— Хорошо выглядишь, Альфред, — отвесила я комплимент гавайскому телохранителю, приближаясь к его посту утром, в понедельник. Сегодня съемки проходили на улице, на фермерском рынке, и на нем была пара солнечных очков, и он сидел, крепко скрестив руки на своей широкой груди.

Я никогда раньше не видела его сидящим, и, судя по затекшей спине и напряженной позе, было бы безопаснее сказать, что на это была хорошая причина. И мужчина и стул оба выглядели так, словно испытывали дискомфорт, пока его плотное тело испытывало пластиковые пределы разместившихся под ним четырех ножек.

— Сегодня очень жарко, не так ли? Не думаю, что они станут возражать, если мы переместимся под навес для переодевания.

Я продолжила разговор, не ожидая, что он присоединится ко мне. Парень никогда так не делал, но если бы ответил, я с легкостью могла бы предсказать, что он скажет (или, по крайней мере, общий смысл). Он бы мне ответил, что жаркое солнце не прожжет волдыри на его коже, и он все равно не сдвинется с места.

Очки мешали мне рассмотреть, куда направлен его взгляд, но голова парня была повернута точно к месту съемок, где Джорджия говорила вдвое больше обычного, в то время пока устраивали съемочную площадку, и она направляла всех свободных людей циркулировать вокруг Маделин и Деклана. Если бы все телохранители были такими же целеустремленными как Альфред, вообще было бы чудом, если бы какому-нибудь поклоннику удалось бы, в принципе, преследовать звезду.

Я не настолько была поглощена благополучием Маделин как он, но все равно уселась на стуле рядом с ним. Я не слишком преуспела в своей миссии завоевать его одобрение. Мои попытки с взятками не имели успеха и безвозвратно пропали (видимо он не любитель сладкого, хотя его размеры говорили об ином), а мои усилия разговорить его оказались просто эпическим провалом. Если бы я не знала его лучше, я бы подумала что у него проблемы со слухом. Это бы многое объяснило, например то, что он в состоянии так долго мириться с Маделин, и почему все мои попытки сделать так, чтобы я ему понравилась, ни на дюйм не пробили его броню.

— Этой сцены никогда не было в настоящей жизни, — сообщила я ему, жмурясь от солнца и обращая свое внимание на Маделин и Деклана рядом с ней. Я понятия не имела, что побудило меня поделиться с ним информацией. Слова просто вырвались наружу. С моей стороны это было совершенно безобидное действие, так как я знала, что он проигнорирует все, что бы я ни сказала.

Когда вчера мы с Маделин читали сценарий, она поняла, что я не собираюсь помогать ей с незнакомыми мне сценами, и энергичный подросток тоже не был так уж этим доволен.

— Мы с Кэмом больше сидели дома, — слова продолжали литься. — Я не удивлюсь, если ты вообще не читал «Девушку в Желтом Платье», ведь так?

Большее, что я могла сказать, судя по его реакции, он точно не был мертв, потому что его легкие продолжали втягивать и выпускать воздух.

— Да, я тоже, — ответила я, как будто он что-то спрашивал.

Альфред, наверное, единственный человек в этом мире, не читавший книгу Кэма. По моему позвоночнику с покалыванием пробежалось ощущение товарищества. Он не искал у меня никаких ответов, а ирония была в том, что я хотела заставить его захотеть получить их от меня.

Внезапно мои губы предали меня и начали извергать все больше правдивых фактов о «Девушке в Желтом Платье». Мне хотелось, чтобы он остановил меня. Ему потребовалось бы для этого всего одно слово, и заклятие было бы разрушено. Его молчание совращало меня с силой сотни опытных психологов.

— ... я никогда не встречалась с семьей усыновившей ребенка. Я не хотела. Если бы я знала, как они выглядят... — я замолчала. Не потому что обрела контроль, а потому что Альфред внезапно встал и пошел прочь от меня. Я даже не заметила, что сцену уже сняли. Телохранитель Маделин уже стоял у нее за спиной.

Ну, и ладно. Я еле поднялась на ноги, чувствуя себя ужасно больной. В какой-то мере так и было. Я только что потратила на Альфреда весь свой эмоциональный заряд. Что, черт подери, со мной не так?

Словно почувствовав мою неуверенность, Маделин подняла глаза и встретилась со мной взглядом. Ее губы были крепко сжаты, когда она остановилась, а потом легонько кивнула головой, и я поняла причину моего освобождения. Мне больше нечего ей предложить, и, следовательно, я недостойна занимать место рядом с ней. В глубине души я понимала, что в этом нет ничего личного. Такова уж Маделин. Принятие любых ее действий, как личную обиду, было хорошим способом разрушить мою самооценку, и к тому же еще и быстрым.

Я попыталась отбросить это, снова усевшись на стул. Как бы я не хотела это признавать, но без требовательного внимания Маделин, я была вроде как бесполезной.

