Доказательства, которые миссис Хемфилл представила на собрании, были, мягко говоря, необоснованными, но всем присутствующим они показались страшным обвинением.
Дело приняло еще худший оборот, когда миссис Айнглиш выступила перед церковью от имени женского Исторического общества, рассказав о том, как Брук и Ник постоянно покидали свою рабочую комнату и целый день, закрывались в маленьком офисе Ника, при этом добавив, что она не рисковала бы угадывать, чем они там занимались, поскольку была «добропорядочной дамой, которой не пристало оглашать такие вещи». И согласно ее записям, как будто ее работа заключалась в том, чтобы регистрировать приход и уход Ника и Брук, они часто покидали церковь и бесследно исчезали.
Брук сидела на своем месте, стиснув от гнева губы, в то время как в ее адрес бросали одно обвинение за другим. Ник тоже нервничал и время от времени качал головой, но также как и Брук, сохранил молчание.
Затем миссис Хемфилл пустила в ход тяжелую артиллерию, и Брук показалось, что мир перевернулся.
— Пастор Андерсон, — сказала Абби Хемфилл повелительным тоном судьи, — хочу представить копию счета за гостиничный номер, в котором можно найти доказательства того, что Брук Мартин прошлым вечером! сняла номер в гостинице «Блуджей», а спустя два часа! съехала из гостиницы.
Члены совета неодобрительно зашумели. Брук, онемев от гнева, так и осталась сидеть с открытым ртом.
Она выпрямила спину и почувствовала, что Ник смотрит па нее. Брук боялась, что Ник может дотронуться до нее, чтобы успокоить, а этот необдуманный жест в тот момент означал бы их полный провал. Но, слава Богу этого не произошло.
До того как гнев Брук вырвался наружу, поднялся Хорее Андерсон, шестидесятилетний пастор, который за спою жизнь в Хайдене видел городок во всех его взлетах и падениях.
- Абби, я уверен то, что вы говорите где-то и происходит, но я даже и подумать не могу, что в эту историю вовлечены мисс Мартин с мистером Марселло, которые занимаются витражами.
- То-то и оно, пастор, ответила Абби Хемфилл, — пока эта история никак не связана с витражами, но с растрачиванием денег церкви.
- Абби, я знаю Ника давно, знаю его характер. До того как мы продолжим разбирать эту жалобу, думаю, мы должны дать шанс нашим жертвам защитить себя. Ник, Брук, желает ли кто-нибудь из вас сказать что-то в ответ на эти обвинения?
- Пожалуй, я скажу. Ник вскочил на ноги, опередив и этом порыве Брук. Он взялся руками за впереди стоящий стул и наклонился в сторону миссис Хемфилл. Та подняла подбородок и скрестила руки на груди, говоря всем своим видом: «Попробуй-ка выбраться из этого». Голос Ника был неестественно мягким, как ветерок в середине смерча:
- Тебе однажды уже удалось очернить репутацию Брук Мартин, выпроводив ее из города, Абби. Мне бы хотелось думать, что мы стали немного старше и мудрее, но, видимо, есть вещи, которые никогда не изменить, — он вздохнул и выпрямился, скрестив руки на груди и качая головой. — Пастор, Брук и я запирались в моем офисе по той причине, что в рабочей комнате, в которой мы предпочли работать, было полно дам из Исторического общества. Мы просто перешли работать в офис и заперли дверь, чтобы оградить себя от шума, создаваемого ремонтными работами. От него можно просто оглохнуть. Поэтому если хотите узнать о проделанной нами за эти часы работе, то приходите завтра в церковь за информацией.
Ник отставил стул и начал расхаживать по залу взад и вперед, смотря каждому из обвинителей в глаза, заставляя их отводить взгляд.
- А что касается нашего отсутствия сегодня, то мы ездили в Сент-Луис посетить наших поставщиков и заказать все необходимое для окон. Есть некоторые вещи, которые идут параллельно с созданием витражей такого масштаба. Как бы там ни было, я не планирую отчитываться перед вами каждый раз, когда я сажусь в свою машину или закрываю свою дверь.
