Я ни грамма не удивилась, услышав, что мой рейс отложили. Жизнь бывала изменчивой стервой. Вселенная трудилась не покладая рук, чтобы заставить меня увидеть собственный ошибки, посылая череду событий, чтобы вернуть меня назад в Калифорнию: приезд Маделин в Северную Каролину, появления в моей жизни Альфреда с его выдающейся историей, Ханна, случайно открывшая мое письмо, и Кэм, приславший мне билет. Все вдруг сложилось, как кусочки пазла.

Я противилась и сражалась с судьбой на каждом шагу, но как только решила сдаться на ее милость, она повернулась ко мне задом. Вселенная хотела, чтобы я сражалась за новый поворот, так же остервенело, как раньше цеплялась за старое. И я собиралась сражаться, даже, если четырех часовая задержка рейса приведет меня в Лос-Анджелес лишь за час до премьеры.

Удача не вернулась ко мне даже после приземления. Пока я пробиралась сквозь людный аэропорт, кто-то вылил кофе на мой тщательно подобранный наряд.

В декабре погода резко изменилась от Восточного Побережья до Западного, и я тщательно подбирала идеальный прикид, учитывая разницу температур. На мне была лучшая пара джинсов и красивая красная блузка под теплым пальто, его я собиралась снять по прибытии. Присутствия на премьере в моих планах не было (даже имея в запасе время, чтобы принарядиться, у меня не было с собой ничего подходящего). Мне нужно было перехватить Деклана по пути на мероприятие.

Можно было бы позвонить ему, но кое-что следовало сказать с глазу на глаз. Только так.

А еще вставал вопрос о том, как я вообще куда-то доберусь.

Посверлив глазами мобильный, я приняла молниеносное решение и пролистала список контактов. Быстро нажала вызов, не давая себе передумать.

Конечно, был и другой выход. Я могла попросить Кэма прислать за мной машину или поймать такси. Но мне хотелось набрать этот номер. У меня руки чесались доставить этому абоненту некоторые неудобства.

Завершив звонок, я отправилась в туалет, чтобы сменить промокшую одежду. Этому недотепе, действительно, нужно было столько кофе? Со вздохом сожаления я переоделась в то, что захватила с собой.

Даже поговорив по телефону, я не могла поверить, что это его машина подкатила к остановке передо мной, не прошло и получаса.

— Ты здесь, — произнесла я, не в силах убрать недоверчивый тон из такого приветствия.

— Ты же звонила, — пожал он плечами и подошел ближе, чтобы забрать мой легкий рюкзак. Я слишком волновалась о времени, чтобы взять с собой что-то, кроме ручной клади. — Ты моя сестра. Это дает тебе несколько привилегий, в том числе и личного водителя, если я правильно помню.

Мы заторопились к его машине, маленькой четырех дверной «Ауди», избегая внимания служащих зоны прибытия аэропорта. Я назвала театр, в котором будет проходить премьера. Я была уверена, Томас знал дорогу. Он всегда хорошо ориентировался.

В машине стояла тишина, Томас не потрудился даже включить радио, а я не стала ему напоминать. Место в этой машине было не для меня, больше нет. Молчание затянулось, и я отчаянно пыталась подавить это чувство неловкости. В конце концов, он мой брат, но чем дальше, тем хуже мне становилось. Бывают такие моменты, когда ты просто не знаешь, это лишь тебе неловко, или человеку рядом тоже.

— Ты сказал маме с папой? — выпалила я. — В смысле, что мы разговаривали.

— Нет, — ответил брат и, помигав фарами, умело скользнул в соседний ряд. — Не хочу, чтобы они ждали, когда ты появишься. Они и так ждали достаточно, как по мне.

— С чего ты так уверен, что я появлюсь? — я распознала уверенность в его голосе, в решительных манерах, и это вызвало усмешку. — Вроде бы я никак не показала, что ты имеешь на меня какое-то влияние, когда мы говорили в прошлый раз.

Томас оторвался от дороги лишь на миллисекунду, чтобы выразительно поднять брови.

— Я всегда и на всех имею влияние.

Я рассмеялась и игриво толкнула его, инстинктивно. И сделав это, тут же испугалась, что пересекла черту. Это была просто привычная реакция, но ничего привычного между нами больше не было. Что, если он еще не готов к этому, вот так дурачиться со мной? Быть может, я забежала вперед?

— Ты сказал им, что я позвонила сегодня? — я паниковала и на ходу меняла тему, пытаясь отвлечь Томаса от своей оплошности.

— Нет. Ты все еще не сказала, зачем позвонила. Я подумал, что сначала слегка разгребу все твои обычные драмы, прежде чем переполошу их.

Обычные драмы? Что, черт возьми, это должно значить? Я открыла рот для гневной отповеди, и тут же захлопнула его. У меня уже не было сил. А силы сегодня мне понадобятся. Родители уже достаточно от меня натерпелись.

— Не стоило мне сбегать, — наконец выдавила я. — Я сделала ошибку. А вы были правы, все вы.

