Грег и Малага обедают. Грег всей своей массой навалился на стол и не мигая уставился на Малагу. Глаза абсолютно пусты.

– Малага, понимаешь, этот город… ну, Марракеш… Это лучшее… Самое…

Слова вылетали у него, как горох.

– А эти арабы… они чудесные. Чудесные ребята. Цивилизованные. Столетняя, тысячелетняя культура. Они понимают такого парня, как я. Они не считают, что у меня что-то не в порядке. Я хочу стать арабом. Куплю себе джеллабу. И тарбуш. А может быть, тюрбан. Куплю дом в медине или казбе. Настоящий марокканский дом с двором в центре. Никаких окон наружу. Огромная дверь с медными заклепками, в виде арки. А в ней маленькая дверца. Сюда будут входить только особенные люди. Никто не найдет меня здесь. Я не сообщу никому из родственников. Никому. Никому больше не удастся снова запереть меня в дурдоме.

Голос его поднялся до визга. Потом он разразился смехом, похожим на ржание.

– Я их всех одурачу. Я устрою себе здесь праздник, Малага. – Внезапно он прекратил смех. Как отрубил. И с укором воззрился на Малагу. – Скажи, а ты? Ты считаешь, что со мной что-то не в порядке? Скажи, Малага. Да или нет?

Она смущенно посмотрела на него и отвела глаза.

– С тобой все в порядке. У тебя нет ничего такого, чего нельзя было бы вылечить чашкой кофе после обеда, если ты, конечно, не перестанешь поглощать эти противные сладости.

Она поднялась со стула и направилась к двери. Он последовал за ней. Наверху широкой лестницы, ведущей в гостиную, стояли Джереми и Чендлер. Чендлер помахал им.

– Как прошел обед? А снаружи очень жарко. Давайте-ка пойдем и попьем старого доброго марокканского кофе, за старым добрым марокканским столом в старой доброй марокканской гостиной.

– Есть у нас дома один парень, – сказал Джереми, – так он издает книжонку, которую называет «Старый Восточный календарь». Там гороскопы и вся эта чепуха. А ты, Чендлер, не собираешься издавать что-нибудь подобное, у тебя, по-моему, очень много материала?

Они спустились вниз и оккупировали низкий столик с металлическим верхом. У стойки портье появились Изобель и Карлотта. Они медленно пересекли холл. Чендлер задумчиво рассматривал их.

– Знаете, а Изобель напоминает мне старую усталую клячу. Такие же опущенные плечи и голова, такая же отвислая челюсть.

Малага с негодованием посмотрела на него.

– Сейчас же заткнись. Может быть, у нее что-то не в порядке со спиной. Может быть, она просто старая и усталая женщина. Может быть, ее так придавила жизнь, что ей уже трудно выпрямиться и поднять голову.

Чендлер пожал плечами.

– О'кей. Значит я сукин сын и прошу извинения. Изобель приблизилась к их столу, а за ней, чуть поодаль Карлотта.

– Привет всем. Я вижу у вас тут что-то вроде клуба. Можно присоединиться?

Джереми придвинул стул.

– Разумеется. Мы как раз решили попить кофе. Вам тоже? – Он вопросительно посмотрел на Карлотту. – И вы, конечно, тоже выпьете с нами кофе?

Карлотта отрицательно замотала головой.

– Спасибо, но я не буду, – сказала она сухо. – Мне еще нужно написать кое-какие письма, и еще договориться насчет гида для сегодняшней вечерней экскурсии.

Джереми улыбнулся и дотронулся до ее руки.

– А разве письма не могут подождать? Что же касается гида, то Чендлер даст вам исчерпывающую консультацию обо всем, что касается экскурсий. Он знает все это досконально.

Она резко отдернула руку, как будто ее ударило током, и краска смущения залила ее лицо вплоть до шеи.

– Я… Спасибо.

Она скованно села на кожаный пуф рядом с Джереми.

Тут вскочил Чендлер и замахал рукой.

– Эй, Френки! Идите сюда пить с нами кофе. Тут у нас образовался клуб. Будьте его членом.

Френки пересекла гостиную и села рядом с ним. Он с улыбкой спросил:

– Мы тут завели разговор про гороскопы и прочую восточную дребедень. Как вы насчет этого?

За нее тут же ответила Изобель.

– Я считаю, гороскопы – это восхитительно.

– Вам скорее всего это не известно, – продолжал Чендлер, – но я владею тайнами восточной магии. Могу, например, предсказывать будущее. Сейчас я предскажу, что случится здесь со всеми нами. Это место, этот Марракеш, в нем есть что-то мистическое, таинственное. Этот город обладает каким-то каталитическим действием. И я чувствую, что здесь со всеми нами произойдет что-то такое, что изменит нас, перевернет наши жизни.

