Чендлер увидел Френки, входящую в бар, и помахал рукой.

– Добрый вечер, дорогая. Извини, что начал без тебя, но жажда замучила.

Френки села и оглянулась.

– А где все?

– Малага переодевается, а на это у нее уходит масса времени. Я разговаривал с ней в холле примерно полчаса назад. Джереми и Карлотта застряли где-то в дебрях Высокого Атласа. Видишь, как здесь опасно. Он мне звонил и сообщил, что сломалась машина. Прелестная история, доложу я вам. Но подозреваю, что это, видимо, так и есть. Он просит меня приехать и вызволить их оттуда. Хозяйка заведения, где они остановились… Хозяйка? Ты не думаешь, что он затащил бедную девушку в бордель? Так вот, хозяйка говорит, что у них там есть хороший механик, но Джереми не очень хочет с ним связываться. Хочешь поехать со мной?

– Конечно, с удовольствием. О, вот и Малага. В свободное кресло проскользнула Малага.

– Извините за опоздание, но я зашла к Изобель сказать о Джереми и Карлотте. Похоже, она обиделась, насколько может обидеться такое маленькое, доброе существо. Думаю, она подозревает какую-нибудь хитрость с их стороны и поэтому обижается. Кстати, к ужину не выйдет. Плохо себя чувствует. По-видимому, Иэн Драммонд-Брюс замучил ее. Он ведь почти весь день провел с ней. Не удивительно, что у нее после этого болит голова. Вид у нее неважный. Лицо красное, глаза какие-то странные, и говорит она еще медленнее, чем обычно. Возможно, у нее температура. Я хотела позвонить врачу, но она даже слышать об этом не захотела. Провела я у нее что-то около десяти минут, болтала всякий вздор, хотела ее оживить. Но разговорить ее было трудно, она только сидела и слушала с открытым ртом. Но такие дамы, по-моему, вам, мужчинам, как раз и нравятся.

Чендлер поежился.

– У своих женщин я предпочитаю больше жизни. Но если бы я сошел с ума и предался некрофилии, то предпочел бы труп помоложе и посимпатичнее. И хоть с какими-нибудь признаками интеллекта. Не надо много, чуть-чуть, чтобы понимала, о чем я говорю. Ладно, что будем пить? Малага не отрывала глаз от двери.

– Мне ничего. Я вижу, Грег появился в холле. А ты знаешь, как он любит выпивку. В последнее время он в каком-то странном настроении. Пойду успокою его. Увидимся позже.

Она встретила Грега в холле, и они вошли в ресторан. Метрдотель усадил их за столик и подал обширное меню. Грег резким нетерпеливым движением отодвинул его в сторону, не раскрывая.

– Уберите эту ерунду. И принесите что-нибудь. Мне все равно, что. Просто что-нибудь. Например, бутерброд с мясом, помидорами и майонезом.

Говорил он все это короткими очередями, выбрасывая слова, как пули.

Малага заказала для себя и улыбнулась метрдотелю.

– И еще, принесите спаржи, пожалуйста, и побольше.

Метрдотель с поклоном удалился. Грег взгромоздил локти на стол. Подавшись вперед, он пристально посмотрел на Малагу. В его глазах был нездоровый блеск.

– Малага, ты хотела бы отправиться в рай на роликовых коньках?

Малага сидела, не поднимая глаз от стола.

– Думаю, что предпочла бы более традиционный способ передвижения. К тому же, сомневаюсь, что это придется по душе Святому Петру. Хотя, о чем я говорю. В рай мне путь заказан.

Грег сильно сжал ее руки. Она нахмурилась и попыталась освободиться.

– Грег, оставь это. Ты делаешь мне больно.

– Послушай, Малага. Я открыл новое измерение. Две оси лежат в одной плоскости, а третья в перпендикулярной. Понимаешь? Неожиданно видишь яркий свет, потом вспышка. Подумай об этом. Ты мне нравишься, поэтому я хочу, чтобы ты поняла. Это очень важно. В мире нет ничего важнее.

