Поуд уже ушел, но Биллу казалось, что он все еще слышит его голос.

И все же, что бы ни заявляли полицейские, тут что-то не так… Утверждается, что Мэри выбежала на дорогу перед самым грузовиком, что Джон Кеплин — человек с преступным прошлым, а сам Билл не мог вспомнить, где был и чем занимался в момент ее смерти. Правда, ему сказали, что потеря памяти вызвана потрясением и ударом по голове, однако у него начало появляться кошмарное чувство, что каким-то образом все, что с ним произошло, связано со смертью Мэри. Он уставился на мокрый от эля стол и попытался заставить себя вспомнить все.

Сидэйл! Местечко Сидэйл, где что-то произошло, и где целый день оказался вычеркнутым из его памяти. Но что же это могло быть? Никогда прежде он там не бывал и никаких знакомых встретить не мог. Всю свою поездку он специально планировал так, чтобы не заезжать в места, где он мог бы кого-нибудь встретить. Ему хотелось лишь одного — поскорее дописать проклятую книгу и вернуться в Лондон. О самой рукописи он вспомнил теперь уже значительно больше. Так, например, он отчетливо восстановил в памяти, как предполагал закончить роман. Вспомнил, как съезжал с проселочной дороги и остановил машину на лужайке у небольшого ручья, повредив при этом выхлопную трубу. Он оказался здесь в полном одиночестве, если не считать нескольких овец, пасшихся неподалеку, и кроншнепов, носившихся над вереском, и принялся за работу.

Да-да, именно так. Было еще утро, когда он пробежал написанные страницы, положил их в папку и сварил себе кофе, чувствуя, что к вечеру обязательно напишет грандиозную сцену примирения любящих супругов в том духе, как хотел Макс Майер.

Все произошло, когда он пил этот кофе. Теперь уже Билл отчетливо вспомнил свои действия и обстановку: откидная доска вместо стола, прикрепленная к стенке фургона, раскрытая пишущая машинка и рядом с ней зеленая папка с рукописью, мелкий дождик, бьющий в окна, и стекающие по стеклу струйки воды. Внезапно, словно понукаемый кем-то, он выхватил из папки последнюю главу, разорвал ее на мелкие клочки, уселся за машинку, все время чувствуя себя так, будто кто-то стоит позади него и водит его пальцами по клавиатуре.

Поуд сказал, что Мэри была убита. Толкнули ее под грузовик, или водитель умышленно сбил ее? Но кто такой Поуд? Старый дурень, выживший из ума? Опытный профессиональный детектив, знаток своего дела? Билл этого не знал, но намеревался действовать именно в том направлении, которое ему подсказал Поуд. Мэри нет в живых, и он скорбит о ней, однако этим его долг не исчерпывается. Если существует хотя бы малейшее подозрение, что ее смерть не явилась результатом несчастного случая, он обязан выяснить, почему она умерла. Точно так же обязательно следует узнать, что произошло с ним в Сидэйле и явилось причиной потери памяти. Он почему-то был убежден, что это связано с гибелью Мэри, но не мог сказать, почему именно.

Билл вздрогнул и поднял голову, когда чья-то рука коснулась его плеча.

— Вам плохо, сэр? — спросил официант. — Может быть, вы нездоровы?

— Нет, нет, я здоров. — Билл взглянул на часы — половина восьмого. После ухода Поуда он просидел здесь уже более часа. Не удивительно, что официант подумал, здоров ли он, или скорее всего не пьян ли.

— Нет-нет, спасибо, все в порядке, просто я немного устал. Пожалуй, мне следует подышать свежим воздухом.

Билл поднялся, сунул рукопись под мышку и направился к двери, провожаемый подозрительными взглядами посетителей, сидевших за стойкой бара.

Смеркалось. Мелкий дождь, мешаясь с речным туманом, образовал вокруг уличных фонарей светящиеся круги; в облаках мелькала тощая луна. Билл нерешительно постоял на тротуаре, вошел в метро и купил билет до Уэст Норвуда…

В темноте, сквозь туман Билл видел запущенные сады, обвалившуюся штукатурку, давным-давно не крашенные, в глубоких трещинах стены. Очевидно, все строения в этом районе были обречены на снос.

Однако в некоторых из этих домов еще жили. Кое-где светились огни в незавешенных окнах, из проигрывателя гремела мелодия последней эстрадной новинки, несмотря на дождь и мрак, в заросших сорняками садах играли дети.

Лишь на некоторых домах Билл нашел номера. Нерешительно посмотрев на улицу, поднимавшуюся по отлогому склону, Билл заглянул в бумажку с адресом, выписанным им из протоколов судебного дознания: «350-й Вересковый холм, Эскейн-хауз». Он направился к трем мальчуганам, одному белому и двум цветным, энергично строившим при свете уличного фонаря вигвам на месте, бывшем когда-то теннисным кортом.

— Эскейн-хауз? — Двое ребят помладше при его приближении отбежали в сторону, но старший остался на месте. — Здесь нет такого.

