Он лежал на поляне, раскинув руки, и вглядывался в высокое небо неправдоподобной, рисованной голубизны. По этой акварели проплывали ватные белые клочья. «Облака. Это называется — облака», — лениво шевельнулась мысль. Он сжал пальцы, сгребая в кулак стебли цветов и траву, дернул, всем телом почувствовав, как обрывается их связь с землей. Поднес вырванный пучок к лицу, вдыхая пряный аромат. Ему было хорошо, очень хорошо. Вот только кружилась голова. Конечно, если бы он не смотрел на небо, то головокружение было бы меньше, но высота притягивала взгляд почти против его воли. Его подташнивало, но он терпел. Он ни за что не хотел позволить ничему испортить этот прекрасный день. Столько лет ожидания не должны были закончиться тем, что он побежит сломя голову обратно, в Убежище, испугавшись головокружения и тошноты. Он опять посмотрел на небо, борясь с наваливающимся ужасом, пытаясь наслаждаться смешением ярких красок вокруг и сиянием настоящего солнца.
Всю жизнь он знал, что не такой, как все. С самого детства его очаровывали сказки о жизни до Взрыва. Он заслушивался разнообразнейшими историями, бродившими между Уровнями. И в один день к нему пришло озарение. Он помнил волшебный миг осознания того, что все, рассказываемое под видом сказок, является правдой. И люди в самом деле когда-то жили на поверхности земли, и не было никаких Убежищ, а Солнце — это далекая звезда, согревающая мир, а вовсе не специальные лампы в соляриях Убежища. Он целую неделю носился с этой мыслью, как с величайшим сокровищем, поворачивая ее в своем мозгу в разные стороны, обнаруживая все новые и новые грани, освещающие сознание. Потом он не выдержал, как и все дети, он стремился поделиться новообретенным знанием. Рассказав родителям о своем открытии, он получил первый урок того, что такая истина никому не нужна. Отец вовсе не стал слушать, а мать только улыбнулась, ласково погладив его гладкую голову, и сказала, что скорее всего, это неправда, потому что слишком уж красивы эти сказки, чтобы быть действительностью. Он еще пытался что-то доказать, отчаянно размахивая ладошками, но быстро понял, что мать просто автоматически кивает головой, а мысли ее уже далеко от единственного сына. И он умолк, храня в себе знание.
Больше он никогда никому не рассказывал о своих догадках, боясь насмешки. Позже, в бытность свою студентом факультета исторических исследований, он наткнулся в архивах на старую диссертацию. Прочтя труд забытого магистра, он понял, что не был единственным, сделавшим подобное открытие. Более того, это даже не было открытием, а всего лишь — историческим фактом.
Просто никто не хотел об этом знать. Люди забыли то время, когда жили под открытыми лучами солнца, не спрятавшись под многометровой толщей земли и камня. Те времена считались дикими, но они привлекали неудержимо.
Однажды его пригласили в гости. Девушка, которая ему нравилась, разрешила познакомиться со своими родителями. Он очень волновался перед визитом. Еще бы, его, молодого человека всего с семнадцатого Уровня, приглашают в гости на тридцать седьмой! Это был Уровень элиты Убежища.
Разумеется, из знакомства ничего не вышло. Родители девушки категорически запретили ей встречаться с жильцом рабочего Уровня. Прошли годы, и он забыл ту девушку, даже напряжение памяти не вызывало ее лицо перед глазами. Он совершенно не помнил, какого цвета у нее были волосы или глаза. Только и осталось, что ярко-розовое пятно праздничного комбинезона, в котором она как-то пришла на свидание. Но он помнил картину, которая висела на стене жилого бункера. И имя автора впечаталось в мозг. Айвазовский. Само это имя звучало, как шум волн, которые рисовал художник. Он стоял тогда перед картиной, забыв обо всем, чувствуя, как кружится голова. Бушующие волны, так непохожие на воду в душевых кабинках, завораживали. И их цвет — зелено-синий — казался цветом сладкой тайны. В тот день он понял, что все, что хочется в этой жизни, это — выйти на поверхность, чтобы самому увидеть то, что в старых книгах называлось морем, почувствовать запах травы, погрузить пальцы во влажную глубину мягкой земли.
Он продолжал жить, как жили все в Убежище. Женился, когда было получено разрешение на брак.
Его жена родила двух детей, полагающихся для полноценной семьи. Работа ему нравилась, так как была связана с древними архивами, и он мог совершенно свободно рыться в старинных книгах, читая волшебные «описания природы», которой уже давно не существует.
Однажды в книге он нашел упоминание о Взрыве. Там была краткая история жизни человечества, связанная с бесконечными войнами. Он понял, что именно угроза войны, страх перед ней, привели ко Взрыву. Все так боялись того, что противная сторона нападет первой, что взаимная паранойя привела к закономерному результату — оба противника одновременно нажали кнопки, запуская ужасный механизм уничтожения. Выжили только те, кто успел укрыться в заранее построенных Убежищах. С тех пор вся человеческая цивилизация представляла отдельные островки врытых глубоко под землю бункеров, объединенных сетью переходов. В книге была даже карта земной поверхности, на которой были обозначены места расположения Убежищ. Он изучал эту карту, как головоломку. В Убежищах были только схемы переходов, а понятие топографии было совершенно незнакомо подземным обитателям. Они считали, что их Убежище — единственное в мире. Но книга дала не только карту. Там было сказано, что по прошествии многих лет, на поверхности земли опять возродится жизнь.
