ассоциации самоуправления (1870 г.) последовала организация Лиги гомруля (1873 г.). Чарльз Парнелл (1846-1891) возглавил группу членов Парламента, выступавшую за гомруль, в 1879 г., и вскоре эта группа превратилась в организованную и влиятельную парламентскую партию, насчитывавшую 61 член в 1880 г., 86 членов в 1885 г. и 85 в 1886 г. Их роль в Парламенте состояла в том, что они сделали вопрос о гомруле постоянной темой политической повестки дня.

 

Ирландская эмиграция

Первая масштабная волна эмиграции в Северную Америку прокатилась в середине 1840-х гг., когда неурожай картофеля вынудил бежать из Ирландии сотни тысяч человек. Картофель занимал главное место в рационе растущего населения в начале XIX в., но упор на одну культуру и демографический всплеск создали опасную ситуацию. Заболевание поразило картофель в 1845 г., а в 1846 и 1848 гг. урожая практически не было. Около 800 000 человек умерли от голода или болезней, появившихся вследствие недоедания. Попытки правительства облегчить положение не принесли заметного успеха. Вследствие эмиграции, по большей части в США, численность населения Ирландии снизилась на 2 миллиона человек. Затем эмиграция упростилась благодаря появлению пароходов, которые сократили время, необходимое для пересечения Атлантического океана, с шести недель в 1850 г. до одной в 1914 г. Эмиграция стала одним из определяющих факторов ирландской жизни в XIX в.

Число рожденных в Ирландии жителей Англии и Уэльса возросло до 602 000 человек в 1861 г. и составило примерно 3 процента от общей численности населения. Соответствующие цифры для Шотландии на 1851 г. — 207 000 человек, 7 процентов от общей численности. Присутствие ирландцев было еще более заметно, так как они в основном селились в нескольких городах, таких как Глазго, где в 1851 г. выходцы из Ирландии составляли 23,3 процента взрослого населения, Лондоне, где в 1861 г. 5 процентов жителей были ирландцами, и Ливерпуле, где их число доходило почти до 25 процентов. Ирландская эмиграция в Британию достигла своего пика примерно в 1860 г., затем пошла на убыль до 1870 г., вновь поднялась около 1877 г. и снизилась к концу XIX в. Нищие и низкооплачиваемые ирландские эмигранты жили в самых густонаселенных и антисанитарных трущобах. Так, в Ньюкасле, где процент ирландцев вырос с 5,73 в 1841 г. до 8,02 в 1851 г., большинство обитало в таких районах с крайне плохими условиями, как Сэндгейт. Мужчины обычно устраивались рабочими или имели случайный заработок, а женщины шли в прачки, цветочницы и на прочие подобные работы. В Глазго большинству ирландцев не удавалось получить работу с более или менее приличными условиями труда и зарплатой, и в этом их положение разительно отличалось от положения переселенцев из шотландского Хайленда. Тем не менее достаточно большое число ирландцев сумело пробиться в средний класс.

Ирландская эмиграция подогрела и обострила антикатолические настроения и иногда шла во вред местным рабочим, как, например, в ланкаширском угольном бассейне, где ирландцы привлекались в качестве штрейкбрехеров для снижения заработной платы. В 1850 г., согласившись на низкую оплату, они вытеснили с сельскохозяйственных работ данфермлайнских женщин, вследствие чего в этом районе вспыхнуло антиирландское восстание, изгнавшее оттуда эмигрантов. Однако за пределами Ланкашира такая жесткая реакция проявлялась крайне редко. Многие ирландцы жили не в гетто, а среди других рабочих, и значительное их число вступало в смешанные браки.

 

Гладстон и Дизраэли

Интересы и устремления среднего класса занимали все более важное место в политической жизни Британии конца XIX в., хотя аристократия сохраняла значительное влияние на внутреннюю политику. Акт о второй реформе, проведенный правительством тори (1867 г.), практически удвоил численность электората и, наделив правом голоса съемщиков квартир, позволил участвовать в выборах 60 процентам взрослого мужского населения городов. Победа либералов на следующих всеобщих выборах (1868 г.) привела к первому министерству Уильяма Гладстона, который инициировал целый ряд реформ, включая отмену официального положения Ирландской церкви (1869 г.), введение открытого состязания на право занимать гражданские посты (1870 г.) и тайное голосование (1872 г.). В 1871 г. были введены официальные оплачиваемые нерабочие дни. В 1872 г. пришел конец могуществу дорожных трестов, и содержание дорог было передано всецело под общественный контроль. В 1870 г. по Акту об образовании страна была разделена на школьные округа, а к образованию предъявлялись определенные требования, в случае невыполнения которых существующее приходское обеспечение сменялось на школьный округ, хотя этот процесс наталкивался на сопротивление: в Илинге из-за упорного стремления англиканской церкви отстоять добровольное образование и противодействовать введению школ, состоящих под надзором общественных комитетов, невзирая на нужды быстро растущего населения, около 500 детей оставались без школьного образования через 25 лет после принятия этого акта. Главную роль в процессе реформы играла отмена давно сложившихся различий и привилегий. Комиссия по пожертвованиям, образованная в 1870 г., перераспределила пожертвования и реформировала управляющие комитеты. Сходным изменениям подверглась и Англиканская церковь.

Гладстон был замечательной и многосторонней личностью, ученым-античником и теологом, дровосеком и спасителем проституток. Он отличался решительностью и прямотой, а его библиотека насчитывала 20 000 книг. В 1830-х гг. он занимал пост министра финансов от партии тори, а затем стал ведущим политиком-либералом своей эпохи, преданным делу реформ внутри страны и добропорядочным во внешней политике. Его политическое искусство перебросило мост между миром Парламента и миром публичных митингов, так как под его руководством либерализм приобрел массовую поддержку. Гладстон обращался из Парламента к массам и получал от них живой отклик.

Тори или, как они теперь назывались, консерваторы, вновь пришли к власти в 1874 г. при Бенджамине Дизраэли, оппортунисте и ловком тактике, но также и глубоком мыслителе, сумевшем создать альтернативную политическую культуру и привлечь общественное внимание к темам национального самосознания, национальной гордости и социального единения, которые подорвали Доверие к либералам. Законодательные акты о фабриках (1874 г.), здравоохранении, жилищных условиях ремесленников, качественных продуктах питания и лекарствах (1875 г.) систематизировали и расширили законодательную базу по важнейшим аспектам социального обеспечения. Акты о фабриках от 1874 и 1878 гг. ограничивали рабочие часы для женщин и детей, занятых на производстве. Акт о тюрьмах (1877 г.) устанавливал централизованный правительственный контроль. Однако эти реформы в глазах Дизраэли отступали перед активной внешней политикой, в ходе которой была выкуплена доля в Суэцком канале (1875 г.), чтобы обеспечить британский контроль над новым кратчайшим путем в Индию, создан титул императрицы Индии (1876 г.), приобретен Кипр (1878 г.) и развязаны войны с афганцами (1878-1879 гг.) и зулусами (1879 г.).

Экономические трудности, связанные с упадком сельского хозяйства и торговли, и политические проблемы, искусно использованные Гладстоном во время его избирательных кампаний в Мидлотиане (1879-1880 гг.), привели к поражению консерваторов на выборах 1880 г. Однако второе министерство Гладстона (1880-1885 гг.) также прошло под знаком имперских проблем и ирландского вопроса. При нем состоялась неудачная Первая Бурская война (1880-1881 гг.) в Южной Африке, был оккупирован Египет (1882-1883 гг.), был уничтожен при Хартуме отряд генерала Гордона (1885 г.), был принят Акт о приостановке конституционных гарантий, призванный восстановить порядок в Ирландии  (1881 г.) и «непобедимыми» был убит лорд Фредерик Кавендиш (1882 г.). В 1884 г. по Третьему Акту о реформе на графства было распространено право голоса для съемщиков квартир, предоставленное городам в 1867 г., так что право голоса получили более двух третей взрослого мужского населения в графствах и около 63 процентов всего взрослого мужского населения страны. Консерваторы сформировали правительство в 1885-1886 гг., но, как и в 1868 г., потерпели поражение в ходе первых выборов, проведенных после расширения электората: многие сельские избиратели голосовали против землевладельцев.

Процесс политических и социальных реформ продолжился принятием Акта о перераспределении мест (1885 г.), по которому пересматривалась система избирательных округов; Акта о местном управлении (1888 г.), создававшего напрямую избираемые советы графств и городов, а также Совет графства Лондон; и Акта о компенсациях рабочим (1897 г.), обязывавшего работодателей выплачивать компенсацию за несчастные случаи на производстве. Возникало коллективистское государство, в некоторых отношениях уже напоминавшее социально ориентированное. Государственное вмешательство в образовательную сферу способствовало снижению уровня неграмотности. Усилившееся вмешательство в социальные вопросы со стороны новых, более формализованных и четких механизмов местного самоуправления вызывало надежды на благотворное вмешательство государства в народную жизнь, особенно в сферах здравоохранения, образования и в коммунально-жилищной сфере.

Однако политическая ситуация осложнялась последствиями экономического спада 1870-х гг., неопределенностью, возникшей вследствие расширения электората, и застарелым нарывом в виде ирландского вопроса. Террористические акты, совершавшиеся фениями в Ирландии, Англии и Канаде, умножали человеческие жертвы, а в самой стране активизировалось движение в поддержку земельной реформы и гомруля. Проекты гомруля, предлагавшиеся Гладстоном, были отвергнуты в 1886 и 1893 г. Парламентом, и служили предметом ожесточенных споров, расколов английских политиков. Консерваторы возглавили противодействие устремлениям правительства, и консервативная партия в 1886 г. сменила свое название на партию юнионистов, однако провалом первый закон о гомруле в 1886 г. был обязан ренегатству 93 «либералов-юнионистов» из лагеря Гладстона. Гомруль расколол либералов, и это был не первый и не последний раз, когда ирландский вопрос приобретал важнейшее значение для британской политики. В день Рождества 1877 г. Гладстон записал в своем дневнике: «теперь одна молитва вытеснила все остальные: Ирландия, Ирландия, Ирландия».

Политической гегемонии либералов пришел конец в 1886 г., когда всеобщие выборы выиграли консерваторы во главе с Робертом Сесилем, третьим маркизом Солсбери. Хотя либералы, которых по-прежнему возглавлял престарелый, уже полуслепой и полумертвый Гладстон, победили на выборах 1892 г., консерваторы захватили первенствующее положение в политической жизни на период с 1886 по 1905 г. при поддержке либералов-юнионистов. Солсбери (премьер-министр в 1885-1886, 1886-1892, 1895-1902 гг.) и его преемник и племянник Артур Бальфур (1902-1905 гг.) отвергали гомруль и придерживались осторожной тактики в отношении внутренних реформ. Культурная база либерализма пошатнулась в глазах общества, которое уже больше привлекали консервативные взгляды и консервативный подход. В 1900 г. либералы потеряли большинство шотландских мест в Парламенте впервые с 1832 г. Маркиз Солсбери, владелец Хэтфилд-Хауса, одного из дворцов, которому британцы присвоили звание «национального достояния», получал большую часть доходов с городской собственности, включая лондонские трущобы. Две трети его кабинета составляли пэры, хотя это никак не сказывалось на лоббировании интересов землевладельцев, кроме, разве что, того, что этот кабинет не принимал таких бюджетов, как бюджет либерального правительства в 1894 г., значительно повысивший налог на наследство. Правительство Солсбери получило прозвище «Отель Сесилей», поскольку в нем заседало много представителей этой семьи. В 1887 г., когда Артур Бальфур получил пост министра по делам Ирландии, сложилось выражение «Bob's your uncle». Тем не менее нарастало давление в поддержку более радикальных политических и социальных преобразований. Политические воззрения все больше определялись социальными и классовыми вопросами. Землевладельцы откололись от либералов после 1886 г. За «дезавуированной» либеральной программой Джозефа Чемберлена 1885 г., призывавшей к земельной реформе, в 1891 г. последовала Ньюкаслская программа Гладсто-на, присоединившая к этому призыву требование гомруля, отделения церкви от государства в Уэльсе и Шотландии, бесплатного образования, сокращения рабочих часов на фабриках, реформы избирательной системы и реформы или отмены Палаты Лордов. В том же году шотландские либералы выдвинули требование земельной реформы в Хайленде, введения восьмичасового рабочего дня для шахтеров и расширения электората. Продолжались случаи жестокости. В 1891 г. 13-летний сельскохозяйственный рабочий из Нортгемптоншира Том Мастере был выпорот своим работодателем за дерзость. Однако призывы к радикальным преобразованиям приводили к обвинениям либералов в том, что они угрожают стабильности и преследуют узкопартийные интересы. Это вызывало еще большее сплочение защитников собственности и придавало дополнительную силу консерваторам.

 

Уэльс в XIX в.

Процессы, протекавшие в Уэльсе, могут служить прекрасной призмой, в которой отразились более широкомасштабные явления. Постоянный экономический рост здесь отмечается с 1790-х гг. и затронул прежде всего южные районы, богатые углем и железом. Производство чугуна поднялось с 5000 тонн в 1720 г. до 525 000 в 1840 г., составив 36 процентов от общего британского производства. Значительный рост промышленности в Монмутшире и восточном Гламоргане, например, в Эббу-Вейле и Мертир Тидвиле, создавал рабочие места и способствовал демографическим сдвигам: в 1801 г. в Гламоргане и Монмутшире проживало около 20 процентов населения Уэльса, в 1901 г. — 57,5 процента, а с 1921 г. — 60,5 процента. Важное значение для южного Уэльса имел также рост угледобычи. Валлийский уголь использовался для коксования в плавильных печах и в топках пароходов, а валлийский антрацит идеально подходил для железо- и сталеплавильной промышленности. Добыча (в миллионах тонн) выросла с 1,2 в 1801 г. до 13,6 к 1870 г. и 57 к 1913 г. Большая его часть шла на экспорт, а в угледобывающей отрасли была занята примерно треть валлийской рабочей силы. Расширение кардиффского порта при третьем маркизе Бьюте и распространение железных дорог, особенно таффвейлской ветки между Кардиффом и Мертир Тидвилом (1841 г.), позволило перемещать большие объемы угля. Население Кардиффа выросло с 10 000 в 1841 г. до 200 000 в 1921 г.; население шахтерского города Рондда с 1000 в 1851 г. до 153 000 в 1911 г. Уголь способствовал индустриализации. Экономический рост довершил процесс преобразования валлийской экономики. Для валлийского сельского хозяйства появились новые рынки сбыта. Телеги, перегоны скота и каботажные перевозки отошли в прошлое с развитием сети железных дорог, которые в 1850 г. соединили с Уэльсом остров Англси, а в 1864 г. дошли до Аберистуита. Экономический и демографический рост в индустриальных областях привел к относительному снижению значения сельского хозяйства и сельских областей Уэльса, сыграв важную роль в изменении традиционного образа валлийца и восприятии его национального характера. Англикане перестали составлять большинство населения, и рост диссентеризма внес значительный вклад в изменении политического и культурного облика Уэльса. Придя на смену господству консервативного англиканского поместного дворянства, с 1868 по 1918 гг. власть удерживала либеральная партия, опиравшаяся на нонконформистов. Перемена во взглядах на «валлийский дух» многим обязана растущему влиянию нонконформизма, вдохновлявшего возрождение национального самосознания.

Процесс индустриализации не обошелся без трудностей, а от людей требовался опасный, напряженный и изматывающий труд. Но и при всем этом, несмотря на то, что преобразования вводились извне, по большей части по почину состоятельных англичан, они натолкнулись на относительно незначительное сопротивление. Тем не менее в первые десятилетия XIX в. Мертир Тидвил, центр индустриализации, был охвачен волнениями, которые достигли своего пика в 1831 г. Мертирское восстание было подавлено войсками; погибло не менее 20 восставших. Спустя восемь лет чартистские волнения в Ньюпорте, в которых участвовало более 5000 человек, были усмирены небольшим отрядом солдат, открывшим огонь и рассеявшим толпу. В том же году в юго-западном Уэльсе начались Бунты Ревекки. Бунтовщики крушили заставы сборщиков пошлин, вызывавшие ненависть у селян. Волнения продолжались до 1844 г., а их участники расширили сферу действия, выступая также против несправедливо завышенной арендной платы и рабочих домов. «Мать Ревекка», символическая покровительница протестующих, в белом плаще и с красным или черным лицом, получила имя от Ревекки из Книги Бытия, которой было сказано «да владеет потомство твое жилищами врагов твоих». 293 нападения на таможенные заставы в 1838-1844 гг. отражали значительную социальную напряженность, возникшую в результате промышленной депрессии 1839-1842 гг., инфляции земельной ренты во время наполеоновских войн, враждебного отношения к землевладельцам и церковной десятине, сокращения общинных земель вследствие усиленного огораживания в 1750-1815 гг., а также высоких расценок дорожных трестов. Враждебность также выражалась в браконьерстве и поджогах.

Волнения пошли на спад после принятия в 1844 г. закона, заменявшего в южном Уэльсе дорожные тресты дорожными комитетами, но следующие десятилетия были отмечены рядом крупных шахтерских забастовок в Гламоргане. Впрочем, необходимо рассматривать эти явления в более широком контексте. Забастовки были естественной реакцией на неотрегулированную индустриальную систему. Очевидно также, что революционные настроения, которые, действительно, имели место, не привели к революции как таковой. В Британии не происходило ничего похожего на Год революций (1848 г.) на континенте. Войска из бреконского гарнизона сыграли важную роль в ряде стычек, но число солдат в Южном Уэльсе в 1839 г. было повышено всего до 1000 человек. Это не идет ни в какое сравнение с численностью габсбургских войск в Венгрии и Италии. Поэтому вряд ли можно говорить о «подавлении» восстаний: революционные настроения не были столь сильны, а требования сводились к устранению определенных поводов для недовольства. Чувство солидарности еще не привилось среди рабочих, а процесс становления трейд-юнионов занял длительное время.

Политическая напряженность, однако, разрешалась не только вспышками насилия. Новый социально-экономический строй, создававшийся в процессе индустриализации, плохо совмещался с традиционной иерархией и практикой. Если этот процесс разрушил светскую и церковную иерархию, то, с другой стороны, он подрывал общераспространенные представления о «валлийском духе», хотя, как и в случае с «английским», «шотландским», «ирландским» и «британским» духом, они, естественно, были весьма условны. Отчасти эти перемены были связаны с иммиграцией. Индустриализации требовалась рабочая сила, особенно в шахтах и рудниках южного и северо-восточного Уэльса. Поначалу большинство рабочих приходило из сельских областей Уэльса, хотя достаточно большой контингент ирландцев также присутствовал в Мертир Тидвиле, Суонси и Кардиффе. Вследствие этого католическая церковь занимает важное положение в современном Южном Уэльсе.

С 1850-х гг. в Южном Уэльсе появилось большое число англичан. 11 процентов населения Суонси в 1861 г. составляли уроженцы юго-западной Англии. Уэльс был одним из немногих европейских регионов, имевших чистый коэффициент иммиграции в XIX в. Иммигранты никак не были связаны с валлийской культурой, которая, впрочем, и без того претерпевала коренную ломку в областях с быстро развивающейся индустрией. Вследствие этого валлийский язык терял свои позиции в тех районах страны, которые превращались в экономические и политические центры; с другой стороны, в 1901 г. более полвины жителей Уэльса все еще говорили по-валлийски, а такие крупные индустриальные города, как Мертир и Суонси, оставались важнейшими центрами валлийской культуры на протяжении всего XIX в.

Однако валлийский язык начинал вытесняться не только вследствие иммиграции. Употребление английского расширялось вместе с ростом среднего класса. Дворяне-землевладельцы в большинстве своем говорили по-английски, но они не имели такого влияния на язык, как группы населения, приобретавшие все большую общественную значимость по мере роста валлийской экономики и укоренения интеграционных процессов: торговцев скотом, владельцев судов и магазинов. Английский был языком торговли; на английском велась финансовая отчетность, а валлийская элита получала образование в английских колледжах.

По мере распространения английского языка, он стал приобретать политическую нагрузку, отчасти вследствие оживленных споров о роли и сущности государственного образования. Кроме того, во второй половине XIX в. язык стал одним из аргументов в мощной политической кампании, направленной против землевладельцев-консерваторов и англиканской церкви. Истинно валлийскими ценностями провозглашались либерализм и нонконформизм. В определенной степени эти процессы протекали параллельно с ирландским движением за гомруль и гэльским возрождением конца XIX в. Так, либерал Томас Эллис, избранный в члены Парламента от Мерионета в 1886 г., объявил в своем обращении к избирателям о своей поддержке гомруля для Ирландии и Уэльса, лишения официального статуса англиканской церкви в Уэльсе, пересмотра земельного законодательства и передачи образовательных учреждений под общественный контроль. Движение Камри Видд  («Будущий Уэльс» или «Молодой Уэльс»), аналогичное ирландскому движению за гомруль, образованное в 1886 г., завоевало значительное влияние, но весьма ослабло в середине 1890-х гг. из-за антагонизма между южным и северным Уэльсом.

Существенно возрос интерес к культурной истории Уэльса, активно развивалась валлийская поэзия, пелись валлийские хоралы, а в 1858 г., через два года после написания валлийского национального гимна, был возрожден айетеддвод (ежегодный фестиваль бардов). Создание новых учреждений, таких как Университетский колледж в Аберистуите (1872 г.), свидетельствовало об усилении патриотических настроений, получивших свое выражение в институтах, заинтересованных в их укреплении и служивших в качестве необходимой платформы и точек притяжения для поборников валлийской идеи. В 1907 г. королевской хартией были учреждены Национальная Библиотека и Национальный Музей.

В политической сфере валлийцы склонялись к либерализму. При Дэвиде Ллойд-Джордже, министре финансов (1908-1915 гг.) и премьер-министре (1916-1922 гг.), валлийский либерализм достиг пика своего политического могущества, но, как и в случае с шотландцем Ремси Мак-Дональдом и лейбористами, он оставался частью британской политической системы. Ключевые вопросы валлийской политики конца XIX в. — земельная реформа, лишение официального статуса Англиканской церкви и государственное образование — входили в радикальную программу либералов и таким образом влились в русло общебританской политической жизни. Агитация против завышенной арендной платы и церковной десятины иногда вызывала волнения, особенно в 1887 г., но землевладельцы не страдали от насилия: валлийцы стремились дистанцироваться от более жестоких проявлений протеста в Ирландии.

 

Шотландия в XIX в.

В XIX в. многие европейские страны воодушевлялись националистическими настроениями или, если смотреть с другой точки зрения, страдали от них. Многонациональные империи, особенно Австро-Венгрия и Россия, столкнулись со значительными сложностями, проистекающими от всплеска национализма, и то же самое можно сказать о Британии, испытывавшей серьезные осложнения в ирландской и индийской политике. Однако в Шотландии ситуация была гораздо лучше, во многом из-за того, что сами шотландцы прониклись идеей единой Британии и не собирались отказываться от выгод, предоставляемых Британской империей.

Шотландию затронули те же процессы, которые протекали в Англии и Уэльсе, — индустриализация, миграция и урбанизация, отражавшие развитие промышленности и введение новых технологий. Так, с появлением пароходов и железных дорог пришел конец таким древним занятиям, как перегон скота, а области без угольных залежей, такие как юго-западные районы Шотландии, в сущности оставались в стороне от общего экономического подъема. К 1861 г. большая часть населения была сосредоточена в городах. Промышленный рост шел особенно быстрыми темпами с 1830-х гг. и был особенно заметен в Стратклайде, где значительно увеличилась численность населения, по большей части благодаря притоку рабочей силы из сельских районов. Население Глазго выросло* с 77 385 человек в 1801 г. до 274 533 человек в 1841 г., несмотря на среднюю ежегодную смертность 33 на 1000 в 1835-1839 гг., — самый высокий уровень смертности в Шотландии. Благодаря индустриализации, процент шотландского населения в «срединном поясе» вырос с 40 процентов в 1755 г. до 50 в 1821 г. и до 80 на сегодняшний день. Эдинбург и Глазго были соединены железной дорогой в 1841 г. В Шотландии сложилась разветвленная железнодорожная сеть, соперничающая с каботажными перевозками. Развивалась также и сфера услуг, особенно банковское и страховое дело в Эдинбурге, превратившемся в главный финансовый центр. К середине XIX в. менее 10 процентов рабочих в графствах Ланарк, Мидлотиан и Ренфрью было занято в сельском хозяйстве, лесном хозяйстве и рыболовстве. Несмотря на очень высокий уровень эмиграции, население Шотландии в целом выросло с 1 265 380 человек в 1801 г. до 4 472 103 человек в 1901 г. Экономический рост привлекал иммигрантов, особенно ирландцев.

Как и в Англии, урбанизация и нищета вызывали серьезные социальные проблемы. Например, Данди, ставший благодаря импорту сырья из Индии, крупнейшим в мире центром торговли джутом, страдал от трущоб, болезней и детской смертности. В 1832 г. Глазго поразила сильнейшая вспышка холеры, а в 1817-1818 и 1837 гг. — тифа.

Перемены затронули и более отдаленные области. Большая часть населения Хайленда и Островов стала двуязычной. Исключительно по-гэльски говорило лишь незначительное число жителей северо-западных районов и северных Гебрид. Ландшафты Хайленда, воспетые романтиками, привлекли к этой местности внимание внешнего мира. Здесь процветал туризм. В 1864 г. в Форт-Уильяме был разрушен старый форт, чтобы расчистить место для железнодорожной станции, через которую проезжали английские туристы. Произошли коренные изменения и в социальной сфере. Клановая система разрушалась уже в XVIII в., а на смену ей приходило более агрессивно-коммерческое отношение к держанию земли, социальным связям и экономической деятельности, способствовавшее крупномасштабной эмиграции. После наполеоновских войн экономика, основанная на интенсивном труде, в которой главную роль играли рыболовство, военная служба и незаконное производство виски, была вытеснена более капиталоемкой экономикой, опиравшейся на разведение овец, которое требовало меньше труда. Большая часть населения Хайленда не имела надежных и долгосрочных законных прав на землю и поэтому без труда выселялась с мест проживания. Как Ирландия, в конце 1840-х гг. Хайленд пострадал от жестокого голода, вызванного неурожаем картофеля. Голод привел к эмиграции из Хайленда и с Островов, которой содействовали и землевладельцы, не желавшие оказывать поддержу обнищавшим жителям. Большое число шотландцев переселилось в другие области Британии, но многие уехали в Северную Америку. В США и Австралию эмигрировало около 2 миллионов шотландцев.

Оставшиеся реагировали на изменения со все большей непримиримостью. В Шотландии шли крупномасштабные вырубки леса, и к 1884 г. 1,98 миллиона акров, более 10 процентов шотландской земли, было отведено для оленей, чтобы оградить охотничьи интересы меньшинства. В 1880-х гг. в северной Шотландии были выбраны пять членов Парламента, протестовавших против вырубок, а «битва за Брайс» в Скае приобретала все большую остроту. Вырубки вызвали сопротивление ирландского типа: к 1884 г. в Земельной лиге, сформированной по образцу Ирландской земельной лиги, состояло 15 000 членов. Кризис привел к созданию комиссии Напьера и принятию в 1886 г. Акта об имуществе арендаторов, устанавливавшего их права и положившего конец активному периоду вырубок.

В XIX в. произошло укрепление шотландского национального самосознания, опиравшееся на возрождение культурных традиций, не подразумевавших выдвижения требований независимости: килты и шотландская литература не влекли за собой создания партии гомруля. К тому же здесь отсутствовала религиозная составляющая, доминировавшая в ирландской политике. Кроме того, хайлендские крестьяне изгонялись с мест проживания вождями кланов, а не англичанами. Национальная ассоциация защиты шотландских прав была основана в 1853 г. На ее первое собрание в Эдинбурге пришло 2000 человек, в Глазго — 5000. Она активно выступала в поддержку шотландских прав, но не носила откровенно националистического характера. Позднее некоторые шотландские националисты, как, например, Теодор Напьер, поддерживали буров. Шотландская патриотическая ассоциация, Шотландская ассоциация гомруля (ШАГ) и другие организации сыграли свою роль в развитии сепаратистских настроений. ШАГ считала наилучшей политической стратегией давление на самую сочувствующую политическую партию. Вместо понятия Северной Британии, отошедшего в прошлое в конце XIX в., возродилось понятие Шотландии, хотя оно подразумевало весьма англизированную Шотландию. В 1885 г. было восстановлено министерство по делам Шотландии.

 

Женщины в XIX в.

Женщина занимала в индустриальном урбанистическом обществе место немногим лучшее, чем в сельском. Социальные и экологические факторы, затронувшие мужскую часть, не оставили в стороне и женщин, но им также пришлось столкнуться с дополнительными сложностями. Подобно большинству мужчин, большинство женщин было вынуждено приноравливаться к условиям более тяжелого труда и подрывающих здоровье болезней, но они были хуже защищены законом, отражавшим пережитки культуры, в которой властью и уважением пользовались мужчины, а женское достоинство практически не принималось во внимание. Существование основной массы женщин определялось ограниченной сферой деятельности, доступной для них, а также жесткими рамками семейной и социальной жизни.

Социальное и экономическое давление вынуждало женщин стремиться к браку и, вне зависимости от семейного положения, к получению работы. Брак предоставлял большинству женщин некую форму хоть шаткой, но стабильности, однако у незамужних матерей шансы выйти замуж были весьма невысоки, за исключением, конечно, вдов с детьми от первого брака, особенно если они владели какой-либо собственностью. Вследствие этого незамужние матери часто становились проститутками или принимались за таковых. Отсутствие эффективной системы социального обеспечения и низкая заработная плата, которую получало большинство женщин, вынуждали многих из них заниматься проституцией либо постоянно, либо время от времени. Временная проституция была связана с экономическими условиями. Одинокие женщины прибегали к абортам, которые считались преступлением и наносили вред здоровью. Женщины, как одинокие, так и замужние, страдали от нехватки и примитивности методов контрацепции. Частое деторождение изматывало женщин, и многие из них умирали при родах, а многие дети воспитывались мачехами. Первые две жены Джозефа Чемберлена умерли при родах, оставив ему шестерых детей. Женщины часто страдали в детстве рахитом из-за плохого питания, а акушерство было совершенно не развито. Вследствие этого кровоизлияние во время родов часто приводило к летальному исходу. Смертность резко понизилась только после появления сульфаниламидов в 1936 г. Тем не менее развивался контроль рождаемости: в Шотландии между 1881 и 1901 гг. значительно снизилось число детей, рожденных в браке.

Женщинам было также трудно получить работу. Обычной формой женской занятости в Уэльсе в 1911 г. были домашние работы. Такие занятия, как чистка и сушка одежды, требовали значительных усилий. В сфере обслуживания еще можно было добиться продвижения по карьерной лестнице, но в целом домашняя обслуга не имела видов на будущее. Оплата была низкой, а это серьезно осложняло жизнь тем, кто хотел выйти замуж и оставить работу. Однако условия здесь в общем были лучше и менее опасны, чем на фабриках, где требовался многочасовой однообразный труд. Женщины часто выполняли очень тяжелую работу, откатывая уголь в шахтах или трудясь на полях.

Женщины из высших слоев приобрели больше возможностей с правом получать высшее образование в Кембридже и Оксфорде, хотя еще много лет им не позволялось получать ученую степень. В Абердинском университете в 1892 г. женщинам было формально разрешено поступать на все факультеты, но на практике ни одна женщина не поступила на юриспруденцию и теологию, образование на медицинском факультете было весьма ограничено, и, кроме того, они не имели равных условий при выделении стипендий. Студентки были ущемлены в университетской жизни, а студенческая газета «Альма Матер» относилась к ним враждебно, выставляя их в роли синих чулков или капризных идиоток: очевидно, мужчины так и не могли привыкнуть к появлению студенток, хотя их число и влияние возросли в 1900-х гг. и особенно во время Первой мировой войны. К 1939 г. студентки составляли примерно четверть учащихся в британских университетах.

Общее представление о равноправии сводилось к уважению отдельных функций и достоинств и определению отличительных черт идеальной женщины, которые, по современным стандартам, вовсе не укладывались в понятие равенства. Особая роль женщины сводилась к роли хранительницы домашнего очага, и это использовалось в качестве аргумента против ее допуска в другие сферы общественной жизни. В некоторой степени подобные вопросы не имели смысла для большинства женщин, так как их экономическое положение и уровень медицинского обслуживания не позволяли им занимать активную жизненную позицию.

В то же время важно обратить внимание на некоторые сдвиги и нюансы: ретроспективный подход может дать неверное представление, будто викторианское общество и викторианская культура были монолитны. Недавние исследования, например, позволили пересмотреть взгляды на викторианское отношение к половым вопросам, показав, что образ универсального подавления сексуальности не соответствуют действительности. Однако, хотя сексуальные удовольствия в целом признавались законными в браке, вне брака они вызывали суровое осуждение. Так, в некоторых работных домах «непорядочные и распутные женщины» носили особую желтую одежду, хотя этот обычай был отменен в 1840-х гг. Госпиталь подкидышей в Лондоне, основанный в 1741 г. для брошенных детей, только в XIX в. начал принимать младенцев от матерей, которые могли доказать, что они были принуждены к соитию против их воли или были обмануты обещанием жениться и во всех прочих отношениях могли подтвердить свое безупречное поведение. Эти меры предосторожности были направлены против проституток.

Индустриализация привела к увеличению числа женщин, преимущественно незамужних, на фабриках, хотя и ограничила возможности работы в сельской местности, например, прядение. Женщины обычно занимались низкоквалифицированным низкооплачиваемым трудом, так как не допускались к новым технологиям. С фабричными женщинами обращались гораздо хуже, чем с мужчинами, и в этом тред-юнионы (мужские организации) сотрудничали с работодателями. И те, и другие осудили женщин с фабрик Бэтли и Дьюсбери за создание собственной организации в 1875 г. Определение квалификации, от которого зависел размер оплаты труда, контролировалось мужчинами; квалифицированные работницы, такие как прядильщицы из Престона и Болтона, с трудом добивались признания своего мастерства. В отличие от них, женщины с керамических заводов сумели добиться повышения статуса и оплаты, несмотря на мужское противодействие.

