В конце каждого месяца Берт Эли поднимался на час раньше обычного, в темноте, чтобы не будить жену, нащупывал одежду, забирался в раздолбанный «Шеви Импала» и проезжал восемнадцать миль от своего дома в Ван Нуйс до центра Лос-Анджелеса. В шесть утра на дорогу по 101-й автостраде уходило на двадцать пять минут меньше, чем в обычные семь, но Берт не ставил себе задачу сэкономить время. Он дожидался этих поездок весь месяц.
Берт любил заведенный порядок поездки не меньше, чем ее цель. Как часто бывает с человеческими слабостями, половина удовольствия — по крайней мере, для Берта — заключалась в предвкушении.
101-я автострада вела Берта из долины Сан-Фернандо, сквозь Голливуд, гнилое сердце города, и, наконец, через съезд на Бродвей, в центр Лос-Анджелеса, где Берт работал оценщиком недвижимости в «Ситикорп». Отупляющая работа в сером, унылом офисном здании, заполненном славными маленькими корпоративными роботами. Берт оправдывал свои ежемесячные поездки тем, что жена уже давно не занималась с ним сексом, детей, похоже, не беспокоило, жив он или умер, а работа отличалась исключительным занудством и приземленностью.
Сегодня утром, когда Берт повернул с Норт Бродвей на Западную Первую улицу, за ним увязалась патрульная машина полицейского департамента Лос-Анджелеса. Сердце Эли забилось чуточку быстрее, хотя у него не было причин чувствовать себя виноватым. Во всяком случае, пока. Технически, предполагал он, его сегодняшнее занятие противозаконно, но в основном благодаря толстому налету пуританизма, покрывающему американское общество.
Светофор на стойке рядом с Японско-Американским Национальным музеем загорелся красным. Патрульная машина остановилась рядом. Берт взглянул на двух полицейских, сидящих спереди. Один из них, вполоборота, разговаривал с молодой мексиканкой, устроившейся сзади. Уличная проститутка, судя по одежде и густо замазанным тональным кремом рытвинам на лице.
Женщина заметила взгляд Берта и посмотрела на него, будто знала его тайну. Сердце Эли вновь зачастило. Проститутка показала ему выставленный средний палец, но тут светофор загорелся зеленым, и патрульная машина поехала дальше по Западной Первой. Берт повернул направо, на Южную Сентрал-авеню. Его сердце все еще колотилось.
Берт выбросил из головы образ мексиканки, когда въехал на парковку. Заспанный служитель вручил ему билетик, едва тот выбрался из машины вместе со своим портфелем.
Тротуар еще не высох после утренней уборки улиц. Берт взял левее и направился к «Старбаксу» на углу Южной Сентрал-авеню и Второй, мимо «Куба Сентрал Кафе» и «Йогуртлэнда». У входа в «Старбакс» уже стояли несколько стульев и столиков, ожидая своего места в летнем дворике. Берт быстро прошел мимо трех стоек с газетными автоматами, стоящих у тротуара, миновал маленький дворик и толкнул дверь. Он прошел прямо к стойке и, не заглядывая в меню, сделал заказ.
— Легкий латте, без пенки, — сказал он баристе. — А еще черничный маффин.
Маффин был его ежедневным удовольствием.
Пока Берт ждал, он старался не смотреть в сторону последней стойки с газетными автоматами. Один черный автомат, один коричневый и два красных, которые и содержали ключ к его удовольствию. Внутри этих машин лежали свежие еженедельные газеты LA Xclusive, хотя термин «газета» был несколько неточен. Никаких новостей, только предложения эскорт-услуг, в основном от женщин, хотя попадались и мужчины или трансгендерные проститутки. Все они продавали безграничные вариации одного и того же — секса.
Бесконечное разнообразие темы пленяло Берта. Не только разные физические типы, возраста и расы, но и множество предлагаемых услуг, в том числе настолько странные, что они вызывали у Эли тошноту. Иногда рекламные объявления включали фотографии, однако на опыте нескольких разочаровывающих встреч Берт уяснил: изображения не отличаются особой достоверностью.
Тем не менее все эти страницы содержали волшебный мир возможностей, огромный магазин сладостей для взрослых. В маленьких ящиках крылось множество женщин, и каждая из них была готова заняться с Бертом сексом за деньги. Вскормленные кукурузой беглянки со Среднего Запада, несомненно, говорили себе, что их нынешнее занятие ничем не отличается от привычных домашних развлечений на заднем сиденье машины в субботнюю ночь. Двадцати с чем-то летние МАВ («модель — актриса — все, что угодно») с бросающими вызов земному притяжению силиконовыми сиськами и аурой разочарования: ведь они так и не смогли стать звездами. И, наконец, закаленные профессионалки. Женщины, которые давным-давно примирили свои надежды и мечты с тем, что они зарабатывают себе на жизнь, лежа на спине. За многие годы Берт испробовал всех.
Однако в последнее время Берт Эли начал замечать схожесть опыта и чувствовать темную, одинокую пустоту, едва встреча заканчивалась. Если раньше эти ежемесячные связи насыщали его, сейчас он ощущал голод: ему требовалось нечто иное, нежели секс. Может быть, близость?
