Я не имела ни малейшего представления, как буду выживать в ближайшие две недели. Мой билет на самолет не позволял мне убежать отсюда еще шестнадцать дней после окончания съемочного процесса. Это мне за то, что позволила Кэму организовать мою поездку. Каждая секунда каждого дня была наполнена борьбой с моим всепоглощающим желанием бежать – бежать отсюда так быстро, насколько это возможно — не говоря уже о том, что стоимость обратного билета будет внесена в оплату за мою работу.

В доме Кэма стало тихо после его возвращения; даже тише, чем когда только я одна бродила по залам. Мы жили в самом скучном безмолвном фильме, когда-либо созданном, проводя повседневную жизнь в вежливом презрении, никогда не осмеливаясь войти в крещендо нашего последнего противостояния. Я ничего не могла поделать с тем, что мое прошлое, настоящее и будущее давили на меня со всех сторон.

Такое чувство, что Томас был послан мне вселенной, чтобы удостовериться, что ни одна толика боли не прошла незамечено, ни один удар сердца не прошел безболезненно. Зачем он приехал? Он не должен был оказаться внутри. Разве он не знал, что я давно лишилась прав на эту часть своей жизни? Я сдалась — выброшенная в мусор — что касается моей семьи, знала лучше кого бы то ни было: они не признавали права на ошибку — по сути своей никогда.

Игнорировать прошлое было проще, чем настоящее. Я никогда особо не вникала в то, каков тот мужчина, о котором Деклан рассказывал. Я уже знала настоящего его. Я могла ощущать это внутри себя, и это было вполне в стиле моего старшего брата. Раз он пришел увидеться со мной один раз — я сомневаюсь, что он будет последним — мне нужно быть более бдительной, чем обычно.

Мое настоящее было еще сложнее. Я выработала для себя схему действий на съемочной площадке, которая для меня прекрасно работала. Я строго по часам избегала всех мест, где могла образоваться толпа. Так же я изловчилась применять слабости Кэма и Деклана против них самих же. Легкая неловкость в пребывании подле Кэма, стоила того, что Деклан держался от нас на почтительном расстоянии.

Но даже тень Кэма не была мне нужна, когда я была с Маделин, так как почти все избегали ее присутствия.

Было всего одно слабое место в системе, это трехминутная уверенная ходьба до трейлера Маделин каждое утро, но оно было совсем незаметно — ну, пока Деклан не преградил мне путь в последний день съемок.

— Не сейчас, Деклан. — Я попыталась избежать прикосновения, игнорируя собственное учащенное сердцебиение — вполне обычный для меня побочный эффект общения с ним.

Он заблокировал мне дорогу.

— Если не сейчас, то когда именно? Сегодня, вроде как, завершение, так когда ты думаешь — даже не знаю — никогда? Извини, подружка, но мне это не подходит.

Я именно так и собиралась поступить. Возможность просто исчезнуть из жизни Деклана представлялась мне одновременно притягательной и отталкивающей. Меня разрывало на части от внутренней борьбы из-за того, что я хотела и должна была сделать.

Скрывая все признаки внутреннего смятения, я бросила на него притворно отрешенный взгляд.

— О чем ты хочешь поговорить?

— Джозеф Хоффман предложил мне роль в «Унесенных ветром», — его глаза светились от радости, когда он говорил. — Мы пообедали, и это было потрясающе. Он совсем не такой, каким я его себе представлял.

— Это отлично ... Просто действительно, действительно — что это за слово ты используешь? Ах да — крутяк! Это просто очень, очень крутяк!

Мои излияния слов были мертвыми, неутомимыми, заставляя меня погрузиться глубже в бессвязность, надеясь, что количество заменит качество. Я хотела быть счастлива за него. Я знала, как много это значило для него. Это было написано на его лице. Мой эгоизм заразил мою доброжелательность, почти оставив ее неузнаваемой.

Деклан закатил глаза, не впечатлившись моей реакцией.

— Ой, да ладно.

Только что я стояла и пыталась собраться с мыслями, чтобы выдать подобие правдоподобного ответа, как вдруг оказалась сметена в охапку, словно тряпичная кукла. Руки Деклана надежно обхватили меня, уютно прижимая мое тело.

Господи, он пах восхитительно. Кларк Гейбл, должно быть, не мог бы пахнуть лучше.