Важным новшеством было введение бракоразводных процессов в 1857 г. До акта, принятого в этом году, развод требовал либо частного парламентского акта, получить который могли только состоятельные люди, либо решения о раздельном жительстве, выдававшегося церковным судом, который не позволял вступать в новый брак. Даже после принятия Акта развод оставался весьма дорогостоящим и потому недоступным для бедных. Вследствие этого сохраняла актуальность прежняя практика «саморазводов», а другой возможностью было сожительство, хотя оно и не давало большинству женщин экономических гарантий. Положение женщин было особенно тяжелым, поскольку обычно уходили мужчины, оставляя детей на попечение жены: бедность вынуждала некоторых мужчин пренебречь викторианским культом семьи и патриархальности. Последовательные расширения избирательного права не распространялись на женщин, хотя в социальном плане они были менее зависимы, чем обычно принято считать.

 

Становление тред-юнионов

Давление в поддержку социальных реформ, исходившее от либеральной партии, в конце XIX в. нашло дополнительную опору в развитии собственно рабочих движений. Укрепление тред-юнионов отражало растущую индустриализацию и унификацию экономики, возникновение крупных производств с большим числом работников и, к концу века, формирование у рабочих классового сознания. Тред-юнионизм, в свою очередь, внес значительный вклад в вовлечении рабочих в политику, хотя многие тред-юнионисты не были политическими активистами. Конгресс тред-юнионов был образован в 1868 г. Юнионизм охватил не только круги квалифицированных специалистов, но и полуквалифицированных и чернорабочих, а в 1888-1889 г. в Лондоне состоялись крупные забастовки докеров. 1890-е годы были отмечены появлением «массового» юнионизма. Кейр Харди, секретарь Федерации шотландских шахтеров, основал Шотландскую Лейбористскую партию (1888 г.) и Независимую Лейбористскую партию (1893 г.), которая выдвинула требования 8-часового рабочего дня и «коллективной собственности на средства производства, распреденения и обмена». Шесть лет спустя Конгресс тред-юнионов призвал к созданию независимой политической организации рабочего класса, и в 1900 г. был создан Лейбористский комитет, ставший основой Лейбористской партии. Некоторые наиболее воинственно настроенные представители рабочего класса склонялись к марксизму: в 1880-х гг. образовалась Социал-демократическая федерация, ставшая первой марксистской партией в Британии.

 

Поздневикторианское общество

Эти явления отражали сомнения, если не кризис доверия, охвативший поздневикторианское общество. Это общество без особого благожелательства следило за увеличением числа политически сознательных избирателей, а многие были озабочены относительной экономической и политической слабостью Британии по сравнению с ведущими континентальными державами. Британское производство больше не могло извлекать выгоду из дешевого сырья, энергии и труда. Конкуренция со стороны зарубежных производителей приводила к закрытию предприятий; так, в 1901 г. был закрыт металлургический завод в графстве Дарем, на котором работало 1500 человек. Люди уже не были по-прежнему уверены в том, что британские учреждения и порядки лучшие в мире. В 1890-х и начале 1900-х гг. британцы проявляли повышенный интерес к германской образовательной системе и находились под сильным впечатлением от ее «практический» ориентированности. Лорд Солсбери был не одинок в своих пессимистических взглядах на будущее империи. Эти различные поводы для беспокойства привели к возрождению реформаторских настроений в период до Первой мировой войны. Британцы гордились размахом своей империи и триумфальными золотым и бриллиантовым юбилеями королевы Виктории в 1887 и 1897 гг., но проблемы первой половины XIX столетия, отошедшие в тень или исчезнувшие в третей четверти века, вновь вышли на поверхность, приняв новые формы и усугубившись за счет новых источников напряжения. Экономические перемены вывели социальные проблемы на более высокий уровень.

Серьезную и обоснованную обеспокоенность вызывало здоровье нации. Уровень детской смертности был высок: в северо-восточных шахтерских районах половина от общего числа смертей приходилась на детей до 5 лет, а многие не доживали до 15. Многие семьи жили в однокомнатных квартирах: в 1854 г. таких семей в Ньюкасле было 7840 из 20 000. В 1866 г. 43 процента населения Ньюкасла все еще жили в одно- или двухкомнатных квартирах; в 1885 — 30,6 процента. Тяжелую проблему представляло индустриальное загрязнение. Желудочно-кишечные заболевания, вызванные плохим состоянием водопроводной и канализационной системы, удерживали высокий уровень детской смертности в Бредфорде. В 1880-х и 1890-х гг. свежее коровье молоко оказалось разносчиком инфекций, которые приводили к значительному увеличению случаев диареи в жаркое время и повышению детской смертности в 1890-х гг., особенно вследствие участившегося отказа от грудного вскармливания. В ирландском Килдаре, несмотря на улучшения в системе водоснабжения, произведенные в 1886 г., нормальная канализация появилась только в 1900 г. Немалая часть городского населения все еще жила в крытых соломой однокомнатных лачугах.

Плохие санитарные условия, жилища и питание объявлялись главными причинами физической слабости многих британцев. Во время Бурской и Первой мировой войн армия столкнулась с этой проблемой, столичная полиция обнаружила, что ее лондонские рекруты физически слабы, а поражения от приехавшей из Новой Зеландии регбийной команды в 1905 г. привели к серьезному обсуждению предполагаемого физического и морального упадка, проистекающего из урбанизации и индустриализации страны. Социологические наблюдения, проведенные Чарльзом Бутом в восточном Лондоне в конце 1880-х гг. и Сибомом Раунтри в Йорке в 1899 г., показали, что больше четверти населения живут ниже уровня бедности. Серьезную обеспокоенность вызывало распространение атеизма среди городского рабочего класса. Некоторые политики, например, Уинстон Черчилль, подчеркивали опасность, угрожающую стабильности империи и проистекающую из социальных проблем, и призывали к реформам как единственному способу защиты. Еще в 1865 г. Уильям Бут основал Общество возрождения восточного Лондона, которое в 1878 г. реорганизовалось в Армию Спасения. В 1908 г. Роберт Бейден-Пауэлл создал общество бойскаутов, чтобы привить британской молодежи энергичный и воинственный дух. Это движение вскоре стало общенациональным.

 «Все мы теперь социалисты», — провозгласил сэр Уильям Харкурт, министр финансов от либеральной партии, в речи, произнесенной в Меншен-Хаусе в 1895 г. Он имел в виду коммунальные услуги, «газовый и водопроводный социализм», и заботу о социальном обеспечении, ставшую одной из основных ценностей поздневикторианской эпохи и сыгравшую свою роль в улучшении условий жизни, особенно в борьбе с эпидемическими заболеваниями. Актом о здравоохранении (1872 г.), принятым по рекомендациям, содержавшимся в докладе Комиссии по санитарии (1871 г.), в Англии и Уэльсе создавались городские и сельские санитарные учреждения и их отделения. Эти отделения опирались на городские советы и уже существующие местные комитеты по здравоохранению в городских районах и на попечительские комитеты в сельских. По Акту о местном управлении от 1871 г. появился центральный орган — комитет местного управления. Чтобы скоординировать работу местных подразделений сельских и городских санитарных властей, в 1875 г. был издан Акт о здравоохранении. В Шотландии Актом о здравоохранении от 1867 г. учреждалась должность санитарных инспекторов.

Водоснабжение по стране заметно улучшилось, а в Лондоне наконец была построена канализационная система, отвечающая требованиям столицы огромной империи. В Глазго городское правительство занималось проблемой снабжения питьевой водой и программой трезвого образа жизни. Бесперебойное снабжение питьевой водой было не только инженерным и организационным триумфом, но и частью процесса все большего подчинения сельской Британии городам. Например, Манчестер обеспечивался снабжением из отдаленного Озерного края. Городские власти приобрели имение Уитберн, закрыли местные свинцовые рудники, чтобы предотвратить возможное загрязнение воды, и, несмотря на значительную оппозицию, в 1877 г. получили парламентское разрешение на затопление Терлмерской долины. К 1890-м гг. практически исчез тиф, брюшной тиф удалось поставить под медицинский контроль, снизилась смертность от туберкулеза и скарлатины.

Улучшение диеты, обязанное отчасти значительному снижению цен на продукты, сыграло важную роль в снижение уровня смертности, который в Ньюкасле упал с 30,1 до 19,1 на тысячу между 1872 и 1900 гг. Прогресс медицины, в том числе и вытеснение «теории миазмов» теорией бактериологического происхождения болезней, также способствовал улучшению ситуации, хотя сохранялись различия в уровне смертности между районами — от 17,1 до 41,5 на тысячу в Ньюкасле в 1881 г. Существовала заметная связь между средней продолжительностью жизни и плотностью населения, а тем самым и бедностью: в крупных городах, таких как Ливерпуль, уровень смертности был намного выше.

Впрочем, проблемы здравоохранения касались и небольших городов, и сельских областей. В 1850 г. Эдвард Креси сообщал Центральному комитету по здравоохранению о ситуации в маленьком сассекском городке Баттле: «Брюшной тиф и другие заболевания возникают здесь из-за гниющих отходов, скапливающихся слишком близко к жилищам бедняков из-за недостаточного снабжения чистой водой и плохой вентиляции... В настоящий момент город совершенно лишен необходимой канализации». Доклады о положении в Брутоне и Сомерсете в 1870-х и 1880-х гг. ярко обрисовывали нехватку уборных, плохую канализацию и недостаток чистой воды. Тем не менее нежелание идти на денежные затраты привело к тому, что планы по улучшению ситуации были отложены, и, хотя канализационная система в конце концов была приведена в порядок, в викторианский период Брутон так и не получил системы водоснабжения.

Социальное обеспечение было связано с растущей институционализацией общества, способствовавшей строительству школ, работных домов и больниц для умалишенных. Уилтширская больница была открыта в Девизе в 1851 г., заменив частные сумасшедшие дома, содержавшиеся для получения прибыли. К 1914 г. была создана общенациональная система центров детского социального обеспечения. Распространялась практика врачебных обходов. Образовательным учреждениям было вменено в обязанность проводить медицинские осмотры школьников. Местные власти строили туберкулезные санатории, родильные дома и госпитали для больных оспой. Общество далеко ушло от несдерживаемого капитализма и развивалось в сторону социально ориентированного строя.

Впрочем, сохранялись серьезные политические различия, отражавшие фундаментальные расхождения по ирландскому вопросу, тред-юнионам и самой природе британской политической системы. Ирландия вышла на первый план с 1910 г., так как решительное противодействие ольстерских протестантов гомрулю привело в 1914 г. страну на грань гражданской войны. Создание Ольстерского Юнионистского Совета (1905 г.) и Ольстерской Добровольческой Организации (1913 г.) с очевидностью обнаружило нежелание ольстерских протестантов принести свое групповое самосознание в жертву ирландскому национальному единству. В этом они получили поддержку со стороны консерваторов, с 1912 г. назвавшие свою партию «Консервативной и Юнионистской Партией» и оказывавшие ожесточенное сопротивление биллю о гомруле, внесенному либеральным правительством в 1912 г. Этот билль, дважды отвергнутый Палатой Лордов, прошел в исправленном виде в 1914 г., с оговоркой, что закон вступит в действие только после окончания войны. Кризис привел к четкому размежеванию политических сил в Ирландии и дал мощный стимул для укрепления самосознания ольстерских протестантов. Власти и могуществу Британской империи был брошен вызов, оказавшийся гораздо более серьезным и несший в себе гораздо большую угрозу, чем Индийское восстание и Бурская война.

 

Либеральное правительство, 1905-1915 гг.

После практически двадцатилетнего пребывания у власти (1885-1905 гг.), если не считать незначительных перерывов, консерваторы уступили либералам, с 1903 г. выступавшим в союзе с лейбористской партией. Одержав триумфальную победу на выборах 1906 г. над консерваторами, в то время раздираемыми разногласиями по вопросу о свободной торговле, либералы управляли страной до 1915 г., когда было сформировано коалиционное правительство, хотя они утратили абсолютное большинство на выборах 1910 г. и с тех пор удерживали власть только при поддержке лейбористов и ирландских националистов. Некоторые либералы, особенно энергичный Дэвид Ллойд-Джордж, министр финансов в 1908-1915 гг., решительно выступали против старой землевладельческой элиты и стремились сблизить лейбористов и тред-юнионы. В 1908 г. либералы приняли Акт о Торговых спорах, который освобождал тред-юнионы от исков за ущерб, понесенный от забастовок, и тем самым положил конец попыткам судов ввести деятельность юнионов в рамки закона, начавшимся с таффвейльского дела (1901 г.). Акт о работе на шахтах (1908 г.) ограничивал количество часов, которые шахтеры могли проводить под землей. Ллойд-Джордж стремился сдвинуть либералов влево и в 1909 г. составил народный бюджет, введя новые налоги на богатых: налоги на землю, налог на сверхприбыль и увеличив налог на наследство. В речи, произнесенной в Ньюкасле, население которого не особо благоволило аристократам, Ллойд-Джордж заявил, что «содержание полностью экипированного герцог обходится стране в такую же сумму, как и два дредноута» и что палата лордов состоит из «пятисот людей, обычных людей, случайным образом выбранных из безработных». С такой резкой критикой не выступал ни один из его предшественников. Сопротивление либеральной политике, оказывавшееся палатой лордов, в которой доминировали консерваторы, и преодоленное только в 1910 г., привело к принятию парламентского акта (1911 г.), отнимавшего у палаты лордов право вето на законы, принимаемые палатой общин, и подрывавшего самоуверенность аристократии. В том году Ллойд-Джордж также сумел с честью выйти из тяжелого положения, вызванного первой всеобщей забастовкой железнодорожных рабочих. В свою бытность Председателем Совета по торговле (1908-1910 гг.) Уинстон Черчилль, горячий защитник бюджета, предложенного Ллойд-Джорджем, стремился увеличить заработную плату в «потогонных» торговых сферах, где она была особенно низкой, и ввести страхование по безработице. Став министром внутренних дел (1910-1913 гг.), он попытался смягчить уголовную ответственность за незначительные правонарушения, хотя весьма решительно действовал против воинствующих суфражисток и во время рабочих волнений. В 1911 г. по Акту о государственном социальном страховании, внесенному Ллойд-Джорджем, все мужчины, имеющие право на страхование, должны были зарегистрироваться у доктора, который получал плату за каждого пациента, вне зависимости от реально требуемых медицинских услуг. Принимались также меры для помощи безработным. Либерал Герберт Самюэль составил законопроекты, распространяющие ответственность правительства на всех детей, а не только на нищих и жертв насилия. Применение розог было ограничено, детей перестали сажать в тюрьму, была создана общенациональная система судов по делам несовершеннолетних.

В 1910-1912 гг. состоялся ряд крупных забастовок, особенно в шахтерской, транспортной и кораблестроительной сферах; в это же время продолжался рост тред-юнионов и нарастало бурное движение суфражисток, представлявших по большей части средний класс и требовавших предоставления избирательных прав женщинам. Воинственные приемы Женского социально-политического союза были направлены на привлечение общественного внимания. Лейбористы, активно взаимодействовавшие почти со всеми лидерами суфражистского движения, официально поддержали их требования в 1912 г. Положение становилось все более шатким. На всеобщих выборах 1906 г. лейбористы получили 29 мест и 40 в 1910 г., хотя положение второй по величине партии им удалось занять только в 1922 г. Хотя успеху лейбористов способствовало растущее классовое сознание, радикальная программа «нового либерализма» с главным акцентом на социальные реформы и перераспределение собственности путем налогообложения была более привлекательной для большинства избирателей вне традиционно лейбористских округов. Наряду с ольстерским конфликтом размах насилия в Британии увеличивался стачками, которые являлись следствием прежних неудовлетворительных отношений между рабочими и работодателями. Рабочие уже не были готовы согласиться с мыслью, что их зарплата упадет во время экономического спада. Напротив, они были готовы бороться за прожиточный минимум. Усиливавшиеся в тред-юнионах социалистические тенденции были победой для наиболее воинственных элементов рабочего населения, таких как докеры и рабочие газовых заводов.

Однако в 1914 г. либеральная партия все еще не проявляла особых признаков ослабления, а более 75 процентов рабочих не состояло в тред-юнионах, к тому же существовали разногласия между квалифицированными и неквалифицированными рабочими, между протестантами и ирландскими иммигрантами и между трудящимися различных регионов. Многие рабочие «черной страны» и Шотландии были готовы голосовать за либералов или консерваторов. Этнические, религиозные, региональные и производственные расхождения играли столь же важную роль, как и классовые вопросы. Так, например, в хлопкообрабатывающей промышленности мастера-граверы составляли элиту и не имели ничего общего с низкооплачиваемыми отбельщиками.

 

Сохранение иерархии

Накануне мировой войны Британия во многих отношениях все еще представляла собой иерархическое общество. Георг V (1910-1936 гг.) в 1914 г. призвал к войне «своих верных подданных». Наследственная монархия по-прежнему имела большое значение, хотя и утратила большую часть властных полномочий. Королева Виктория могла влиять на политику, но не могла ее контролировать. В своей «Английской конституции» (1867 г.) Уолтер Бейджхот утверждал, что «республика зародилась под покровом монархии» и что монархия полезнее как образ, а не как источник власти: «Она функционирует как маска, позволяя нашим действительным правителям проводить изменения, не отчитываясь перед безрассудными людьми». Он заявлял, что у монарха есть три права: «право получать советы, право поощрять и право предостерегать».

Британское общество вряд ли можно было назвать равноправным. Пассажиры третьего класса не допускались на экспрессы Большой Западной железной дороги до 1882 г. В 1880 г. более половины плодородных земель графства Норфолк находилось в собственности землевладельцев, имевших более 1000 акров земли, а все те из них, кто владел поместьями более чем в 15 000 акров, были членами аристократии; 43 000 акров имел граф Лестер. В 1874 г. герцог Бокли владел 37 процентами земли в Селкирке и Дамфрисе и 25 процентами в Роксборошире. Выборные советы графств, образованные по Акту о местном управлении от 1888 г., положили конец олигархии мировых судей и сквайров, получив контроль над дорогами, строительством жилищ и другими функциями, хотя первые выборы в новые советы графств в 1889 г. привели к тому, что председателями советов Западной и Восточного Сассекса были избраны герцог Ричмонд и лорд Монк Бреттон соответственно.

Аристократия продолжала играть главную роль в политической и общественной жизни страны до самого конца XIX в., но после этого перенесла несколько чувствительных ударов. Вследствие экономических проблем сельского хозяйства возросли долги. В 1894 г. был значительно увеличен налог на наследство. Существенно укрепившиеся учреждения с меритократическим духом — гражданские службы, университеты, школы и армия — внесли огромный вклад в создание нового социального и культурного слоя, заменившего аристократию в конце XIX в. Характерно, что это явление еще раньше имело место в Шотландии. Вооруженные силы играли в викторианской Британии не столь ведущую роль, как в континентальных странах, где они являлись основой поддержания аристократического влияния: армия не пользовалась популярностью у политиков. В Британии прежняя землевладельческая политическая элита натолкнулась на сопротивление своему господству в процессе выборов в 1832 г. и с тех пор постоянно теряла места в Парламенте. Мистер Мердл, «крупный коммерсант с обширнейшим полем деятельности» из «Крошки Доррит»  (1855-1857 гг.) Диккенса, был «новой силой, выдвинувшейся в стране, которая скоро сможет купить оптом всю палату общин». Это было преувеличение, но оно отражало сам факт появления новых экономических сил и политических интересов. Джозеф Чемберлен (1836-1914), крупный производитель скобяных изделий из Бирмингема, на предприятиях которого к 1870-м гг. работало 2500 человек, стал мэром Бирмингема, продал свою долю в семейном деле и занялся профессиональной политикой, с презрением относясь к дилетантизму и наследственным привилегиям таких политиков-аристократов, как маркиз Хартингдон позже герцог Девоншир, который был лидером либералов в 1875-1880 гг., хотя Чемберлену и приходилось работать с ними рука об руку. Шаги, направленные против законов о дичи, отдававших охотничьи права под контроль элиты, отражали шаткость ее современного положения. Акт о дичи от 1880 г. служил свидетельством изменений, отличавших нынешнюю мораль и социально-политический мир от того, в котором были уместны Акт о ночном браконьерстве, принятый в 1828 г., и Акт о дичи от 1832 г.

В 1900-х гг. аристократия противостояла либеральной партии, стремясь сохранить свое политическое положение и борясь с пагубной, по ее мнению, страстью к переменам, охватившей общество и выражавшейся в усилении государственного контроля, коллективизме и уничтожении унии с Ирландией. Аристократы осознавали опасность того, что демократия может повлечь за собой ограбление бедными богатых или, с точки зрения демократов, естественный социальный процесс перераспределения благ. Если в 1848 г. Дизраэли, чужак, приобрел поместье, то либерал Герберт Асквит в 1908 г. стал первым премьер-министром, не имевшим своего загородного дома, хотя в конечном итоге был пожалован в графы. Асквит с большей неохотой, чем его предшественники, уступал притязаниям аристократов на государственные посты, хотя его кабинет по большей части состоял из представителей высших слоев.

 

Религия

Политическая, религиозная, интеллектуальная и образовательная власть англиканской церкви также была поставлена под сомнение. Роль приходов в образовательной сфере и социальном обеспечении снизилась под давлением новых правительственных учреждений. Муниципальные и окружные власти были способны лучше Церкви удовлетворить запросы общества, требовавшего реформ, и во многих городах престиж, которым ранее пользовался викарий, перешел к мэру. Университеты Оксфорда и Кембриджа, до тех пор являвшиеся англиканскими твердынями, в которых преподавание велось исключительно духовными лицами, актами от 1854 и 1856 г. были открыты для неангликан. Ирландская англиканская церковь лишилась официального статуса при Гладстоне в 1869 г. Несмотря на это, англиканская церковь все еще играла большую роль в обществе, христианском по своим принципам, а общее число клириков оставалось весьма значительным. Церковь также реформировалась, рационализируя свою структуру и свои доходы и уделяя больше внимания пастырским обязанностям. Например, в линкольнском соборе после долгого периода непотизма и коррупции, процветавшей при настоятелях из рода Претименов с 1780-х по 1860-е гг., предпринимались попытки улучшить качество богослужений, попечение о бедняках и образование.

Главная угроза англиканской церкви исходила не от атеизма, а от растущего влияния нонконформизма, активность которого привела к образованию множества новых конгрегации. С другой стороны, без могущества официальной церкви было трудно избежать расколов. Так, например, в 1811 г. была создана Старометодистская церковь, а в 1849 г. — Уэслианская реформированная методистская церковь. Шестью годами ранее, при Расколе 1843 г., Шотландская англиканская церковь разделилась по вопросу о светском патронаже, который имел националистическую подоплеку.

Возрождение «официального» католичества, последовавшее за восстановлением католической иерархии в Англии в 1850-1851 гг. и широкомасштабной ирландской иммиграцией, также создавало напряжение. Между 1850 и 1910 гг. в Англии и Уэльсе было открыто 1173 новых католических церквей, большинство из них в Лондоне и Ланкашире. Число католиков в Шотландии, где католическая иерархия была восстановлена в 1874 г., возросло с 146 000 человек в 1851 г. до примерно 332 000 в 1878 г., по большей части вследствие ирландской иммиграции. Католичество вернулось на британскую религиозную сцену, хотя, естественно, занимало второстепенное положение во сравнению с англиканской церковью.

Несмотря на существенный приток еврейских иммигрантов, Британские острова оставались христианскими. Религия представляла собой призму, через которую воспринимался внешний мир. Кроме того, важную роль играла расовая гордость. Право британцев править другими народами все еще никем не оспаривалось, а дарвинизм с теорией естественного отбора, казалось, подтверждал это право. Социальный дарвинизм рассматривал национальное государство как организм, который должен расти, если хочет избежать гибели, а это, в сущности, служило оправданием агрессивной политики.

 

Социальные изменения

В это время протекали также серьезные социальные изменения под влиянием нового массового электората, всеобщего обязательного начального образования, урбанизации и индустриализации. Это привело к широкомасштабным социальным сдвигам и нестабильности, порождавшей опасения в обществе. Уважение к устоям и традиционному социальному устройству, хотя оно никогда не имело такой четкой формы, как иногда думают, пошатнулось, а развивающиеся и новопостроенные города создавали новую жизненную среду, в которой роль и влияние прежнего мира сводилось к минимуму. В 1890-х гг. только 10,4 процента рабочей силы Соединенного Королевства было занято в сельском хозяйстве, по сравнению с 40,3 процента во Франции. Железные дороги образовали легкодоступную систему быстрого массового транспорта и внесли свой вклад в формирование новых экономических и социальных отношений, а также новых возможностей отдыха и работы. При их строительстве были разрушены или повреждены многие памятники прошлого, включая Берквикский и Ньюкаслский замки и Лонстонский приорат; пострадала и сеть каналов. География и городской ландшафт Лондона изменили поезда, включая метро, трамваи, и новые дороги, такие как Кингсвей и Нортумберленд Авеню, которые разрушили соответственно район красных фонарей и пышный Нортумберленд-Хаус. В 1862 г. Глад-стон присоединился к директорам Метрополитана в первой поездке по подземной железной дороге в Лондоне. Вскоре такая же система появилась и в Глазго.

 

Технология

Технология вылетела подобно джину из бутылки, принеся с собой еще больше перемен. За железными дорогами последовали автомобили и телефон, электричество и телеграф. Расцвет, переживавшийся жанром «научного романа», свидетельствовал, по-видимому, о необратимом росте человеческого потенциала с помощью технологии. В «Грядущей расе» (1871 г.) сэра Эдварда Бульвер-Литтона, одного из ведущих литераторов своей эпохи и министра по делам колоний от консервативной партии, инженер встречает в центре земли людей, контролирующих «Вриль», кинетическую энергию, дающую безграничное могущество. Этот роман ныне помнят в основном именно благодаря этой энергии. Научная фантастика занимала выдающееся место в произведениях Герберта Джорджа Уэллса (1866— 1946), который был учеником последователя Дарвина, анатома Томаса Гексли. Главным вопросом для Уэллса являлась судьба человечества в пространстве и времени; в этом отразился отчасти интеллектуальный прогресс и возбуждение, вызванное эволюционной теорией Дарвина, а отчасти интерес к пилотируемым полетам. За его первой большой повестью «Машина времени» (1895 г.) последовала «Война миров» (1898 г.) — рассказ о вторжении в Англию марсиан.

В некоторых кругах существовала определенная обеспокоенность тем, что поэт Джерард Мэнли Хопкинс назвал «разрушительными ударами», нанесенными технологическими изменениями и экономическим развитием. Сходные взгляды выражались такими ведущими литераторами, как Мэтью Арнольд, Уильям Моррис и Джон Рескин. Предпринимались попытки сохранить уголки, не затронутые прогрессом.

Впрочем, прогресс не был столь стремителен, как в романах Уэллса, но, тем не менее, он изменил многие аспекты человеческой жизни. Первая демонстрация электрического освещения в Бирмингеме состоялась в 1882 г., а семь лет спустя была создана Бирмингемская электроэнергетическая компания. Производство электрических ламп быстро набирало обороты: установленная мощность в муниципальном секторе Шотландии возросла с 6332 киловатт в 1896 г. до 84 936 в 1910 г. Электричество также считалось средством улучшения социальной среды. Первый коммерческий британский автомобиль на бензине был выпущен в 1895 г.; первая коммерческая автомобильная компания была основана в Ковентри в 1896 г.; автобусы появились около 1898 г. В «залах кинематографа» показывали фильмы: к 1913 г. в одном Линкольншире насчитывалось 14 кинотеатров. В следующем году в Манчестере было уже 111 помещений, имевших лицензию на показ фильмов. В 1909 г. первый успешный перелет через Ла-Манш дал право лорду Нортклиффу заявить, что «Англия больше не остров».

Акт об автомобилях от 1903 г. расширял права автомобилистов; в 1905 г. в Лондоне появились автобусы, а через четыре года был основан национальный Комитет по дорожному строительству, чтобы подтолкнуть развитие дорожной сети. Автомобильный транспорт вызвал с начала 1900-х гг. широкомасштабное гудронирование дорог, которое внесло свой вклад в изменение привычной среды. Этот процесс в основном был завершен к 1939 г. К 1914 г. было зарегистрировано 132 000 частных автомобилей, а также 124 000 мотоциклов и 51 167 автобусов и такси. Вследствие появления автотранспорта велосипеды, пользовавшиеся громадной популярностью после изобретения безопасных велосипедов в 1885 г., спустились вниз по социальной и возрастной лестнице. Создавался новый мир скорости и мобильности, со своей особой инфраструктурой. Пусть автомобили все еще оставались роскошью, но каждое подобное новшество укрепляло в людях сознание перемен, которое, вероятно, явилось самым важным фактором, разрушившим старый порядок.

 

8. ДВАДЦАТЫЙ ВЕК, 1914-1997 гг.

 

Технология, изменения и положение нации

Война и распад империи доминировали в британской политической жизни с начала Первой мировой (1914 г.) до 1960-х гг., однако экологический, медицинский, социальный и экономический контекст, а также сама сущность человеческого мировосприятия, полностью изменились вследствие технологических новшеств и их внедрения. XIX в. принес значительные перемены, но XX столетие стало свидетелем поистине революционных преобразований в теоретической и прикладной науке и технологии в большинстве сфер, будь то транспорт, производство и передача энергии, медицина, контрацепция, сельское хозяйство или сбор, хранение и управление информацией. Накапливались такие блага, которые позволяли думать, что человеческая доля в скором времени намного улучшится. Перемены оказались настолько глобальными, что начиная с 1960-х гг. на передний план стали выходить опасения относительно постоянного вреда, причиняемого окружающей среде и самому человечеству, хотя обеспокоенные голоса раздавались и ранее. В стихотворении «Чугунолитейщикам и другим» йоркширский поэт и драматург Гордон Боттомли (1874-1948) предупреждал:

Тронув былинку, Вы подрываете самые корни Англии. Вы чтите лишь плавильные печи И делаете лишь машины Для производства новых машин.

В этом удивительном и сложном новом мире люди получили возможность путешествовать и обмениваться мыслями, как никогда раньше, создавать и разрушать новыми средствами и в таких масштабах, которые прежде встречались лишь на страницах фантастических романов, синтезировать и производить новые вещества, ткани, вкусы и звуки, и таким образом сотворить мир, в котором единственной силой, единственным мерилом является само человечество, его стремления, потребности и воображение.

Для пожилых людей в конце XX в. важное значение имели не только отдельные крупные технологические новшества, появившиеся при их жизни, будь то атомная энергия или контрацептивы, телевидение или микрочип, реактивный двигатель или компьютер, биотехнология или протез бедра, затрагивавшие их жизнь косвенно или напрямую, постоянно или эпизодически; важное значение имело совокупное воздействие перемен. Прошлое перестало быть близким и доступным, непреходящей и почти не меняющейся ценностью, а вместо этого действительно кануло в лету, превратившись в искаженный предмет для ностальгии, сожалений или любопытства

Изменения были непосредственно связаны с людскими перемещениями. Миграция всегда занимала важное место в британской истории, особенно в XIX в., когда происходило массовое переселение в новые индустриальные районы и эмиграция в колонии, но в XX в. лицо Британии претерпело еще более радикальные трансформации. Сельская Британия во многом стала напоминать скелет, прикрытый людьми, которые жили здесь, а работать ездили в другие места. В 1921-1939 гг. число сельскохозяйственных рабочих сократилось на четверть, и этот процесс ускорился после Второй мировой войны (1939-1945 гг.). Лошадей заменили трактора, а мельницы, ветряные и водяные, вышли из употребления, так как их вытеснило электричество. Машины пришли на смену ручному доению. Сельское хозяйство все больше становилось занятием отдельных лиц, а не общинной деятельностью, хотя это принесло определенную выгоду. В 1960-х гг. исчезли однокомнатные хижины, в которых жили многие работники шотландских ферм, страдая от клаустрофобии и антисанитарных условий.

Рисунок Саут-Даунса, плакат Фрэнка Ньюболда

Английская жизнь XX века отмечена тягой к романтическим ландшафтам, отразившейся, например, в популярности поэзии и рассказов Томаса Харди, музыки Ральфа Воэна Уилльямса и успехе «клубов путешественников». Поэтому правительство «привлекло» эти ландшафты для создания военных плакатов.

Другие негородские виды деятельности, такие как лесоводство, работа в рудниках и карьерах, также либо пришли в упадок, либо существенно сократили штаты. Эти перемены привели к депопуляции многих сельских областей, особенно гористых местностей и районов, находящихся на значительном удалении от городов, например, северного Норфолка, линкольнширских пустошей и многих областей Корнуолла и Уэльса. В большом числе закрывались маленькие сельские школы. Это не было мгновенным разрушением старинного образа жизни, поскольку сельский мир в 1900 г. во многих отношениях представлял собой результат серьезных изменений, протекавших в период 1500-1900 гг., а депопуляция некоторых сельских районов составляла крупную проблему еще в тюдоровской Англии и ранее. Процесс изменений был постоянным и непрерывным, и все-таки, в плане общего восприятия и сознания населения Британии XX в., масштабы перемен представлялись революционными. Сельская местность, для многих ее жителей, превратилась в место проживания и отдыха, а не работы, куда они приносили свои городские привычки, жалуясь, например, на шум, производимый животными на ферме, или негодуя по поводу охоты на лис и оленей из спортивного интереса. Во многих областях жилье подорожало, так как его скупали люди, работающие в городах, а проблемы сельского хозяйства привели к тому, что большое число сельских жителей оказалось за чертой бедности.

