Комната небольшая, но удобная, матрац мягкий, телевизор работает, раковина чистая, как и туалет, а из затянутого сеткой окна открывается вид на слияние Гарлема и Ист-Ривер, немного зелени на островах, серое пространство Бронкса. Из камеры в тюрьме Райкерс-Айленд Воорт может — и днем, и ночью — смотреть на Адские Врата.

«Стоун тоже здесь. Довольно забавно. Оба под арестом».

Воорт уже пятый день в особой изолированной секции для бывших копов, устроенной в стороне, чтобы уберечь их от других заключенных. Газеты называют его Воортом-похитителем, убийцей четверых и детективом-самозванцем. Его обвиняют во взломе и проникновении, нападении и избиении. А также в краже полицейского имущества, то есть своего значка.

Стоуна обвиняют только в отмывании денег, основываясь на показаниях похитителя. Но по крайней мере судья отказался отпустить его под залог. Узнал, что Стоун арендовал реактивный самолет, чтобы покинуть Штаты.

Вим отказался поддержать обвинение в «краже» оружия. И шериф местечка Уэйн-Хиллз согласился выдать Воорта Нью-Йорку, поскольку тот стрелял в порядке самозащиты — согласно показаниям свидетеля и героя, детектива Полицейского управления Нью-Йорка Микки Коннора. Воорт оплатит весь причиненный церкви ущерб.

— Если позже мы выдвинем обвинение в убийстве, тебя вернут, — разочарованно проворчал окружной прокурор Джерси.

Воорт оборачивается на скрежет ключа в замке. Стальная дверь распахивается.

— Посетители, Фред, — говорит охранник Антуан Дю Шам, накачанный стероидами тяжелоатлет с тихим голосом. Бицепсы у него такие огромные, что грозят в любой момент порвать форму. Антуан выглядит так, будто смог бы в одиночку остановить бунт. Всех заключенных он называет Фред.

— Кто там, Антуан?

— В этот раз — не та красивая леди. Там твои три парки, приятель. На этот раз насчет процесса.

Воорт бросает последний взгляд в окно. Транспарант, натянутый на проходящем по реке буксире — от трубы до кормы, — гласит: «МЫ С ТОБОЙ, КУЗЕН». Человек в рубке машет рукой. Через сетку кажется, что Грег ростом два дюйма.

— Комиссар ждет, Фред.

Камилла приходит каждое утро, но ясно, что трещина между ними становится все шире. С арестами всегда так. Сегодня утром она сказала:

— Я получила работу, Воорт. На реалити-шоу, — и засмеялась. — Как будто моя жизнь еще не вся превратилась в шоу. — Но улыбка была натянутой, поза неловкой, а шутка грустной. Казалось, расстояние между ними гораздо больше, чем несколько футов.

«И что мне делать? Рассказать все по тюремному телефону? На самом деле я по-прежнему не хочу, чтобы кто-то узнал, что со мной произошло. И вряд ли когда-нибудь расскажу».

— Ваша детективная начальница тоже здесь, — говорит Антуан. — Вид у нее несговорчивый, Фред.

Закованный в наручники, Воорт идет за Антуаном подлинному коридору, заполненному униженным молчанием или яростными криками заключенных. Они садятся в лифт. Поднимаются на этажи, которые Воорт раньше посещал как гость, а не арестант. И в прежние времена Воорт мог уйти из Райкерс-Айленд когда пожелает.

«ХОДЯТ СЛУХИ, ЧТО КОП-ПРЕСТУПНИК РАСКРЫЛ КРУПНЫЕ ХИЩЕНИЯ В ООН» — гласит заголовок в «Ньюс» под мышкой у идущего мимо охранника.

«Хотел бы я знать, что Стоун мне не рассказал».

В комнате отдыха работает телевизор. В коридоре слышен голос диктора:

— Власти не желают комментировать дело Воорта, но противоречий в нем хоть отбавляй. Вся история покрыта туманом.

Воорт медлит у двери. На Пятом канале идут полуденные новости. На экране его фотография, в форме. На этот раз Антуан не возражает против задержки. Антуану самому любопытно.

