Проснулся Джинкс еще до зари, когда в небе только-только проявился сероватый свет. Он встал, вышел в кухню. У очага сидела в окружении кошек Эльфвина. Увидев Джинкса, она вскочила и крепко обняла его.

– А где все? – спросил Джинкс.

– Ривен спит в твоей башне. Симон где-то там, – Эльфвина махнула рукой в сторону южного крыла. – Он только этой ночью вернулся домой.

– О чем ты? Мы же все пришли сюда вчера, – Джинкс подошел к буфету, чтобы налить себе сидра.

– После того как мы поколдовали над тобой, Симон с бабушкой ушли снова. Отправились усиливать стражу, которую Симон выставил вокруг острова Костоправа. Два дня на это потратили. А потом бабушка, я так думаю, поскакала домой.

– Два дня? Но…

– Ты проспал три.

– Но это просто смешно! Никто не может проспать три дня.

– Ты смог.

Джинкс ей не поверил:

– Нет, правда?

– Да.

А поскольку ей пришлось отвечать на вопрос, оставалось только одно – принять ответ за истину.

Вот почему у него так сухо во рту. Джинкс залпом проглотил весь сидр.

– Я думал, твоя бабушка дружит с Костоправом.

– Конечно, нет. Кто же с таким дружить станет?

С этим Джинкс спорить не стал.

– Так ты не захотела возвращаться в ее дом?

– Ну, я ведь уже побывала там, – ответила Эльфвина. Она села за стол и подняла с пола кошку себе на колени.

– Да, но…

– Я же тебе говорила, мне не хочется жить у нее. А здесь мне нравится. Такая красивая прогалина. И коз можно доить!

– На твоей прогалине коз нет, что ли?

– Коз нет, только глупые коровы. А Симон на самом деле милый, если к нему приглядеться.

А вот это было настолько далеко от правды, что Джинкс поневоле рассмеялся.

– Если я веду себя, как Симон, ты называешь меня грубияном.

– Никогда я такого не говорила.

Джинкс решил не спорить.

– Стало быть, ты собираешься вернуться на Калликомскую прогалину?

– Не знаю. Мне нужно кое-что обдумать.

Уточнять, что именно, она не стала.

Джинкс налил себе еще сидра, достал из буфета кусок тыквенного пирога. А съев его, вышел из дома – рассказать деревьям, что он жив.

* * *

Джинкс зарылся пальцами в теплую почву Урвальда. Было у него такое чувство, что после его смерти необходимость в этом отпала, он все слышал и так. Во время полета над Урвальдом связь Джинкса с деревьями изменилась. Но до чего же приятно было почувствовать землю между пальцами ног! Сейчас лес говорил о конце лета, о том, что в это время чувствуют листья, о боли на закраинах Урвальда, об Ужасе, поселившемся в доме Симона.

– Слышащий жив, – спустя какое-то время сказали деревья. – И даже новые побеги выпустил.

Никогда еще Джинкс не слышал голос Урвальда так ясно. Говорило не какое-то одно дерево, – корни перекидывались словами, и разговаривал весь лес. Читать мысли Джинкса Урвальд не умел, однако мальчик обнаружил, что может теперь, укоренившись ногами в земле, сам посылать их лесу. И потому рассказал о вернувшейся к нему из бутылки жизни.

– Чародейская магия, – постановил лес.

– Чародейская магия отличается от магии Урвальда, – сказал Джинкс.

– Чародейская магия, ведьмовская магия – все это магия. И вся она происходит из Урвальда.

– Значит, я могу творить и чародейскую магию, и магию Урвальда? – спросил Джинкс. – Я о той магии Урвальда, что отличается от чародейской.

– Можешь, Слышащий. Мы не думаем, что на это способен кто-то еще. Но ты – да, вероятно, возможно, всяко бывает. – На этот счет у пересекающихся корней полного согласия не было.

– Вы ведь позволили мне использовать вашу силу.

– Это твоя сила.

