Все становилось только хуже. Через четыре дня после первой статьи, история реальной Эдли Эдер и ее предполагаемых отношений разлетелась по многочисленным журналам и веб-сайтам. Папарацци преследовали нас как ненасытные ястребы.

Я был в безопасности на огороженной территории. Никто пока не пытался перепрыгнуть забор. Пойти куда-либо было катастрофой. И все же, я сидел в лимузине, нервно постукивая пальцами, когда мы направлялись в логово к зверю, или как некоторые люди любили называть его – Беверли-Хиллз. Родео Драйв, если быть точнее.

Пасмурное небо не предполагало солнечных очков и бейсбольной кепки, которые были на мне. Это выглядело ужасно неуместно в комбинации с моим безупречным нарядом. Тем не менее, я был и этому благодарен, так как Лазар остановил машину напротив ресторана.

Моя надежда, что я тихо зайду, мгновенно рухнула, когда я увидел десяток или больше женщин и мужчин с камерами. Как они вообще узнали, что именно здесь надо фотографировать? Все американские спецслужбы действительно упускают огромный потенциал этих ребят. Они бы могли кого-нибудь найти здесь.

Моя рука опустилась на ручку двери, откладывая неизбежное, и в сотый раз за утро, мне приходилось напоминать себе, зачем я это делал. Если бы кто-то другой позвонил и попросил о встрече, я бы отказал ему без проблем. Но это был человек, от которого я не мог отвернуться.

Собравшись с духом, я, наконец, сделал решительный шаг. Вспышки засверкали, как только моя нога коснулась земли.

— Деклан! Деклан!

— Сюда!

Они столпились по обеим сторонам от лестницы, ведущей к «Урасаве», и я промчался мимо них так грациозно, насколько мое напряженное тело мне позволяло. Когда крик моего имени не привлек должного внимания, они прибегли к новой тактике.

— Что вы чувствуете, зная, что у вашей девушки есть ребенок, которого она бросила?

Моя нога замерла на мгновение, а руки прижались к телу. Я преисполнился еще большей решимостью, чем раньше, покончить с этим.

— Вы влюблены, мистер Дэвис?

— Чем сейчас занимается Эдли с К.A. Питерсоном?

Все, чего они хотели, это реакции. Я, идущий в ресторан на ланч, не помогу им продать много газет или заработать больше просмотров на их сайтах.

— Мистер Дэвис, посмотрите сюда!

И затем все стихло. Дверь позади меня со щелчком захлопнулась, и шум совсем приглушился за затемненным стеклом.

Мои руки тряслись, когда я снимал бейсболку и очки. Я пытался пригладить непослушные волосы, которые выглядели вполне презентабельно до того, как меня заставили испортить их кепкой. Когда все было в порядке, в каком и должно было быть, я вошел в лифт и оказался рядом с серьезным на вид мужчиной в деловом костюме и симпатичной молодой девушкой возле него. Разница в возрасте была впечатляющей, но в этом городе ты бы никогда не узнал. Если бы их волосы не были того же светло-каштанового оттенка и без их необычных, слегка больших носов, я мог бы принять их за пару, вместо отца и дочери.

В тишине мы приехали на второй этаж, но как только мы вошли в элегантный ресторан, девушка уже не смогла сдержаться.

— Я не хочу беспокоить, но вы Деклан Дэвис, да? — она улыбнулась, но это не была пугающая я-собираюсь-преследовать-тебя-до-ванной-и-вытаскивать-из-твоего-мусорного-бака-использованные-полотенца улыбка.

Я нервно оглянулся вокруг и кивнул. Ее отец смотрел на нас неодобрительно, но молчал.

— Можете подписать для меня автограф? Мы смотрели ваш фильм «Письма моему прежнему Я» на уроках кинематографии, и я считаю его действительно хорошим. Я даже организовала клуб в школе, чтобы помочь заработать денег для бездомных подростков, — ее глаза искренне светились.

— Конечно! С радостью, — и это была правда.

