На следующее утро небо над островом заволокло тяжелыми темно-бронзовыми тучами, закрывавшими вершины гор. За ревущими накатами волн, которые обрушивались на берег, стеной стоял туман.

— Прачка, коренная островитянка, говорит, что мы со всех сторон окружены ураганом, — заметила Инез. — Воздух станет чистым, если пойдет дождь или поднимется ветер.

Бессонная ночь или влажная духота стерли все цвета с ее лица, но ее поведение было спокойным и независимым. Методически она высыпала из ящиков бюро бумаги, а затем тщательно и внимательно их разбирала. Быстро наполнялись урны для ненужных бумаг, которые шли на выброс, а маленькие связки писем аккуратно перевязывались и укладывались в большой деревянный ящик, который был принесен слугами со склада, расположенного за гаражом. Упаковывались наиболее ценные книги, равно как и изделия из тяжелого серебра. Затем ящики закрывали, забивали гвоздями и уносили обратно на склад.

Однако на этом пока было решено прекратить упаковочные работы: не было смысла оголять весь дом до назначенных на следующую неделю проводов.

— Может быть, вы поможете мне написать карточки с приглашениями нашим друзьям? — спросила Инез Клэр. — Я сочиню одну из них, а вам останется только вставлять имена и адреса. В такое утро это будет вполне приличным занятием.

Этой работой они занимались вплоть до ленча.

После ленча Инез ушла отдыхать, а Клэр сидела в прихожей, не двигаясь, ощущая, как одна за другой на нее набегали волны зноя. Это затуманило ей голову настолько, что она задремала в неудобном сидячем положении.

Ее разбудил мощный порыв ветра, который ворвался в окна и двери дома.

Кустарники и пальмы дрожали под напором ветра, а цветы оказались почти прижатыми к самой земле. Небо было таким, словно предрекало приход Страшного Суда. Клэр закрыла металлическую дверь на задвижку и, обернувшись, увидела сбегавшую вниз по лестнице Инез. Прежде чем они успели перекинуться словами, ветер удвоил силу. Все довольно мощное строение дрожало до основания, и долго они стояли неподвижно, глядя друг на друга, ожидая, что же за этим последует.

Черное небо раздирали длинные всполохи пламени, чередой следовавшие один за другим мелкие удары грома, которые завершались мощными зарницами, как бы предупреждали о том, что самое страшное еще впереди. Затем последовал невероятный раскат грома и начался настоящий потоп.

Ливень шел непрерывно два часа. Они пили чай, еще более мокрые от духоты. Клэр попыталась впустить немного воздуха снаружи, но, приоткрыв окно на несколько сантиметров, вынуждена была его захлопнуть.

Она подумала о тех восьми, которые закрылись в Кастело. Там, конечно, было не так жарко, и гости могли занять себя бильярдом или отдыхать в комнатах для настольного тенниса или, наконец, в залах и картинных галереях, где Мануэль хранил самые ценные произведения португальского искусства. Кастело выдерживал в течение веков множество таких вот натисков, как сегодня.

Если вдруг Франческе станет страшно, Мануэль всегда рядом, чтобы успокоить ее. Клэр могла даже мысленно слышать его голос, с легкостью произносивший: «Гремит? Да совсем же нет, эти звуки идут со стороны моря. Ты в полной безопасности в Кастело, Франческа. Завтра ты убедишься, что все здания на острове стоят на своих местах, где и вчера. И какой благостной будет атмосфера, когда все это кончится». В таких ситуациях он был всегда просто бесподобен.

Клэр почувствовала себя заброшенной в этом неистовстве разыгравшихся сил природы и осудила себя за бессмысленные мечтания.

Словно нехотя, буря откатывалась в сторону Атлантического океана. Молнии сверкали отдельными вспышками, как бы устав и растратив свой горючий запал. Ливневые порывистые каскады дождя уступили место ровному потоку, который, казалось, никогда не прекратится.

Клэр вышла в холл и прислонилась к маленькому окошечку, откуда можно было видеть омытую водой веранду.

Зеленая легковая машина уже сделала разворот перед подъездом, прежде чем Клэр поверила в возможность ее существования. Он ведь должен был проехать через весь город, преодолеть мощный, почти до самой оси, слой глины и размытые камни на дороге, чтобы добраться к ним сюда, на виллу. Ради чего, Боже, ради чего Мануэль предпринял все это?

Но это был совсем не Мануэль — человек, который быстро выскочил с сиденья шофера, бегом устремился к дому и вот уже прыгал по ступеням веранды. Это был Родриго Тексейра. Клэр широко распахнула перед ним дверь, и молодой человек торопливо вошел в холл, стаскивая с головы фетровую шляпу. При этом он облегченно выдохнул сдерживаемый до этого воздух.

— Что случилось? — Клэр проглотила внезапно возникшую хрипоту в горле. — Что-нибудь с Мануэлем?