Осторожно изучая его лицо, Малага отодвинулась, сколько могла. Оно выражало дикий восторг. Стеклянные глаза горели настоящим сумасшедшим огнем.

– Да, Грег, конечно… Я буду думать об этом. Я уже вижу, как это… ужасно важно. Это просто… фантастическое открытие, настоящее откровение.

Внезапно фанатический восторг покинул его лицо. Он расслабился. Отпустил ее и убрал руки со стола. Начал делать складки из уголка скатерти. Глаза бесцельно блуждали по залу.

– Помнишь, я говорил тебе, что нашел дом, настоящий арабский дом в центре медины? Скоро я туда перееду.

Глаза Малаги округлились.

– Ты считаешь это разумным?

– Конечно, разумным. Я собираюсь жить настоящей жизнью. У меня уже есть две джеллабы и феска. Один знакомый араб научит меня завязывать тюрбан. Прошлой ночью я уже надевал его. Выгляжу, как настоящий араб.

– Неужели ты появился в отеле в таком виде?

Он хитро улыбнулся.

– Я знаю один секрет. Могу войти и выйти из отеля, и никто не заметит. Когда перееду, я буду навещать тебя таким способом.

– Значит, я должна остаться здесь одна? И на что я буду жить? Ты должен не забывать, что я здесь у тебя в гостях. У меня нет возможности оплачивать счета отеля.

Он снова сдавил ей руку и заглянул в глаза.

– Ты должна здесь оставаться! Разве тебе не понятно? Мне обязательно здесь нужен свой человек, к кому я мог бы прийти, который… который знает обо мне. Конечно, я все оплачу. Прежде чем съехать, я оставлю тебе кучу денег. Но ты должна оставаться здесь. Поняла?

Он снова расслабился, откинувшись на стуле. Его глаза вновь начали блуждать по залу. Уже знакомая пожилая пара медленно миновала их столик. Он крепко держал за руку ее. Она тяжело опиралась на палку. Грег брезгливо скривил губы.

– Вот опять. Как они мне надоели, эти старые развалины. Я тебе говорил, что их номер рядом с моим, на четвертом этаже. И лоджии рядом. Вечером я слышу все их разговоры. Это ужас. Она ни на секунду не дает старику покоя. Стенли, найди мне мой носовой платок. Стенли, дорогой, проводи меня в туалет. Стенли, дорогой, почитай мне.

Грег повысил голос, имитируя брюзжание старой женщины. Посмотрел в глубину зала, где двое официантов помогали ей усесться за столик. Своей громадной рукой он скомкал бумажную салфетку, скатал ее в шарик и швырнул на стол.

– Дерьмо. Ненавижу эту чокнутую старуху. Я вообще ненавижу чокнутых. Она испортила мне ужин. Не могу здесь есть. Я ухожу.

Он с шумом отодвинул стул и выпрямился. Малага следила за ним со слабой улыбкой на лице. Затем она сделала знак официанту.

– Джентльмен не будет ужинать. А я пересяду к мистеру Керку.

Она направилась к столику, за которым сидели Френки и Чендлер.

– Надеюсь, не испорчу вам компанию. Дело в том, что Грег опять не в порядке.

Официант подал ей стул. После того как она уселась, Чендлер внимательно посмотрел на нее.

– Я наблюдал за его бурным выходом. Что произошло?

Малага пожала плечами.

– Сама хотела бы знать. Думаю, он вполне созрел для очередного переезда в дурдом. Но не представляю, как это можно здесь осуществить. Ты не знаешь, у кого-нибудь есть адрес его родителей?

Чендлер покачал головой.

– Понятия не имею.

Официант поставил перед Малагой тарелку со спаржей. Она рассматривала ее некоторое время невидящими глазами, потом неловко улыбнулась.