С тех пор он начал мечтать о том дне, когда сможет выйти из Убежища. До этого он думал, что выход на поверхность означает мгновенную смерть, но, прочитав книгу, понял, что там, на земле, можно жить. Он представлял эту жизнь под открытым небом и радостно улыбался. Его дети выросли, появились внуки. Он все еще мечтал увидеть море. Продолжал читать книги и видеть волшебные сны о зеленых лесах. Он даже завел у себя в бункере пластмассовый цветок. Поговаривали, что существуют живые цветы и их можно купить, но они стоят безумно дорого, поэтому только обитатели элитных Нижних Уровней могут себе позволить такую роскошь. Но он был счастлив даже бесчувственному пластику, который позволял воображать красоты лугов, многократно описанные в древних книгах.
Его жена, тихая женщина, не разделяла фантазии мужа, но мудро молчала. Ни разу она не позволила себе высказываний о бредовости его мечты, за что он был ей бесконечно благодарен. Не так давно Руководители Убежища сообщили, что открывается новый проект, связанный с исследованиями земной поверхности. Как он рвался туда! Написал массу заявлений во все инстанции, прилагал рекомендации, справки о здоровье, Бог знает что еще. Но его не взяли.
Конечно, он был слишком стар уже для того, чтобы принять участие в программе. Там требовались молодые, сильные, а его руки уже покрывались коричневыми пигментными старческими пятнами. Он часами сидел перед визором, жадно вглядываясь в объемное изображение исследовательских групп.
Как он хотел быть на месте любого из тех, кто поднимался на поверхность! Он представлял себя в блестящем скафандре, с баллонами сжатого воздуха за спиной, и бессильно скрипел зубами, осознавая, что жизнь уже прошла. Над ним смеялись все знакомые, а он не переставал удивляться равнодушию окружающих к тому, что на поверхности можно жить. Потом он понял, что это никому не нужно. Всех устраивала жизнь в Убежище и никто ничего не хотел менять. Даже исследовательский проект был затеян исключительно для удовлетворения научного любопытства, а вовсе не для проверки возможности переселения людей. «Земляные черви!» — презрительно бормотал он древнее ругательство, вычитанное в одной из книг, и опять остро чувствовал свою непохожесть на остальных людей.
Наконец наступил день, когда он больше не мог сдерживаться. Внезапно осознав, что его мечта должна сбыться немедленно, или — не сбыться никогда, он собрался в дорогу. Оставив жене записку, он ушел в паутину лабиринта Уровня, пробираясь к поверхности. Подъемники были не везде, и некоторые переходы с Уровня на Уровень приходилось преодолевать по бесконечным лестницам, от ходьбы по которым гудели ноги. Но он был упрям и у него была мечта. И он дошел к заветной двери, сжимая вспотевшей рукой карту Уровня, которую отшвырнул, как только коснулся ладонью прохладного металла. Он не собирался возвращаться.
И вот он лежал на поляне, чувствуя под руками теплую, нагретую открытым солнцем землю, и видел над головой далекое небо, о котором столько читал. Ни одно описание, ни одна фотография или картина не стоили одного-единственного взгляда в глубокую голубизну. Так откуда же это головокружение и нестерпимая тошнота? Неужели древние ученые ошибались, и последствия Взрыва не исчезли за множество прошедших лет? Может быть, открытый воздух все еще ядовит? Скользкие сомнения ввинчивались в уставший от новых впечатлений мозг, заставляя сжиматься от страха.
Неожиданно его вырвало, прямо на чудесный белый цветок с золотистой сердцевинкой. Сердце сжалось тупой болью от ужаса. Он вскочил на ноги, дико оглядываясь по сторонам. Тихий покой поляны показался ему подозрительным. Он всей похолодевшей кожей ощущал присутствие врагов вокруг. Страх толкнул его в спину, указывая дорогу к Убежищу. Он еще сопротивлялся, не желая возвращаться. Но увидев под ногами изгаженный рвотными массами цветок, понял, что больше не в силах бороться. Он медленно пошел в сторону Убежища, оглядываясь, всматриваясь в примятое место на траве, где только что лежал. Голова кружилась все больше, а страх усиливался. В конце концов он не выдержал и побежал. Он бежал все быстрее, тупо удивляясь тому, что никак не может добраться до Убежища. Вроде бы он отходил совсем недалеко, но где же заветная дверь? Сердце еще раз глухо сжалось невыносимой болью…
Исследовательская команда наткнулась на его тело в десяти шагах от входа в Убежище. Он был мертв и лежал, уткнувшись искаженным от ужаса лицом в землю, цепляясь за нее скрюченными пальцами, словно стараясь вжаться как можно глубже.
— Это все отравленный воздух на поверхности! — рыдала его жена.
— Простите, но воздух на поверхности абсолютно безвреден, — сказал врач, оформлявший свидетельство о смерти. — У вашего мужа просто не выдержало сердце.
— Сердце? При чем тут сердце? Он всегда был здоров! — она с подозрением посмотрела на врача. — А если вы утверждаете, что воздух безвреден, то почему же исследователи выходят в скафандрах?
— Потому что мы все больны, — грустно улыбнулся врач. — У нас у всех один и тот же диагноз. В древности это называлось агорафобией, боязнью открытого пространства.
— Но скафандры? — потрясенно спросила женщина.
— Просто защита от собственных страхов, — печально покачал головой врач, рассматривая золотистую сердцевинку пластмассового цветка, стоящего около гроба того, кто своими глазами видел открытое небо.