Диктор продолжает:

— Адвокат Теда Стоуна назвал Воорта, цитата, «психически больным бывшим копом, который зациклился на его клиенте и страдал манией преследования».

Антуан хмыкает:

— Мне ты кажешься довольно неуравновешенным, Фред.

На экране появляется сам высокооплачиваемый адвокат.

— Мой клиент не имеет никакого отношения к похищению детектива Микки Коннора. Он представляет компанию, которая абсолютно законно наняла ныряльщиков, чтобы разыскать затонувший корабль. Он понятия не имел о какой-либо незаконной деятельности и не может считаться ответственным за нее. Его следовало бы освободить.

Теперь показывают видеопленку пятидневной давности, с записью того, как буксир Макаллистера сближается с полицейским катером. Гражданские передают копам Стоуна и еще одного человека, которого Воорт не узнает. Вид у них мокрый и слегка помятый.

Диктор объявляет:

— Второй человек, выловленный из реки, отказался говорить с полицией. Его освободили, так как детектив Коннор не смог опознать в нем одного из своих похитителей.

Кадр меняется. На экране внутренние помещения церкви.

— Личности погибших установлены.

Фотографии покойных. Под каждым лицом ярлычок с названием страны. Южная Африка. Норвегия. Австралия. Великобритания.

Кадр снова меняется. Сердитый Вим отгоняет репортеров от своего дома.

— Отдельные члены семьи Воорта подтвердили, что, по его собственным утверждениям, ему угрожали. Но никто не смог рассказать, как именно.

Снова репортаж в студии; ведущая говорит своему коллеге:

— Это какая-то головоломка, а, Луис?

Ведущий кивает.

— Сенатор-республиканец от штата Миссисипи Харрисон Браун заявил, что этот скандал — еще одна причина, по которой ООН следовало бы вышвырнуть из США. Представители ООН возразили, что один инцидент не может опорочить полвека хорошей работы. А теперь — к новинкам моды. Юбки становятся короче!

— Твой напарник тоже здесь, — говорит Антуан.

— Целая делегация, да?

— Я как-то встречал твоего отца. Мне было шесть. Он спас жизнь моему брату. Удачи.

Воорт уже бывал в кабинете начальника тюрьмы, но в качестве копа. Комната большая и светлая, солнце пробивается через стальные решетки на окнах, образуя мозаику из маленьких квадратиков на стенах из шлакобетона. Краска, как и положено в казенном учреждении, зеленая, но в интерьере есть и некоторые уступки высокому положению хозяина кабинета. Юкка в горшке. Плакат с изображением Линкольновского центра. Комиссар, сидящий рядом с главным детективом на диване, обитом натуральной кожей, встает навстречу Воорту.

— Привет, Воорт. — Уоррен Азиз крепко пожимает ему руку, что, по сути, равно обещанию поддержки. Комиссар всегда нравился Воорту: выходец из народа, скромно одевается, живет один в доме без лифта в Ист-Сайде и ездит на работу в подземке, чтобы каждый день служить простым гражданам.

— Ты не мог добыть улики нормальным образом? — спрашивает с дивана Эва Рамирес.

— К сожалению, — отвечает Воорт.

— Я бы согласился на улики, которые можно использовать, — говорит сидящий в мягком кресле третий посетитель. Томми Ламонд Динс, заместитель мэра, отвечающий за отношения между мэрией и управлением полиции. Год назад он возглавил комиссию по расследованию коррупции в полиции; и, после нескольких стычек, они с Воортом прониклись уважением друг к другу.

— На самом деле, сэр, вы можете их использовать, — говорит Воорт. — Если бы я был детективом, когда схватил Стоуна, то все, что я обнаружил, было бы бесполезно. Но улики, полученные во время совершения преступления — преступником, — могут быть представлены, коль скоро преступник готов признаться в содеянном. Я признаюсь.

— Здорово, Кон.

Микки смотрит на Воорта многозначительно — и предостерегающе; он сидит на складном стуле под фотографией нынешнего губернатора. Это один из тех преходящих портретов, которые каждые несколько лет сменяются на казенных стенах.

— Как самочувствие, Мик?

— К вечеру смогу участвовать в Параолимпийских играх. Забег на сто ярдов. Любые соревнования, для которых не нужны руки.