— Кто это? Кто-то значительный? — до моих ушей донесся чей-то шепот. В паре футов от меня стояли две девушки, одетые как и все остальные из массовки.

Я почувствовала, как девушка рассматривала меня.

— Она никто, скорее всего, просто часть съемочной группы.

Внутри меня неожиданно запылал огонь, умоляя сказать им, кто я такая и насколько я важна. Определенно, после этого они не посмеют называть меня «никем». Так же быстро, как и появилась, обжигающая жидкость исчезла, оставив за собой пустоту. Что за черт со мной происходит? Я же даже не хочу быть Эдли Эдер.

Кроме того, если я и собиралась устроить сцену, девушки уже ушли чтобы присоединиться к стаду массовки, окружившей Деклана. В отличие от Маделин, он не сбегал от толпы фанатов при первом удобном случае, вместо этого мужчина позволил им лебезить перед ним, пока болтал и раздавал автографы.

Мне нужно прочистить голову.

Я оставила свой стул и двинулась в противоположном от Деклана направлении.

На секунду я замерла на границе временно огороженной территории, замерев на линии, где заканчивался Голливуд, и начиналась реальность. Я была никем, о чем те девушки только что мне напомнили. Я проводила слишком много времени со знаменитостями. У меня заиграла паранойя.

Я бродила между рыночными рядами, которые не потревожили ради съемок фильма, вдыхая калифорнийский воздух, по которому я так отчаянно скучала. Мои родители ходили на подобные рынки каждое воскресенье. Они и до сих пор так делали?

Открыть для себя прошлое не было похоже на то, как опускаешь окно в машине, чтобы выпустить залетевшую муху, а потом с легкостью его закрываешь. Скорее это было похоже на то как ты проделываешь дырку в плотине, а вместо этого обрушивается вся конструкция, не оставляя тебе ни малейших шансов остановить каждое воспоминание, чувство и эмоцию, обрушивающуюся на тебя. Четыре года я подавляла все мысли о маме и папе, но стоя здесь не могла перестать думать, где они находились в данный конкретный момент. Сидит ли мой папа на своей нескончаемой «диете», пытаясь сбросить иллюзорные пять фунтов? А моя мама все также сияет, словно папа вручил ей «Оскар», похвалив еду, которую как он прекрасно знает, что она не готовила?

Жалящие воспоминания стали соперничать с настоящим, когда я заметила в толпе знакомое лицо. Френ и еще один член команды шли по направлению ко мне и съемочной площадке, которую я только что оставила позади.

— Куда ты ускользнула? — на лице Френ появилась сияющая улыбка. Ее волосы цвета воронового крыла были стянуты в привычный конский хвост.

— Я боюсь, что Маделин сегодня от меня нет никакой пользы. И вообще-то, думаю, что мне лучше взять такси и поехать к дому Кэма, чтобы не путаться у всех под ногами, — ответила я, самоуничижительно пожимая плечами.

— Такси? — выражение лица Френ граничило с возмущением, как будто я предложила ей автостопом отправиться до Лас-Вегаса. Она пожевала губу и переглянулась с другим членом команды, а потом снова посмотрела на меня, прежде чем отдала закрытую бутылку воды молчаливому помощнику. — Убедись, что Маделин получит это, и скажи ей, что я отправилась забирать из химчистки ее вещи.

Помощник мгновенно повиновался и продолжил идти путем, который забросила Френ.

— Так уж случайно получилось, что химчистка находится недалеко от дома Кэма. Как насчет того, если я тебя подвезу? — предложила личный ассистент с ехидной ухмылкой.

Я бросила взгляд на спину помощника и быстро приняла решение.

— Эй!

Он остановился.

— Вы не могли бы передать мистеру Дэвису, что сегодня ему не нужно будет подвозить меня?

Парень ничего не ответил, кивнул и пошел дальше. Наверное, он просто немой.

Я последовала за Френ к ее машине. Это был маленький четырехдверный «седан», который выглядел одновременно чистым и функциональным. Передние сидения блестели и казались отполированными, чего я от нее и ожидала, тогда как заднее сидение выглядело так, словно там взорвалась бомба с блестками. Барби устилали пол с видом ветеранов войны, и у меня не было ни малейших сомнений, что это все дочка Френ, Мария, заставила их так выглядеть.

— Я, правда, очень благодарна за это, — произнесла я, пока она настраивала вентиляцию так, чтобы на меня дул постоянный поток холодного воздуха.

Френ была очень ответственным водителем, поэтому проверила все зеркала, прежде чем задом выехала с узкого парковочного места.

— Никаких проблем, честно. Я в любом случае хотела с тобой кое о чем поговорить, так что это был идеальный предлог.

Я что-то пробормотала, ожидая, когда она продолжит.

— Я знаю, что у Маделин и в мыслях не появится, но хотела тебя предупредить, что завтра они собираются снимать сцену, где Эдли в первый раз идет в агентство по усыновлению. Я просто хотела, чтобы ты успела к этому подготовиться. Не могу представить, что эта сцена будет легкой для тебя, — Френ не смотрела на меня, ее взгляд был направлен на дорогу перед нами.