На другом конце социальной лестницы, хотя военное время поднимает производство, а государственные субсидии на сельское хозяйство, принятые Актом от 1947 г., помогли фермерам и землевладельцам, реформа налогообложения, проведенная Ллойд-Джорджем в 1909-1910 гг. и исчезновение дешевой рабочей силы уже нанесли тяжелый удар по поместьям, и многие из них были покинуты или переданы государственным учреждениям. Более 1200 усадеб было разрушено или заброшено между 1918 и 1975 гг.; многие другие были переданы Национальному тресту, оказавшись в зависимости от посещений туристов или став школами. Аристократические поместья, доминировавшие в сельской жизни на Британских островах, ушли в прошлое, особенно в Англии и Ирландии. Массовые продажи земли после Первой мировой войны, на которой погибли многие наследники усадеб, уничтожили традиционные отношения землевладельца и арендатора. Например, линкольнширское поместье графов Ярборо, занимавшее в 1885 г. 60 000 акров, сократилось наполовину после продаж земли в 1919, 1925, 1933, 1944 и 1948 гг., хотя графы сохранили тесные и обширные связи с арендаторами в северном Линкольншире. Рост числа мелких собственников-фермеров после 1918 г. привел к ослаблению землевладельческих отношений, на которых основывалась власть землевладельцев: влияние землевладельцев на сельскохозяйственную политику сменилось влиянием фермеров. Отчасти это происходило вследствие упадка сельского хозяйства в период между войнами. Если и строились новые усадьбы, то этим занимались не землевладельцы, а богатые бизнесмены или иностранцы, которые не собирались участвовать в местном управлении и политике. Некоторые землевладельческие семьи удержали контроль над поместьями, но часто они заметно сокращались: более половины владельцев крупных поместий в йоркширском Ист-Райдинге продали почти все или все свои земли. Аристократия теряла также свои городские дома. Они опять же оказывались разрушенными или передавались в ведение государства. В Шотландии сохранились некоторые традиционные формы. Герцоги Бокли и Камерон из Лохйеля оба владели крупными поместьями в конце века, но число, размеры и роль таких хозяйств значительно уменьшились по сравнению с прошлым. Положение англо-ирландских землевладецльев серьезно ухудшилось вследствие земельной реформы и беспорядков первой четверти XX в.

Сельская Британия изменилась даже внешне. Появились новые культуры. Особенно заметным стал желтый цвет рапса и, в 1990-х гг., светло-голубой цвет льна, субсидируемого Европейским Союзом. Ненужные фермы были заброшены или разрушены. Традиционные занятия и виды деятельности, для которых требовались такие естественные черты ландшафта, как луга, пришли в упадок. Соединение полей и снос ограждений привели начиная с 1950-х гг. к смене, например, в Восточной Англии, прежней чересполосицы маленьких полей, огороженных мощными изгородями, широкими просторами пахотной земли, часто огражденными проволочными сетками. Эти изменения, как и новые приемы в использовании необрабатываемых земель, имели серьезное воздействие на окружающую среду. Болота осушались и начинали интенсивно возделываться. Горные долины, такие как Северный Тайн, даремский Дервент и некоторые долины Уэльса, затоплялись и превращались в водохранилища. На болотах и в вересковых пустошах Норфолка и Саффолка высаживались хвойные деревья. По всем Британским островам в сельском хозяйстве активно использовались пестициды, проникавшие в систему грунтовых вод. Воздействие человека на природу становилось все более и более настойчивым и широкомасштабным.

Люди уезжали не только с земли, но и из приходящих в упадок индустриальных областей. Районы, бывшие в XIX в. «всемирной мастерской», становились индустриальными музеями и социально неблагополучными областями, требовавшими поддержки, как было признано Актом об особых областях (1934 г.), по которому, впрочем, помощь таким регионам предоставлялось лишь в ограниченном размере. Во время депрессии 1930-х гг. безработица в Сандерленде выросла до 75 процентов среди кораблестроителей и 50 процентов от общего числа рабочего населения и была связана также с ухудшением условий жизни и ростом заболеваний. В другом центре кораблестроения в северо-восточной Англии, Джарроу, безработица также достигал более 70 процентов. Люди уезжали из таких городов в районы с большей экономической активностью, по большей части в срединные графства и в юго-восточную Англию. Кроме того, особенно после Второй мировой войны, переполненные городские районы начали освобождаться от людей по мере уничтожения трущоб. Люди стали переезжать в новые застройки в сельской местности или на окраины городов. Первые становились новыми городами, и первым таким городом-садом был Лечворт (1903 г.), последние — пригородами, куда перемещался на жительство все больший процент населения. Особенно быстро этот процесс протекал в крупных городах, особенно в Лондоне, который постоянно расширялся в 1920-х и 1930-х гг., хотя расширение несколько замедлилось после Второй мировой войны, когда были приняты законы о зеленой зоне. Однако многие новые города и пригороды, например, Камбернолд, Кроули, Питерли и Бейсинсток, не только переняли старые социальные проблемы, но и усугубили их, разрушив прежние жилые комплексы.

Позволяя растущему классу реализовать свои заработки, вырваться из перенаселенного и загрязненного города и заняться новым популярным хобби — садоводством, новые жилые районы служили одновременно причиной и следствием массовой экспансии личного транспорта. Эти процессы привели к увеличению роли поездов, а затем и автомобилей. В 1920-х и 1930-х гг. развитие лондонской системы метро позволило городу значительно расширить свои границы на север, а количество частных автомашин увеличилось более чем в 10 раз; к 1937 г. ежегодно регистрировалось 300 000 новых машин, «шум клаксонов и моторов», если вспомнить строку из «Бесплодной земли» Т. С. Элиота (1922 г.), становился все более привычной частью массовой культуры. Железные дороги зачастую шли впереди прогресса, но, начиная с 1920-х гг. дорожный транспорт стал составлять им серьезную конкуренцию. К сентябрю 1938 г. в стране насчитывалось 2 миллиона автомобилей, миллион грузовиков и 53 000 автобусов. Развитие автотранспорта способствовало кризису железнодорожной сети. Из «большой четверки» железнодорожных компаний только Южная железная дорога регулярно выплачивала дивиденды акционерам до национализации в 1948 г. В период между войнами были полностью закрыты около 240 миль железнодорожного полотна и 350 станций, а еще 1000 миль и 380 станций — для пассажирских перевозок. После спада, наступившего в приобретении частных автомашин во время Второй мировой войны, производство и продажи вновь резко возросли, особенно после отмены ограничений на покупку бензина в 1953 г. В тысячах миллионов пасса-жиро-километров частный автотранспорт вырос с 76 в 1954 г. до 350 в 1974 г., то есть с 39 до 79 процентов. Этот рост происходил за счет автобусного и железнодорожного транспорта. Процент грузовых дорожных перевозок увеличился с 37 в 1952 г. до 58,3 в 1964 г. Национализированные в 1948 г., с конца 1950-х гг. железные дороги стали работать в убыток, и доклад Бичинга в 1963 г. привел к резким сокращениям. Были значительно урезаны грузовые и пассажирские услуги, сокращен обсуживающий персонал, свернуты отдельные линии, а многие станции превращены в полустанки или приспособлены для других целей. Таким образом, одна из главных «публичных» сфер британской жизни, железные дороги, отошла в тень, уступив дорогу более «индивидуальным» автомашинам. В 1991 г. Британия потратила на улучшение путей с головы населения меньше, чем любая другая страна Евросоюза, за исключением Греции и Ирландии, в которых нет такой развитой железнодорожной сети. С увеличением досуга и видов отдыха некоторые ветки были переделаны в пешеходные дороги. Впрочем, по сравнению с Америкой, железнодорожный транспорт всей еще играет на Британских островах важную роль, особенно при междугородних переездах и поездках в город на работу из пригорода. Как ни странно, относительный упадок путешествий на поездах не уменьшил их притягательности для народной фантазии, хотя теперь она сосредоточилась на вышедшей из употребления системе паровозов. Группы, выступающие за их сохранение, и другие энтузиасты вновь открыли несколько линий и станций, а персонаж детских рассказов «Том Паровоз» сохранил большую популярность у детей в возрасте около 4 лет и некоторых взрослых.

В 1970 г. в Британии было 12,2 миллиона автомашин, в 1990 г. — 21,9 миллиона. Число автовладельцев выросло с 224 на 1000 человек в 1971 г. до 380 на 1000 человек в 1994 г. Только 42 процента работавших в Ньюкасле в 1971 г. проживало в городе. Большинство остальных добиралось на работу на машинах. Увеличение количества машин требовало строительства новых дорог. Строились автострады и автомагистрали, начиная с объездной дороги Престон Мб, открытой в декабре 1958 г. Гарольдом Макмилланом (премьер-министр от консервативной партии, 1957-1963 гг.). По мере увеличения потребности в дорогах, стало необходимым отрывать дополнительные. Вскоре каждому городу потребовалась объездная автодорога: в Экзетере она появилась в 1938 г.

Однако автомашины вызывают множество проблем. Выхлопные газы загрязняют окружающую среду, а к началу 1990-х гг. 45000 детей ежегодно получали травмы на дорогах. Две трети детских смертей в возрасте от 5 до 15 лет происходили вследствие дорожных происшествий. В 1992 г. в автоавариях погибло 4681 человек (для сравнения, в том же году было зафиксировано 499 убийств). Мрачные и зачастую пугающие репортажи об убийствах подогревают людскую обеспокоенность уровнем преступности, и напротив, смерти и увечья, полученные на дороге, не вызывают такого интереса и тревоги и воспринимаются как жизненный факт. Смертность в дорожных происшествиях была значительно выше в 1930-х гг.

Возросшая мобильность большей части населения позволяла уменьшить плотность застройки и снизить субсидии на общественный транспорт. Изменилась структура занятости. Вместо фабрик или шахт, на которых была задействована значительная рабочая сила, большинство современных индустриальных концернов капиталоемкие и не требуют столько рабочих. Они часто располагаются вдали от городского центра на ровной и относительно открытой местности с хорошей дорожной сетью. Все больший процент пенсионеров покидает города, чтобы жить в пригородах, сельских или прибрежных районах, таких как Колвин-Бэй и Вортинг. Появилась новая схема покупок с расцветом супермаркетов в 1950-х и гипермаркетов, находившихся обычно за городом, в 1980-х гг. К 1992 г. 16 процентов всей площади, занятой под магазины в Британии, была отведена под торговые центры, такие как Брент-Кросс в северном Лондоне, Лейксайд-Таррок в Эссексе, Глейдс в Бромли (Кент), Медоухолл в Шеффилде и Метро-Центр в Гейтсхеде. Торговые центры стали законодателями мод и средоточиями покупательской активности в сердце потребительского общества. Почти все их клиенты приезжают на машинах, отказавшись от магазинов на центральных улицах с их затрудненным движением и индивидуальным обслуживанием. Сходные изменения в пространственном расположении сыграли важную роль в таких сферах, как образование и здравоохранение. В 1971 г. 14 процентов школьников начальных школ отвозились в школы, в 1990 г. — 64 процента. Процент идущих пешком или едущих на автобусе заметно снизился, снова свидетельствуя о снижении потребности в «местах общего пользования» и о существенном увеличении числа физически слабых детей или детей с излишним весом. Парковки стали занимать значительный процент городской территории. Многоэтажные парковки нарушили привычный городской ландшафт, а проблема парковок стала одной из основных тем разговоров.

Увеличение мобильности большей части населения также обострило вопрос пространственного обособления. Разделение населения на группы, определяемые различным уровнем благосостояния и возможностей, едва ли было новостью; на самом деле в большинстве городов оно продолжалось с XVIII в. Однако в XX в. оно стало более отчетливым, и очевидной характеристикой бедноты, как в городе, так и в сельской местности, являлась относительно низкая мобильность.

Консьюмеризм и технологии были тесно связанными между собой характерными аспектами XX в. Их воздействие проявлялось самым различным образом. Так, появление и распространение в 1930-х гг. доступных автомашин с надежными автоматическими стартерами, избавлявшими от необходимости заводить мотор вручную, привело к волне грабительских налетов на витрины магазинов, когда преступники освоили новую технологию. Возросшая мобильность полностью изменила схемы преступлений. В ответ лондонская полиция начала экспериментировать с установкой на машины корабельных радиоприемников и сумела создать автопарк из машин, оснащенных радио, чтобы немедленно реагировать на сигналы о преступлениях. Эпоха после Второй мировой войны стала свидетелем компьютерного мошенничества, но, с другой стороны, использования компьютерной информации и сложных компьютерных технологий полицией. Дорожные правонарушения поставили средний класс, в целом отличающийся индивидуализмом, перед необходимостью вступать в контакт с полицией и судами. «Летучие пикеты» (мобильные группы тред-юнионистов) использовали машины для раздувания забастовок, как, например, в «Тревожную зиму» 1978-1979 гг. и во время шахтерской стачки 1984-1985 гг.

Значительное воздействие на общество оказали также трудосберегающие устройства, такие как стиральные машины, пылесосы и посудомойки. Они уменьшили бремя домашней работы и заменили горничных, облегчив борьбу с грязью и заболеваниями, хотя благодаря им существенно повысилось и потребление воды. Технологический прогресс привел к революции в сфере коммуникации. Сначала возросло количество обычных телефонов, а с 1980-х гг. появились факсы и мобильные телефоны. Растущее число персональных и офисных компьютеров облегчило использование электронной почты. В 2001 г. было подсчитано, что ежедневно в Соединенном королевстве посылается 40 миллионов текстовых сообщений.

Умножилось количество радио- и телевизионных каналов. Радиовещание началось в 1922 г.; в 1926 г. была создана Британская радиовещательная корпорация (Би-Би-Си), монополия, действующая в «национальных интересах» и финансируемая за счет лицензионных платежей, выплачиваемых радиовладельцами. В 1936 г. Би-Би-Си открыло телевизионное вещание из Александра-Пэлис. Коммерческие телевизионные компании, получающие прибыль от рекламы, появились в Британии только в 1955 г., а первая национальная коммерческая радиостанция «Классика» была основана только в 1992 г. Телевизоров стало гораздо больше в 1950-х гг., а число людей, имеющих постоянный доступ к телесети, возросло с 38 процентов населения в 1955 г. до 75 процентов в 1959 г. Вследствие этого произошло снижение популярности кинотеатров: к 1966 г. закрылось более половины кинотеатров в северо-западной Англии, хотя в 1990-х гг. отмечалось возрождение многозальных кинотеатров. К 1994 г. телевизор был в 99 процентах британских домов, а у 96 процентов он был цветным. В 1990-х гг. появилось большое число дополнительных спутниковых телеканалов, а спутниковые антенны изменили внешний вид многих зданий, как до этого телевизионные. Более чем в 70 процентов британских домов имеются видеомагнитофоны.

Телевидение переняло у радио роль главного средства развлечения во время отдыха, главного законодателя мод и мнений, источника споров и разговоров, повода для семейного согласия или расхождения, и центральной точки в британском доме. Сила, подталкивающая к переменам, основной сподвижник в деле формирования «потребительского общества» и «окно в мир», требовавшая права проникать повсюду и сообщать обо всем, телевидение также все больше становилось отражением» общественного вкуса. Радио доводило до сведения людей общенациональные события — королевские рождественские обращения (начиная с 1932 г.), речь Эдуарда VIII, в которой он отрекался от престола (1936 г.), речи Уинстона Черчилля во время войны, которые слушали миллионы (чего не могло быть с речами Ллойда-Джорджа во время Первой мировой). Телевидение выполняло точно такую же функцию, донося до населения картины и сообщения, предназначенные для всеобщего восприятия. Это началось с коронации Елизаветы II в 1953 г., ставшей для многих семей поводом для приобретения телевизора, и благодаря телевидению члены королевской семьи стали почти родными для зрителей, наблюдавших за их жизнью с интересом, которого обычно удостаиваются, герои мыльных опер. Документальный фильм «Королевская семья», вышедший в 1969 г., выставил британскую монархию на всеобщее обозрение. На самом деле, и «Новый елизаветинский век оптимизма», провозглашенный в 1952 г., и нынешнее недовольство положением и поведением королевской семьи, многим обязаны средствам массовой информации; то же самое было с королевой Викторией в 1860-х и 1870-х гг.

Телевидение имело центральное значение и для многих других сфер деятельности: для задания тенденций и рекламы, столь важных для потребительского общества, и для хода и проведения избирательных кампаний. Телевидение стало транслировать заседания Парламента, а публичная политика во многом сосредоточилась на поиске эффектов, которые будут показаны в вечерних выпусках новостей. Телевидение все больше определяло идиомы и словарь общественной и частной жизни. Так, 14 июля 1989 г. премьер-министр Маргарет Тэтчер подверглась критике со стороны лейбориста Дениса Хили за то, что она сочетает «дипломатию Альфа Гарнетта с экономикой Артура Дейли»; при этом критик мог быть уверен в том, что слушатели поймут эти отсылки к популярным телевизионным героям.

Технологические изменения способствовали созданию экономического положения, при котором ежегодный выпуск товаров постоянно рос на протяжении большей части столетия, а потребление и досуг также увеличивались наряду с увеличением численности населения: включая Северную Ирландию с 44,9 миллиона в 1931 г. до 58,6 в 1997 г. Несмотря на депрессию, для большинства людей, имевших работу, 1930-е гг. были десятилетием улучшения жилищных условий, расширения потребительского выбора и повышения уровня жизни. Это был период новых электротоваров, автомашин, радио, телевидения и звукового кино. Было построено множество кинотеатров: несмотря на относительную малочисленность населения, в Саффолке в 1937 г. было 40 кинотеатров, а в Линкольншире 58. Хотя кино позволяло отвлечься от жизненных проблем, новые электротовары не имели никакого значения для безработных, которых в конце 1932 г. насчитывалось 3 миллиона, и, несмотря на значительное улучшение ситуации в 1934-1937 гг., больше 1 миллиона до 1941 г. Депрессия 1930-х гг. нанесла особенно сильный удар по тяжелой промышленности, которая испытывала серьезные затруднения еще с окончания Первой мировой войны. В 1913 г. с верфей на Тайне сошло судов общим водоизмещением 238 000 тонн, но менее 7000 в 1933 г. Больше четверти рабочей силы в Шотландии в 1931-1933 г. не имело работы, как и треть дербиширских шахтеров; а дербиширский марш Национального движения безработных в 1933 г. проходил под лозунгом: «Мы отказываемся умирать молча. Мы хотим работать». В корнуольской добыче и переработке олова наблюдался такой упадок, что в 1939 г. 25 процентов населения Редрута были безработными; в целом в Корнуолле безработица держалась на уровне 18-20 процентов. Многие из тех, кто сохранил работу, получали низкую зарплату, плохое питание и жилье. Однако для многих других 1930-е гг. были периодом процветания, и это объясняет победу Национального правительства на выборах 1935 г.

Сходный контраст отмечался и при периодах экономического спада в 1980-х и 1990-х гг. Наряду с высокой безработицей и социальной напряженностью, отраженной в росте количества преступлений и городских волнениях, многие работавшие жили в очень хороших условиях. Средний чистый доход британцев между 1982 и 1992 гг. вырос на 37 процентов. Реальный доход 10 процентов беднейших слоев общества в 1973-1991 гг. увеличился на 10 процентов, хотя 10 процентов высшего класса увеличили свои доходы на 55 процентов, и за счет этого возросла разница среднего дохода. Умножилось число владельцев телефонов, стиральных машин, посудомоек, автомобилей и видеомагнитофонов: к 1996 г. почти в 90 процентов домов стояли холодильники, а в 20 процентах домов была посудомоечная машина. Однако во время обоих экономических спадов увеличение числа собственников различных товаров сопровождалось увеличением объемов импорта, тогда как британская промышленность страдала от высокого курса фунта, так как интересы производителей были подчинены интересам финансистов, в том числе и вследствие решимости правительства снизить инфляцию.

Экономический рост и изменение политических и социальных тенденций привели в Британии к развитию национальной системы социального обеспечения и образования, а с 1948 г. и национальной системы здравоохранения, предоставлявшей неимущим и больным социальную защиту, при которой определенные услуги оказывались бесплатно. Такие меры, как бесплатное питание в школах (1906 г.), свободные от взносов пенсии по старости (1908 г.), биржи труда (1909 г.), Акт о национальном страховании (1911 г.), Акт об образовании (1918 г.), который устанавливал минимальный допустимый возраст выпуска из школы на 14 лет, создание Комитета помощи безработным (1934 г.), имели ограниченное значение, но все же были шагом вперед по сравнению с прежней ситуацией; важную роль сыграло введение антенатального скрининга в 1920-х гг. Акты о местном управлении от 1929 г. отменяли союзы попечения о бедных, заменив советы попечителей общественными комитетами помощи графств и городов и призывая местные власти переделывать работные дома (с 1913 г. именовавшиеся учреждениями попечения о бедных) в больницы. Тем не менее филантропия, общества взаимопомощи и деятельность добровольцев продолжали занимать важное место в практике и теории социального обеспечения.

Дальнейшие перемены пользовались широкой поддержкой в первые три десятилетия после Второй мировой войны, когда активно внедрялись такие понятия, как «национальный торизм» и «Батскеллизм», отражавшие определенную согласованность и взаимодействие консервативных и лейбористских взглядов. После своего возвращения к власти в 1951 г. консерваторы не стали отменять государственную службу здравоохранения. Обе партии склонялись к кейнсианской экономической теории, подчеркивавшей важность экономических стимулов, увеличения денежной массы и уничтожения безработицы. Создание государства всеобщего благосостояния отражало убеждение, что социальный прогресс и экономический рост совместимы и что главной целью второго является достижение первого. Акт об образовании от 1944 г. обязывал местные комитеты разработать план развития, а Министерство образования ввело новые стандарты в таких вопросах, как школьное обеспечение и размеры школ. Минимальный возраст выпуска из школы был поднят до 15 лет и отменена плата за обучение в государственных средних школах; в 1947 г. законодательными актами эти нововведения распространялись на Шотландию и Северную Ирландию. Стабильному трудоустройству и социальной безопасности придавалось важное значение.

Происходили серьезные изменения и в жилищном вопросе. Вслед за принятым в 1915 г. Актом об арендной плате и ипотечном кредитовании, который отчасти был обусловлен забастовками в Клайдсайде, частное землевладение стало приносить меньше дохода, права арендаторов были лучше защищены, а съем жилья у местных властей, муниципальные жилые дома, занял важное место. Отчасти благодаря политике «справедливой ренты», которая позволяла уполномоченным устанавливать арендную плату ниже рыночного уровня, чтобы защитить арендаторов от хищничества землевладельцев, размеры частного сектора в жилищной сфере снизились с 80 процентов в 1940-х гг. до 8 процентов в 1988 г. «Гринвудский» акт о жилищной политике от 1930 г. дал местным властям право расчищать или улучшать районы трущоб (перенаселенных или некачественных зданий), и после 1945 г. трущобы были снесены, а их обитатели переехали в новые жилые массивы, строившиеся с расчетом предоставить переселенцам приемлемую жилую среду. Блочное строительство позволяло быстро возводить многоэтажные дома, а местные власти, например, власти Глазго и Ньюкасла в 1960-х гг., гордились их количеством, размерами и внешним видом. Жилищная политика муниципалитетов способствовала сплочению рабочего класса, поддерживавшего лейбористов, например, в Клайдсайде и Лондоне. Восхвалявшиеся в свое время как последнее достижение прогресса и включавшиеся в 1960-х г. в путеводители наряду с замками и соборами, впоследствии муниципальные многоэтажные здания подвергались нападкам за уродливость, несоответствие городскому ландшафту и плохое качество. Они обвинялись в том, что, отнимая у жильцов дух единой жилой общности, они становятся рассадниками пороков и преступлений. Наряду со строительством непритязательных и низкокачественных муниципальных зданий в 1960-х г. также происходила радикальная перестройка многих городских центров, например, Бирмингема, Манчестера и Ньюкасла. Консервативные правительства 1950-х гг. поощряли частное домовладение, а консервативное правительство, пришедшее к власти в 1979 г., не испытывало симпатий к государственному жилью и в 1980 г. Актом о жилищном вопросе ввело практику продажи муниципальных зданий съемщикам. Это расширяло возможности для домовладения, но также истощало ресурсы государственного строительства. Если в 1984 г. местными властями в Англии и Уэльсе было построено 29 290 новых домов, то в 1994 — только 528. Контроль над арендной платой был ограничен в 1950-х гг., а после 1979 г. была отменена система «справедливой ренты». Число частных домов, сдаваемых внаем, возросло на 22 процента в 1989-1993 гг.

Существуют разные точки зрения на социальные и образовательные последствия расширения британского образования, отказа в 1950-х и особенно с 1965 г. от распределения детей по разным школам в зависимости от их способностей, проверявшихся в возрасте 11 лет (12 лет в Шотландии). Средние и начальные школы были заменены общеобразовательными. Этот процесс протекал при активной поддержке лейбористского правительства в 1964-1970 гг. и был завершен усилиями консерваторов в 1970-1974 гг. Политики лейбористского лагеря считали прежнюю систему элитарной и сделали выбор в пользу большего равноправия. На практике общеобразовательные школы значительно разнились между собой, часто отражая социальный уровень района, в котором они находились. Не менее важен был сдвиг от раздельного к совместному обучению, к 1990-м гг. ставшему нормативным в государственном секторе. Образовательные стандарты вызывали оживленные споры. Процент детей, обучавшихся в частных школах, заметно возрос в 1980-х гг., но в 1991-1994 гг. пошел на убыль. Частное образование многими считалось одновременно причиной и следствием классовых различий.

Расширение высшего образования в 1960-х и начале 1990-х гг. резко увеличило процент людей, продолжавших образование после школы, и, таким образом, число получивших ученую степень. Существенно возросло число студентов из плохообеспеченных семей. В 1958-1966 гг. было основано 9 новых университетов, а с конца 1960 гг. увеличилось значение и число политехникумов. В докладе Роббинса, представленном в 1963 г., рекомендовалось предоставлять места в высших учебных заведениях всем подходящим кандидатам, и правительство приняло соответствующие меры. Студенты пользовались правом на бесплатное обучение и финансовую поддержку в зависимости от уровня доходов их родителей. Процент 18-летних, поступавших в университеты в Британии, вырос с 4,6 в 1961 г. до 30 к середине 1990-х гг. К этому времени политехникумы и некоторые другие колледжи также превратились в университеты. Остается не вполне ясным, были ли в результате воплощены в жизнь надежды, обусловившие этот процесс, особенно надежды на удовлетворение экономической потребности в квалифицированных специалистах и расширение спектра возможностей. Сходная неясность касается попыток, начавшихся с 1989 г., ввести общенациональный учебный план в начальных и средних школах в Англии и Уэльсе.

Британская национальная служба здравоохранения (БНСЗ), основанная лейбористским правительством в 1948 г., произвела переворот в медицинском обслуживании населения и долгое время считалась одним из триумфов политики социального обеспечения. Однако с самого основания БНСЗ страдала от проблем общенационального характера, включая (часто неумелое) вмешательство политиков, негибкость национальной стратегии, проблемы с финансированием и плохое управление. Кроме того, большой ущерб ей нанесли меры, принятые для получения согласия со стороны заинтересованных лиц, особенно докторов и дантистов. БНСЗ также с самого вредили повышенные запросы от медицинского обслуживания, возросшая стоимость лечения стареющего населения и увеличившиеся затраты. Стало развиваться частное здравоохранение. Численность населения, имеющего медицинскую страховку, выросла с 8,7 процента в 1986 г. до 11,3 в 1992 г., а состояние БНСЗ являлось одним из ведущих тем обсуждения на выборах в 1992, 1997 и 2001 гг. И все же (за исключением зубоврачебной сферы) БНСЗ удалось сохранить политику бесплатного обслуживания, положив конец заботам относительно доступности и стоимости лечения, которые особенно беспокоили представителей бедных слоев в начале столетия. БНСЗ также ввело гораздо более удобное и справедливое географическое и социальное распределение материальных и людских ресурсов, чем существовавшее ранее, и предпринимало большие усилия для улучшения медицинского образования и распространения специальных услуг в регионах.

Единообразная система медицинского обеспечения, созданная БНСЗ, сыграла важнейшую роль в радикальном изменении медицинского состояния населения, отличавшем это столетие, хотя большое значение имели и другие факторы, такие как улучшение диеты. Британия стояла на передовом рубеже медицинских исследований на протяжении всего XX в. и, поскольку знания в области медицины увеличились неизмеримо, в такой же степени возросло умение определять и лечить болезни. Эти улучшения затронули жизни миллионов людей и полностью изменили общее положение. В Норфолке, например, между 1851 и 1951 гг. уровень смертности снизился с 22 до 12 на 1000 человек.

Открытие инсулина в 1922 г. и его применение с середины 1920-х гг. спасли жизнь молодым диабетикам. Британия играла ведущую роль в изучении и лечении психических расстройств. В XX в. была признана важность психологических и ментальных процессов, а в диагностике и лечении психических заболеваний произошел настоящий переворот. Разработка безопасных и эффективных лекарств, начавшаяся с 1940-х гг., способствовала успешной терапии психозов и депрессий, резко увеличив показатели эффективности лечения. Такие британские ученые, как сэр Александр Флеминг, открыватель пенициллина, сыграли важнейшую роль в изучении и применении антибиотиков, которые принесли неоценимую пользу в терапии инфекционных болезней, уносивших множество жизней в начале столетия. Туберкулез был побежден благодаря использованию, начиная с 1940-х гг., американского антибиотика стрептомицина, а также улучшению диеты, диагностике на ранних стадиях и программе массовой вакцинации бациллой Кальметта-Герена. От туберкулеза умирал один взрослый из восьми в начале XX века (включая писателя Д. Г. Лоуренса в 1930 г., умершего в возрасте 44 лет, и Джорджа Оруэлла, скончавшегося в 1950 г. в возрасте 47 лет). Туберкулез представлял грозную опасность и в 1930-х гг., особенно для бедняков. Антибиотики успешно применялись и для лечения других бактериальных инфекций. Уменьшилось число кишечных расстройств. С распространенными детскими болезнями, удерживавшими детскую смертность и заболеваемость на высоком уровне в первой половине XX в., такими как корь, коклюш, полиомиелит, дифтерия, свинка и краснуха, после войны успешно боролись с помощью программы поголовной вакцинации детского населения. С 1970-х гг. была введена рентгеноскопия населения для раннего обнаружения и лечения других болезней, таких как рак шейки матки и рак молочной железы. С 1980-х гг. началось активное использование антивирусных агентов для лечения вирусных инфекций. Значительно улучшилось медицинское образование.

Резко расширился спектр хирургических методов. Во время двух мировых войн, особенно во Второй мировой, значительно улучшилась хирургическая техника, например, с развитием пластической хирургии. Существенно продвинулась область анестезирующих средств, а применение все более эффективных медикаментов позволило проводить сложные хирургические операции. Операции, когда-то представлявшие серьезные трудности, такие как аппендэктомия, превратились в рутину. Намного улучшилась ситуация с хирургическим лечением сердечных заболеваний, а после Второй мировой войны были полностью развиты шунтирование и трансплантация.

Прогресс в медицине привел к радикальным переменам в причинах смертности, хотя важную роль в этом сыграло развитие здравоохранения. Бедность, антисанитария и перенаселенные жилища, низкие доходы и переполненные родильные дома, представлявшие такие серьезные проблемы еще в 1930-х гг., повышая уровень детской смертности, а также проблема плохого питания бедняков и безработных, стали отступать благодаря политике социального обеспечения, проводившейся после Второй мировой войны. Акт о свежем воздухе и другие меры, направленные на сохранение окружающей среды, охрану труда (Акт о безопасности и здравоохранении на работе), а также растущее понимание вреда, проистекающего от работы в задымленных помещениях или с асбестом, внесли свой вклад в общее улучшение состояния здоровья нации, не в последнюю очередь в снижении числа больных грудными болезнями. В 1949 г. была введена обязательная пастеризация молока. Опасность для здоровья пьянства и курения получила всеобщее признание и вызвала правительственные меры, принесшие, впрочем, ограниченный успех.

Первая половина XX в. была отмечена высоким уровнем детской смертности: хотя ситуация изменилась в лучшую сторону по сравнению с самым началом столетия, все же в 1937 г. она все еще составляла 58 на 1000, а основным фактором оставались инфекционные заболевания. К концу столетия, напротив, на передний план вышли эндогенные болезни, такие как сердечнососудистые заболевания и рак, а инфекции в общем уносили жизни только в низших слоях населения. В норму вошло деторождение в больницах: в 1993 г. лишь один из 63 детей в Англии и Уэльсе появлялся на свет в домашних условиях. Ожидаемая средняя продолжительность жизни повышалась в течение столетия во всех возрастных группах, кроме группы между 15 и 44 годами в 1980-х гг. Средняя продолжительность жизни возрастала на два года каждое десятилетие в 1960—1990 гг. Этот процесс привел к перестройке возрастных групп и к увеличению числа пенсионеров. В 1951 г. 12,6 процента населения Норфолка составляли люди в возрасте выше 65 лет, тогда как век назад их было лишь 9,2 процента. Однако к 1990 г. эта цифра достигла 19,6 процента.

Тем не менее не все болезни отступили. Возможно, в результате ухудшения ситуации с автомобильными выхлопами значительно обострились респираторные заболевания, такие как астма. После 1987 г. вернулся туберкулез, отчасти из-за притока беженцев и иммигрантов из стран, где он был более распространен, но также и из-за ВИЧ, бездомности и появления штаммов, устойчивых к медикаментам. Значительное увеличение с 1980-х гг. объема ввозимых и захораниваемых опасных отходов вызывало озабоченность возможными последствиями для здоровья нации. Высокий уровень ожирения населения объяснял частотность сердечных заболеваний: особенно остро эта проблема стояла в Шотландии. От проблем с давлением больше всего страдало население северных регионов и западной части срединных графств.

Если возрастной состав населения полностью изменился вследствие медицинского прогресса, то столь же кардинальным изменениям подверглись и многие аспекты человеческой жизни. Совершенствование контрацептивных средств резко повысило способность женщин контролировать рождаемость и сыграло главную роль в женской эмансипации, а также в «сексуальной революции» — изменении общих норм межполового общения с 1960-х гг. После 1921 г., когда Мэри Стопе основала Общество конструктивного контроля над деторождением, право женщин контролировать рождаемость получило общественное признание. Контрацептивы стали общедоступны. Число легальных абортов, произведенных в Британии в 1990 г., достигло 184 000. Примерно 20 процентов бесплодных пар получили возможность иметь детей благодаря искусственному оплодотворению. Хотя в 1980-х гг. появился новый убийца — СПИД (синдром приобретенного иммунодефицита), вызвавший осознание жизненной важности «безопасного секса», антибиотики помогали справиться с большинством других заболеваний, передаваемых половым путем. Боль отступала перед все более эффективными и селективными обезболивающими, приносящими облегчение миллионам больных такими заболеваниями, как артрит и мышечные боли. Таким образом, условия жизни действительно изменились. Люди стали здоровее, а жизнь продолжительнее. Значительно улучшилось питание, увеличился средний рост как мужчин, так и женщин, благосостояние повысилось, а забота о здоровье позволила понять насущность проблемы излишнего веса.