— Я сказал тебе это не затем, чтобы ты погладила меня по головке. Поздравления не обязательны. Я их не приму.

— Что? — от удивления я открыла рот. — Почему?

Он прижался своими губами к моим на манер старого доброго голливудского поцелуя, больше подходящего для черно-белой кинокартины, чем ярчайшим краскам, что взрывались за моими опущенными веками. Ощущение поцелуя, сладостные касания его языка и настойчивость губ обескуражили меня, но даже ощущения, в которые он меня погрузил, ничего не значили в сравнении тем, что он сказал своим молчанием.

В обращении со мной, Деклан неизменно обладал способностью говорить больше, не произнося ни слова, и этот поцелуй говорил о многом. Он вписывал любовные истории и эротические фантазии в реальность.

Из-за меня Деклан не хотел браться за эту роль. Он чувствовал ко мне то же, что и я к нему. Я была ему настолько небезразлична, насколько не хотела быть. Я не могла назвать это любовью — не могла даже подумать об этом — но мое сердце пело совсем другую песню.

Было тяжело размыкать наши объятия, как, если бы какая-то невидимая, но, тем не менее, важная часть меня оставалась с ним, потерянная для меня навсегда. Я всматривалась в глубину его глаз, пытаясь собраться с силами, чтобы поступить правильно.

— Ты должен взяться за фильм.

Черты его лица заострились с подозрительным недоверием, и я знала, что должна нанести удар ему снова, чтобы он не смог понять мои чувства.

— Ты не можешь быть с такой, как я, а я не могу быть с таким, как ты. Я не создана для этой жизни и совсем не хочу ее.

— Что значит «такая, как ты»? — он пропустил мимо ушей мои слова о его популярности, которые я сказала, чтобы отвлечь его.

— Девушка, которая забеременела в семнадцать, та, которая даже не в состоянии позаботиться о своей плоти и крови... Каждый человек в мире знает о моем прошлом, и если я буду с тобой, тогда они никогда не забудут меня... Я никогда не смогу забыть. Мне это не нужно.

— Дерьмо. Это все полное дерьмо. Когда ты прекратишь делать это, Эдли? Ты не можешь винить себя вечно... Ведешь себя как жалкая трусиха, и мы оба это знаем.

Я была трусихой, но это не сделало мое решение менее значимым. Даже я знала, что «Унесенные ветром» был фильмом всей его жизни. Это сделало бы его карьеру. Он мог думать, что его чувства ко мне что-то значили, но в дальнейшем увидит, что было бы лучше забыть друг друга. Я бы не... не смогла позволить ему разрушить свою жизнь из-за меня.

Мой подбородок дернулся от упрямства.

— Для нас обоих быть вместе — это неправильно.

По его спине прошла дрожь, делая его позу Деклана более жесткой, а стальной взгляд более решительным.

— Ты не можешь заставлять людей соглашаться с твоими решениями. Может, это и работало в прошлом, но я чертовски уверен, со мной такое точно не прокатит. Ты не всегда знаешь, что правильно.

— Нет, Деклан, — я нанесла ответный удар, почти выплевывая слова. Он ни черта не знал, о чем говорил. Ему определенно не было известно про чувствительные кнопки, на которые он почти надавил. — Я лишь приняла решение, которое никто из нас не хотел сделать. Теперь плохой парень — я, так что тебе не нужно им быть. У меня есть сила, поэтому каждый получает то, что лучше для него, и никому не придется брать на себя вину.

Его лицо смягчилось, каждая черточка указывала на недоверие.

— Ты, правда, веришь, что все вышло так хорошо, когда ты в последний раз приняла решение? Думаешь, жизнь, которая есть у тебя и Кэма сейчас действительно лучше?

Мои глаза сузились, а тело выпрямилось в жесткую линию. Он ступил на опасную дорожку.

— Если бы я тогда не была сильной и дала Кэму увидеть нашу дочь, его мечты никогда бы не стали реальностью. И ты остался бы без работы.

Долгое время Деклан молчал. Недоверие охватило его так сильно, что он почти окаменел от удивления.

— Ты так и не прочитала книгу, не так ли?

— Какое это имеет отношение? — открыла я ответный огонь.

