Джереми выглянул из своего окна. Сад внизу при ясном утреннем солнце выглядел особенно свежим. Подавшись немного вперед, он заметил длинные пальцы загорелой руки на оконной раме в соседней комнате. Значит, Карлотта уже встала. Он поспешно ретировался от окна. Надо было бы, конечно, поздороваться с ней. Приятно услышать ее милый голос, но сейчас ему ни с кем не хотелось разговаривать, даже с ней.

Он продолжал смотреть на сад. Высокая стеклянная дверь лоджии первого этажа была открыта. Это, наверное, дверь в спальню Макси и ее мужа. Открыта еще с ночи? Похоже, она так ничего и не поняла, не заметила, как переменились мои чувства к ней. Она не способна понять, что у нормального мужчины ничего, кроме отвращения и брезгливости, она вызвать не может. Разумеется, если бы я считал ее проституткой, тогда другое дело. Но я же любил ее. Она, наверное, подумала, что я вчера ушел из бара так рано только потому, что хотел побыстрее пробраться к ней спальню и заняться любовью. А рядом ее пьяный муж наблюдал бы за нами. О Боже!

Большую часть ночи он провел сидя в кресле, куря сигарету за сигаретой, потягивая виски, все пытаясь прогнать подступившую снизу желчь. В конце концов он забылся крепким сном без сновидений. Наутро, как ни странно, он почувствовал себя ожившим, свежим и… свободным. Такого ощущения у него не было уже очень давно, многие месяцы. Было как-то очень легко, словно ему удалось наконец освободиться от тяжелой кабальной зависимости, которая долгое время не давала ему свободно дышать.

Должен признаться, что в глубине души я всегда чувствовал, что Макси – никчемная бабенка, без всяких моральных принципов. Но я все время на что-то надеялся, был загипнотизирован ее красотой и сексуальностью, поэтому не давал себе труда задуматься над всем этим. Если копнуть глубже, то можно обнаружить, что я – опять же в глубине души – немного презирал себя за это неумение (и нежелание) противостоять искушению. Но теперь ее власть надо мной кончилась. Она сама разрушила ее. И я свободен, свободен и могу снова начать достойную жизнь.

Он громко засмеялся. Бриджит вскинула уши и изумленно на него посмотрела. Он нагнулся ее погладить.

– Все в порядке, детка, не волнуйся, – сказал он тихо, – я не сошел с ума. Наоборот, я снова стал нормальным. Я сейчас пойду, а ты оставайся здесь и будь паинькой. Мы собираемся на экскурсию в медину, а это такое место, где появление блондинистых девственниц, вроде тебя, нежелательно.

Закрывая дверь, он увидел Карлотту, выходящую из своего номера.

– Доброе утро, Карлотта. Как спала? Голова прошла?

Она с улыбкой кивнула.

– Да, большое спасибо.

Смотрела она мимо него. Он выглядит таким веселым и счастливым. Если бы он был женщиной, я бы сказала, что он весь сияет. Наверное, красавица Макси дала ему какие-то надежды. Возможно, она даже решила покинуть своего мужа. Всю ночь я провела, глядя в потолок. Горячо молилась о том, чтобы Джереми разочаровался в Макси, чтобы она ему внезапно надоела, чтобы он устал от нее. И тогда он обязательно придет ко мне. Я все же надеялась на что-то, но сейчас… Глядя на его лицо, я вижу, что это лицо счастливого человека. Единственное тому объяснение – видимо, он с Макси о чем-то договорился.

Так в молчании они прошли рядом по главной лестнице к выходу. Во дворе, огороженном каменной стеной, их уже ждали Чендлер и Френки. Они беседовали с высоким рыжим арабом в джеллабе цвета спелого овса и красной феске. Чендлер издали помахал им рукой.

– Привет. Готовы ли вы к набегу на медину? Это наш гид, Исмаил.

Араб поклонился. Чендлер показал на шикарный белый автомобиль, припаркованный в углу.

– Не правда ли, неплохая штучка? И это при том, что я в принципе считаю американские машины вульгарными. Кстати, это машина Макси. Значит, они еще не уехали. Да и странно было бы ожидать от Макси и ее высокоинтеллектуальной компании, что они соберутся до завтрака, особенно такого раннего, как у нас.

Закуривая сигару, он искоса посмотрел на Джереми.