Я была в курсе запланированного, и это беспокоило меня по тем же причинам, по которым Френ хотела предупредить меня. Я старалась внимательно следить за извещениями о съемках, осознавая полное отсутствие такта и у Маделин и также свою потребность сохранять самообладание. Однако разговор с агентом по усыновлению не стоял на первом месте в моем списке страхов. Осторожное предупреждение Френ заставило меня задуматься об этом, и воспоминания сразу же возникли в моей голове.

Это было трехэтажное кирпичное здание пугающего вида в самом центре деловой части Роли. Оно находилось не очень далеко от лофта, и мой врач уверил меня, что, так как мой образ жизни был достаточно активным до беременности, сейчас мне нечего опасаться нагрузок. Солнце сверкало прямо над головой, что означало полуденное время, и я пожалела о том, что не надела шляпу, чтобы прикрыть себя и свое располневшее тело. Я не стала бы расстраиваться, если бы заодно шляпа скрыла и мое лицо. Я уверена, что оно просто пылало от стыда и чувства вины. Кэм понятия не имел, что я собиралась сделать.

Если бы я не нервничала так сильно, то я бы замурлыкала как довольная кошка, нежась под кондиционером, но вместо этого мои руки тряслись от страха, пока я разговаривала с секретарем в приемной. Я записалась заранее, и меня уже ждали. Женщина с седеющими каштановыми волосами вышла мне навстречу, и я последовала за ней к лифту, а потом через сложный лабиринт коридоров, когда мы вышли на втором этаже.

Я ерзала в мягком кресле, куда она предложила мне присесть, напрасно ища комфорта, в котором моему постоянно отекающему телу было отказано вот уже несколько месяцев.

— Я просмотрела информацию, которую вы предоставили нам ранее, мисс Эдер, — сказала она, просматривая папку с моим именем, написанным на вкладке

— Есть проблема? — я сидела, сложа руки, борясь с нервной дрожью. Больше ничего не помогало.

— Нет, нисколько, — ее длинные, густые волосы, были накручены только немного на концах, и я решила сосредоточиться на этом, чтобы не встретиться с подгоняющим взглядом. — Эдли?

У меня не было выбора, кроме как посмотреть на нее. Было что-то ужасно материнское в ее глубоких, карих глазах, и в течение секунды мне пришлось бороться внутри себя, чтобы не сломаться и не попросить ее обнять меня.

— Хм? — ответила я. Мое горло было слишком забито, чтобы попробовать произнести сами слова.

— Прежде чем мы двинемся дальше, я думаю, что важно, понять причину вашего решения. Я вижу много испуганных девушек, которые убеждены, что это то, чего они хотят, но когда приходит время, довести их решение до конца, они не могут сделать этого. Многие люди страдают, когда это происходит, и я хочу предотвратить это, — ее голос был мягким и обнадеживающим. — Я должна спросить вас, Эдли, почему вы хотите отдать свою дочь на удочерение?

Я вынырнула из воспоминаний обратно в машину с Френ, поскольку что-то ужасное произошло со мной.

Френ была матерью – настоящей. Она не была старше меня, когда забеременела Марией. Наши ситуации были такими же, и все же, наши решения были очень разные.

— Ты думаешь, я плоха для ребенка? — как только я задала этот вопрос, я поняла, что не хотела знать ответ. Френ была ближе к тому, чтобы быть настоящей подругой за очень долгое время. Что если она видела во мне чудовище?

Ее карие глаза остановились на моем лице с недоверием.

— Отдать ребенка? Эдли, ты не оставила ее в мусорном ведре на выпускном! Ты отдала ее в семью, которая отчаянно ее хотела. Почему я думаю, что это было зло?

Облегчение хлынуло сквозь меня. Я не понимала, как важно было для меня услышать это от кого-то, кто действительно знал меня.

— Я знаю, это звучит глупо, но я никогда не обсуждала ничего из этого, пока не пришла сюда.

— И единственный человек, который тебе отвечает, это Маделин? — ее лицо вытянулось, глаза расширились и на лбу появились складки из-за беспокойства. — Чудо, что ты не набросилась на всю команду.

Я засмеялась.

— Ее поведение оставляет желать лучшего, когда дело доходит до поддержки.

— Я люблю ее, правда... но эта жизнь прижала ее так сильно, что я боюсь, что она никогда не будет нормальной, — Френ выглядела по-настоящему грустной при этой мысли.

Я знала, что Деклан испытывал отрицательные чувства к помощникам главной актрисы, и по поводу некоторых из них я согласна, но Френ действительно заботилась о Маделин. Я могла видеть это в ее лице. Если он сейчас видел бы ее выражение лица, я сомневаюсь, что он когда-либо смог бы отрицать подлинность ее участия.

