Монкс-клоуз представлял собою четырехэтажный многоквартирный дом, построенный незадолго до войны. Снаружи он не производил никакого впечатления и по сравнению с окружавшими его новыми зданиями казался старомодным и аляповатым. Однако, едва войдя внутрь, Билл сразу почувствовал запах денег, и денег больших. Огромный холл был отделан белым мрамором, у стен в нишах стояли мраморные статуи, в центре находился бассейн с золотыми рыбками и действующим фонтаном. Дверцы лифта, вероятно, были бы вполне на месте в египетской пирамиде, а освещение скрыто за керамическими украшениями, или действительно старинными, или сделанными под старинные. Вся атмосфера была здесь такой же бодрой и жизнерадостной, как в музее; чтобы жить в таком доме, несомненно, требовались не только деньги, но и видное положение в обществе.
— Чему могу быть полезен, сэр? — обратился к Биллу привлекательный молодой человек в темно-серой форме, поднявшись из-за письменного стола, словно вырезанного из целой глыбы нефрита. Судя по выражению его лица, можно было понять, что он не очень высокого мнения о костюме Билла. — Позвольте узнать вашу фамилию?.. Минуточку. Прошу извинить. — Он взял трубку телефона. — Мистер Уильям Ирвин по приглашению миссис Уэйн… Слушаюсь… Я провожу мистера Ирвина. — Молодой человек положил трубку и улыбнулся. Улыбка была любезной и радушной, и теперь он, видимо, одобрял костюм посетителя. — Тысячу извинений, мистер Ирвин, что заставил вас ждать, но не сомневаюсь, что вы понимаете меня. Мы должны быть очень и очень осторожны. — Пожатием плеч он дал понять о существовании миллионов журналистов, приживальщиков и нахлебников. — Прошу вас, сэр. Я провожу вас. — Он обошел вокруг стола, и только тут Билл заметил единственный недостаток в покрое его формы — она топорщилась под левой подмышкой. Следуя за молодым человеком к лифту, мимо статуй, старинной керамики, бассейна с рыбками, Билл на всякий случай запомнил эту деталь, ибо до сих пор, хотя и понимал, что богачи тщательно оберегают свое уединение, никогда не думал, что их швейцары вооружены.
— Пожалуйста, мистер Ирвин, — пригласила его открывшая дверь маленькая смуглая горничная.
В дверях стоял Норман Стар — массивный, неуклюжий, словно вытесанный топором из огромной деревянной колоды, в темном костюме и с таким мятым, покрытым шрамами и рубцами лицом, словно оно было выковано молотом.
— Позвольте представиться. Я Стар, Норман Стар.
— Я знаю вас, сэр Норман. — В этом представлении самого себя, сделанном человеком, фотографии которого регулярно появлялись на страницах газет, ощущалось определенное самоуничижение. — Видимо, ваша горничная ошиблась… Я пришел к миссис Уэйн, по ее приглашению, сэр.
— Нет, мистер Ирвин, горничная не ошиблась. Рут скоро придет. Но сперва мне хотелось бы поговорить с вами. Присядьте, пожалуйста. — Он указал Биллу на кушетку, а сам опустился в хрупкое старинное кресло, готовое, казалось, развалиться под его тяжестью.
— Позвольте предложить вам виски? Кофе?.. Не желаете? Да и для меня еще рановато, — быстро согласился Стар с отказом Билла. Говорил он с едва заметным акцентом, словно родился в американской семье, воспитывался английской няней, а образование получил где-то в Европе.
— Прежде всего, мистер Ирвин, позвольте выразить мое глубочайшее соболезнование… Ваша супруга работала у нас… позвольте, позвольте… Да-да, свыше трех лет, и в связи с этим…
Билл раздраженно замигал, вновь услыхав: «…хотя это и не имеет отношения к фирме…», «…принимая во внимание…», «…компенсация…».
— Нет, нет, сэр Норман, — наконец, произнес Билл. — Ваш зять Аллан Уэйн написал мне примерно то же самое, но хотя еще я не успел ответить ему, я хочу сказать, что никакой компенсации не приму.