– Ты собираешься с ними в Танжер? Джереми заулыбался. Чендлер прекрасно знает, что к чему. Значит, просто хочет меня подколоть. Уж он-то всегда знал, что она собой представляет, такого, как он, одурачить очень трудно. Хорошо, он хочет подколоть меня, а я подколю его. Мне сегодня слишком хорошо, чтобы обижаться. Его улыбка перешла в смех.

– Ты что? Ведь у меня машина осталась в Среднем Атласе. Я еще пока не спятил. Наверное, присоединюсь к ним позднее. У них там теплая компания, снимают дом где-то в казбе.

Карлотта начала что-то сосредоточенно искать в своей сумочке. Ах вот почему у него сегодня такой счастливый вид. Он собирается забрать свою машину и отправиться к этой девушке в Танжер. Мне это очень тяжело слышать, но я все равно не подам виду.

Она подняла голову и широко улыбнулась.

– Представьте, когда я была у Изобель в последний раз, то оставила у нее свои салфетки. А Макси просто очаровательна. Я весь вечер не могла оторвать от нее глаз. Будь я мужчиной, я непременно бы в нее влюбилась. Причем с первого взгляда. Приходится жалеть, что я не мужчина. Какая красавица и сколько сексуальности. Даже я и то это почувствовала.

Джереми быстро взглянул на нее и отвернулся. Какой ужас! Ну почему именно сейчас, когда мне так хорошо, она снова напомнила о своем лесбиянстве?

– Итак, в дорогу? – это произнес Чендлер. – Если еще немного постоим, то за день, наверное, пустим корни. Веди нас, Исмаил.

* * *

Следуя за Исмаилом, они пошли по узкой извилистой дорожке, не шире трех футов. За несколько столетий ослиными копытами и подошвами пешеходов серебристо-серая мостовая была отполирована до блеска. По обе стороны улочки на два-три этажа вверх поднимались черно-серые от возраста и пыли стены зданий без окон. Прямые солнечные лучи сюда не попадали. Из-за этого улочка была похожа на узкий туннель без крыши. Крышей здесь служила полоска синего безоблачного неба. Среди толпы в обе стороны сновали цепочки осликов, почти не видных из-под поклажи. И чего только не было нагружено: тут и горы гончарных изделий, и тюки грязно-серой шерсти, пахнущей бараньим жиром, и связки домашней птицы с ярким оперением, подвешенной вниз головой, и ворохи благоуханной изумрудно-зеленой мяты. Эти ослики, ведомые погонщиками, быстрыми шажками, как на цыпочках, плавно двигались в разношерстной толпе. Пешеходы, увидев, уступали им дорогу, распластавшись вдоль стены, или отступали в узкие крытые проходы, где было темно, как в подземелье. На крики погонщиков в этом бедламе абсолютно никто не обращал внимания.

Улочка привела их к другой, которая была на фут шире. Здесь через равные интервалы по обе стороны стали попадаться низкие деревянные двери, обитые коваными гвоздями. Исмаил показал на них.

– Это дома богатых торговцев. Вы просто не поверите, какая у них там, внутри, красота. Позднее я покажу вам один из таких домов.

Они подошли к массивной бронзовой двери в форме замочной скважины, украшенной искусным рельефом. Дверь с виду была очень древняя, какая-то мшисто-зеленая. Исмаил немного подождал, и внутри этой двери отворилась маленькая дверца. Они вошли в помещение. Здесь на полу сидели несколько дюжин малых детей. Свободного места не было. В дальнем конце с большой книгой, раскрытой на коленях, скрестив ноги, сидел старик в белом тюрбане и ниспадающей белой джеллабе. Грудь его покрывала большая седая борода. Длинным коричневым пальцем он медленно двигал по строчкам пергаментной страницы. Дети декламировали стройными дискантами. Увидев группу туристов, они повернули свои маленькие черные головки, и десятки огромных глаз серьезно посмотрели на вошедших. Однако декламация не прервалась.

Исмаил улыбнулся им и кивнул группе.

– Они сейчас повторяют Коран. Тут рядом мечеть аль Карауин, самая большая в Северной Африке. Но вам туда нельзя. Я проведу вас мимо к медресе аль Карауин. Это старейший мусульманский университет. С его крыши вы увидите всю медину.