– Ладно, не стоит переживаний. В конце концов, он ведь безвредный.

Чендлер нахмурился.

– А вот в этом я как раз и не уверен. Малага взяла длинный кусок спаржи и задумалась, внимательно его рассматривая.

– Не будем говорить о грустном. Попробуем лучше спаржу… Она так похожа на фаллос, что я всегда немного стесняюсь есть ее при людях. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Да, дорогая, конечно, понимаем. Но я был бы тебе очень признателен, если бы ты избегала таких вульгарных реминисценций в присутствии Френки. Я понимаю, что ни о чем другом ты говорить не можешь, но прошу тебя, выбирай выражения.

– Знаете, – продолжила Малага, игнорируя его слова, – у нас дома была кухарка. Так она почти к каждому блюду давала морковь. Мамочка никак не могла понять этого ее пристрастия. Думаю, она ни разу в жизни не очистила ни одной морковки. Мамочка не могла понять, а я могла. Для меня все было ясно – просто кухарка любила эти генитальные овощи, и лишний раз подержать их в руках доставляло ей удовольствие. Слышишь, Чендлер, какие культурные выражения я выбираю. А я ведь свободно могла назвать это х… или, например, е…й.

– Малага, ради Бога!

Френки рассмеялась.

– Не знаю, какие у Чендлера основания считать меня уж очень невинной, но мне такого рода защита не нужна. Ведь я не Изобель. Хотя я сомневаюсь, чтобы она вообще поняла, о чем идет речь.

Чендлер обреченно вздохнул.

– Значит, рядом со мной две вульгарные особы. Но вы забыли о моем благочестии. Пощадите хотя бы его. Если вы обещаете впредь не хулиганить, я в свою очередь обещаю напоить вас обеих в баре.

* * *

Они заняли свой обычный столик в углу бара. Чендлер заказал три бренди. Под аккомпанемент маленького ансамбля на небольшом пятачке перед столиками медленно двигались в танце несколько пар. Тот самый молодой араб, который уже давно наблюдал за Малагой, поднялся со своего места и пересек зал. На нем был хорошо сшитый темно-синий костюм. Он приблизился к их столику и низко поклонился. Сначала Малаге, затем Френки и наконец Чендлеру.

– Мсье, могу я просить вашего разрешения на танец с этой молодой леди?

Он показал глазами на Малагу. Чендлер несколько смущенно кашлянул.

– Разрешения?..

Но тут же его лицо приняло обычное бесстрастное выражение. Он грустно кивнул.

– Разумеется.

Малага встала и последовала к эстраде, сопровождаемая молодым человеком.

Чендлер улыбнулся, глядя на Френки.

– Чего только мне не приходилось слышать в жизни, но такое… Ты только представь, у меня просят разрешения на танец с Малагой! Могу поспорить, он думает, что я ее отец. Я отец Малаги! Великолепно. Слушай, как насчет того, чтобы нам отсюда смотаться. Или тебе хочется еще выпить? Думаю, мы можем этот вечер посвятить куда более интересным занятиям, чем выпивка.

Она улыбнулась ему в ответ неясной загадочной улыбкой.

– А мне никогда не хочется выпить, если есть более интересное занятие.

Они подняли свои бокалы и чокнулись, глядя друг другу в глаза. Затем одновременно поднялись и начали протискиваться к эстраде.

– Я только скажу Малаге, что мы уходим.

Малага и молодой человек танцевали медленный танец. Из-за плеча партнера можно было видеть ее лицо. Она танцевала с закрытыми глазами, с улыбкой на губах. Чендлер постоял в нерешительности несколько секунд, затем взял Френки за руку и повел к выходу.

– Видишь, она в трансе. И не в моих силах вывести ее сейчас из этого блаженного состояния. Будем надеяться, что она попала в хорошие руки. Но даже если это не так, то Малага из тех девушек, которые умеют постоять за себя.