— Да? Вы это серьезно, мистер Ирвин? — Стар снова ухмыльнулся и пальцами правой руки принялся медленно отбивать дробь на подлокотнике кресла. — Вы не кажетесь мне дураком, а по опыту я знаю, что только болваны и жулики отказываются от денег. Ваша жена была в Фелклифе по делам фирмы, и, хотите вы этого или нет, мы все равно выплатим компенсацию наследникам. Как вы распорядитесь этими деньгами, разумеется, ваше дело. Если пожелаете, можете пожертвовать их какому-нибудь благотворительному заведению. Кстати говоря, я понимаю, что вам пришлось испытать вчера вечером…
— Вы знаете о Кеплине? — удивился Билл.
— Да. Полиция известила начальника транспортного отдела фирмы о том, что Кеплин убит и, возможно, был связан с шайкой, специализировавшейся на кражах грузов из машин. Но я пригласил вас, мистер Ирвин, не для разговора о Кеплине. Я хотел бы поговорить с вами о вашей супруге и об обстоятельствах ее гибели.
— О моей супруге? Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, ее смерть произошла не в результате несчастного случая?
Этого я не говорил, мистер Ирвин. Лично я убежден, что ее смерть — следствие несчастного случая. И тем не менее меня очень интересует, где была ваша жена в последние дни жизни.
Стар встал, подошел к окну и принялся смотреть в парк. На освещенном солнцем лбу и правой щеке отчетливо выступили рубцы и шрамы. Это было лицо много страдавшего и продолжающего страдать человека. Наблюдая за ним, Билл подумал, что Стар, несмотря на все свое богатство, по-прежнему изгой, одинокий старик, который никому и ничему не принадлежит — слишком уж все в нем перемешалось.
Стар? Стерн? Билл заставил себя вспомнить, что ему известно о прошлом этого человека. Да, правильно, Моргенстерн. Эммануель Моргенстерн, до 1939 года торговец строительными материалами в Лемберге, а в 1945 году — один из тех, кто составлял балласт Германии — серый скелет в полосатой арестантской одежде, пытавшийся приветствовать союзных солдат, освободивших концлагерь, в котором он был заключен, и вряд ли умевший тогда улыбаться…
Однако позднее положение резко изменилось, и Эммануель Моргенстерн ожил. Он воскрес, подобно библейскому Лазарю, но без всякого чуда. В отличие от Джамбо Уэйна он женился не на падчерице босса, а на самом боссе. Вдова богатого строительного подрядчика Маргарет Бейн, которая на благотворительных началах вела работу с беженцами, обратила на него внимание, и через полгода они поженились. Вместо удостоверения «перемещенного лица» он получил британский паспорт, переделал свою фамилию на английский лад, а фирма «Бейн и Макинтайр» стала называться «Стар констракшн». Спустя три года его жена скончалась от инфаркта, оставив ему падчерицу шестнадцати лет, двести тысяч фунтов капитала и фирму. Еще через год деловой мир Лондона убедился, что имеет дело с солидной фирмой, и знак с ее девизом стал загораться на многих строительных площадках.
— Да, мистер Ирвин, — продолжал Стар, отворачиваясь от окна и улыбаясь. — Меня очень интересует, где побывала ваша жена в течение недели перед смертью в результате несчастной случайности. Вот нападение на вас вовсе не было случайностью.
— Вам известно и об этом? Вы верите, что оно действительно произошло? — заикаясь от неожиданности, переспросил Билл.
— Известно, мистер Ирвин. И я абсолютно уверен, что все произошло именно так, как вы рассказываете… Хотите закурить? Предполагается, что это успокаивает нервы, а у вас они, видимо, расстроены.
Он вынул из кармана портсигар и протянул его Биллу.