Они прошли за ним дальше по проходу, и через еще одну массивную бронзовую дверь попали во дворик, выложенный мозаикой. Он был окружен крытой галереей искусно оштукатуренных высоких стрельчатых арок. Сверху на дворик и фонтан в центре глядели деревянные зарешеченные окна. По крутой узкой лестнице они прошли в коридор с покосившимися деревянными панельными дверями, черными от времени. В воздухе стоял затхлый запах древности.

Карлотта на несколько секунд задержалась перед одной из дверей. Вот буквально в таком же месте, но несколько дней назад, в Марракеше мы с Джереми стояли рядом. Я тогда еще не знала о существовании Макси, и мне было очень хорошо.

Джереми шел впереди. Он оглянулся и тоже застыл на несколько секунд. До чего же она хороша сейчас, задумчивая, немного грустная. А тогда, в Марракеше, когда Изобель осталась внизу, а мы с ней были там наверху, вдвоем. Сейчас уже и не верится, что так могло быть хорошо. А ведь я тогда думал, что люблю Макси и, разумеется, ничего не знал о лесбиянстве Карлотты. Да, мне тогда было все равно. Тогда мне казалось, что я посторонний наблюдатель, безразличный к тому, что происходит и что произойдет. Арабы, кажется, называют такое состояние кисмет.

Чендлер крикнул им сверху.

– Что у вас там случилось? Отдыхаете? Устали?

Карлотта засмеялась.

– Стыдно признаваться, но я действительно запыхалась. Но теперь уже в полном порядке.

Они догнали Чендлера и вместе вышли на плоскую крышу. Исмаил обвел рукой все вокруг.

– Глядите.

Внизу под ними простиралась медина – лабиринт узких извилистых улочек, сжатых глухими стенами двухэтажных, преимущественно, домов с нависающими балконами и внутренними двориками. Бежевые здания лепились друг к другу, как фигурки на плохо сложенной головоломке. Единственная прямая улица была под ними, и она выводила из этого хаоса. Высоко на холме, обращенные лицом к городу, песочно золотились на солнце арки гробницы Меренидов. Высокие квадратные башни минаретов, увенчанные сияющими золотыми яйцами, были похожи на деревья без веток, выросшие среди чахлого кустарника.

Исмаил поставил ногу на парапет и оперся на нее локтем.

– Знаете ли вы легенду об основании Феса? С чего здесь все началось? Нет? Тогда я вам расскажу.

Город основал Идрис II, сын и законный наследник Идриса I, который принадлежал к роду Алидов. Этот род происходит от халифа Али ибн Аби Талиба, который был женат на Фатиме, дочери Пророка. Столица в то время была в городе Улили, но Идрис II счел, что город слишком тесен и послал своих министров найти место для нового. Вначале он был заложен на склоне горы Церкун, и вскоре его разрушил ураган. Затем на берегу реки Себу, но он был смыт наводнением. Идрис не отступал, он продолжал поиски. И вот в 808 году он увидел красивое место у истоков реки Рас-эль-Мас. Выйдя вперед, он поставил ногу и сказал: «Город будет построен здесь». Место, куда он поставил ногу, известно и сейчас. Напротив мечети Шраблин есть небольшой монумент. Сюда приходят паломники, чтобы, загадав заветное желание, коснуться решетки, а затем, оторвав от своей джеллабы лоскуток, привязать его к решетке.

Легенда гласит, что принц, а тогда ему было всего пятнадцать лет, чтобы воодушевить подданных, сам работал вместе со строителями. В знак признательности они подарили ему чудесную феску из золота и серебра. И он тогда решил назвать этот город Фес. Говорят, что эту самую феску нашли при раскопках, она весила больше шестидесяти фунтов.

Чендлер потрогал свою голову.

– Однако, этот принц был незаурядным молодым человеком.

Они постояли еще несколько минут, глядя на лабиринт медины и прислушиваясь к экстатическому бубнению внизу. А затем двинулись на выход, вслед за Исмаилом.

Медленно двигаясь через кварталы красильщиков, чеканщиков и кожевников, они часто останавливались посмотреть и восхититься их искусством.

Затем им снова пришлось свернуть в узкий проход между домами без окон из серого камня. Исмаил остановился перед широким арочным входом.