— Нет, пожалуйста, не тревожьтесь. Мануэль послал меня, чтобы подготовить вас, но вы, кажется, предпочитаете, чтобы все говорилось напрямую. Произошла неприятная вещь.

— Кто-нибудь пострадал?

— Да. — Он быстро поклонился Инез, которая вышла к дверям вслед за Клэр. — Мануэль сказал, что я должен сказать мисс Уиндхем и вам, Инез, что Николас ранен.

— Николас!

Имя прозвучало с острой нотой боли. Лицо Инез стало пепельно-белым, а ее темные глаза — широко раскрытыми и неподвижными. Клэр подумала, что стоявшая с ней рядом женщина вот-вот рухнет без чувств. Но какой-то момент спустя Инез издала длинный болезненный вздох и мужественно собрала воедино все свои силы.

— Это очень серьезно?

— Трудно сказать. Сломано два ребра, и он получил множество царапин.

— Где он? — спросила Клэр.

— Они привезли Николаса к нему в дом. Мануэль сказал, чтобы я привез туда мисс Уиндхем, но прежде поручил рассказать, как все это произошло, чтобы избежать долгих объяснений в бунгало.

Родриго улыбнулся им растерянной, но в то же время несколько ободряющей улыбкой.

— А дело было так. Во время шторма я и Мануэль были в зале в Кастело. Какой-то человек прискакал на лошади, несмотря на этот ужасный дождь, и его сразу же провели в холл. Мануэль стал его расспрашивать. Кажется, что, несмотря на все знаки приближающейся бури, наш друг Николас продолжил этим утром работы на дороге. Когда разразилась буря, он отпустил рабочих по домам на отдых. Посадил двух сторожей в хижине, чтобы охранять взрывчатку, но, беспокоясь, чтобы вся взрывчатка была тщательно упакована и не отсырела, провозился слишком долго над упаковкой. Когда разыгрался ветер, Николас был на дороге около нагромождения скал, примерно в полумиле от рабочего лагеря.

— Как страшно, — прошептала Клэр. — И что же он сделал?

— Сторож говорит, что он решил спрятаться в расщелине. Мануэль уверен, что так оно и было. Не было другого места, и ни один человек не мог бы идти при таком ненастье. Ливень был сокрушительный, гораздо более сильный, чем можно было ожидать. Смыло практически всю землю, которая скопилась на нависшей скале, и та в конечном итоге рухнула вниз.

Инез провела языком по губам.

— Родриго… вы говорите нам, что камни упали на Николаса?

— Часть из них. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы сломать два ребра. К счастью, он не сразу потерял сознание. В кармане у него была ракетница, из которой они стреляют, чтобы предупредить в последний раз всех людей, когда производится взрыв. Она была заряжена. Один из сторожей услышал выстрел и решил проверить, что случилось на дороге.

— И долго ли Николас оставался под бурей? — выдавила из себя Клэр.

— Два человека освободили его и накрыли клеенкой. Один из них остался рядом с ним, а другой сначала поехал к доктору, а затем в Кастело. Это счастье, что у них на все это хватило ума.

— А что было потом?

— Мануэль и я выехали немедленно. Большая часть дороги была залита, но он ехал очень быстро. Мы приехали туда буквально за несколько минут до прибытия доктора. Доктор Гомес приехал на крытом большом автомобиле с носилками — с передвижной островной амбулаторией, так, я полагаю, это и называется. Мануэль хотел забрать Николаса в Кастело, но доктор решил, что это слишком далеко.

— Так, значит, они в бунгало, — сказала с некоторым колебанием Инез. — Вы отвезете нас туда?

— Конечно. Дорога, правда, предательски опасная. Но расстояние очень небольшое.

— Я сейчас принесу пальто, — сказала Клэр и бросилась в спальные комнаты.

При всех обстоятельствах тяжелый маршрут из Казы в бунгало был небезопасным.

Дождь неистово стучал по стеклам автомобиля, в результате чего было почти невозможно рассмотреть, где именно они едут. Клэр, которая знала каждый камень на дороге, вдруг произнесла:

— А вот и дерево, которое находится как раз над въездными воротами.

Родриго тотчас же свернул в сторону дома. Санитарная машина была припаркована почти к самому стволу дерева, видимо для того, чтобы при необходимости выезда предоставить как можно большее укрытие для раненого. Эта мысль показалась Клэр невыносимой.

Они вышли на тропинку. Родриго открыл перед ними дверь и ступил в сторону, чтобы пропустить их вперед. В гостиной окровавленные клеенки были расстелены на спинке дивана, а свернутые носилки приставлены к стене. Родриго помог им снять пальто и положил их на низкий стул.

— Мануэль вместе с доктором в спальне, — сказал он. — Прошу вас, не волнуйтесь.

Инез стояла, напряженно выпрямившись, около стола спиной к молодому португальцу, сжав перед собой руки. Сначала единственная слеза наполнила ее глаз и скатилась вниз по щеке, а за ней последовала другая.

