Моей любимой вещью в Америке стали бесчисленные виды еды для диабетиков, которые здесь производят. Я просматривал несметное количество шоколада, конфет и печенья, разложенные на прилавке. Мне на глаза попал посыпанный глазурью пончик, и я задумался о том, чтобы взять его для Эдли. Может это ее развеселит. В это утро она была совершенно не расположена к веселью, натянула темные очки и все время жаловалась на головную боль.

— Брось пончик, — рявкнула Маделин, явно не испытывающая похмелья. Рыженькая казалось, даже слегка взбодрилась. — Сегодня у нас сцена с поцелуем, Дэвис. Если ты думаешь, что сможешь передать мне лишние калории из твоей жалкой диеты, подумай еще раз.

Пчеломатка остановилась прямо передо мной, за спиной девушки мелькал ее улей. Мой взгляд перепрыгивал с лица на лицо до тех пор, пока я не отыскал Эдли. Я усмехнулся при виде ее. Именно так вы должны выглядеть после ночи беспробудного пьянства: волосы в беспорядке, темные круги под глазами, вздрагивание при малейшем шуме.

— Ты быстро восстановилась, звереныш, — обратился я к своей звездной коллеге, предварительно демонстративно откусив огромный кусок посыпанного кондитерского изделия.

Ее глаза сузились, а руки раздраженно сжались в кулаки.

— Мой тренер был не слишком доволен, узнав о количестве сахара в Ширли Темпл, но пара лишних выпадов сделала свое дело, — в ее заявлении слышалась гордость за саму себя. Ее широкая улыбка открыла два ряда идеально ровных зубов. Она пристыжено склонила голову и тряхнула волосами, убрав их с плеч. — Обычно я никогда не напиваюсь в столь поворотный момент в своей карьере. Я решила воспользоваться опытом. Кажется, мне удалось тебя обмануть.

Я почувствовал на себе жар взгляда Эдли, но не отрывал глаз от Маделин, даже если мое внимание и не было сфокусировано на ней.

— Очко! Я думал, ты не будешь вылезать из туалета, — поздравил я ее и постарался скрыть улыбку, когда глаза девушки стали цвета моря перед бурей. Она ненавидела, когда не понимала мой сленг, а я был только рад наступить ей на любимую мозоль. Из-за того что она не знает значения моих слов, она никогда не в состоянии понять шучу я или нет. Было неправильно использовать хитрость против нее, но это просто было чертовски легко.

— Эдли! — рявкнула она, обращаясь к блондинке за своей спиной. — Напиши Френ и вели ей добавить в список то, что он только что сказал.

Когда Эдли вытащила телефон, в ней не было заметно ни малейшего чувства сопротивления после того, как Маделин увела за собой свой конвой и оставила нас наедине.

— Где Френ? — спросил я одновременно с ее карканьем.

— Что за список?

Я усмехнулся при нашем промахе, но она уже оставила свое любопытство и начала печатать, непоколебимая в своем решении не принимать мое общество.

— Маделин составляет список австралийского сленга. Она жалуется, что половину времени не понимает меня, — пояснил я ей, хотя язык ее тела говорил мне, что ей на это наплевать. Я попытался заставить ее поднять на меня глаза, но мои попытки провалились.

— Дочка Френ заболела, — кратко ответила она. — Очко?

Я раздраженно фыркнул. Я хочу, чтобы она знала, что мне не нравится играть в ее игры. Хотя это не означает, что я не собираюсь в них играть.

— «Очко» это то же самое, что и «хорошая работа» или «замечательно».

Она повернулась, чтобы уйти даже не позаботившись о том, чтобы спокойно постоять и дописать сообщение, ее голова была опущена, плечи сгорбились, и она не отрывала взгляда от светящегося экрана мобильника.

— Не выходить из туалета, — громко напомнил я, пока она не ушла слишком далеко. Мне не нравилось то, как она себя сейчас вела. Она терпела поражение, и это беспокоило меня больше, чем следовало.

— Что за... — она остановилась на полушаге, почесала пальцами висок пытаясь массажем убрать головную боль. В отличие от Маделин, в напитках Эдли было нечто намного более летальное, чем гренадин. — А да... список.

— «Не выходить из туалета» — означает «напиться в стельку», — дополнил я, с радостью давая ей то, чего она хочет, но, не желая прекращения разговора. Я пока не готов с ней закончить.

— Вы, люди, определенно обладаете даром красноречия.