- Я все же подчеркну, — прервала Абби, — что эти два человека были участниками скандальной истории, в которой, полагаю, излишне напоминать кому-нибудь из присутствующих. Боюсь, что они используют этот проект в качестве возможности закончить свои любовные похождения. Заметьте, Ник Марселло так ничего и не сказал по поводу гостиницы «Блуджей», не так ли?
- Я и не мог ничего сказать, Абби! — воскликнул! Ник, — меня там не было! А что касается Брук, думаю, она согласится, что это не ваше дело!
- Нет уж, подождите минутку!
Брук встала, привлекая взгляды всех находящихся вокруг людей. Она снова чувствовала себя восемнадцатилетней девочкой, как будто как и раньше затянула волосы в шиньон и надела черные широкие брюки с белой блузкой. Но сейчас Брук была одета несколько скромнее. Стиль ее одежды только слегка напоминал о прежнем имидже: на ней почти не было бижутерии, кроме пары белых сережек-гвоздиков. Брук надеялась, что имела в тот вечер достаточно строгий внешний вид, ну уж, по крайней мере, она не выглядела слабой. Когда она говорила, ее голос дрожал от сдерживаемого гнева.
- Мне бы хотелось кое-что прояснить в отношении истории с гостиницей.
Абби как бы в ответ на это подперла подбородок рукой:
- Пожалуйста, продолжай дорогая, — сказала она, — не могу дождаться.
Брук одарила Абби Хемфилл грустной, сожалеющей улыбкой.
- Боюсь, что должна разочаровать вас, миссис Хемфилл. На самом деле я сняла номер в гостинице «Блуджей», потому что поссорилась со своей семьей и решила, что будет лучше, если не останусь ночевать дома. Поселившись в гостинице, я пробыла там некоторое время, пока не приехали родители, они упросили меня вернуться домой. Я согласилась и в тот же вечер уже была дома. Все действительно очень просто.
- Значит, твои родители были единственными, кто посещал тебя в гостиничном номере? — спросила Абби, как будто не верила ни единому ее слову.
- Точно, — ответила Брук и повернулась к другим членам совета. Ее брови агрессивно сдвинулись на переносице. — Почему я должна чувствовать себя, будто стою на суде? Почему я должна отчитываться за каждое свое действие с того времени, как я приехала в этот город? Хайден является также и моим домом. Я приехала на этот проект из лучших побуждений: я хотела работать над созданием чего-то очень важного и ценного. Вот почему я здесь.
Она повернулась в сторону Хореса Андерсона, который слушал ее слова с глубоким пониманием.
- Вы ведь попросили меня приехать сюда, пастор, не так ли? Я не напрашивалась на работу. Если мы понапрасну тратим свое время, занимаясь этим проектом, то скажите нам об этом сейчас. Тогда я просто вернусь в Колумбию и продолжу заниматься своими делами.
- Нет, нет, подождите минуту, — выпалил Хорее, останавливая ее жестом, — мы не хотим этого. Лично я хочу, чтобы вы делали то, для чего вас пригласили, — он потер глаза и взглянул на свою церковь. — Послушайте, если художники Брук и Мартин принесут свои наброски окон и устроят что-то вроде презентации, чтобы познакомить с этим проектом нас, всех это удовлетворит?
Некоторые из членов согласились, поэтому пастор обратился к Нику и Брук, которые теперь оказались одни против всех.
- Хорошо, тогда в это же время на следующей неделе принесите нам восемь — десять набросков, и, я уверен, у нас больше не будет никаких дискуссий по поводу пересмотра бюджета.
- Восемь — десять? — удивилась Абби, — но окон то двадцать. Пусть принесут наброски всех окон.
Ник и Брук изумленно переглянулись, затем вновь повернулись к совету.
