Он открыл глаза. Всё его тело, усаженное на лавочке по-турецки, чудовищным ноем требовало смены положения. Сильный ливень наконец прошел, но небо было безнадёжно серым и продолжало моросить, посему неудобство было оправдано. По ощущениям прошло уже часа четыре, не меньше. Рядом лежал промокший пакет, служивший гаражом для его видавших виды 'конверсов' – предаваться дремоте на лавочке в обуви было бы совсем рискованно даже для мнимого туриста. Он немедля высвободил левую руку из тугого хвата ремешка "безопасности" на рюкзаке; отвязал петельку рукоятки зонта, продетую и затянутую в шлёвке джинс; и закрыл осточертевшую упираться в голову конструкцию, спутавшуюся с волосами, болезненно вырывающимися. Робко потянулся, выпрямил спину – уже хорошо. Далее он вытряхнул прямо на асфальт кеды, и не завязывая, влез в них и поднялся основательно размяться.

Здешний пешеходный переулок с парой скамеек напротив длинного кирпичного забора с кованными прутьями был не самым лучшим местом для такого досуга, но искать другое в тот момент просто не оставалось сил. Приняв морось и минералку из маленькой бутылочки в качестве обыденного утреннего умывания, он вытер посвежевшее лицо специальным полотенчиком. Телу, хоть и не отдохнувшему, уже похорошело. Но всё же, просто стоять на месте являлось сомнительной перспективой, и не решаясь, уходить ли, он уселся на то же место и раскрыл зонт.

В поле зрения, там, где слева забор заканчивался, наличествовал какой-то ресторанчик с верандой, но когда он проходил мимо, публики там было дюже много, и останавливаться он не стал, хотя было бы несравненно удобнее. Примечательно также, что по всему переулку не имелось никакой навязчивой рекламы, что ему здесь и понравилось. Видимо, место было не последней важности, ибо какие-то редкие люди (в том числе и явные интуристы) даже в такую погоду проходили мимо в обе стороны – сие примечание, впрочем, было сделано лишь краем мозга. Он вылез из обуви и устроился на скамейке в позе лотоса, снова водрузив на голову раскрытый зонт (лучше так, чем если б они промокли). Ни о какой всамделишной медитации, разумеется, и речи быть не могло – он вообще имел об этом скудное представление, но выражал так собою капельку безмятежности в противовес всей бесконечной суете вокруг. Например, вчера он расположился так на холме подле некоего громадного, шумного шоссе – выглядело, должно быть, контрастно. Сам же он успешно практиковал равнодушное созерцание, пытался ни о чем не думать и вообще находиться какбы не здесь.

Через пару минут дождь зарядил с новой силой. Ему же, как назло, совсем уже наскучило, и он решительно влез в кеды, только на сей раз зашнуровался да и вообще захотел уже уходить, как его взор, бессознательно пронёсшийся по переулку через пару-тройку пешеходов, вдруг встретил какой-то странный отблеск! Это был направленный на него взгляд некоей чёрной фигурки. Отвисший вниз широкий рукав мантии легонько колыхался на ветру, но вместо косы бледная ладонь держала элегантный зонт, казалось, полувековой давности. Она неспешно приближалась к этой самой скамейке. Стало быть, его внешний вид (длинные чёрные волосы, того же цвета рубашка с короткими рукавами и джинсы) вызвал у неё какую-то ассоциацию или интерес. Любители утверждать, что люди являются животными, могли бы съязвить – всего-лишь репродуктивная самочка определила самца своего подвида по окрасу. Она была одета в мантию поверх топика и тонких обтягивающих штанишек – ни дать ни взять, маленькая ведьма; а от земли её отделяли пятисантиметровые подошвы ботинок 'грайндерс' – самая подходящая обувь, чтоб ходить по лужам. Зачем же она идёт сюда?  Возможно, предполагает, что у них могут быть какие-нибудь общие интересы, схожие вкусы, черты характеров, а то даже одинаковое, ни много ни мало, мировосприятие? Также не исключено, конечно, что она только спросит сигаретку и удалится. Но у него с собой были только сигары, и если это её не устроит, то стоит ли предлагать ей в дар хоть целый блок сигарет, и не будет ли это странным предложением? И если будет, следует ли его применить? Разговаривать с ней или нет, и как вообще быть? Он забеспокоился и ничего не мог решить.