Я не возражал против этой стороны популярности. Много раз весь негатив казался ошеломляющим, но время от времени мне напоминали о том положительном влиянии моей славы. Такие моменты были намного спокойней, как, например, эта милая девушка, вдохновленная персонажем, которого я сыграл, чем кричащие дворняги, что ждали снаружи.

Она достала кошелек, чтобы найти клочок бумаги для автографа, но я остановил ее. Я схватил перманентный маркер у метрдотеля и быстро черканул корявую подпись на ценнике кепки, которая была только что на мне.

— Вау! Спасибо! Мы могли бы выставить это на аукцион на «eBay» и заработать немного денег для клуба, — ее глаза восхищались кепкой так, будто она была сокровищем, что было иронично, учитывая то, что, если бы я не дал этот ценник ей, он бы отправился в мусорный бак.

Я усмехнулся, наслаждаясь ее энтузиазмом, и покачал головой.

— Не делай этого. Тебе лучше сохранить его. Вот, подожди секунду, — Порывшись в кармане, я быстро выписал чек и отдал ей. — Уверен, что автограф не принес бы тебе столько, как это. Кепка твоя, это личный подарок от меня.

Ее глаза смешно выпучились, и я почувствовал, как стресс уходил из моего тела. Было приятно делать что-то хорошее.

Метрдотель вернулся и провел меня к столику, за которым уже ждал мой товарищ по обеду, вызывающий еще один табун мурашек на спине. Официанты забрали тарелки с суши, и я понял, что даже, если бы так не нервничал, еда бы все равно не понравилась. Я не был фанатом сырой рыбы, несмотря на то, каким модным это сейчас было.

В промежуток между публичным выходом и неаппетитной едой мне стало понятно, что единственная причина быть здесь — это уважение к мистеру Хоффману. Этот человек был легендой, и я полностью готов пройти через это все, чтобы оказаться в его обществе.

Он встал, когда я подошел к кабинке, где мы будем ужинать, и протянул руку шоколадного оттенка в приветственном жесте. На его голове блестела гладкая лысина. И хотя мне и было известно, что ему уже около семидесяти, выглядел мужчина гораздо моложе своих лет.

Первый раз в моей жизни я почувствовал силу популярности. В голове не было ни одной мысли, и я поклялся больше никогда не смеяться с девушек, которые при виде меня становились пустоголовыми.

— Вы немного меньше, чем я представлял, — прервал он тишину.

Его голос был не таким глубоким, как могло показаться, при осмотре его телосложения, вместо этого он оказался легким и почти музыкальным.

Невозможно было не рассмеяться. Раньше никто не говорил мне, что у меня маленький рост. Обычно все было наоборот.

— Это честь, мистер Хоффман.

Он стремительно кивнул, принимая комплимент.

— Я надеюсь, вы не возражаете, что я поспешил и заказал за вас.

— Вовсе нет, — мне принесли то же самое.

— Я уверен, вы удивились, когда я пригласил вас сюда. Вы успешный актер, я стареющий продюсер с кучей бесполезных наград в доме, — он остановился, позволяя официанту поставить еду.

Единственный плюс суши в том, что их приносят двумя маленькими полосками, так что я точно знал, сколько мне придется страдать.

У меня неуклюже выходило с палочками, но только что мне удалось запихнуть кусочек себе в рот.

— Тебе нравятся, те нововведения, которыми сейчас очарованы в студии? — спросил он. — Потому что я считаю чертовски постыдным, когда ни один из этих идиотов не может сохранить оригинальную идею.

Я резко закашлялся, от удивления проглатывая целый кусок.

— Спокойствие, сынок, — предостерег мужчина с ухмылкой. Ему понравилось то, что он смог шокировать меня.

— Меня еще никто не очаровывал, сэр, — ответил я искренне.

Его ухмылка только увеличилась. Улыбку Чеширского кота должно быть рисовали с его лица. Боже, он был стар для этого.