– Вот теперь вы имеете возможность увидеть, как такой дом выглядит внутри. В настоящее время в этом доме магазин, но покупать здесь не обязательно. Если же вы решите что-либо купить, скажите мне, Я для вас поторгуюсь.

Они последовали за ним в узкий неосвещенный проход, который привел их в большую продолговатую комнату-зал с куполообразным потолком, обшитым кедром. Потолок был высотой этажа в три. Мозаичные этажные выступы и стены сияли золотом. В каждой стене был виден вход в меньшую, в один этаж, прямоугольную комнату. Что-то вроде большого алькова. С верхних этажей вниз, в центр зала смотрели маленькие деревянные зарешеченные оконца. Все вокруг напоминало пещеру Абу-Хассана из «Али Бабы и 40 разбойников». Горы ковров на полу, полки завалены парчой и шелком, столы и горки с золотыми и серебряными украшениями: тяжелые дутые браслеты и на запястье и на лодыжку, тонкие, как золотое кружево, броши с застежками, крупные висячие серьги, ожерелья, диадемы, украшенные янтарем и кораллом, золотые подвески тонкой работы и цепочки с агатом, изумрудом, жемчугом и бирюзой. Дальше шли кинжалы, висящие на крюках, в ножнах из золота и серебра, инкрустированные полудрагоценными камнями, полки с алыми, голубыми, желтыми и черными кожаными изделиями, с золотым тиснением.

Чендлер хмыкнул и наклонился к Джереми.

– Ничего не скажешь. Выбор есть. Надеюсь, свою чековую книжку ты предусмотрительно оставил в отеле. Насколько я знаю женщин – а уж я-то должен, – на них такая обстановка действует очень сильно.

Вперед вышел араб. Положив руку на грудь, он поклонился в пояс. При этом кисточка его фески перевалилась вперед.

– Добро пожаловать в мой дом, леди и джентльмены. Прошу вас присесть.

Он указал на атласный диван в одной из альковных комнат.

– Не окажете ли честь выпить у меня мятного чая?

Он хлопнул в ладоши, и из тени выступил юноша. Чендлер поднял руку и изящно улыбнулся.

– Спасибо за любезность, но мы, к сожалению, не располагаем сейчас временем. В следующий наш визит сюда мы будем рады выпить у вас чая. Дамы хотели бы осмотреть ваш магазин.

Араб вновь поклонился.

– Как будет угодно джентльмену.

Он что-то сказал юноше, и тот достал с полки свернутый кафтан из красного бархата. Развернув его, он приложил к Карлотте. Кафтан был отделан мягким шелком, а вверху, у высокой шеи, и внизу, на широких полах, богато украшен серебром и золотом.

Карлотта вздохнула.

– Боже, какая красота.

Появился еще один молодой человек и на инкрустированном столе развернул куски атласа, серебряного, кораллового и розового. Третий начал показывать шелковые ковры, красные и голубые.

Хозяин взял изящный флакон с длинным узким горлышком в серебряной оправе, имеющий форму шара, и потряс им на головы и плечи Карлотты и Френки. Воздух наполнился ароматом роз. Затем он повернулся к Джереми и Чендлеру. Джереми поднял руку.

– О нет. Не надо. Только для дам.

Чендлер рассмеялся.

– В последний раз, когда я был в подобном месте, меня опрыскали каким-то веществом, которое было не столь мягким и безобидным, как эта розовая вода. По-моему, он назывался «Дыхание гарема». Пришлось потом потратить немало сил, чтобы отбить запах публичного дома.

Еще один юноша принес несколько пар бабушей и домашних туфель с изображенными сверху и раскрашенными пальцами, богато украшенных золотом и серебром. Он приложил их к ногам женщин.

Чендлер прошептал им.

– Девочки, прежде чем что-то выбрать, внимательно смотрите, спрашивайте цену и, главное, думайте, действительно ли эта вещь понадобится вам дома. Например, будут ли эти бабуши подходящими для посещения Женских Музыкальных Утренников «Тьмутараканьская Осень» в штате Айова. Не надо попусту выбрасывать деньги.

Хозяин очаровательно улыбался.

– Леди, примерьте кафтан. Если он вам не подойдет, у меня есть еще много других: парчовых, золотых, серебряных. Примерьте вот этот, чтобы просто посмотреть, как он на вас сидит. Покупать не обязательно.