С бьющимся сердцем Клэр сказала Родриго о том, что ей пришло в голову:

— Мне бы очень хотелось чего-нибудь попить. Не попросите ли вы слугу принести из кухни воду и стаканы?

Вероятно, Родриго самому хотелось как можно скорее выбраться из этой комнаты, где все говорило о несчастье, а может быть, он высоко оценил ее собственную жалость по отношению к Инез; во всяком случае, он не появлялся несколько минут. Доктор и Мануэль вошли в гостиную еще до его возвращения.

Доктор продолжал давать советы:

— Покой и эти таблетки. Я приеду завтра утром. Вы обещаете, что кто-нибудь проведет сегодня ночь рядом с ним?

— Заверяю вас, доктор, — ответил Мануэль, — за ним будут ухаживать с полным соблюдением ваших предписаний.

— Я сейчас поеду к себе в операционную. Немедленно меня известите, если возникнет хоть малейшая необходимость. До свидания, сеньор.

Мануэль поклонился ему у дверей и тотчас же закрыл их, как только он вышел, затем возвратился на середину комнаты и сначала посмотрел на Клэр.

— Я очень сожалею, что вам приходится пережить все эти печальные события, — сказал Мануэль несколько официально. — Родриго, надеюсь, сообщил вам, что ранение довольно серьезное, но не слишком опасное.

— Он… в сознании?

— Да, но ему сейчас дали снотворное. Он вот-вот заснет. Я послал за вами, потому что вы ему почти родственница, и думаю, совершенно правильно, чтобы вы об этом знали. Вы можете зайти к нему, если пожелаете.

Прежде чем Клэр смогла что-то ответить, Инез быстро подошла к нему, без всякого стыда заливаясь слезами. Машинально она вытирала их концом ленты от шляпы.

— Мануэль… Я бы хотела видеть Николаса.

Клэр увидела, что выражение его лица изменилось, стало твердым и сосредоточенным. Он устремил на Клэр прямой и проникновенный взгляд, а затем снова перевел его на Инез. Было очевидно, что он пытается разобраться в ситуации: Инез бледная и совершенно откровенная в своем горе, Клэр тоже бледная и крайне опечаленная.

Низким голосом Клэр произнесла:

— Инез должна идти первой.

Следующие несколько секунд он не знал, что ему сказать. Потом ласково улыбнулся Инез:

— Не надо плакать, моя дорогая. Николас расстроится от следов слез. Вторая дверь.

Инез достала носовой платок, прижала его к глазам, а затем снова сунула его в свою сумочку и, сжав губы, которые все еще дрожали, вышла из комнаты.

Воцарилось молчание. Выражение лица Мануэля, устанавливающего стул перед Клэр, было мрачным и озадаченным.

— Да! — отметил он как бы про себя. — Значит, вы обе… Интересно, чем же все это завершится!

Родриго принес поднос со стаканами, кувшином с водой и тарелкой с лимонами. Мануэль извлек бутылки и сифон из шкафа и разлил по стаканам спиртное.

— Никакого виски для меня, — сказала Клэр. — Чистой воды, пожалуйста.

— Выпьете виски с водой, — ответил он, — и с долькой лимона.

— Сеньор…

— Вы примете виски, — повторил он настоятельно и протянул ей стакан.

Клэр сделала несколько глотков, держась за один из подлокотников кресла, чувствуя себя странно опустошенной.

Мануэль быстро осушил свой стакан, а затем снова наполнил его и придвинул другое кресло. В уголках его глаз виднелись усталые морщинки, но лицо не отражало никаких эмоций, хотя он очень переживал за Николаса. Ей так хотелось сказать ему что-нибудь нежное, что бы облегчило страдания их обоих. Если бы они остались вдвоем, она бы на это решилась и перенесла бы любые последствия.

Резко, почти цинично он бросил ей в лицо:

— Попытайтесь успокоиться, Клэр. Было бы лучше, если бы вы тоже могли расплакаться, но следует высоко оценить тот факт, что вы до мозга костей англичанка и будете всегда сдержанны при других. Это не важно. Допейте виски и расслабьтесь.

В присутствии молчаливого третьего ничего не оставалось, как создать видимость, что она подчиняется его приказу.

Тем временем Инез, несколько поколебавшись перед входом в спальню, повернула бесшумно ручку двери и вошла. Она смотрела сверху вниз на продолговатое аскетическое лицо, на темные волосы на подушке, его шею между отворотами его пижамы. Он уже спал.

Очень нежно она наклонилась вперед, чтобы коснуться его волос, которые все еще были влажными от дождя. Потом, затаив дыхание, она обнаружила у него на щеке свежую ссадину, ярко-красную опухоль и синий кровоподтек. Она издала слабый стон и осторожно коснулась их тыльной стороной своей руки, и поскольку он оставался недвижим, она наклонилась и прислонилась к нему своей щекой.

— Инез!

Она подавила восклицание и медленно выпрямилась. Его глаза были полуоткрыты — он рассматривал ее. Как она была неосторожна, разбудив его!