Микки подмигивает, что означает: «Всякое бывает. Гляди в оба!»

И оба детектива смотрят на последнего человека в кабинете — хорошо одетого незнакомца, занимающего главное место за столом. Это не начальник тюрьмы. Ему, по прикидке Воорта, за пятьдесят. Внушительного вида, в дорогом, консервативного покроя костюме, белой рубашке, галстуке в полоску. Широкие плечи. Коротко стриженные волосы. Льдисто-голубые глаза изучают Воорта сквозь очки в тонкой оправе. По-видимому, это слишком важная шишка, чтобы представлять его сразу.

— Вы кто? — спрашивает Воорт.

Микки начинает говорить, что означает: «Не трогай пока этого парня».

— Кон, помнишь, ты мне говорил, что решил отдать ту пленку, которую ты записал, в «Тайме»? С признанием Стоуна? Мы пришли, чтобы просить тебя передумать.

«Я никогда ничего не говорил Микки о „Таймс“».

Воорт резко отвечает, подыгрывая Микки:

— Если захочу, то так и сделаю. Такой уж у меня настрой.

Губы незнакомца сжимаются еще сильнее, но Азиз и Динс выглядят странно равнодушными. У Воорта складывается впечатление, что им тип в костюме не нравится.

Воорт снова поворачивается к незнакомцу:

— Кто вы?

И Азиз говорит:

— Это Кэмпбелл Данн, Вашингтон.

— Из штата Вашингтон? От Джорджа Вашингтона?

— Министерство национальной безопасности, — спокойно произносит Данн, и Воорт холодеет.

«Неужели что-то из того, что затонуло вместе с яхтой Стоуна, связано с безопасностью? Неужели действительно ракета?»

— И какое отношение ко мне имеет безопасность?

— Мы тут имели весьма интересный разговор с мистером Данном, — говорит Азиз.

— Интересный, — повторяет Эва. Если не знать ее, думает Воорт, ни за что не расслышать в голосе отвращения.

— Мы тебе расскажем, о чем шел разговор, — продолжает Азиз. — Как предложил мэр. Кэмпбелл? Почему бы не объяснить ему?

Данн кивает, складывает ладони домиком, словно выстраивая часовню из плоти; ледяной взгляд намекает на дела государственной важности. В его осанке есть что-то напоминающее о заседаниях совета директоров или армии. В голосе слышен слабый южный выговор. Так говорят в штатах на линии Мэйсона — Диксона, когда-то символизировавшей границу между Севером и Югом. Возможно, северная Виргиния. Или южный Мэриленд.

Данн начинает почти ласково:

— Так что у вас на самом деле в качестве улики? Показания похитителя могут не произвести впечатления на жюри. Запись? Стоун признавался, когда вы били его. Присяжные могут не принять это так называемое признание, оно получено под давлением. Возможно, Стоун говорил это, только чтобы заставить вас остановиться. Уверен, вам это приходило в голову.

Воорту становится не по себе. Данн прав.

— У вас есть видео, на котором впоследствии погибшая женщина обвиняет Бока — теперь уже тоже мертвого — в убийстве, а Стоуна в воровстве. Что ж, это допустимо, но ничем не подкреплено. Это просто голословное обвинение. В КПК Бока мы не нашли ничего предосудительного, уцелевший человек из команды Бока отказывается говорить. И если Стоун нанял Бока для поисков «Гусара», это абсолютно законно.

Заключенный Воорт чувствует, что его охватывает отчаяние.

Данн продолжает в своей неторопливой манере, каждое слово падает, как удар молоточка судьи.

— У нас есть также несколько слов, которые Стоун пробормотал команде буксира, когда его выловили из реки. Но что он сказал? Он не признался ни в чем! Он отрицал, что замешан в убийствах. Короче говоря, судебного дела нет, детектив. Только слова, как вы понимаете.

— Чего вы хотите?

— А с другой стороны, — размеренно перечисляет Данн (словно хороший адвокат выступает перед внимательными присяжными), — давайте рассмотрим улики против вас. Вы уволились из управления при свидетелях. Вы дали заведомо ложные сведения о себе и похитили Стоуна при свидетелях. Вы говорите, что Бок работал на Стоуна, но нет ничего, что объединяло бы их или связывало бы его с похищением Коннора. Вы признаете, что избили человека.

