Ее тело покрывало детское масло и пот. Рейвен Лэйн крутанула головой, взметнув в воздух густую гриву черных волос, выгнула спину и улыбнулась трем сотням мужчин, сгрудившимся вокруг маленькой платформы. Два огромных динамика, стоящих по бокам сцены, изрыгали Girls, Girls, Girls, хеви-металлический гимн Mötley Crüe.
Доллары каскадом сыпались через металлический барьер, который вместе с двумя накачанными вышибалами отделял Рейвен от зрителей. Она, не обращая внимания на деньги, изогнулась вокруг шеста, многозначительно водя левой рукой вверх и вниз по металлу. Рот приоткрыт, голова откинута назад, глаза прикрыты в эротическом экстазе.
За годы выступлений она отработала свои движения до мелочей. Каждый жест, движение губ, изгиб у шеста и даже взмах волос был поставлен вплоть до секунды. Все работало на одну цель — каждый мужчина в клубе должен уйти с чувством, что Рейвен Лэйн танцевала исключительно для его удовольствия.
Она снова открыла глаза, готовясь перейти к следующей части программы. Краем глаза она поймала картинку — тощий, похожий на ласку мужчина с крысиной бородкой и бейсболкой «Джон Дир». Он протиснулся под барьером и направлялся прямо к ней. Каким-то образом ему удалось миновать вышибал, и сейчас он полным ходом мчался к Рейвен.
Лэйн напряглась, подобрав ноги и ухватившись рукой за шест. Оценив скорость мужчины, она выполнила финальный разворот и завершила его ударом острого каблука прямо в солнечное сплетение незнакомца. Мужчина попятился, схватившись за грудь, а толпа одобрительно взревела. Один из вышибал запрыгнул наверх, и мужчину за волосы вытащили обратно за барьер. Там нарушителя перехватил другой сотрудник службы безопасности клуба и поволок через толпу. Несмотря на явную боль, на лице мужчины расплывалась бессмысленная улыбка, словно пинок стриптизерши был своего рода наградой.
Рейвен выбросила инцидент из головы и продолжила выступление. Руки пробегают по обнаженной груди, задница выпячена к толпе, которая явно впала в экстаз. Все это время вокруг нее осыпались доллары, пока она почти не потеряла из виду лица мужчин, уже заплативших двадцатку на входе, чтобы увидеть ее обнаженной.
Через восемь минут, став богаче почти на столько же тысяч долларов, она в сопровождении охранников вернулась в гримерку, темную комнатку в задней части одноэтажного придорожного салуна. Она обтерлась полотенцем, подновила макияж, накинула короткий красный шелковый халат от «Фредерикса» из Голливуда и отправилась обратно, фотографироваться с поклонниками и подписывать футболки.
Футболка стоила пятнадцать долларов, ее подпись — десять. Фотография вместе с Рейвен обходилась мужчинам еще в пятнадцать. Такое выступление, с учетом ее доли от входных денег и выручки бара, плюс куча бумажек, брошенных на сцену, приносило ей чистыми около пятнадцати тысяч долларов. «Неплохой результат за несколько часов работы для двадцативосьмилетней женщины, которая даже не окончила среднюю школу», — подумала она, когда очередной неудачник вышел вперед, чтобы с ней сфотографироваться.
После почти десяти лет сбрасывания одежды на сцене и в кино Рейвен все еще не вполне понимала, почему мужчины так рвутся ее увидеть. Длинные черные волосы, почти безупречное тело. Рейвен знала о своей очевидной привлекательности, но все равно не понимала. Ей всегда казалось, это все равно что прийти в лучший ресторан мира постоять снаружи, прижавшись носом к стеклу, и посмотреть, как едят другие.
Возможно, предположила она, мужчин привлекает именно ее недостижимость. Она фантазия, облеченная в плоть. Она та, о ком мужчины могут думать, когда им приходится возвращаться домой и трахать своих толстых жен, которых они сами выбрали. Да, она продает фантазии, подумала Рейвен, расслабив плечи и откинув назад волосы. Должно быть, все именно так.
Через два часа, когда ее правая рука болела от нескольких сотен подписей, а задница онемела от рук множества перевозбужденных мужчин, которые фотографировались с ней, она наконец-то вернулась в свою гримерку. Когда Рейвен открыла дверь, она увидела на столе огромный букет красных роз. «Как оригинально», — подумала она и, отцепив от букета конверт, бросила его на стол.
Судя по толщине конверта, он содержал не только записку. Вероятно, еще пачку денег и номер телефона. Парни, обычно богатые местные бизнесмены, часто решали, что тысяча долларов наличными будет способствовать ночи страсти, рассказами о которой они смогут попотчевать своих друзей из местного сельского клуба во время партии в гольф.
Рейвен вытерла полотенцем пот с груди. Последнее время ее тело болело намного сильнее, чем раньше, когда она только начинала свою карьеру. Взмахи волосами приводят к выпячиванию и дегенерации межпозвоночных дисков. Работа у шеста чертовски вредит плечам. Множество неестественных поз портит хрящи, а крестец, большая треугольная кость в основании позвоночника — а ведь большинство людей о ней даже не слышали, — начинает так сильно опухать, что приходится спать на боку. И все это только физические недуги.