— Я собираюсь попытаться изменить это, мистер Дэвис.

— Пожалуйста, зовите меня Деклан, сэр.

— Хорошо, Деклан. Я сейчас все тебе объясню. Около года назад я узнал, что одна студия пытается сделать ремейк кое-какого фильма. И с тех пор я делал все возможное, чтобы спалить ее до тла и не дать ей это сделать. Нельзя портить такое совершенство, сынок... Тем не менее, зрители продолжают покупать билеты, а студии и дальше будут выпускать ремейки, пока это приносит им деньги.

Я был в замешательстве. Я понял, о чем он говорил, но был в недоумении от смысла всего этого. Почему он говорит это мне? Почему мне? Как будто я не знал, что ремейки имеют бешеный успех.

— Не расстраивайся, сынок. Ты достаточно хорош, чтобы просто встать и уйти, но приятно видеть, что мозг у тебя все-таки есть... Я надеялся на это.

— Я полагаю, вы не будете просить меня остановить производство этого фильма. Вы один из самых влиятельных людей Голливуда. По сравнению с вами, я мелюзга в этом деле.

— Нет. Деклан, Я боюсь, что ничто уже не остановит это. Я не могу больше бороться, но я не собираюсь так просто позволить какому-то старому Капитану Ахаву гоняться за Моби Диком. Если мы решимся на это, я стану одним из тех, кто будет управлять этой лодкой. Я не доверяю никому, чтобы все не испортить.

— Вы же не имели в виду фильм «Моби Дик», правда?

Он рассмеялся очень громко и его смех, беззастенчиво вырываясь за пределы нашей кабинки, прозвучал на весь ресторан.

— Нет, сынок. На этой прогулке мы останемся сухими, хотя юг чертовски влажный, — его карие глаза впились в мои, заставляя меня понять всю серьезность того, что он сейчас скажет. — Мы собираемся снять «Унесенные ветром».

Мои глаза выпучились.

— Вы хотите сделать ремейк на «Унесенные ветром»?

— Разве я тебе только что сказал, что хочу? Я не хочу... Я должен, — его тарелка стояла перед ним пустая, в то время как я проглотил единственный ролл. К счастью разговор был настолько безумным, что можно было забыть о еде.

— Окей, вы должны снять «Унесенные ветром». Но я вам зачем?

— Я думаю, ты сможешь стать моим Реттом Батлером, — он смотрел на меня, оценивая мою мимику с медицинской точностью.

— Я... Я не могу им быть! Я...

— Костлявый, я знаю, — перебил он меня, его лицо кривилось от недовольства отсутствия у меня каких-либо физических качеств.

— Я собирался сказать австралиец и немного молод для этого, — поправил я его, немного обиженно. Мне было достаточно шести футов и хорошего телосложения.

— Лишние детали, — он махнул своей рукой в воздухе, будто отгонял муху. Его не пугали мои вполне обоснованные опасения. — Большую часть съемок мы будем в Австралии. Нам нужна хорошая погода. Я знаю, это твой дом, и ты знаешь, что это роль всей твоей жизни.

Я кивнул, не отрицая это.

— Мне нужно немного времени, чтобы подумать…

— Полагаю, я могу тебе его дать, — согласился он, хоть и не выглядел слишком довольным. — Но на твоем месте, я бы не думал слишком долго. Одно слово и каждый актер младше восьмидесяти будет ко мне подлизываться.

— Могу я задать вопрос? — еда заканчивалась, и я был уверен, что у меня уже появляется аллергия. Мне нужно собрать свои мысли.

— Нет, тебе нужно набраться сил, — маленькая улыбка все еще играла на его губах. — Впрочем, у меня к тебе есть вопрос.

— Ладно, — медленно выдавил я из себя слово, чувствуя неловкость.

— Какая она? Настоящая Эдли Эдер.

Мой подбородок дрогнул. Джозеф, казалось, допускал больше фривольности, чем простые смертные. Он был словно Зевс, наблюдавший с Олимпа, как мы все обманываем самих себя. Просто услышать имя Эдли из его уст было нереальным.