— Нормальной может быть с натяжкой, — мое лицо невольно перекосилось, пока я пыталась подбирать слова. — Иногда, когда я разговариваю, я смотрю на нее, и клянусь, она планирует мое убийство... после того, как выйдет фильм, конечно. Она ничего бы не сделала, чтобы поставить под угрозу свою карьеру.

— Я думаю, ты ей нравишься, — сказала Френ со смущенной улыбкой. — Она просто очень запуталась, и она девушка, которую не правильно понимают... Или, по крайней мере, я должна убедить себя в том, что она действительно не имеет в виду ничего плохого, когда желание дать ей пощечину обуревает меня.

Всю оставшуюся дорогу мы заполнили болтовней о Маделин и об ее ежедневных безумных выходках. Было замечательно расслабиться и забить на всю драму. Сидя за пределами дома Кэма, сплетничая с Френ и смеясь до упаду, я поняла, как много всего я пропустила в своей жизни, не имея подруги, с которой могла отрываться.

— Я не доставлю тебе неудобств, если поеду завтра на съемку с тобой? — спросила я.

— Хм, Деклан сводит тебя с ума?

— Не пытайся убедить меня в том, что Деклана тоже не правильно понимают! — пошутила я.

Она сделала задумчивое лицо, тем самым показывая, что мой комментарий был не к месту.

— Нет... Я думаю, что Деклан может стать одним из тех актеров, которым он хочет быть, — заверила она меня с довольной усмешкой, понимающе подмигивая.

Я пыталась вдуматься в ее оценку, как будто пробуя прекрасное вино; вдыхая аромат, смакуя каждый глоток, не торопясь, решая, нравится ли оно мне. Я не могла притворяться, что знала его, нет, не могла. Проводя время с Декланом, я чувствовала, как он выбрасывал на меня литры своей индивидуальности, но скрывая свое настоящее «я». Он словно постоянно проверял меня, заставляя желать большего. Но, что действительно шокировало — то, что я получала кайф от всех этих испытаний, и не только от крошечной дозы его личности, но и ужасные его проявления начинали быть привлекательными для меня.

Я замкнулась, пораженная собственным осознанием. Такие мысли под запретом. Мне необходимо сделать несколько шагов назад. Эмоционально, если не физически. Хотя, дистанция явно не повредит нашим с ним отношениям.

— Это не имеет никакого отношения к Деклану, — солгала я, хотя моё следующее утверждение было искренним. — Просто бывает очень приятно получать чуть больше дружеской моральной поддержки время от времени.

Френ согласилась, и я написала Деклану, что завтра утром доберусь без него. Едва войдя в дом, я переоделась в пижаму и стала размышлять, чему бы посвятить освободившийся остаток вечера. А он прошел так и не наполнившись трелью звонка моего мобильного, возвещающего об ответе от Деклана, хотя я и не думала, что послание не дошло. Он всегда читал электронную почту и смски, что к нему приходили, и почти никогда на них не отвечал. По всей видимости, я была для него так же важна, как и все те, что не удостаивались его ответа.

Как правило, по вечерам я полностью измотана, но поскольку сегодня меня освободили пораньше, я оказалась бодра и абсолютно одинока в огромном пустом доме. Попыталась свернуться калачиком с книгой в библиотеке, но первое издание «Девушки в желтом платье» так уставилось на меня с противоположного конца комнаты, что я отказалась от затеи, даже толком не начав.

Возможно, приятно согревающая ванна помогла бы мне расслабиться, но к моей комнате примыкала только душевая. А вот у Кэма была огромная ванна, поэтому я на цыпочках пробралась через его комнату, стараясь не потревожить то запустение, подобное склепу, что он оставил месяц назад, вихрем уносясь отсюда, как, если бы его никогда и не было. Прошла вечность, прежде чем ванна заполнилась, но погрузиться в нее оказалось райским блаженством.

Тишина во всем здании давила на уши. Без Кэма дом был просто пустой оболочкой. И напомнил мне лофт после его ухода. Я с превеликим удовольствием избавилась от него, когда мне понадобились деньги на обучение. Оставаться там без Кэма было невыносимо.

Разумное распоряжение вырученными средствами позволило протянуть достаточно долго, но после четырех семестров в колледже они почти иссякли. Вода вокруг меня, казалось, мгновенно похолодела от этой мысли. Я выдернула затычку и выскочила, закрывая дверь комнаты Кэма за собой, еще раз запирая затхлый, нетронутый воздух. Укутавшись в пушистый халат, я скользнула под одеяло в своей собственной комнате, не удосужившись переодеться. Ненавижу вспоминать о своих финансовых проблемах. Такое чувство, будто целая команда скачет у меня на груди.

Лучше вообще ни о чем не думать, поэтому я закрыла глаза и посвятила этому ближайшие восемь часов.

