Завывание сирен слышно и на реке, хоть и еле-еле. Рулевой прибавляет оборотов, и «Скиталец» отходит от берега. Стоун тихо сидит на корме, глядя на исчезающий галечный пляж. Все тело болит. Он не видит ничего, кроме серого, густого тумана.

— Леон велел вывезти вас, — бросает рулевой через плечо. Он говорит с французским акцентом. — Двадцать минут, и мы будем у Ньюберга. Машина ждет. Не волнуйтесь, мистер Стоун. На борту есть аптечка. Я могу вас посмотреть, когда отойдем подальше. Пока все нормально?

Стоун горбится; он слишком устал, чтобы говорить. Он сбросил запачканную одежду в реку, вытерся и надел джинсы и футболку, предложенные рулевым. Прислушиваясь к доносящимся выстрелам, Стоун размышляет, понадобятся ли еще эти вещи хозяину.

«Во всем, что произошло, виноват Бок».

— Пива, мистер Стоун? Воды?

«Леон должен был предупредить меня. Если бы он выполнил свою работу лучше, ничего этого не случилось бы».

— В аптечке есть спирт для растирки и дезинфицирующие средства. И бинты. Я могу наложить швы. Могу налить чего-нибудь покрепче, если хотите.

Они проскакивают мимо неясно виднеющегося буксира. Тот словно плывет над туманом, трубы парят в воздухе. Буксир издает три предупреждающих гудка: два коротких и один длинный. Словно огромный зверь ревет в тумане: «Убирайтесь с дороги!»

«Если бы только Макгриви посигналили гудком в ту ночь, когда я налетел на них. Это их халатность. Они виноваты в столкновении, а не я. И если бы потом они не начали расспрашивать обо мне в порту, я бы их не тронул».

Стоун пристально смотрит на длинные, низкие очертания баржи позади буксира, а потом оба судна отступают — исчезают, проглоченные туманом.

«Я слишком доверял Боку».

Лицо болит все сильнее. Стоун пробирается к аптечке, копается, отыскивая пластиковую бутылочку со спиртом и марлю.

Он не знаком с рулевым. Никогда не встречался с людьми Бока. По-видимому, у этого человека есть соответствующие инструкции, и, как и Бок, он бывший солдат. Несомненно, как и Бок, обладает хоть какими-то навыками. Он полностью сосредоточен на управлении. Внимательный, но без раболепия. Не оборачивается на стоны, когда Стоун протирает спиртом пораненный рот.

Понадобятся швы, но могло быть и хуже.

В сущности, обдумывая, как все могло бы обернуться, Стоун понимает, что, вероятно, пострадал не слишком серьезно. Он переворачивает бутылочку и поливает жидкостью раны. Жжение — словно суровое, очищающее наказание. Он смывает Воорта. Дезинфицирует себя от копа.

«Я мог бы сейчас валяться на пляже, в безопасности, будь Бок поаккуратнее».

Приближается еще один буксир, меняет курс, по воде снова разносится рев: «Убирайтесь с дороги!» Стоун разбирает красно-белый корпус, значит, это судно Макаллистера. Двигается быстро, поскольку ничего не тащит, но «Скиталец» быстрее, и буксир отстает.

Стоун все больше сердится на Бока; вместе с гневом возвращается и чувство собственного достоинства.

— Здесь немного качает, мистер Стоун. Почему бы вам не присесть?

Стоун позволяет себе расслабиться, отдается реке. Сцена в церкви уже тускнеет. Как и ужасное ощущение беспомощности. Запястья ноют, и он трет места, где их сжимали наручники. Река ведет на север, и мир снова открывает перед ним массу возможностей.

Что за ужасный день!

Теперь он чувствует даже некоторую признательность по отношению к рулевому. В конце концов, этот совершенно чужой человек, увозящий его в безопасное место, нырял ради него в темную реку, ощупывал ради него это грязное дно и устранял свидетельство, которое могло бы покончить с семьей, карьерой, жизнью Стоуна.

«Я в безопасности».

Несмотря на боль, он чувствует, как уходит тревога, как возвращается оптимизм.

Компьютера больше нет.

Другой проблемы больше нет.

Стоуна охватывает веселье, перед мысленным взором возникает белый песчаный пляж, вилла на берегу моря — красивая, с черепичной крышей — в Центральной Америке, с кондиционером и парой охранников с собаками. Пальмы. «Мерседес» у дверей. Он ждет сигнала, что можно вернуться домой. Вот он в каменном патио, сидит в Интернете. Пахнет океаном. Он работает со счетами. Вечереет, скоро придут гости. В Центральной Америке девушки очень хорошенькие и бедные, поэтому найти сговорчивых гораздо легче. Что до Кандейс, то с ней можно регулярно переписываться.

Улыбаясь, Стоун лишь смутно сознает ритм гудков и сирен — музыку реки: два коротких си-бемоль и длинный — каждый раз, когда мимо проходит буксир. Эти буксиры сегодня просто разгулялись. Что туман, что нет. Работают, работают, работают. Выдувают ноты, словно звуки помогают избежать столкновения, словно каждый экипаж передает «Скитальца» следующему… нянчится со Стоуном и даже предупреждает идущий следующим буксир…

Стоун вскакивает на ноги. Внезапно ему становится холодно.