— Не удивляйся так, сынок. Я хоть и стар, но все еще грамотный. Просто меня также как и остальных заинтересовала настоящая Эдли Эдер.

Я сомневался в этом. Никого она так не интересовала, как меня.

— ...Она... непреднамеренно привлекательная, — я улыбнулся, когда использовал фразу Френ. — И она просто нечто... большее, чем когда-нибудь кто-то сможет отразить это в книге.

— Да она просто муза, я полагаю. Попробуй украсть ее, хорошо? Мне понадобится все вдохновение, которое я могу получить, для этого монстра.

***

Однажды я спрошу Джозефа, почему он выбрал меня, независимо от того, возьму я эту роль или нет. Я уверен, что это будет интересный разговор. Что касается моего психического состояния после короткого, но, возможно, меняющего жизнь обеда, я остался ошеломлен.

Лазар припарковался давным-давно, позволяя мне запрыгнуть на заднее сидение в любое удобное для меня время, но я не двигался. Я уставился на свой телефон, лежащий на ладони. Я хотел поделиться с кем-то. Я только что познакомился с Джозефом Хоффманом! И он хотел снять фильм со мной!

Джозеф ясно дал понять, что этот секрет нельзя доверять еще кому-либо в студии. Он сказал это, настойчиво смотря мне в глаза, Я сомневался в том, что в это «кто-либо» входит моя семья. Мне бы хотелось поделиться с ними, увидеть их непредсказуемую реакцию, но они не были теми самыми, кому бы я рассказал в первую очередь.

Забавно, что был лишь единственный человек, которому я хотел рассказать. Эдли находилась в таком блаженном неведении о нашем мире, что я даже видел, как она одарила бы Стивена Спилберга презрительным взглядом, когда тот прорвался бы в очередь перед ней. Она была единственной свободной от ограничений Джозефа и той, которой я не знал, как рассказать.

Наши отношения стали странными с тех пор, как Кэм вернулся. Я пытался пару раз с ней встретиться, но она всегда находила оправдание, почему мы не могли провести время вместе. То, что она никогда и не говорила мне исчезнуть, казалось мне хорошим знаком.

Я скучал по ней.

Я ненавидел то, что стал зависим от нее, но это было бесполезно отрицать.

Дни, которые тянулись бесконечно долго в начале лета, замедлились, пока не осталось всего несколько дней съемок. Мы не обсуждали будущее. Все казалось таким далеким и незначительным. Я знал, что она не планировала лететь домой до начала сентября, и мы несколько раз говорили о том, что у меня нет последующего проекта.

Казалось, впервые в моей жизни передо мной был чистый лист. Я сам владел своим будущим. В глубине моего разума, может быть, какая-то часть меня надеялась, что, чем более пустой я сделаю свою жизнь, тем больше Эдли попытается ее заполнить.

И точно так же, мое настроение испортилось, сделав меня слабым и бесхарактерным, пока я не упал на сиденье.

Это было жалко. Я был жалким.

Она превратила меня в жалкого влюбленного щенка. С тех пор как Кэм вернулся на съемки, я чувствовал неопределенность. Это можно было понять только по одному взгляду на ее лицо. Он никуда не ушел на самом деле. Она принадлежала Кэму. Как я мог конкурировать с этим?

Они сделали меня лицемером. Мои глаза следили за ними острее, чем у любого объектива камеры папарацци, как только у меня появлялся какой-то шанс. Неважно сколько я смотрел. У меня не получалась расшифровать их взгляды украдкой или прикосновения. Ревность превращала все, что я видел, во что-то значимое.

Я был более чем жалок и просто покончил с этим. Все волнение, ревность и неопределенность были оставлены в лимузине.

У меня было дело, которое я должен сделать.

Пройдя мимо охранника, он едва принял к сведению мой кивок, отвлекшись на русоволосого парня, спорящего с ним.