Его бессмысленный вопрос выбил меня из колеи, однако я заняла твердую позицию у себя в голове. Я сдалась. Сейчас самое время сбежать до того, как я сделаю то, о чем действительно буду жалеть... например, останусь.

— Слушай, я знаю, что ты не привык слышать «нет», но я больше не буду повторять. Я не хочу быть с тобой! Этот хреновая, пафосная голливудская жизнь является достаточной причиной, чтобы сбежать в лес, но также, черт возьми, мне не интересны твои плейбойские способы обольщения. Затолкай это в свою милую голову.

Я набрала побольше воздуха в легкие.

— Ты. Мне. Не. Нужен.

Я пыталась спрятать свою дрожь, когда Деклан отшатнулся от меня, будто от удара. Насмешка скривила его рот, и я уже почти была готова к ответному удару, который непременно должен настать. Если он сделает мне больно словами достаточно сильно, моя вина немного уменьшится.

И Деклан не подвел меня.

— Я раньше никогда не понимал, почему все, кого ты когда-то любила, позволили тебе сбежать: твои родители, друзья, Томас... даже Кэм. Они не думали, что тебя следует вернуть? — его беспощадный голос разрезал меня на кусочки. — Но сейчас понял. Все, что тебе нужно было сделать — показать им, какой мертвой и бесчувственной ты была внутри, и, я уверен, для них было облегчением видеть, как ты исчезаешь.

— Больше не буду тратить твое время, — ответила я, повышая голос, чтобы он сравнялся с его и его нападки не сломили меня.

Я дернулась, по-дурацки шатаясь... и затем внезапно остановилась в смущении. Наши крики не остались незамеченными людьми на парковке. Маделин, Альфред, даже Кэм, рядом с еще десятками знакомых лиц, которые наблюдали за шоу, которое мы только что устроили.

Я не осмеливалась встретиться с ними глазами, и вместо этого расправила плечи и начала пробираться сквозь зрителей.

Чья-то рука возникла из ниоткуда.

— Куда ты? Ты не можешь уйти. Я нуждаюсь в тебе.

Маделин твердой хваткой удерживала мою руку так, что невозможно вырваться. Я отказывалась встречаться с ней глазами, предпочитая пялиться на землю.

— Ты не можешь уйти, — скомандовала она, пытаясь надавить на меня и вернуть обратно в свое окружение.

Я больше не ее маленькая уточка, помогающая во всем. Вернуться было не в моих интересах. Мои дни, когда меня преследовали, начались и закончились с Маделин Литл.

Когда я подняла голову, передо мной не было зеленых глаз. Мой взгляд устремился на Альфреда, который возвышался над ней, бросая тень, как от небоскреба, на нас обеих. Я уверена, он понимал, что я была готова к жестокости, если Маделин не уберет свои руки от меня.

Смуглая рука опустилась на ее плечи и в тот же момент мужчина пробурчал:

— Дай ей уйти, сестренка.

Я не поняла, было ли это приказом или запрещающим жестом, который удерживал девушку от того, чтобы пойти за мной снова. Но мне было действительно плевать, потому что я уже убегала.

Разрядить свою батарею до состояния отключки казалось мне блестящей идеей, когда я продумывала всевозможные способы побега от всего. Но когда я оказалась в затруднительном положении, поняла, что это был не самый продуманный план.

Вариантов не осталось, когда я оказалась у главного входа, который вел в студию, вместо того, чтобы идти через задний ход и пойти привычным маршрутом. Вообще, я пользовалась входом для посетителей только несколько раз в начале лета, когда Кэму нужно было побеседовать с кем-то о бизнесе.

Как подарок судьбы, охрана сидела за круглым столом, который окружен перегородкой. За столом мне вызвали такси и попросили подождать десять минут.

С души камень упал от этих слов, я почувствовала облегчение без тяжести в груди, зная, что убегу в ближайшее время. Бегло осмотрев небольшой холл, я увидела только одного человека на десяти свободных местах. Мне должно было быть легче без толпы, но вместо этого мое сердце остановилось уже второй раз за день.

— Нечего сказать, сестричка? — пепельные волосы Томаса были уложены на одну сторону, как и в последнюю нашу встречу. Он немного поправился, но, несмотря на это, был все еще тощим, так что лишние пару фунтов его не портили. Под его глазами были круги и разные пуговицы на полосатой рубашке, но даже такой он все еще был очень похож на моего брата.