— Вообще-то говоря, в нашей полиции служат люди неглупые и трудолюбивые, мистер Ирвин, однако их недостаток состоит в том, что они полагаются только на факты. Разумеется, они обязаны так поступать, ибо в противном случае может иметь место нарушение законности. Однако, как мне кажется, это иногда затрудняет их работу. В случае с вами факты были совершенно очевидны. Никаких следов посторонних лиц в вашей квартире полиция не обнаружила, у вас ничего не пропало, но на весах в спальне оказались следы вашей крови, как если бы вы упали и разбили о них голову. Утверждение о грабителе, проникшем в дом, исходило только от вас, а вы перед этим испытали нервное потрясение. Разве можно винить полицию, что она усомнилась в вашем заявлении?
— Вы правы, сэр Норман, и я никого не виню. — Билл прикурил от зажигалки, протянутой Старом. — Но вы сказали, что верите мне. Почему?
— Да потому, что у меня больше фактов, чем у полиции. Видите ли, я не только прочитал все написанное в газетах, но, как мне кажется, знаю, зачем у вас мог появиться ваш таинственный визитер. — Стар спрятал зажигалку в карман, сел, и Билл вновь испугался, что хрупкое старинное кресло вот-вот развалится под ним. — Мистер Ирвин, вы слыхали о работающем у меня инженере-строителе Гансе Вицлебе?
— Конечно. — Вопрос Стара, несомненно, был чисто риторический, ибо кто в Англии не слышал о Вицлебе? Три года назад это имя появилось на первых полосах всех газет: «Ответственный пост нацистскому боссу», «Можно ли допускать, чтобы такой человек работал здесь?».
Да, фамилия Вицлеба пользовалась громкой известностью. Заместитель оберштурмбанфюрера Вилли Френцеля, список преступлений которого составлял толстую книгу, начальник планового отдела детища Френцеля — «Организации К», руководившей всем строительством в самой гитлеровской Германии и во всех оккупированных фашистами странах, использовавшей для этого миллионы рабов, Вицлеб после войны был судим как военный преступник, но за недостаточностью улик отделался двухгодичным заключением. После этого Вицлебу следовало бы прозябать где-нибудь в одиночестве, но у Стара на сей счет были иные соображения. Три года назад он разыскал Вицлеба и предложил ему ключевой пост в фирме «Стар констракшн». Шум в газетах по этому поводу продолжался неделю. И все же Стар добился своего, несмотря на петиции, демонстрации протеста, запросы в парламенте и даже забастовку в строительной промышленности. Руководитель и злой гений «Организации К» Вилли Френцель был мертв — он погиб ужасной смертью, сгорев во время налета английской авиации на Гамбург, однако его подручный Ганс Вицлеб оставался в живых и являлся главным инженером фирмы «Стар констракшн» с жалованьем, как утверждали, свыше двадцати тысяч фунтов в год.
— Конечно, я слыхал о Вицлебе, — повторил Билл. — Но какое отношение это имеет к человеку, который напал на меня в моей квартире?
— Самое непосредственное. — Стар слегка улыбнулся. — Ответьте мне на один вопрос. Вы были среди тех, по мнению которых я поступил неправильно, взяв его на работу?
— Да, был. Я даже подписал петицию с просьбой не разрешать ему въезд в Англию.
— Так я и думал, — кивнул Стар. — Должно быть, вы очень упрямы, мой друг, если так долго храните ненависть. Я очень пострадал от людей, подобных хозяевам Вицлеба. Одному из них я обязан вот этим моим лицом. Он хлестал по нему колючей проволокой с камнем на конце. — Стар провел рукой по шрамам и рубцам на лбу и на щеке. — И, тем не менее, мистер Ирвин, я все же верю, что время меняет не только людей, но и их характеры и убеждения. Мы должны в это верить, если хотим называть себя цивилизованными людьми. Возможно, двадцать лет назад Ганс Вицлеб был чудовищем, но я не думаю, чтобы он являлся им и теперь! По-моему, он всего лишь маленький человечек, ну, скажем, унтеришка, выполнявший приказы старших. Если приказы точны и ясны, для него не имеет значения, кто их отдает — Френцель ли, Гитлер или Моргенстерн. Помимо всего прочего, он один из лучших инженеров-строителей на свете, и я как бизнесмен решил, что мне следует воспользоваться его услугами. И у меня нет каких-либо оснований сожалеть об этом решении. С того времени, как он начал служить у меня, объем наших работ возрос на пятнадцать процентов, а накладные расходы уменьшились. Мое решение нанять его полностью себя оправдало и оказалось бы еще более выгодным для нас, если бы ваша жена не совершила огромную глупость.