В момент, когда ей оставалось пару шагов, он смекнул, что лавочка уже промокла, и бессознательно достал из внешнего кармана рюкзака тот самый пакет-гараж, родом из известного супермаркета, постелил его чистой стороною и даже заботливо разгладил. На всякий случай, наверное.

— Благодарю.

Сказала она и присела. При всей очевидной неизбежности этого варианта, он всё равно был удивлён и как-то даже напуган. А теперь предстояло сделать усилие:

— Не за что.

Получилось сказать как-то надломано и тихо при всём желании, потому что он ничего не произносил вслух уже несколько дней.

— Ждёшь кого-то?

— Нет.

Ни разу в жизни не доводилось ему так вот, внезапно, на улице, с феминою общаться. Её глаза изучали его, как ничьи и никогда. Попадать под них было как-то неловко внутренне, и это сильно засмущало бы его ещё когда-нибудь раньше, но не сейчас. Откалибровав холодный и беспристрастный взгляд, он тоже пригляделся к ней. Сказать, что красивая – ничего не сказать. Изящно худое, почти что фарфоровое личико с большими подведёнными глазками, мягкими скулами, тонкими бровками и носиком; с идеальными губами – ни слишком припухшими, ни тонкими, смыкающимися в снисходительную улыбку, образующую с этими глазами, чаще всего, любопытствующее выражение лица. Она была ниже его примерно на голову. Под одеянием угадывалось кукольное телосложение. Покоряющее очарование. Заметив тень смущения, он сложил ладони и учтиво поклонился в знак приветствия, словно японец. Она просияла:

— Да, привет... Я не помешала?

— Нет... Да я, — осмотрелся он, — и не занят ничем.

— А похоже было, что ты медитируешь. Я увидела издалека, и подумала, что как-то это странно.

— Ну да, кто же будет всерьёз здесь среди улицы медитировать? — голос явственно оживал. Не, я только придуриваюсь так, на самом деле. Культурно отдыхаю.

— Забавно! Я Света.

Ему захотелось сказать, что он Беспросветный, но мог бы получиться обидный каламбурчик. И тут он завис, не зная, как себя назвать; и хоть созерцал сейчас в непосредственной близости невозможно прекрасную собеседницу, всё ещё не понимал, нужно ли с ней разговаривать, и если да, то зачем? Она выцелила его взгляд и лёгким кивком намекнула, что всё ещё ждёт ответа. Он это понял, и шевеля губами попытался что-то поведать, но безуспешно – пришлось виновато улыбнуться и увести глаза. Вот уж не ожидал он, что будет так просто застигнут врасплох даже не озвученным вопросом о имени. В данный момент ему нравилось имя "Ничто", но тогда пришлось бы объяснять его значение. Она вопросительно подняла бровь:

— Всё в порядке?

Ну вот, ещё один вопросик. Он закрыл глаза:

— Извините, Света, я просто давно ни с кем не разговаривал... Меня зовут Юзернейм. Я в полном порядке. Мне именно что нравится ситуация, которую я намеренно создал: я не знаю и не желаю знать, сколько сейчас времени, какой сегодня день, где мы вообще находимся и куда я пойду завтра.

Света от удивления даже не сразу нашлась:

— А где ты живёшь, Юзернейм?

— А я не живу, — выдал он автоматически и улыбнулся, — но согласно паспорту, я обитаю в городке где-то на севере ленинградской области, название коего вам вряд ли о чем-нибудь скажет.

— И ты один здесь? Впервые?

— Так точно.

— И как тебе?

— Ну, признаться, впечатляет. Я вообще-то не путешественник ни в одном глазу, большую часть жизни дома за компом провёл. Иногда, бывало, по полгода никуда вообще не выходил. Но это давно было. Потом начал практиковать долгие прогулки, и даже такие... Авантюры, что ли? Люблю это дикое чувство, когда незнамо где бродишь, и карты нету, и цели конкретной... Просто так, наугад. И весело, и страшно.