– Я говорю о силе, которая исходит от деревьев, – уточнил Джинкс. – Исходит от Урвальда.

Деревьям его слова показались смешными.

– Деревья – это еще не Урвальд. Как раз деревья-то и есть Урвальд. Нет, не деревья. Не только они. Все твари, живущие в Урвальде. Все Торопыги. Даже вероломные люди. Даже волшебники – все это Урвальд.

Джинкс и сам почувствовал это, когда летал над лесом.

– Но другие чародеи вашей силой не пользуются, – сказал он. – Просто не могут, так?

– Не могут. Не слушай. Конечно, могут, да только они неправильно обращаются с ней. И с тобой то же случится.

– Со мной не случится.

– Случится.

Джинкс решил, что спорить не стоит. Сами все увидят – со временем. И он сказал:

– Насчет Ужаса…

По корням рябью прокатил страх.

– Я собираюсь увести его из Урвальда, – сказал Джинкс. – Дойти с ним до края леса и не дать ему навредить по пути ни одному дереву. Но можете вы обещать, что не сделаете ему ничего дурного, пока мы будем идти? Не станете ронять ничего ему на голову, не станете насылать огров, позволите ему выйти из леса в целости и сохранности? Я скажу, чтобы он никогда к вам не возвращался.

– Мы попробуем. Однако над Торопыгами мы не властны. Над ограми, волколаками, упырями. Над людьми. Еще как властны. Нет, не властны. Посмотрим, что можно будет сделать.

– Спасибо, – сказал Джинкс.

Затем он спросил у деревьев, известно ли им, кто такой Ривен. Этого они не знали – или знали не в том смысле, какой подразумевал Джинкс. Для них Ривен был просто Ужасом.

* * *

Ривен рубил на дворе дрова. Симон месил в кухне тесто для хлеба.

– Тебе помочь? – спросила Эльфвина.

– Стряпней я занимаюсь сам, – резко ответил Симон.

– Ты можешь почистить картошку, – сказал девочке Джинкс. – Это он другим дозволяет.

– Картошку совсем уж испортить трудно, – согласился Симон.

Джинкс достал из ларя несколько картофелин и опустил их в лоханку с водой, которую накачала Эльфвина.

– Ты что-нибудь решила насчет возвращения на Калликомскую прогалину? – спросил Джинкс.

Эльфвина старательно чистила картошку.

– Да. Мне лучше не возвращаться. Там от меня немного устали. Из-за моего заклятия.

– Так оставайся здесь.

– На меня можете внимания не обращать, – съязвил Симон. – Я всего-навсего кухарка.

Эльфвина взглянула на него:

– А вот мое заклятие…

– Я не могу снять его, – перебил Симон. – Это не чародейская магия.

– Потому что его наложила злая фея? – спросила Эльфвина.

Симон нахмурился.

– От кого ты это слышала?

– От мамы.

– Нет никаких фей, – сказал Симон. – Феи только в сказках бывают.

Эльфвина поджала губы, кивнула:

– Понятно. Тогда кто же его наложил?

– Я этого знать не могу, – ответил Симон. – Но сомневаюсь, что это был чародей. Чтобы заклясть живого человека, нужно израсходовать огромное количество силы, а понять, какой смысл тратить ее на тебя, трудновато.

Эльфвина кивнула снова:

– Стало быть, фей нет, чародей со мной связываться не стал бы. А как насчет ведьмы?

– Ведьме заклясть человека гораздо легче, чем чародею, – сказал, вспомнив давний разговор, Джинкс.

– Не понимаю, с чего бы и ведьма надумала наводить на тебя такие чары, – пожал плечами Симон.

– Ей не нравились девочки, которые много врут, – ответила Эльфвина. – Она гостила у нас, на Калликомской прогалине, когда мне было два года. Я думала, что помню это, но мама сказала: быть того не может. Ведьма заявила, что маленьким девочкам врать не к лицу, и наложила на меня заклятие.