Его голос дрогнул, и он уже без всякой иронии обвел глазами присутствующих.

– А кроме шуток, я вдруг почувствовал, что этот город будет иметь большое значение для всех нас.

На некоторое время воцарилась тишина, которую первой прервала Малага. Поежившись, она заявила:

– От твоих пророчеств дрожь прошибает. Кончай вещать, закажи лучше кофе.

К Чендлеру придвинулась Изобель. Глаза ее блестели, разумеется ровно настолько, насколько у нее они могли блестеть.

– А вы действительно ясновидящий? Расскажите, что ждет меня?

Она протянула ему свою тонкую, как лист, белую ладонь.

Чендлер преувеличенно сосредоточившись, нахмурился.

– Так, значит, здесь я не вижу ничего тривиального. А вижу я здесь несколько таинственных линий, пересекающих вашу ладонь. Вы роковая женщина. Мужчины всегда будут у ваших ног. В вашем будущем я вижу много разбитых сердец и разгневанных женщин.

Изобель хихикнула.

– Женщины меня не интересуют. Расскажите мне о мужчинах.

Чендлер незаметно сделал глубокий вздох и прикрыл глаза.

Черт меня дернул сказать этой высохшей мумии, что она роковая женщина. Пора кончать этот балаган. Это уже похоже на издевательство, этого делать не стоит. Она ведь совсем в другой весовой категории. Это все равно, что отобрать пряник у слепого ребенка. Она ведь всему верит.

Вначале он почесал подбородок, потом затылок.

– Леди, прошу прощения. Мой хрустальный шар затуманился. Это означает, что контакт с потусторонними силами закончен. Я не могу предсказать вам сейчас больше ничего, кроме того, что после обеда вы отправитесь на экскурсию.

Его лицо приобрело обычное насмешливое выражение. Он оглядел стол.

– Я считаю, что компания должна разделиться. Слишком много народа в группе – это неудобно. Интересы у всех разные, да и время на экскурсию каждый отводит свое. Получится так, что бедный гид уподобится пастушеской собаке и, бегая от одного к другому, будет пытаться всех охватить.

Малага подняла руку.

– Я сразу отпадаю. Не люблю организованные походы. Возможно, я пойду в парикмахерскую, а потом полежу на солнышке, а может быть, я отправлюсь на охоту за каким-нибудь сногсшибательным арабом, чтобы он увез меня на своем белом скакуне.

– Прекрасно. Значит ты и, я полагаю, Грег будете гулять сами по себе.

Он посмотрел на Джереми.

– А как насчет остальных?

После некоторого колебания Джереми улыбнулся:

– Если Изобель и… м-м… Карлотта пожелают, то был бы рад включить их в свой передвижной гарем. Только, какая чадра им больше подойдет, как ты думаешь, Чендлер?

– О, я считаю, тут достаточно шифоновой накидки на лицо.

Он сделал паузу.

– А теперь – ряд практических советов. Здесь женщины под своими кафтанами носят шаровары до щиколоток, поэтому слаксы, если вы, девушки, их наденете, привлекут ненужное внимание. И еще, не советую обуваться в босоножки, если не хотите измазаться в ослином дерьме или в чем-нибудь похуже. Итак, значит, Карлотта, Изобель и Джереми пристроены. И смотрите, без всяких претензий. И вообще, в будущем для краткости прошу именовать меня Босс. На колени можно не вставать, довольно одного-двух ударов головой о землю.

Он непринужденно положил руку на запястье Френки.

– Что же касается вас, юная Френки, то вы – особый случай. Я беру вас под свою личную опеку и буду вашим личным гидом.

Френки шумно запротестовала.

– Послушайте. Я уже достаточно взрослая и не хочу, чтобы вы называли меня юной. И оставьте этот ваш снисходительный тон. Мне уже двадцать пять.

Чендлер вскинул брови.

– Да что вы? Такая пожилая? Простите меня, бабушка! Хорошо, я отправляюсь, чтобы найти гида для Джереми и его гарема. Как насчет того, чтобы встретиться через час, например в четыре тридцать? Потом я иду к себе, мне надо написать несколько писем. А вас, пожилая Френки, прошу не опаздывать.

Грег вдруг встрепенулся и, оглядывая всех, затараторил:

– Понимаете, эти арабы, они все разного цвета. Некоторые черные, как негры, а другие бледные, как… слоновая кость. И они все хорошие. Очень хорошие. Я уверяю вас, они… просто первый класс.

Он рывком подхватился и вышел вон, оставив после себя легкое замешательство за столом. Джереми пожал плечами.

– Вот, что значит хорошее воспитание. – Он поднялся. – Я пойду погуляю с Бриджит по саду. Не хотелось, чтобы она пометила в медине каждую казбу, хотя запахи, я думаю, там для нее восхитительные. Жду вас обеих в четыре тридцать.