— Смотри, сюда, это мое официальное калифорнийское водительское удостоверение. Видишь, Томас Эдер. Я не какой-то репортер. Я просто хочу увидеть свою сестру.

Я не смог убежать от нее! Я сделал все, что мог, чтобы заглушить звук, даже закрывал ладонями уши и гудел, но слова стройного мужчины все равно донеслись до меня. То, что он настаивал на том, что был Томасом, а не Кейдом Эдером, который был книжным братом Эдли, подтвердило его заявление.

Я замедлил шаг, несмотря на здравый смысл.

Мне было не так много известно о ее семье. Вообще-то, она не любила говорить с кем-то о жизни. Все, что я знал — она ушла из дома, когда узнала о беременности. Я не мог себе представить, что она бы бросила их без причины. Должна быть причина.

Насколько я знал, они никогда ее не искали. Почему Томас внезапно появился после стольких лет?

Я не переставал спрашивать. Мне было любопытно, но я не был глупым. Спросить Эдли, как прошел ее день, могло быть опасным, я не собирался вставлять свой нос в ее семейные проблемы. Ух, нет. Нет, спасибо. Этого не будет.

— Пожалуйста, если не верите мне, просто сходите и скажите, что я здесь. Она скажет вам, кто я, — взмолился он скрипучим и побитым голосом.

Что-то было знакомое в его голосе. Что-то, что я мог услышать только в разговорах с Эдли. Что-то, что добралось до самых моих слабых мест.

Черт возьми, Томас. Я очень надеюсь, ты меня не кастрируешь.

***

Я нашел Эдли, прячущейся за Альфредом и его огромной тенью, пока Маделин раздавала автографы и позировала для фото с проходящей группой туристов. Она скрестила руки и склонила подбородок в своей лучшей попытке уйти незамеченной. Я мог бы дразнить ее, обвиняя в фобии на фанатов, но в отличие от большинства людей у нее была настоящая причина бояться толпы.

Я видел, как она расстраивалась, видел ее сердитой, даже в ярости, но меня ничто не испугало так, как выражение лица Эдли после того случая, когда папарацци почти разорвали ее на части. С ободранными коленками и кровоточащими, грубыми руками, ее глаза искрились чем-то диким и пугливым. Это напомнило мне лошадей моей матери. У них был тот же самый взгляд перед тем, как они начинали паниковать и делали что-то глупое.

Ее страх вызвал ярость в моей крови. Я хотел снести им головы их собственными камерами. Я хотел пытать их и издеваться, пока они не почувствовали бы себя беспомощными и напуганными, как она. Альфред был тем, кто остановил меня, и его ежедневное присутствие рядом с Эдли, готового действовать в качестве неофициального защитника в случае необходимости, было огромным утешением.

Она никогда не позволяла мне защищать ее. Даже проявлять заботу было невозможно. Моя маленькая глупая Шейла (прим.пер.: песня группы «Slade» «Little Sheila»).

Забывая, что Маделин и Эдли были не единственными на съемочной площадке, я ввязался в драку. Визг и восклицания послышались со всех сторон, как будто я попал на выступление, и инстинктивно, я посмотрел на Эдли, надеясь уловить ту же мысль. Я пропустил раздраженную маленькую складку, между ее бровей, которая появлялась, когда я делал что-то, что она находила особенно невыносимым.

Она даже не смотрела на меня. После моего нарушения порядка, Альфред стал защищать меня, а Эдли тащилась за ним, как ребенок, который прячется за ногами отца. Уязвимость заставила ее нахмуриться и я, наконец, привлек ее внимание и оттащил, прежде чем девушка смогла возразить.

— Что ты делаешь, скотина? — она дернула руку, пытаясь освободиться, но ее ноги не могли бороться со мной. Это было многообещающее начало.

Я еще не ответил. Я должен был быть осторожным — деликатным — из-за того, как ситуация разыгралась. Во-первых, нам нужно было уйти от толпы, и после этого... ну, я еще не думал так далеко. Я пошел в самое заброшенное место, о котором только и мог думать. Мне нравилось думать об этом участке как о районе, но это на самом деле была просто тихая дорожка, где кинозвезды могли пройти к своим трейлерам.