Рейвен могла бы написать книгу о психологических травмах, к которым может привести такая работа, если ты недостаточно осторожна. Кучи дружков: сначала они смотрят на тебя как на трофей, а потом как на кормильца. Постоянный соблазн глушить свои эмоции выпивкой или наркотиками. Сотни маленьких ежедневных унижений, особенно со стороны женщин.
Рейвен протянула руку и открыла конверт. Внутри была сложенная в несколько раз бумажка. «Ну вот, опять», — подумала она, увидев тщательно выписанные печатные буквы. От бумаги пахло дешевым одеколоном. Рейвен развернула бумагу длинными ухоженными ногтями и поднесла к свету, разбирая записку.
«Рейвен, пожалуйста, помни, я сделал это ради тебя. Это то, чего ты хочешь. Даже если еще не осознаешь. Детка, ты всегда будешь в моем сердце».
«Что сделал?» — спросила себя Рейвен. Прямо сейчас она хотела только одного — пусть этот придурок перестанет присылать ей записки.
Она бросила записку на стол и взглянула в зеркало, отчасти ожидая увидеть человека, стоящего за ее спиной. Но в комнате никого не было.
Она не понаслышке знала про разных фриков, преследователей и прочих придурков. В этом бизнесе подобных людей собираешь так же, как другие женщины собирают обувь. Она уже получила запретительное постановление против одного из бывших бойфрендов, а сейчас поддерживала связь с полицией Лос-Анджелеса по поводу мерзкого типа, который названивал и писал ей уже несколько месяцев.
Рейвен знала — полицейским понадобятся доказательства, поэтому она сделала мобильником несколько фотографий букета и положила записку в сумочку. Потом очень быстро оделась.
Как только Лэйн забрала свои деньги у владельца клуба, она поинтересовалась у него насчет букета, но он мало что мог сказать. Цветы доставили в клуб, пока Рейвен раздавала автографы. Их принес человек, который выглядел как обычный посыльный. Нет, раньше его никто не видел. Владелец клуба дал описание, сузив круг примерно до четверти мужской популяции: белый, примерно метр восемьдесят, каштановые волосы, карие глаза. Другими словами, мистер Посредственность. Да, владелец посмотрит на записи с видеокамер, они стоят на входе, но вряд ли от этого будет толк.
Рейвен вышла в сопровождении двух вышибал, неся в сумке большую часть своих пятнадцати тысяч долларов. Они двинулись по безлюдной парковке, пробираясь между пикапами и семейными автомобилями (некоторые в комплекте с детскими сиденьями) к машине Рейвен, темно-синему седану «БМВ» 5-й серии.
Рейвен бросила сумку на переднее пассажирское сиденье, забралась в машину и нажала кнопку центрального замка, запирая все двери. Она сидела одна, угнетенная тишиной; вышибалы шли обратно к клубу. Она прикрыла глаза, стараясь собраться. Не стоит отправляться в долгую поездку в таком возбужденном состоянии. Рейвен несколько раз медленно вдохнула и выдохнула, превращая свои страхи и тревоги в маленькие облачка пара, вырывающиеся изо рта.
Раздался громкий стук.
Она вскинула голову и увидела пару глаз, которые таращились на нее сквозь прорези черной лыжной маски. Мужчина схватился за ручку водительской двери, пытаясь ее открыть. В эту минуту Рейвен заметила длинный охотничий нож в ножнах, болтающийся на его ремне. Их глаза на мгновение встретились, интенсивность взгляда мужчины парализовала Рейвен. Толстые розовые губы, окаймленные шерстью маски, двигались. Но рев двигателя заглушал все звуки — Рейвен нажала ногой на педаль газа.
Потом мужчина моргнул. Движение его век разрушило чары. Рейвен перекинула передачу и резко сдала назад, нажав на тормоз только в тот момент, когда писк парковочной системы стал практически непрерывным. Лэйн переключила передачу, и «БМВ» рванулся вперед; свет фар окаймлял широкие очертания мужчины.
Она резко вывернула руль, едва не ударив нападавшего на нее капотом, и, продолжая жать на газ, выехала с парковки клуба на улицу.
Рейвен посмотрела в зеркало заднего вида: улица была пуста. Ее никто не преследовал. Руки все еще дрожали; на самом деле она вся тряслась. В груди бешено колотилось сердце. Она схватила телефон, находившийся на пассажирском сиденье, собираясь звонить в полицию, но передумала. Ей хотелось добраться до дома, а не стоять на парковке и беседовать с копами.
Рейвен отложила мобильник, включила радио и выкрутила громкость. Она надеялась, музыка сотрет страх, тонкой пленкой покрывавший ее тело. Она резко ударила ладонями по рулю — злость вытеснила тревогу, — въехала на подъездную дорожку заправки примерно в километре от клуба и остановилась рядом с закрытой автомойкой, черной как смоль. Рейвен глубоко дышала, пытаясь прийти в себя.
Спустя несколько секунд она заметила пикап, который выехал с парковки клуба и повернул в ее сторону. Рейвен резко вдохнула, когда мельком увидела водителя. Это не может быть он. Это просто невозможно.
Пикап вильнул через разделительную полосу, и на мгновение Рейвен подумала, что увидит проблеск божественной справедливости. Но водитель выровнял машину и поехал дальше, будто ничего не случилось.
Рейвен нажала кнопку, опуская стекло, закурила новую сигарету и завела двигатель. Все еще трясясь, она вывела машину из темноты заправки и выехала на дорогу.