1

Было уже поздно, когда Джин наконец собралась. Сестринская подготовка снова пришла ей на помощь: все необходимое девушка проделала спокойно и методично. Но в глубине души она была охвачена паникой — той паникой, которая заставляет жертву бежать. Бежать куда угодно, лишь бы подальше — и спрятаться.

Джин уже закрывала саквояж, в который собрала нужные вещи, когда неожиданно тишину квартиры нарушил резкий телефонный звонок. Минуту девушка неподвижно в ужасе смотрела на аппарат. Кто может звонить в такое время? Блейр? Но он уже давно должен быть у себя дома, и к тому же он велел ей пораньше ложиться. Маловероятно, что это он, однако…

Телефон продолжал звонить, и с огромным усилием она заставила себя ответить.

Послышался голос телефонистки.

— Это Таймсайд 99–50?

— Да.

— Вам звонят из Франции. Соединить?

— Да. А… — Она уже собиралась спросить, правильно ли набрали номер, когда услышала:

— Говорите, пожалуйста.

Джин неожиданно охватила тревога, когда она вспомнила единственное место, откуда ей могут звонить из Франции. Неясное ощущение тревоги не успело оформиться, как послышался знакомый голос.

— Это сестра Кемпбелл?

— Я слушаю…

— Говорит Джон Баррингтон. Слава богу, я с вами наконец связался. Пытаюсь уже очень давно. Тим очень болен, сестра…

— Болен?!

— Настолько болен, что я прошу вас бросить все свои дела и немедленно прилететь к нему.

Потрясенная, она в отчаянии начала было:

— Но, мистер Баррингтон, я…

— Выслушайте меня, пожалуйста. Я знаю, что вы вскоре выходите замуж, и пытался связаться с Марстоном, но его нет ни в больнице, ни на Харли Стрит. Нельзя терять время. Вопрос жизни и смерти, и мой мальчик зовет вас. — Голос его неожиданно дрогнул. — Слава богу, мой личный секретарь сейчас в Лондоне, в «Савойе». Я приказал ему быть готовым привезти вас сегодня же ночью. Ради бога, не подведите меня! — И поскольку она молчала, закричал: — Алло! Алло!

— Я вас слышу. Да, я приеду. Но обещайте не говорить с Блейром, пока я не поговорю с вами.

— Хорошо. На этот раз мне нужен не он. У меня здесь есть врач. Андерсон будет ждать в отеле, пока я ему не позвоню или пока вы не появитесь. Пожалуйста, позвоните ему. Вы ведь меня не подведете?

— Нет.

— Спасибо. Я должен вернуться к Тиму.

Он повесил трубку, оставив ее слепо смотреть на телефон. Но только секунду; затем она набрала номер отеля «Савой». Несмотря на испытанный шок, мозг ее теперь работал очень четко; она необходима, чтобы справиться с болезнью, выходить ребенка, которому она предана. Тим нуждается в ней — он зовет ее, и теперь самое главное добраться до него. Но пока она торопливо рылась в вещах в поисках паспорта, у нее появилась иная мысль: возможно, это лучший способ исчезнуть. Когда понадобится, Джон Баррингтон безусловно поможет ей.

2

Только когда они с Робертом Андерсоном, энергичным личным секретарем магната, поднялись в воздух на ждавшем их специальном самолете, Джин узнала, что случилось. До этого времени она знала только, что Тим серьезно болен и что у него воспаление легких.

— Пожалуйста, расскажите, как это произошло, — попросила она. — Нельзя было рисковать здоровьем ребенка…

Выяснилось, что, поселившись с сыном в вилле возле Монте-Карло, мистер Баррингтон решил провести здесь полгода. Была нанята гувернантка, чтобы присматривать за ребенком и давать ему уроки, пока он не окрепнет настолько, что сможет пойти в школу. Гувернантка, англичанка, имела отличные рекомендации и добивалась больших успехов на прежних местах.

— Она очень способная молодая женщина, — сказал Андерсон. — Но Тим с самого начала ее невзлюбил; мы с ним друзья, и он много мне рассказывал о вас и мистере Марстоне. Как и каждый ребенок — а его после операции слегка избаловали, он временами может капризничать. Мне кажется, он постоянно сравнивал вас и мисс Синклер — к невыгоде последней. Несомненно, он очень скучал по вам и чувствовал себя покинутым. В прошлый уик-энд его отцу пришлось отправиться в Париж, а юный Тим вел себя особенно беспокойно. Во всяком случае, — продолжал Андерсон, — в день, когда его отец должен был вернуться, Тим отказался делать уроки. Чтобы наказать его, мисс Синклер запретила ему ехать в аэропорт, чтобы встретить отца. Последовала сцена, которая кончилась тем, что гувернантка заперла его в спальне.