— Надо было бить сильнее, — говорит Воорт.

— Вы все сказали, Данн, — вмешивается Микки.

Мик надевает маску всезнайки, эдакого ведущего викторины. Воорт узнает ухмылку Монти Холла: широко раскинуты руки, широкая белозубая улыбка. Микки любит разыгрывать представления, когда они торгуются с особенно неприятными адвокатами.

— Давайте заключим сделку, — предлагает Микки.

Данн бросает раздраженный взгляд на Азиза — не на Микки. Микки не стоит его гнева. Данн из тех типов, кто обращается к боссу, а не к сотруднику. Взгляд Данна говорит Азизу: «Вы что, не можете сдерживать своих людей?»

— То, о чем я собираюсь говорить, касается национальной безопасности, — объявляет Данн Воорту.

Это производит впечатление, но дело Шески научило Воорта с подозрением относиться к подобным заявлениям.

Данн кивает:

— Враги здесь. Враги за границей.

— Начните с тех, которые здесь, — предлагает Воорт.

— Тебе это понравится, Кон, — говорит Микки.

— Детектив Коннор, — обрывает Азиз. — Довольно.

— Но прежде чем мы сможем продолжить, — Данн наклоняется вперед и толкает по столу к Воорту папку с бумагами, — подпишите это. Здесь подтверждается, что все, что я собираюсь вам рассказать, секретно, и что вы полностью осознаете: за любое разглашение мы сможем вас арестовать. Отправить в Левенуэртскую тюрьму. Не кривите губы, детектив. Не кривите губы.

— Я ее помню, — замечает Микки. — Еще со школы.

Воорт изучает бумаги. Данн сказал правду.

Но уголком глаза он замечает, как Микки слегка качает головой. Внезапно Воорту приходит в голову, что Азиз привел Микки специально, чтобы злить Данна.

— Можно задать вопрос, мистер Данн? — спрашивает Воорт, изо всех сил стараясь оценить возможности.

— Разумеется.

— Если я подпишу, а вы скажете мне… если это окажется то же самое, что я узнал от Стоуна, те же признания, что у меня на кассете, означает ли это, что у меня больше не будет возможности использовать запись?

Томми Динс быстро отводит взгляд, но он, похоже, расслабился.

— Интересный юридический вопрос, — говорит Данн, — но это не моя область. Уверен, позже мы найдем человека, который сможет ответить на ваш весьма любопытный вопрос. После того, как вы подпишете бумагу.

— Это означает, что, подписав, я не могу упоминать о записи.

— Это означает, что, подписав, вы сделаете первый большой шаг к выходу на свободу.

— Как насчет обвинений Стоуна против меня?

— Их можно устранить.

Воорт не может скрыть удивления.

— И вы бы дали письменную гарантию?

— Великое это изобретение — бумага, — вмешивается Микки. — Кон, он не говорит, что тебе придется уйти из полиции.

Данн пожимает плечами:

— Мистеру Стоуну тоже надо что-то получить. Он не испытывает к вам нежных чувств. И, откровенно говоря, в тюрьме вы так и так останетесь без работы.

— Но если Стоун согласится, разве это не доказывает, что я прав?

Кажется, во взгляде Данна мелькает сочувствие.

— Версия Стоуна такова. Кон нор узнал, что люди Бока вовлечены в контрабанду наркотиков. Когда они захватили его, вы совершили ошибку, решив, что Стоун тоже в этом участвует. Но он понятия не имел об их гнусной деятельности. Теперь, когда все эти люди мертвы, нам никогда не узнать, на кого они работали на самом деле. Вполне возможно, что они работали только для себя.

Данн разводит руками, как фокусник, у которого только что исчезла колода карт. Но улыбка тускнеет, когда Воорт качает головой:

— Почему вы защищаете Стоуна? Я ничего не буду подписывать.

Чиновник явно удивлен. Вероятно, в Вашингтоне подписку о неразглашении берут вообще перед любым разговором, думает Воорт. Вероятно, владельцы ресторанов хранят бланки таких соглашений под барными стойками — для удобства посетителей.