– Я так понимаю, это была твоя бабушка, – сказал Симон.

Эльфвина кивнула еще раз:

– Наверное, потому она к нам больше и не приезжала. По-моему, мама страшно на нее рассердилась. Они так ругались!

– А о чем ты соврала? – спросил Джинкс.

Эльфвина покраснела.

– Я съела всю землянику, какую мы собрали, а когда она спросила, сказала, что не делала этого.

– Никогда не задавай вопросов человеку, который не может на них не ответить, Джинкс. Это невежливо, – сказал Симон.

– Это ты меня надумал вежливости учить?

– Ага. Принеси-ка еще дров.

Джинкс сердито выскочил из кухни. Симон учит кого-то вежливости – помереть можно от смеха!

Ривен стоял у поленницы и колол дрова. Ему страшно нравилось раскалывать поленья, – он уже расколол каждое на мелкие части, которые еще можно было назвать дровами. И теперь продолжал колоть их в щепу.

– Ты готов отправиться туда, куда шел до нашей встречи? – спросил Джинкс.

Вокруг мыслей Ривена обозначилась расплывчатая желтая линия, он отвернулся. «Наверное, – подумал Джинкс, – эта линия и есть заклятие Ривена». Может, теперь, когда он, Джинкс, знает о желтой линии, ему удастся что-то с ней сделать.

По прогалине к ним приближалась Эльфвина.

– Я хочу, чтобы ты покинул Урвальд, – сказал Джинкс. – Ты ведь все равно собирался уйти, верно?

Ривен улыбнулся.

– Ты хочешь? Я думал, в Урвальде нет короля.

– Нет, – согласился Джинкс. – Однако… в общем, таково желанье деревьев.

– Ты же не хочешь сказать, что они похожи на людей?

– Нет, конечно. Но в этом-то и проблема.

– Может быть, если Ривен поживет здесь подольше, он все поймет, – сказала, подойдя к ним, Эльфвина.

– Деревья не хотят, чтобы он долго здесь жил, – то, что он сейчас делал, было противно Джинксу. – Ты же собирался уйти, так? Тебе тут не место.

– Но погостить здесь очень приятно, – возразил Ривен.

– Когда мы встретились, ты направлялся куда-то, – не отставал Джинкс. – Пересекал Урвальд. С запада на восток.

Желтая линия, окружавшая мысли Ривена, приобрела оранжевый оттенок. Джинкс подбирался к его заклятью все ближе.

– В сторону Калликомской прогалины, – сказала Эльфвина. – И страны короля Синезуба.

– Оранжевая, – выпалил Джинкс. Вот те и на! Он не собирался никому сообщать, что к нему вернулась способность видеть чужие мысли. Эльфвина была права: людям может захотеться убить его за такие способности. – В Ключеземье, так? Ты шел в Ключеземье?

– Это ключеземцы хотят вырубить деревья, – сказала Эльфвина.

– И, по-моему, уже делают это, – подтвердил Джинкс. – Деревья говорят, что кто-то валит лес.

– Король Синезуб – очень плохой человек, – продолжала Эльф– вина. Она не сводила с Ривена глаз.

– Истинно так, госпожа моя, – эти слова вроде бы дались Ривену без усилий, однако линии вокруг его мыслей снова стали оранжевыми.

– Это он убил твоего отца, – сказала Эльфвина.

Ярко-оранжевые.

Ривен молчал.

– Как ты это узнала? – спросил Джинкс.

– Я заподозрила это, когда Костоправ назвал Ривена важной персоной. Он как раз в том возрасте, чтобы быть мальчиком, которого король Синезуб объявил убитым. И это сходится со всем, о чем Ривен не может рассказывать.

Джинкс все равно не понял:

– Кем же тогда был убитый мальчик?

– Другим королевским племянником. Синезуб убил своего брата, настоящего короля Ключеземья, а после убил мальчика и мать Ривена. Я тебе уже говорила.

Ривену явно было не по себе. Он подбросил топор высоко в воздух и поймал его левой рукой.

