Это было давно. Половину жизни назад. Моя карьера писателя только начиналась. Я только что опубликовал свой первый роман, друзья предсказывали большое писательское будущее, жена мною гордилась… Я был глуп, считая, что весь мир крутится только для меня, но я был счастлив. Сдав очередную рукопись издательству, я решил уехать на Острова в поисках новых сюжетов и впечатлений. Жена меня поддержала. Она заявила, что сама разберется с домашними делами и воспитанием детей в те месяцы, что я буду отсутствовать. Она была замечательная женщина, моя жена, и искренне считала, что должна помогать моему писательству всеми силами. С деньгами проблем не было, ведь я только недавно получил гонорар, и я быстро уехал. До сих пор помню, как в аэропорту жена поднимала детей на руки, чтобы я мог их поцеловать. И они все дружно махали руками, когда я уходил к стойке контроля…

Все знают, что представляют собой Острова. Туристический рай. Только такой молодой глупец, как я, мог считать, что там можно найти новый сюжет для романа. Что-то свежее и необычное. Но все необычное там давно закончилось, вместе с приходом цивилизации. И туземцы, которые пели на пляже свои переливчатые песни, встряхивая венками из тропических цветов, были всего лишь сотрудниками ближайшей гостиницы, хозяева которой заботились о развлечениях своих постояльцев.

Я довольно-таки быстро понял это. Однако, вместо того, чтобы уехать домой, я решил понаблюдать за жизнью на Островах. Отдохнуть, ни о чем не думая. Я считал, что в опустевшую в результате отдыха голову, новый сюжет придет сам, вне зависимости от впечатлений окружающего мира. И я отдыхал. Каждый день купался в море. Бродил по маленькому туземному рынку, разглядывая игрушки из раковин и кости, предлагаемые туристам. Я даже купил лодку и научился ходить в море под парусом. Мне нравилось там, на Островах.

Однажды, бродя в очередной раз по базарчику, я увидел молодую девушку, которая показалась мне чем-то неуловимым отличающейся от остальной массы местных жителей. Большие глаза, с приподнятыми к вискам уголками, темные неулыбчивые губы, тонкие руки. Я разглядывал складки ее платья, зачарованный какой-то дикой грацией этой девушки. Мысленно я почему-то сравнивал ее со своей женой, всегда такой чопорной, гордящейся своим воспитанием, традиционной в своих привычках. Спросив у ближайшего торговца, что это за девушка, я получил исчерпывающий ответ.

Туземец, наклоняясь к моему уху из-за прилавка, шептал, что она — из отдаленной деревни на другом краю Острова. Там живут совсем дикие люди, говорил он. Там сохраняют первобытные порядки и чтут древних богов. Там до сих пор приносятся человеческие жертвы на серых каменных алтарях. Там — непроходимые джунгли, в которых живут твари, не описанные ни в одной книге.

Там, где живет эта девушка, можно увидеть Остров таким, каким он был до прихода европейцев. Я заинтересовался, слушая жаркий шепот торговца. На мой вопрос, что же делает девушка из той деревни здесь, в городе, он ответил, что иногда жители деревни приходят сюда, меняя причудливые раковины, которые собирают на берегу моря, на нужные им товары.

Я был очарован девушкой и рассказом торговца. Нужно ли говорить о том, что я постарался договориться с ней, чтобы посмотреть на ее деревню. Сначала она протестовала, говоря, что такому, как я, нечего делать там, где живут древние боги, но потом согласилась. Только предупредила о том, что мы пойдем через джунгли и просила подготовиться к трехдневному переходу. Я помчался в гостиницу, боясь, что она передумает, если я буду собираться слишком долго. Хозяин гостиницы пытался отговорить меня от этого путешествия, пугал какими-то кошмарами, явно приснившимися ему в опиумных снах…