* * *

Чендлер отворил дверь спальни. Френки вошла и остановилась в ногах кровати. Небольшая лампа узким лучом освещала белые простыни. Все остальное тонуло в мягком мраке.

Обеими руками он взял ее за подбородок и жадно вгляделся в лицо. Она стояла с закрытыми глазами. Рот полуоткрыт. Он обнял ее. Прижал. Поцеловал. Ее легкое тело безвольно припало к нему, но внезапно напряглось, стало упругим и завибрировало. Извиваясь в его руках, она своими обхватила его за плечи, подбираясь к шее. Рывком пригнула его голову вниз, нашла губы и приникла к ним, издавая легкие стоны.

Тяжело дыша, он с трудом оторвался от нее. Она откинула назад голову и мотала ею из стороны в сторону, продолжая постанывать. Он начал покрывать нежную мякоть ее шеи у горла маленькими быстрыми поцелуями, перемежая их острыми покусываниями. Из ее полуоткрытых губ исторгались короткие животные вопли. Наконец он поднял ее и положил на постель. Поискав руками его шею и найдя ее, она притянула его к себе, плотно обхватив ногами его бедра. А пальцы ее лихорадочно блуждали по его спине, голова ее то вздымалась, то опадала на подушки. И она хрипела.

– Ну давай же, Чендлер, ради Бога, давай… Хрип перешел в сладостный стон, и началось сокровенное действо. Тишину нарушало лишь их возбужденное дыхание. И тела их двигались в унисон.

Внезапно она изогнулась дугой и издала еще один вопль, плавно переходящий в какой-то надчеловеческий стон, скорее похожий на вздох. Он лежал на ней, вздрагивая. Агония настигла и его. Воцарилась тишина.

Он поднял голову и поглядел на нее. Закрыв глаза, она улыбалась, как ребенок во сне. Он осторожно поцеловал ее веки и кончик маленького носика. Намотал на палец кудряшку у виска.

– А все-таки, ты маленькая стервоза, – произнес он нежно, – никак не даешь мне раздеться.

Она открыла глаза и удовлетворенно вздохнула.

– Раздевайся сейчас, кто тебе мешает.

– Милая девочка, дай мне хоть маленькую передышку. Молю тебя!

– Тогда принеси мне чего-нибудь выпить. После занятий любовью я люблю выпить, покурить, поболтать в постели.

Он встал и отправился в ванную за стаканами. Через пару минут появился в шелковом халате и как вкопанный остановился, широко раскрыв глаза. Френки, обнаженная, распростерлась на белых простынях. Матовая нежная кожа, стройные, словно отполированные ноги, густые волосы между ними.

– Как ты хороша, Френки! Какая ты свежая и молодая.

Он вдруг оборвал себя и, оглядев свой халат, рассмеялся.

– Вот и сморозил три банальности подряд. Очень оригинально.

Он подошел ближе к постели.

– Ты все еще хочешь выпить?

Она кивнула.

– Да, хочу. И сигарету. А потом сними этот дурацкий халат, ложись рядом и разговаривай со мной.

Он раскурил сигарету и подал ей. Наполнил два бокала, поставил их рядом на пол, сбросил халат и наконец лег рядом. Пальцы его начали увлекательное путешествие сначала по одной груди, затем перебежали на другую, затем спустились на нежный плоский живот, затем двинулись ниже. Но это были пальцы одной руки. А другая в это время нежно гладила восхитительные рыжие волосы.

– Послушай, ты, маленькая чертовка. Зачем ты сказала Изобель, что красишь волосы?

Она наморщила нос и повела плечами.

– Сама не знаю. Честно. Я сознаю, что ее нужно жалеть, но есть в ней что-то такое. И мне все время почему-то хочется, помимо моей воли, сказать ей какую-нибудь гадость. И тебе, между прочим, тоже. Я заметила. Понимаю, что говорить о крашеных волосах было глупо, но не смогла удержаться.