- Все наброски? — переспросил Ник, — каждое окно состоит с четырех частей. Мы говорим о восьмидесяти панелях. Мы не можем нарисовать все это за одну неделю, чтобы убедить вас!
- Мы обычно начинаем работу с черновых набросков, — попробовала объяснить Брук, — они выглядят, как мозаичные картинки. Если вы не привыкли смотреть на такие вещи, то вы не...
- Постарайтесь, как только сможете, — сказал Хорес, — мы посмотрим все, что вы нам покажете.
Ник вздохнул и взволнованно посмотрел на Брук, как будто спрашивая:
Готова ли она к круглосуточной работе, которая понадобится для подготовки такой презентации. В ее взгляде он прочитал готовность.
- Ладно, — сказал Ник, — мы постараемся сделать, что сможем.
Проходя темным коридором, Ник и Брук покинули конференц-зал, оставляя членов совета обсуждать другие дела. Из дверного проема одного из кабинетов (в нем шла уборка) лился свет. Его было как раз достаточно для того, чтобы Брук смогла разглядеть Ника. Она замедлила шаги и еле сдерживая слезы произнесла:
- Они думают, что мы вместе ездили в мотель, — сказала она, — пока мы живем, Ник, что бы мы ни делали, какой бы выбор ни делали, правильный или нет, они всегда будут видеть нас в таком свете.
- Знаю, тебе тяжело, Брук, но не все верят в это. Хорее не поверил.
- Большинство верит. По щекам Брук потекли слезы, и она закрыв рот рукой, отвернулась от Ника, — это нечестно.
- Да, нечестно, — Ник дотронулся до ее плеча, и на этот раз она не оттолкнула его. — Мы не позволим им ранить нас, — прошептал он, — этого хочет Абби Хемфилл.
- Почему? — Брук обернулась и вытерла слезы, — что мы сделали этой женщине? Ник, мы не сделаем все это за неделю. Это физически невозможно. Восемьдесят панелей?
- Сделаем, что сможем, — ответил он, — я не собираюсь так просто сдаваться. Начнем работать сегодня же. У меня.
- Нет! — сказала она снова, — сколько еще раз я должна повторять тебе? Нас не должны видеть одних у тебя дома или где-нибудь еще, кроме церкви. О нас и так будут сплетничать.
Он расстроено поднял руки.
- Извини, я просто подумал, что поскольку у меня есть кофе и еда... Ты же знаешь, что нам придется делать наброски круглые сутки.
- И все же, — сказала Брук, отстраняя его дрожащей рукой, — я просто... я не могу. Может быть, сегодня вечером нам стоит поработать отдельно: я у родителей, а ты — дома.
Ник был явно не удовлетворен предложенным решением, но дальше спорить не стал. Они пошли вперед но коридору.
Брук почувствовала усталость Ника по тяжести его шагов, она тут же вспомнила разбитое состояние, в котором он появился сегодня утром, будто не спал несколько дней. Наверное, и этой ночью ему не удастся отдохнуть как следует.
Ник и Брук завернули за угол, где находился кабинет миссис Хемфилл и подошли к двери с надписью «Документы», где Рокси ежедневно работала во второй половине дня. Свет был выключен, темнота рождала зловещую атмосферу одиночества. Звук их шагов был тихим и ритмичным, но ее внимание привлек другой звук — приглушенные голоса в офисе Рокси.
Брук замедлила шаг.
- Подожди минуту, — прошептала она.
Ник остановился.
- Что?
- Я слышала голоса в кабинете моей сестры.
Ника это не насторожило.
- Это, наверное, уборщица.
Брук послушала еще минуту, напряженно всматриваясь в темноту. В коридоре повисла тишина.
- Да, наверное, это так, — сказала она и пошла.
Они дошли до стеклянной двери, которая выходила на стоянку. Свет уличных фонарей освещал ее. Там было всего несколько машин, большинство принадлежали членам церкви, но одна, стоявшая отдельно от остальных, привлекла ее внимание.