Света рассматривала изобилие бледно-белых келоидных рубцов на его руках, а после слова "наугад" поймала его гулящий взгляд. Ей, похоже, ещё много чего хотелось узнать, но она сказала:

— Понятно. Ты голоден?

Он на мгновение замер, как статуя, с напрочь отсутствующим взглядом.

— А? Нет, не голоден, — и похлопал по лежащему между ними рюкзаку, — у меня тут есть еда. Хотите печенье?

— Спасибо, не хочу. Забавно, я хоть и сказала, что понятно, но всё же никак не могу взять в толк – зачем тебе не знать время и всё остальное? Для чего?

— А для чего вообще люди живут? Раньше меня часто посещал этот вопрос. А про условия эти я вообще-то сказал, что мне нравится. Доставляет особое удовольствие тем, что я в некотором смысле не разделяю реальность со всеми людьми вокруг. Скажите, Светлана, а почему вам не сидится дома в такую погоду?

— О, да это же моя любимая погода! Обожаю гулять в дождь, народу всегда меньше. Кстати, можно и на ты – вряд ли я старше.

— Возраст тут ни причем. Мне будет неловко.

— Эй, это мне неловко! Тебе-то почему неловко должно быть?

— Что за вопрос!? Потому, что вы прекрасная, и я вас не знаю.

Ответил он откровенно. Она улыбнулась, и что-то было в этой улыбке для него прежде невиданное и непостижимое.

— Так это же это поправимо, Юзернейм! Только я не буду на вы обращаться, ладно? Давай дружить!

Тем временем, неважный дождик сгинул и они закрыли зонты. Юзернейм наконец удобно облокотился спиной, посмотрел на прекрасное создание, и опять растерялся и завис:

— Конечно, обращайтесь как пожелаете... Хм! Скажите, Света, а вы не боитесь... Знакомиться на улице?

— А чего бояться?  Это же не ты ко мне подошёл. И ты совсем не страшный... Да и как тебе должно быть понятно, мы сейчас сидим в самом центре города и здесь повсюду полно камер, если что. А это вот здание перед нами, к твоему сведению, Третьяковская галлерея.

На самом деле, Светочка никогда не искала так знакомств. Иногда, если ей было скучно, она запросто могла подойти к какой-нибудь компании ровесников, на той же болотной площади здесь по соседству, и за один день пообщаться надолго вперед. Сейчас же ей было очень одиноко, и такому вот симпатичному персонажу, появившемуся в одной из самых фаворитных её локаций, и тем более в дождь, её подсознание вдруг выдало феерический кредит доверия.

Его потерянное выражение лица так и не изменилось.

— Эй, ты слушаешь? Юзернейм?

Сухо и отчуждённо он произнёс:

— А что такое дружба?

— Хм! Ну это когда людям приятно общаться, быть вместе, их объединяет что-то... Как-то так!

— Ооо... Нууу... Можно попробовать, наверное.

Света заподозрила неладное:

— Юзернейм, ты точно в порядке? Только давай честно, пожалуйста. Ты что... Ты под чем?

— Я?... Я под весами.

На секунду её выражение лица стало таким мягко-печальным и беспомощно непонимающим, но тут же она прыснула со смеху:

— Что?!

— Под созвездием весов... Появился... В этом мире. Уж не знаю, имеет ли это в действительности какое-то значение... Да мы все здесь, если так говорить, под луной вообще-то! Ну или под солнцем. Уж кому что больше нравится!

— Ну это славно, — сказала она и отключила улыбку, — ты упоротый что ли, серьёзно?

— Нет. Напротив, я даже мучительно трезв, и только стараюсь поддерживать позитивный настрой.

— Вот и отлично!