Чендлер перевернулся на спину и задумчиво уставился в потолок.

– Ну что за чушь… Я не собираюсь, лежа с тобой рядом, с такой прекрасной обнаженной девушкой, говорить о старой мерзкой мумии. Я хочу поговорить о тебе, Френки. Ты никогда ничего не рассказываешь о себе. Как будто у тебя есть какая-то тайна. Этакая загадочная Мона Лиза. У тебя есть, что скрывать от меня, дорогая?

Ее тело слегка напряглось.

– Ерунда. Никаких таинственных секретов у меня нет. Ты заговорил, как редактор женского журнала. Но даже если бы у меня и был какой-нибудь секрет, тебе-то что за дело?

– Я просто думал о тебе. Ну вот, например, почему ты заплакала тогда, когда мы в первый раз занимались любовью?

Она сбросила его руку и села.

– Это не твоего ума дело, Чендлер. Понял? Ты воображаешь себя каким-то высшим существом, которое может совать свой нос в жизнь и душу любого и бесстрастно ее исследовать. А у самого никаких эмоций. Ты ведь холодный, холодный, как льдина. Скажи, ты вообще-то любил кого-нибудь в своей жизни?

Одной рукой он возвратил ее в исходное положение, а другой достал бокал. Глаза по-прежнему были сосредоточены на потолке.

– Знаешь что, Френки. Есть много разновидностей любви. Не думаю, что эта глубокая мысль для тебя нова. Взять хотя бы любовь эгоиста. Мужчина, когда его посещает лирическое настроение, будет всю ночь не давать тебе спать, рассказывая, как он тебя любит, хотя он знает, что ты умираешь, как хочешь спать. Он заставит тебя спать с головой на его плече и будет всю ночь храпеть тебе в ухо, а у тебя после этого весь день будет болеть шея. И это только самый простой пример. Такая любовь мужчины гроша ломаного не стоит. Он любит только себя. Ты никогда не затронешь его сердца, на этом месте у него тщеславие и самомнение. И не дай Бог тебе затронуть их – он тотчас возненавидит тебя. А любовь его всегда при нем – это он сам. Моя милая Френки, никогда не позволяй такого рода мужчинам завладевать твоими чувствами.

Она скосила на него глаза.

– А почему ты мне все это рассказываешь? Думаешь, я дитя. Может быть, ты думаешь, что я… что я страдаю от такой любви? Так ты глубоко ошибаешься. Я… Постой, постой… А по-моему, ты говорил сейчас о себе самом. Но почему? Скорее всего ты решил, что я влюблена в тебя, и ты таким манером меня предупреждаешь. Мол, если я буду потом страдать, то это моя вина. Мол, сама виновата, я ведь предупреждал. Правильно я говорю? А? Правильно или нет? Ты, самодовольный сукин сын? Он рассмеялся.

– Правильно, правильно. Ну, конечно, правильно, дорогая. Ты уже допила свое?

Он хотел взять у нее бокал, но она попыталась спустить ноги на пол.

– Мне с тобой стало противно. Я ухожу.

Он крепко сжал ее бокал. Она стала отпихивать его рукой, Грустно вздохнув, он свободной рукой повернул ее набок и шлепнул по попке. Она сделала попытку вырваться, но он вытянул наконец из ее руки бокал и поставил на пол рядом со своим. Затем повернулся так, что все ее тело оказалось под ним, и начал нежно целовать ее лицо. Ее попытки вырваться становились все слабее и слабее. Надув губы, она прошептала:

– Я ненавижу тебя, Чендлер.

Но его тело уже начало медленные заветные движения.

– Ты знаешь, а правду говорят. Без ботинок этим заниматься и легче и приятнее.

Она издала глубокий вздох-стон, и тело ее задвигалось синхронно с ним.