Он достал массивный золотой браслет, усыпанный необработанными зелеными камнями. С другой его руки свисала длинная золотая цепочка тонкой работы.

Карлотта не знала, куда смотреть. На ярко-красный кафтан, искрящийся атлас, бабуши или золотой браслет, соблазнительно поблескивающий в коричневых пальцах.

– А… это все очень дорого?

Араб улыбнулся, показав ряд золотых зубов, и покачал головой.

– Только не для вас, моя леди. Вы так хороши в нем, что я для вас установлю особую цену. И, чем больше вы купите, тем дешевле это вам обойдется. Мы принимаем любые деньги, разумеется дирхамы, а также франки, песеты, доллары, фунты, дорожные чеки. Если у вас нет при себе денег, мы будем рады послать выбранные вами вещи в отель.

Чендлер наклонился к Джереми.

– Тут у них все предусмотрено. Победить его невозможно.

Владелец магазина снова повернулся к Чендлеру с поклоном и улыбкой. Его скрещенные руки были запрятаны в рукава джеллабы.

– Мы готовы сделать для вас все, мсье.

Чендлер улыбнулся в ответ.

– Теперь я вижу, что рассказы о любезности и гостеприимстве арабов не преувеличены. Вы действительно готовы сделать все для гостей, но, – тут он, как будто что-то внезапно вспомнил и обратился к дамам. – Нам пора, мы уже опаздываем. Вы можете прийти сюда завтра.

Когда они вышли на улицу, протискиваясь в толпе, Френки сердито посмотрела на Чендлера.

– Ты настоящий скряга. Испугался, что я буду просить тебя что-то купить? Зря. От посторонних мужчин я подарки не принимаю. Завтра же приду сюда и куплю все. Сама.

Чендлер обнял ее за плечи.

– Не такой уж я скряга, дорогая. Пойдем в Вулворт, и я куплю все, что пожелает твое маленькое сердечко. А насчет этого магазина… Ты, кажется, сказала, что хочешь купить там все. Ну что ж. Если не будешь работать серым веществом, то потратишь несколько сотен долларов, а взамен получишь кучу заманчиво смотрящегося, но на самом деле абсолютно бесполезного барахла. Ты знаешь, почему я отказался от мятного чая? Потому что это уловка. Ты согласился пить чай, значит уже сделал шаг вперед. Теперь они затратили на тебя время, значит ты уже им чем-то обязан. Обязан хоть что-то, но купить. И, пока не купишь, они будут искушать и терроризировать тебя своими сокровищами. И ты обязательно купишь какое-нибудь барахло. Если действительно хочешь что-нибудь купить, то, что будешь носить, я попрошу Исмаила отвести нас после обеда на текстильный рынок. Кстати, вспомнил. Нам пора на обед. Возвращаемся в отель.

Исмаил повел их вверх крутыми узкими улочками. Скоро они почувствовали запах горящего древесного угля, разогретого масла, жареной рыбы и свежей мяты. Улочка резко свернула на неширокую площадку. С одной стороны там стояли прилавки с сияющими медью противнями золотисто-коричневой жареной рыбы. На другой стороне были видны будочки, примерно три фута высотой и площадью пять на десять футов. Что-то вроде киосков. Перед каждым на корточках сидел человек и колдовал над жаровней. Вдоль стен были поставлены низкие лавки, на которых сидели и ели люди. В одной руке тарелка, другой ест. Никаких приборов, кроме пятерни. Перед некоторыми будками расположились пары, тихо играющие в шахматы или нарды. Рядом стояли стаканы с мятным чаем.

Чендлер остановился и с серьезным лицом посмотрел на Френки и Карлотту.

– Если хотите, можно пообедать и здесь. Это прибавит вам материала для лекции о местном колорите, которую вы прочтете в женском клубе по возвращении домой.

Исмаил в ужасе расширил глаза.

– Но, мсье…

Чендлер наконец улыбнулся.

– Я, конечно, шучу, Исмаил. Он повернулся к дамам.

– В местном общепите женщины являются персонами очень и очень нон грата. Им нельзя есть вместе с мужчинами, они едят после. То, что останется. Поэтому, пошли отсюда, и, если вы будете себя хорошо вести, я, так и быть, подкину вам пару куриных ножек от моего обеда.