Он щурится, вглядываясь в туман.

«Нет. У меня паранойя».

— Что за черт, — бормочет рулевой. — Вы только посмотрите. Идут сразу три. Эй! Убирайтесь с дороги!

Три судна надвигаются на них с севера, идут посередине канала, гудки ревут не умолкая. Выстроенная клином рабочая армада на дизельной тяге.

«У Воорта было время позвонить. Он оставил меня одного и ушел в глубину церкви. Его чертова семейка владеет буксирами. Он знает всех этих парней».

Стоуна прошибает холодный пот.

Теперь гудки ревут повсюду, словно сегодня Четвертое июля или праздник «высоких кораблей». Словно вот-вот начнется фейерверк. Гудки грохочут, смешиваясь, складываясь в какофонию, их эхо катится от Пэлисейдс на западном берегу и до жилых кварталов на восточном. Наверное, в Ирвингтоне или Доббз-Ферри люди останавливаются у воды. Всматриваются, вытягивая шеи, в туман и пытаются представить, что могло вызвать такой тарарам.

— Разворачивай лодку, — приказывает Стоун.

Идиот рулевой не понимает.

Стоун кричит, внезапно отбросив сомнения:

— Я поведу! Отойди от штурвала!

Рулевой просто ничего не слышит за ревом объединившихся гудков.

Стоун отталкивает его, потому что это он знает реку, это он ходил здесь на «Кандейс». Все обернулось какой-то кошмарной шуткой: сколько же буксиров может вместить река? Но они приближаются. За первой линией буксиров можно разглядеть вторую.

«Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет!»

Открыть дроссель. К черту плохую видимость!

— Что вы делаете? — кричит наемник.

Стоун дергает штурвал, и «Скиталец» боком переваливается через кильватерную струю, нос зарывается в воду, их окатывает брызгами… И тут он видит, что с юга приближаются еще буксиры и идущий впереди сворачивает вбок, чтобы преградить ему дорогу, таща за собой что-то длинное и низкое… баржу. «Совсем как в ту ночь, когда я столкнулся с Макгриви. Такого не может произойти дважды». Но на пути еще одна чертова баржа.

Буксиры пытаются окружить его.

Не выйдет.

Стоун быстрее.

Стоун умело меняет курс, чтобы проскочить блокаду. Места достаточно, можно выскользнуть из лабиринта. Он сумеет! Он уже прошел, все позади! Стоун даже не замечает, когда сталкивается с чем-то: возможно, большое бревно, кусок развалившегося причала или обломок крушения — все, что угодно, какой-то хлам, принесенный течением из Олбани.

Он слышит удар раньше, чем успевает почувствовать его. «Скитальца» заносит вбок, и лодка словно взмывает в воздух и рушится вниз, вся сотрясаясь в механическом приступе ярости.

Вода на лице. Вода на ветровом стекле. Вода хлещет через ветровое стекло, и Стоун летит вперед, избитое лицо ударяется о штурвал, рука застревает в спицах, и он орет: «Пусти!» — но взрыва нет, только ужасно давит грудь и шею, а буксир переворачивается вверх дном… а потом Стоун понимает, что переворачивается вовсе не буксир, а он сам и его лодка. Вода врывается в нос и легкие.

Стоун глотает воду.

Стоун вдыхает воду.

Стоун бьется, его засасывает вниз. Всего минуту назад он был на лодке, но теперь он под ней, под водой, где все шумы кажутся громче, а в темноте раздается треск, и что-то острое впивается ему в спину.

Стоун пытается кричать, но в рот попадает еще больше воды.

Он брыкается. Он молотит руками. «Я утону, умру».

Голова Стоуна вырывается на поверхность воды.

Он дышит. В груди горит. Одна нога не двигается, одежда тянет вниз, но он свободен. Жив и свободен.

У воды привкус нефти и гравия, и Стоун понимает, что нечто огромное, загораживающее обзор, — это нос буксира, который снизу кажется ужасно высоким. До него футов пять. Еще две секунды, и эта громада переедет его, перемелет, как буксир Макгриви и баржа разрезали настоящую «Кандейс» пополам, а потом выдрали внутренности.

Стоун захлебывается воздухом, смотрит вверх мимо огромных шин-амортизаторов и видит троих мужчин, глядящих на него сверху вниз. Они просто смотрят. Даже не пытаются помочь. Просто стоят.

— Помогите, — лепечет Стоун.

Он смутно сознает, что футах в сорока от него наемника вытаскивают из воды на другой буксир. Вся река будто кипит и гудит от рева двигателей, от вращения винтов. Под поверхностью воды двигается сталь. Эти лезвия.

— Спасите, — молит Стоун.

Старик на палубе наклоняется к нему, потом оглядывается на других. Стоун видит, как они нагибаются, разматывая веревку со спасательным поясом.

— Спасибо! — кричит он.

Голос старика кажется далеким и смутным, как сам туман.

— Помочь? Мы тебе поможем. Меня зовут Макгриви, — произносит он.