Все это было так не похоже на ребенка, которого помнила Джин, что она была уверена: эта мисс Синклер в чем-то очень ошиблась. Да и сама она не могла отделаться от чувства вины: хоть она и написала Тиму, что они с Блейром собираются пожениться, но в последние лихорадочные недели почти забыла о мальчике.

По-видимому, мисс Синклер привыкла к совсем другим детям и верила в «строгую дисциплину».

— Я целиком за дисциплину, но нужно ее правильно использовать, — продолжал Андерсон. — Она должна была понимать, что когда в мальчике проявляется непослушание, это вполне нормально. В возрасте Тима я вел себя так же, если считал, что меня наказывают незаслуженно. Его комната на первом этаже, и он вылез через окно, спустился по вьющимся кустам и отправился в аэропорт. Но, конечно, ему только что исполнилось семь лет, он не привык гулять один и заблудился. А французский он знает не настолько, чтобы спросить дорогу…

Он продолжал рассказывать, а Джин мысленно видела перед собой малыша, и холодела от страха.

— И тут погода неожиданно изменилась, — объяснил секретарь, — как часто бывает в этих краях. Солнце сменилось проливным дождем и мистралем. На Тиме была тонкая рубашка и шорты, и он промок до костей.

Тем временем, считая, что отсутствие сына в аэропорту связано с непогодой, Джон Баррингтон поехал домой и застал суматоху на вилле. Тима не было. Мисс Синклер совершенно растерялась и, вместо того чтобы позвонить в полицию, сама отправилась на поиски. Баррингтон немедленно позвонил в префектуру и, к своему облегчению, услышал, что его сына уже привел жандарм, к которому мальчик, более разумный, чем его гувернантка, в конце концов обратился. На следующий день у него поднялась температура, он сильно кашлял. Врач диагностировал пневмонию; сейчас Тим очень серьезно болен, и, как сказал Баррингтон Джин, — в бреду постоянно зовет ее.

3

Когда машина остановилась перед домом, обнесенным стеной и заросшим каскадами бугенвиллии, Джон Баррингтон уже ждал на пороге. Он торопливо пошел навстречу Джин и взял ее за руку.

— Как он? — быстро спросила она.

— Доктор только что ушел, — ответил Джон. — Он еще зайдет сегодня. Слава Богу, кризис миновал! Но малыш ужасно слаб. Он спит, и если, проснувшись, увидит вас рядом с собой…

Именно это и увидел Тим. Джин узнала, что были трудности с сиделками. Вчера та, что должна была дежурить ночью, неожиданно заболела, так что второй пришлось дежурить целые сутки, днем и ночью, в самые напряженные моменты кризиса. Бросив взгляд на бледное лицо девушки, которая мужественно сражалась со смыкающимися глазами, Джин велела ей ложиться спать.

Она сидела рядом с Тимом, прислушивалась к малейшим его движениям, и собственные проблемы на какое-то время потеряли для нее значение.

Несколько часов Тим спал здоровым сном; потом начал ворочаться, что-то бормотал во сне, не открывая глаз. Когда она осторожно приподняла его и поднесла к губам напиток, он капризно отвернулся.

— Я хочу Джин… где Джин?..

— Джин здесь, дорогой. Здесь, с тобой.

Он слегка ахнул и посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.

— О! — прошептал Тим. — Это действительно… ты…

— Я здесь, милый.

Он вцепился в нее пальцами.

— Ты не уйдешь?

— Конечно, не уйду, — пообещала она. — Я приехала, чтобы остаться с тобой. Выпей-ка это, старина. Ты должен быстро поправиться.

— Обязательно! — ответил Тим с легкой улыбкой, которая ей так нравилась.

Через несколько минут он снова уснул, и, глядя на него, она испытывала растущую благодарность за то, что телефонный звонок не прозвенел на несколько минут позже. Она необходима здесь; здесь есть работа, которая поможет ей сохранить рассудок.

4

Когда на следующее утро пришел врач, он обрадовался, увидев еще очень слабого, но уже бодро настроенного маленького пациента, который сразу спросил, когда он полностью выздоровеет.

Вначале Тим не отпускал от себя Джин ни на минуту, но когда ему объяснили, что она «приехала из самого Лондона» и не спала всю ночь, он отпустил ее, удовлетворившись обещанием, что она обязательно вернется. Но вначале все же задал вопрос, которого она так боялась:

— А мой мистер хирург придет, чтобы вылечить меня?

— Дорогой, я тебя вылечу, — ответила Джин. — На этот раз мистер Марстон тебе не нужен. Он очень занят другими маленькими мальчиками и девочками в «Золушке». Ты ведь помнишь?

— Да. А он послал мне привет?

Джин колебалась, но Тим устал, и глаза его закрылись, прежде чем она нашла ответ.