— Последнее время все предлагают мне дерьмовые сделки, — говорит Воорт. — Я лучше попытаю счастья в суде.

— И в газетах, — добавляет Микки.

— И кого вы накажете? Его? Или себя? — Данн снова обращается к Воорту с той же ласковой убедительностью. — Вы напоминаете мне одного майора, которого я знавал во Вьетнаме. После того как вьетконговцы захватили его, после того как он провел у них какое-то время, он хотел только одного — отомстить. Когда мы освободили его, ему было плевать на все остальное. Пришлось отстранить его от командования. Что на самом деле произошло с вами в том туалете, Воорт?

— Приставили пистолет к голове.

— Правда? И все? Подпишите бумагу.

— Мы вот подписали, — говорит Азиз без всякого выражения — и это лишь подстегивает желание сопротивляться. Воорт удивляется, почему никто не предупредил его об этой встрече. Потом понимает. Данн брал со всех подписку перед разговором. А подписав, уже нельзя никому ничего сказать.

— Попробуйте без угроз, — предлагает Данну Эва. — И Воорту: — Тебе же не нужны угрозы, верно?

Вот когда Воорт понимает, что его начальники хотят, чтобы он заключил сделку, но ничего не подписывал. Полицейское управление Нью-Йорка желает иметь свободу действий, чтобы задействовать пленки позже.

— Нет, — говорит он. — Никаких угроз.

Данн на долю секунды отводит взгляд, напоминая Воорту приятеля-актера, который делает то же самое перед выходом на сцену. Это помогает ему надеть новую личность. Данн выпрямляется. Изменение поразительное. Суровое лицо расслабилось, стало почти приятным. Самые лучшие умеют надевать нужные маски: демон, ангел, друг, враг.

Данн вздыхает, выходит из-за стола, — он кажется обычным расстроенным человеком.

Черт, он даже кивает, восхищаясь проницательностью Воорта.

— Давайте начнем по-другому, — говорит он.

— Ага, — вставляет Микки. — Давайте.

— Я слишком долго прожил в Вашингтоне. — Данн глубоко вздыхает. — Там забываешь, как говорить с людьми. И торгуешься вместо того, чтобы объяснить. Мне следовало бы воззвать к вашему патриотизму, Воорт. В конце концов, с этим ужасным терроризмом…

— Терроризмом?

— Он не прекращается, — говорит Данн.

— Не понимаю. Какое отношение к этому имеет Стоун?

Данн поднимает ладони.

— Я неудачно выразился, и у вас сложилось неверное впечатление. Он не участвует, нет, как раз напротив, потому что… — Данн снова вздыхает, подбирая правильные слова. Вид у него серьезный, словно множество жизней висит на волоске. Он понижает голос до интимного шепота: — Он помогает нам…

— Нам, — ровно повторяет Воорт.

— У вас погибли родственники, не так ли, детектив? Во время теракта.

Воорт с тоской вспоминает кузенов, погибших во Всемирном торговом центре. Он никогда не забудет тот день. Еще он отмечает, что Данн начал называть его «детектив».

Данн спрашивает:

— Вы же не хотите подпустить подобных людей к нашим берегам?

— Данн, вы способны говорить прямо?

— Да-да, снова Вашингтон. Никак нельзя добраться отточки «а» в точку «б». Позвольте еще один вопрос. Вы знаете, что после 11 сентября… вы помните, что мы… ну, министерство финансов… обнаружило, что на бирже разместили очень много сделок, еще до того, как эти самолеты врезались в Торговый центр? Сделки на миллионы долларов, в расчете на огромную прибыль, если акции «Юнайтед» или «Америкэн эрлайнз» пойдут вниз. Инвесторы знали, что произойдет, Воорт. И если бы мы знали то, что знали они, мы тоже могли бы предсказать это.

— Как с этим связан Тед Стоун?

— Я пытаюсь подчеркнуть важность, — от прилива эмоций лицо Данна краснеет, — того, чтобы для борьбы с нашими врагами отслеживать их деньги.

— А я мог бы воспользоваться деньгами, — говорит Микки.