— Моя жена?! — воскликнул Билл и нахмурился. — Сэр Норман, может быть, мы все же перейдем к фактам? То вы заявили, что она погибла в результате несчастного случая. То намекнули, что о попытке ограбления моей квартиры вам известно больше, чем полиции. Прошу разъяснить мне, что именно вам известно и какое отношение моя жена могла иметь к Гансу Вицлебу.
— Минуточку, мистер Ирвин, минуточку. — Стар наклонился и затушил сигарету. — Я расскажу все, но прежде хотел бы получить ответ еще на один вопрос. Вы имеете какое-нибудь представление о том, сколько тонн железобетона требуется для строительства вот такого многоквартирного дома, как этот?
Биллу не были ясны сугубо технические детали рассказа Стара, но суть он схватил отчетливо. Ганс Вицлеб разрабатывал цемент нового типа, почти не требующего армирования, твердого, как гранит, и одновременно податливого, как сталь. Новый сорт цемента позволял на треть сократить расходы по строительству.
Работа Вицлеба увенчалась успехом. В результате многих месяцев поисков, исследований, испытаний и ошибок ему, наконец, удалось найти правильные пропорции составных частей, и он готовился запатентовать разработанный им процесс.
— И вся документация была у Мэри?
— Вот именно, мистер Ирвин. Во всяком случае, насколько нам известно, она была последней, видевшей ее. Произошла, по меньшей мере, отвратительная бюрократическая путаница, если не нечто худшее.
Стар откинулся на спинку стула, и лучи солнца вновь осветили шрамы на усталом лице.
— А случилось вот что… Секретарша Вицлеба заболела гриппом, а он не пожелал доверить такие документы временно заменившей ее сотруднице. Ваша жена уезжала по делам в Лондон на два дня, и Вицлеб попросил ее перепечатать для него эти бумаги. Ваша супруга обещала сделать это, а потом переслать в Комитет по делам изобретений для регистрации и получения патента.
Билл кивнул. Мэри действительно упоминала, что во время его отсутствия должна будет время от времени приезжать в Лондон.
— Ей было известно, о чем эти бумаги?
— К сожалению, мистер Ирвин, я не могу ответить на ваш вопрос. Она знала об их важности, возможно, понимала, о чем шла речь, но вряд ли разбиралась в технических деталях. Во всяком случае, документы она так и не вернула. На следующее утро ей позвонил мой зять, Аллан Уэйн, и велел немедленно вернуться в Фелклиф. Он сказал, что у него возникли некоторые трудности в работе, хотя не это являлось подлинной причиной. Аллан — слабохарактерный человек и всегда излишне полагается на своих подчиненных.
В голосе Стара послышалась издевка, а на лице у него появилось такое выражение, словно своей жизни он никогда и ни на кого не полагался и не мог простить этого другим.
— Уезжая в Фелклиф, ваша жена забыла бумаги дома. Так она сказала Вицлебу при встрече. Он, естественно, забеспокоился, но ваша жена заявила, что бумаги находятся в полной безопасности и что она перепечатает их, как только вновь вернется в Лондон.
— Куда она так и не вернулась, — заметил Билл и опять мысленно представил себе влажные от тумана полуночные улицы, контуры будки телефона-автомата, отдаленный шум приближающегося грузовика. — И вы предполагаете, сэр Норман, что грабитель, ударивший меня, искал эти бумаги?