Эдли издала хихиканье, и я качнулся в замешательстве, откровенно говоря, немного испугавшись. Ее знакомая усмешка заставила меня нервничать еще больше.

— Несколько дней без секса и вы ведете себя как пещерный человек, мистер Дэвис, — сказала она с нахальством, подняв правый уголок рта и поставив руку на бедро.

Я ничего не мог вспомнить о Томасе, когда Эдли прижалась ко мне в дерзкой манере своих бедер. Я застонал от этого вида. Она хоть представляла, какую власть имела надо мной? Мог ли я по-настоящему понять, или это утонет вместе со мной на дне ямы с собственным отчаянием, куда она бросила меня?

Ее руки и глаза ласкали мою грудь и плечи, как будто я был куском мяса, когда она придерживала нас на алюминиевой стороне одного из прицепов другого актера. Я никогда не чувствовал себя объектом, и что-то говорило об этом, исходящее от меня. Все, чего я хотел от нее, чтобы она смотрела мне в глаза — хотела меня. Вместо того чтобы сбежать, мое тело отдалось ей. Это было почти грязно — и все же, когда она наклонилась ко мне, я был беспомощен.

Я хотел ее... Каждую часть, и я возьму любую, которую смогу получить.

Я крепко дернул Эдли и нащупал ее шелковистые губы своими, приподнимая за талию. Она была самой маленькой девушкой, с которой я когда-либо сталкивался.

— Подожди, — я отступил с диким дыханием, пытаясь избавиться от внезапного опьянения.

Я был пьян от нее. Было что-то, чего мне не хватало, что-то важное. Как только воспоминание промелькнуло в моем сознании, боясь потерять его снова, я выпалил слова:

— Твой брат, Томас, он здесь.

Очень кстати. Я съежился, когда весь мой «осторожный» и «деликатный» план эпически провалился.

Эдли напряглась и прервала все физические контакты между нами.

— О чем ты говоришь?

— Здесь парень, который хочет видеть тебя и утверждает, что он Томас Эдер... Высокий и худой, с волосами на тон или два светлее твоих, — мягко объяснил я, пытаясь не напугать ее. На ее лице появился взгляд дикой лошади.

— Чего он хочет?

— Не думаю, что еще что-то, кроме как увидеть тебя.

Она казалась потерянной, совершенно сбитой с толку, а затем сменила позу и, как поднимающийся пар, выпрямила спину. Ее чувства, начиная с губ, медленно просачивались к глазам.

Мне было известно, что это значило. Я понимал ее так же ясно, как, если бы она произнесла это вслух. Хотя и не желал этого слышать.

— Я пойду с тобой, — предложил я, уже предчувствуя отказ.

— Нет, — все, что сказала Эдли.

— Слушай, я не собираюсь притворяться, что знаю или понимаю твои отношения с семьей, но если он пытается тебя увидеть, тогда это хорошо, верно? Тебе ничего не стоит его выслушать. Он твоя семья.

Девушка уже отвела от меня глаза.

— Нет.

Все, что я мог сделать — это смотреть, как она уходила.

И хотя все длилось несколько секунд, мне казалось, что прошла вечность. Каждый сустав и мышцы кричали на меня, чтобы я сделал что-нибудь — что угодно — чтобы удержать ее рядом со мной. Я не двигался, замер и разрывался между тем, что она хотела, и тем, что я считал нужным.

Я уверен, что мог заставить ее остановиться. До этого момента я всегда находил способ. Но что-то пришло мне в голову, когда я стоял там в первый раз.

Просто потому, что я нашел способ заставить ее возвращаться раз за разом, не означало, что мне всегда будет достаточно просто это сделать.

Как только Эдли пропала из виду, предчувствие, что что-то должно произойти, стало более ощутимо.