– Однако я думаю, что на самом деле твоя мачеха, новая жена покойного короля, бежала с тобой в Бахвалес, – сказала Эльфвина. – Хотя нет, не совсем так, вы же были пленниками правящего в Бахвалесе короля Руфуса, верно?

– Нет, – ответил Ривен. – Мы были вроде как гости.

– Однако он убил твою мачеху за то, что она говорила людям, кто ты, – продолжала Эльфвина.

– Увы, госпожа моя.

Линии уже пламенели, Джинкс видел, что Ривен старательно нащупывает слова, произнести которые заклятье ему не запретит.

– Но почему Руфусу пришлось так поступить? – вслух размышляла Эльфвина. – Возможно, король Синезуб платил ему, чтобы он держал тебя там и сохранял твою тайну.

Линии заклятия Ривена покраснели.

– Думаю, это правда, – сказал Джинкс.

– Зная, куда тебя упрятали, он уверил всех в твоей смерти, – размышляла вслух Эльфвина. – А платил очень много, судя по тому, как отчаянно старался король Руфус оградить твою тайну. Я о том, как он поступил с твоей мачехой.

– Король Руфус, госпожа моя, никогда не ведал жалости. А такие дела ему по нраву.

– Да, – сказала Эльфвина. – Хорошо, что у нас нет королей. Но теперь, я полагаю, король – ты.

Джинкс увидел ярко-красный цвет.

– Трудно будет притязать на трон, не имея возможности открыть людям, кто ты.

– В жизни много трудностей, – сказал, тщательно подбирая слова, Ривен. – Но для того, кто упорен, невозможного нет.

– Иногда тот, кто не упорствует, живет счастливее, – ответила Эльфвина.

– Возможно, ты права, госпожа моя, – признал Ривен.

Джинкс задумался о том, что ожидает Ривена, – попытки отнять трон Ключеземья у злого короля Синезуба, отнять, не имея возможности объявить себя законным наследником. От этих мыслей у Джинкса даже голова заболела. И вправду хорошо, что в Урвальде нет королей. Однако и те, что есть в других землях, грозят лесу бедой.

– Ты тоже стал бы рубить Урвальд, если бы был королем? Как рубит король Синезуб? – спросил он.

Ривен улыбнулся:

– Разве можно вырубить Урвальд? Ты же видишь, какой он огромный.

Ну да…

– Я собираюсь проводить тебя до окраины Урвальда, – сказал Джинкс. – Я обещал это лесу.

Может быть, думал Джинкс, он даже в Ключеземье заглянет. Правда Толливер Странник говорил, что волшебников там убивают, а поскольку Джинкс умеет творить магию, его наверняка сочтут волшебником. Однако тот же Толливер сказал: «Не побродишь по свету, так дураком и помрешь».

– Буду рад твоему обществу, друг Джинкс.

– Я тоже пойду, – сказала Эльфвина.

Она улыбалась Ривену, и мысли ее были розовыми, пушистыми. Если Ривен нравился ей, когда был грабителем и придворным в изгнании, то в роли лишенного трона короля должен нравиться ничуть не меньше. И тут Джинкс не без испуга сообразил, что в мыслях Ривена о ней ничего розового и пушистого не присутствовало. Мысли Ривена были точными и расчетливыми.

Джинкс набрал охапку слишком тонко нарубленных дров и напра– вился к дому. Он полагал, что Эльфвина останется с Ривеном, чтобы наслаждаться пушистыми розовыми мыслями о нем, однако девочка бегом нагнала Джинкса.

– Способность читать мысли вернулась к тебе, так? – шепотом спросила она.

Джинкс собрался было соврать, но передумал. Нечестно, решил он, врать Эльфвине, которая не может соврать в ответ.

– Только прошу тебя, не говори никому.

Она бросила на него жалостный взгляд – конечно, глупо просить Эльфвину сохранить что-либо в тайне. Джинкс вздохнул.