— Не только предполагаю, но полностью убежден в этом. Правда, у Вицлеба сохранились копии черновиков, но все равно материалы, несомненно, представляют огромную ценность для любого нашего конкурента. Большую ценность, чем вы даже отдаленно можете представить. — Стар встал, подошел к маленькому письменному столу, стоявшему у двери, и выдвинул один из ящиков. — Наши конкуренты совершенно беспринципные люди. Они могли нанять кого-либо, чтобы проникнуть в вашу квартиру и похитить эти бумаги. Они были очень хорошо информированы обо всем и, вероятно, не считали, что идут на какой-то риск. Они знали, что вас нет дома, а ваша жена выезжает из Фелклифа полуночным поездом и, следовательно, может появиться в квартире не раньше четырех часов утра. Таким образом, они были убеждены, что могут проделать все в полной безопасности. — Стар наконец нашел в ящике лист бумаги и передал его Биллу.
— Вот образец почерка Ганса Вицлеба. Где-то в вашей квартире находятся три таких листка с заметками, написанными его рукой. Вот почему, мистер Ирвин, я хотел переговорить с вами. Вы должны знать, где ваша жена могла спрятать их. Прошу вас найти и вернуть их нам. Я буду вашим должником на всю жизнь.
Билл нахмурился.
— Но ведь полицейские уже тщательно обыскивали мою квартиру! — произнес он. — Если ваше сообщение соответствует действительности, это означает, что бумаги были найдены и взяты тем, кто проник ко мне.
— Нет, он их не нашел. В этом я уверен. У нас тоже имеется агентура, и если бы бумаги оказались у нашего конкурента, я бы уже знал об этом.
— Но почему же в таком случае вы ничего не сообщили в полицию?! — удивленно спросил Билл, не сводя глаз с бумаги, исписанной неразборчивым почерком, и чувствуя, как охватывает его внезапная злость. — Полицейские насмехались надо мной, когда я рассказывал им о грабителе. Они, видимо, думали, что я спятил…
— Знаю, мистер Ирвин, и глубоко сожалею, что вам было причинено столько неприятностей. Тем не менее, пока еще я не могу обратиться в полицию и прошу вас сохранить наш разговор в тайне. Вы понимаете, хотя я и уверен, что мой конкурент охотится за бумагами Вицлеба, я ведь только подозреваю, кто сообщил ему о них. Поверьте, я надеюсь, очень надеюсь, что мои подозрения неосновательны. — Стар нажал кнопку звонка, и в комнате появилась горничная.
— Пожалуйста, попросите сюда миссис Уэйн. — Он подождал, пока за горничной закроется дверь, и снова обратился к Биллу: — По-моему, мистер Ирвин, вот что произошло, хотя прошу вас не предпринимать никаких мер, пока я полностью не удостоверюсь в правильности моих предположений. Ваша жена оставила бумаги Вицлеба где-то в квартире и возвратилась в Фелклиф. Как, по-вашему, кому она могла рассказать о бумагах? Кто мог знать, что она вернется в Лондон не днем, а приедет ночным поездом и будет дома не ранее четырех часов утра? Кто мог украсть у нее ключ от квартиры? Кто мог знать, что вас не будет дома еще, по меньшей мере, два дня?
— Я не… — начал было Ирвин, но тут же в голове у него мелькнул ответ.
Все это мог знать только один человек — веселый, жизнерадостный, душа общества, полный, но очень подвижный, легко носящийся по теннисному корту и с улыбкой переносящий поражение, крепко трясущий его за руку и кричащий в самое ухо: «Билли, дружище, мы с вами счастливчики! У вас самая лучшая жена на свете, а у меня самая лучшая секретарша!» Добродушный, милый старина Джамбо Уэйн!
— Я знаю, о ком вы думаете, мистер Ирвин, и должен сказать, что вы правы, — послышался голос Стара, ответившего на им же поставленные вопросы. — Когда все идет так, как ему хочется, мой зять — достойный уважения человек и у меня нет претензий к нему. Я не сомневаюсь, что он женился на Рут по любви. Он был выдвинут мною на весьма ответственный пост в фирме, хоть я и не назначил его одним из директоров, считая это преждевременным. Я думал, что он более или менее удовлетворен. Он никогда и не мечтал о таком положении, а Рут была красивой девушкой. Но на охоте с ней произошел этот прискорбный инцидент, и любовь, как говорится, кончилась.
Стар, по-прежнему улыбался, голос его был вкрадчив, но в глазах засветилась внезапная жестокость.