На следующее утро я проснулась, ощущая себя прекрасно отдохнувшей, и впервые обладая запасом времени на выбор одежды. Я остановилась на джинсах, которые действительно хорошо на мне сидели, и черной безрукавке с круглым вырезом, способной помочь мне пережить жаркую погоду. Я даже уложила волосы, вместо того, чтобы дать им высохнуть на ветру, как обычно.

К тому моменту, когда автомобильный гудок возвестил о прибытии моего транспорта, я практически подпрыгивала на месте от нетерпения. Сделав два шага от двери, я замерла.

Если только Френ не пересела на лимузин и не превратилась за ночь в австралийскую кинозвезду, Деклан Дэвис увёл у неё возможность меня подвозить. Его поджарое тело, прислоненное к двери чёрного автомобиля, буквально сочилось беззаботностью. Господи, он просто великолепен. Это даже нечестно... И я видела его обнаженным. Эта мысль могла бы вызвать плотоядную улыбку на моем лице, если бы я не была так чертовски зла на него.

— Я позвонил Френ и сообщил ей, что тебе больше не потребуется её помощь.

— И почему ты это сделал? — моя бровь дернулась вверх, вместе с раздражением в голосе, выливающимся за опасные пределы.

— Я оскорблен, — начал он, и я собиралась остановить его прямо здесь и сейчас, но он настаивал. — Ты должна знать, что я — невероятно экологически сознателен. Разве вы, калифорнийцы, не цените подобного рода вещи? Я просто не мог сидеть, сложа руки, глядя на растрату ценнейшего топлива.

Я вперилась в него взглядом, пока он с невиннейшим видом хлопал мне своими длинными, тёмными ресницами. Я ни на секунду не поверила в это его представление, но что я могла сделать — прогнать его прочь? У меня выбора другого не было, кроме как сесть в авто, дверь которого он для меня придерживал.

Я не слишком хорошо подкована в вопросах правильного поведения с партнером, после того как произошло соитие. Я к тому, что после утраты моей невинности с Кэмом, я юркнула в самолет до дома, прежде чем успела посмотреть в лицо ему или последствиям от содеянного. Наша следующая встреча в то лето произошла уже когда смятение-на-утро-после полностью испарилось, и этим мой опыт исчерпан. Кэм стал единственной записью в списке моих контактов. Беременность сделала меня полностью безучастной к подобным развлечениям в колледже. Поэтому я представления не имела, по какой схеме люди обычно действовали после случайного секса.

Деклан же казался еще спокойнее, чем обычно, вольготно устроившись, справа от меня внутри дорогого автосалона. Его абсолютная невозмутимость только усиливала мою нервозность, вызывая жгучее желание вывести из себя этого наглеца.

— А зачем тебе вообще сегодня приезжать? Я думала, что большая сцена удочерения в агентстве — единственная на повестке дня, — поинтересовалась я с подозрением. Из того, что мне известно, отсутствие рядом со мной Кэма в тот день, когда я отправилась в город Роли, было аутентично передано в сценарии.

И эта сцена даже не была исключительно важной. Я сказала «большая» исходя только из габаритов. Декорации, что для нее отстраивались, отличались впечатляющими размерами и красотой. Да и съемки обещали стать затяжными: судя по планам Джорджии, нас ожидал длинный день с множеством дублей и сменами ракурсов.

— Тебя даже нет в этой сцене, — заявила я.

Деклан в ответ лишь пожал плечами, что я восприняла как знак согласия.

— О да, ты — истинный экоманьяк, — не удержалась я от издевки. — И какова же истинная причина твоего стремления сегодня на работу? Неужели, ты настолько наслаждаешься, мучая меня?

— Не льсти себе, — его челюсть застыла, будто высеченная из мрамора талантливой рукой знаменитого скульптора. Его подбородку можно посвящать сонеты. Уверена, миллионы девушек на моем месте сейчас бы именно этим и занялись.

Деклан отвернулся, лишая меня возможности прочесть то, что написано у него на лице, и не стал дальше продолжать беседу. Честно говоря, я шутила, говоря «мучить», но его угрюмая реакция по-настоящему заставила меня чувствовать себя неловко. И, если он здесь не для того, чтобы досадить мне, тогда зачем?

Я не стала настаивать на продолжении общения, немного опасаясь реакции Деклана. Приятным облегчением стало то, что он ни слова не произнес на протяжении всего пути и на парковке. Дек даже не попытался проследовать за мной в трейлер Маделин. Это уже начинало настораживать, учитывая тот факт, что игра на моих нервах была его любимым лекарством от скуки в перерывах между съемками и проработкой сценария. Может, он заболел.

Странное ощущение от этого утра усилилось, когда я нигде не смогла отыскать Альфреда. Вздохнув, я закусила губу от разочарования. Я ведь надеялась запустить свой новейший план по завоеванию телохранителя, заключающийся в постоянном упоминании различных фактов о спорте, пока какой-нибудь не вызовет его ответной реакции. Ничто так не сближает людей, как команда, за которую вы оба болеете. Я собиралась начать с футбола, хотя то, что он крупнее большинства игроков, возможно, делает его менее заинтересованным, по сравнению с любым среднестатистическим американцем.