Даже её сарказм сейчас не пришел в своё обычное состояние.

Я состроил неприятную гримасу. Ее жалкая попытка прозвучала так, словно она почти что делает мне комплимент. Брр. Мне это совсем не понравилось. Из-за этого я почувствовал себя стервятником, летящим на безжизненную тушку. Будет совершенно не смешно, если она не восстановится до нормального состояния.

Эта мысль поразила меня. Если веселье уйдет, чего я тогда беспокоюсь? Я и так уже давным-давно должен был потерять интерес.

В моей голове всплыло изображение танцующей вчера вечером Эдли.

В своем совершенно американском светлые-волосы-голубые-глаза стиле, она всегда была симпатичной — даже красивой. Я никогда не отрицал, что девушка привлекательна в определенном смысле, хотя я и провел много времени, уверяя себя, что меня она совершенно не привлекает... Вот только, когда вчерашней ночью я увидел, как она танцует, мои ощущения бросили вызов обычным представлениям о красоте или привлекательности.

Я был не в состоянии отвести взгляд от нее. Это стало просто физически невозможно, как будто на меня наложили какое-то заклятие. Я никого и ничего не видел, кроме нее.

Ее волосы были уложены, убирая напоминание о девушках серфингистках в моей стране. Вместо беспорядочных волн песочного цвета, локоны были уложены крупными кудрями, которые обрамляли ее лицо при каждом движении. Красный цвет, который я предложил для платья, не просто привлек мое внимание. Почти каждый парень, проходивший мимо нее, пользовался случаем, чтобы осмотреть дразнящие изгибы, которые могли бы превратиться в оружие, если она когда-нибудь решит им воспользоваться.

Возможно, она и была слегка отполированной, но осталась все той же Эдли. Ее внешность – это одно. Красота не была чем-то редким ни в Ла Ла Ленде, ни в моей жизни. Красивые девушки были повсюду.

Все дело было в том, как она танцевала. В выражении лица. Оно было совершенно непостижимым.

И всего лишь на секунду я увидел нечто совершенно умопомрачительное.

Не это ли я так давно искал? Разве я не хотел увидеть ту, кого Кэм выписал на бумаге? Разве я не искал ту Эдли Эдер? Ту, которая смогла бы пробудить столь потрясающее вдохновение?

И все же, то, что я увидел, не было необходимым мне антидотом. Совершенно. Это было жалкое подобие. Я хотел большего. Соблазнительные движения ее тела молили меня понять ее, не ту девушку, которую знал Кэм, а загадку, стоявшую передо мной. Я хотел трахать ее, пока не познаю каждый дюйм грешного тела и все ее секреты.

— Джим заболел.

Передо мной стоял кто-то из администраторов, и я задумался, сколько же времени я простоял, потерявшись в собственных мыслях. Очевидно, достаточно долго, чтобы он решил заговорить со мной.

— Джим? — я ухватился за возможность снова обрести ощущение реальности. Это как будто я все время размахиваю битой и пытаюсь в темноте попасть по мячу. — ... Точно. Джим Бингл. Он играет мистера Эдера.

Администратор медленно кивнул, его рябое лицо сморщилось от беспокойства по поводу моего поведения. Он, скорее всего, испугался, что я собираюсь все бросить, а ему придется искать новую работу.

— Сегодня должны были снимать сцены с его участием. Вместо этого Джорджия решила переснять сцену свидания... Они ждут тебя в гардеробной.

Закончив докладывать, он ушел, но я был не в состоянии сразу же поспешить туда, как было нужно. Я был вынужден продолжать свое бездумное разглядывание столов с едой, чтобы не выказывать никаких видимых признаков моих грязных мыслей. Чертова Эдли.

Маделин устроила мне взбучку. Сюрприз, сюрприз. Пока я переодевался и мне покрывали лицо слоем пудры, я не мог удержаться, чтобы не бросать тайком взгляды на Эдли. Не думаю, чтобы она это заметила, сидя сгорбившись в кресле в углу. Я был почти уверен, что она спит, скрываясь за безопасными солнечными очками. Моя теория лишь обрела подтверждение, когда Маделин объявила что пора идти на площадку, а Эдли, дезориентированная, качнулась на ногах.

Я пошел вперед, так как у меня не было повода идти рядом с ней, а она тащилась в самом хвосте группы. Лишь войдя на съемочную площадку, я заметил, что вокруг меня слишком мало людей. Маделин появилась несколькими минутами позже и выглядела странно одинокой, сопровождаемая лишь своей эксцентричной тренершей по актерскому мастерству.