Машина Рокси.
- Это машина моей сестры, — Брук обернулась и посмотрела в сторону кабинета Рокси, решая: входить или нет. — А, что если она в беде? Она не сидела бы в офисе допоздна, если бы все было нормально.
Брук пошла назад.
- Я проверю.
Ник пошел за ней следом к кабинету «Документы», и они вновь отчетливо услышали два приглушенных голоса: мужской и женский.
Брук постучала в закрытую дверь, хотя в комнате за дверью и не было света.
- Рокси? — позвала она.
Голоса мгновенно стихли, никто не отвечал.
- Рокси? Это Брук, — снова позвала она. Когда ответа не последовало, Брук распахнула дверь и включила свет.
Рокси и белокурый мужчина отскочили друг от друга. Волосы Рокси были взъерошены, а на лице была паника, она попятилась назад.
- Рокси? — удивленно спросила Брук.
Рокси схватила свою сумочку и побежала к двери, как будто наступление было сильнее, чем она могла выдержать.
- Рокси! — закричала Брук снова.
Пролетая мимо, Рокси резко сказала: «Оставь меня в покое, Брук! Просто оставь меня!»
До того как Брук смогла хоть что-нибудь сказать, Рокси уже пробежала половину коридора. Мужчина не отставал от нее ни на шаг.
Онемев, Брук стояла в дверях, пораженная той ненавистью, которую она увидела в глазах сестры. Лицо Ника отражало ее боль.
- Мне нужно с ней поговорить, — сказала Брук.
- Ты можешь поговорить с ней завтра, — подсказал он, — но не сегодня, когда она в таком состоянии. Сегодня мы идем ко мне. Никаких возражений, хорошо?
Напряженный день забрал все ее силы. Брук уже не сопротивлялась, только глубоко вздохнула и кивнула.
- Никаких возражений, — сказала она, — мне, вообще-то, уже и терять нечего.
Поездка к Нику на его старом «бьюике» прошла очень тихо.
Когда они ехали городскими улицами, Ник только посматривал на Брук искоса.
- О чем ты думаешь? — спросил он мягко.
Она уныло покачала головой:
- Да, в общем-то, ни о чем. Просто думаю, что происходит с Рокси. Боюсь, она портит себе жизнь. Глядя на меня, она поняла, чем все может обернуться.
- Я не буду больше ничего усложнять в твоей жизни, Брук, — сказал он, — все очень просто. Мы — два художника, которые работают несколько месяцев вместе. Вот и все.
- Я знаю это, и ты это знаешь, — прошептала Брук.
Он устало вздохнул.
- Когда ты уже перестанешь позволять им давить на себя?
- А когда ты хочешь, чтобы я начала? — парировала она, — кажется, это касается и тебя тоже.
- Ты что же, хочешь, чтобы это сломало меня? Я не буду забиваться в угол только потому, что некоторым людям больше нечем заняться, как только бросать в меня камни.
- Ты имеешь в виду, что именно это я делаю? Забиваюсь в угол?
Фары проезжающей машины на мгновение осветили ее лицо, а затем быстро исчезли.
- Я имею в виду, что в жизни есть много отговорок, чтобы не браться за трудную работу. Мне не нужны отговорки, Брук. Может быть, тебе они нужны?
Ник свернул на дорожку, ведущую к его дому, но казалось, Брук не заметила этого. Вместо этого она смотрела на него в темноте, молча отрицая его обвинения. Он заглушил двигатель, но и тогда Брук промолчала. Ник вышел из машины, чтобы открыть гараж.
Брук продолжала сидеть в напряжении, наблюдая, как Ник подошел к двери гаража и открыл ее резким движением. Острая боль от его слов все еще оставалась, но глубоко в душе она сознавала, что возразить ей нечего, потому что он был прав. Возможно, ей и в самом деле нужны были отговорки. Возможно, она боялась.