С трудом дыша, он сказал:

— Как странно, что вы здесь. Я думал о вас, Инез.

— Вы думали обо мне? — нервно она стала поправлять завернувшуюся простыню. — Но это же хорошо.

— Нет… Это плохо. Это всегда было дьявольски трудно… Не усложняйте этого.

Взволнованная, она пробормотала:

— Вы не знаете, что вы говорите. Я хочу лишь, чтобы вам было хорошо, мой бедный Николас. Вы должны успокоиться и попытаться заснуть.

Снотворное для него было, видимо, очень сильным, его веки снова опустились. Она положила на его руку, лежавшую поверх одеяла, свою собственную и напряженно смотрела в просвет окна, где все еще шел дождь и начинали опускаться ранние сумерки. Его рука двинулась и слабо сжала кончики ее пальцев. Вскоре он спал глубоким сном.

Было удивительно, что слезы продолжали катиться из ее глаз, казалось, что долго скапливавшиеся воды должны были излиться прежде, чем сиянье войдет в ее сердце. Это было как очистительный восход солнца завтрашнего дня после сегодняшней мрачной бури.

Она потихоньку высвободила свою руку, легко коснулась его бровей и на цыпочках вышла в короткий коридор. Привычным жестом она поправила, пригладив назад, свои волосы, расправила подол своего платья. Степенно и, как обычно, с достоинством и бледной улыбкой она вошла в гостиную, где уже горела настольная лампа.

Мануэль тотчас же встал.

— Ну что, он спит, наш друг? Вам нужно немного выпить, Инез, после чего я отвезу вас домой.

Клэр сидела, немного наклонившись вперед. Она подняла голову и встретила сверкающий взгляд другой девушки.

— С ним… все в порядке?

— Да, дорогая. Ты, несомненно, должна завтра утром к нему пойти. Он явно пожелает этого.

Она приняла свой стакан со сдержанной улыбкой и некоторое время держала его обеими руками.

— Мануэль, а кто будет у него сегодня ночью дежурить?

— Я бы предпочел сделать это сам, — отвечал он с характерным движением плеч, — но со своими гостями в Кастело я просто повязан. Родриго выразил желание взять на себя эту ответственность, и как только я доберусь до Кастело, то немедленно направлю в помощь ему моего самого доверенного слугу. Не бойтесь. О Николасе будет проявлена вся необходимая забота.

— Если понадобится дополнительная помощь и все остальное, то надеюсь, вы обратитесь ко мне?

— Конечно.

Он помог им надеть пальто — сначала Инез, а потом Клэр. Когда Клэр начала застегивать пуговицы, она почувствовала мимолетное прикосновение к своему плечу. Мануэль демонстрировал в своей манере сожаление, что ее вынудили уступить привилегию Инез. Ему не следовало утруждать себя в выражении симпатий, отметила она про себя с горечью; он совершенно ясно продемонстрировал все, что он о ней думал. Она чувствовала себя лишенной бодрости духа и потерянной, совершенно никому не нужной в этом мире. Николас был болен, но в ней он не нуждался; Инез вдруг унеслась в какой-то трепетный собственный мир, полный надежд. А Мануэль… О, Мануэль — он, как всегда, был самим собой, уверенным и непоколебимым. Уж он-то никогда не расстанется с убеждением, что она рассчитывала, что Николас женится именно на ней!

В холле, когда они приехали в Казу, Инез спросила:

— Вы не будете так любезны немного подождать, Мануэль, пока я не разыщу в своей медицинской аптечке и не принесу крем из трав? Ссадины на его щеке следует сегодня же смазать.

— Я намеревался послать что-нибудь подобное со своим слугой, но скорее всего ваше лекарство будет гораздо лучше. Я использую его немедленно, как только возвращусь в бунгало.

— До свидания, сеньор, — сказала Клэр, поворачиваясь, чтобы проследовать вслед за Инез вверх по лестнице.

— Одно мгновение! — он поднял руку, чтобы задержать ее. — Мне бы не хотелось видеть вас такой огорченной. Николас — сильный человек, он очень быстро поправится. Скажите мне, что вас так тревожит?

Тон его голоса спокойный и уверенный, а в целом его манера поведения была доброй и сочувственной. Это поверхностная и пустая доброта, касающаяся ее самой. Она больше не могла доверять Мануэлю…

— Скорее всего, это влияние погоды. Ненастная погода и это происшествие…

— Но, видимо, к этому присоединилась и более личная тревога?

Его взгляд был подобен острию закаленной бритвы, но он все еще продолжал говорить мягко и с сочувствием.

— Вполне вероятно, что вы могли и не догадываться, что у вас есть соперница в симпатии к Николасу? Я думал, что инстинктивно женщины более остро чувствуют такие вещи. Так, по крайней мере, многие считают. Вам действительно больно потерять его и уступить другой?