— Кого-то потеряла, звереныш? — буднично спросил я.

Маделин осмотрелась так, словно удивилась тому, что я заметил... А может быть, она сама только что заметила это. Она была в достаточной степени одержима самой собой, чтобы предположить подобное.

— Эдли не смотрела под ноги и споткнулась на ступеньках. Она утверждает, что с ней все в порядке. Просто подвернула лодыжку, но Альфред повел ее назад в мой трейлер, чтобы приложить лед.

Нечто незнакомое, такое же холодное, как и лед, выползло и поселилось в моем желудке. Чувство было полной противоположностью обжигающей кислоты, проевшей мою грудь при виде Эдли в том бассейне вместе с Тайлером Уарфордом. Тайлером Долбаным Уарфордом.

Парень был известен в Голливуде по одной единственной причине, он так испохабил одну из милашек американского телевидения, что им пришлось урезать показ шоу, пока молодая актриса приходила в себя в реабилитационном центре. А Эдли просто болтала с ним и улыбалась, стоя в одном нижнем белье! Она хоть понимала, насколько чертовски сексуально выглядела, стоя в воде омывающей ее практически обнаженное тело? Тайлер Долбанный Уарфорд определенно имел.

Ревность не была для меня настолько незнакомым чувством, чтобы я не смог распознать ее. Я знал, что это такое, даже, если при этом толком не понимал, почему испытываю такое чувство. Новость о том, что Эдли повредила лодыжку, вызвала то же самое покровительственное чувство, что я испытывал к Маделин... Вот только я никогда не хотел заниматься с Маделин сексом. Даже сама мысль об этом вызывала хохот, и я моментально вспоминал о своих сестрах. Отвратительно.

Наверное, меня охватывало чувство ответственности за Эдли. Она одинока, ее единственная связь уехала в Нью-Йорк. Это, в сочетании с физической привлекательностью, вызывало все осечки в моем мозгу, и выбивало меня из колеи.

Мне пришлось сделать усилие, чтобы не постукивать беспрестанно пальцами, когда мы с Маделин заняли свои места. Я выругал себя и попытался подготовиться к сцене, которую мы собирались снимать. Мои мысли витали в другом месте. Я был совершенно не профессионален.

Не было совершенно никаких сомнений в том, чья это вина. И это определенно не с Эдли Эдер мне придется решать эту проблему.

***

— Деклан! — воскликнула Маделин, не давая возможности Джорджии прокричать «Снято». — Твоя очередь! Ты снова все пропустил!

Джорджия шагнула на сцену, бросив взгляд на Маделин и давая ей понять, что той стоит волноваться о собственной роли и позволить делать режиссеру свою работу.

— Я сегодня ни на что не гожусь. Я просто слегка выбит из колеи, Джорджи.

Я попытался успокоить ее очаровательной улыбкой, в которой не было души.

Она опустила голову, позволяя беспорядочной серой лавине окатить ее, явно выказывая свое разочарование.

— Сегодня просто такой день, — громко сказала она, обращаясь ко всей команде. Я уже начал отступать назад, но она не понизила ворчащий голос. — Это лицо продаст больше билетов чем «Сумерки» со всем дерьмом, с которым мне приходится справляться.

— Погоди секунду, Дэвис, — Маделин следовала за мной по пятам. — Что, черт подери, там было? Я, наконец-то, начала входить в роль, а ты решил поиграть со мной в «Деграсси: следующее поколение»? Что это такое — самодеятельность?

— А ты вообще проверяла, все ли с ней в порядке? — рявкнул я через плечо.

Она отстала, а я тем временем продолжил идти вперед. Я сделал невозможное. Лишил Мадели Литтл дара речи... по крайней мере, временно.

— Ты имеешь в виду Эдли? Она сказала, что с ней все в порядке...

— Она много чего говорит, но ты хоть на секунду задумалась, что она могла серьезно пострадать?

— Она в порядке, Деклан! Боже, да она всего лишь подвернула лодыжку. Мама собиралась дать ей какое-нибудь обезболивающее, — на своих коротких ногах она едва поспевала за мной. Когда она снова заговорила, в ее голосе слышалось подозрение. — А с чего ты о ней так беспокоишься?

Вот оно, опять. Почему я беспокоюсь?

У меня не было ответов на многие вопросы касающиеся Эдли. Почему я не поцеловал ее той ночью, когда у меня была возможность? Я хотел. Любой бы мужчина на планете хотел этого.