Когда Ник сел в машину и въехал в гараж, в котором уже стоял «дюсенберг», Брук глубоко вдохнула.
Двигатель заглох, но они еще какое-то время оставались молча сидеть на своих местах. Ни один не попытался выйти.
- Послушай, извини, может, я был слишком груб, — произнес он каким-то бесцветным голосом, что делало сто извинение менее искренним.
- Все нормально, — прошептала она, хотя сама так не считала. — Это были минуты, когда я перестала прятаться от миссис Хемфилл и от остальных. Это были минуты, когда я действительно выросла.
Он посмотрел на нее при тусклом свете лампы в гараже и слабо улыбнулся.
- Пойдем внутрь.
Они вошли в кухню. Брук оглядела комнату, которая напоминала ей забегаловку, где останавливаются перекусить. Она не была запущенной, хотя тут и там попадались то скомканная салфетка, то пустой пакет из-под молока, то залитая водой посуда.
Знакомый слабый запах масляных красок поманил ее дальше внутрь, пока Ник закрывал дверь и выкладывал все на кухонный стол, она выглянула за дверь в другую часть кухни, откуда, казалось, и шел этот запах.
- Это твоя студия? — спросила Брук.
- Она самая, — сказал он, — проходи, если хочешь.
Она включила свет и, робея, вошла вовнутрь. Комната была по размерам больше кухни, и намного более загроможденной. Картины, находившиеся в стадии доработки, стояли у стены. Одна из задних стен была сделана полностью стеклянной, открывая маленький канал, освещенный фонарями на каждой из сторон. Мольберт и стоявший возле него стул находились посреди комнаты, а на маленьком столике валялась дюжина тюбиков с красками различных цветов в ожидании своей очереди. Рядом были кисти, замоченные в растворителе.
- Думаю, это как раз то, что я себе и представляла, — сказала Брук с самодовольной улыбкой, — комната даже пахнет творчеством.
Она вернулась в кухню и увидела там Ника, он готовил кофе, выражение его лица по-прежнему было грустным.
- Ты, кажется, больше всего любишь рисовать на холсте, — сказала она, — почему же ты тогда заинтересовался витражами?
Он включил кофеварку в сеть.
- У меня были некоторые идеи, которые, я думаю, будут смотреться лучше в стекле, а кроме того мне нравится свобода в самовыражении и разнообразие, — он достал из буфета две чашечки для кофе, и поставил их на стол, — а что заставило тебя специализироваться на витражах?
Брук прислонилась к двери и почувствовала себя вдруг дома, в окружении атрибутов творчества, самих работ художника и его атмосферы понимания. Прошло много времени с тех пор, как она чувствовала себя так комфортно, находясь у кого-нибудь дома.
- В витражах, как ни в каком другом виде искусства, — сказала она, — солнечный свет играет главенствующую роль. Я работала с этим довольно много в университете и, кажется, меня это захватило. Ничто другое не выходило у меня так хорошо.
Ник оторвался от своего занятия и посмотрел с недоумением на Брук.
- Не получалось? Ты шутишь?
- Возможно, выходило довольно хорошо, чтобы получить стипендию, но не думаю, что мне удалось создать что-нибудь настолько профессионально, чтобы его можно было продать.
Ник закрыл дверцу буфета и медленно повернулся к ней. Изумленная улыбка сверкала в его глазах, убирая все следы его прежнего недовольства.
- Брук, неужели ты забыла?
- Что ты имеешь в виду?
Ник оставил кофейник.
- Пойдем, — сказал он.
Брук последовала за ним в гостиную, представлявшую собой захватывающую выставку прекрасной живописи и скульптуры, которую ей когда-либо доводилось видеть. На фоне белого ковра картины смотрелись еще ярче, а мебель акцентировала внимание на окружающих ее скульптурах.
Заинтересованным взглядом Брук по очереди пробежалась по каждой из работ, впитывая богатство собранной здесь красоты. Однако Ник нежно дотронулся до ее плеча и развернул ее, указав на скульптуру, стоявшую посреди комнаты.