— Как же нет, должен быть! — Билл достал из кармана шиллинг и потряс им. — Это где-то здесь, поблизости. Дом номер 350.

— Номер 350? — К Биллу осторожно приблизился самый маленький мальчишка. — Это же крысятник!

— Крысятник?! — Билл зажал шиллинг в кулаке. — А скажи, где этот крысятник?

— А зачем вам знать? — спросил старший, не сводя глаз с руки Билла. — Все равно там теперь никто не живет.

— А вот и живет! Например, человек по фамилии Джон Кеплин.

— Джон Кеплин?! — Мальчонка удивленно посмотрел на Билла. — Который шофер на грузовике? На большом красном грузовике?

— Правильно, на большом красном грузовике. Ну, скажи, где его дом?

— Вон на самой горе — большой, похожий на замок. Но Питер сказал вам правду. Там уже никто не живет. Все уехали. Дом непригоден для жилья, и его скоро — тю-тю…

— Ты хочешь сказать — снесут? А мистер Кеплин тоже съехал?

— Все съехали. — Несмотря на соблазн получить награду, ребятам начали надоедать расспросы. — Оттуда все съехали еще недели две назад.

— Спасибо. — Билл вручил мальчишкам шиллинг и отправился дальше. Вот невезение! До завтра вряд ли узнаешь, куда переселены жильцы дома. Хоть он не представлял себе, что сказать Джону Кеплину, но твердо знал, что обязательно должен был переговорить с ним.

Крысятник! Примерно на полпути к вершине холма дорога делала поворот, образуя нечто вроде полукруга. Ни одно из окон не было освещено, и дома тут явно были нежилыми уже давно. Очевидно, дом № 350 был последним, который освободили жильцы.

«Большой, похожий на замок»… Билл поднялся на крыльцо в надежде найти указатель с новыми адресами жильцов, но ничего не обнаружил. Висевшая на ржавых петлях дверь с вырванным внутренним замком и разбитыми стеклами была распахнута настежь и качалась от ветра. Спрашивая себя, какое наказание может быть за проникновение в предназначенное к сносу пустое здание, Билл прошел в дверь, чиркнул зажигалкой и, высоко подняв ее, сделал несколько шагов по лестнице. Обычно он не боялся темноты, но в этом доме, очевидно, был лабиринт коридоров, а запах сухого гниения подсказывал ему, что в любой момент у него под ногами может провалиться половица.

Второй этаж. Площадка показалась ему неустойчивой и осевшей, и он представил себе образования серой плесени, покрывшей балки, на которых она держалась. Под ногами хрустнула валявшаяся на полу штукатурка.

Третий этаж. Здесь половицы были еще более неустойчивы, и из коридора несло отвратительной гнилостной вонью. Дом показался Биллу не только заброшенным, но и каким-то зловещим, наполненным отчаянием. Из темных углов за ним наблюдали маленькие острые глазки. Он слышал шорох. «Крысятник», — вспомнилось ему. Прошла всего лишь неделя-другая, как из дома съехали жильцы, но тут уже кишели другие квартиранты.

Квартира № 9 — квартира Кеплина. Дверь сорвана и валялась на площадке; проникавший через пыльное окно вечерний свет едва освещал маленькую комнатушку. Так же как и в квартире, внизу, здесь оставался ненужный хлам: кусок расползающегося ковра и покосившийся гардероб, стол на трех ножках, заваленный какими-то бумагами. Билл нагнулся, надеясь, что, может быть, одна из них поможет узнать, куда переехал Кеплин.

Билет футбольного тотализатора, счет за газ, старый календарь с изображением пышной полуобнаженной девицы, восседающей на горлышке пивной бутылки, письмо: «…Дорогой сэр! Мы уже трижды напоминали вам о необходимости уплаты задолженности в сумме…», — билет тотализатора на лошадь Летучий Джордж, проигравшую на бегах в Эпсоме, еще письмо с требованием о возврате денег, еще один билет тотализатора, два счета, книжка сберегательной кассы, на которой не оставалось ни пенса, старые газеты. Узнать тут что-либо было невозможно. Раздался скрип, и Билл замер. Дверь в соседнюю комнату распахнулась от сквозняка. Биль осторожно подошел к двери и повыше поднял зажигалку. В плетеном кресле полусидел-полулежал мужчина, вытянув перед собой ноги. На нем была кожаная куртка, вельветовые штаны, а на пальце правой руки блеснул перстень. Перед ним на столе стояли бутылка и пепельница, полная окурков. Джон Кеплин, видимо, вернулся на старую квартиру за какими-нибудь вещами и решил отпраздновать это событие. В дальнем углу комнаты послышались возня и писк. Крысятник!..

— Мистер Кеплин, — заговорил Билл. — Извините, что я помешал вам, но…

Сквозняк усилился, шарф, прикрывавший шею и часть лица, скользнул на пол, и в колеблющемся свете зажигалки Билл увидел, что Кеплин мертв, и, очевидно, уже давно.