Между ними образовалась непреодолимая пропасть. Запах цветов на крыльце был тяжел и наполнен терпкой сладостью. Клэр отбросила назад волосы и почувствовала, как с них по ее ушам и шее покатились струйки воды. Любые усилия, чтобы попытаться ему что-то объяснить, не сулили никакой надежды!

— Ну что же. — Интонация его стала резкой и враждебной. — У меня нет никакого желания оскорбить вас. Во всяком случае, вы до предела устали. Я рекомендую вам пойти и отдохнуть.

В то время как Инез показалась на лестнице, его голос стал на несколько тонов ниже, и он быстро проговорил:

— Мне кажется, что внутри вас происходит противоречивый спор, насколько ваши собственные чувства являются своего рода выражением страха перед более требовательными взаимоотношениями с другим мужчиной, перед будущим более страстным любовником! По моему мнению, вы, англичане, — трусы в любви!

С обходительностью, делавшей честь его способности немедленного перевоплощения, он сказал, обращаясь к Инез:

— Вы принесли этот крем из трав нашему другу? Спасибо. А теперь я откланиваюсь. Завтра мы можем встретиться в доме Николаса. До свидания, сеньориты!

Клэр не ответила, казалось лишившись дара речи. Инез посмотрела на нее и прошла мимо. Без всяких объяснений она смахнула все конверты с приглашениями в открытый ящик и закрыла крышкой чернильницу из эбенового дерева.

Таким образом, отъезд с острова откладывался.

Среди ночи дождь прекратился. К утру осталось всего несколько белых тучек, гулявших в небе, напоминавшем цветом сапфир, в котором солнце щедро дарило себя всему миру.

Вскоре после восьми сеньор Сарменто вышел вниз на веранду, при этом он озадаченно покачивал головой, наблюдая разгром, учиненный бурей саду. Чуть позже, сказал он, он поедет вместе с Жоао навестить Николаса.

— Этот глупый человек настолько жаден до работы, что порой теряет свой рассудок.

Когда Инез, чистая и свежая, в желтом платье и желтой, под цвет, соломенной шляпке, объявила ему, что они вместе с Клэр отправляются пешком в бунгало Николаса, он насмешливо поднял свои густые брови:

— Вы бросаете своего старого папу, у которого гораздо больше рассудка, ради более молодого человека, недостаток у которого того же самого делает его гораздо более интересным! Так оно всегда и было. Поторопитесь, дети мои, и передайте Николасу мои самые наилучшие пожелания.

В бунгало в это время командовал Жильберто Маркес — Родриго совсем недавно уехал на машине обратно в Кастело. Величественный в своей необъятной сатиновой рубашке и вельветовых брюках, с густыми черными волосами, свешивавшимися на один глаз, театральный деятель встретил их словами на самом цветистом португальском языке. Ему не хватало только золотых сережек в ушах и цветной косынки на шее, чтобы превратиться в одного из героев его собственных сценических постановок.

— Доброе вам утро, мои милейшие! Две такие очаровательные леди! Какое доброе счастье для друга Николаса, но какая незадача для Жильберто. Кому я разрешу из вас первой увидеть его — португальской лилии или английскому васильку с такими невероятными по красоте волосами? Как же я могу сделать выбор?

Инез позволила ему поцеловать себе руку.

— Каковы новости у Николаса? Ему лучше сегодня с утра?

Нарочитое театральное движение плечами было ответом на ее вопрос.

— В целом можно сказать, что гораздо лучше. Он улыбается, но разве можно быть в чем-то уверенным? Эти англичане могут вести себя очаровательно невозмутимо даже при самых невероятных обстоятельствах.

Он замолчал, драматически заломив руки.

— Заходите к нему первой, Клэр, — сказала Инез.

Клэр подошла к кровати и посмотрела на Николаса, ответила на его улыбку и наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб. Она рассмотрела вспухшую щеку и длинную глубокую царапину с одной стороны шеи. Ей сдавило горло, и в первый раз в жизни она не могла придумать, что сказать ему.

Он сжал ее запястье.

— Не переживай так, моя радость. Я очень сожалею, что так вас всех перепугал. Но это все не столь ужасно, как кажется. Я буду на ногах через несколько дней. Мануэль рассказал мне сегодня утром, что ты приходила вчера вечером.

— Он снова приезжал сюда? — спросила она машинально. — Он послал в Казу Родриго, и тот привез нас обеих вместе с собой в бунгало.

— Обеих?

— Да, Инез и меня.

— Вот это да! — это было непроизвольное восклицание. — Как это могло случиться — Инез вошла ко мне в комнату, а ты — нет?

Это было трудно объяснить, а он внимательно смотрел на нее. Ради них обоих, и в особенности ради Инез, она должна быть очень осторожной, но некоторое откровение не могло принести вреда.

— Инез все время плакала — португальцы гораздо более эмоциональны, чем мы, — и, поскольку ты заснул, Мануэль направил ее сюда, чтобы успокоить.

— Я понимаю.

Хотя было совершенно ясно, что он не совсем все понял.