В прошлом месяце, в неловкий миг после соития и за десять минут до истечения оговоренного времени, он лежал в постели с рыжей девицей в кондоминиуме на Плайя-дель-Рей. Берт спросил, нельзя ли обнять ее, обхватить руками. Она посмотрела на него, как на придурка, и попросила уйти. Даже достала из тумбочки пистолет, подчеркивая, что не шутит.
Странно, но Берт не ощущал вины, платя женщинам за секс. Ведь настоящая связь, с разнообразными чувствами и эмоциями, намного сильнее огорчит его жену. Отчасти по этой причине он никогда не посещал одну и ту же женщину дважды. Ну, и вдобавок он любил разнообразие. Живя в ЛА, вы можете попробовать все, что предлагает мир по части женщин, не покидая города. До тех пор, пока вы не начинаете желать объятий.
— Сэр? Вам с собой?
Вопрос баристы вернул Берта в маленькое кафе, которое уже начало заполняться офисными служащими.
— Да, пожалуйста, — пробормотал Берт.
Он протянул десять долларов и подождал сдачу. Засунул две долларовые бумажки в коробку для чаевых, а монеты приберег для покупки газеты. Потом взял свой кофе и коричневый бумажный пакет с маффином и вышел на улицу, в утреннее калифорнийское солнце.
Берт постоял секунду, прислушиваясь к своему настроению и пытаясь вернуть толику того приятного чувства, с которым он сегодня вышел из дома навстречу своему маленькому секрету.
В обед он сбежит в мужской туалет, тщательно изучит женщин, предложенных на этой неделе, а потом позвонит. В его отделе гибкий график, и он сможет востребовать время с раннего прихода на работу и съездить к женщине. Возможно, сегодня он попробует кого-нибудь постарше. Женщину, которой не покажется странным, что мужчина в его возрасте готов променять постельную гимнастику на объятия. А может, улыбнулся себе Берт, он отыщет горячую девочку и будет пялить ее, пока у нее глаза не вылезут на лоб.
Берт, глубоко погруженный в свои мысли, только сейчас, стоя на тротуаре, заметил стопку газет, лежащих у дальнего газетного автомата. Верхние страницы развевал ветерок; первые дуновения горячего ветра Санта-Аны, несущегося от природных каньонов бассейна реки Лос-Анджелес к бетонным каньонам города.
— Ха, — пробормотал Берт, чуть склонившись.
Похоже, своего рода извращенный добрый самаритянин вскрыл автомат и вывалил все содержимое на тротуар. Берт, не разгибаясь, подобрал одну газету из небольшой стопки. Потом поднял голову и увидел такое, что от выброса адреналина перехватило дыхание, а в кончиках пальцев закололи иголочки.
Обычно, когда все газеты разбирали, сквозь мутное стекло автомата виднелась надпись «Продано», нанесенная на заднюю стенку отсека. Но сейчас Берт видел там совсем иное.
Вместо надписи там была кровь — много крови. А из середины кровавого пятна на Берта смотрела пара глаз.
Голова. Кто-то вытащил все газеты и засунул вместо них человеческую голову.
Берт, все еще хватая ртом воздух, выпрямился и огляделся. Мимо прошла группа пожилых белых женщин в брючных костюмах. Одна из них взглянула на газету, все еще зажатую у него в руке, и посмотрела на мужчину с отвращением. Казалось, никто не замечал газетный автомат и его содержимое.
«Может, это такой розыгрыш. Ага, — подумал Берт, — это должно быть розыгрышем. Голова от манекена и флакон бутафорской крови. Наверное, какие-то проклятые феминистки пытаются обратить внимание на эксплуатацию женщин и прочее дерьмо».
Берт снова посмотрел на голову. «Господи Иисусе». Для розыгрыша она выглядит слишком убедительно.
Первое потрясение прошло, и Эли начал задумываться, что же делать дальше. Он знал, ему нужно просто отсюда убраться. Но следующая мысль остановила его.
Если на перекрестке есть камеры, то когда эту штуку найдут, полиция решит, что он как-то замешан, и захочет поговорить с ним. Они могут даже приехать к нему домой.
Однако если он прямо сейчас вызовет полицию, то скажет, что просто проходил мимо и случайно заметил автомат. Тогда он окажется бдительным гражданином, а не подозрительной личностью.
Он шагнул к автомату и еще раз посмотрел на голову. Хотя стекло было забрызгано кровью, он разглядел достаточно: мягкие полные губы, голубые глаза, маленький носик и обесцвеченные волосы, спутанными прядями струящиеся по щекам. Голова оказалась женской.
«Надо разделаться с этим», — сказал он себе, торопливо всунул в автомат два четвертака и дернул за ручку.
Вонь ударила в него, как грузовик. Берт задержал дыхание, но приторный запах все равно просочился сквозь горло. От спазма остатки позднего ужина выплеснулись на тротуар, забрызгав туфли. Сзади закричала какая-то женщина. От ее крика у Эли едва не лопнули барабанные перепонки.
Тяжело дыша, Берт посмотрел на номер LA Xclusive, который держал в руке. На обложке красовалась молодая блондинка с безупречным макияжем и ретушью: коллагеновые губки, носик кнопочкой, синие глаза и шелковистые платиновые кудри. То самое лицо.
Берт Эли медленно и неохотно взглянул на заголовок, напечатанный над фотографией девушки: «ЗНАКОМЬТЕСЬ С СИНДИ КЭНЬОН».