Боль в сердце казалась нестерпимой, но, глядя на мальчика, Джин нашла странное утешение в том, что он, так обязанный Блейру своим выздоровлением, даже сейчас словно бы служит звеном между нею и человеком, которого она любит и которого безвозвратно потеряла. Она знала, что правильно поступила, приехав сюда: ее долг — помочь Тиму сохранить здоровье, которое дало ему мастерство Блейра. Если она сумеет это сделать, она оправдает его доверие. Даже если сам Блейр ничего не будет знать об этом.

Джона Баррингтона она не видела до самого вечера. Он тоже был измучен тревогой и бессонницей, и врач велел ему отоспаться.

Но отдохнув несколько часов, он тут же занялся неотложными делами своего бизнеса и закрылся с секретарем, пока не нужно было переодеваться на ужин.

Он послал Джин записку, приглашая поужинать с ним; добавил, что ужин будет не раньше половины восьмого; он надеется, что к тому времени она будет свободна.

Уложив Тима спать и оставив у его постели ночную сиделку, Джин пошла в свою комнату. Она много бы дала, чтобы избежать того, что ждет ее впереди. Она знала, что должна поговорить с Джоном Баррингтоном и дать ему понять, насколько важно для нее, чтобы Блейр не знал, где она находится.

Ее спальня была по соседству с комнатой Тима. Никогда в жизни не видела она такой роскошной обстановки и, так как всегда любила красивые вещи, с интересом осмотрела прекрасную комнату со стенами цвета яичной скорлупы и более темным глубоким ковром. На шторах парчовые голубые и серебряные шторы, окна выходят в сад. Весь дом — иллюстрация того, что может сделать богатство, и на мгновение Джин подумала, не жена ли Баррингтона определила очень женское убранство этой комнаты. Потом она вспомнила, что эту виллу он снял, а когда был в Лондоне, то жил в «Савойе». Неужели у него нет постоянного дома? Если это так, то совершенно неправильно, осуждающе думала она. Тим должен расти в домашнем окружении.

Джин не могла не испытывать уважения и сочувствия к Джону Баррингтону. Он понравился ей с самого начала; она видела, что он из тех людей, которых не могут испортить деньги; в отличие от множества своих очень богатых и преуспевающих современников, он не стремился к власти, и успех не вскружил ему голову.

Джин сняла простое серое платье, которое носила весь день, и, когда увидела его лежащим на сатиновом покрывале, сердце ее пронзила боль. В комнате мальчика она убрала волосы под белый чепец; и теперь подумала, что ее одежда очень напоминает больничную униформу, которую она вряд ли когда-нибудь наденет снова.

Переоделась в одно из платьев, которые она накануне вечером торопливо сунула в саквояж — в спешке она вряд ли сознавала, что именно берет. Просовывая голову через вырез в мягком золотистом материале, она вдруг поняла, что платье из ее приданого, которое она подбирала с такой любовной тщательностью. И неожиданно у нее перед глазами возникла комната в Арли Холле, она вспомнила мерцающее великолепие другого платья — цвета слоновой кости и серебра, и ее пронзило мучительное сознание несбыточности всех ее надежд и грез…

Последний раз взглянув на себя в зеркало — привычка к аккуратности стала ее второй натурой, — Джин вышла из комнаты.

Она уже спустилась вниз, в холл, когда поняла, что понятия не имеет о внутреннем устройстве виллы и о том, куда она должна пойти. Она остановилась в нерешительности, но тут из двери показался слуга и, увидев ее, сказал:

— Сюда, пожалуйста, мадмуазель, — и отвел ее к хозяину.

Джон Баррингтон стоял у низкого столика, на котором были расставлены предобеденные аперитивы. Торопливо поставив бутылку, которую держал в руке, он пошел навстречу Джин.

— А вот и вы. Заходите, садитесь и рассказывайте, что случилось. Весь день я пытался наверстать упущенное; еще двадцать минут назад у меня был долгий и сложный телефонный разговор. Когда я заглянул к Тиму, сиделка сказала, что он только что уснул и она не хочет, чтобы я его разбудил. Надеюсь, он не думает, что я о нем забыл.

— Он еще думает не очень ясно, — ответила Джин. — Но день был удивительно хороший. Я уверена, что утром он сможет с вами поговорить.

— Думаю, он обо мне и не вспомнит, пока вы с ним. — В голосе его прозвучала грустная нотка, и Джин, вспомнив, что за все время после ее приезда Тим ни разу не спросил об отце, почувствовала что-то вроде жалости. Еще в больнице она как-то сказала Блейру, что хотя Баррингтон обожает сына, а Тим, несомненно, любит отца, он кажется странно отчужденным. А Блейр тогда ответил:

— Наверно, бедняга привык к тому, что отец постоянно уезжает куда-нибудь, а он остается на попечении нянек или тетки; поневоле он стал независим. Даже когда мать еще была с ним, он часто был предоставлен самому себе. Но он это воспринимает философски. В такой ситуации трудно ожидать очень близких отношений.