 

Экономические проблемы

И все же именно в современную эпоху произошел относительный спад британской экономической активности по сравнению с традиционными и новыми соперниками. Спад начался еще в 1870-х гг., но между 1960 и 1981 гг. ежегодный рост британского валового внутреннего продукта уступал всем прочим восемнадцати странам — членам ОЭСР. В период после 1960 г. средний уровень жизни упал ниже Германии, Японии, Франции и Италии. Существовали серьезные проблемы, связанные с недостаточными инвестициями, низкой продуктивностью промышленности, ограниченным внедрением технологических инноваций, плохим управлением, особенно в сфере производства, и активностью тред-юнионов. Ощущение упадка, иногда довольно острое, особенно характерно для 1970-х гг. На обложке сатирического журнала Private Eye от 10 января 1970 г. был изображен король Саудовской Аравии, прибывший с визитом в Лондон, с подписью: «Британия продана. Во дворце новый владелец». По иронии судьбы, открытие нефтяных месторождений в Северном море в 1970 г. и добыча нефти, начавшаяся там в 1975 г., облегчили проблему британского платежного баланса, хотя и не предотвратила дальнейшего экономического спада по сравнению с соперниками, у которых не было таких нефтяных ресурсов.

Кроме того, серьезные проблемы создавали затянувшиеся структурные изменения в британской и мировой экономике — возросшая безработица в начале 1980-х и начале 1990-х гг., спад производства, особенно в тяжелой промышленности, с вытекающими отсюда региональными проблемами, и сложности с поддержанием стабильной валюты. Например, угольная промышленность в Гламоргане, в которой на 1947 г. было занято 52 000 человек, в 1992 г. предоставляла работу менее чем 1000 человек, а в целом в Британии число членов Национального Союза Шахтеров упало со 180 000 в 1984 г. до 6000 в 2000 г. Послевоенные попытки полностью решить вопрос безработицы не увенчались успехом и с течением времени все больше воспринимались как нереалистичные.

Эти затруднения вступали во взаимодействие с некоторыми сторонами «политической экономии», не в последнюю очередь с растущим могуществом тред-юнионов с их ярко выраженной решимостью ставить на передний план узкофракционные интересы, убежденностью политиков в том, что они способны улучшить экономику, и применением различных интервенционистских политик, которые, как правило, не давали результата.

Число членов тред-юнионов возросло с 1,5 миллиона в 1895 г. до 13 миллионов в 1978 г. Вожди рабочего движения, такие как Эрнест Бевин, генеральный секретарь Союза рабочих транспорта и разнорабочих (1921-1940 гг.), Уолтер Ситрайн, Джек Джонс, генеральный секретарь Союза рабочих транспорта и разнорабочих (1968-1978 гг.), и Хью Сканлон, лидер инженеров, пользовались огромным влиянием с конца 1930-х г. до 1979 г., когда к власти пришли консерваторы. Они играли ключевую роль в корпоративистском государстве. Во время Второй мировой войны, несмотря на забастовки, отношения рабочих с работодателями были значительно лучше, чем во время Первой мировой, а наряду с введением государственного планирования и ограничения размеров заработной платы, тем не менее, сохранялась свобода тред-юнионов. Послевоенное лейбористское правительство выполнило многие политические требования рабочих, включая национализацию многих отраслей промышленности (угольной, сталелитейной, железнодорожной), введение всеобщих социальных услуг и провозглашение главной целью полное устранение безработицы, а политика в отношении заработной платы продолжалась до 1950 г. Отказ юнионов далее поддерживать эту политику привел к поражению лейбористов на выборах 1951 г., хотя они получили больше голосов, чем консерваторы (которые получили больше мест в Парламенте). В 1974 г. Джонс заключил социальный договор с лейбористским правительством Гарольда Вильсона (премьер-министр 1964-1970, 1974-1976 гг.): юнионы смягчат требования по заработной плате в обмен на приемлемую законодательную программу.

Отношения между юнионами и консервативными правительствами носили более жесткий характер, не в последнюю очередь благодаря тому, что политические разногласия подогревались отсутствием общего опыта, общих ожиданий и общей истории. Забастовки, организованные Национальным Союзом шахтеров, вождями которого отчасти двигала политическая неприязнь, привели к поражениям консервативного правительства Эдуарда Хита в 1972 и 1974 гг.; стачку 1984-1985 гг. правительству решительной и энергичной Маргарет Тэтчер удалось победить лишь ценой долгой борьбы, и отчасти из-за того, что среди шахтеров не было единства, а погода была хорошей. В 1970-х благодаря телевидению и отключениям электричества люди привыкли как наблюдать разгоны пикетчиков, так и мыться в темноте.

Могущество тред-юнионов и экономические проблемы способствовали дискредитации послевоенного социально-демократического согласия, а в особенности представлений о корпоративном государстве, осуществляющем плановую экономическую политику, и вызвали реакцию в форме «тэтчеризма». Юнионы вступили в бесплодные споры о сферах влияния, а многие продавцы в магазинах усвоили терминологию и манеру поведения классовой войны и экономических конфликтов. «Зима недовольства» 1978-1979 гг., ознаменовавшаяся забастовками служащих больниц, работников скорой помощи и других рабочих, в которых главную подрывную роль играли «забастовки солидарности» (нарушающие работу на предприятиях, не имеющих отношения к трудовому спору), помогла Тэтчер одержать победу в 1979 г. У нее было мало времени для переговоров с вождями тред-юнионов, считавших себя важными персонами в экономической жизни страны, и она провела несколько законов, ограничивающих власть юнионистов, чего не смог в 1969 г. добиться Вильсон, когда закон, основанный на законопроекте «Вместо борьбы», был отозван из-за противодействия тред-юнионов и лейбористов. При Тэтчер началось широкомасштабное и мощное наступление на тред-юнионы: пикетирование и забастовки солидарности были существенно ограничены, вступление работника в профсоюз как условие его принятия на работу по большей части отменено, а юнионам вменялось в обязанность проводить баллотировку среди своих членов по почте перед объявлением забастовки. Активнее внедрялись контракты с фиксированным сроком найма. В конце 1980-х гг. тред-юнионы стали проявлять меньше воинственности, а уровень индустриальных акций (забастовок) продолжал идти на убыль и в начале 1990-х. К 1990 г. только 48 процентов работников состояло в юнионах, а число людей, охваченных договорами тред-юнионов с предприятиями о приеме на работу только их членов, упало до 0,5 миллиона по сравнению с 4,5 миллиона десятилетием ранее. К январю 1994 г. число членов Конгресса тред-юнионов снизилось до 7,3 миллиона (хотя это были не все члены тред-юнионов, которых насчитывалось более 8 миллионов). Гораздо больше договоров о заработной плате заключалось на местном уровне, реже возникали споры о разграничении сфер влияния, а распространение «соглашения о едином профсоюзе» ослабило напряжение в промышленности. Благодаря приватизации в 1980-х и начале 1990-х гг. снизилось число тред-юнионистов, работающих на государственных предприятиях. Однако сложнее оказалось стимулировать и поддерживать экономический рост.

Кроме сложностей с юнионами, проблемы заключались в отсутствии четкой экономической политики, например, по вопросу о субсидировании регионов. Сталелитейная промышленность была национализирована в 1949 и 1967 гг. и приватизирована в 1953 и после 1979 г., на сей раз вместе с газовой, электрической, телефонной, водопроводной, железнодорожной и другими отраслями, когда консерваторы при Тэтчер, а затем (с 1990 г.) при Джоне Мейджоре, стремились снизить роль государства и возродить экономический либерализм: в 1995 г. каждый пятый работник в Британии все еще был занят в социальном секторе.

Несмотря на широкий спектр экономических методов, применявшихся после Второй мировой войны, экономический рост не оправдывал политических ожиданий, приводя к разногласиям относительно приоритетных направлений. Значительное увеличение с 1914 г. затрат на содержание правительства и государственных служащих придавало этим разногласиям особую остроту. Национальный бюджет не мог соответствовать запросам и ожиданиям политиков в области, например, социального обеспечения и обороны. Так, за девальвацией фунта на 30,5 процента в 1949 г. последовало снижение затрат на социальный сектор, вызвавшее отставку министров от лейбористской партии Эньюрина Бивена и Вильсона. Наряду с неудачным руководством экономикой, осуществлявшимся политиками (примером которого может служить задержка девальвации фунта до 1967 г. правительством Вильсона), временами наблюдалась серьезная недооценка некоторых экономических аспектов, нашедшая выражение в словах сэра Алека Дугласа-Хьюм, который отказался от своего графского титула, чтобы стать премьер-министром от консерваторов (1963-1964 гг.) и который называл экономику «разновидностью спичек». Плохое управление экономикой и могущество тред-юнионов отчасти определяли высокий уровень инфляции, который к 1972-1975 гг. вырос до 15,8 процента в год, и в итоге создали необходимость обратиться за помощью к иностранным источникам финансирования в виде Международного валютного фонда (1976 г.). Все премьер-министры, занимавшие свой пост после Второй мировой войны, за исключением Джеймса Каллахана (лейбористская партия, 1976-1979 гг.), уделяли слишком много внимания внешней политике и не имели сил отказаться от дорогостоящей привычки считать Британию одним из главных игроков на международной арене, которую разделял и Тони Блэр (лейбористская партия, 1997-2007 гг.).

 

Политическая культура

Повышение уровня жизни и общие низкие темпы экономического роста могли служить слабым утешением для обедневшей и разочаровавшейся части населения. Однако самое удивительное, что несмотря на внутренние и внешние проблемы, с которыми пришлось столкнуться Британии, они так и не привели к устойчивой или массовой радикализации британской политики. Конечно, были и исключения: воинственный настрой населения Стратклайда дал повод начиная с Первой мировой войны называть эту область «Красным Клайдсайдом», а в 1919 г. волнения в этом районе вынудили правительство ввести танки на улицы Глазго. В 1920 г. была образована Британская коммунистическая партия, а в 1926 г. вспыхнула всеобщая забастовка в поддержку бастующих шахтеров. В 1930-х гг. сэром Освальдом Мозли была организована Новая партия, впоследствие превратившаяся в Британский союз фашистов. Мозли, последовательно бывший консерватором, независимым депутатом, а затем лейбористом, видел себя в роли диктатора, а его изменчивые взгляды скреплялись единым стержнем самоуверенности. Он намеренно проводил марши своих чернорубашечников в еврейских районах, особенно в лондонском Ист-Энде и в Манчестере, чтобы спровоцировать вспышки насилия. Мозли дискредитировал себя демагогией, тягой к насилию и связями с нацистской Германией; Вторую мировую войну он провел за решеткой.

Некоторые писатели той эпохи высказывали опасения, что за политическими и экономическими проблемами стоят крупномасштабные заговоры, хотя на деле эти опасения можно назвать в лучшем случае преувеличенными. Тем не менее они легли в основу сюжета популярного приключенческого романа «Бульдог Драммонд» (1921 г.), вышедшего из-под пера подполковника Г. С. Мак-Нила. Джон Бьюкен (Бухан) (1875-1940), шотландский писатель, служивший в разведке во время Первой мировой войны, а затем ставший членом Парламента и генерал-губернатором Канады, вывел в своем популярном приключенческом романе «Три заложника» (1924 г.) «крупных вредителей, проводников пессимизма, расшатывающих общество, когда оно готово придти в равновесие, и кладущих прибыль себе в карман; они использовали фанатиков, играя на их дикой ненависти к тому или другому, или на вере в анархию». В «Большой четверке» (1927 г.) Агаты Кристи (1890-1976), самого популярного автора всех времен, «охватившие весь мир беспорядки, разногласия между нанимателями и рабочими, которые в некоторых странах выливаются в революции, — за всеми этими сценариями стоят силы, стремящиеся не более и не менее как к разрушению цивилизации». На службе этих сил стоит технология: «невообразимая концентрация беспроводной энергии, способная сфокусировать луч необычайной интенсивности в любом заданном месте — атомная энергия», которая позволит Большой Четверке стать «властелинами мира». Подобные глобальные угрозы станут основой сюжетов последующих шпионских романов, таких как произведения Яна Флеминга (1908-1964), который открыл свою «бондиану» романом «Казино „Рояль"» (1952 г.). В приключенческих романах о Джеймсе Бонде, в которых немалую роль играли технологические достижения, главное место занимали опасности, угрожавшие всей британской нации и отражавшие в какой-то мере основные проблемы, с которыми приходилось сталкиваться Британской империи.

И все же радикализм оказывал незначительное влияние на британскую политику, а преемственность парламентского правления оставалась неизменной. По-видимому, наибольшим успехом из всех радикальных движений увенчались устремления суффражистов, добившихся предоставления избирательных прав женщинам. Прошедшая без особых эксцессов Всеобщая забастовка 1926 г. потерпела поражение благодаря твердой позиции, занятой правительством Болдуина и разногласиям профсоюзных лидеров, а общая численность коммунистов и фашистов никогда не превышала 70 000 человек. Экономический кризис 1934 г. привел к укреплению положения Мозли. Несмотря на репутацию, закрепившуюся за ними впоследствии, в 1930-х гг. большинство выпускников Кембриджа уделяло гораздо больше внимания спорту, чем коммунизму. Расширение избирательных прав и усиление лейбористской партии способствовали ограничению радикализма.

Ограниченность влияния радикальных течений стала еще более очевидной после Второй мировой войны. Нацизм дискредитировал крайне правое крыло, а политика и в конечном итоге развал Советского Союза подорвали доверие к крайним левым. Гарри Поллитт, генеральный секретарь Британской коммунистической партии в 1929-1939 гг. и в 1941-1956 гг., разочаровался в сталинизме, которому он так преданно служил до разоблачений Хрущева. В 1968 г. Коммунистическая партия Великобритании осудила советское вторжение в Чехословакию. В 1970-х гг. лейбористская партия стала склоняться больше к левому крылу и приняла в свои ряды некоторые крайне левые группировки, так что в 1980-х гг. между взглядами некоторых членов Парламента от лейбористской партии и воззрениями западноевропейских коммунистов разницу мог подметить лишь особо проницательный наблюдатель. И тем не менее это весьма способствовало четырем подряд поражениям лейбористов на всеобщих выборах 1979, 1983, 1987 и 1992 гг. Этот период можно назвать самой мрачной эпохой в истории любой крупной британской политической партии со времен упадка либералов после Первой мировой войны, тем более что эти неудачи преследовали лейбористов на фоне экономических трудностей, которые испытывало консервативное правительство в начале 1980-х и накануне выборов 1992 г.

Попытка создать коллективистское общество при помощи мероприятий, проводимых государственными структурами, общество нового образца, спланированное в соответствии с социалистическими принципами, была отвергнута не только электоратом, но также, в конце 1980-х и начале 1990-х гг., самой лейбористской партией во главе с Нилом Кинноком (1983-1992), Джоном Смитом (1992-1994) и начиная с 1994 г. Тони Блэром. Рост популярности лейбористов при Блэре был напрямую связан с установкой на умеренные методы. Благодаря этому Тони Блэр легко победил Джона Мейджора на всеобщих выборах 1997 г. и с большим перевесом одержал победу в 2001 г. Сходным образом, опросы общественного мнения, проводившиеся в 1980-х и начале 1990-х гг., выявили ограниченную поддержку большинства планов «новых правых» с их упором на индивидуализм и ограничение роли государства. Напротив, выяснилось, что большинство склонно поддерживать программу всеобщего благосостояния, особенно Национальную службу здравоохранения. Экономический спад начала 1980-х и начала 1990-х гг. не привел к возрождению левого радикализма. Наиболее активная часть коммунистической партии, отказавшаяся входить в блок левых демократов, выдвинула в 1992 г. четверых кандидатов, получивших в среднем лишь 150 голосов каждый.

Связь между победой в войне и отсутствием последующих стимулов для преобразования политической системы не вполне прозрачна, но достаточно вероятна. Германия, Япония, Франция, Италия и Австрия. потерпели крупные неудачи в Первой и Второй мировых войнах и были вынуждены пойти на широкомасштабное реформирование политической системы и институтов власти, которое внесло столь же большой вклад в дальнейшее успешное развитие этих государств, как и преобразование экономической системы, которому обычно уделяется гораздо больше внимания. Британия осталась в стороне от этого процесса. В самом деле, в некоторых отношениях основные черты политической системы в 1997 г. оставались такими же, как и до 1914 г.: наследственная монархия с ограниченной властью, носящей по преимуществу совещательный характер, хотя и сменившая в 1917 г. название правящей династии с Саксен-Кобургской на Виндзорскую, двухпалатный Парламент, в котором наибольшей властью обладала выборная палата общин, общенациональные политические партии с четкими различиями в региональной и социальной базе, двухпартийная система, отсутствие пропорционального представительства и централизованное Британское государство без региональных собраний, но с относительно независимыми шотландским и валлийским парламентами. Британия в определенных аспектах оставалась выборной диктатурой, так как премьер-министр обладал значительной властью, являясь одновременно главой исполнительной власти и правящей партии, контролирующей законодательную ветвь. Социальная система сохраняла элементы неравноправия, а политическая система, гражданская служба, вооруженные силы, банки, крупные компании и университеты в основном контролировались людьми, которых никак нельзя назвать представителями рабочего класса. Консерваторы подчеркивали скромное происхождение и тяжелый жизненный путь Джона Мейджора, премьер-министра в 1990-1997 гг., но этим он выделялся на фоне остальных членов своего кабинета и коллег по партии.

 

Независимость Ирландии

И все же на протяжении XX в. происходили также значительные перемены, которые можно кратко обозначить словами Ирландия, Империя, Европа и демократизация. Война выбила почву из-под ног Британской империи, ослабив ее дух и исчерпав ресурсы. Первой крупной потерей была утрата Ирландии. Хотя это и не относится напрямую к данному вопросу, нелишне будет напомнить, что полмиллиона человек ирландского происхождения, как протестантов, так и католиков, в 1914 г. записалось добровольцами в британскую армию, чтобы сражаться за короля Георга V; и напротив, попытка сэра Роджера Кейсмента набрать Ирландскую бригаду из военнопленных на службу Германии провалилась, а в Пасхальное восстание 1916 г. в Дублине, безуспешной попытке создать независимую Ирландскую республику, участвовало менее 2000 человек. Многочисленные солдатские жены в Дублине, узнав от мятежников, что учреждение республики означает прекращение выплат пособий, не выказали никакого восторга, а напротив, пришли в ярость. За пределами Дублина планировавшиеся националистами выступления так и не состоялись. Однако жесткая реакция правительства сослужила дурную службу, склонив ирландское общественное мнение в сторону радикализма. Было объявлено военное положение и проведен ряд трибуналов, казней и задержаний. Появились мученики национализма. На всеобщих выборах 1918 г. 73 и 105 ирландских мест в Парламенте получила националистическая партия Шинн Фейн во главе с Эмонном де Валера, который отказался заседать в Вестминстере и потребовал предоставить Ирландии независимость. Националисты отвергли политику «гомруля в рамках империи», которую поддерживал Джон Редмонд (1856-1918), ведущий ирландский политик довоенного времени, и которая легла в основу Акта о гомруле в 1914 г. Брат Редмонда, член Парламента, также выступавший за гомруль, погиб, сражаясь за Георга V в Первой мировой войне. Шинн Фейн сменила партию гомруля в качестве средоточия надежд националистов.

Пасхальное восстание, 1916 г.

Ирландский вопрос составлял главную тему британской политики в конце XIX — начале XX века и не теряет своей актуальности до сих пор. Противоположные устремления ирландских юнионистов и националистов привели в 1916 г. к Дублинскому восстанию, в ходе которого националисты сражались с британскими войсками по всему городу. Жестокие репрессии британского правительства укрепили националистические настроения. Гражданская война, в результате в 1922 г. которой было образовано Ирландское Свободное государство, означало радикальные изменения во взаимоотношениях между различными частями Британских островов.

В январе 1919 г. новое национальное собрание (Dail Eireann) в одностороннем порядке провозгласило независимость Ирландии, а националистическая организация «Ирландские добровольцы», вскоре переименовавшаяся в Ирландскую республиканскую армию (ИРА), произвела первую вылазку, приведшую к человеческим жертвам. Отказ британского правительства признать независимость Ирландии вызвал ожесточенную гражданскую войну 1919-1921 гг., закончившуюся англо-ирландским договором, подписанным в декабре 1921 г. и принесшим фактическую независимость новому Ирландскому свободному государству, контролировавшему большую часть острова. Ирландское свободное государство стало самоуправляемым доминионом в составе Британской империи во главе с генерал-губернатором, назначаемым британским монархом. Северные протестанты-юнионисты отказались принять эти условия: шесть из девяти ольстерских графств откололись и образовали Северную Ирландию, оставшуюся в составе Соединенного королевства и представленную в Вестминстерском парламенте 12 членами (17 после 1979 г.). Северной Ирландии было предоставлено самоуправление, и она превратилась в протестантское государство, а католическая часть населения стала жаловаться на притеснения, хотя степень дискриминации, которой подвергались католики, остается под вопросом, а утверждения, будто им выделяли худшие места для размещения государственного жилья, были поставлены под сомнение. Раздел острова вызвал неприятие у ИРА, которая в 1921 г. начала в Ольстере террористическую кампанию и вступила в борьбу с независимым ирландским правительством на юге Ирландии (1922-1923 гг.), которая вылилась в гораздо более кровавый конфликт, чем так называемая Война за независимость. ИРА потерпела поражение как в Ольстере, так и в Ирландском свободном государстве: терроризм вызвал энергичный отпор со стороны ирландского правительства, которое казнило 77 мятежников и заключило в тюрьму 12 000 повстанцев. После этого терроризм до 1960-х гг. давал о себе знать лишь отдельными вспышками.

Де Валера, бывший главой Шинн Фейн в 1917-1926 гг. и отказавшийся признавать англо-ирландский договор 1921 г., выиграл выборы 1932 г. со своей партией Фианна Файль, которую он основал в 1926 г., и после этого стал Президентом Исполнительного совета (1932-1937 гг.), премьер-министром (1937-1948, 1951-1954, 1957-1959 гг.) и Президентом (1959-1973 гг.). Значительная часть ИРА признавала его своим лидером; со своей стороны, де Валера принял многих ее членов на службу в правительство и полицию. Однако другая часть не собиралась сдаваться и продолжала бороться за объединение Ирландии, вступив в конфликт с де Валерой, нападая на армейские базы, чтобы добыть оружие, и принимая боеприпасы и деньги от гитлеровского режима. Де Валера реагировал на эти действия, осуждая наиболее рьяных членов ИРА на казнь и тюремное заключение и, подобно британскому правительству в Северной Ирландии в начале 1980-х гг., столкнулся с голодовками, организованными своими противниками. Он не желал настаивать на присоединении Северной Ирландии, хотя это требование было зафиксировано в конституции 1937 г. Конституция отменяла присягу в верности, которую члены Парламента должны были приносить британскому монарху по договору 1921 г. Последние следы британского владычества были стерты Актом об Ирландской республике (1948 г.).

Террористическая кампания, проведенная ИРА в Северной Ирландии в 1958-1962 гг., не принесла успеха, но в конце 1960-х гг. движение за гражданские права, в основном выдвигавшее требования по улучшению положения католиков, вызвало неоправданно жесткую реакцию и привело к волне насилия, вынудившую британское правительство ввести в Ольстер войска (1969 г.), отменить юнионистское самоуправление и ввести прямое управление из Лондона (1972 г.). К сентябрю 1992 г. 3000 человек погибли в гражданских беспорядках, по большей части став жертвами террористических актов ИРА, хотя все больше людей погибало от рук протестантских парламентских групп, выступавших за сохранение Ольстера в составе Великобритании. В 1973 г. ИРА перенесла террористическую деятельность на территорию самой Британии, включая нападения на конференцию консервативной партии в Брайтоне (1984 г.) и кабинет министров (1991 г.); террористы убили трех членов Парламента от консерваторов. Переговоры между британским и ирландским правительствами привели 15 декабря 1993 г. к подписанию декларации, гарантировавшей права националистов, но, с другой стороны, заявлявшей, что юнионистов не будут принуждать присоединиться к Ирландии. В 1994 г. было объявлено парламентское прекращение огня, а в 1995 г. состоялись новые переговоры. Однако перемирие было нарушено в 1996 г., по большей части из-за разногласий по поводу сдачи террористами оружия.

 

Первая мировая война (1914-1918)

Потеря Ирландии (хотя поначалу она оставалась частью империи на правах доминиона) выявила слабость Британской империи, не способной справиться с мощным националистическим движением. Тем не менее за Первой мировой войной, в которой Британия внесла большой вклад в победу союзников, до предела мобилизовав свои человеческие и материальные ресурсы, последовало дальнейшее расширение Британской империи. Война разгорелась из-за убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда, наследника Австро-Венгерской империи, совершенного сербским террористом в Сараево; образовалась большая коалиция, главными силами в которой были Британия, Франция, Россия, Италия и, с 1917 г., США, выступившая против Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции.

Вторжение Германии в Бельгию, предпринятое для флангового обхода французских войск, вынудило Британию, выступавшую гарантом бельгийского нейтралитета, объявить войну 4 августа 1914 г. Германское продвижение, сначала на Париж, а затем на порты Ла-Манша, было приостановлено, и в конце 1914 г. обе стороны окопались друг напротив друга в северо-западной Франции. Концентрация крупных сил на относительно небольшой площади, оборонительная мощь укрепленных позиций (в частности, благодаря пулеметам) и неуверенность германцев в достижении значительных успехов даже в случае прорыва оборонительных линий привели к тому, что до самого конца войны положение оставалось по существу тупиковым. Британские атаки на Нев-Шапель и Лоос (1915 г.), на Сомме (1916 г.) и на Аррас и Пашендаль (1917 г.) привели к беспрецедентным людским потерям, не принеся атакующей стороне особых выгод. Непропорционально велики были потери шотландцев: 10 процентов от всего шотландского мужского населения между 16 и 50 годами. Война ознаменовалась всплеском патриотических настроений в Британии, но не во всех областях страны, а недовольство многих солдат сложившимся положением привело к тысячам военных судов. Множество людей получили контузии. Некоторые военные поэты резко критиковали войну, хотя подобные взгляды не нашли отклика в общественном мнении и отражения в надписях на многочисленных военных мемориалах, воздвигнутых после победы.

Прямолинейное мышление британских генералов, придерживавшихся стратегии истощения, не приносило успехов. Дуглас Хейг, назначенный командующим британской армией во Франции в декабре 1915 г., справедливо полагал, что война будет выиграна на поле боя посредством решительного командования, боевого духа и наступательных операций, но они обходились слишком дорого; Хейг считал британцев избранной нацией, которая очистится победой, и по старинке придавал преувеличенное значение кавалерии. Хотя блокирование германских наступлений в 1914, 1916 и 1918 гг. в конечном итоге обеспечило победу, а в 1918 г. британцы достигли значительных успехов в войне, победа была достигнута отчасти благодаря распаду Австро-Венгрии и обострению военных, экономических и внутриполитических проблем, подорвавших боевой дух германцев.

Британцы сосредоточили основные силы на Западном фронте, не в последнюю очередь для обеспечения стабильности во Франции; именно на западный фронт приходится наибольшее число британских потерь; всего в Первой мировой войне Британия потеряла 750 000 человек. Впрочем, предпринимались попытки нащупать уязвимые места на других фронтах и нанести удар по германским союзникам. Эти попытки привели к катастрофической экспедиции на Дарданеллы (1915 г.), после которой ее главный вдохновитель, энергичный первый лорд адмиралтейства Уинстон Черчилль, ушел в отставку, и к неудачам в Ираке (1916 г.) и под Салониками (1916 г.), но, с другой стороны — к успешной кампании Алленби в Палестине (1917-1918 гг.). Германские колонии были опустошены. Угроза со стороны германского флота была устранена после Ютландского сражения (1916 г.), так и не выявившего победителя, но германские подводные лодки наносили тяжелый урон британским торговым судам, пока эту опасность не удалось снизить путем использования конвоя, а также благодаря вступлению в войну Америки.

Размах и продолжительность военных действий привели к беспрецедентной мобилизации национальных ресурсов, включая, после записи добровольцами более 2 миллионов человек, введение призыва (1916 г.) и государственное регулирование экономики. Война придала мощный стимул повышению роли государства и государственного аппарата. В 1916 г. был образован секретариат кабинета министров. Распределение ресурсов новым министерством продовольствия привело к повышению уровня жизни и продолжительности жизни в низших слоях довоенного рабочего класса, освобожденных от военной службы. Государственное регулирование проникло во все сферы. Природа сельских социально-экономических отношений изменилась в 1917 г. с введением фиксированной оплаты труда и контроля арендной платы.

Заморские владения Германии были разделены между победителями. Британия получила мандат Лиги Наций на управление Танганьикой, частью Того и обоих Камерунов, а также островом Науру в Тихом океане. Война с германским союзником Турцией привела к аннексии Египта (1914 г.) и получению мандата на управление Палестиной, Трансиорданией и Ираком. Такие ярые империалисты, как лорд Милнер и Лео Эмери настаивали на укреплении империи, отчасти рассчитывая, что благодаря этому Британия больше никогда не втянется в европейские дрязги. Британское влияние усилилось в Персии и Турции, а британские войска, ведя военные действия против коммунистов в гражданской войне, разгоревшейся после переворота 1917 г., вступили в Среднюю Азию, на Кавказ и в область Белого моря, расположившись также на Балтике и в Черном море. Лорд Керзон, бывший министром иностранных дел в 1919 г., предложил аннексировать часть Российской империи.

 

Политика 1920-х гг.

Однако этот имперский подъем очень скоро пошел на убыль. Напряжение Первой мировой войны, огромное число жертв, денежные затраты и истощение ресурсов, вызванное постоянными сверхусилиями, не позволили Британии подкрепить свои амбиции на международной арене. Эта неспособность обострялась внутриполитическими разногласиями. Ллойд-Джордж расколол либеральную партию, заменив на посту премьер-министра в 1916 г. Асквита, и оказался в зависимости от консерваторов. С другой стороны, и сами консерваторы не были едины во взглядах. Таким образом, несмотря на роль Британии в подписании Версальского мирного договора (1919 г.) и усилия Ллойд-Джорджа, в стране отсутствовало стабильное руководство.

В 1922 г. произошел консервативный переворот снизу, организованный рядовыми членами Парламента, младшими министрами и избирателями-активистами: на собрании членов Парламента от консерваторов в клубе Карлтон было принято решение о выходе из коалиции. Правительство Ллойд-Джорджа пало, но пал и вождь консерваторов Остен Чемберлен, поддерживавший коалицию. Предшественник Чемберлена, Эндрю Бонар Лоу, вновь возглавил консервативную партию, сформировал полностью консервативное правительство и без труда выиграл всеобщие выборы 1922 г. Так и не сломив стереотипы британской политики, Ллойд-Джордж ушел в политическое небытие. Стоя во главе правительства, он не поддерживал избирательную реформу, требовавшую пропорционального представительства, которое помогло бы либералам в 1920-х гг., а лишившись власти, уже не имел возможности провести такие преобразования.

Разногласия в стане либералов способствовали усилению лейбористов, которые заняли место официальной оппозиционной партии после выборов 1922 г. Число членов Парламента от лейбористов возросло с 29 человек в 1906 г. до 288 человек в 1929 г. Союз с тред-юнионами позволил лейбористам называть себя партией рабочего класса и извлечь значительную выгоду как из расширения избирательных прав, так и из удвоения численности тред-юнионистов с 4 миллионов в 1914 г. до 8 миллионов в 1920 г. Партийный устав 1918 г. закрепил союз лейбористов с тред-юнионами. Либерализм сохранил свое влияние по большей части в таких областях, как Корнуолл, где позиции тред-юнионов были слабее. Акт о реформе от 1918 г. предоставил право голоса мужчинам старше 21 года с цензом оседлости более 6 месяцев и женщинам старше 30 лет (с некоторыми существенными социальными ограничениями), тем самым расширив электоральную базу с 8 до 21 миллиона человек. Акт о перераспределении основывался на принципе равной численности избирательных округов, но возможность ввести пропорциональное представительство была упущена. Новый электорат не был заинтересован в таких довоенных либеральных нонконформистских требованиях, как лишение англиканской церкви официального статуса, поддержка обществ трезвости и церковных школ.

Новый расширенный электорат по существу предоставлял неоднородное и шаткое образование, так что завоевать его симпатии политикам было довольно сложно; с подобными трудностями сталкивались в свое время Дизраэли и Гладстон после расширения викторианского электората. Политика стала более профессиональной сферой: управление избирательными округами и политическими партиями стало требовать полной занятости. При Стенли Болдуине, лидере консервативной партии в 1923-1937 гг. и премьер министре в 1923-1924, 1924-1929 и 1935-1937 гг., средства массовой информации были поставлены на службу политике для создания привлекательного образа в глазах избирателей. Болдуин многократно менял имидж, а во время всеобщей забастовки 1926 г. использовал «Британскую газету» для пропаганды правительственных взглядов.

Сложные маневры, к которым принуждала политиков трехпартийная система, приводили к формированию правительства лейбористского меньшинства при Рэмси Мак-Дональде в 1924 и 1929-1931 гг., но второй приход лейбористов к власти был отягчен всемирным экономическим кризисом, разразившимся в 1929 г.; правительство разошлось в вопросе о сокращениях затрат, призванных сбалансировать бюджет, чтобы восстановить доверие к стерлингу, особенно по вопросу о сокращении пособий по безработице. Мак-Дональд испортил отношения как с Конгрессом тред-юнионов, так и с основным ядром лейбористской партии. Он сам и немногочисленные его сторонники присоединились к консерваторам и части либералов, сформировав Национальное правительство, которое продержалось у власти до самого 1940 г., когда была образована коалиция военного времени. Мак-Дональда сменил Болдуин (1935 г.), который уступил место Невиллу Чемберлену (1937 г.), и это правительство выиграло всеобщие выборы 1931 и 1935 гг. Консерваторы извлекли выгоду из экономического подъема 1934 г. и сплочения собственников и бизнесменов в одну анти-социалистическую партию.