Когда я открыла дверь мисс Луна как раз выходила, и нам пришлось неловко проскальзывать мимо друг друга в узком проходе, меняясь местами, под острым взглядом Маделин.

— Где все? — поинтересовалась я.

Поскольку мисс Луна уже завершила свои обычные утренние обязанности и ушла, мы с Маделин остались наедине. Отсутствие толпы не заставляло безликий трейлер казаться больше. Он был безжизненным, практически вызывающим клаустрофобию, без личностей, наполнявших пространство чем-то большим, чем привычный сухой профессионализм, что источала Маделин.

Молоденькая рыжевласка была облачена в спортивный костюм, и ее конский хвост спокойно ниспадал сзади, и был настолько длинным, что чуть ли не доставал до пят. Она иссушила бутылку воды с таким усердием, будто только что пробежала марафон, хотя я знала, что прошел как минимум час, после того как ее тренер подверг ее изнурительной тренировке.

Маделин закрутила крышку бутылки и, наконец, отметила мое присутствие своим оценивающим взглядом.

— Альфред пошел помочь Френ принести коробки с письмами от поклонников из ее машины, — фыркнула она. И я достаточно хорошо знала Маделин, чтобы понять, что ее раздражение вызвано не самим моим вопросом, я тем фактом, что я интересовалась чем-то, не связанным с ее персоной, «Девушкой в желтом платье» или работой.

Я знала, что заплачу за свое (хоть и небольшое) отвлечение, и Маделин не разочаровала.

— Почему ты отдала своего ребенка?

«— Я обязана спросить тебя, Эдли, почему ты хочешь отдать свою девочку на удочерение?»

Слова Маделин вызвали в моей памяти тот же самый вопрос, что мне задал агент по усыновлению, и эти оба вопроса начали кружить в моем сознании, словно рой потревоженных пчел вокруг их собственного улья.

Они все хотели знать почему. Но «почему» — это так просто, прямо и предсказуемо. Их истинным вопросом должно было стать «когда». Когда я решила отказаться от ребенка, за жизнь которого отдала бы свою.

Это был один единственный момент, внешне незначительный, но неизмеримый по своей сути.

Для стороннего наблюдателя, это не выглядело бы чем-то особенным: просто молодая девушка, сидящая в парке и наблюдающая за тем, как мир вокруг нее кружит в собственном ритме.

То был тяжелый день. Я жила с Кэмом в его лофте в Роли, наблюдая за тем, как жизненные обстоятельства, что я навлекла, меняют его. Я чувствовала себя бесконечно уставшей, но сон не приносил ожидаемого облегчения, изматывая меня невероятно реалистичными кошмарами.

Деревья маячили за спиной, легкий ветерок запутывал длинный подол моего платья вокруг лодыжек и, в этот раз, лето не показалось мне таким уж неотвратимым.

Я только что приобрела крендель у пекаря на деньги, что попросила у Кэма сегодня утром. Меня никогда не смущало просить деньги у родителей (и гораздо больше, чем жалкие десять долларов, которые Кэм выскреб из своего бумажника), но каждый раз, когда я просила его об этом, у меня было чувство, будто я отдавала часть своей души взамен.

Женщина с коляской прогуливалась по мощеным дорожкам вокруг парка. У неё был тип лица, по которому сложно определить возраст. Ее, длиной до подбородка стрижка а-ля «мамаша» намекала, на около тридцатилетний возраст, однако лицо выглядело свежим и молодым, не смотря на темные круги под уставшими глазами.

Половина её лица была искажена из-за телефона, зажатого между плечом и подбородком. Обе руки были заняты несмежными делами: одной было поручено выправление тента на коляске, тогда как вторая вылавливала только-только начавшую ходить малышку в розовой пачке, искусно уворачивающуюся от неё. Я могла слышать только часть разговора по телефону, из-за криков ребёнка, но даже этого хватило, чтобы осознать, что её голос звучал так же изможденно, как я себя чувствовала.

Женщина остановилась около моей скамьи в парке, чтобы закрепить тяжёлый мешок с детскими вещами на руле прогулочной коляски и отыскать в нем какую-то вещь. Мать была настолько занята, что, казалось, даже не заметила моего присутствия, чего нельзя было сказать о маленькой девочке, которая тут же ко мне подсела. Тюль её пачки выглядела прямой и жёсткой, скрывая нижнюю половину маленького тельца, и только дрыгающиеся носки розовых балетных тапочек выглядывали из-под неё.

— О, нет!

Я посмотрела как раз в тот момент, когда несметное количество бутылочек, пустышек и других всевозможных детских принадлежностей вывалились из мешка и покатились вниз по склону.

— Черт возьми!

За первым последовало еще более эмоциональное восклицание. Женщина быстро хлопнула ладонью себе по губам, глядя на дочь широко раскрытыми глазами.