— Отслеживать чьи деньги? — спрашивает Воорт.

— В том-то и проблема, — отвечает Данн. — Откуда нам знать — в эпоху электронных денег, — кто на самом деле их переводит? Когда четыреста миллиардов долларов уходит ежегодно в подпольную мировую экономику, откуда нам знать, какие суммы принадлежат друзьям, а какие помогают врагам?

— Вы используете информаторов, — Воорт начинает видеть всю картину, — которые помогают вам отслеживать все это.

— Точно так же, как полиция на улицах города, — соглашается Данн, словно они с Воортом в одной команде. Отличный дуэт.

— Стоун — информатор, — говорит Воорт.

— Помощник, — поправляет Данн.

— Вы смотрите в другую сторону, когда он провозит в страну военных преступников, потому что он помогает вам. Вам плевать, если приезжают убийцы — раз уж они не террористы. Один стандарт для нас. Другой — для всех остальных.

— Я не понимаю этого тона.

— Черт, приток наличных означает работу, инвестиции. В наши дни нужна вся наличность, какую мы можем добыть, верно?

— Я тоже считаю кое-что из того, что приходится делать, неприятным, детектив, но я реалист. Дело не в инвестициях. — Теперь Данн по-настоящему рассердился.

— Ага, я так и понимаю.

— Нет. Вы сидите и надеетесь на безопасность — и не желаете знать, как она достигается. Мир очень мал, Воорт. Взять телефон и перевести деньги — дело нескольких минут. Нам хочется думать, что мы можем проследить за ними. Мы в Вашингтоне заявляем, что можем проследить за ними! Но всякий раз, когда мы говорим, что замораживаем активы наших врагов, откуда, по-вашему, мы знаем, где эти активы?

— Мне хотелось бы знать, где мои активы, — вставляет Микки.

Данн кивает, беря себя в руки.

— Кропотливые исследования, Воорт. Финансы — очень запутанный бизнес! Не получится найти след, несколько раз нажав на клавиши компьютера. Нужны люди, которые знают.

— Спасибо, мистер Стоун.

— Любят они Америку или ненавидят нас, но все они вкладывают средства сюда. Это здесь они зарабатывают деньги. Это здесь весь мир продает и покупает. Мыс вами могли бы съездить в Уэстчестер и посмотреть на строящиеся дома. Знаете, кому они на самом деле принадлежат? Китайскому генералу! Мы с вами могли бы слетать на побережье Мэриленда и посмотреть на отель, сорок процентов финансирования которого шло из Малайзии, от опиумного барона.

— Неудивительно, что все, что я вложил, пропало, — замечает Микки.

— Когда «Хамас» направляет сюда деньги от наркоторговли, они, по-вашему, подписывают бумаги настоящими именами? Фиктивные компании! Фальшивые документы!

— Информаторы помогают вам выяснить, какие счета игнорировать, а за какими наблюдать, — произносит Воорт. — Тед знает, какими можно пренебречь. Рядовые воры и палачи никого не интересуют. Их пропускают — в обмен на подсказки от Теда. Военные преступники вольны как ветер. Террористам — заслон.

— Во имя высшего блага. — Данн резко выдыхает, встает, ходит по комнате — взволнованный, возмущенный. — Разумеется, мы ничего не знали об убийствах здесь! Стоун зашел слишком далеко. Но да, мы позволяли ему действовать. Теперь мы его остановили. С этим покончено. Он покинет страну.

— Тогда почему вы беспокоитесь, буду ли я преследовать его? — спрашивает Воорт и сам отвечает на вопрос: — Потому что есть и другие люди вроде него. Потому что это грязная война и вы не желаете, чтобы газеты, конгресс и весь мир узнали о ваших методах.

— Потому что система работает. Точно так же, как та, что вы используете в полиции. А вы бы хотели, чтобы в «Нью-Йорк таймс» опубликовали список всех информаторов, которых используете вы? И сколько вы сможете проработать эффективно, если такое случится?

— Вранье, — выдавливает Воорт. У него болит голова.

— А вы никогда не лгали? — спрашивает Данн. — Вы никогда не говорили себе, что это во благо?