В 1920-х гг. британские правительства вели осторожную политику. Внутри страны снижались затраты: «топор Геддеса» — доклад комитета под председательством Эрика Геддеса (1922 г.) — провел сокращения в образовательной, коммунальной и армейской сфере. Дома, обещанные тем «героям», которые пережили грязь и пулеметы на Сомме и при Пашендале и других бойнях Западного фронта, не были построены в достаточном количестве, поскольку строгие меры, принятые Казначейством, подорвали некоторые надежды, вызванные Актом о жилье от 1919 г. В свою бытность министром финансов (1924-1929 гг.) Черчилль, перешедший от либералов к консерваторам в 1924 г., снизил налоги и в 1925 г. вернул Британию к золотому стандарту на довоенном уровне с долларом. Это завысило цену фунта, нанесло сильный ущерб экспорту и ударило по производству. В сентябре 1931 г. Британия была вынуждена отказаться от золотого стандарта, и фунт начал быстро падать по отношению к американской валюте.

Потеря большей части Ирландии по англо-ирландскому договору от декабря 1921 г., начавшему действовать с 1922 г., не привела к дальнейшей дезинтеграции Британских островов. Лейбористское правительство не оправдало надежды на предоставление гомруля Шотландии, и определенные круги внутри Шотландской Ассоциации в поддержку гомруля пришли к мысли, что эффективнее было бы создать национальную партию. Национальная партия Шотландии, основанная в 1928 г., и партия шотландского самоуправления, созданная в 1932 г., объединились в 1934 г., образовав Шотландскую национальную партию, но до 1945 г. ей так и не удалось получить ни одного места в Парламенте.

Во внешней политике интервенция в России провалилась и была прекращена в 1919 г. На Ближнем Востоке восстания в Египте (1919 г.) и Ираке (1920-1921 гг.) вынудили британцев предоставить этим странам независимость в 1922 и 1924 гг. соответственно. Британия утратила влияние на Персию (1921 г.) и отступила в противостоянии с Турцией (1922-1923 гг.); последняя неудача сыграла главную роль в падении Ллойд-Джорджа. Не сумев сохранить Ирландию и многие другие владения в 1920-х гг., британцы оказались также неспособны поддержать версальское устройство Европы и Лигу Наций. Эти неудачи явились следствием процессов, начавшихся еще задолго до Первой Мировой войны: проблем, вытекающих из усиления других государств, и глобальных задач, которые ставила перед собой Британия, а также частных затруднений, возникших вследствие войны и последующих событий. Чтобы продолжать политику имперской экспансии, у Британии не хватало ни ресурсов, ни воли.

 

Империя в 1930-х гг.

И все же между Первой и Второй мировыми войнами империя продолжала жить. В некоторых отношениях связи между ее частями укреплялись, и это укрепление нашло зримое выражение в великолепных зданиях, спроектированных сэром Эдвином Лютьенсом и Гербертом Бейкером для Нью-Дели и построенных в 1930-х гг. Теснее стали экономические связи между Британией и ее заморскими владениями; значительно улучшилось сообщение. Компания «Имперские авиалинии», основанная в 1924 г. при государственной поддержке, проложила новые маршруты. Были открыты еженедельные рейсы в Кейптаун (1932 г.), Брисбейн (1934 г.) и Гонконг (1936 г.); с другой стороны, из-за проблем, связанных с трансатлантическими перелетами, такие же рейсы в Нью-Йорк стали осуществляться только в 1946 г. В 1936 г. требовалось 9 дней, чтобы долететь до Кейптауна, и 14 дней — до Аделаиды, но это было незначительное время по сравнению с морскими переездами. Преданность имперской идее в иной форме была продемонстрирована строительством новой мощной военно-морской базы в Сингапуре для защиты дальневосточных владений. День Империи масштабно отмечался в 1920-х и 1930-х гг.

В 1930-х гг. империя столкнулась с серьезными затруднениями, важнейшими из которых были давление со стороны Индийского национального конгресса и крупные беспорядки в Палестине, где арабы ожесточенно сопротивлялись еврейской иммиграции. Как и в случае с Ирландией в 1914 г., не вполне ясно, что могло произойти в Индии, если бы не война. Акт о правительстве Индии (1935 г.) вызвал яростную критику со стороны консерваторов, в том числе Черчилля, который видел в расширении самоуправления шаг к развалу империи. Однако этот акт, напротив, был направлен на удержание главных прерогатив власти; тем не менее, провинциальные выборы 1937 г. принесли успех Конгрессу. Несмотря на это, подорвать империю смогла только Вторая мировая война, хотя она и позволила Британии оккупировать еще некоторые территории, такие как Сомали и Ливия, ранее принадлежавшие Италии, и подтолкнула Черчилля к планам аннексировать Ливию, которым воспрепятствовало американское правительство.

 

Вторая мировая война (1939-1945)

Вторая мировая война унесла меньше жизней британцев, чем Первая, а британская армия избегла мясорубки траншей, но Британия была ближе к поражению. Как и в 1914 г., она вступила в войну, чтобы сдержать германскую агрессию и выполнить свой союзнический долг, но в 1939-1940 гг. гитлеровская Германия разрушила систему британских союзов. Восточный фронт развалился за считаные недели: Польша была разгромлена (1939 г.), а сталинская Россия приняла участие в ее разделе; западный фронт был свернут в ходе германского блицкрига. Немцы захватили Нидерланды, Бельгию и Францию, обнаружив полную недееспособность англо-французского союза (1940 г.). Британские войска были изгнаны с континента, хотя благодаря своему мужеству и некоторой доле везения им удалось уйти от разгрома и эвакуироваться из Дюнкерка. С другой стороны, Британия сохраняла определенное преимущество, пользуясь ресурсами своей империи и обладая превосходством на море. Однако по заморским владениям Британии нанесла удар Япония, а британская власть над морями была подорвана успешными действиями германской авиации и особенно подводных лодок. Все шло к тому, что Британия проиграет войну, и поэтому неудивительно, что некоторые крупные политики высказывались за вступление в мирные переговоры с Гитлером, хотя по поведению последнего было ясно, что Гитлер не тот человек, который с уважением относится к каким бы то ни было договоренностям. Колебания закончились с отставкой Невилла Чемберлена, премьер-министра, которого винили за политику «попустительства агрессору», проводившуюся в конце 1930-х гг., и за военные поражения. На посту премьер-министра его сменил эгоцентричный, но энергичный Черчилль (1940 г.). С 1938 г. Черчилль не уставал указывать на опасности, исходящие со стороны гитлеровской Германии, и критиковать внешнюю политику Чемберлена. Убежденный в правоте британского дела и коварстве Гитлера, Черчилль решил бороться до конца, сколь бы плачевной ни казалась сложившаяся ситуация. Он возлагал свои надежды на Соединенные Штаты, которые побуждал вступить в войну. Неудача, постигшая германскую авиацию в битве за Британию, вынудила Гитлера отменить операцию «Морской лев» — планировавшееся вторжение в Британию (1940 т.), но успехи, достигнутые британцами в борьбе с итальянцами в Северной Африке зимой 1940 г., повлекли за собой германское наступление и захват Югославии и Греции. Британские войска в Греции и на Крите были разбиты.

Потеря Крита в мае 1941 г. стало последним крупным поражением изолированной Британии. До тех пор от европейских союзников было мало проку, и Лондон превратился в резиденцию правительств в изгнании.

Германское нападение на Россию (июнь 1941 г.) и японская агрессия против Британии и Соединенных Штатов, заставившая Германию, союзницу Японии, объявить войну США (декабрь 1941 г.), полностью изменили ситуацию. Британию еще ожидали чувствительные удары, особенно в начале 1942 г., а битва за Атлантику против немецких подлодок была выиграна только в начале 1943 г., но теперь Британия обзавелась сильными союзниками, и после того как им удалось отразить германское и японское наступление в конце 1942 г., путь к победе перестал представляться безнадежным: главную роль в этом сыграла победа русских в Сталинградской битве. В мае 1943 г. немцы капитулировали в Северной Африке. Британцы и американцы высадились в Италии, которая капитулировала в сентябре 1943 г. В июне 1944 г. англо-американские войска высадились в Нормандии, и в мае 1945 г. Германия сложила оружие. Как и во времена наполеоновских войн, Россия внесла важнейший вклад в победу союзников, но англо-американские достижения также были весьма значительны, не в последнюю очередь и потому, что они несли основное бремя войны с Японией, закончившейся ее капитуляцией в августе 1945 г., через несколько дней после того, как американцы сбросили атомную бомбу. Атомное оружие явилось самым значительным примером применения новых технологий, но как в Первой, так и во Второй мировой войне именно британские разработки, особенно в металлургии и электронике, определяли пути развития военной техники, в том числе танков в Первую мировую войну и радаров во Вторую.

 

Распад империи

Война нанесла империи смертельный удар. Британия утратила престиж и ресурсы, ее союзники-доминионы, особенно Австралия, были вынуждены искать поддержки у Соединенных Штатов, а в самой Британии росло разочарование в наследии прошлого. Сдача «неприступного» Сингапура японцам 15 февраля 1942 г. после неудачной военной кампании и потеря кораблей «Prince of Wales» и «Repulse», разбомбленных японскими бомбардировщиками, явились едва ли не самыми унизительными поражениями в новой британской истории или, по крайней мере, были сопоставимы разве что с капитуляцией Корнваллиса при Йорктауне в 1781 г., которая привела к потере Америки. Сдача Сингапура подорвала престиж Британии в Азии. В сочетании с необходимостью заручиться поддержкой Индии в борьбе с наступающими японскими войсками, она ознаменовала собой конец империи на Индийском субконтиненте, в сердце британского империализма. В 1942 г. Партии конгресса была предложена независимость после окончания войны в обмен на военную помощь. Это предложение было отвергнуто. Лейбористская партия, в 1945 г. неожиданно впервые сформировавшая правительство большинства, вследствие поражения консерваторов, вызванного стремлением населения к коллективизму и социальному благосостоянию и ассоциации консервативной партии с привилегиями и довоенным социальным расслоением, выступала за предоставление Индии независимости, что и было сделано в 1947 г., хотя это решение повлекло за собой столкновения между мусульманами и индуистами.

Королевские шотландские стрелки в Бирме, 1944 г.

Хотя эти события укладываются в рамки современной истории, бои Второй Мировой войны совершенно чужды современному британскому сознанию. Например, эти шотландские солдаты сражались вместе с индийскими, карибскими, западно-африканскими, австралийскими, египетскими, кенийскими, цейлонскими, английскими и новозеландскими войсками против японских захватчиков в Бирме. Ныне, 60 лет спустя, Британия является членом Европейского Союза, уступая по территории многим другим его участникам. Обстоятельства, вызвавшие присутствие шотландских солдат в Бирме, с которой ныне Британия не имеет сколь-нибудь существенных связей, исчезли. Сама Бирма получила независимость в 1948 г., через год после того, как независимость Индии уничтожила логику британского присутствия в Южной Азии.

Несмотря на предоставление независимости Индии и Бирме (1949 г.) и окончание срока палестинского мандата (1948 г.), Британия все еще оставалась крупнейшей империалистической державой, а правительство лейбористов, особенно министр иностранных дел Эрнест Бевин (1945-1951 гг.), возлагало большие надежды на ресурсы империи, в частности, африканских владений, планируя использовать их для укрепления британской экономики, чтобы несколько сбалансировать перевес в англо-американских партнерских отношениях, который был явно не на стороне Британии. Призыв был сохранен. Бевин проводил на Ближнем Востоке высокомерную имперскую политику, но империя, в отсутствие необходимых ресурсов, потонула в зыбучих песках арабского национализма и череды кризисов, начиная с кризиса 1947 г., разгоревшегося из-за вопроса о конвертируемости фунта. В начале 1950-х гг. Британия столкнулась с рядом проблем, включая Малайское чрезвычайное положение (коммунистическое восстание, с которым британскому правительству удалось успешно справиться), но слабости империи ярче всего продемонстрировал Суэцкий кризис (1956 г.) — попытка дестабилизировать агрессивный арабский националистический режим Гамаль Абдель Насера в Египте.

В 1956 г. премьер-министр Энтони Идеи (1955— 1957 гг.), ушедший в отставку с поста министра иностранных дел в 1938 г. в знак протеста против политики попустительства, был полон решимости не допустить повторения ошибок 1930-х гг. и не позволить Насеру национализировать Суэцкий канал. Заключив тайный союз с Францией и Израилем, Идеи послал британские войска оккупировать зону Канала. Вторжение было неудачно спланировано, но решимость британцев подорвала прежде всего негативная реакция США и ее воздействие на британский фунт, вынудившая правительство вывести войска из Египта.

Отсутствие американской поддержки некоторые историки считают главной проблемой Британской империи со времени окончания Второй мировой войны; в 1956 г. недовольство американцев наглядно продемонстрировало зависимый статус Британии. Однако после начала «холодной войны» с Советским Союзом, США стремились закрепить за Британией роль мировой державы. Американцы были заинтересованы в сохранении многочисленных британских военно-морских баз, с одной стороны, чтобы поддержать боеспособность союзника, а с другой — чтобы использовать их в собственных целях. К тому же они вовсе не хотели, чтобы преждевременная деколонизация привела к хаосу и, возможно, установлению коммунистических режимов. В 1960-х гг. американцы выступили в поддержку сохранения британского присутствия к востоку от Суэца, а свои действия во время самого Суэцкого кризиса оправдывали желанием спасти друга от временного приступа безумия. Они стремились убедить арабские, азиатские и африканские страны в своем антиимпериализме, чтобы свести к минимуму угрозу использования Суэцкого канала Советским Союзом и дальнейшего отдаления Африки и Азии от Запада.

За 14 лет после Суэцкого кризиса Британия потеряла большинство своих оставшихся колониальных владений. После 1950 г. британцы не были ориентированы на Европу, но также не обнаруживали особых империалистических настроений, а после Суэца многие лидеры консерваторов, особенно Гарольд Макмиллан, премьер-министр в 1957-1963 гг., и Йен Маклеод, министр по делам колоний, разочарованные в имперской идее, были уже готовы отказаться от нее. К этому их подталкивали и националистические движения, охватившие британские колонии, хотя им пришлось подвергнуться нападкам со стороны правого консервативного крыла. Империя оказалась слишком дорогостоящим и слишком проблематичным предприятием, кроме того, весьма сильным раздражителем для других мощных держав. Деколонизацию подстегивал всплеск колониального национализма, особенно в Гане. Политики не были способны справиться с этими настроениями, тем более что они стремились сохранить империю не с помощью силы, а путем компромиссов. Американское правительство одобряло деколонизацию, поскольку из самой логики самопровозглашенной британцами миссии — нести свет цивилизации в отдаленные области земного шара — вытекало, что предоставление самоуправления должно считаться конечной целью империи. Независимость была предоставлена Гане и Малайе в 1957 г., Нигерии и Кипру в 1960 г., Сьерра-Леоне и Танганьике в 1961 г., Ямайке и Уганде в 1962 г., Кении в 1963 г. Хотя в 1964 г. Вильсон имел глупость заявить: «Либо мы мировая держава, либо мы никто», к 1969 г. у Британии не осталось владений в Африке, а оборонительная политика, проводившаяся к востоку от Суэца и поддерживавшаяся как лейбористами, так и консерваторами, провалилась вследствие девальвации стерлинга в 1967 г. Британские войска были выведены из Адена в 1967 г., из Персидского залива в 1971 г. и из Сингапура в 1974 г. (большая часть войск покинула Сингапур еще в 1971 г.). Деколонизация в основном протекала мирно.

 

Британия и остальной мир после 1945 г.

Британия сохранила статус мировой державы, но он больше не основывался на территориальном критерии и имперском могуществе, а, скорее, на том обстоятельстве, что с 1952 г. Британия вошла в весьма ограниченный круг государств, располагающих атомным оружием и принимала активное участие в международных организациях, таких как возглавляемое США НАТО (Организация Северо-Атлантического договора, одним из членов-основателей которой Британия стала в 1949 г.) и, в 1970-х гг., ЕЭС (Европейское Экономическое Сообщество), к которому она присоединилась в 1973 г.

НАТО было создано для защиты Западной Европы от Советского Союза, так как за поражением Германии во Второй мировой войне последовала «холодная война», тянувшаяся до самого распада Советского Союза в 1991 г. Еще в середине 1944 г. советники Генеральных штабов составили программу послевоенных реформ в Германии и Японии, чтобы эти страны могли противостоять Советскому Союзу, планы которого по переустройству Восточной Европы вызывали все большую озабоченность у западных политиков. 14 марта 1946 г. британский посол в Москве спросил, не столкнется ли мир «с опасностью повторения религиозных войн XVI в.», если советский коммунизм будет бороться против западной социальной демократии, а американский капитализм — за «власть над миром». В январе 1947 г. Клемент Эттли, премьер-министр от лейбористской партии в 1945-1951 гг., принял решение создать британскую атомную бомбу; первое испытание состоялось в 1952 г. В 1947 г. Британия и США подписали секретный договор о сотрудничестве в области радиотехнической разведки. Берлинский кризис (1948 г.) выявил уязвимость Западной Европы и поставил ее в зависимость от Соединенных Штатов. Это привело к размещению американских стратегических бомбардировщиков Б-29 в Британии. Британские войска играли главную роль в отражении коммунистической агрессии в ходе Корейской войны (1950-1953 гг.). В 1951 г. начальники штабов выступили с предупреждением, что перевооружение западных стран может спровоцировать нападение Советского Союза в 1952 г. Под давлением США Британия в 1951 г. приступила к дорогостоящей программе перевооружения, которая свела на нет многие экономические достижения, которые страна сделала с 1948 г., и способствовала усилению воинственности, легшей тяжелым грузом на экономику послевоенной Британии. Затраты на оборону в процентах от валового национального продукта превышали соответствующие затраты любой другой европейской державы. Антисоветская политическая и стратегическая линия поддерживалась последующими правительствами, как консервативными (1951-1964, 1970-1974, 1979-1997 гг.), так и лейбористскими (1964-1970, 1974-1979 гг.), пока «холодная война» не закончилась с распадом Советского Союза в 1991 г. С 1960 г. американские атомные подводные ложки с ракетами «Поларис» стали базироваться в Холи-Лох в Шотландии, а по договору в Нассау от 1962 г. Макмиллан убедил президента Кеннеди поставить Британии «Поларисы». Тем самым Британия получила в свое распоряжение небольшой, но от этого не менее значимый атомный подводный арсенал. В 1980-х гг., несмотря на протесты Движения за атомное разоружение, в Британии были размещены американские крылатые ракеты, а американские бомбардировщики атаковали Ливию с британских баз. На смену империи пришли НАТО, Содружество и Европа. Статус доминионов, предоставленный «белым» колониям, явился предпосылкой для создания Британского Содружества, основанного на равноправии и независимости партнеров (1931 г.). В 1949 г. из названия организации было удалено слово «Британский», и было принято решение, что в ней могут участвовать республики. Это позволило Индии остаться в составе Содружества. Содружество некоторое время считалось источником британского влияния или основой международного общества, стирающего грань между первым и третьим миром, белым и черным, а его единство поддерживалось секретариатом, созданным в 1965 г., и встречами глав правительств. Отношения с Южной Африкой, иммиграционная политика и последствия европейской ориентации привели к размежеванию между Британией и ее партнерами по Содружеству, но ключевую роль в этом процессе сыграло отсутствие общих интересов и взглядов. Экономические, военные и политические связи с бывшими колониальными владениями ослабли. Новая Зеландия и, даже в большей степени, Австралия выбрали главным экономическим партнером Японию, а Канада вошла в зону свободной торговли с США и Мексикой. После Второй мировой войны Соединенные Штаты сменили Британию в роли крупнейшего канадского экспортного рынка, став крупнейшим источником иностранных инвестиций еще в 1920-х гг. Британская доля инвестиций в канадскую экономику упала с 85 процентов в 1900 г. до 15 процентов в 1960 г., а американская увеличилась с 14 до 75 процентов. Процент австралийского и канадского населения, имеющего британские корни, значительно снизился после 1945 г. Британия перестала играть сколь-нибудь заметную роль в Тихоокеанском регионе после того, как Тихий океан превратился в американское озеро. В 1951 г. Австралия и Новая Зеландия подписали с США акт об обороне. В середине 1970-х гг. члены прежней стерлинговой зоны перевели свои валютные резервы в доллары.

 

Британия и Америка

США в каком-то отношении служили для Британии суррогатом империи, предлагая ей важнейшие военные, политические, экономические и культурные связи и общую модель. Отчасти притяжение было идеологическим. Американские принципы свободного рынка привлекали больше групп в британском обществе, в том числе и коммерческие круги, чем более статичная и бюрократическая континентальная модель. Англо-американские связи начали ослабевать в 1970-х гг., в частности из-за того, что в Америке схлынула волна англомании, а Британия не могла предложить ничего особенного в конкретных международных проектах.

С другой стороны, в связи с местом, занимаемым американскими программами на британском телевидении, ролью американских товаров в британском потребительском обществе, благодаря американскому присутствию в британской экономике и расплывчатому, но от того не менее притягательному образу страны успеха и благосостояния, Америка сохраняла важное значение для Британии, особенно для британской культуры, в самом широком смысле слова. Отчасти по лингвистическим, отчасти по коммерческим причинам, послевоенная американская культурная гегемония явственнее ощущалась в Британии, чем в любой другой европейской стране, и тем самым подчеркивала ее отличие от остальной Европы. Атлантическое движение 1960-х гг. привело к созданию отделений англо-американских исследований в таких новых университетах, как университеты Восточной Англии и Сассекса, существовавших в отрыве от отделений европейских исследований. Вряд ли люди викторианской эпохи согласились изучать свою литературу и историю в таком контексте. Британские кинозрители находились под огромным влиянием Голливуда, а доля американских программ на телевидении была весьма значительной. Когда Джей Ар, главный герой телесериала «Даллас», был убит, об этом сообщили в выпусках новостей Би-Би-Си: вымышленный мир вытеснял мир реальный. В последней четверти XX в. трансатлантические перелеты заметно подешевели, а число авиамаршрутов возросло. Кроме того, Америка была крупнейшим рынком для поп-музыки, в которой лидировала Британия. Америка играла главную роль в британской экономике, особенно в автомобильной промышленности, в нефтедобыче и нефтепереработке, а также в электронике. В 1986 г., например, в Уэльсе 58 процентов промышленных компаний, принадлежавших иностранцам, были дочерними предприятиями американских фирм.

 

Британия и Европа после 1945 г.

Послевоенное движение к объединению Западной Европы отражало частные интересы стран-участниц. Британии были чужды заботы Италии и Германии, стремившихся укрепить новообретенную демократию, или Франции, охотно жертвовавшей частью своего влияния, чтобы ограничить независимость Германии, и поэтому она не вошла в число государств — основателей Европейского Экономического Сообщества (ЕЭС). Нужно также учитывать иную природу британской коммерческой и инвестиционной деятельности. Присоединение к ЕЭС могло бы нанести британской экономике больший ущерб, чем экономике любой другой европейской страны, так как на Европу приходилось лишь меньше половины британского торгового оборота. Таким образом, это присоединение означало бы перестройку всей экономики, а для страны, в которой внешняя торговля играла столь важную роль, необходимость столь серьезных преобразований осложняла отношение к вступлению в ЕЭС.

Однако вскоре стало ясно, что ЕЭС ждут большие успехи, и цена неприсоединения показалась гораздо выше цены вступления. В результате два правительства подряд, консервативное и лейбористское, подавали заявки на вступление в 1961 и 1967 гг., только чтобы получить отказ, так как в обоих случаях наталкивались на вето президента Франции Шарля де Голля, который заявлял, что уверения Британии в своей европейской ориентации компрометируются ее связями с США. Ирландия, планировавшая вступить в ЕЭС вместе с Британией, не настаивала на немедленном вступлении. Отставка де Голля и новая заявка, поданная в 1970 г. консервативным правительством Эдварда Хита (1970-1974 гг.), привели к успешным переговорам, завершившимся в январе 1973 г. принятием Британии (вместе с Ирландией, Данией и Норвегией) в Европейское Сообщество. Разногласия по этому вопросу вынудили следующее лейбористское правительство провести единственный в истории Британии всенародный референдум. 67,2 процента проголосовавших высказались за сохранение членства в ЕЭС (1975 г.), хотя избиратели проявили ограниченный интерес и осведомленность в этом вопросе, а на их решение скорее повлияло то, что в поддержку ЕЭС выступило большинство ведущих политиков. Единственными областями, в которых большинство голосов набрали противники Евросоюза, были Шетландские и Западные острова, хотя в целом ЕЭС поддержали только 59 процентов проголосовавших шотландцев. Вероятно, очень низкий уровень поддержки ЕЭС в Ольстере был обусловлен подозрительностью протестантов по отношению к континентальному католичеству.

С другой стороны, в 1979 г. в Шотландии и Уэльсе против ЕЭС высказалось меньше людей. По условиям референдума 1979 г., когда требовалось большинство всего электората, а не поданных голосов, в 1975 г. в Шотландии не прошло бы одобрение вступления в ЕЭС, однако, по условиям референдума 1975 г. Шотландия одобрила предложения лейбористов в 1979 г. с небольшим перевесом. Таким образом, в 1970-х гг. английский и валлийский, но не шотландский электорат одновременно высказался за вступление в ЕЭС и введение наднациональных учреждений и за сохранение структуры традиционного британского национального государства.

Озабоченность проблемами проевропейской ориентации возрастала по мере того, как ограниченные поначалу задачи, выдвигавшиеся политиками, создававшими ЕЭС, перерастали в более амбициозные планы и сопровождались призывами к созданию более мощных институтов и передаче им значительных властных полномочий. Новые цели привели к перемене названий. ЕЭС превратилось в Европейский Союз, сформулировавший далеко идущие политические планы. Соответственно, защита национальной самостоятельности стала предметом оживленных дискуссий, особенно в 1990-х гг.

Британия взаимодействовала с континентом не только в политической сфере. С увеличением числа людей, путешествующих для собственного удовольствия, вследствие роста благосостояния основной массы населения, организации комплексных туров, использования реактивных самолетов и увеличения количества частного автотранспорта, намного больше жителей Британии, чем прежде, совершало поездки на континент. Более того, такие поездки вошли в обычай. Семьи среднего класса, которые в 1930-х гг. имели бы домашнюю прислугу, к 1990-м гг. владели вторым домом во Франции, а в «Тайме» регулярно стали помещаться статьи о том, где и как лучше приобрести недвижимость за пределами Британии.

К тому же все школьники получили возможность изучать по крайней мере один иностранный язык. Однако социальные различия играли значительную роль как в изучении языков, так и в организации досуга. К середине 1990-х гг. более четверти британцев ни разу в жизни не проводило отпуск за границей, считая это излишней роскошью; а из 56 миллионов отпусков в 1993 г. 32,5 миллиона были проведены в Британии. Британцы также неохотно учили иностранные языки. В 1991-1992 гг. в британских школах преподавалось лишь 0,9 языка на одного школьника — низший уровень в Евросоюзе после Португалии. Самым распространенным иностранным языком в британских школах был французский, но в 1991-1992 гг. его учило только 59 процентов школьников; следующим шел немецкий (20 процентов). Для Ирландии эти цифры составляют 69 и 24 процента. Британцам значительно облегчала жизнь популярность английского языка в Евросоюзе. В 1991-1992 гг. 83 процента школьников в Евросоюзе учили английский; на втором месте стоял французский (32 процента).

 

Социальные изменения

Вопрос о том, в какой степени Британия «действительно» является частью Европы, сильно беспокоил комментаторов после Второй мировой войны. В некоторых отношениях Британия, Ирландия и общества Западной Европы сблизились. Это явилось следствием сходных социальных тенденций, включая секуляризацию, эмансипацию женщин и переселение населения в города. Свобода нравов, увеличение количества разводов, растущая мобильность, снижение роли традиционных социальных разграничений и усиление молодежной культуры были общими для всей Западной Европы. В прошлое уходили аристократия и строгая социальная стратификация, хотя различия в благосостоянии, как в капиталах, так и в доходах, оставались огромными.

Снижение роли палаты лордов свидетельствовало об исчезновении традиционного расслоения и о упадке консерватизма. В 1947 г. палата лордов заблокировала предложения лейбористского правительства по национализации сталелитейной промышленности. В результате Эттли провел акт о Парламенте (1949 г.), снизивший число случаев, в которых палата лордов имела право блокировать законодательные акты, прошедшие палату общин, с трех до двух, и уменьшивший максимальный период рассмотрения в палате лордов с двух лет до года. Изменения затронули и саму аристократию. Акт о пожизненном пэрстве (1958 г.) нарушил наследственный принцип аристократического статуса, введя ненаследуемое пэрство. Акт о пэрах (1963 г.) позволил женщинам-пэрам входить в Парламент на собственных правах и разрешил отказываться от наследственного пэрства.

Частичное отделение англиканской церкви от государства, начавшееся еще с Акта об эмансипации католиков в 1829 г., набрало ход в конце XX в. параллельно с процессом отделения, уже завершившимся в большинстве континентальных стран. Самый влиятельный клирик в период между двумя мировыми войнами, Уильям Темпл, архиепископ Йоркский в 1929-1942 гг. и Кентерберийский в 1942-1944 гг., пытался предотвратить упадок церковных институтов и вновь сделать Англию англиканской нацией. Однако, хотя ему и удалось укрепить церковь, он не смог придать Англии отчетливо христианский характер, а его поощрение новой роли церкви в качестве критика социальных недостатков привело к тому, что она стала все больше восприниматься в светском ключе. К 1990-м гг. лишь один из семи британцев активно участвовал в христианской церковной жизни, хотя более двух третей населения продолжали именовать себя верующими. Однако для большинства как верующих, так и неверующих, вера перестала играть значимую роль не только в образе жизни, но и в таких поворотных пунктах, как рождение, свадьба и смерть. Особенно большой урон понесли англиканская церковь и шотландская епископальная церковь. Положение официальных церквей на Британских островах, особенно в Англии, отягчалось еще и подъемом «фундаменталистского» христианства, идущим из Америки, и религий «нью-эйджа», хотя, с другой стороны, заметно возросло и число обратившихся в буддизм.

В Британии, Ирландии и на континенте социальная патриархальность, уважение к возрасту и семейным ценностям и клеймо незаконнорожденности теряли свою важность, а право на развод, аборты и контрацепцию было признано в большинстве стран Западной Европы; была снята уголовная ответственность за гомосексуализм: в Британии это решение было принято актом о преступлениях на сексуальной почве от 1967 г. Отношение к гомосексуалистам и лесбиянкам значительно улучшилось. Сожительство и неполные семьи стали более распространенным явлением, а число холостяков и старых дев снизилось. В 1994 г. около 31 процента новорожденных в Шотландии рождались у незамужних женщин.

На всей территории Британских островов падала рождаемость и снижались рабочие часы. В период между мировыми войнами средний уровень роста численности населения в Британии в целом был гораздо ниже, чем в XIX в., и даже падал ниже уровня восстановления. Вследствие этого число детей в средней семье снизилось с трех в 1910 г. до двух в 1940 г. Несмотря на послевоенный всплеск рождаемости в 1947 г. и следующий в 1966 г., темпы роста численности населения продолжали снижаться в 1950-х и 1960-х гг., сойдя практически на нет в 1970-х и начале 1980-х гг., хотя с середины 1980-х г. начался медленный рост. Население пригородной и южной Англии росло быстрее, чем население северной Англии и Лондона.

 

Иммиграция

Иммиграция, особенно из бывших колоний, изменила этнический состав многих континентальных обществ. В Британию иммигранты прибывали по большей части из Европы: ирландцы после Великого голода в 1847— 1848 гг., русские и польские евреи с 1880-х гг. и до принятия акта об иностранцах в 1905 г., поляки и украинцы в 1940-х гг. после начала Второй мировой войны; хотя в конце XIX и начале XX в. шел значительный приток китайской иммиграции, в основном в портовые города, такие как Лондон или порты Тайнсайда. Во время и после Второй мировой войны в Британию хлынула мощная волна иммигрантов-ирландцев.

Начиная с 1950-х гг. началась крупномасштабная иммиграция из «Нового Содружества», особенно из Вест-Индии и с Индийского субконтинента. Временная нехватка рабочей силы в таких непривлекательных сферах, как транспорт, металлургия и уход за больными, привела к активному поощрению иммиграции, соответствовавшему тому идеализму, с которым воспринималась концепция Содружества, но не находившему понимания в народных массах. Иммигранты и другие представители темнокожего населения сталкивались с жесткой дискриминацией на жилищном рынке, а также и с проявлениями личной враждебности. Дети империи встречали не слишком теплый прием на улицах Британии.

Озабоченность размахом иммиграции и растущим напряжением в межрасовых отношениях, особенно из-за рабочих мест и муниципального жилья, обусловила принятие актов об иммиграции (1962, 1968, 1971 гг.), постепенно ограничивавших иммиграцию из стран Содружества. Акт об иммигрантах из Содружества от 1968 г. лишал британских паспортов с автоматическим правом на въезд в страну лиц азиатского происхождения из Кении.

Неприкрытый расизм превратился в серьезную проблему в 1960-х и начале 1970-х гг. В апреле 1968 г. член Парламента от консерваторов Инок Пауэлл произнес речь, в которой предупреждал об опасности, которую несет иммиграция, способная породить насилие на расовой почве — «реки крови» — и призвал ограничить иммиграцию. Спустя месяц опрос Гэллапа показал, что 74 процента британцев разделяют эти взгляды. В августе 1972 г. изгнание из Уганды 40 000 человек азиатского происхождения и прием их на территории Великобритании подогрели опасения по поводу возможного кризиса. В 1970-х гг. расистский Национальный фронт стал потенциальной силой в британской политике, хотя от него в Парламент не прошло ни одного человека.