— Это очень плохое слово, Астрид. Мамочка не хотела говорить это нехорошее слово. Мы ведь не расскажем папе об этом уродливом слове, не так ли, милая?

Девочка внимательно смотрела на мать.

Когда она поняла, что старший ребенок не собирался ни соглашаться, ни опровергать ее высказывание, она нетерпеливо протянула дочери руку.

Маленькая девочка не сдвинулась с места.

— Астрид, — женщина скомандовала голосом, который, как я подозреваю, получают все матери на первый день рождения своего ребенка.

Астрид моргнула, но ее большие глаза, как у Бэмби, остались непреклонны. Мать чуть не плакала, глядя вниз набережной, туда, где вещи из мешка остановили свой бег. Крик младенца добавил восклицательный знак всей этой ситуации.

— Можете оставить ее со мной.

Даже не знаю, что заставило меня это сказать. Может то, что девочка была маленькой балериной, как и я когда-то. А может, во мне начал просыпаться материнский инстинкт.

— Я послежу.

Женщина удивленно уставилась на меня, будто не знала, что я здесь до этого момента. Недоверие отразилось на ее лице, пока взгляд не опустился ниже, на мой огромный круглый живот. Моя беременность явила собой большой жирный знак «Мне можно верить».

— Я всего на минутку, Астрид. Пожалуйста, будь хорошей девочкой с этой милой леди.

Как только ее мать ушла, забрав с собой неумолкающего младенца, чтобы собрать потерянные вещи, Астрид оживилась. Неуклюже маневрируя ей все же удалось встать на колени, и ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Дыхание девочки пахло чем-то сладким: конфетами или мороженным.

—Ты кто? — спросила она.

Я тут же пожалела о своем опрометчивом предложении. Никогда не умела ладить с детьми. Очевидно, надвигающееся материнство не изменило этого.

— Я — девочка.

— Я собираюсь стать балериной, — сказала она уверенно. Ее светло-коричневые волосы, всего на оттенок или два отличающиеся от маминых, были спутанными, непослушными и вьющиеся на концах. Это был кошмар, но однажды, с возрастом и грамотным использованием нескольких средств ухода, они будут прекрасны — этакие сияющие локоны, что обычно показывают в рекламе шампуня.

— Моя мама раньше была юристом. А ты кто?

Я колебалась, сконфуженная вопросом. Каким бы нереалистичным это сейчас ни было, балет всегда был моим будущим. Что на самом деле это означало, как бы далеко меня завело — раньше не имело никакого значения. Я полагала, что буду решать проблемы по мере их возникновения.

— Ну... Я пока еще не решила. Думаю, что могу стать кем угодно, если честно.

И на секунду мне показалось, что все возможности мира распластались у моих ног, умоляя выбрать из них.

— Неправильно, глупенькая, — вскрикнула Астрид победно, прежде чем ее маленькие ручки обхватили меня за пояс, а розовая щека прижалась к ткани на моем животе.

— У тебя внутри ребенок. Ты — мамочка! И ты всегда, всегда ею будешь.

Даже после того, как мама Астрид забрала ее и долго меня благодарила, слова девочки продолжали отдаваться эхом в моих ушах, как, если бы она шептала «навсегда, навсегда, навсегда...»

— Подожди-ка, — вернула Маделин меня в реальность, разозленная молчаливым погружением в личные воспоминания.

— Если Кэма с тобой не было в агентстве, то откуда он вообще может знать, что там происходило?

— Я рассказала ему об этом позже, — уверила я, немного задетая тем, что она решила, будто я могла скрывать что-то настолько важное от Кэма.

— Так все действительно происходило именно так, как написано? — со скепсисом в голосе Маделин требовала ответа.

— Все важные моменты, так или иначе.

Я смотрела в сторону, избегая встречаться глазами, но ее пристальный взгляд и молчание накалили ситуацию, как, если бы Маделин развела костер под моей ложью.

— Ну... агент спрашивала меня, почему я решилась на удочерение.

Ее изумрудные глаза сияли как фейерверки, обрадованные моим нейтральным началом. Маделин — настоящая акула. Она могла учуять каплю крови в воде за километры отсюда.

— И каков был ответ?

— Я сказала, что слишком молода, чтобы стать матерью. Хотелось, чтобы ребенок Кэма получил лучшую жизнь, чем я могла обеспечить, и ни один из нас не имел надежного источника дохода, — выдохнула я, отвечая. Такой вариант, по крайней мере, было не сложно озвучить.

— И это истинные причины? — ее цепкий, колючий взгляд буквально дробил тело на атомы, изучая меня.

— Это правда.

— Но ведь только ее часть? — Маделин вздернула бровь, когда ее предположение попало в яблочко.

Моя дрожь подтвердила правду, которую она только что открыла.