— И это подействовало? Я имею в виду, успокоило ее?

Клэр кивнула и изобразила безразличие.

— После этого она выглядела почти счастливой, подобно милой матери, чье больное дитя наконец мирно уснуло. Ты, вероятно, выглядел во сне красивым и молодым. Если тебе трудно, то, пожалуйста, ничего не говори, — добавила она.

— Нет, совсем не трудно. Присядь, Клэр.

Она повернулась, чтобы придвинуть плетеное кресло к кровати, и села в него.

— Инез пришла со мной, — отметила она между прочим.

Его ответ, когда он собрался, был как бы равнодушным.

— Принеси еще одно кресло, пожалуйста, и попроси ее войти.

— Мой дорогой Николас, — ответила Клэр с оттенком насмешки. — Я считаю, что португалки не нуждаются в сопровождении других женщин, когда мужчина даже не в состоянии подняться с постели. Я зайду к тебе позже.

Она слегка ему подмигнула и вышла из комнаты на узкую веранду. Довольно беспечно она сказала:

— Я займусь сеньором Маркесом, Инез.

После этого она уселась в садовое кресло по другую сторону от Жильберто.

Около часа Клэр сидела рядом с ним, а затем прогуливалась по заросшим тропинкам во все еще мокром неухоженном саду. Он беспрерывно говорил и жестикулировал, читая ей наизусть длинные выдержки из какой-то драмы. О, он питал страсть к хорошим пьесам! Но больше всего он любил классическую оперу. Мисс Уиндхем непременно должна приехать на следующий сезон в Лиссабон. Она должна увидеть Франческу Альварес в роли Мими в «Богеме». Франческа великолепна, она несравненна.

— Некоторые считают, что ее голос не достигнет полного расцвета, пока она не выйдет замуж, но это скорее романтическое мнение ее поклонников. Они всегда будут говорить подобные вещи. Надо еще посмотреть!

— А она что, уже помолвлена? — спросила Клэр, решившись в отчаянии на столь мужественный для себя вопрос.

— Кто знает? Франческа непредсказуема. Я думаю, что она наконец влюблена.

— В… графа?

Он кивнул многозначительно:

— Да, в графа. Поскольку она приехала в Кастело, это оказалось неизбежным. Мне бы следовало это предугадать. У нее есть буквально все — все, кроме отличного супружества.

Клэр все еще держалась довольно уверенно:

— А как с его стороны? Он ведет себя так, как будто он тоже… влюблен?

— Нет ни одного мужчины в Кастело… — что я говорю, в Португалии! — который бы не обожал Франческу. В последнее время Мануэль ходит погруженный в свои размышления, и нетрудно догадаться почему. Это разорвет мое сердце, но я не буду потрясен, если в один прекрасный день будет объявлено о дне их свадьбы.

По случайному совпадению, хотя в тот момент Клэр не осознавала всей иронии происходившего, Инез позвала ее из окна спальни:

— Клэр, может быть, вы к нам войдете?

Жильберто отвесил ей поклон, и Клэр вошла в дом, а затем направилась к комнате Николаса. Она легонько постучалась и вошла. Николас лежал, слегка улыбаясь, а Инез стояла у спинки кровати, очень прямо, несколько раскрасневшись, и тоже улыбалась. Клэр обо всем догадалась еще до того, как он начал говорить.

— Мы решились, Клэр, к лучшему это будет или к худшему! Мы помолвлены! Когда контракт будет завершен, мы уезжаем в Опорто, чтобы пожениться.

Она издала глубокий вздох.

— Какое облегчение! Я так рада. Мне бы хотелось от души тебя обнять.

— Я обещаю тебе это, когда станет возможно.

— Мы хотели, чтобы вы узнали об этом первой. — Возбуждение сияло в черных глазах другой женщины. — Я не дождусь, чтобы известить об этом таиту. Он будет долго смеяться, когда узнает о том, что вы здесь говорили, Николас, как я почти что сама сделала вам предложение! Его деньги — тьфу! Если это то, что стоит между нами, то я никогда не буду их иметь! Он все может оставить моему брату. Но, судя по тому, как он себя чувствует сейчас, я думаю, что он проживет двадцать, а то и все тридцать лет и сам потратит все свои деньги!

— Я надеюсь на это, — сказал он со страстью в голосе.

— Все это утомило вас, Николас, — сказала Инез. — Мы теперь оставим вас, а я попрошу Жильберто принести вам чего-нибудь выпить. После этого вы должны поспать, чтобы скорее выздороветь. А сегодня во второй половине дня я буду здесь, у вас, с моим отцом.

Она обошла вокруг кровати, наклонилась и легко прикоснулась губами к его губам.

— Я так счастлива, что помолвлена с англичанином, — сказала она мягко. — Мы, португальцы, слишком официальны, никто не имеет права целоваться до тех пор, пока на руке нет обручального кольца. До встречи, мой дорогой!

— Да! Моя дорогая! — он сказал это так тепло и проникновенно.