Последовательные волны иммиграции в XIX и XX вв. находили в Британии плохое жилье и брались за самые черные работы: портняжное ремесло или случайные заработки в доках или на стройках. Важнейшую роль играло социальное положение. В 1878 г. брак Ханны Ротшильд, представительницы богатой банкирской семьи, с лордом Розбери, будущим премьер-министром от либеральной партии, вызвал ожесточенные нападки со стороны «Джуиш Кроникл», выступавшей против смешанных браков. Герберт Сэмюэль, также из банкирской семьи, стал в 1909 г. первым верующим иудеем, занявшим министерское кресло в британском кабинете; в свое время Дизраэли был вынужден принять христианство. Однако большинство евреев сталкивались с гораздо более тяжелыми условиями.

Географическое распределение иммигрантов в XX в. значительно варьировало. Иммигранты из стран Содружества сосредотачивались в Лондоне, западных областях срединных графств и в южном Йоркшире; лишь немногие оседали в Шотландии, Уэльсе, Ольстере, сельской или северо-восточной Англии. В 1971 г. процент иммигрантов от общей численности жителей в Бредфорде составлял 7,1, в Бирмингеме 6,7, но только 1,3 в Ньюкасле. Кроме того, в городах иммигранты занимали особые районы. Немногие иммигранты уезжали из страны. Подавляющее большинство иммигрантов с Карибских островов, приехавших в Британию в 1950-х и начале 1960-х гг., собирались накопить денег, чтобы купить землю в Вест-Индии и вернуться туда, но, поскольку они получали только низкооплачиваемую работу и не могли рассчитывать на нужную сумму, в 1980-х гг. на родину вернулась только десятая их часть.

Некоторые иммигранты осознанно стремились ассимилироваться. Так, в XIX в. иммигранты-евреи из восточной Европы, говорившие на идиш, англизировались Еврейским комитетом и другими учреждениями, так что они в конечном счете утрачивали свой традиционный язык и культуру. Однако их сеть коммунальных служб имела большое значение в социальном обеспечении, так что, например, уровень детской и материнской смертности у иммигрировавших евреев был значительно ниже, чем у прочих иммигрантов, поселившихся в трущобах восточного Лондона. Многие группы иммигрантов стремились сохранить четкую идентичность; в некоторых случаях это было связано с неприятием общепризнанных ценностей. По некоторым вопросам, таким как совместное обучение для женщин из мусульманских семей, это порождало административные и законодательные проблемы. В Британии сосуществовали «культурное многообразие» и межрасовая напряженность, и хотя расовая дискриминация была признана незаконной актом о межрасовых взаимоотношениях (1977 г.), насилие на расовой почве выливалось в нападения на районы проживания «небелого» населения. Как для «белых», так и для «черных» серьезную проблему представляла преступность, особенно наркоторговля и хулиганство. Враждебность черного населения по отношению к действиям полиции, которые они воспринимали как дискриминацию, сыграла главную роль в возникновении массовых беспорядков в южном Лондоне и Ливерпуле в 1981 г. и последовавшей волны насилия. В октябре 1991 г. 28-тысячная столичная полиция Лондона насчитывала только 679 офицеров из этнических меньшинств; из 384 главных суперинтендантов в стране только один был небританского происхождения. В то время как иммиграция становилась все более животрепещущим вопросом, эмиграция падала; несмотря на то, что она была заметным явлением еще в первой четверти XX в., а до 1930-х гг. и затем снова с 1950-х гг. эмигрировало из страны больше людей, чем въезжало.

Во второй половине XX в. Британия укрепила свои связи с континентом в экономической и политической сфере. Страны Западной Европы ощущали угрозу сначала со стороны Советского Союза, а затем хаоса, воцарившегося в Восточной Европе после падения коммунистической системы в начале 1990-х гг.; европейская экономика чувствовала давление развивающихся восточно-азиатских стран. Британия была теснее связана с континентальными рынками и поставщиками, чем в 1973 г., а ее привлекательность для «внешних инвестиций», особенно из Японии, Америки и стран ЕЭС отчасти явилась следствием ее вхождения в эту торговую систему.

Существовало и определенное напряжение. Родство — не единственная причина для близких или союзнических отношений. Свою роль играет и взаимодополняемость. Именно так обстояло дело с Британской империей в конце XIX в. Основы имперского союза считались двоякими. Главный упор, иногда не вполне корректно, делался на общебританском происхождении, обычаях, устоях, расовой и языковой принадлежности, но на второй план выходила взаимодополняемость, особенно в экономическом плане. Так, доминионы и колонии могли обменивать сырье на промышленные товары индустриальной Британии, а их общие интересы основывались на различиях. Таким же образом выстраивались отношения с заокеанскими торговыми партнерами, не входившими в состав империи, в первую очередь с Южной Америкой. Европейский Союз был не столь удобен для британской экономики из-за сходства между Британией и ее соседями, которое превращало их отношения в союз конкурентов, а не партнеров.

На взаимоотношения влияли также и серьезные политические проблемы. Скептицизм по отношению к европейскому «сверхгосударству» и «евро-федерализму» широко распространился в 1980-х и 1990-х гг., а поддержка, которую оказывали европейскому идеалу в 1980-х гг., на самом деле отчасти определялась тактикой и оппортунизмом и по сути была направлена против Тэтчер, которая, хотя и подписала закон о единой Европе, вовсе не была ярой сторонницей Европейского Союза. В этой связи о многом свидетельствуют два факта, на первый взгляд, совершенно разного плана: редкость флагов Евросоюза в Британии и патриотический подъем, охвативший британское общество во время Фольклендского кризиса 1982 г., когда британские войска изгнали с островов вторгшихся туда аргентинцев. Напротив, не было заметно особой охоты убивать или быть убитыми за Европу, а размещение британских войск в Боснии не вызвало энтузиазма. Евросоюз практически не принимался во внимание во время Войны в Заливе (1990-1991 г.), в которой Британия играла выдающуюся роль. Политическая идентичность оставалась отчетливо национальной, а не интернациональной.

 

Уэльс в XX в.

Процессы изменений легче понять, если изучать их в отдельно взятой области. На значительные перемены, постигшие Уэльс, повлияли роль тяжелой промышленности в британской экономике и лейбористская воинственность начала XX в. Индустриальная и политическая воинственность отступили во время Первой мировой войны, отчасти из-за того, что правительству удалось смягчить недовольство шахтеров, но в 1919 г. Ллойд-Джордж отверг призывы национализировать угледобывающие предприятия; в 1921 г. шахты были возвращены частным владельцам, а в Южном Уэльсе размещены правительственные войска.

Депрессия в угледобыче заставила нанимателей снизить заработную плату в 1926 и 1931 гг., а сопротивление тред-юнионов не принесло успеха. Будучи центром угледобычи, особенно сильно затронутым кризисом из-за снижения экспорта антрацита, Уэльс играл важную роль во всеобщей забастовке 1926 г. Тем временем на первые позиции выдвигалась лейбористская партия, опиравшаяся на юго-восточный Уэльс. В 1918 г. она выиграла 10 мест в Парламенте от Уэльса, а в 1929 г. — 25 мест. После Первой мировой войны это был другой Уэльс: лейбористский, а не либеральный. Уэльсу пришлось пережить кардинальные экономические изменения, включая серьезный спад в важных и традиционных отраслях. Международная конкуренция, переоцененный фунт, недостаточные инвестиции и другие проблемы нанесли тяжелый удар по угольной отрасли: добыча упала с 56 миллионов тонн в 1913 г. до 48 в 1929 г. и 20 в 1945 г. Железная и сталелитейная промышленность также переживали не лучшие времена. К 1931 г. в Кардиганшире были закрыты все свинцовые рудники. Безработица в Уэльсе выросла до 37,5 процента в 1932 г. и все еще составляла 22,3 процента в 1937 г. Воздействие безработицы было местного масштаба, но там где она присутствовала, имела ужасные последствия, а пожилые люди в Южном Уэльсе в конце XX в. все еще вспоминают о ней как о самом страшном явлении в своей жизни.

Но упадок затронул не все сферы деятельности. Области, расположенные по берегам реки Ди, находились на подъеме, а к 1934 г. в Южном Уэльсе на каждых десять человек приходилось по одному месту в кино. В этом же году было сочтено необходимым перестроить кинотеатр Олимпия в процветающем Кардиффе. Тем не менее упадок в отдельных отраслях промышленности глубоко затронул валлийскую экономику, а безработица и бедность тяжело давили на население. Обострилось положение с здравоохранением, и значительную опасность стал представлять туберкулез. Между 1921 и 1939 гг. эмигрировало около 450 000 валлийцев, по большей части в развивающиеся регионы южной Англии.  В  1938 г.  граф Плимут,  президент Национального промышленного совета Уэльса и Монмутшира, образованного в 1932 г., заявил: «Проблемы валлийских промышленных регионов не удастся преодолеть, пока мы не сумеем разрешить трудности, которые обременяют нашу основную торговую сферу — торговлю углем. Чтобы достичь баланса в промышленности, мы должны развивать легкую промышленность». В период между двумя мировыми войнами проблемы угля и легкой промышленности так и не были разрешены, а тяготы тех лет скрепили союз Уэльса и лейбористов, который сохранился и в послевоенные десятилетия экономического роста. Если в первые десятилетия XX в. ведущим валлийцем на британской политической арене был Ллойд-Джордж, то в 1940-х и 1950-х гг. эту роль взял на себя Эньюрин Бивен, член Парламента от Эббу-Вейла, радикальный социалист, который, в бытность свою министром здравоохранения (1945-1951 гг.), сыграл ключевую роль в создании Государственной службы здравоохранения. Лейбористы пользовались большей поддержкой электората, чем либералы в свои лучшие времена. Кроме того, как и в других областях Британских островов, налогообложение ударило по крупным поместьям, и их упадок оказал воздействие на общество, экономику и политические отношения в сельских регионах: мелкие собственники земли приобрели гораздо больше веса. Наряду с доминированием лейбористов, период между двумя мировыми войнами в Уэльсе ознаменовался ростом, хотя и ограниченным, активности со стороны националистов. Плайд Камри, валлийская националистическая партия, была создана в 1925 г. для борьбы за самоуправление, но не имела особого успеха. Избранный ею курс на «возвращение к земле» превозносил сельское хозяйство и стремился добиться культурного и экономического единства и политической независимости. Плайд Камри прежде всего была озабочена положением валлийского языка и выступало против урбанистического и индустриального общества; такие принципы не разделялись основной массой валлийского, в целом англоязычного, населения. В этот период вопрос о самоуправлении не вызывал особого интереса; более того, даже административные учреждения для отдельного управления регионом развивались гораздо медленнее, чем в Шотландии. Должность министра по делам Шотландии, отмененная в 1746 г., была восстановлена в 1885 г.; а в 1934 г. в Эдинбурге был образован кабинет министров Шотландии (Scottish Office). Параллельные валлийские учреждения были созданы только в 1964 г. В 1941 г. советник Джордж Уильяме из Кардиффа, председатель Национального Индустриального комитета, высказывал сожаления о том, что этот комитет является «единственной организацией, которая может говорить от лица все местных властей Уэльса по экономическим вопросам».

Пребывавшая в период между войнами в жесточайшем упадке экономика Уэльса, находившаяся в глубокой зависимости от финансовых дотаций из национальной казны, не могла служить основой для требований гомруля. Кроме того, в 1930-х гг. радикалы не стремились к конституциональным преобразованиям. Так, с 1933 г. коммунисты и левые лейбористы в районах, прозванных «Малой Москвой», таких как Рондда, предложили организовать рабочие отряды самообороны или милицию по континентальным образцам для сопротивления действиям полиции, а некоторые представители Плайд Камри склонялись к Муссолини и навлекли на себя обвинения в неофашизме. На самом деле национализм подтолкнул Плайд Камри оспаривать роль Британии во Второй мировой войне, которая воспринималась националистами как столкновение соперничающих империалистических держав. Некоторые члены партии были пацифистами (пацифизм был весьма популярен у валлийских нонконформистов), другие отказывались идти в армию, а некоторые, вполне возможно, были немецкими шпионами.

Уэльс оставался твердыней лейбористов до 1960-х гг., хотя возрождение либерализма в Уэльсе сыграло ключевую роль в общенациональном возрождении либеральной партии с начала 1960-х гг. В 1966-1968 гг. произошел всплеск популярности Плайд Камри, и в 1966 г. партия получила свое первое место в Парламенте. Закон о Шотландии и Уэльсе, внесенный лейбористским правительством в 1976 г., предлагал создать национальные собрания, передав им в ведение здравоохранение, социальные службы, образование и местные органы власти, но не предоставляя им права контролировать налогообложение и при сохранении права вето за Вестминстерским парламентом. Закон натолкнулся на оппозицию со стороны националистов, которые считали его недостаточно радикальным, но также, и это гораздо важнее, он не встретил поддержки со стороны консерваторов и некоторых представителей лейбористов. Противники закона подчеркивали непривлекательные перспективы регионализма в автономном Уэльсе, а также опасность возможной дискриминации по отношению к людям, не владеющим валлийским языком. Чтобы обеспечить прохождение закона, правительство было вынуждено провести референдум в Уэльсе. Референдум, состоявшийся в марте 1979 г., принес только 11,8 процента голосов за ограниченную автономию, тогда как против проголосовало 46,5 процента избирателей, а 41,7 процента не явились на избирательные участки. Даже в Гвинедде и Диведе большинство проголосовавших высказались против автономии.

Идентичность и будущее Уэльса определялись не только на избирательных участках. Общество валлийского языка, учрежденное в 1936 г., стремилось развивать билингвизм, а с 1963 г. с вывесок были удалены английские имена. Закон о валлийском языке от 1967 г. предоставлял валлийскому языку равные легальные права с английским, хотя процент говорящих на валлийском продолжал сокращаться: 40 процентов (1911 г.), 30 процентов (1950 г.), 25 процентов (1970 г.) и около 18 процентов в 1990-х гг. На валлийском говорили по большей части в сельским районах, которые на протяжении XX в. испытали значительный отток населения. На острове Англси, например, валлийский занимал самые слабые позиции в большинстве городских и прибрежных районов, и сильнейшие в сельских приходах в глубине острова, которые никак нельзя назвать центрами прироста населения.

И все же постепенное сокращение использования родного языка не означало утраты идентичности, хотя сама эта идентичность ни в коем случае не являлась статическим понятием: валлийская культура постоянно преобразовывалась. Валлийский язык продолжал доминировать в религиозной жизни юго-восточного Уэльса, даже после того как валлийский вышел из всеобщего употребления, и англоязычная культура южного Уэльса была валлийской культурой. Было бы неправильно утверждать, что такие выдающиеся политики, как Бивен и Киннок, не были валлийцами только потому, что они говорили на английском.

Радикально настроенные националистические группировки использовали бомбы для нанесения ущерба «чуждому влиянию», например, дамбам и водопроводам, по которым вода из затопленных валлийских долин доставлялась в английские города; первый подобный акт был совершен в 1952 г. За подъемом спорадической террористической активности в 1966-1969 гг. последовало значительное ослабление напряжения в 1970-х, когда у автономистов появились реальные политические перспективы, но провал закона об автономии и непопулярность консервативного правительства, избранного в 1979 г., привела к новому всплеску. В 1979-1997 гг. Уэльс, как часть Британии, находился под управлением партии, имевшей весьма ограниченную поддержку у местного населения. Поджоги домов, купленных чужаками, обычно англичанами, начались в 1979 г. Террористическая деятельность по размаху, конечно, была несопоставима с положением в Ольстере и обычно сводилась к письмам с угрозами и поджогам необитаемых коттеджей.

 

Демократизация

Амбивалентной реакции на европейское объединение, через длительный промежуток времени, соответствовала амбивалентность по отношению к демократизации общества. У нее были разные источники и формы проявления. Немногие так резко высказывались по поводу демократии, как граф Галифакс (1881-1959), выпускник Итона, который был министром иностранных дел (1938-1940 гг.), вице-королем Индии (1926-1931 гг.) и ректором Оксфордского университета. Он писал своему отцу: «Что за скука эта демократия для тех, кто вынужден иметь с ней дело... Я думаю, можно только сожалеть о том, что Симон де Монфор когда-то придумал нашу парламентскую систему». Враждебность к демократическому принципу транспарентности также демонстрировалась, хотя и не в открытой, а завуалированной форме, нежеланием элит, таких как, например, судебная элита, считаться с общественным мнением, и их убежденностью в том, что только они способны управлять обществом и определять общественные ценности. Социальное и культурное высокомерие было связано с пренебрежением по отношению к широко распространенным в народе взглядам на такие вопросы, как смертная казнь или иммиграция. Большинство институтов сопротивлялись нежелательному давлению, а политические партии умеряли свое стремление к приобретению массовой поддержки желанием сохранить свое идеологическое наследие. В 1997 г., когда освободилось место лидера консервативной партии, главой консерваторов был избран Уильям Хейг, при чем в выборах участвовали только члены Парламента, а не все члены партии. Привилегии продолжали играть важную роль в обществе. Попытка реформировать палату лордов, предпринятая в 1968 г., не имела успеха. Все 26 судей, назначенных на свои должности в 1993-1994 гг., были выпускниками частных школ, и среди них было только три женщины. Та же ситуация имела место в Сессионном суде в Шотландии.

 

Эмансипация женщин

И тем не менее в то же самое время, действовали мощные силы, направленные на демократизацию общества. Самым важным явлением, порожденным этими силами, была эмансипация женщин. Их юридическое и социальное положение в начале века было весьма незавидным, в том числе и потому, что большинство взрослых женщин не имело независимого дохода. В целом, женщин не принимали на хорошую работу, а уровень занятости среди женщин с детьми был весьма низок по современным меркам. Однако за XX в. положение женщин в юридической, экономической и социальной сферах изменилось.

До Первой мировой войны движение суфражисток скорее вызывало внимание, чем поддержку, так как Эммелина Панкхерст, основавшая в 1903 г. Социальный и политический союз женщин, призывала своих сторонниц к актам насилия; однако за военное время значительно увеличилась роль женской рабочей силы по мере мобилизации общества в условиях тотальной войны. Мужчины записывались в армию, и к началу 1918 г. работало уже около 5 миллионов женщин, хотя их зарплаты оставались существенно ниже мужских. В этом году право голоса было предоставлено всем мужчинам старше 21 года и женщинам старше 30 лет, но только домовладелицам, женам домовладельцев и выпускницам британских университетов. Спустя 10 лет избирательный возраст для женщин снизили до 21 года и сняли все ограничения.

Последующие изменения, внесенные в законы, устранили формальную структуру дискриминации. Акт о равной оплате труда (1970 г., вступил в силу в 1975 г.) приобрел большое значение в связи с увеличением женской рабочей силы с 1940-х гг. Экспансия Первой мировой войны постепенно сошла на нет с демобилизацией мужчин из армии и возвращением женщин к домашнему хозяйству, но после Второй мировой войны положение изменилось, хотя многие женщины приветствовали или, по крайней мере, не сопротивлялись возрождению общественных ценностей домашнего очага и материнства.

Экономический сдвиг акцентов с производства к сфере обслуживания предоставил женщинам больше возможностей для устройства на работу. Если раньше большинство женщин уходили с работы после замужества, теперь замужние женщины стали устраиваться в конторы после окончания их детьми школы; это стало массовым явлением с 1940-х гг. Число замужних женщин, вышедших на рынок труда, резко возросло с 1960-х гг. Канцелярская работа оставалась основной женской профессией, но обычно им мало платили, и, кроме того, женщины были особенно уязвимы в случае переоборудования офисов или смены занятий. Банки, нанимавшие много женщин, провели значительное сокращение штатов в 1989-1990 и 1993-1995 гг. К тому же все больше женщин переходило на неполный рабочий день, а многие были заняты на низкоквалифицированных и низкооплачиваемых работах.

Тем не менее благодаря женской занятости (около 53 процентов от общего числа рабочей силы в 1994 г.), с 1920-х гг. процент работающего населения заметно повысился, так же, как, с другой стороны, и процент потенциальных безработных. Растущая женская занятость, вероятно, также способствовала школьным успехам у девочек, как показали результаты обязательных экзаменов с 1987 г. Активная женская занятость вызвала отток из добровольческой деятельности, а также отчасти привела к тому, что женщины стали рожать детей в более позднем возрасте и не стремились к увеличению их числа.

Существовала и оппозиция расширению возможностей для женского трудоустройства. В 1922 г. была основана Национальная ассоциация школьных учителей — союз учителей-мужчин, отколовшийся от Национального союза учителей из-за разногласий по вопросу о равной заработной плате, хотя такое равноправие было достигнуто только после Второй мировой войны. Ассоциация выпускала брошюры с такими названиями, как «Не позволим обабить наших мальчиков» (1927 г.). Национальный союз литейщиков на всем протяжении своего существования (1920-1946 гг.) представлял только мужчин, хотя в 1940-х гг. на литейных заводах работало около 50 000 женщин вследствие общего увеличения числа женской рабочей силы во время войны. В общем и целом, лейбористская партия и тред-юнионы не хотели поддерживать вопросы, которые ставили женщины, в том числе регулирование рождаемости и пособие многодетным семьям. В 1920-х гг. среди членов консервативной партии было в 4 раза больше женщин, чем у лейбористов.

Изменения в положении женщин невозможно рассматривать в отрыве от других социальных вопросов. Классовая принадлежность, например, определяла набор женщин на разные работы в военное время. Смешение классов в работе на военных заводах в Первую мировую, хотя и настоятельно подчеркивалось пропагандой, на самом деле было весьма ограниченным. Точно также и в ходе Второй мировой войны, несмотря на то, что изображалось в пропагандистских фильмах, на заводах не возникало смешения; социальные различия сохранялись. Позитивная дискриминация в сфере найма и продвижения женщин по службе, действовавшая в 1980-х и 1990-х гг., по большей части касалась женщин из среднего класса; а практика эндогамии (заключения браков внутри рода, в данном случае — между членами одних социальных групп) закрепляла социальные различия.

Как и в случаях с другими нецентрализованными движениями, движение за «освобождение женщин» в 1960-х и 1970-х гг. реализовывалось по самым разным направлениям. Сюда входили требования изменений в образе жизни и социальных установлениях, чтобы больше акцентировать женские надежды и потребности. В 1967 г. был принят закон об абортах. Трудоустройство и активный образ жизни стали отличать современную женщину, впрочем, не заменяя, а дополняя домашнее хозяйство и семью. Расширился круг женской деятельности: в 1983 г. был создан Союз женских регбийных команд; первым британцем, полетевшим в космос, стала Хелен Шармен; а в 1987 г. Елизавета II внесла изменения в устав самого знаменитого британского рыцарского ордена — ордена Подвязки, позволив принимать в него женщин на условиях, соответствующих рангу кавалера. После оживленных дебатов в 1994 г. Англиканская церковь рукоположила в священники первую женщину; в Шотландской церкви женщины-священники были с конца 1960-х гг. Английские конгрегационалисты возводили женщин в священнический сан с 1919 г., а ко времени Второй мировой войны в их среде это вошло в норму, хотя круг женщин-священников был довольно узок.

Если число студентов в университетах между 1970 и 1989 гг. возросло на 20 процентов, то число студенток увеличилось на 30 процентов. Однако, как и в случае с другими процессами, выдвигавшими требования перемен, воздействие движения за освобождение женщин ослабло в 1980-х гг., что, как ни парадоксально, совпало с приходом к власти первой в истории Британии женщины — лидера партии и премьер-министра — Маргарет Тэтчер. Хотя на данный момент она оказалась единственной женщиной, достигшей такого положения, ее карьера явилась свидетельством возросшего равноправия в британском обществе и показала, что для женщин уже не существует верхней планки, выше которой они не могут подняться; ее решительность и эффективность ее управления доказали, что женщина может справиться с такой работой. Всегда пользовавшаяся поддержкой электората, при всей своей склонности к конфронтации, Тэтчер оказалась, на тот момент, когда ее вынудили уйти в отставку из-за неприязни со стороны членов Парламента (преимущественно мужчин), боявшихся поражения на выборах ввиду непопулярности правительства, самым долговечным премьер-министром в XX в., а также премьер-министром, дольше всего непрерывно занимавшим свой пост со времен лорда Ливерпуля (1812-1827 гг.). Тем не менее после всеобщих выборов 1992 г. женщины составляли в Парламенте лишь 9,2 процента, а доля участия женщин в высших кругах власти также была весьма незначительна. Напротив, победа лейбористов на всеобщих выборах 1997 г. существенно увеличила число женщин в Парламенте.

Изменения в законодательстве также внесли важный вклад в улучшение положения женщин. Процесс развода значительно упростился после принятия акта о бракоразводных делах (1923 г.), акта о разводах (1937 г.), акта о бесплатной юридической помощи (1949 г.) и акта о бракоразводной реформе (1969 г.). Число разводов в 1971-1992 гг. возросло более чем в два раза, и к 1992 г. на каждые две свадьбы приходился один развод. В Шотландии в 1994 г. было зафиксировано 13 133 развода и 31 480 бракосочетаний; последняя цифра явилась самой низкой с 1926 г. Акт о дискриминации по половому признаку, принятый в 1976 г., оказал существенное влияние на обхождение с женщинами и их трудоустройство. В равной степени важную роль играли и социальные тенденции. Наряду с привлечением внимания к эротической стороне брака, во многом спровоцированным успехом книги Мери Стопе «Любовь в браке» (1918 г.), акценты сместились на технику секса, занявшую заметное место в коммерческой сфере, и улучшение сексуального образования, ставшее предметом образовательной политики и представлявшее разительный контраст с неосведомленностью людей, по большей части женщин, в этом вопросе в начале XX в.

 

Социальные сдвиги

Еще одной силой, работавшей на демократизацию общества, был капитализм, так как, несмотря на то, что различия в индивидуальном уровне благосостояния и доходах обуславливали различия в покупательной способности, каждый человек являлся клиентом, способным принять свое собственное решение о покупке. Этот элемент выбора и необходимость под него подстраиваться и его направлять в сочетании обеспечили целый ряд социальных сдвигов, самым впечатляющим из которых было появление (в 1950-х гг.) юного потребителя и развитие культурных и потребительских стилей, отражавших динамику и неустойчивость этого сектора рынка. Можно сосредоточиться на рок- и поп-культуре и на культуре наркотиков, транслируемых «Битлз», «Секс Пистолс», психоделией и панком, но гораздо более важное значение следует приписать желанию и способности молодежи, во-первых, создать подростковую идентичность — не являться уменьшенными копиями взрослых, а во-вторых, и это более важно, отвергнуть взгляды своих родителей; поп-культура служила лишь проявлением этих принципов. Стремление есть другую еду, проводить праздники в других местах, не следовать родительским религиозным воззрениям, получить высшее образование или приобрести собственность также играли свою роль в этом процессе. В 1968 г. избирательный возраст был снижен до 18 лет.

Несомненно, сочетание устремлений молодежи и социально-экономических изменений внесло свой вклад в серьезное укрепление среднего класса, которым ознаменовался этот период, особенно с 1960-х гг. В 1900 г. 75 процентов рабочей силы составляли люди, занятые ручным трудом, представители рабочего класса. К 1974 г. этот процент снизился до 47, к 1991 г. — до 36. Производственная база сократилась, а сфера услуг, напротив, расширилась. Белые воротнички пришли на смену синим (сокращение рабочего класса изменило традиционный характер лейбористской партии), а средняя заработная плата значительно поднялась. Реальный доход после уплаты налогов у средней семьи вырос на 46 процентов между 1971 и 1992 гг. Налоговые ставки, достигшие при Гарольде Вильсоне своего пика в 98 процентов, впоследствии существенно снизились: в 1960-х и 1970-х гг. значительно увеличились прямые налоги, но в 1980-х гг. произошел сдвиг к косвенному налогообложению. Долговременное воздействие социальной революции последних десятилетий, приведшее к таким важным последствиям, как снижение численности вступивших в тред-юнионы (Конгресс тред-юнионов насчитывал больше 12 миллионов членов в 1979 г., менее 8 миллионов в 1992 г.) и рост числа домовладельцев  (три четверти членов тред-юнионов), еще не полностью проявилось, но основные черты, характеризующие общество конца XX в. (и обозримого будущего), рисуют картину капиталистической, потребительской, идивидуалистской, собственнической, мобильной, преимущественно светской и урбанистической демократии с весьма многочисленными и озлобленными низшими слоями. На улицах, особенно в Лондоне, появилось большое число нищих. Выросла заболеваемость туберкулезом среди бездомных. Более 20 процентов людей в возрасте 18-25 лет не зарегистрировалось на выборах в 1992 г. В целом достаток и социальная подвижность поставили под сомнение понятия единства нации и коллективизма.

«Кто правит Британией?» — таков был слоган правительства Эдуарда Хита, которое, несмотря на то, что получило больше голосов, чем лейбористы, тем не менее потерпело поражение в феврале 1974 г. Провал забастовки шахтеров в 1984-1985 гг. дал ответ на этот вопрос; за этим последовало несколько лет подъема и оптимизма. Однако значительное увеличение долгов частных лиц и корпораций в 1980-х гг., как следствие либерализации финансовой системы и поощрения со стороны правительства к приобретению собственности, в сочетании со структурными экономическими проблемами, привели к тому, что чувство защищенности покинуло многих людей, и не принадлежавших к низшим слоям. Долги частных хозяйств в 1980-1989 гг. возросли с 16 миллиардов до 47 миллиардов фунтов, а ипотечные кредиты — с 43 миллиардов до 235 миллиардов фунтов. К июню 1992 г. передачи банкам имущества по невыплаченным задолженностям поднялись до ежегодного уровня 75 000, а 300 000 пользователей ипотеки имели шестимесячную просрочку платежей.

Более серьезную проблему составлял рост преступности и связанные с этим опасения, создававшие образ общества, не защищенного законом и не предоставляющего своим гражданам гарантий личной безопасности. Между 1981 и 1993 гг. британский обзор по состоянию борьбы с преступностью показал рост преступности на 77 процентов, а насильственные преступления выросли на 39 процентов. Неудовольствие властями вызывал также избирательный налог, введений Тэтчер. Явственно обозначилось стремление отменить законы, воспринимаемые как несправедливые. Непопулярность этого налога, в сочетании с ухудшением экономического положения, породила кризис доверия к правительству в парламентской группе консервативной партии, который привел к отставке Тэтчер в ноябре 1990 г.

В отличие от конца 1940-х, в середине 1990-х гг. не наблюдалось доверия к централизованному планированию, а государственный коллективизм пользовался весьма ограниченной поддержкой. Больше людей предпочитали отправляться в воскресенье в магазины, а не в церковь, и меньше британцев вверяли свои религиозные чувства руководству Англиканской церкви. Традиционные географические привязанности были подорваны законом о местном управлении от 1972 г., который, во имя «рационализации», полностью преобразовывал местное управление в Англии, значительно изменив границы графств и упразднив несколько из них, а также йоркширские райдинги (округа). Система местного управления в Шотландии и Уэльсе претерпела еще более радикальные изменения.

Социальные различия сохранялись — рабочий класс хуже питался, жил в худших условиях, имел больше детей, меньше надежд и более ограниченный доступ к высшему образованию, чем средний класс. С конца 1950-х гг. возросли классовые различия в уровне смертности, а наличие этих и других проблем поставило серьезные задачи перед лейбористской партией, когда она пришла к власти в 1997 г. Тем не менее хотя между регионами продолжали существовать различия во многих сферах, включая политические предпочтения, уровень преступности, брачности, рождаемости, а также домовладения, они стали менее ярко выражены, чем прежде. Государственное радиовещание, образование и трудоустройство, с одной стороны, и крупные компании, союзы, сходный досуг и сходные товары с другой — способствовали сближению, которое проявлялось в отмирании диалектов и отличительных региональных черт — например, местной кухни.

 

9. БРИТАНСКИЕ ОСТРОВА СЕГОДНЯ

 

В этой книге мы старались уделять как можно больше внимания окружающей среде, которая находится под непрерывным воздействием человеческой деятельности. Леса вырубаются, и в Британии практически не осталось девственных лесов. С 1945 г. было уничтожено или повреждено 45 процентов древних полудиких лесов. Углублялись реки, выпрямлялись их русла, изменялась береговая линия. Это был длительный процесс. Болота Фенса, например, постепенно осушались с римских времен до наших дней, особенно интенсивно в XVII в. и вслед за появлением паровых насосов в 1820-х гг.

И все же никогда прежде окружающая среда не подвергалась такому давлению, как сегодня. Человеческая деятельность уничтожает другие живые существа: каждый год на британских дорогах гибнут от 3000 до 5000 сипух. В 1995 г. было объявлено, что лесные куницы вымерли в Англии в 1994 г. и находятся на грани вымирания в Уэльсе. С другой стороны, от исчезновения удалось спасти валлийского красного коршуна, а в некоторые ранее бывшие загрязненными реки вернулась рыба.

Обеспокоенность состоянием окружающей среды ныне крайне высока. Это подтверждается созданием национальных парков в Англии и Уэльсе (1949 г.), а также учреждением Комиссии по вопросам использования и охраны природы в 1968 г. В городах отводятся зоны ограничения застройки, охраняются памятники архитектуры, а также древние здания и места, представляющие особую научную ценность. На поддержание экологических стандартов затрачивается намного больше средств, чем раньше — примером может служить выплата в 1994 г. около 900 миллионов фунтов фермерам (по закону о защите живой природы от 1981 г.) за отказ от возделывания земельных участков или применение менее интенсивных методов обработки. Однако энергия, вылившаяся в экологическое движение 1980-х гг., похоже, переключилась на более индивидуальные цели, такие как натуральные пищевые продукты (из обеспокоенности личным здоровьем, а не проблемами фермерства). Ведущие политики усвоили некоторые элементы программы «зеленых», но не желали или не могли ущемлять стремление к материальным благам, которое столь характерно для современного общества и которое является главной причиной экологического кризиса. Как ни парадоксально, эти силы неограниченного потребления и эгоизма сосуществуют с общепринятым культурным положением, согласно которому экология является одним из главных вопросов нашего времени. Эпидемия ящура, разразившаяся в 2001 г. и заставившая истребить почти шесть миллионов животных, почти каждую восьмую голову скота в стране, выявила возросшую озабоченность экологическими проблемами. Об этом же свидетельствует и дискуссия о генетически модифицированных злаках.

