Остаток обеда был коротким и невыносимо тихим. Брук с трудом затолкнула в себя половину содержимого тарелки, а ведь она так любила, как готовит ее мама. Она дала себе слово, что не будет плакать и ввязываться в спор с отцом и матерью, как раньше, когда ей было восемнадцать.
Не говоря ни слова, Брук помогла матери убрать со стола, а затем отправилась поговорить с Рокси. Что мучило ее? Ну уж точно не история с Ником, — думала она. Рокси была слишком мала, чтобы понять, с чем связан скандал. Однако отчужденность Рокси не давала ей покоя.
Брук постучалась в дверь спальни сестры и в ответ на ее выкрик — "Чего нужно?" открыла дверь и вошла. Рокси сидела на широком диване возле окна, подтянув колени к подбородку. Брук окинула взглядом маленькую комнату Рокси. Все в ней отражало самые важные этапы жизни сестры: на полке лежал обтрепанный плюшевый медвежонок; рядом несколько наград, которые она получила за участие в балетных спектаклях; ее фотография в рамке, где она запечатлена танцующей в "Щелкунчике", на столе стопка книг, начиная от Шекспира и заканчивая Пэт Конрой; пара пуант, висящая на крючке на стене.
Брук мягко взглянула на сестру, стремясь перевести разговор на непринужденный тон и чтобы преодолеть натянутость, которая чувствовалась в их отношениях.
- Извини за сцену за столом, — сказала Брук.
Рокси медленно перевела взгляд на сестру.
- А чего ты ожидала?
Брук положила руку на спинку кровати.
- Я не знаю, мне казалось, что за семь лет все как-то уляжется, хотя бы в моей семье. Я думаю, прошло достаточно времени, чтобы мы спокойно могли поговорить об этом... прийти к какому-нибудь решению.
Рокси ничего не ответила, вместо этого она уставилась на какой-то невидимый предмет за окном. Брук вздохнула.
- Мне нравится твоя комната, — сказала она, стараясь найти общую тему для разговора, — когда я была здесь в последний раз, ты была похожа на маленькую Русалочку.
Она улыбнулась и подошла к стереосистеме, которая стояла на шкафу в углу комнаты.
- Я помню, у тебя был этот маленький плейер с картинкой Дональда Дака на крышке, и ты все время слушала записи Улицы Сезам и придумывала под них маленькие танцы.
- Я больше не танцую, — сказала Рокси.
Брук повернулась к ней.
- Почему? У тебя же отлично получалось?
Рокси невесело ухмыльнулась:
- Откуда тебе знать? Ты же никогда не видела, как я танцую, с тех пор как мне исполнилось десять лет.
- Нет, не видела, но мама рассказывала, что ты солировала в выступлении и что...
Я оставила занятия танцами.
Рокси встала с дивана и сняла со стены пуанты. Она взяла пуанты в руки с каким-то почтением, и в то же время ее голос не выражал какого-либо интереса к ним.
Брук знала, что давит на нее, но не смогла не спросить.
- Почему ты оставила танцы?
- Потому что я устала от всего этого, — выдавила Рокси, — а откуда такой неожиданный интерес?
Тихий смех Брук прозвучал как-то грустно.
- Потому что ты моя сестра.
Рокси взглянула в глаза Брук, прищурившись от сдерживаемого негодования.
- Я окончу школу в июне, Брук, но ты, кажется, не знала об этом, не так ли?
Натянутая улыбка исчезла с лица Брук, и теперь она уже была готова ко всему.
- Конечно я знала. О чем ты говоришь?
- Я говорю о том, что я выросла, пока ты пряталась от своих проблем.
Брук наклонилась к кровати сестры и взглянула на Рокси. Она поняла, что холодность Рокси, которую она заметила раньше, имела глубокие корни, и это было намного серьезнее просто неловкой застенчивости.
- Что случилось, Рокси? — тихо спросила она. — Почему ты злишься на меня? Это все из-за Ника?
Рокси рассмеялась, ее смех прозвучал настолько холодно и жестко, что заставил Брук вздрогнуть.
- Это все из-за Ника? — передразнила она зло. — Ну конечно, ведь существовал только один Ник! Для тебя, для нашей семьи, для меня.
Услышав это непрямое обвинение, Брук поняла, что ее терпение вот-вот лопнет. Уж от Рокси этого она не ожидала. Боль кипела в ее груди, заставляя голос дрожать.
- Это случилось не с тобой, Рокси, это случилось со мной. Ты была маленькой и, наверное, даже не представляешь себе, через что мне пришлось тогда пройти. Ты судишь меня за то, что меня не было здесь, рядом с вами, хотя не знаешь, что я пережила.