Воорт думает о Камилле. Закрывает глаза.

— Компьютеры не волшебные, Воорт. В конечном счете, какой бы хорошей ни была программа — необходимо человеческое существо, которое будет направлять вас и объяснять, что происходит. Таким был Тед Стоун.

Воорт чувствует, как желудок словно разъедает кислотой.

Потом спрашивает, понимая все больше:

— А как Стоун получил из полицейского управления информацию обо мне, о моей семье? Через Вашингтон? Он обратился к вам и пожаловался, что мы надоедаем ему? И кто-то из вашего управления помог?

— Разумеется, нет. — Но Данн краснеет. «Так вот из-за чего был спор с мэром», — думает Воорт.

— А капитан Макгриви? — спрашивает Воорт. — Что вы скажете ему о том, почему погибли его сыновья?

Данн уклоняется от вопроса. Он успокоился, и неудивительно, потому что, понимает Воорт, они начали торговаться. На основной вопрос ответ дан. Воорт будет молчать. В желудке все горит.

— Стоун откажется от обвинений, — говорит Данн. — Он поклянется, что вы убили тех людей, защищаясь.

— Я спрашивал о Макгриви. — Воорт вспоминает увиденное по телевизору: старик и армада буксиров передают Стоуна полиции. — И о Ребекке Минс, сестре Колина.

— Президент говорил, что на этой войне будут жертвы. Даже одна жертва неприемлема. Но лучше малое число сейчас, чем большое — позже.

— Данн, а если следующим окажется кто-либо из вашей семьи? — спрашивает Микки.

— Вы мне угрожаете?

— Вы бы пожертвовали ими во имя великого блага, — говорит Воорт. — Верно, Данн?

Данн отводит глаза, собирается с силами. Вспоминает свою роль разумного человека.

— Чего вы хотите? — спрашивает он. — Ударить по больному месту? Винить себя, когда в следующий раз случится что-то, что мы могли бы предотвратить, но упустили возможность из-за вас?

— Ненавижу такие вопросы.

— Как все порядочные люди.

— Я хочу помочь Макгриви, — говорит Воорт. — Вы такой специалист по вранью, что еще одна ложь не повредит. Ему и Ребекке Минс. Что-нибудь, от чего им станет легче. Превратите ребят в героев. Сочините самую лучшую в своей практике ложь — и продайте ее.

— Значит, вы согласны. — В голосе Данна облегчение. — Вы подпишете бумагу?

— Продавайте вашу ложь. Но я ничего не подпишу.

— Почему же?

— На случай, если в будущем я передумаю.

— Если вы зайдете слишком далеко, Данн, — отчетливо произносит Азиз. — Если вы снова разворошите эту помойку и не скажете нам.

— Я думал, вы здесь, чтобы помочь мне, — говорит Данн Азизу. Но суровая маска сползает с лица. К удивлению Воорта, он кивает. Скрывавшийся под ней человек может быть приятным или по крайней мере сносным. И Воорт вынужден признаться себе, что не хотел бы сталкиваться с выбором, который Данну приходится делать каждый день.

— Что-нибудь еще? — спрашивает Данн.

— Ага, — откликается Микки. — Если Воорт не сделал ничего неправильного, он должен остаться на работе. К черту Стоуна. Мы все знаем, что он натворил. Воорт останется на работе.

— Согласна, — говорит Эва. — Если бы вы работали как надо, мистер Данн… — Она не договаривает.

Данн, кажется, готов возразить. Потом расслабляется.

— Попробую. Правда, попробую. Сделаю все, что в моих силах.

— Нет, вы просто сделаете это. — В разговор наконец вступает Томми Динс. — Я целыми днями договариваюсь с самыми грязными людьми. Пора мне — для разнообразия — сделать то же самое для человека, которого я уважаю. Вы сделаете это для Воорта.

А Воорт, нахмурившись, поднимает палец:

— И вопрос от меня лично, мистер Данн. Что еще отправилось на дно вместе с «Кандейс»? Кроме документов.

Впервые человек из Вашингтона выглядит искренне и неподдельно удивленным. Недоумевающим.

На этот раз он явно не играет.

— Что значит «еще»? — спрашивает Данн.