Ник прислонился к «дюсенбергу» и стал так, чтобы ветер с реки теребил его волосы.
Ник слышал смех дедушки, будто бы он сидел возле него.
«Женщины, — когда-то сказал он Нику, — как только ты начинаешь думать, что понимаешь их, они совершают неожиданные поступки».
Ник встряхнул головой, чтобы избавиться от звучащего голоса, и взглянул на машину, которая была самым большим предметом его гордости с того самого времени, как он смог водить ее. Он чувствовал дедушку в каждой детали, начиная от золотистых покрышек и заканчивая кожаными сидениями. Дедушку, который верил в него и показал ему всю правду, кроме цены, которую она стоит. Его дедушку, который посеял в нем семя веры.
Его глаза заблестели, и он понял, что отдал бы каждый день своего бытия художником за еще один день с дедушкой. Прямо сейчас ему помог бы его маленький совет, он нуждался в помощи.
Ночь становилась все темнее, небо затягивалось тучами, отовсюду дул холодный ветер, напоминая ему о том, что он находился в нескольких часах езды от дома. Но у него не было желания возвращаться туда сегодня. Нет, пока он не уяснит для себя некоторые вещи.
Ему было ясно, что он должен делать. Ему только хотелось, чтобы Брук тоже было ясно.
Брук проснулась следующим утром на рассвете, она расхаживала около телефона, ожидая того времени, когда она сможет позвонить в галерею и умолять Хелену позволить ей выкупить скульптуру. Ее родители с беспокойством посмотрели на нее, когда пришли завтракать и спросили, что же произошло. Она все очень кратко объяснила, не вдаваясь в подробности.
Вскоре Рокси также вошла, и все они тихо сидели, пока Брук звонила в галерею. Она прождала десять или двенадцать гудков, но, в конце концов, положила трубку, решив попробовать позже.
- Да, что такого в этой скульптуре? — спросил отец, раздраженный ее упорством.
- Она важна, папа, — произнесла Брук, не желая говорить о ее взаимоотношениях с Ником, — было ошибкой продавать ее.
- Если тебе интересно мое мнение, то ты совершила ошибку, держа ее у себя все это время, — сказал он, открыв газету на спортивной рубрике, — как бы там ни было, сколько они тебе за нее дали? Пятьдесят, шестьдесят?
- Двадцать пять, — задумчиво произнесла Брук, проглядывая телефонный справочник в поисках фамилии Хелены, которая была написана на чеке, отчаянно надеясь застать ее дома.
- Ну, это чепуха, — сказал отец, — я мог бы одолжить тебе двадцать пять долларов.
Рокси разразилась смехом, который удивил обоих родителей.
- Тысяч, папа. Двадцать пять тысяч.
Джордж выронил газету, сделав резкий вдох.
- Двадцать пять тысяч долларов! — проревел он, — они дали тебе двадцать пять тысяч за ту вещь, и ты думаешь, что сделала ошибку?
Забыв о потрясении родителей, Брук взглянула на часы на стене, и увидела, что уже было больше восьми.
- Может быть, они открываются в восемь, — пробормотала она, — может быть, просто стоит туда съездить.
Она повернулась к Рокси, не обращая внимание на состояние отца и матери.
- Рокси, думаешь, мне просто стоит туда съездить?
- Это не помешает, — сказала Рокси, — все равно тебе придется ехать и забирать ее оттуда.
Мама вскочила с кресла.
- Ты собираешься возвратить эти деньги? Ты что, с ума сошла?
- Да, мама, — сказала Брук, и взяв сумочку, направилась к двери, не оглядываясь, — думаю, да.