Уязвимость окружающей среды очевидна, как никогда. Происходят определенные улучшения: токсичность воды в таких реках, как Темза и Тайн, снизилась, так как уменьшилась концентрация загрязнителей — тяжелых металлов. И все же города, атмосфера которых заметно очистилась после введения бездымных зон и позволяла жителям гораздо больше, чем раньше, наслаждаться солнечными днями, теперь начали отмечать ухудшение, связанное с увеличением концентрации выхлопных газов. Строительство все еще гораздо чаще ведется на чистом месте. В целом окружающая среда испытывает воздействие со стороны покупательной способности. В 1971 г. на питание уходила одна пятая часть бюджета средней семьи; в 1993 г. — одна девятая, тем самым высвобождая чистый доход на другие формы затрат. Увеличившееся потребление воды, отчасти связанное с использованием таких приспособлений, как посудомоечные машины, оказывает мощное давление на водные ресурсы, приводя к истощению естественных водоносных пластов и введению ограничений на потребление воды, как, например, в Сассексе, где, по иронии судьбы, в 2000-2001 гг. произошло ужасное наводнение. В 1990 г. запрет на поливные шланги коснулся 20 миллионов покупателей. Накопление материальных благ в целом означает увеличение потребления энергии, хотя ее надежность и эффективность значительно повысились. В 1990 г. над Британией было распылено в общей сложности 158 миллионов тонн углекислого газа. В 1990 г. в 90 процентах домов был телефон по сравнению с 42 процентами в 1972 г.; для стиральных машин соответствующие проценты составляют 88 и 66. Потребительское общество продолжает производить огромное количество отходов. Другим следствием технического прогресса является шум, и число жалоб на него возросло в 1978-1992 гг. на 390 процентов.

Консьюмеризм также связан с отмиранием представлений о том, что многое в жизни нельзя или не нужно измерять по правилам рынка. Кроме того, различные аспекты жизни сами превратились в товар. Например, товаром в руках желтой прессы стала «частная жизнь». Понятие образа жизни тесно переплелось с материальными удобствами. Общественный интерес смешался с общественным любопытством.

Символом духа перемен могут служить опустевшие церкви и молельные дома в сельской Британии.

Джордж-Сквер, Глазго, 1995 г.

 Одной из отличительных черт современной Британии является изменение роли крупных городов. Их индустриальные базы были по большей части уничтожены, и ныне многие городские центры служат привлечению туристов. Глазго в свое время считался чрезвычайно грязным и жестоким индустриальным городом, но теперь, несмотря на высокий уровень безработицы, превратился в прекрасный и динамичный европейский город.

Когда-то имевшие первостепенное значение для чувства общности, порядка, иерархии, с 1950-х гг. церкви стали все чаще объявляться ненужными или сноситься. Например, в Уизернских приходах в Линкольншире в Средние века насчитывалось 13 приходских церквей, 11 в 1900 г., и только 5 в 1993 г. Пустые церкви символизируют переход от села к городу. Этот процесс подстегивался транспортной политикой и сопровождался также закрытием сельских школ, магазинов, пабов и почтовых отделений. К 2001 г. в 30 процентах приходов не было магазинов, а доля сельского хозяйства в экономике страны упала до одного процента. Теперь во многих деревнях жили горожане, ездящие по утрам на работу в город и питающие ностальгию по идеализированному образу деревни, но, с другой стороны, вызывающие сдвиг в самой природе сельской жизни и стирающие всякие границы между сельским и городским обществом. В 1981-1991 гг. число людей, живущих за городом и работающих в городе, увеличилось в Лондоне на 7 процентов, в Бирмингеме на 18 процентов, а в Манчестере на 29 процентов.

Опустевшие церкви также отражают все больший скептический настрой и светский характер общества. Последнее касается также представителей других вероисповеданий — иудеев, мусульман и сикхов, хотя ислам активизировался благодаря иммиграции. Секуляризм принимает множество форм. Например, религиозная оппозиция, также как и общественное предубеждение, задерживали введение кремации, которое поддерживали некоторые доктора и нонконформисты, противники захоронений в земле. Первый крематорий был открыт в Уокинге в 1885 г., но долгое время к кремации прибегало незначительное меньшинство. В Манчестере, где первая кремация состоялась в 1892 г., она стала пользоваться популярностью только с 1940-х гг. Ныне в Британии это обычное дело. Законы о борьбе с шумом теперь применяются властями некоторых мест по отношению к церквям по заявлениям людей, не желающих слышать колокольный звон.

Еще одно направление изменений в национальных традициях относится к диете. С 1960-х гг. в ней стало появляться все больше новых ингредиентов и блюд под влиянием иностранной кухни. В ресторанах главное место заняли китайская, индийская и итальянская кухни. Супермаркеты стали торговать иностранными продуктами: в 1990-х гг. люди стали покупать все больше хлеба континентальной выпечки. Расширился и спектр фруктов: ныне в супермаркетах можно свободно купить авокадо, киви и манго, практически неизвестные британцам в 1960-х гг. Возросшее потребление полуфабрикатов для быстрого приготовления в микроволновке создало большой рынок новых блюд. Заметно укрепились позиции вина и иностранных брендов пива; этот процесс также отчасти отражал изменения в технологии изготовления и розничной торговле, в частности, растущие продажи баночного пива и развитие продажи алкоголя в сетях супермаркетов. На счет супермаркетов следует также относить упадок, наступивший в независимой мелкорозничной торговле. Главные улицы приобрели одинаковый вид, а торговые точки попадали во все большую зависимость от ограниченного числа поставщиков.

Тем не менее сохранялись значительные региональные отличия. Самыми процветающими являются самые быстроразвивающиеся области: в Англии в 1977-1989 гг. это были Лондон и большая часть южной Англии. Напротив, низкий уровень экономического развития и валового внутреннего продукта на душу населения отмечался в Кливленде, Мерсисайде и южном Йоркшире. Воздействие проводимой консерваторами в 1980-х и 1990-х гг. политики монетаризма, ослабления государственного регулирования, приватизации и отказа от задачи всеобщей занятости обострили экономические различия между регионами. К этому же приводила растущая региональная специализация, при которой управление, исследовательские цели и задачи развития все дальше отрывались от производственных задач: первые все больше сосредотачивались в юго-восточной Англии. Спад 1990-1993 гг. нанес непропорционально тяжелый удар по южным и восточным областям страны, но экономический рост после кризиса пошел там гораздо более быстрыми темпами. В 1994 г. средняя еженедельная зарплата составляла 419,40 фунта на юго-востоке, 327,80 фунта на севере и только 319,20 фунта в Северной Ирландии. Так как потребительские расходы и кредиты достигали больших объемов, региональные различия в доходах работали напрямую на местную экономику. Такое же положение сохранялось и при последующем экономическом росте конца 1990-х и начала 2000-х гг., когда по темпам роста Британия опережала континентальную Европу. Роль Лондона и юго-восточных областей в экономике возрастала по мере того, как Лондон приобретал мировое значение в области финансовых и деловых услуг и повышал свой статус в этой сфере в 1990-х и 2000-х гг.

До 1970-х гг. существовал обширный рынок труда для квалифицированной и полуквалифицированной рабочей силы, а также значительный спрос на чернорабочих, но впоследствии деиндустриализация ограничила круг возможностей для неквалифицированных рабочих. 10 процентов людей, занимавшихся ручным трудом, получали в 1991 г. только 64 процента среднего дохода. Таким образом, заметно углубилось расслоение в рабочей среде по квалификации, а это, в свою очередь, влекло за собой серьезные последствия для регионов. Разница в возможностях также оказывает воздействие на миграцию, заставляя людей переселяться с севера в южные области, хотя этот процесс замедляется неповоротливой политикой властей в отношении муниципального жилья и ограниченностью низкобюджетного частного сектора. Деиндустриализация продолжается: в 1994 г. закрылась последняя британская спичечная фабрика, после того как ее приобрела шведская компания, а к началу 2002 г. открытыми оставались только 13 угольных шахт. Экономика испытывает трудности также из-за плохой транспортной инфраструктуры.

Несмотря на усилия, направленные на снижение государственных расходов в 1980-х гг., за период 1975-1995 г. они сократились лишь очень незначительно в пропорции к валовому внутреннему продукту и стоят на гораздо более высоком уровне, чем в Британии начала XX века и в США. Тем не менее государственные финансы находятся в более выгодном положении, чем в континентальной Европе, по большей части благодаря здравой монетарной политике.

Социально-экономические перемены породили ощущение незащищенности у многих людей, стремившихся к стабильности и комфорту. Подобные защитные механизмы нелегко преодолеть, учитывая воздействие глобальных экономических и финансовых изменений и уязвимость социума к экономическим спадам. Впрочем, имеются и положительные социально-экономические сдвиги, связанные с тем, что рабочая сила приобрела большую гибкость и оказалась готовой к возможной смене сферы занятости, так что реформы Тэтчер, направленные на снижение роли государства в экономике, привели к процветанию в годы правления Тони Блэра, а рынок труда, благоприятствующий бизнесу, и тем самым инвестициям, не имеет равных в Западной Европе.

Социальная иерархия всегда отличалась большей неустойчивостью, чем могло показаться на первый взгляд; она расшатывалась и осложнялась социальной мобильностью (как вверх, так и вниз по социальной лестнице), браками и проблемами классификации. За последние десять лет она приобрела еще более текучий вид, не в последнюю очередь благодаря тому, что общество, все больше структурировавшееся вокруг ликвидного имущества, было вынуждено подстраиваться под его нестабильность. Сложно говорить о социальных и экономических классах в пост-корпоралистской, пост-индустриальной (в том смысле, что промышленность играет все более маргинальную роль в экономике) Британии. Термин «средний класс» столь туманен и широк, что не имеет особой смысловой нагрузки, но, как ни парадоксально, все еще многое значит для людей. В британском обществе существует устойчивое структурное неравенство, но отсутствуют традиционные «маркеры» классовой принадлежности: от норм поведения до институциональных форм. Похоже, что класс больше не определяет общественную и индивидуальную жизнь так, как раньше, или, возможно, принял иную форму выражения. Кроме того, что в Британии сохраняются различные местные культуры, культурное многообразие продолжает расти. Начинает преобладать сложная культурная идентичность. Термин «британец» может прилагаться ко множеству национальностей: можно быть британцем и пакистанцем, ганцем или греком точно так же, как англичанином. К 2001 г. в Британии проживало 2 миллиона мусульман. Обсуждения проблемы расизма касаются вопроса об «институциональном» расизме, но стремятся представить несуществующую единую «черную общину» и ввести сомнительное понятие «белого человека». Напротив, мультикультурная Британия становится ареной для множества конфликтов и союзов, в которых взаимодействуют место, этническая принадлежность, религия, класс и другие факторы (например, криминальные сообщества ямайских «ярди» против религиозных карибцев). Это ярко проявилось во время волнений в Бредфорде и Олдхэме в 2001 г.

Мендир-Темпл, Нисден, 1995 г.

Несмотря на недовольство и недоверие значительной части населения, Британия продолжает извлекать выгоды из иммиграции. Одним из примеров успешного укоренения переселенцев может служить Мендир-Темпл, крупнейший индуистский храм за пределами Индии.

Изменчивое группирование и разнонаправленность интересов в обществе составляет проблемы для определения идентичности и управления.

Изменения затронули и правительство. Например, повышенное внимание к индивидуальным клиентам и потребителям коснулось не только бизнеса, но и администрации в целом, отныне выдвигавшей на первый план незамедлительную реакцию на нужды клиентов как в государственном секторе, так и в других учреждениях. В 1990-х гг. этот процесс нашел выражение в форме «хартий», излагавших права пациентов, учеников и т. д. и обязанности менеджмента. Это было связано с так называемой «революцией качества» и улучшением менеджмента как в государственном, так и в частном секторе. Ситуацию в управлении, остававшуюся весьма проблематичной в 1960-х и 1970-х гг., удалось отчасти улучшить за счет усовершенствованного обучения и образования, но избежать грандиозных провалов в сфере планирования и менеджмента все же не удалось. Примером может служить Купол тысячелетия, построенный к 2000 г. Кроме того, по международным стандартам, производительность труда и квалификация оставались на невысоком уровне, отчасти из-за неадекватного обучения, обусловленного, в частности, отменой налога для финансирования профобучения во времена Тэтчер.

Землевладельцы, в сущности на протяжении веков извлекавшие выгоду из связей с коммерческими кругами, теперь наблюдали, как все больше стирается грань сословных различий. В 1958 г. было отменено традиционное представление ко двору молодых незамужних женщин из аристократических семей. Вокруг таких представлений вращались все события лондонского сезона, который и так уже значительно потускнел из-за снижения благосостояния высшего слоя. Британское собственническое общество уже давно не видит необходимости в существовании традиционного землевладельческого сословия, и аристократия все больше воспринимается, подобно монархии и англиканской церкви, в виде национального наследия и средства для привлечения туристов, а не как реальная государственная сила. И все же аристократы сохраняют существенные привилегии. Например, до сих пор закрыты для посетителей обширные территории болот в Англии и Уэльсе, представляющие собой угодья для охоты на птиц.

Несмотря на это, аристократия, подобно королевской семье и другим традиционным поборникам и питомцам иерархического общества, после войны постепенно утрачивала свой престиж. Этот процесс набрал ход в 1960-х гг. и достиг значительного размаха в начале 1990-х, когда разразился кризис доверия к монархии, англиканской церкви и консервативной партии, сопровождавшийся призывами к социальным реформам. К 1994 г. менее 73 процентов детей в возрасте до 16 лет жило с обоими биологическими родителями. Резкое снижение престижа не ограничивалось определенным классом, а распространялось на всех профессионалов, тред-юнионистов и политиков. Это подрывало идею профессионального саморегулирования и облегчало вмешательство центрального правительства.

Запрет на употребление наркотиков не только не возымел реального действия, но и существенно ослабил уважение к силе закона. По подсчетам 2001 г., 44 процента людей в возрасте от 16 до 29 лет когда-либо пробовали марихуану. Употребление наркотиков также сильно укрепило британские организованные преступные сообщества, до тех пор довольствовавшиеся скромным положением, а также привлекло новые мафиозные структуры из-за рубежа. Эти доходы направлялись в другие преступные предприятия, такие как компьютерное мошенничество и перевозка нелегальных иммигрантов. Сочетание краха прежней индустриальной базы с продолжающимся ростом консьюмеризма и падением престижа закона привело к развитию «теневой экономики». К 2001 г., по данным Таможенного управления, каждая третья сигарета, проданная в Великобритании, была продана нелегально, в пабах, клубах, на рынках и на улицах. Все большее число людей перестало находить незаконной такую деятельность, как скупку краденного.

Лозунг борьбы с преступностью, выдвигаемый всеми главными политическими партиями, на деле прикрывает практический отказ от преследования мелких правонарушений в некоторых областях страны. Этот фатализм разделяется и общественностью. По статистике министерства внутренних дел, в конце 1990-х гг. уровень преступности снизился, но британский обзор состояния борьбы с преступностью показывает, что это не так, тем самым свидетельствуя об увеличении числа незафиксированных преступлений.

Выборы, состоявшиеся 1 мая 1997 г., вызвали широкомасштабные политические перестановки. Благодаря своей непопулярности и, отчасти, тактическому голосованию (которое само по себе отражает непопулярность), консерваторы потерпели крупное поражение, в то время как лейбористы получили 418 мест, то есть абсолютное большинство в Парламенте. Одержавший внушительную победу Тони Блэр выступал с платформы «новых лейбористов», отказавшись от социализма и государственного планирования в пользу социальной демократической системы, включающей в себя элементы тэтчеризма, в том числе рыночную экономику, и низкий уровень налогообложения, но исключающей факторы, ставящие под угрозу социальную сплоченность. Эта программа была представлена как «третий путь», подразумевающий сотрудничество между государством и частным сектором, но не допускающий активного вмешательства государства в рынок. В 1995 г. 4-й пункт устава лейбористской партии, принятого в 1918 г., требующий общественной собственности на средства производства, распределения и обмена, был отменен по настоянию Блэра после баллотировки членов партии. Это событие было воспринято как конец целой эпохи. В 1959 г. этого не сумел добиться Хью Гейтскелл. Однако между консерваторами и новыми лейбористами сохранялись существенные различия, и обвинения в тэтчеризме, выдвигавшиеся против Блэра, больше говорят о разногласиях внутри лейбористской партии, чем о политике и идеалах самого Блэра. На практике наблюдалась заметная преемственность между линией, ассоциируемой с именами Гейтскелла и в 1960-х — Тони Кроссленда, и новыми лейбористами.

Обвинения Блэра в консервативном уклоне не имели смысла в Шотландии и Уэльсе, где в его правление были созданы органы, обладавшие законодательными полномочиями. Кроме того, в 1999 г. правительство вывело из состава Палаты Лордов большинство наследственных пэров в рамках кампании по «ребрендингу» Британии, а также, очевидно, с целью упрочить гегемонию лейбористов.

Понятие «выборной диктатуры», которым критики клеймили Тэтчер, похоже, было воспринято самовластным Блэром как руководство к действию. Хотя, благодаря непопулярности консерваторов, Блэр с легкостью одержал победу на выборах 2001 г., уверенность в намерениях, компетентности и единстве лейбористов существенно пошатнулась. При Блэре важнейшую роль стал играть имидж (о чем говорит и название «новые лейбористы»), а центральное место в общественной жизни заняли политтехнологи и фокус-группы. Налоги выросли без заметных улучшений в сфере коммунальных услуг. Напротив, возросли опасения относительно состояния образования, здравоохранения и транспорта, как и сомнения в том, что правительство способно решить эти вопросы. Политический процесс зашел в тупик, так как доверием избирателей не пользуются ни обещания Блэра, ни заявления оппозиции. На выборах 2001 г. явка составила 60 процентов избирателей, то есть самый низкий процент с 1918 г. Это отражало не веру в правительство, а общее недовольство политиками.

 

Современная Ирландия

В конце 1980-х — начале 1990-х гг. казалось очевидным, что англо-ирландский договор от 1985 г. не способен служить базовым документом для мирного урегулирования в Северной Ирландии. Политическая ситуация продолжала ухудшаться, равно как и положение в сфере безопасности. Насилие оказывало все большее воздействие на экономические вопросы: например, весьма рискованной деятельностью становилось строительство. К националистическому терроризму со стороны Временной Ирландской Республиканской Армии добавился «лоялистский» терроризм — со стороны Отрядов самообороны Ольстера, Борцов за свободу Ольстера и других подобных групп. Наряду с террористическими актами совершались индивидуальные убийства членов враждебных организаций, направленные на создание атмосферы страха. На самом деле в 1992 г. погибло больше католиков, чем протестантов, хотя не все католики пали от рук протестантов. В то же самое время кровавый хаос, охвативший Югославию, и «этнические чистки», проводившиеся в этой стране, вызвали обострение опасений за будущее Северной Ирландии. С самого начала конфликта там уже продолжался процесс этнического сосредоточения: протестанты переселялись на восток, а католики — на запад.

Мирный процесс оживился в 1997 г., когда ИРА объявила о возвращении к договору о прекращении огня, заключенному в 1994 г. Усилия Тони Блэра были поддержаны американским правительством, оказавшим давление на Шинн Фейн, и в 1998 г. договор Страстной Пятницы (10 апреля) заложил основы для возрождения ольстерского самоуправления. Соглашение было одобрено 71 процентом избирателей в Северной Ирландии на референдуме, проведенном в мае 1998 г. Были созданы законодательное собрание, первое заседание которого состоялось в июле 1998 г., и исполнительная власть. Был учрежден совет министров Север-Юг для обсуждения предметов обоюдной важности и разработки общей политики. Однако отказ ИРА сдать оружие оказался главным препятствием на пути к умиротворению.

Если рассматривать более глубинные причины, то мы обнаружим, что обе стороны конфликта воспринимали договор Страстной Пятницы в разном свете. В глазах юнионистов, соглашение ставило точку в вопросе о конституционном статусе Ольстера, то есть он оставался в составе Британии, пока этого хочет большинство. Шинн Фейн, напротив, разъяснял, что это соглашение знаменует собой начало, а не конец, процесса, ведущего к объединению Ирландии.

Как и прежде, влияние терроризма весьма сильно сказывалось на общей политической обстановке, но все же было локальным. Насилие в жилых районах северного Белфаста, населенных представителями рабочего класса, не находило параллелей в южном Белфасте, в котором жил по преимуществу средний класс. В' самом деле, значительная часть католического среднего класса, извлекшая существенную выгоду из антидискриминационных мер предшествующей четверти века, переселилась из католических районов в южный Белфаст, до тех пор являвшийся оплотом протестантов.

Как и в других областях Соединенного королевства, деиндустриализация представляет собой одну из самых важных проблем Северной Ирландии. Она затронула как традиционную тяжелую промышленность, например, кораблестроительство и тяжелое машиностроение, так и недавно появившиеся отрасли легкой промышленности. Так, производство синтетического волокна, открытое в 1960-х гг., закрылось в начале 1980-х гг. Напротив, в Ирландской Республике экономика находилась на подъеме, благодаря сочетанию ряда факторов, в том числе и последствиям вступления Ирландии в Евросоюз в 1973 г. Важную роль в индустриализации, набравшей мощные темпы с 1960-х гг., играла помощь развитию. Благодаря значительному увеличению экспорта ежегодные средние темпы роста валового внутреннего продукта в Ирландии за 1990-1994 г. составляли более 5 процентов, выдвинув Ирландию на первое место в Евросоюзе по этому показателю. Напротив, в Британии эти цифры составляли 0,7 процента — низший уровень после Швеции. Это способствовало возникновению серьезных проблем с инфляцией в Ирландии.

В Ирландской Республике также протекали активно процессы, связанные с секуляризацией. Велась ожесточенная юридическая и политическая борьба по таким вопросам, как развод, гомосексуализм, аборты и контрацепция, так как в этих случаях ставился под сомнение авторитет церкви. Ирландское общество до сих пор более религиозно, чем английское, но очевидно также постепенное снижение роли церкви в ирландской политике, обществе и культуре. Это имеет непосредственное отношение к эмансипации женщин, достигшей своей кульминации в 1990 г., когда Президентом страны была избрана Мэри Робинсон. Напротив, в Ольстере ни юнионисты, ни националисты не придавали особого значения феминизму, хотя женщины принимали активное участие в деятельности ИРА, а в ирландском и шотландском национализме существует сильная женская традиция.

В отношении Ольстера далеко неясно, способны ли экономический рост, секуляризация и социальные перемены ослабить катастрофические последствия многих фактов ирландской истории — завоевания, экспроприации, колонизации, дискриминации, бедности, мифотворчества и ожесточения; однако в Ирландской Республике складывается гораздо более многообещающее положение.

 

Современная Шотландия

За последнее десятилетие Шотландия в целом следовала путем тех же социальных и экономических процессов, что и остальная Британия, но с другим политическим уклоном, который стал отчетливо заметен после 1959 г. с упадком шотландского консерватизма. Также, как в Англии и Уэльсе, в Шотландии наблюдался упадок традиционной тяжелой промышленности, который затронул объемы и экономическую значимость угледобычи, тяжелого машиностроения, кораблестроения и сталелитейной отрасли. Особую озабоченность у шотландцев вызывала судьба рэвенскрейгского сталелитейного завода. Серьезно пострадала также текстильная промышленность. Одна из крупнейших фабрик по производству камчатой ткани компании Эрксина, Бевериджа и Ко в Данфермлайне закрылась и была перестроена в многоквартирный дом в 1983-1984 гг. Экономический упадок особенно сильно ударил по Стратклайду, и городская промышленность в этом районе испытывала серьезное давление, несмотря на общее возрождение, которое переживали шотландские города.

Новые технологии привели к открытию новых отраслей промышленности и новых рабочих мест, например, в морском нефтепромысле, но положение с рабочей силой существенно отличается от того, что наблюдалось в городах XIX в., испытывавших упадок производства. Ныне значительная часть рабочих мест не требует физической силы или традиционной квалификации, а в таких областях, как Гленротс занятость среди женского населения выше, чем среди мужского. Ожесточенные споры по поводу попыток ввести новые рабочие практики в Данди в 1993 г. на заводе «Тимекс», контролировавшемся американцами, свидетельствовали о том, что экономические перемены вызывают восторг далеко не у всех, но также продемонстрировали последствия возросшего участия иностранного капитала в шотландских предприятиях: правление решило закрыть завод. Успехи, достигнутые индустрией финансовых услуг в Эдинбурге, издавна являвшемся ее признанным центром, и сферой услуг в Глазго, «городе культуры», принесли этим городам преуспевание, но важно отметить, что Уэльс больше привлекает иностранных инвесторов. Не вполне ясно, не будет ли независимость способствовать созданию новых экономических проблем; Шотландия будет входить в состав Евросоюза, но останется на обочине его рынка. Самая свежая литературная декларация шотландского культурного самоопределения, роман Джеймса Келмана «Поздно, слишком поздно» (1994 г.), была издана в Лондоне английским издательством и получила Букеровскую премию, общебританскую награду. В середине 1990-х гг. 50 процентов шотландских продаж желтой прессы составляли лондонские газеты и 75 процентов «серьезных» журналов. 72 процента доходов от туризма в 1994 г. принесли в шотландскую казну английские туристы.

В социальном отношении Шотландия переживает процессы, характерные и для Англии. Роль церкви продолжает снижаться, расширяется средний класс, меняется восприятие семьи. По-прежнему на высоком уровне держится смертность от сердечных заболеваний. Болезни сердца и рак стали причиной более четверти смертей в 1994 г. Эдинбург приобрел новую славу в качестве главного центра наркомании и СПИДа. Процент домовладельцев вырос с 25 в 1979 г. до 40 на данный момент, но все еще не достигает среднего уровня в Британии. Важное значение сохраняет эмиграция: за период 1900-1990 гг. лишь в одном году (1932-1933 г.) иммиграция в Шотландию перевесила эмиграцию. В сочетании с падением рождаемости, которая ниже, чем в Англии и Уэльсе, это привело к снижению численности населения на 152 000 человек в 1976-1986 гг. В 1994 г. в Шотландии было зафиксировано лишь 61 656 рождений — низшая цифра за весь период с начала фиксации в 1855 г. Население в 1994 г. составляло 5 132 400 человек. Природа шотландской экономики, с ее ограниченными возможностями, и развитая образовательная система делают Шотландию поставщиком талантов. В 1988-1989 гг. 30 процентов выпускников шотландских университетов получили свою первую работу в Англии и Уэльсе, тогда как только 0,3 процента выпускников английских и валлийских университетов устроились на работу в Шотландии. В самой Шотландии люди во множестве переселялись из городских районов Стратклайда (172 360 человек в 1976-1986 гг.) в Хайленд, в пограничные области с Англией и в юго-западные регионы страны.

В политическом плане конец 1980-х и начало 1990-х гг. ознаменовались всплеском дискуссий о конституции. Они ослабли после референдума об автономии в 1979 г., но непопулярность среди шотландцев консервативного правительства Тэтчер (1979-1990 гг.) и противоположные результаты выборов в Англии и Шотландии привели к оживлению старых споров. Административные полномочия, переданные Уайтхоллом министерству по делам Шотландии в Эдинбурге, способствовали возникновению ощущения автономности, но демократический контроль над министерством практически отсутствовал. Шотландские министры эффективно определяли внутреннюю политику. В 1987 г. лейбористы выиграли 50 из 72 мест, а консерваторы только 10. Связь между консервативной партией и рабочей протестантской культурой заметно ослабла: в Глазго после 1982 г. в магистратуре не было ни одного консерватора; напротив, лейбористы продолжали поддерживать тесные отношения с ирландским католическим кельтским национализмом. В 1989 г. введение избирательного налога, на год раньше, чем в Англии и Уэльсе, вызвало особенно сильную волну протестов, и консерваторы получили лишь 21 процент голосов на выборах в Европейский парламент по сравнению с 25 процентами, отданными за Шотландскую Национальную партию (ШНП). В предыдущем году Джим Силларс выиграл довыборы в Говане от лейбористов за ШНП, подтвердив, что ШНП набирает популярность у рабочего класса Стратклайда, хотя прежние надежды, основывавшиеся на победах в Гамильтоне (1969 г.) и Говане (1973 г.), не оправдались.

В марте 1989 г. было проведено первое заседание Конституционного совета, созванного для разработки планов работы шотландского парламента. При поддержке лейбористов и либеральных демократов, но при противодействии консерваторов и ШНП, совет согласовал планы в феврале 1992 г. Консерваторы выступали за сохранение союза в его настоящей форме, а ШНП предлагала «независимость в рамках европейского единства», занимая более радикальную позицию, чем совет, поддержавший автономию. Всеобщие выборы 1997 г., на которых лейбористы пришли к власти в Вестминстере, а консерваторы не получили ни одного места от Шотландии и Уэльса, привели к новому повороту в политике. Правительство, сформированное в 1997 г., занимало такие сильные позиции в Парламенте, что оно не имело нужды считаться с националистическими движениями, но лейбористы решили поддержать автономию как средство умерить пыл националистов. Автономия также прекрасно сочеталась с программой Новых лейбористов, направленной на создание новой Британии с современными институтами и на реформирование сверхцентрализованности, свойственной британской конституции и правительству. В сентябре 1997 г. референдум, проведенный правительством, принес поддержку законодательному собранию в Кардиффе и парламенту в Эдинбурге, причем последний обладал правом налогообложения. Исход референдума продемонстрировал различный уровень одобрения, которое продолжала вызывать автономия: если в Уэльсе за нее высказалось только 50,3 процента проголосовавших, то в Шотландии — 74,9 процента.

Остается под вопросом, конечная ли это стадия процесса или же точка на полдороге к независимости, которой требуют националисты. Лейбористам весьма выгодно сложившееся положение. Вследствие использования системы пропорционального представительства, выборы 1999 г. в Шотландский парламент и валлийское собрание принесли лейбористам статус крупнейшей партии в обоих органах, но ни в одном они не получили абсолютного большинства. Хотя лейбористы сохраняют перевес над ШНП, вряд ли можно предположить, что они будут выступать за независимость: это сильно уменьшило бы шансы сформировать лейбористское правительство в Вестминстере. В самом деле, стратегия лейбористов, в частности, заключается в том, чтобы использовать шотландский парламент для подрыва влияния ШНП и получения большего объема британских ассигнований на свою шотландскую базу поддержки, одновременно используя Шотландию для укрепления своих позиций в Вестминстере.

Не вполне ясно, что именно вкладывает ШНП в понятие независимости в контексте федеративной Европы, хотя, несомненно, в их понимании это подразумевает расширение автономии. Независимая Шотландия будет вынуждена обратиться к поискам идентичности: оппозиция по отношению как к Англии, так и к Британии не предотвратит скорого выявления различий внутри самой Шотландии, как бы ни обернулась судьба псевдо-ирредентистского движения с центром в Бервике.

Тем не менее «независимая» Шотландия, существующая в рамках федерализма и мультинациональности, не будет обладать внутренним единством, какую бы идею она ни пыталась положить в его основу — вероятнее всего, возвращения к славному прошлому. Это создаст существенные проблемы для интерпретации истории Шотландии после Унии 1707 г. Патриотизм и национализм сменят свои ориентиры, а история будет служить важным аспектом общественной мифологии. Самым тяжелым последствием может оказаться нежелание затрагивать региональные вопросы во всех временных категориях — прошлом, настоящем и будущем. Хотя многие отчетливо представляют себе глубину и роль экономических различий между регионами, редко можно встретить адекватное описание сущности региональной политической и культурной специфики. Наряду с жизнеспособностью, которую обнаруживают понятия «Шотландия» и «шотландцы», не следует упускать из виду огромные различия между Стратклайдом и Шетландскими островами, между Эйром и Абердином. Политикам при прогнозировании будущего Шотландии придется иметь дело с этим многообразием.

 

Современный Уэльс

За последние десятилетия Уэльс пережил крупные социальные изменения, не в последнюю очередь в связи с ростом рабочих «белых воротничков», для которых прежние традиции не имели особого значения. Представители этого рабочего класса жили не в долинах, а на северном и южном побережье и в регионе Кардиффа. Расширение отраслей обслуживания и, в частности, административных учреждений, базирующихся в Кардиффе (провозглашенном столицей Уэльса парламентом в 1955 г.), создало много рабочих мест. Этому же способствовал и приток инвестиций, особенно из Японии, в новые промышленные предприятия, сосредоточенные в основном в Южном Уэльсе, который приобрел особую экономическую значимость благодаря близости к рынкам, открытию моста через Северн (которого настоятельно требовали еще с 1930-х гг.) и доведению автомагистрали М4 до Южного Уэльса. Изменившаяся география благосостояния и занятости складывалась прежде всего в пользу Кардиффа и, в меньшей степени, Бридженда, Ньюпорта, Суонси и Рексема. Напротив, сталелитейная и угледобывающая отрасли переживали упадок. За подъемом конца 1940-х гг., особенно связанном с открытием в 1951 г. сталелитейного производства в Порт-Талботе, последовали ликвидации предприятий и массовые увольнения. Смягчение этих ударов благодаря политике социального обеспечения не смогло предотвратить тяжелых последствий, которые экономические проблемы имели для валлийского общества.

Если взять, например, Суонси, с предпринимательской зоной у дороги М4, торговыми комплексами и прибрежными территориями, сложно принять лозунги валлийской независимости и культурного национализма за нечто большее, чем потенциально опасный раздражитель. Однако, несмотря на сравнительно небольшую площадь, Уэльс представляет собой страну с четким региональным разграничением, и то, что происходит в Суонси, имеет очень небольшое значение (или, по крайней мере, воспринимается совершенно без интереса) для, например, Северного Уэльса.