Сказала она радостно, изобразив восклицательный жест указательным пальцем левой ладони, которую он внезапно поймал в свои, мягко-приятно сжал, какбы обняв; и направил ей в глаза пустой, но проницательный взгляд, вовсю сквозивший чем-то запредельным. Никак не ожидавшую такого порыва девушку на мгновение охватил непередаваемый ужас, и в тоже время сильнейший адреналиновый восторг, что она едва не закричала. Пару минут они ещё молча посидели так – она не отняла ладони, кою он в объятии своих теперь согревал. К её удивлению, собеседник снова какбы выключился, и лицо его утратило какое-либо выражение – потухшие глаза скатились, словно под весом свесившейся головы, и наверняка расфокусировались. Саму же её эмоции начали потихоньку переполнять.

Незаметно, он вернулся в себя и объявил:

— Ладно, Светлана, довольно рассиживаться, я в полной готовности намотать ещё десяток-другой километров. А вы?

— Да. Только не так много. А куда ты хочешь пойти?

— Не имеет значения.

Йусернаме отпустил её ладонь, чтобы надеть рюкзак, из которого предварительно извлёк плитку шоколада, а затем их ладони, словно по обыкновению, легко и непринуждённо сцепились вновь. Местами сырой асфальт отражал невозможно непривычное видение – он и некая девушка. И в это можно было бы не поверить, оставить блаженной галлюцинацией, если бы не её тёплые пальчики и стук шагов. На совсем недалёком горизонте брюхатые непогодою облака покалывались своими тушами о красные пентакли кремлёвских башенок и кресты на золотых куполах тамошних соборов.

— Знаешь, этот вопрос о дружбе был странный. У тебя нет друзей?

— Из вашего определения следует, что пожалуй есть, только я называю их "приятелями".

— А кто ты по профессии?

— О дьявол, — вырвалось у него, а она посмотрела несколько смущённо и недопонимая. — Вы никогда не угадаете... Уж точно не по моему нынешнему внешнему виду. Я... Не хочу называться "медиком" или даже возноситься до фельшера... Лучше сказать просто – санитар. Но ни дня этому делу не посвятил, в рамках свободной, так сказать, карьеры.

— Ого! Реально, не угадала бы. А что же ты так?

— Ещё на первом курсе понял, что не моё. Хотя матчасть давалась, да и пути назад уже не было. Но нервы ни к чёрту, знаете ли, и вся эта провонявшая хлоркой белая повседневность... Уж не говоря об остальных прелестях... Я долго был уверен, что привыкну как все, но в итоге... Вспоминать противно. Позвольте, давайте не будем об этом!... А вы, — взглянул он на свою невероятную спутницу, — чем на жизнь зарабатываете?

— Я ещё пока только учусь. Заочно, — улыбнулась она так, будто это обозначало совершенную халтуру, — на экономиста.

Светочка умолчала, что ей нужна была эта формальность, чтоб полноценно вступить в семейный бизнес – её отец являлся совладельцем крупного производства стройматериалов.

Они подходили к набережной водоотводного канала москвы-реки и далее пошли налево.

— Так кем же ты работаешь?

— Компьютеры собираю. Перед вами убеждённый ретроград и приверженец мнения, что никакие мобильники, планшеты, консоли и моноблоки никогда не заменят мощный и гордый стационарный компьютер. А сейчас у меня... Бессрочный отпуск.

Девушка оказалась неравнодушна к онлайн-играм и была неутомима – на протяжении следующих пятнадцати минут она говорила о своих кибер-пристрастиях, и конечно, разговор коснулся железа. Юзернейм, как это ни странно, играми особо не интересовался, но слушал с упоением, ибо после такого количества изложенной о себе информации, наконец можно было замолчать, тактично поддерживая диалог односложными ответами на автопилоте. Примерно тогда они вышли к перекрёстку кадашевской набережной и улицы большая полянка, где встали на светофоре. Эта широченная улица была полна машин и простилалась в мост, ведущий на вполне себе полноценно населённую часть суши известную как остров "Балчуг", а дальше виднелся выпуклым пузом второй мост, какбы продолжающий эту артерию в остальной город. «Необычное зрелище, — мысленно смаковал он, — вот она, серая столичная урбания в историческом антураже».

— И всё же я не пойму! Как можно обладать таким компом и ни во что не играть? Казалось бы, крутишься в этой сфере, а всё же делается для игр, для удовольствия!