– Я постараюсь, очень-очень постараюсь, – пообещала она.

* * *

`– Куда-куда ты собрался?

– Я хочу проводить Ривена до Ключеземья, – ответил Джинкс. – Я должен. Пообещал это деревьям.

– Все та же чушь насчет разговоров с деревьями, о которых ты распространялся в детстве?

– Ты вовсе не думаешь, что это чушь, – ответил Джинкс. – И никогда не думал.

Мог бы это и раньше понять. Впрочем, лишившись магии, он поневоле научился догадываться, о чем думают люди, не заглядывая им в головы, и теперь понимать их мысли ему было намного легче.

– А разрешения ты у меня попросить собираешься или думаешь без него обойтись?

– Ты говорил, что я могу уйти, когда захочу. Что я должен повидать свет.

– Да, говорил – раньше, когда знал, что ты защищен и я смогу, скорее всего, прийти тебе на помощь, если тебя не сожрут по-настоящему. Но теперь твоя жизнь не хранится в бутылке. – Симон нахмурился. – Полагаю, я мог бы снова поместить ее туда перед твоим уходом, однако…

– Нет, – сказал Джинкс.

– Ты прав. Слишком мало прошло времени, жизнь еще не успела оправиться, набраться сил…

– Я имел в виду – нет, никогда, – поправился Джинкс. – Больше ты никогда мою жизнь не заберешь. Она никогда не была просто жизнью, потерявшейся в дремучем лесу. Она моя.

Джинкс видел, что слова эти Симона не удивили, однако тот притворился удивленным, прищурился.

– Ссудить свою жизнь чародею – обычная цена ученичества. А кроме того, благодаря этой ссуде ты все еще жив.

Но Джинкс не желал вновь расстаться со своей магией. Если б он мог видеть мысли Костоправа, то знал бы, что тот и не подумает принимать сонное зелье Эльфвины, и может быть, не упал бы с обрыва.

– Я вернул тебе твою жизнь и собираюсь когда-нибудь вернуть ее в тебя, – ответил Джинкс. – Это и есть цена моего ученичества. Кроме того, я буду работать на тебя, как работал всегда, – прибираться в доме и прочее. И это тоже входит в цену. Но не моя жизнь.

– То есть теперь ты у нас правила устанавливаешь, так, что ли?

– Это моя жизнь!

– А что, если ты в конце концов так и не сможешь сотворить нужное заклятие? Или сбежишь от меня?

– Я не сбегу, – ответил Джинкс. Вот необходимость сотворить заклятье над Симоном его и впрямь беспокоила. Он помнил, как нервничал Симон, когда собирался сотворить такое же над ним, – наверное, существует куча возможностей ошибиться при этом, и каждая ошибка может закончиться катастрофой. Что ж, по крайней мере, у него есть сила, на которую можно опереться. Есть Урвальд.

Говорить о ней Симону он не собирался. Деревья были правы – другие чародеи могут обойтись с этой силой неправильно, а Симон был «другим чародеем» с большой буквы: ДЧ.

– Ты не должен уходить надолго, – сказал Симон. – И должен вернуться. Тебе еще столько всего нужно узнать.

Он ненадолго задумался.

– Пожалуй, мне придется послать тебя учиться в Самарру.

Самарра – вот куда Джинкс и вправду хотел бы попасть. Но тут в голове его грянула пренеприятная мысль.

– Я обещал Софии, что не буду.

– Не будешь что?

– Возвращаться в Самарру.

– Это было настоящее обещание или одно из тех, которые дают Софии, потому что другого выхода на самом деле нет? – уточнил Симон.

Джинкс понимал, куда он клонит.

– Пожалуй, второе.

– Не считается, – объявил Симон.

Настроение Джинкса посветлело. В правоте Симона он нисколько уверен не был. На самом деле очень похоже было на то, что Симон не прав. Однако, попав в Самарру, можно будет как-то договориться с Софией.

Джинкс был готов повидать мир.

Конец первой части