Глаза Рокси, смотрящие на сестру, были подобны двум огонькам пламени, танцующим в дикой пляске.
- Знаешь, наглости тебе не занимать. Ты что же думаешь, что это поломало только тебе жизнь? О тебе писали крупными буквами в передовицах газет, Брук! Пусть, мне было тогда всего десять лет, но я ведь уже умела читать! А если бы и не умела, то в городе все наперебой готовы были повторять мне об этом!
От такой вспышки гнева лицо Брук начало гореть.
- Мне жаль, что ты пострадала от этого, — сказала она, стиснув зубы, слезы наворачивались ей на глаза, — от этого пострадали все мы.
- Ты-то от этого не пострадала, — выпалила Рокси, — тебе не пришлось столкнуться со всей этой грязью. Ты просто исчезла, помнишь? Именно мне пришлось слушать, как мои учителя на уроках перешептываются о тебе, думая, что я не догадываюсь, о чем они говорят. Именно мне пришлось драться в школе с детьми, потому что они смеялись надо мной из-за того, что я — твоя сестра. Почти половину моей жизни меня знали как сестру той девчонки, у которой был роман с учителем! В Хайдене, Брук, не особенно-то много тем для сплетен, поэтому они перемыли каждую деталь этого скандала.
Возмущение пульсировало в венах Брук, и одна горячая слеза скатилась по ее щеке.
- У меня с ним ничего не было, Рокси, — сказала она, проглатывая каждое слово, — я даже не целовала его. Все эти разговоры — ложь.
- Но Хемфиллы так не считали, — напомнила ей Рокси, — они устанавливают, что правда, а что ложь в этом городе. И они все еще здесь: он все еще управляет системой образования, а она является членом городского Совета, и они по-прежнему владеют половиной города. Их дети выросли и пошли по стопам своих родителей. И если они узнают, что ты вернулась сюда, и будешь работать вместе с ним все начнется сначала!
Брук вызывающе подняла свой подбородок и медленно, тихо, сквозь зубы проговорила:
- Я больше не позволю им указывать, как мне жить. Я устала оправдывать себя от этой лжи.
- Оправдывать себя? — закричала Рокси. — Да что ты сделала для того, чтобы оправдать себя? Я пыталась оправдать тебя!
Слезы поползли по лицу Брук, но она продолжала вести себя сдержанно, приняв решение не поддаваться гневу, который давил на нее.
- Мне жаль, что я причинила тебе боль, — прошептала она.
- Ты опоздала со своими извинениями, — сказала Рокси, и ее тон, не допускающий возражений, казалось, закрыл двери для их родственных взаимоотношений, — опоздала на годы.
Брук кусала свои дрожащие губы — сказать ей было нечего. Наконец она взяла себя в руки и вышла из комнаты.
Это поражение нанесло Брук удар, сравнимый со смертью дорогого ей человека, но она не позволила боли выйти наружу до того, как закрылась в своей комнате, где ее никто не видел.
Брук давно научилась справляться с трудностями сама.
- Она легла на кровать в спальне — теперь это была холодная и безликая комната для гостей. Неужели это место когда-то было ее домом? Обстановка осталась прежней, но все выглядело совсем другим... и она ощутила в своей душе эту перемену, как будто ее снова отвезли в чужую семью.
Она перевернулась на спину и подняла свой взгляд вверх к потолку, на котором давным-давно она нарисовала голубое небо и облака, они были настолько похожи, что легко было себя представить под открытым небом. Бывало, после того как их родители засыпали ночью, Рокси забиралась к ней в кровать, заявляя, что она не может спать в своей комнате, потому что там не было облаков. Но теперь облаков уже не было: на их месте блестела белая краска, которая должна была гармонировать с новым современным интерьером комнаты.
Слезы скатывались по вискам Брук, прячась в волосах. Почему некоторые вещи так быстро меняются, в то время как другие — воспоминания, душевная боль, унижение, намертво въедаются в память? Все мысли Брук упрямо возвращались к этим чувствам и... к Нику Марселло.
Она решительно перевернулась на живот, взбила подушку и положила на нее голову.
Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы согласиться на работу, которую он предложил. Она просто вынуждена будет сказать ему «нет», потому что терпеть это возмущение родителей и боль своей сестры она больше не в силах. Для одного человека это было уж слишком, хотя семь лет она несла на себе бремя ненависти этого города. Ну что ж, она просто пронесет его еще семь лет... или сколько там потребуется для того, чтобы эти страсти утихли. Когда-нибудь это обязательно произойдет, она была уверена в этом. Произойдет, если она, находясь далеко отсюда, от этого города, будет бороться с ними как следует.