Когда Клэр вышла из комнаты, Инез протянула свою тонкую руку.

— Теперь вы мне почти как сестра, — проговорила Инез. — Мы можем быть откровенны друг с другом. По крайней мере, настолько откровенны, насколько это возможно между сестрами. Это будет полезно нам обеим.

В течение нескольких следующих дней Клэр предоставилась возможность большой практики по части организации официальных встреч. Как только о помолвке Инез с Николасом стало известно, в Каза-Венуста устремился бесконечный поток визитеров. Большинство из них уверяли, что они уже давно предвидели этот союз, в то время как другие выражали полнейшее удивление. И почти каждый спрашивал напрямую или завуалированно о праздновании этого события. Ответ был всегда один: будет скромный прием, как только Николас выздоровеет. Клэр приятно удивляло, что все эти люди рассматривали Николаса как самого подходящего мужа для Инез.

Сломанные ребра срастались. Николас уже мог садиться, а затем с посторонней помощью выходить и сидеть в кресле на крыльце. Вскоре после этого смог отказаться от халата и наконец надеть пиджак. И вот настал день, когда он приехал на чай в Казу. Вчетвером они сидели на веранде за столом, когда новый, красного цвета автомобиль подкатил к самым ступенькам и оттуда вышел Мануэль.

— Мой Николас!

Веселый и элегантный в своем легком тропическом костюме, он присоединился к небольшому торжеству.

— Я только что был у тебя дома и обнаружил, что твой слуга блаженно спит, а комнаты такие же убогие и безлюдные, как будто бы ты снова возвратился на эту проклятую дорогу. Сеньор… — он поклонился старшему, как оно следовало в соответствии с обычаем. — Инез… Клэр! Прошло уже две недели с тех пор, как я видел вас в последний раз, Клэр.

Было ли это преднамеренно, в особенности с ударением и раскатистым «эр», заставляя ее имя звучать как в одной из старых романских любовных песен?

— А точнее говоря, ровно двенадцать дней, но я узнавал все новости о вас от Инез, хотя сомневаюсь, чтобы вы проявляли подобный же интерес к моей особе. Вы должны рассказать мне о том, какие чувства вас обуревают. Вы уступаете ведь собственного опекуна его невесте.

Он был в отличном настроении. Стоя между Инез и сеньором Сарменто, он время от времени ловил взгляд Клэр. Он светился насмешкой и удивлением. Это раздражало ее, но это был какой-то холодный гнев, что позволяло ей временно оставаться сильной и беспечной.

Мужчины закурили; сеньор Сарменто зажег первую в этот день сигару. Николас заметил, что ему очень хотелось бы вернуться к работе.

— Это естественно, — согласился Мануэль, — но ты будешь приступать к работе постепенно. Не бродить туда-сюда по жаре и не доходить до точки кипения в этой своей полотняной конторе. Я понимаю, что ты снова начнешь торопить завершение контракта, хотя теперь уже по другой причине. Я все еще никак не могу понять, почему бы вам с Инез не пожениться сразу здесь же, на острове. У нас тут есть два священника и бракосочетание законно, где бы оно ни происходило.

Николас в замешательстве заерзал в кресле, оказавшись в центре внимания.

— Мы уже обговаривали эту возможность и решили несколько подождать.

Мануэль стряхнул пепел сигареты.

— Ты невероятный человек, Николас. Не считаешь ли ты, что эта свадьба может показаться для других слишком поспешной?

Николас усмехнулся.

— Ты считаешь, что с милым рай и в шалаше. Но я не считаю, что это так, и мне бы хотелось поначалу решить вопрос с домом, а Инез мечтает о бракосочетании в своей собственной церкви среди родственников и друзей. И мы пригласили тебя как истинного португальца.

Мануэль махнул рукой.

— Ладно, я не оставлю тебя в этот критический момент в твоей жизни. Ты почти что прав, рассуждая подобным образом. Но через неделю ты вполне будешь в полной форме, чтобы по крайней мере отпраздновать свою помолвку.

— Мы организуем коктейль, — проинформировала его Инез. — Вы приедете к нам со своими гостями из Кастело?

— Коктейль? — Мануэль наклонился к ней, полный любезности и очарования. — Небольшой прощальный вечер перед тем, как улететь на свадьбу вашего брата в Опорто? А может быть, вместо этого дать в вашу честь обед в Кастело? Мне доставит огромное удовольствие сделать это для вас. Мы пригласим всех ваших друзей на острове.

— Вы слишком добры, Мануэль.

— Вовсе нет. Ты согласен с моей идеей, Николас?

— Да, но я…

Мануэль рассмеялся и ударил ладонью по столу.

— Нет, я никогда не встречал более скромного человека. Вы должны научить его гордиться вами, Инез!

— Так же, как вы бы сами гордились своей невестой, Мануэль?

— Я бы не тратил на это много времени, — признался он. — Я бы никогда не перенес этих бесконечных трех месяцев на помолвку. Мне кажется, что формальность помолвки — излишняя трата времени, и я никогда бы не согласился на столь длительные испытания.