— Игры мне уже давно безразличны. А мощности компа даром не простаивают – я держу в торренте около пяти сотен раздач, у меня почти шесть терабайт всевозможного контента и постоянно что-нибудь отдаётся на скорости минимум полтора мегабайта в секунду. Кроме того, иногда включаю ретрансляторы или виртуальные серваки для поддержания анонимных сетей. Словом, помогаю кибер-обществу под флагом с весёлым роджером. Один только факт отданных за день, скажем, трехсот гигов траффика мне доставит удовольствие куда большее, чем может позволить тупое залипалово в какой-нибудь искусственный мирок.

— Э, не будь такой букой, пират! Но я тебя поняла. Это похвальные стремления. Просто даже не задумывалась как-то о таких вещах.

— А какие у вас ещё есть хобби?

— Ой, только не удивляйся. Сейчас покажу...

Она достала смартфон и быстренько нашла фото, но не тут-то было – Юзернейм живо смекнул и резко отвернулся:

— Нет нет нет, мне нельзя увидеть часы! Скройте их как-нибудь, пожалуйста.

Света позабавилась с такой реакции и просто увеличила картинку на весь экран:

— Смотри, у меня в комнате террариум с пауком. Купила себе на день рождения два года назад и назвала его Лукрецием. На латыни название его вида звучит примерно как-то типа Авикулария Версиколор. Это потому что окрас очень интересный – за что я и выбрала. Ну и из-за неприхотливости ещё тоже, конечно. Раз в недельку балую его живым тараканом. Посмотри!

Они остановились и посмотрели коротенькое видео, где на переднем плане четко освещается мешанина из стружки, на которую падает отвратный толстый таракашка, и тут же из темноты за ним живо вырастает вдвое больший изумрудный комок с пёстрыми щетинистыми лапками, хватает добычу и проворно уползает обратно.

— Какая... Прелестная жуть!

— Сама балдею!

— А чему ещё посвящаете свободное время?

— Да как-то всему по-маленьку. Если не в онлайне и не в учебниках, то рисую или читаю... В смысле, Стивена Кинга, например. Иногда серьёзно оккупирую кухню и стряпаю что-нибудь вкусненькое! Ну ещё на гитаре побренчать могу... В общем ничего сверхъестественного.

— Только Лукреций.

— О да!

С правой стороны, через реку, поверх такого родного, будто бы питерского горизонта из плотного ряда маленьких зданий, надвигался явный грозовой фронт. Впереди, между рекой и низким, но ещё не тёмным небом, оказывались зажаты высокие опоры крымского моста. Парочке пришлось ускорить шаг. Тут же на телефон Светы пришло непрошенное смс от МЧС с очевидным прогнозом и доброй рекомендацией избегать шатких конструкций. Послышались раскаты грома. И хотя его зонт всегда проявлял себя с лучшей стороны, перспектива снова попасть под косой ливень была очень нежелательна.

Посему он озвучил предложение найти какое-нибудь заведение и переждать непогоду там. Согласно карте, в которую Йусернэйм смотреть отказался, точек общепита вокруг находилось достаточно. Выбор пал на заурядное кафе одной обширной сети, до коего они молча добирались быстрым шагом, озаряемые молниями. Справа была огроменная многополосная дорога, уходящая своим нутром в тоннель – это была подземная частичка садового кольца. За каких-нибудь сто пятьдесят метров до цели улица поднималась в горку, и опоздай они минут на десять, он мог бы славно промочить здесь ноги. Дождь уже начал, разминаясь, накрапывать тут и там; небо оглушительно треснуло и ударило бездонным басом по немногочисленным головам граждан, за которых отчаянно вступились сигнализации припаркованных машин.

Поднявшись таки на плато к ленинскому проспекту, Юзернейм оглянулся и оторопел – как же он умудрился не заметить?! На горизонте, позади мелких и старых зданий столпилась банда небоскрёбов. На фоне темнейших туч они завораживающе блестели стеклом и тонкими бетонными костями с металлической фурнитурой... И тут за какие-то полсекунды несколько ветвеобразных разрядов электричества вспыхнули ярко, исполнили свой хищный танец и вернулись в небытие. Светлане повезло – она сделала видеозапись.