— Стой, что это сейчас было? — Томас наклонил ко мне голову, словно был туговат на ухо. — Не может быть, чтобы я только что услышал, как знаменитая Эдли Эдер признала, что была в чем-то неправа, но что было во второй части? Про то, что я прав?

Я стукнула его снова, на этот раз без тени сожаления.

— Серьезно, Томас!

— Ладно, ладно... Ты же знаешь, я просто не мог удержаться, — ухмыльнулся брат, и к моему злорадному удовольствию потер место, по которому я его огрела.

И по какой-то причине вся обыденность этого момента накрыла меня с головой, словно прилив, и погрузила в океан горько-сладких волн. Мелькнула мысль, что у меня снова есть брат. А ведь я была так уверена, что он давно для меня потерян, что безжалостно давила малейшие ростки надежды, потому что надежда — это опасная вещь. Надежда означает, что у тебя есть что терять, а я уже потеряла слишком много.

— О, Господи! — Томас было бросил на меня короткий взгляд, но тут же повернулся и уставился на меня. Все дурачество слетело с его лица, уступив место неподдельному беспокойству. — Ты что, плачешь?

Бедняга, я могла представить его смятение. Я никогда не плакала. Даже в детстве родители всегда называли меня странно меланхоличной. Но если он считал, что это было странно, то я была просто ошарашена своими чувствами.

— Да нет, не плачу, — возразила я, пытаясь проглотить слезы.

Машина замедлила ход, и когда брат включил аварийный сигнал, прижимаясь к обочине шоссе, я поняла ход его мыслей.

— Нет, не надо, не останавливайся! — закричала я. — Нет времени. Мне очень нужно в тот театр, Томас... Я обещаю, я в порядке. Это просто отвратительно и так... по-девчачьи ужасно, что я едва держусь, но я вдруг обнаружила, что все эти чувства во мне еще живы. Я плакала не от тоски. Я заревела потому, что была счастлива.

— Счастлива? — брат толком ничего не понял, но нажал на газ. — Я тоже счастлив, но я же не хнычу. Ты такая же плакса, как мама.

— Ты тоже счастлив? — это было почти непостижимо. Как это он счастлив после всего, через что ему пришлось пройти из-за меня? Томас должен меня ненавидеть.

Брат тщательно взвешивал слова.

— Полагаю, это зависит от того, планируешь ли ты остаться.

— Остаться? — мне никогда и в голову не приходило, что я услышу это приглашение. — А они в принципе хотят меня видеть?

Томас вздрогнул, словно мои слова причинили боль, и я прокрутила сказанное еще раз в своей голове, пытаясь понять, что не так было сказано.

— Знаешь, я читал книгу.

Во рту пересохло, а лицо запылало, словно я весь день провалялась в пустыне голая, обезвоженная и паникующая. Томас читал «Девушку в Желтом Платье», мое смущение не знало, с какого краю пролиться. Критики мне сейчас точно не хотелось. И почему мне никогда не приходило в голову, что они прочтут книгу?

— Я знаю, через что тебе пришлось пройти, тот выбор, который пришлось сделать, и теперь ты больше, чем кто-либо понимаешь безграничную любовь родителя к своему ребенку. Почему ты всегда забываешь позволить другим любить тебя в ответ? Почему не видишь, что те же правила относятся и к тебе? Ты не единственная, кому приходится любить и принимать болезненные решения, знаешь ли. Почему ты жертвуешь всем для тех, кого любишь, но не позволяешь другим делать то же для тебя?

— Я не знаю, — тихо ответила я. — Но сейчас я пытаюсь делать все по-другому.

— Значит, я скажу маме с отцом, что на ужине у нас будет гостья, — произнес Томас так просто, словно не было ничего особенного, словно не было тех четырех лет молчания, словно он просто подвозил меня на урок танцев.

Мне пришлось отвернуться от него и от надежды, которая внезапно проросла в груди, как дикая неудержимая лоза. Машина затормозила и остановилась, а я с ужасом смотрела на неподвижный затор, тянувшийся сквозь Лос-Анджелес насколько хватало глаз. А мы были еще в нескольких кварталах от театра.

Мне ни за что не успеть.

Я сделала глубокий, убедительный вдох и сжала зубы. Если судьба хочет войны, я готова. Открыв дверь, я выбралась наружу и приготовилась к пробежке. Пешком у меня больше шансов.

— Мне сказать родителям, что гостей будет двое? — правильно истолковав мое упрямство и слегка ухмыляясь, спросил брат.

Я смотрела на кварталы впереди. Казалось, они множились на глазах, растягиваясь до бесконечности.

— Я надеюсь.

— Скажи Кэму, что ему предстоит долгий и нудный допрос, — Томас шутил, но я не пропустила стальные нотки в его голосе.

Я не могла сдержать ухмылки от его заблуждения. Он думал, что я здесь из-за Кэма.

— Хмм... Наверное, скажи маме, что гостей будет трое. Кэма я тоже могу позвать.

Я подмигнула и захлопнула дверь.

Окидывая глазами дистанцию передо мной, я не могла удержаться от той же мысли: не было ни единого чертового шанса, что я успею.