Это была «Бесконечность», скульптура, изображающая две руки, соединенные в нежном рукопожатии. Их прикосновение было настолько трогательным, что даже сейчас она могла чувствовать эмоции, которые обуревали ее во время работы над скульптурой. Она, растрогавшись, на секунду склонила голову.
- Ты сохранил ее, — прошептала она.
- Конечно же, сохранил, — сказал он, — а что я по-твоему мог еще с ней сделать?
Брук мягко рассмеялась и закрыла лицо руками. В то же мгновение она вспомнила каждую линию, которая была ей знакома, прохладное тепло каждой высеченной там вены. Она пробежала рукой по мужской руке, а затем перешла на меньшую руку, которую она обнимала.
- Разве эта скульптура имеет что-то общее с теми вещами, которые выбрасывают? — спросил он тихо. — Брук, ты себе даже не представляешь, насколько это мощное произведение.
Ей в голову пришла одна мысль: она поняла, что у «Бесконечности» был ключ от ее прошлого и замок от будущего. Композиция представляла собой одновременно и начало, и конец. Однако это было ее начало и ее конец, и Брук была уверена, что как никто другой она дорожила этим началом, таким горько-сладким, но таким уж оно было.
- Я не знаю, что ты имеешь в виду, — прошептала Брук.
- Мне много раз предлагали продать ее, — сказал Ник, — люди, видя «Бесконечность», хотят обладать ею. Она настолько сильно проникает в их самые сокровенные чувства. Именно это и призвано делать искусство, Брук. Именно поэтому ты являешься прирожденным художником.
Посерьезнев, она смотрела на композицию, пытаясь увидеть ее более объективным взглядом.
- Тебе предлагали продать ее? — переспросила она. — Что значит продать?
- Хелена из картинной галереи увидела скульптуру несколько месяцев назад и предложила мне за нее двадцать пять тысяч долларов, — сказал он, внимательно наблюдая за реакцией Брук.
Однако реакции не последовало.
- Ты меня слышала? — спросил он.
- Я слышала тебя. — Она снова сосредоточила свой взгляд на скульптуре, а затем быстро поставила ее на подставку, и отступила, будто это был незнакомый предмет. Мысли о том, что такая сумма была предложена за ее работу, уносили ее в царство чего-то живого и загадочного. Это не было похоже на работу восемнадцатилетней девушки.
- Почему же ты не продал ее?
- Потому что она не моя, — ответил он.
Она оторвала взгляд от своего творения и взглянула на него в изумлении.
- Да твоя же она, я тебе ее отдала.
- Ты мне ее дала еще до того, как все развалилось на мелкие кусочки, — сказал он, — я всегда планировал вернуть ее тебе обратно, как только увижу тебя.
Ник осторожно поднял скульптуру и передал ее Брук. Она нежно прижала «Бесконечность» к себе, подобно тому, как это сделал Ник, поскольку композиция все еще оставалась и в его руках также.
- Я хочу, чтобы ты забрала ее обратно, — сказал Ник. — Когда ты подарила ее в тот день — то был трогательный знак благодарности. Но после того как произошла вся эта история, я не думаю, что тебе по-настоящему стоило благодарить меня. За что благодарить? За то, что испортил тебе жизнь, или за то, что тебе пришлось убежать из города?..
Он сглотнул и взглянул на скульптуру, однако не смог поймать взгляд Брук.
- Но я не хочу брать ее, — запротестовала Брук.
- Возьми ее, Брук, — прошептал он, — и всякий раз, когда ты начнешь сомневаться в своем таланте, ты сможешь вспомнить, каким сильным художником ты являешься на самом деле.
Брук приняла скульптуру со смешанными чувствами, радуясь оттого, что он хранил ее на таком почетном месте все эти годы... и, немного печалясь оттого, что сейчас он отдает ее.