Резкие географические различия, во все времена характеризовавшие Уэльс и еще более выделенные экономическим ростом, до сих пор имеют важнейшее культурное и политическое значение. Создание валлийских государственных учреждений дало новый повод для озвучивания региональных интересов. Подобные различия между регионами, хотя и смягчаемые свойственной всем валлийцам страстью к нонконформизму и к регби, тем не менее явственно выступают в современном Уэльсе из-за языкового вопроса и той подоплеки, которую он символизирует и представляет. Благодаря языку некоторые валлийцы, по крайней мере в этом отношении, сильнее отличаются от англичан, чем подавляющее большинство шотландцев; однако, в той же мере валлийцы в целом гораздо менее склонны к сепаратистским настроениям, чем шотландцы. Федеральное устройство единой Европы открывает возможную альтернативу, и Плайд Камри извлекает значительную выгоду из своей проевропейской позиции. «Региональные» вопросы ныне действительно стоят на первом месте в европейской политической повестке дня. Их выдвигают на передний план прежде всего политические движения, апеллирующие к группам, обладающим отчетливо выраженным национальным самосознанием, таким как баски, бретонцы, каталонцы, шотландцы и валлийцы, и стремящимся сохранить свою идентичность в рамках единой Европы. И все же узкорегиональная природа поддержки, которой пользуется Плайд Камри в Уэльсе, в сочетании с языковым вопросом, также ведущим к расколу, свидетельствует о том, что автономный Уэльс, весьма вероятно, ожидает непростое будущее: будет крайне сложно примирить между собой противоречивые интересы Южного Уэльса и Гвинедда. Многое будет зависеть от избирательной системы. Автономный Уэльс, возможно, будет напоминать Англию, в которой доминирует демографически и экономически более развитый юг, однако будет ли это приемлемо для валлийцев, остается сомнительным. На данный момент валлийцы выражают свои различные взгляды на будущее страны, не вступая в ожесточенные споры, а Уэльс отличается многообразием, несущим пользу для его жителей и привлекательным для туристов.

 

Британский вопрос

Создав законодательные органы в Шотландии и Уэльсе, правительство Блэра выступило за учреждение новых региональных собраний в Англии. Стремление к конституционным реформам связывали с желанием Блэра установить президентскую систему, обходящую парламентские партии, и с его культом «менеджеризма». В действительности, автократические замашки Блэра ассоциировались с некомпетентностью, а также с порочной политической практикой. Блэр переориентировал британскую политику на Евросоюз. Это стало отчетливо заметно с усилившимся влиянием европейского законодательства и юридической сферы, а также с призывами правительства ввести единую европейскую валюту, если это будет соответствовать необходимым экономическим критериям; по утверждениям правительства, для этого были созданы все политические предпосылки.

Кроме того, велось активное наступление на мнимые основания британского национализма. Комиссия по будущему мультинациональной Британии, представившая свой доклад в 1999 г., заявила, что «понятие „британской" или „английской" сущности содержит систематические, хотя и по большей части скрытые, расовые коннотации», а также выступила с призывом к переосмыслению истории с особым упором на противостояние расизму. Обоснованность доклада и выдвинутое в нем понятие «институционального расизма» послужили поводом для резкой критики; в нем очевидно проступает склонность к социальной инженерии, проявляющаяся, в общем и целом, в проведении «позитивной дискриминации» в той или иной ее форме.

Сложная природа британской идентичности ставит вопрос о принципах освещения британской истории. В сущности, существует разрыв между академическим и популярным подходами. В рамках первого уже по меньшей мере десятилетие серьезно рассматривается британская составляющая британской истории, в то время как научно-популярная литература не затрагивает эту сторону вопроса, как показывают, например, книга Роя Стронга и первая часть трилогии Саймона Скейма. В настоящее время доминирует популярный подход, наложивший заметный отпечаток, например, на вторую часть трилогии Скейма и на телесериал Би-Би-Си, посвященный гражданским войнам середины XVII в. и показанный в начале 2002 г. Это все, конечно, хорошо, но необходимо также предостеречь от принижения роли Англии и англичан, как вне, так и внутри рамок Британии. Это вопрос не только демографического преимущества и экономической важности, но также политического веса и инициативы. Слишком часто роль Англии принижается в современных описаниях британской истории и идентичности. Это несколько исправляет прежний уклон, но вряд ли ведет к большей точности.

 

10. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

История подобна путешествию. Отправиться в прошлое и затем вернуться в настоящее означает увидеть разные страны, разные обычаи, разные ценности. Возможно, путешественнику не хватит времени или запасов, чтобы полностью оценить то, что он видит, но тем не менее он получит представление о многообразии и изменчивости этого мира. Сегодня путешествие — лучший способ узнать сильные и слабые стороны Британских островов и их обитателей. Бросая взгляд на историю Британских островов, можно было бы в заключение нашей книги подчеркнуть преемственность и указать на сплоченность общества, способного к самообновлению и обладающего прекрасной исторической памятью, а также на уходящие корнями в далекое прошлое институты и культуру. Британцы обладают поразительной способностью напускать на все вид традиционности, но это часто лишь прикрывает перемены, происходящие в центрах силы.

Можно также выделить роль случая. Относительная стабильность Британии в XX в. объясняется не только глубинными тенденциями и процессами, но и победой в обеих мировых войнах. Большинство континентальных стран терпели поражения или были оккупированы, со всеми вытекающими последствиями. Многие правые политические движения запятнали свое имя сотрудничеством с оккупантами или ассоциировались с их программой, а левые течения были скомпрометированы укреплением коммунистов. Напротив, Британия (за исключением Нормандских островов) и Ирландия не испытали тягот вражеского нашествия или прихода к власти недемократических сил как правого, так и левого толка.

Если взглянуть на более отдаленное прошлое, точно так же можно сказать, что существовала возможность французского вторжения в XVII в. и во времена Наполеона. Внутренние кризисы, иногда потрясавшие Британию, также вполне могли разрешиться не столь счастливо, как это происходило на самом деле. Можно вспомнить и о гражданских конфликтах, исход которых было далеко неясен их современникам. В пример достаточно привести гражданские войны при Иоанне Безземельном и Генрихе III, а также войны середины XVII в. и мятеж 1745 г.

Если мы говорим о случае, необходимо обратить внимание и на те силы, которые потерпели поражение в прошлом. Британское общество можно с одинаковым успехом изображать как сплоченным, так и расколотым. Например, Славная революция занимает важное место в британской общественной мифологии, но многие, особенно в Ирландии, не пошли на компромисс с вигами, а постреволюционное устройство и ганноверский режим были введены силой. Несмотря на все их стремление выдать себя за естественную правящую партию, лейбористы и консерваторы только три раза за весь XX в. (консерваторы и их союзники в 1900, 1931 и 1935 гг.) набирали больше 50 процентов голосов. В более общем плане, детерминистские подходы к прошлому вызывают подозрения, и необходимо смягчать любое акцентирование предопределенности развития исторических процессов указанием на роль случая и вероятности.

Эти указания как нельзя более актуальны в настоящее время, когда неясно, означают ли обсуждаемые или планируемые изменения крах Британии, или же преобразования, протекающие на Британских островах и в Европе, сводятся лишь к необходимой модернизации в соответствии с требованиями XXI в. и, в особенности, с проблемами, вызванными ирландским, шотландским и валлийским национализмом, а также глобализацией. Во имя современности преобразуется — или уничтожается? — модель управления и структура не только Соединенного королевства, но и Англии.

Читатель сам сформулирует свою точку зрения. Вся эта книга посвящена непрерывному процессу изменений, но утверждать, что традиции могут видоизменяться и даже создаваться, вовсе не то же, что заявлять, будто они не имеют никакой ценности. В той же мере этот процесс преобразований и становлений никоим образом не создает повода для требований уничтожить существующие практики и представления, дающих людям ощущение преемственности, идентичности, а также нравственные ориентиры.

Хотя королева Виктория умерла в 1901 г., многие элементы викторианского мира, не в последнюю очередь социальные установки, сохранялись, несмотря на воздействие двух мировых войн, а также модернизма первых десятилетий XX в., но были уничтожены социальной революцией 1960-х гг. Последствия этих перемен все еще ощущаются и вынуждают с собой считаться, а это создает трудности при попытках найти приемлемую новую (или старую) основу для национальной идентичности. Хотя не прекращаются попытки дать определение британской идентичности, уничтожение или ослабление ее традиционных и до тех пор все еще жизнеспособных знаков в 1980-х, 1990-х и начале 2000-х гг. — верховенства Парламента, национальной независимости, монархии, англиканской церкви и, возможно, культуры либеральных конкурентных альтернатив — размывают и подрывают национальную идентичность.

Завершить книгу на ноте неопределенности и пессимизма, конечно, не похоже на обыкновение популярных исторических трудов, часто предлагающих «оптимистичный» обзор национальных достижений. Однако подобное заключение выглядело бы неуместным оскорблением для читателя, прекрасно осознающего, что мы вступили в период беспрецедентных перемен. Историк может выступить лишь с предостережением. Изучение прошлого приводит к пониманию непредсказуемости изменений, ненадежности обещаний политиков и шаткости надежд на лучшее будущее. Слишком просто было бы сбросить со счетов всю нашу предшествующую историю, отказавшись от представлений о месте и времени, которые позволяют нам поддерживать нашу идентичность и социальные ценности. По причинам, которые мы только что изложили, это было бы крайне глупо.

 

КАРТЫ

 

 Римская Британия

•  Места

1.  Лондон; 2.  Честер; 3.  Сент-Олбанс; 4.  Гластер; 5.  Каэрлеон; 6.  Йорк; 7.  Линкольн; 8.  Роксетер; 9.  Колчестер; 10.  Экзетер; 11.  Инчтутил; 13.  Холкин; 14.  Долейкоти; 15.  Стоунхендж; 16.  Эйвбери

•  Области

А. Саффолк; В. Кент; С. Камбрия; D.  Йоркшир; Е. Уэльс; F.  Англси; G.  Гламорган; Н. Клуйд; I.  Шропшир; J.  Херефорд; К. Восточная Англия

 

Англо-саксонская Британия

 • Места

А. Дорчестер-на-Темзе; В. Кармартен; С. Честер; D. Кентербери; Е. Уитби; F. Йорк; G. Ипсвич; Н. Лондон; 1. Саутгемптон; J. Линдисфарн; К. Джарроу; L. Иона; М. Лимерик; N. Дублин; О. Уотерфорд; Р. Уэксфорд; Q. Корк; R. Арма; S. Дерби; Т. Лестер; U. Бат; V. Клонмакнойс; Х. Каттерик; У. Каэрлеон; Z. Деганнви; АА. Этелни; ВВ. Певенси; СС. Саут-Кедбери; W. Винчестер;

• Области

1. Гемпшир; 2. Коп; 3. Остров Уайт; 4. Корнуол; 5. Восточная Англия; 6. Мерсия; 7. Дейра; 8. Берникия; 9. Аргайл; 10. Камбрия; 11. Дивед; 12. Гододдин; 13. Чешир; 14. Поуис; 15. Нортумбрия; 16. Стратклайд; 17. Сассекс; 18. Линдси; 19. Эссекс; 20. Серрей; 21. Норфолк; 22. Оркнейские острова; 23. Кейтнесс; 24. Англси; 25. Уиррол; 26. Антрим; 27. Ланкашир; 28. Мунстер; 29. Лейнстер; 30. Мит; 31. Ольстер; 32. Лотнан; 33. Элмет; 34. Регед; 35. Хвикке; 36. Магонсетан; 37. Уэссекс; 38. Шеппи; 39. Танст; 40. Говер; 41. Гвент; 42. Гвиннед; 43. Кередигион; 44. Буилт; 45. Брнхейниог; 46. Гливисинг; 47. Эргинг;

• Битвы;

1. Стэмфорд-Бридж; 2. Гастингс; 3. Молдон; 4. Клонтарф; 5. Нехтансмер; 6. Рейган; 7. Эдингтон; 8. Тара; 9. Рафтон;

 

Британские острова в средние века

• Места

А. Йорк; В. Дарем; С. Эли; D. Ньюкасл; E. Норвич; F. Линкольн; G. Стэмфорд; Н. Карлайл; I. Кендал; J. Кентербери; К. Винчестер; L. Дорчестер-на-Тен»; М. Тинтерн; N. Питсрборо; О. Шрусбери; Р. Кармартен; Q. Бангор; R. Тенби; S. Бостон; Т. Уэксфорд; U. Уотерфорд; V. Дублин; W. Каррикфергус; X. Дандолк; Y. Колрейн; Z. Ньюри; 1. Атлон; 2. Килдар; 3. Дувр; 4. Монтгомери; 5. Флинт; 6. Честер; 7. Аберистуит; 8. Карнарвон; 9. Конуи; 10. Харлех; 11. Денби; 12. Бервик; 13. Эдинбург; 14. Глазго; 15. Перт; 16. Элгин; 17. Инвернесс; 18. Кембридж; 19. Ярмут; 20. Буилт; 21. Сент-Асаф; 22. Бомарис; 23. Сенг-Дэвидс; 24. Лландаф; 25. Роксборо; 26. Хэдли; 27. Лонг-Мелфорд; 28. Холт; 29. Ридлан; 30. Лейвенхем; 31. Деганнви; 32. Хаварден;

• Области

A. Чешир; B. Англси; C. Голуэй; D. Кейтнесс; E. Оркнейские острова; F. Аргайл; G. Западные острова; Н. Йоркшир; I. Лотиан; J. Ольстер; К. Даун; L. Антрим; М. Сассекс; N. Корнуол; О. Сомерсет; Р. Росс; О. Дорсет; R. Норфолк; S. Саффолк; Т. Линкольншир; U. Нортумбрия; V. Кент; W. Гемпшир; X. Херефордшир; Y. Уилтшир; Z. Гламорган; 1. Кередигион; 2. Говер; 3. Лейнстер; 4. Коннахт; 5. Гвинедд; 6. Пемброкшир; 7. Десмонд; 8. Томонл; 9. Поуис; 10. Дехьюбарт; 11. Кидвелли; 12. Гвент; 13. Морей; 14. Клуйд; 15. Дивед;

• Битвы

1. Льюис; 2. Ившем; 3 Данбар; 4. Стерлинг; 5. Фолкерк; 6. Невиллс-Кросс; 7. Сент-Олбанс; 8. Барнет; 9. Уэйкфилд; 10. Нортгемптон; 11. Стокфилд; 12. Босворт; 13. Таутон; 14. Боробриаж; 15. Севенокс; 16. Тьюксбери; 17. Баннокберн; 18. Фогарт; 19. Ларгс;

 

 XVI век

• Места

1. Абердин; 2. Лондон; 3. Суонси; 4. Кентербери; 5. Сент-Асаф; 6. Бангор; 7. Лландаф; 8. Кембридж; 9. Оксфорд; 10. Норвич; 11. Кале; 12. Эдинбург; 13. Дарем; Графства; A. Кардиганшир; B. Дарем; C. Дербишир; D. Йоркшир; E. Линкольншир; F. Норфолк; G. Девон; Н. Бедфордшир; I. Корнуол; J. Килдар; К. Флинтшир; L. Слайго; М. Ферманаг; N. Монаган; О. Антрим; Р. Даун; Q. Уэксфорд; R. Лейтрим; S. Лонгфорд; Т. Уэстмит

• Битвы

1. Солуэй-Мосс; 2. Флодден; 3. Пинки; 4. Анкрам-Мур; 5. Дассиндейл; 6. Клонтибрег; 7. Йеллоу-Форд; 8. Кинсейл; 9. Мойри-Пасс

• Области (шире графств)

1. Конниахт; 2. Myнстер; 3. Ольстер

 

Гражданские войны 1638-1691 гг.

• Города

1. Дерби; 2. Лондон; 3. Манчестер; 4. Ноттингем; 5. Окфорд; 6. Йорк; 7. Тенби; 8. Хаверфордвест; 9. Шрусбери; 10 Честер; 11. Абердин; 12. Элгин; 13.Данди; 14. Инвернесс; 15. Эдинбург; 16.  Глазго; 17. Дублин; 18. Каррикфергус; 19. Килкенни; 20. Дандолк; 21. Лимерик; 22. Росс; 23. Каррик; 25. Клонмел; 26. Голуэй; 27. Стерлинг; 28. Перт; 29. Виган; 30. Уорик; 31. Лидс; 32. Бредфорл; 33. Лландаф; 34. Лайм-Реджис; 35. Солсбери; 36. Дерри; 37. Белфаст; 38. Корк; 39. Кинсейл;

• Города в осаде

41. Бристоль. 1643; 42. Глостер. 1643; 43. Харлех, 1647; 44. Кадчестер. 1648; 45. Пемброк. 1648; 46. Дрогеда. 1649; 47. Уэксфорд. 1649;

• Битвы

A. Хоптон-Хит. 1643; B. Эджхилл. 1642; C. Марстон-Мур. 1644; D. Нейсби. 1645; F. Типпермур, 1644; G. Олдим. 1645; Н. Инверлохи. 1645; I. Олфорл. 1645; J. Филипо 1645; К. Бенберб, 1646; L. Джулианстаун, 1641; М. Данган-Хилл, 1647; N. Баггот-рат. 1649; О. Сент-Фейганс. 1648; Р. Престон. 1648; Q. Скаррихоллис. 1650; R. Данбар. 1650; S. Вустер, 1651; Т. Седжмур, 1685; U. Бойн, 1690; V. Огрим, 1691; W. Килликренки, 1689;

• Области

A. Дербишир; B. Пемброкшир; C. Кардиганшир; D. Карчартеншир; Е. Ольстер; F. Остров Мэн; G. Камберленд; Н. Йоркшир; J. Кент;

• Местечки

1. Гленко; 2. Торбей

 

Британия 1750-1900 гг.

• Места

A. Лондон; АA. Дублин; B. Эдинбург; ВВ. Уимборн; C. Бат; СС. Уилтон; D. Грентхем; DD Волвертон; ЕЕ. Слифорд; К. Бристоль; G. Дамфрис; GG. Баттл; HH. Брутон; I. Сторнуэй; J. Ланкастер; JJ. Стонли; К. Шрусбери; КК. Абердиви; L. Оасфорл; М. Саутгемптон; N. Норвич; О.Труро; Р. Донкастер; О. Брайтон; R. Бредфорд; S. Сканторп; Т. Бирмингем; U. Сандерленд; UU. Дьюсбери; V. Данфермлайн; VV. Бэтли; W. Ньюкасл; X. Каррикфергус; Y. Пенрит; Z. Линкольн; ; A. Лаут; B. Ливерпуль; С. Перт; D. Карлайл; E. Монтроз; F. Дерби; G. Абердин; H. Кармартен; I. Трун; J. Тинтерн; К. Стоктон; L. Плимут; M. Форт-Бридж; N. Суиндон; O. Воркингтон; P.  Бембро; Q. Мертир Тидвил; R. Галифакс; S. Эббу-Вейл; T. Сполдинг; U. Стэмфорд; V. Гейнсборо; W. Бостон; X. Уайтхэвен; V. Бремар;

A. Инвернесс; B. Манчестер; C. Йорк; D. Аберистуит; E. Суонси; F. Дарлингтон; G. Экзетер; H. Холихед; I. Крю; J. Гейтсхед; K. Бертон-на-Тренте; L. Хаддерсфилд; M. Ноттингем; N. Лестер; O. Лидс; P. Кардифф; Q. Рондда; R. Брекон; S. Данди; T. Форт-Уильям; U. Болтон; V. Девизес; W. Бервик; X. Кембридж; Y. Лонстон;

Области

1. Девон; 2. Корнуолл; 3. Норфолк; 4. Дарем; 5. Эссекс; 6. Стратклайд; 7. Ланаркшир; 8. Гламорган; 9. Монмутшир; 10. Мерионет; 11. Мидлотиан; 12. Ренфрю; 13. Скай; 14. Озерный край; 15. Черная страна; 16. Сассекс; 17. Селкерк; 18. Дамфрис; 19. Роксборошир; 20. Ланкашир; 21. Восточная Англия; 22. Оркнейские острова; 23. Монтгомеришир; 24. Кардиганшиг; 25. Пемброкшир; 26. Нортгемптоншир; 27. Озерленд; 28. Гемпшир; 29. Уэксфорд; 30. Ольстер; 31. Коннахт; 32. Лейнстер;

Битвы

1. Шерифмур. 1715

2. Куллоден, 1746

3. Престон. 1716

4. Гленшил. 1719

5. Престонпанс. 1745

6. Фолкерк. 1746

7. Винегар-Хилл. 1798

 

Британская империя, 1914 г.

Главные морские базы

1. Фолклендские острова

2. Остров Святой Елены

3. Остров Вознесения

4. Кейптаун

5. Остров Маврикий

6. Тринкомали

7. Сингапур

8. Гонконг

9. Александрия

10. Лабуан

11. Фиджи

12. Эсквимолт

13. Галифакс

14. Бомбей

15. Калькутта

16. Лагос

17. Гибралтар

18. Мальта

19. Аден

20. Сидней

21. Багамские острова

22. Бермудские остром

23. Аделаида

24. Сейшельские острова

А. Австралия

В. Новая Зеландия

C. Тасмания

D. Малайзия

E. Новая Гвинея

F. Кения

G. Цейлон

Н. Бирма

I. Индия

J. Кипр

К. Судан

L. Египет

М. Уганда

N. Южная Африка

О. Северная Родезия

Р. Южная Родезия

Q. Нигерия

R. Золотой Берег

S. Сьерра-Леоне

Т. Гамбия

U. Канада

V. Ньюфаундленд

W. Британская Вест-Индия

X. Британская Гвиана

 

БИБЛИОГРАФИЯ

Обобщающие труды

The Penguin Atlas of British and Irish History (2001).

M. Cronin, A History of Ireland.

Т. М. Devine, The Scottish Nation, 1700-2000 (1999).

B. J. Graham and L. J. Proudfoot, Historical Geography of Ireland (1993).

C. Haig (ed.), The Cambridge Historical Encyclopedia of Great Britain and Ireland (1985).

P. Jenkins, A History of Modern Wales 1536-1990 (1992).

H. Jewell, The North-South Divide: The Origins of Northern Consciousness (1994).

R. Kain and W. Ravenhill (eds.), The Historical Atlas of the South West (1999).

H. Kearney, The British Isles. A History of Four Nations (1989).

M. Lynch, Scotland: A New History (1992).

P. McNeill and R. Nicholson (eds.), An Historical Atlas of Scotland с 400 — с. 1600 (1975).

К. Morgan (ed.), The Oxford Illustrated History of Britain (1984).

N. J. G. Pounds, The Culture of the English People (1994).

B. Short (ed.), The English Rural Community (1992).

I. G. Simmons, An Environmental History of Great Britain (2001).

Т. С Smout, A History of the Scottish People, 1560-1830 (1990).

Т. С. Smout, Nature Contested: Environmental History in Scotland and Northern England since 1600 (2000).

E. A. Wrigley and R.C. Schofield, The Population History of England, 1547-1871 (1981).

Бритты и римляне

M.W. Barley and R. P. С Hanson (eds.), Christianity in Britain 300-700(1968).

A. R. Birley, The People of Roman Britain (1979).

B. W. Cunliffe, Iron Age Communities in Britain (1974). K. J. Edwards and I.B.M. Ralston (eds.), Scotland: Environment and Archaeology, 8000 ВС — AD 1000 (1997).

B. Finlayson, Wild Harvesters: The First People in Scotland (1998).

R. Hingley, Settlement and Sacrifice: The Later Prehistoric People of Scotland (1998).

B. Jones and D. Mattingly, An Atlas of Roman Britain (1990).

G. Maxwell, A Gathering of Eagles: Scenes from Roman Scotland (1998).

P. Salway, The Oxford Illustrated History of Roman Britain (1993).

P. Ottaway, Archaeology in British Towns: From the Emperor Claudius to the Black Death (1992).

M. Todd, Roman Britain (1981).

400-1066

E. Campbell, Saints and Sea-Kings: The First Kingdom of the Scots (1999).

J. Campbell (ed.), The Anglo-Saxons (1982).

M. Carver, Surviving in Symbols: A Visit to the Pictish Nation (1999).

D. Hill, Atlas of Anglo-Saxon England (1981).

D. Kirby, The Earliest English Kings (1990).

С. Lowe, Angels, Fools and Tyrants: Britons and Anglo-Saxons in Southern Scotland (1999).

J. Morris, The Age of Arthur: A History of the British Isles from 350 to 650 (1973).

O. Owen, The Sea Road: A Viking Voyage through Scotland (1999).

B. Smith (ed.), Britain and Ireland, 900-1300: Insular Responses to Medieval European Change (1999).

C. Thomas, Britain and Ireland in Early Christian Times AD 400-800 (1972).

Средневековая Британия

G. W. S. Barrow, Robert Bruce and the Community of the Realm of Scotland (1998).

S. Boardman, The Early Stewart Kings: Robert II and Robert III, 1371-1406 (1996).

R. H. Britnell, The Commercialisation of English Society 1000-1500(1992)

A. D. Carr, Medieval Wales (1995)

M. T. Clanchy, England and its Rulers, 1066-1272 (1983).

E. J. Cowan and R. A. McDonald (eds.), Alba: Celtic Scotland in the Medieval Era (2000)

A. Curry, The Hundred Years War (1993)

R. R. Davies, Domination and Conquest: The Experience of Ireland, Scotland, and Wales 1100-1300 (1990).

R. R. Davies, The First English Empire: Power and Identities in the British Isles, 1093-1343 (1998).

D. C. Douglas, William the Conqueror (1964).

B. Golding, Conquest and Colonisation. The Normans in Britain, 1066-1100 (1994).

R. A. Griffiths, Conquerors and Conquered in Medieval Wales (1994).

M. Keen, England in the Later Middle Ages (1973). J. Le Patourel, The Norman Empire (1976). H. R. Loyn, The Norman Conquest (1982).

R. A. MacDonald, The Kingdom of the Isles. Scotland's Western Seabord, c.1100 — c.1336 (1997).

W. M. Ormrod, Political Life in Medieval England, 1300-1450(1995).

A. J. Pollard, The Wars of the Roses (1988).

M. Prestwich, The Three Edwards (1980).

M. Prestwich, English Policies in the Thirteenth Century (1990).

R. L. Storey, The End of the House of Lancaster (1999).

W. L. Warren, Henry II (1973).

Британия в XVI веке

G. Burgess, British Political Thought. From Reformation to Revolution (1999).

P. Collinson, The Religion of Protestants: The Church in English Society 1559-1625 (1982).

C. S. L. Davies, Peace, Print and Protestantism: 1450-1558 (1977).

S. Doran, England and Europe in the Sixteenth Century (1998).

S. Gunn, Early Tudor Government, 1485-1558 (1995).

J. Guy, Tudor England (1988).

C. Haig (ed.), The Reign of Elizabeth I (1984). С Haig, Elizabeth I (1988).

R. A. Houston and I. D. Whyte (eds.), Scottish Society 1500-1800(1989).

R. Hutton, The Rise and Fall of Merry England. The Ritual Year 1400-1700(1994).

S. Jack, Towns in Tudor and Stuart Britain (1996).

H. Jewell, Education in Early Modern England (1998).

J. G. Jones, Early Modern Wales, с 1525-1640 (1994).

D. Loades, The Mid-Tudor Crisis 1545-1565 (1992).

D. MacCulloch, The Later Reformation in England 1547-1603 (1990). D. Palliser, The Age of Elizabeth (1983).

R. Rex, Henry VIII and the English Reformation (1992). С Russell, The Crisis of Parliaments, 1509-1660 (1974). J. J. Scarisbrick, Henry VIII (1983). I. Whyte, Scotland's Scotland and Economy in Transition, с 1500 — с. 1760(1997).

P. Williams, The Tudor Regime (1979).

Британия при Стюартах

E. Cruickshanks, The Glorious Revolution (2000).

К. М. Brown, Kingdom or Province? Scotland and the Regal Union, 1603-1715 (1992).

B. A. Holderness, Pre-Industrial England (1977).

A. Hughes, The Causes of the English Civil War (2nd ed., 1988).

R. Hutton, Charles II (1989).

R. Hutton, The British Republic 1649-1660 (2nd ed., 1999).

J. R. Jones, Country and Court, 1660-1714 (1978).

M. Kishlansky, A Monarchy Transformed. Britain 1603— 1714 (1996).

P. Laslett, The World We Have Lost (1972).

A. I. Macinnes, Clanship, Commerce and the House of Stuart, 1603-1788.

P. Seaward, The Restoration, 1660-1688 (1991).

M. Spufford, Contrasting Communities: English Villagers in the Sixteenth and Seventeenth Centuries (1974).

J. Spurr, English Puritanism 1603-1689 (1998).

K. Wrightson, English Society 1580-1680 (1982).

M. Young, Charles I (1997).

1689-1815

J. Black, Eighteenth-Century Britain (2001). S. J. Connolly, Religion, Law and Power. The Making of Protestant Ireland 1660-1760 (1992).

М. Daunton, Progress and Poverty. An Economic and Social History of Britain 1700-1850 (1995).

J. Derry, Politics in the Age of Fox, Pitt and Liverpool (1990).

R. Harding, The Evolution of the Sailing Navy 1509-1815 (1995).

R. A. Houston, Social Change in the Age of Enlightenment. Edinburgh 1660-1760 (1994).

P. Langford, A Polite and Commercial People: England, 1727-1783 (1989).

P. Mathias, The First Industrial Nation: An Economic History of Britain, 1700-1914 (1969).

A. Murdoch, British History 1600-1832. National Identity and Local Culture (1998).

M. Pittock, Jacobitism (1998).

R. Porter, English Society in the Eighteenth Century (1982).

С Rose, England in the 1690s (1999).

J. Rule, Albion's People. English Society 1714-1815 (1992).

J. Rule, The Vital Century. England's Developing Economy 1714-1815(1992).

С A. Whatley, Scottish Society, 1707-1830. Beyond Jacobitism, towards Industrialisation (2000).

Эпоха реформ. Британская империя 1815-1914

R. Barker, Politics, Peoples and Government. Themes in British Political Thought since the Nineteenth Century (1994).

J. Belchem, Popular Radicalism in Nineteenth-Century Britain (1995).

E. Biagini, Gladstone (1999).

R. Blake, Disraeli (1966).

A. Bourke, «The Visitation of God»? The Potato and the Great Irish Famine (1993).

A. Briggs, Victorian People (1954).

A. Briggs, The Age of Improvement 1783-1867 (1959).

A. Briggs, Victorian Cities (1963).

A. Briggs, Victorian Things (1988).

G. Crouzet, The Victorian Economy (1982).

J. Davis, A History of Britain 1885-1939 (1999).

S. Dentith, Society and Cultural Forms in Nineteenth-Century England (1999).

Т. М. Devine (ed.), Scottish Emigration and Scottish Society (1992).

E. J. Evans, The Forging of the Modern State 1783-1870 (1983).

R. F. Foster, Paddy and Mr Punch: Connections in Irish and English History (1994).

J. Garrard, Democratisation in Britain. Elites, Civil Society and Reform since 1800 (2002).

T. A. Jenkins, The Liberal Ascendancy, 1830-1886 (1994).

T. A. Jenkins, Sir Robert Peel (1999).

A. Kidd, Society and the Poor in Nineteenth-Century England (1999).

I. Machin, The Rise of Democracy in Britain, 1830-1918 (2001).

M. Mason, The Making of Victorian Sexuality (1994)

J. McCaffrey, Scotland in the Nineteenth Century (1998).

A. Mclvor, A History of Work in Britain, 1880-1950 (2001).

H. McLeod, Religion and Society in England, 1850-1914 (1996).

R. Pope (ed.), Atlas of British Social and Economic History since 1700 (1989).

M. Pugh, Britain: A Concise History 1789-1998 (1999).

K. G. Robbins, Nineteenth-Century Britain: Integration and Diversity (1988).

G. R. Searle, The Liberal Party. Triumph and Disintegration 1886-1929 (1992).

W. D. Stephens, Education in Britain 1750-1914 (1999).

F. M. L. Thompson, The Rise of Respectable Society. A Social History of Victorian Britain, 1830-1900 (1988).

XX век

C. J. Bartlett, British Foreign Policy in the Twentieth Century (1989).

D. G. Boyce, The Irish Question and British Politics 1868— 1996 (2nd ed., 1996).

S. Bruley, Women in Britain since 1990 (1999).

J. Campbell, Edward Heath (1993).

D. Cannadine, The Decline and Fall of the British Aristocracy (1990).

A. Charlesworth et al., An Atlas of Industrial Protest in Britain 1775-1990 (1996).

D. Childs, Britain since 1939 (2nd ed., 2002).

P. Clarke, Hope and Glory. Britain 1900-1990 (1996).

T. M. Devine and R. J. Finlay (eds.), Scotland in the Twentieth Century (1996).

D. Dorling, A New Social Atlas of Britain (1995).

R. Floud and D. McCloskey (eds.), The Economic History of Britain since 1700 (1981).

W. H. Fraser, A History of British Trade Unionism, 1700-1998 (1999).

D. Gladstone, The Twentieth-Century Welfare State (1999).

H. Goulbourne, Race Relations in Britain since 1945 (1998).

T. R. Gourvish and A. O'Day (eds.), Britain since 1945 (1991).

D. Harkness, Ireland in the Twentieth Century (1995).

С Harvie, Scotland and Nationalism. Scottish Society and Politics 1707-1994 (1994).

D. Hirst, Welfare and Society, 1832-1991 (1999).

R. Hoggart, Townscape with Figures. Farnham — Portrait of an English Town (1994).

I. G. С Hutchison, Scottish- Politics in the Twentieth Century (1999).

K. Jefferys, Retreat from New Jerusalem: British Politics, 1951-1964 (1997).

D. Kavanagh and A. Seldon (eds.), The Thatcher Effect (1989).

D. Kavanagh and A. Seldon (eds.), The Major Effect (1994).

A. Marwick, British Society since 1945 (1982).

I. Packer, Lloyd George (1998).

H. Perkin, The Rise of Professional Society: England since 1880(1989).

D. Powell, The Edwardian Crisis: Britain, 1901-1914 (1996).

M. Pugh, The Making of Modern British Politics, 1867-1939 (1982).

M. Pugh, State and Society. British Political and Social History 1870-1992 (1994).

D. Reynolds, Britannia Overruled (1991).

K. G. Robbins, The Eclipse of a Great Power: Modern Britain 1870-1975(1983).

Social Trends 1995 (1995).

N. Smart, The National Government 1931-1940 (1999)

J. Stevenson, British Society 1914-1945 (1983).

M. Thatcher, The Downing Street Years (1993).

A. Thorpe, A History of the British Labour Party (2nd ed., 2001).

N. L. Tranter, British Population in the Twentieth Century (1995).

I. Wood, Churchill (1999).

J. Young, Britain and European Unity, 1945-1999 (2000). 

  

Ссылки

[1]  Выражение, означающее «Все отлично», букв. «Твой дядя — Роберт». — Примеч. пер.

Содержание