Словно Нэнси Дрю из детективных романов, она ликовала, раскрывая свою логическую последовательность,

— В «Девушке в желтом платье» Эдли не рассказывает Кэму о своем решении отдать ребенка, еще несколько недель после посещения центра по усыновлению. Он так и не узнал, почему она сделала именно такой выбор.

Да он и не смог бы — я приняла все решения за нас обоих. К тому моменту, когда я рассказала ему, мой выбор был настолько тверд, что никакие расспросы и заверения не смогли бы изменить его. Это никогда не было решением Кэма. Я просто не позволила ему его принять.

Я набрала воздуха в легкие.

— Мне пришлось отказаться от очень многого, после того как я узнала, что беременна. Оставить родителей, ни секунду не размышляя. Я по-настоящему сильно любила Кэма.

— Так ты решила отказаться от ребенка, бессознательно отталкивая своего любимого за то, что он лишил тебя семьи и испортил фигуру, — отрезала Маделин, выдавая собственную версию моей истории.

— Матерь Божия! Ты действительно так обо мне думаешь?

— Просто ты так долго добиралась до сути вопроса, что мой ум начал высказывать собственные гипотезы, — Маделин совсем не выглядела извиняющейся.

Я попыталась подавить свое отвращение, но в голос все-таки проник сарказм,

— Дико извиняюсь. Просто, это не самая моя любимая тема для размышлений. Мой тип личности заставляет меня мгновенно высказывать все, что приходит на ум. В этом все дело. Я была слишком польщена тем, что тебе потребовалась моя помощь, — каждое произнесенное слово со злостью выскочило у меня изо рта; я набрала еще больше воздуха в легкие. — Нет, отдать ребенка не было моим личным способом мести Кэму. Если бы он был вынужден отказаться от своей семьи ради меня, то непременно именно так и поступил.

Я все напряглась, собираясь с силами. Может, Маделин и была права: не в извращенной теории насчет мести Кэму, но в полном отсутствии настоящей причины так поступить. Было очень трудно найти правильные слова, чтобы произнести то, что я никогда не собиралась придавать огласке. Пока я мешкалась, Маделин пришла в себя. Она уставилась на меня своим жутким, немигающим кукольным взглядом, как если бы думала, что если будет смотреть на меня достаточно упорно, то сможет вскрыть все потаенные секреты моей души.

— Но у Кэма не было семьи, от которой можно отказаться, и думаю, это так же сыграло свою роль. Я не могла его просить отказаться от всего ради нас, притом, что он сам так мало имел от рождения. Он бы пожертвовал всем — и именно поэтому я не могла ему этого позволить. Кэм — лучший человек из всех, что я встречала в своей жизни. Он заслуживает исполнения всех своих желаний, и... — следующие слова давались с трудом, и я запнулась. — И, возможно, я думала, что тоже этого заслуживаю. Ну, или хотя бы заслуживаю возможности попытаться стать кем-то, кем никогда не была.

Было в порядке вещей то, что Маделин не произнесла ни слова в завершение нашей беседы. Я не могла этого выносить: не тогда, когда мое самоосуждение пожирало меня.

— Считаешь, что я — эгоистичный монстр? — ирония, с которой я задала вопрос, указывала на то, что королева нарциссизма все еще во мне жила.

Лицо Маделин на мгновенье выразило замешательство, прежде чем одарить меня каплей сочувствия.

— Если честно, то ты могла бы рассказывать о том, как принимала участие в серии банковских ограблений, и мне было бы все равно. Я не собираюсь препарировать твое прошлое с морально-этическим скальпелем в руках. Мне просто нужно понять факты. Все остальное — просто информация.

Стук в дверь вернул нас в реальный мир: Френ пришла напомнить Маделин, что пора к парикмахеру и визажисту.

— Ничего, если я прямо сейчас пойду домой? — я не двинулась с дивана, когда актриса направилась по своим делам, ожидая, что я за ней последую.

Миллион мыслей отразился на лице, в основном о том, как мое отсутствие отразится на работе, прежде чем она кивнула в знак согласия. Желание провести целый день без моего назойливого присутствия явно перевесило возможные потери.

Я уронила голову на ладони, как только актриса покинула трейлер. Жизнь превратилась в каждодневное посещение стоматолога: только вместо зубов, Маделин вырывала воспоминания прямо из глубины моей души. Лучше бы это были зубы. По крайней мере, у стоматологов бывают сильные обезболивающие, временами вызывающие забавные эффекты.

Показывать слабость — не выход. От меня именно этого и ждут. Маделин хотела брать, брать и брать, пока во мне совсем ничего не останется.

Мне необходимы деньги — повторила я себе в миллионный раз.

Может, это снова обретет смысл через пару минут. Но, прямо сейчас, побежденная, одинокая, осознавшая свой самый большой позор в жизни, я не могла найти силы собрать себя по кусочкам. Я не могла заставить себя встать. Не могла заставить идти.

Потому что если бы могла, то уже уходила бы отсюда, не оглядываясь.