* * *

Джереми закурил сигарету и посмотрел на часы. Женщины как всегда опаздывают, надо было бы назначить на четыре пятнадцать. Он поднял голову. Через гостиную легкой походкой двигалась Карлотта. В своем скромном белом костюме она выглядела свежей и изящной. Обута она была в коричневые туфли на низком каблуке, в руке сумочка в тон. Подойдя, она опустилась рядом.

– Извините, что заставила вас ждать. Я переезжала в другой номер. Жить в этих хоромах с Изобель мне не по карману.

Джереми посмотрел на часы.

– Но вы задержались только на пять минут. Это же пустяк. Для женщины это даже рано. Мне сказали, что гида зовут Ади, или что-то в этом роде. Говорят, он хороший парень и бегло говорит по-английски, к радости Изобель.

– Бедная маленькая Изобель. Она такая беспомощная. Я чувствую себя немного виноватой, что ухожу от нее и оставляю одну, но я буду делать все заказы для нее по телефону.

Он протянул ей пачку сигарет. Она осторожно взяла одну. Когда он давал ей прикуривать, их глаза встретились. Он улыбнулся.

– Мне кажется, вы удивительный человек, Карлотта. У вас у самой большое несчастье, а вы находите силы возиться с Изобель, как с маленькой. Конечно, мы еще недостаточно знакомы, но я хотел бы сказать, что я… я потрясен этой трагедией и восхищаюсь вашим мужеством.

Карлотта резко отвернулась в сторону и жадно затянулась сигаретой.

– Прошу вас, не надо меня жалеть, не надо мной восхищаться. Если кто и достоин восхищения, так это Изобель.

Она произнесла это твердым слегка хриплым голосом. Джереми удивленно посмотрел на нее, а затем сосредоточил свое внимание на сигарете. Какой же я дурак, зачем было заводить об этом разговор. И все-таки, она производит странное впечатление. По-видимому, это хрупкая, ранимая натура, она немедленно ощетинивается при малейшей попытке кого-либо проникнуть внутрь ее скафандра. Она, видимо, воспринимает это, как снисхождение.

Карлотта продолжала курить короткими интенсивными затяжками. Глаза ее невидяще устремились вдаль. Ну зачем я так с этим милым человеком, ведь он не сказал ничего плохого. Так ведь никто не говорит ничего плохого, будь оно проклято! Если бы нашелся кто-то, кому можно было бы рассказать всю правду. Правду о том, что я была рада, рада смерти Робби, что я много лет мечтала именно об этом, я – убийца. Если бы только в Марракеше был католический храм, я хотя бы исповедалась. Но какой может быть храм в марокканской провинции.

Молчание становилось тягостным. Джереми прокашлялся и снова посмотрел на часы.

– Сейчас почти без десяти пять. Изобель как сквозь землю провалилась. Может быть, пойти позвонить?

Карлотта, видимо, уже пришла в себя.

– Да… да. Я думаю, это хорошая мысль. Возможно, она заснула, такая слабая.

Джереми подошел к стойке и взял трубку. Ему ответил блеклый тихий голос.

– Алло.

– Изобель? Это Джереми Блай. С вами все в порядке? Вы говорите как будто издалека. Вы еще спите?

– О, Джереми, милый, это вы? – Мертвый голос немного оживился. – Со мной все в порядке. Я тут прилегла отдохнуть и проспала. Я сейчас спускаюсь.

Изобель положила трубку, Взяла со стола полный бокал виски и одним глотком его осушила. Это был ее третий бокал после обеда. Спрятав бутылку обратно в шкаф, она осмотрелась. Взяла широкополую шляпу, которая лежала на постели, и направилась к зеркалу. Внимательно посмотрела на себя, затем на шляпу в руке. Арабские женщины все темные, значит мужчины-арабы обратят внимание на мои рыжие волосы.

Она отбросила шляпу и сделала небольшой начес на лоб. Рядом с золотистыми босоножками стояли белые туфли на шпильках. Она всунула свою узкую длинную ступню в белую туфлю и поводила ногой туда-сюда. Все-таки я меня хорошие ноги. Чудные. Маленькие, стройные, слава Богу, не такие мускулистые, как у Карлотты. Возможно они тонковаты, но я ведь не такая дура, чтобы ходить в шортах или бикини. Мои ножки лучше смотрятся на высоких каблуках, да и у всех ведь так. Никогда заранее не знаешь, где встретишь мужчину. Я не позволю этому надменному Чендлеру начальственным тоном указывать, что мне одевать. Нет, Чендлер мне определенно не нравится, хотя он и свободен. Не нравятся эти его холодные голубые глаза, проникающие прямо в душу.

Снова зазвонил телефон. С секунду она глядела на него, а затем, окропив рот дезодорантом, покинула номер.