Я мог бы взять все — что угодно — что она мне предлагала. Я бы обладал ее телом и получил бы удовольствие, заставив ее выкрикивать все свои секреты, тайны и загадки.

Но я этого не сделал.

Мои ноги медленно остановились, и я позволил Маделин догнать меня. Мои губы напряглись перед ответом, зная, что мне придется тщательно подбирать слова.

— Это беспокоит меня, потому что я вижу, как ты ставишь свою работу выше обычных человеческих потребностей... Скажи честно, если бы Эдли было больно, ты бы помогла ей, если бы это значило, что ты опоздаешь на съемку? — я слегка отвлекся, но в моем вопросе все еще содержалась правда.

— Она подвернула лодыжку, Деклан, — ее ответ продирался через напряженно сжатые губы. — Если бы она сломала ногу, могу тебя заверить, я бы отвезла ее в больницу.

Я выдавил крайне фальшивую ухмылку и взъерошил ее волосы так, как знал, что это раздражает девушку.

— Вот это человечность, которая мне нравится, звереныш.

— Ты придурок, — сказала она, идеально ухватив бойкость Эдли. Она была лучшей актрисой, чем я думал. Определенно.

— Как будто раньше я никогда этого не слышал.

Я даже не подумал о том, чтобы задержаться еще.

Я слышал за спиной ее пыхтение, и если не ошибаюсь, даже слышал характерный топот.

— Куда ты идешь сейчас?

— В гардеробную, чтобы переодеться, а потом я собираюсь помочь Эдли сесть в машину. Видишь, во мне тоже есть немножко человечности.

Даже уходя, я чувствовала на себе подозрительный взгляд Маделин, строившей планы, с этих пор не спускать с меня глаз.

Доставить Эдли к машине оказалось легче, чем я думал. Очевидно «дать какое-нибудь обезболивающее» было кодовыми словами для «дать ей горсть первых попавшихся таблеток, которые отыщутся на дне сумки Мариссы Литтл-Ашфорд».

Эдли была почти что под кайфом.

Когда мне удалось втащить ее лепечущую задницу в машину, она продолжила съезжать на сидении, пока не уткнулась лицом в мою промежность. Подобное зрелище было слишком уж искушающим, и я быстренько подвинул ее. Она надулась. Ее волосы выбились из хвоста, который девушка соорудила этим утром, и песочного цвета волны обрамляли ее лицо.

— Тебе стоит быть со мной чуть более милым, — в тоне ее голоса почти не было слышно оскорблений.

Я с сомнением посмотрел на нее.

— Сейчас ты живешь в моей стране, приятель! Прояви немного уважения.

Она даже попыталась отдать честь, поддавшись внезапному приступу патриотизма. Однако это было бы более эффективным, если бы девушка не промахнулась мимо своего лба и чуть не попала себе в глаз.

Я изо всех сил сдерживал смех.

— А что Америка сделала для меня?

— «Звездные Войны» и-и-и-и-и-и... Чи-и-и-избургеры! И Гарри Поттер — нет, погоди, он это Британия, так? — она не стала дожидаться моего ответа, и заговорила с британским акцентом. — Черт побери, Рон Уизли! Поймай моего единорога! Поедим немного рыбы с картошкой! Вот черт. Четырехлистный клевер! Биг Бен!

— Предполагается, что ты сейчас европейка, или у тебя эпилептический припадок? И кстати, четырехлистный клевер это Ирландия.

Но она игнорировала меня, и вместо того, чтобы притихнуть, начала имитировать мой акцент.

— Веджимай и...

— Веджимайт? — я фыркнул и громко расхохотался, когда она озадаченно замолчала. — Веджимайт? Это все что у тебя есть?

Мгновение она сопротивлялась, отбрасывая волосы с лица тяжелой рукой, когда ее лицо перекосилось от внезапной усталости. Хмуро посмотрев на меня в последний раз, девушка, наконец, сдалась и закрыла глаза, но перед этим прошептала.

— Кенгуру.

Я позволил ей поспать все оставшееся время, пока мы ехали домой.

— Мы на месте, — сообщил я, когда машина остановилась у дома Кэма.

Никакого ответа.

Я осторожно протянул руку, чтобы подтолкнуть ее. Мы не переходили к стадии прикосновений. Не думаю, что мы прикасались друг к другу до прошлой ночи, когда я прикасался к ней, натягивая на девушку свою рубашку. Я внезапно ощутил тепло в кончиках пальцев, когда они соприкоснулись с ее рукой.