— Неудивительно, что врачи говорят о вас, будто вы способны на чудо, — между тем говорил ей Баррингтон. — Боже! Я и не думал, что Тим сможет так быстро начать поправляться.

— Ну, в этом никакого моего вклада нет, — напомнила Джин. — Ведь к моему приезду худшее осталось позади.

Он покачал головой.

— Была возможность рецидива. То, что с ним оказалась любимая Джин, усилило его сопротивляемость. Что будете пить? Шерри? Сухой мартини?..

— Шерри, пожалуйста.

Повернувшись, чтобы наполнить ее стакан, он сказал:

— Я собой недоволен. Давно надо было сказать вам, что если хотите позвонить в Лондон, телефон полностью в вашем распоряжении. Поселившись здесь, я установил несколько дополнительных линий.

— Спасибо, — ответила она, понимая, что момент, которого она так боится, наступил. — Я… не хочу звонить в Лондон.

Он оглянулся.

— А как же ваш молодой человек? Я уверен, что он предпочтет услышать ваш голос, а не получить письмо.

Беря стакан, она не смотрела на Баррингтона.

— Я больше не буду созваниваться с Блейром.

Баррингтон, который смешивал себе напиток, остановился. Подняв голову, он увидел, что она побледнела, заметил, что рука, которая подносит стакан ко рту, дрожит так, что шерри едва не расплескивается.

— Марстона нет в городе? — удивленно спросил он. — Я не мог связаться с ним, но мне казалось, что он просто отсутствует. Тогда я позвонил в больницу, и там мне — после некоторых колебаний — дали ваш номер. Я обрадовался, застав вас: знал, что вы собираетесь замуж, и боялся, что вы куда-нибудь уехали.

Ничего не поделаешь. Нужно как можно быстрее с этим покончить.

— Я ушла из больницы, мистер Баррингтон. Вы помните, что я попросила вас не связываться с Блейром, пока я вас не увижу?

— Да. — Он как-то неуверенно рассмеялся. — Поэтому я и не сообщал Марстону, что вы благополучно прибыли…

Она посмотрела ему в глаза.

— Мистер Баррингтон, я не выйду за Блейра. И не вернусь в Св. Катерину — никогда.

— Что! — Он уставился на нее. — Но я считал… Послушайте! Что случилось?

Она смогла ответить только после недолгого молчания.

— Я надеюсь на вашу помощь.

— Моя дорогая девочка, нет ничего на земле, что бы я не сделал ради вас, — ответил он, и невозможно было усомниться в его искренности. — Но все-таки что случилось? Вы поссорились с Блейром?

Она покачала головой.

— Нет. Только… я за него не выйду.

— Но…

— Я на вас надеюсь, — настойчиво прервала она. — И если вы чувствуете себя обязанным Блейру, то исполните мою просьбу. Потому что я прошу об этом ради него. Не могу объяснить. Только умоляю сделать, как я прошу. Не сообщайте ему, что связывались со мной — ни сейчас, ни в будущем…

— Но что случилось? — настаивал Джон Баррингтон. Он сел рядом с ней, прихватив с собой свой стакан. — Вы разорвали помолвку? Ну, со временем это пройдет.

Она покачала головой.

— Нет. И если вы считаете, что в долгу перед Блейром, пожалуйста, выполните мою просьбу.

— Конечно — если вы об этом просите. Но выслушайте меня. Марстон глубоко вас любит. Я понял это раньше вас — может, даже раньше, чем он сам. Это было видно за милю; я совсем не удивился, когда вы написали, и сообщил Тиму, что вы… вы выходите замуж за его «мистера хирурга». Поэтому….

Она прервала:

— Могу только молиться, чтобы Блейр забыл меня и нашел другую, более достойную его. — Она поставила свой пустой стакан и стиснула руки. — Поверьте, ничего хуже женитьбы на мне с ним не может случиться. Умоляю, не спрашивайте почему. Я доверяюсь вам. И мне нужна ваша помощь.

— Все, что угодно. Но вы уверены, что не испортите ему жизнь?

— Не так, как если бы я… — Она сделала беспомощный жест. — Должно быть, это звучит очень таинственно, но ничего больше не могу вам рассказать — пока. Я останусь с Тимом, пока он не поправится; потом хочу куда-нибудь уехать. — Она наклонилась к нему и положила руку на его ладонь. — Поверьте, если бы я вышла замуж за Блейра, это принесло бы ему не только несчастье, но и настоящую катастрофу.

— Конечно, я выполню вашу просьбу, — сказал Джон Баррингтон. — Если останетесь с Тимом, я помогу вам — впоследствии. Вот вам моя рука.

Она пожала протянутую руку и впервые за последнее время слегка успокоилась.