Я уставилась на него. В голове было также пусто как в копилке в форме свиньи, которую он обманом забрал у меня, когда мне было пять.

— Прикрой свой рот и сядь, Эдли. Тебе предстоит уделить внимание себе и покончить бегать от стай бешенных папарацци, которые преследует тебя. Если мой друг Марсель, работающий здесь, прав, у меня есть всего девять минут, чтобы сказать, что мне нужно. До того, как ты снова убежишь.

Я взвесила плюсы и минусы Томаса в борьбе с папарацци прежде, чем решить, что с ним я не смогу причинить им много вреда. Словно капризный ребенок, ожидающий нагоняй всей его жизни, я села напротив него и моя спина коснулась стеклянной панели, в которую мог заглянуть любой прохожий.

Долгое время он изучал меня своими зелеными глазами, несмотря на его слова о нехватки времени. Я позволила ему хранить молчание, становясь беспомощной от тепла, которое вызвало его присутствие... Еще никогда я не ощущала такой тоски, как в момент, когда он сидел в шаге от меня. Если бы у меня хватило смелости, я могла бы дотянуться и потрогать его.

— У меня были годы на обдумывание слов, которые я хотел сказать. Я испытал все эмоции, на которые способен. Я ненавидел тебя, проклинал день твоего рождения, сожалел практически обо всем, что говорил тебе, будто бы одно предложение могло решить все проблемы. Я так по тебе скучал, что хотел затащить домой, надирая тебе задницу и крича. Я не хотел ничего больше, кроме как забыть тебя.

Он позволял словам бить меня без всякого сожаления. Они ударялись о мои защитные стены с такой силой, что я знала, боль от них будет напоминать о себе еще долго.

— Но когда вышла статья, в которой говорилось, что ты в Калифорнии, всего в нескольких минутах от нас, я понял, что должен найти способ увидеть тебя. Это все, о чем я мог думать, — он замолчал, позволяя мне остановить себя.

Однако Томас не знал, что все эти когда, когда он ненавидел, проклинал меня и сожалел, я каждую ночь находила себе все более ужасные слова. Четыре года я представляла тот момент, когда встречу его. Каждое утро просыпалась и чувствовала весь груз их ненависти. И я повторяла себе снова и снова, что причинила боль своей семье.

Он не мог сказать мне того, чего я еще не знала.

— Ты ошибаешься, — Томас, наконец, заметил простоту, которую я не ожидала и с которой встретила его простое утверждение. — Я не могу сказать, как мама или папа, или даже я отреагировали, если бы узнали о твоей беременности до того, как ты ушла, но, Эдли, знаешь что? Ты тоже не знала этого и все равно так поступила. Ты даже не дала нам шанса доказать, что ты неправа... И вот, через столько времени, я хотел посмотреть тебе в глаза и сказать, что ты ошиблась, когда сбежала от нас. Ты моя сестра, и я люблю тебя. И не смогу перестать, даже если захочу. Но ты ошиблась. Мы заслуживали попытку сделать все правильно. Мы имели право решить, что правильно для нас, без твоего вмешательства.

Томас посветлел, когда наблюдал, как его слова оседали в моей голове. На меня же они оказывали противоположный эффект. Он расслабился, освобожденный от бремени, которое только что бросил мне на плечи.

Я все еще не сказала Томасу ни полуслова. И сомневалась, что вообще смогу.

Его слова имели силу. Они звучали эхом в моей голове еще долгое время. Я не сомневалась в том, что именно их он и хотел сказать.

Но он ошибался.

Я оставила им все, что у меня было. Они не заслужили проблем от моих решений. Уехав, я дала им свободу. Ничего из того, что я бы сказала ему, он бы не понял.

Уверенность в его глазах заставляла меня нервничать. Как я была уверена в своей правоте, также и Томас. И чем больше я смотрела на него, тем больше сомневалась в своей уверенности. Мои сомнения возросли.

— Твое такси приехало, — сказал он, качнув головой на машину, которая стояла за моей спиной.

Я ушла, и чары спали. Во всяком случае, во мне прибавилось уверенности оставить все позади. Допрос из прошлого ни к чему не привел. Он случился со мной слишком поздно, и настало время, чтобы все поняли это.

Мне осталось сделать только одну вещь...