Он обернулся к Клэр:

— А каковы ваши взгляды на этот вопрос, сеньорита?

Он вызывал ее выйти из скорлупы молчания и возразить на его болтовню. На самом же деле ему было совершенно безразлично, каким было ее мнение на этот счет.

— У меня нет никакого мнения, сеньор.

— Не может быть, — прокомментировал он с бесцеремонной прямотой. — Вы слишком молоды, но мне представляется, что вы принадлежите к числу тех, кто предпочитает отложить замужество, чем ускорить его.

Он откинулся в кресле и заговорил со старым сеньором по-португальски.

— Это будет прекрасно — возвратиться в Португалию, не правда ли? Я тоже собираюсь это сделать. Через десять дней семья Монтейра улетает самолетом, и Родриго сам пожелал отвезти вас и Инез, а затем привезти Инез обратно, чтобы дожидаться Николаса. С Родриго вы будете в полной безопасности.

— Прекрасно. Мне нравится этот молодой человек, он очень серьезен и четок во всем, что он делает. Значит, ваша компания вскоре распадется, Мануэль.

Он пожал плечами.

— После отъезда семьи Монтейра нас останется пятеро: трое мужчин, сеньора Пантал и Франческа. Гости, по-моему, уже насладились отдыхом и развлечениями. Я думаю, что к концу месяца все разъедутся.

Значит, так оно и будет. На будущем Клэр была поставлена точка. Ей больше не приходилось выбирать между проживанием вместе с Инез в Португалии и преподаванием чумазым веселым детишкам на острове. У нее больше не было выбора вообще. Ее будущее было уже предрешено. Судьба распорядилась таким образом, что ей предстояло в конечном итоге возвратиться в Англию, возобновить, если повезет, свою карьеру или искать что-нибудь другое, если удача ей не улыбнется.

Извинившись, она встала и вышла в сад под предлогом поставить на место отвалившуюся деревянную жердь, которая поддерживала высокие цветы. Она утрамбовала ногой землю, сорвала увядший бутон и побрела в сторону финиковой пальмы, чтобы ее не было видно с веранды.

Мгновение спустя она услышала шаги по дорожке. Отодвинув ветку, перед ней стоял Мануэль. Он все еще пребывал в доброжелательном настроении и совсем не был похож на того холодного, отчужденного графа, чей тон извергал презрение, когда она не пожелала открыто проливать слезы по Николасу. Но после того как он посмотрел на ее опущенные плечи и наклонился к ней, его глаза вдруг утратили блеск доброжелательной насмешки, а уголки рта стали жесткими.

— Мне нужно возвращаться в Кастело. Я последовал за вами, чтобы попрощаться, я уверен, что вам было бы обидно, если бы я не сделал этого. Мы только что решили, что было бы самым лучшим, если бы сеньор Сарменто и Инез улетели со Святой Катарины в следующее воскресенье, а потому вечер в честь помолвки состоится в пятницу.

— У вас остается слишком мало времени, чтобы приготовиться к этому, — сказала она с некоторым отчуждением.

— Все будет организовано без лишних хлопот. На острове есть все необходимое для этого.

Он помолчал.

— Инез сказала мне, что двое слуг будут заботиться о вас во время ее отсутствия. Мне пришло на ум, что Каза может показаться вам слишком безлюдным местом. Мне бы доставило большое удовольствие, если бы вы поселились в Кастело на время ее отсутствия.

Если бы он улыбнулся при этом или хотя бы добавил малую толику теплоты в свою вежливую речь, Клэр сдалась бы на милость победителя. Жить рядом с ним в этих великолепных стенах, пробуждаться в одной из шикарных комнат, выходивших окнами на закрытый сад и массивные колонны аркады, бродить по прекрасным салонам, террасам с декоративными полами, обширнейшим зеленым лужайкам… Ей предлагалось путешествие в рай, но делалось это с холодной вежливостью. В любом случае там будет Франческа, которая поведет себя так, как будто она уже стала хозяйкой замка.

— Я люблю уединение, — ответила она. — Я буду совершенно счастлива с Энрикой и Жозефом.

— Значит, вы отклоняете мое приглашение.

— Мысль была очень щедрой, — сказала она. — И я благодарю вас за это.

— Вы действительно отказываетесь. Причем без всяких причин.

— Разве в этом есть необходимость?

— Это обычная вещь, даже среди упрямых англичан.

— Очень хорошо. Я не верю, что вынесу две недели в Кастело, сеньор.

— Пусть будет так. Мне нечего больше сказать.

Саркастически улыбнувшись, он поклонился и ушел. Клэр водила по густой траве носком туфли. В какой-то степени она одержала победу над своей слабостью, той частью своего существа, которая была согласна на любые дальнейшие страдания, только бы быть рядом с Мануэлем. Жалкая победа, которая оставила ее опустошенной и несчастной.