— Вот так… Любви нет, нет поста директора и возможности развестись, не потеряв высокооплачиваемую службу… По существу, я даже не могу винить его за попытку продать меня моему конкуренту…
— Я не верю вам, сэр! Извините, но я просто не в состоянии поверить! — Билл уставился на рисунок на ковре и попытался сосредоточиться. Никакого смысла в происшедшем он не видел и никак не мог связать одно с другим. Его жена попала под грузовик, а затем оказался убитым и водитель этого грузовика. В местечке под названием Сидэйл с ним произошла частичная потеря памяти, а Джамбо Уэйн, которого он всегда считал добродушным и недалеким парнем, организовал ограбление его квартиры. Все это походило на бред сумасшедшего.
— Меня не интересует, верите вы мне или нет, мистер Ирвин. Я хочу, чтобы вы помогли мне найти эти бумаги, и только. Ради самого себя вы обязаны найти их.
— Обязан? — переспросил Билл.
— Да, обязаны, молодой человек. По двум причинам. Первая. Не забывайте про грабителя в вашей квартире. Если он не обнаружил у вас дома бумаг, его хозяева продолжают думать, что бумаги находятся у вас, мистер Ирвин, что вы намерены воспользоваться ими в собственных интересах. Если это действительно так, то не исключено, что они не остановятся и перед убийством…
— А вторая причина? — Билл растерянно воззрился на Стара.
— Вторая? Мщение. Не забудьте, что Аллан Уэйн очень много заработает, если у моего конкурента окажутся расчеты Вицлеба.
— Мщение? Меня и так чуть не убили — большей нелепости нельзя было себе представить.
— Не улыбайтесь, мистер Ирвин. — Стар ссутулился и хмуро взглянул на Билла. — Я хочу сообщить вам нечто, не имеющее никакого отношения к тому, что произошло у вас дома. Но сперва ответьте на один вопрос. Вы были счастливы с женой?
Счастливы?.. Иногда у них бывали ссоры из-за расходов: «Дорогой, давай купим эту штуку, и черт с ними, с деньгами!» Частые споры с Мэри из-за ее работы и чувство тревоги (хотя он отказывался признаться в этом даже самому себе), что она отдаляется от него. Но, в общем…
— Да, сэр Норман. По-моему… мы были счастливы…
— Да? В таком случае заранее должен просить у вас прощения, мистер Ирвин… Мне придется причинить вам боль… — За дверью послышалось тихое царапанье. Стар встал и открыл дверь.
Рут Уэйн, когда Билл видел ее в последний раз, выглядела больной, однако сейчас у нее был вид умирающей. Темные пятна под глазами, восковое, прозрачное лицо, тонкие и сухие руки, лежавшие на подлокотниках кресла-коляски.
— Моя падчерица Рут, — произнес Стар, вкатывая коляску в комнату. — Рут отправила вам письмо, прося о встрече, но, узнав о несчастье с вашей женой, передумала. Вчера, когда вы позвонили, я был у Рут в комнате и убедил ее подтвердить то, что я сообщу вам. Не так ли, дорогая? Да? Спасибо. Мистер Ирвин, полиция правильно заявляет, что ваша супруга стала жертвой уличного движения, но не кажется ли вам странным, что это несчастье вообще могло произойти… Не кажется ли вам непонятным, почему здоровая, молодая женщина должна была так неосторожно выскочить на дорогу? Позвольте мне сказать, почему это произошло, хотя это и причинит вам страдание, мистер Ирвин. Ваша жена выбежала на дорогу перед грузовиком только потому, что находилась в шоке после перенесенного ею большого нервного потрясения. Ее только что оставил…
— Оставил?! Вы хотите сказать… — Билл уставился на Стара, но ответила ему женщина, сидевшая в кресле-коляске:
— Да, она была оставлена, мистер Ирвин, и произошло это потому, что я так потребовала. — К ужасу Билла, на лице Рут Уэйн появилось нечто вроде отблеска гордости. — Я потребовала этого, узнав, что ваша жена и мой муж были любовниками.