Два дня похода через джунгли прошли абсолютно нормально. Девушка была молчалива, но я все же вытянул из нее кое-какую информацию. Она говорила, что неподалеку от деревни живут Древние, которые пьют кровь. Я только улыбался, когда она, стараясь убедить меня в своей правоте, рассказывала о повешенных вниз головой на деревьях трупах с содранной кожей, о рваных ранах на горле, о домашних животных, полностью обескровленных. Я вспоминал о том, что ЦРУ разработало целую систему для подавления партизанского движения в Латинской Америке, в которую входили именно вот такие действия. Коммандос устраивали настоящую охоту на партизан, оставляли следы звериных лап, а суеверные местные жители уходили с насиженных мест, испуганные появлением вампира. Я смеялся, а она, поняв, что я совершенно не верю в рассказы, замкнулась в себе, пообещав, что я еще увижу все то, о чем она говорила. Она поглядывала на меня искоса своими темными глазищами, хмурилась и что-то бормотала про себя. Но я только улыбался ее наивным суевериям.

Я все еще улыбался, когда на третий день пути мы наткнулись на труп. Все было так, как она описывала. Привязанный лианами к дереву вверх ногами человек висел, окруженный гудящим облаком насекомых. Но из разорванного горла не вытекло ни капли крови. Понимаете, ни капли! Мухи ползали по открытой ране, но края этой раны были белыми и обескровленными. Они выглядели… обсосанными!

Девушка торжествующе улыбнулась мне, взмахом руки указывая на мертвеца. Я попятился, испуганный блеском ее глаз. Между полуоткрытых нежных губ мелькнули внезапно заострившиеся зубы. Или они всегда были такими, но я не обращал внимания? Она шагнула ко мне, начиная петь высоким голосом. Я не понимал слов, но интонация показалась мне зовущей. Девушка поднимала руки, разворачивая ладони вверх призывным жестом, закрывала глаза, и пела, пела, пела. Голос то падал в тихий шепот, то поднимался почти криком. Я недвижимо стоял, глядя на ее, зачарованный песней, словно птица перед змеей.

Я так и стоял, когда за моей спиной зашумели крылья, а что-то закрыло солнце. И закричал, перекрывая торжествующую песню девушки, увидев огромную летучую мышь, падающую прямо на меня…

Так, как я бежал тогда, я не бегал больше никогда. Я ломился через джунгли, как перепуганное животное, утратившее разум. Но он догнал меня. Тот, который летел на ночных крыльях среди дня.

И мир закружился, проваливаясь в кровавую пелену…

Я никогда не рассказывал этой истории никому. Даже своей жене, которая знала обо мне абсолютно все, и всегда понимала меня. Я убедил себя, что все это был сон, вызванный неумеренным употреблением охлажденного вина на тропической жаре. Я улетел с Острова первым же рейсом и никогда больше туда не возвращался. Со временем память об этом случае сгладилась, все стало представляться менее реальным, словно было и не со мной. Единственное следствие той истории было то, что я начал писать романы ужасов, вместо сентиментальных любовных историй. Я думал, что это было — единственным следствием.

Год назад умерла моя жена, и я переселился в наш старый особняк в деревне. Здесь хорошо и спокойно, а мои дети иногда приезжают в гости, привозя внуков. Я был бы счастлив тут, если бы не мои сны. Мне каждую ночь снится одно и то же, в чуть различающихся вариантах. Я взлетаю, разворачивая черные крылья летучей мыши. Я охочусь на животных, разрывая мягкое горло, и пью дымящуюся кровь. А недавно мне приснился мальчик, которому я разорвал горло в его собственной спальне. Я помню огромного плюшевого медвежонка, сидевшего на тумбочке рядом с его кроватью…

* * *

Стив выронил листы рукописи, услышав выстрел, раздавшийся на втором этаже дома. Внезапно он вспомнил о старом халате, висящем в спальне для гостей. Старый домашний мужской халат. Полоска бордовая, полоска желтая, полоска бордовая, полоска желтая…