Я уже собирался было проверить пульс, когда она застонала и покачала головой, с усилием открывая глаза.

— Ладно, тогда я спрошу у нашего дорогого шофера, мистера Лазаруса, позволит ли он тебе разбить на эту ночь лагерь на заднем сидении машины? — предложил я, используя свой самый убедительный, логичный тон.

Ее голубые глаза приоткрылись до узеньких щелочек, и она уставилась на меня.

— Отнеси меня, ты, торчок.

Я абсолютно уверен что «торчок» не является обычным словом у американцев. Это был еще один способ, каким бы мы, австралийцы, назвали кого-нибудь «идиотом» или «задницей». Я с удивлением уставился на Эдли, чего она больше никогда в жизни не увидит, так как снова погрузилась в сон.

Я хотел поцеловать губы, которыми она только что произнесла мой же сленг. Было крайне несправедливо, как что-то столь простое могло так меня задеть. Она превратила меня в пятнадцатилетнего подростка, который никогда в жизни не имел своих корней.

— Последний шанс передумать, — заколебавшись, сказал я ей. Я не хотел, чтобы она испугалась или дала мне в глаз или еще что-нибудь. Это казалось чем-то, что девушка вполне могла бы сделать; велеть мне отнести, а потом разозлиться от того, что я выполняю ее требование.

— Перестань вести себя как ребенок. Я сонная. Такое чувство, что мои ноги весят сотню фунтов. Отнеси меня, идиот.

Ее лицо сморщилось в самой милой гримасе, пока она все это проговаривала. Кажется, мне даже нравится этот ее приказный тон.

— Все, что пожелаешь.

Поднять девушку оказалось не так грациозно, как я себе это представлял, но с небольшой помощью водителя мы открыли дом Кэма. Я отослал его назад в машину, пока, следуя пространным указаниям Эдли, нес девушку в ее спальню. Все шло неплохо, пока я не пошел слишком быстро и не ударил Эдли головой о дверной косяк комнаты.

— Сукин сын!

Все, она определенно проснулась. Эдли стиснула свою голову, бормоча ругательства.

— Мне кажется, ты хочешь меня убить, — сказала она мне, когда я клал ее на кровать. Комната была безликой, не давала никаких знаний о том, кто в ней жил. Здесь не было никаких личных вещей или безделушек, которые бы говорили о ее прошлом.

Поверх одеял ее тело свернулось калачиком вокруг ближайшей подушки.

— Я пока еще не решил, что именно я хочу с тобой сделать, — со вздохом признался я, усаживаясь рядом с ней. Ее глаза были закрыты и, даже, если она еще и пребывала в полубессознательном состоянии, я сильно сомневался, что завтра она будет все помнить. — Я считаю, тебя гораздо более интересной, чем думал в начале.

— Я хочу заняться с тобой сексом намного сильнее, чем планировала изначально.

Ее губы были прижаты к подушке, приглушившей слова, но я услышал все громко и ясно.

Мое эго раздулось, и на губах расплылась широчайшая улыбка. Она, должно быть, совсем не в своем уме, но, по крайней мере, теперь я знаю, что забрался ей под кожу так же глубоко, как и она. И, кажется, мы оба достаточно заинтересованы в том, чтобы забраться друг другу под одежду.

Я даже не осознал, что наклоняюсь, пока мои губы не прикоснулись к ее лбу в легчайшем поцелуе. Сначала я был поражен своей нежностью, но потом мой же смех совершенно выбил меня из колеи.

— Ты ужасно пахнешь, — сказал я ей, усмехнувшись. И снова склонился и поцеловал ее в лоб.

А потом я внезапно прекратил смеяться, медленно попятился назад от кровати, как будто она вот-вот взорвется. Практически это чуть не произошло...

Когда тебя кто-то интригует это одно, а вот когда к этому добавляется физическое влечение, мы уже ступаем на опасную территорию, но если я желаю девушку, когда от нее несет как от бара, и она ничего не соображает, это уже оранжевый уровень тревоги: опасность, опасность, Уилл Робинсон.

Я ни за что в жизни не хочу связываться с Эдли Эдер. Она это просто катастрофа. То, что она сдерживала эмоции, это еще слабо сказано. Этой девушке нужен врач. Я просто не могу увлечься ею. Это даже не рассматривается.

Ни за что в жизни.